Был поздний вечер, начало ноября, среда, пик рабочей недели, квинтэссенция будничности. Погода стояла тихая; голая застылая природа томилась в ожидании зимы. И зима шла. Не спеша текла по небу струями снеговых облаков.
На остановке она была одна. Час пик уже миновал, автобусы ходили редко. Она начинала замерзать. Утром перед шкафом долго думала, что же надеть - демисезонное пальто или дублёнку - надела всё-таки пальто и теперь страшно об этом жалела. Чуть заметный ветерок пробирался под тонкую одежду и коварно колол беззащитное тело миллиардами острых иголок.
Ей было чуть за сорок и она была красива той налитой, перезрелой красотой, которой бывают красивы немолодые женщины. Среди мужчин немало ценителей такого рода красоты. Даже среди тех малолетних студентиков, которым она читала лекции. Во время занятий она неоднократно замечала на себе задумчивые взгляды молодых людей. Это ее забавляло - к мужскому вниманию она привыкла и воспринимала его как должное.
Мужчин у нее в жизни было много - целая вереница любовников, сменявших друг друга раз в два-три года. От мужчин она всегда уходила сама, но делалось это плавно, миролюбиво и незаметно. Ощутив в какой-то момент, что отношения идут на спад, она сразу же начинала поиск и вскоре находила то, что искала. Определённое время два мужчины сосуществовали в её жизни параллельно, причём один постепенно вытеснял другого и заполнял собою всё её жизненное пространство. Ну, а затем цикл повторялся. Таким образом, получалось, что она никогда не оставалась одна.
Замужем она побывала один раз, брак продлился два года. Он ей изменил. Вот так - взял и изменил. Для нее это был удар, в голове такое не укладывалось. Не сказать, чтобы с мужем у нее была большая любовь. Но он казался интересным и неординарным - одним словом, достойным спутником жизни... После этого она решила для себя раз и навсегда, что никогда не будет строить ни с одним мужчиной отношений серьезных до такой степени, чтобы разрыв с этим мужчиной оказался мучительной душевной травмой.
Спустя много лет ее душа снова болела. Не болела даже - ныла, неприятно саднила, подобно содранной коже. Он ушёл первый. Он был женат, у него было двое почти взрослых детей. Сама понимаешь, говорил он, уходя, дочери скоро шестнадцать, трудный возраст, сына-оболтуса в институт поступать надо. Да и жена... Нет, не могу я вот так всё бросить. Она его и не держала. Но когда дверь за ним захлопнулась, ей стало очень грустно, чуть не до слёз. Что-то было не то в этом его самовольном уходе, что-то новое и пугающее... С тех пор прошло уже два месяца, а она всё ещё была одна и ничего не могла с этим поделать. Что-то сбилось, сломалось в её жизни.
Наконец, показался автобус: тусклые фары и три оранжевых огонька на крыше. В салоне холодно, стёкла запотели. Она уселась в задней половинке автобуса-гармошки и стала обозревать немногочисленных пассажиров. Публика в основном невзрачная, да, впрочем, какой ей ещё быть? Вон ботанического вида юноша в очках и чёрной шапочке-"пидарке", с тощим рюкзачком, повис на поручне, жуёт жвачку. Из-под "пидарки" тянутся проводки наушников. Или возбуждённая обозлённая бабка, возвращающаяся с дневного торжища сигаретами.
Ехать ей было далеко, почти через весь город. Автобус не спеша волокся по пустеющим улицам, тряско тормозил на светофорах и у остановок, с шипением хлопал дверьми. Люди входили и сходили, лица менялись, до конца было всё ещё далеко. Она без интереса скользила по фигурам скоротечных попутчиков, пока её внимания не привлекла одна парочка, сидевшая в переднем салоне гармошки. Эти двое и не собирались сходить, - видимо, как и она, ехали до конца. Сперва она не обратила на них особого внимания: обычная влюблённая парочка, молодая девчонка сидела на коленях у парня.
Смешно, но она, кандидат наук, завидовала этой пигалице, которая, наверное, только-только в восьмой класс пошла. У пигалицы было то, чего так недоставало сейчас кандидату наук: крепкие мужские плечи. Кандидат уже давно привыкла, что рядом с ней всегда есть такие плечи, и неважно, что временами они меняются, временами они уже, временами - шире, временами они прямые, временами - покатые, волосатые или гладкие, смуглые или бледные. Главное, чтобы они были, чтобы ночью согревали в постели, чтобы подвозили на машине, чтобы дарили цветы по праздникам...
Они сошли за две остановки перед её собственной. Салон практически опустел. Автобус она покидала с последними пассажирами. Машина невпопад хлопнула дверьми и пошла на разворотное кольцо.
Ее квартира - скромная двухкомнатка в панельной девятиэтажке спального района. Уютное жилище одинокой женщины. После неприкаянного холода улицы всегда приятно оказаться в натопленном тепле маленького пространства. Она переодевается в домашнее: пальто и сапоги сменяются мягкими тапочками и свитером. Идет на кухню - квартира наполняется бормотанием маленького кухонного телевизора. Легкий ужин - незачем наедаться на ночь - и душистый чай с бергамотом. Хорошо и дремотно.
Мужчины любили ее квартиру. Наверное, за эту ее атмосферу мягкого, обволакивающего, всепроникающего уюта. Здесь ничего не хочется делать - лишь развалиться на диване и с хрустом, от души, потянуться всеми костями. Здесь звуки немного приглушены, а все проблемы и затруднения внешнего мира остаются за порогом.
Обстановка в квартире - как книга, как летопись жизни ее хозяйки. И не только хозяйки: здесь можно прочесть, с кем и когда она встречалась, кого любила. Можно узнать о вкусах и эстетических предпочтениях этих людей - многие из них оставили здесь свой след. Мебель и ковры, безделушки на стеллажах, чайные сервизы - все это память о тех, кто здесь был и кто отсюда ушел. Но обстановка, несмотря на определенную долю эклектичности, жива. Это не музейное, довольно бессмысленное скопище вещей: женщина, бесшумно перемещающаяся по помещениям, наполняет их жизнью.
Телефонный звонок. Мама, кто же еще. С мамой все труднее общаться. Уже давно в их отношениях появился какой-то горький осадок, ощущение невысказанного упрека, разочарования. Раньше она как-то не обращала на это внимания, списывая все на возрастные причуды мамы. Ну и, на извечную проблему отцов и детей, разумеется, когда жизненные установки старшего и младшего поколения не совпадают.
Маме пришлось тяжело. Одна, без мужа, растила дочку. Какая-то сумрачная история у них вышла: что сталось с отцом и куда он исчез, до сих пор толком не понятно, темнит, темнит мама... Одним словом, незавидная, хотя не такая уж и редкая судьба. Мать тянула крест, мать упорно шла в гору, сдирая плечи в кровь. Вот все их поколение такое: всю жизнь отказывать себе, ограничивать себя... Ради чего? Ради чего-то эфемерно хорошего в будущем. Они и сами внятно-то сформулировать не могут, что же они хотели получить в итоге своей многотрудной жизни. Очевидно, они этого не получили и теперь перекладывают вину на нерадивых потомков.
Хотя, если говорить конкретно о ее маме, все довольно понятно. Лишенная всю жизнь ощущения семьи, она хотела реализовать его в дочке и ее детях. Дочка этого ей не дала. И теперь вся жизнь, вся эта кропотливая, шаг за шагом, серая работа оборачивалась Сизифовым трудом.
Со своей стороны, она всегда подсмеивалась над нехитрой маминой философией. Хотя где-то и понимала, что то относительное благополучие, которым она изначально, с самого детства была обеспечена, - заслуга маминых трудов. В то же время, она не ощущала перед мамой обязательств, которых та от нее ожидала. Так уж сложилась жизнь, что их поколение получило возможность жить, накладывая на себя гораздо меньше ограничений и получая от жизни гораздо больше удовольствий. Видимо - в этом ее главная вина в глазах мамы: что старалась сделать свою жизнь максимально приятной и независимой от других. Семья? В ее жизни была попытка завести семью, совершенно искренняя попытка. Что ж, не сложилось. Возможно, все, что с ней происходило в дальнейшем, - результат той неудачной попытки. Частая смена "спутников жизни", отсутствие детей, на заклание которых отдается собственная жизнь и которые в будущем так же безропотно должны отдать свою, - все это тяжкий грех в глазах мамы.
Разговор состоялся. Как обычно, ни о чем. Как дела, чем сегодня занималось, что нового? Да все хорошо, вот с работы вернулась, ужинать собираюсь. У тебя как? Да ничего, по возрасту... Вот и поговорили. И опять остался этот неприятный, горьковатый осадок.
А за окнами чернота непроглядная. И пара фонарей: выхватывают голые ветви деревьев злыми, ледяными лучами. Несколько дней стояла сырая туманная погода, и свет фонарей плавал в воздухе, подобно размытым молочным пятнам. Сегодня первый морозец разогнал туман, и фонари светили зло и ярко.
В этом году она как-то особенно остро чувствовала всю безрадостность, безысходность этого времени года. Всегда находились какие-то радости, которые скрашивали унылость коротких и тусклых предзимних дней. Сейчас от безысходности некуда было деваться: она заглядывала в окна, сочилась сквозь стекла ночной чернотой.
Даже странно, ведь в жизни вроде бы не происходило абсолютно ничего экстраординарного. Так откуда взялась печаль? Даже бормотание телевизора не отвлекало... Вот уже не первый вечер точила голову мысль: а может, не так уж неправа мама? Ведь что же произошло? Да, она старалась жить легко и красиво. У нее это более или менее получалось. И что же теперь? Теперь вот - сидит одна перед телевизором. Одна, одна... А ведь жизнь-то, жизнь уже к осени клонится. Нет, до такой черной, стылой осени, какая стоит за окнами, еще далеко, но первые сентябрьские заморозки уже ударили, это надо признать. Женщины предпочитают скрывать свой возраст перед окружающими, но перед самой собой нужно быть честной! Попрыгунья-стрекоза лето красное пропела... А муравей зато зимой гоняет чаи в теплой избушке... Вот мама была - как тот муравей. Только, не получила она своей теплой избушки... Думала, дочка поможет ей соорудить ту избушку... А дочка не помогла - дочка порхала стрекозой...
Как грустно - она стояла перед зеркалом - морщинки... Беспокоил не сам факт их появления. Возраст такой. И с ним ничего не поделаешь. Возраст, когда за пять лет цветущая молодая женщина может превратиться в старуху. Мама-красавица: на глазах увяла, стала похожа на ссохшийся листок на осеннем ветру.
В окна смотрела одинокая неприкаянная старость. Она еще не вошла в квартиру - она лишь только заглядывала, как напоминание, как предупреждение. Жизнь уходила как песок сквозь пальцы, и становилось страшно за то, что так и не было сделано, что само твое существование на свете было бесполезным, и с этим ощущением собственной бесполезности тебе и придется коротать свои последние одинокие дни. В чем заключалась "полезность", она не знала. Но у нее, как и у мамы, стало развиваться чувство этой "полезности", совершенно иррациональное, но объективное ощущение. У мамы чувство "полезности" появилось еще в молодости, а у дочери - слишком поздно. В результате, дочь своим безрассудством девальвировала сразу две жизни - и свою собственную, и мамину...
2.
По утрам не спится. На часах нет и шести, а сна ни в одном глазу. В окна заглядывает раннее майское солнце. На цыпочках, чтобы не скрипеть половицами, чтобы не разбудить дочь, он выходит на балкон. Утренний воздух хмельной и свежий, как шампанское из холодильника. Можно стоять долго и смотреть вниз, на пустынный двор. Первая утренняя сигарета. Все попытки завязать с этой привычкой заканчивались крахом. Бывало, удавалось продержаться с недельку. Бывало, сводил к минимуму - одной-двум сигаретам в день. Когда все случилось - выкуривал по пачке в сутки. Сейчас норму потребления удалось несколько снизить - пачки хватает на три дня.
Окурок летит вниз. До подъема дочери еще полчаса. Ничего не остается, как вернуться в постель и терпеливо, отвернувшись к стенке и укутавшись в простыню, переждать это время.
Ну вот, в комнате дочери звенит будильник. Ладно, пускай полежит еще минут пятнадцать, пока он побреется.
-Доченька, вставай.
Девочка неохотно встает и, что-то сонно бормоча, собирает постель. Самостоятельная. Ей пять лет всего.
На завтрак: себе - дежурная яичница с жареной колбасой, дочке - сухая гадость (мюсли) с молоком. Ничего. Вкусно она у бабушки поест, в обед. Там и супец наваристый будет, и котлетка домашняя. И на полдник - творожок со сметанкой.
Утро, час пик, набитые автобусы. Дочку надо отвести к бабушке, потом - самому на работу. Бабушка (его мама) почти каждый раз, когда он, изрядно помятый в утренней толкотне, приводит к ней внучку, не упускает возможности подсыпать соли на рану: "Слушай, может твоя тебя бросила, потому что ты не смог заработать на машину? А? Сейчас девицы такие пошли - избалованные. Это мы могли по коммуналкам мыкаться, и ничего - с милым рай и в шалаше. А сейчас времена другие - подавай им все и сразу". Вот из-за этой маминой ядовитости он и вынужден наматывать круги по городу, отвозя-забирая дочку в начале и конце рабочего дня. Сперва мама переселилась к ним, видимо, искренне желая помочь начинающему отцу-одиночке наладить быт. Но эти ее постоянные разговоры, постоянные попытки разобраться, "что же все-таки произошло" сделали невозможным их сожительство под одной крышей. Мама вернулась в свою квартиру. Он привозит ей внучку рано утром и забирает поздно вечером. Так пять раз в неделю, кроме субботы и воскресенья.
Кое-как распростившись с мамой, он сбежал по лестнице вниз. Утренний воздух уже утратил свою пьянящую свежесть, наполнился пылью и гарью, поднимаемыми суетящимися, спешащими по своим делам людьми. Запрыгнул в автобус. К счастью, нашлось уютное местечко в самом хвосте, у заднего стекла. Здесь никто не будет о тебя тереться и толкаться...
Да, на машину он так и не заработал. Он вообще мало на что в своей жизни заработал. На самом деле, на зарплату он не жаловался: на еду, необходимый минимум одежды и коммунальные платежи ее вполне хватало. Но и все. Никаких излишеств. Чтобы, там, откладывать сбережения на приобретение фундаментальных вещей вроде автомобиля - об этом и речи не шло.
Та двушка, в которой жили они с дочерью, изначально принадлежала его жене. Потом, когда она исчезла, выяснилось, что квартира задним числом была переоформлена на его имя.
Совершенно фантастичная, если не сказать, фантасмагоричная, история с ним произошла. Никаких правдоподобных объяснений случившемуся он найти не мог, как ни старался. Вот и сейчас, глядя сквозь мутное автобусное стекло на убегающую назад дорогу, он думал об этом. Ведь ничего не предвещало столь странной развязки. У них была вполне благополучная семья. Поженились шесть лет назад. Через год родилась дочка. И вдруг - жена исчезает. Из квартиры пропадают все ее вещи. Лишь лаконичная записка на столе: "Прости. Так было надо. Не ищи. Воспитай дочку". И уж совершенные странности - заочно переоформленная квартира и расторгнутый брак.
Казалось, это дурной сон, он не верил. Он искал ее. Безрезультатно. Единственное, что удалось установить со всей достоверностью - это она, она лично, с методичной расчетливостью и целеустремленностью сумасшедшей, в обход всех формальных процедур занималась переоформлением квартиры и бракоразводным процессом. Зачем? Зачем? Мама, вот, не устает повторять, что она бросила его потому, что он на свою зарплату не мог купить автомобиля. Но ведь если это было так, она бы просто выставила нерадивого мужа за дверь собственной квартиры. Но нет, вместо того она переоформляет эту квартиру на него, а сама исчезает в неизвестном направлении! Конечно, у мамы готов ответ и на это. Мол, твоя бывшая нашла себе такого, который мог купить ей десять подобных квартир. А тебе она оставила это кукушкино гнездо, чтобы ты, не задавая лишних вопросов, воспитывал своего кукушонка и радовался, что так легко отделался. Глупость какая-то, честное слово. Однако маме эта версия кажется вполне достоверной.
Полноценной семьи у него теперь никогда не будет. Сами посудите, какой женщине нужен отец-одиночка? Да и для дочки неизвестно, что лучше: просто отсутствие матери или ее отсутствие при наличии мачехи... Сам он теперь тоже вряд ли способен строить с женщинами какие-то полноценные, долгосрочные отношения... С тех пор, как все случилось, у него уже было несколько романчиков. Ничего не значащих, быстро ушедших в песок.
Из жизни выпал целый большой кусок, и она стала гораздо проще и беднее красками. Единственное существо, ради которого стоит жить - дочь. Надо поставит ее на ноги, надо сделать так, чтобы у нее все было хорошо. Не так, как у него. Все остальное - не существенно.
3.
В начале каждого часа в стене открываются два небольших окошка. Из одного окошка появляются фигуры, чтобы через несколько мгновений скрыться в другом. Фигурка Смерти чуть ниже отбивает в такт время. Часы на площади - любимое развлечение туристов, каждый час здесь собираются сотни любопытных глаз, чтобы посмотреть на механическую мистерию.
В этом городе она была несколько раз. Разумеется, приходила и к часам. Никогда они на нее не производили большого впечатления. Нет, забавно, конечно, но не более того. Но сейчас она решила все-таки остановиться и посмотреть на эту немного наивную аллегорию времени, тем более, что до начала часа оставалось всего пять минут. Фигурки всегда появлялись из одного окошка, что и не мудрено. Ведь если бы фигурки появились из другого окошка и двигались в обратную сторону, это означало бы, что время пошло вспять... Так не бывает, ведь правда? А вот она бы не удивилась, если бы это произошло...
На вид ей было лет двадцать пять - двадцать семь. По паспорту она была старше на десять лет. Настоящий ее возраст был солиднее еще на три десятка лет... Как такое может быть? Она и сама не знала. Лет до сорока пяти ее жизнь катилась по накатанной дороге в сторону смерти. Это грустно, но неизбежно. Да, к этому возрасту все чаще накатывала грусть, и хотелось отмотать прожитое, и пережить все на другой лад, но ведь, как казалось, ничего нельзя с этим поделать, и приходилось мириться с прожитым таким, какое оно есть.
Годы, между тем, бежали, и бежали все быстрее с каждым годом, и с годами она все чаще слышала, как хорошо она выглядит. Что ж, конечно, ей было приятно. Как и любая женщина, она тщательно ухаживала за своим телом, хотя никогда не стремилась выглядеть моложе своих лет. Какой, в конце концов, в этом смысл? Можно придумать с десяток способов, как внешне "помолодеть". Но ведь внутренние-то, биологические часы не остановишь, они неумолимо тикают, и если тебе пятьдесят, тебе и будет пятьдесят, хотя снаружи ты можешь выглядеть и на сорок, и даже на тридцать пять.
Но с ней произошло невероятное. Как-то ночью ей не спалось. Видимо, это уже возрастное, не без грустной иронии подумала она. Включила свет в комнате, машинально глянула в зеркало... Она действительно очень хорошо выглядела. Как раз над зеркалом висел ее собственный фотопортрет десятилетней давности. Она сняла его со стены. Лицо на портрете и лицо в зеркале ничем не отличались, как будто и не было этих десяти лет между ними. Прически были разные. У того лица, что в зеркале, стрижка покороче, "по возрасту". Надо признать, лицо на портрете в обрамлении длинных волос смотрится лучше.
И тут она поняла, что дело далеко не только во внешности. Время пошло вспять! Ее организм стал жить как бы в обратную сторону, плывя против реки времени. Она упустила тот момент, когда время внутри нее остановилось, а затем пошло назад, судя по всему, это случилось лет пять назад. Но теперь она явственно ощущала - жизнь больше не утекает из организма, капля за каплей, как из щелястой бочки, а возвращается назад, наполняя каждую клеточку силой и энергией.
На следующий день она пошла в церковь, ставить Богу свечку. Очевидно, Свыше ей давался еще один шанс. Что-то было неправильно прожито в ее жизни, не так, как нужно. Она и сама это чувствовала. Но, как ей думалось, время было уже упущено. Но теперь ей представлялась вторая попытка. Главное - все сделать правильно.
Но сперва она решила взять паузу. А вдруг ей показалось? Вдруг - просто так не хочется стареть, что аж крыша ненароком поехала?
Тем не менее, догадка подтверждалась - годы несли с собой не старение, а молодость. К пятидесятипятилетней пенсионной черте она решила, что пора все начинать сначала. Ну, на какую пенсию уходить молодухе тридцати пяти лет (именно на столько она теперь выглядела)? Однако для того, чтобы начать сначала, она та, старая, гражданка N. пятидесяти пяти лет от роду, должна была исчезнуть. Немало денег и нервов пришлось потратить, чтобы стереть с лица земли эту гражданку. В конце концов, ее усилия увенчались успехом: на руках был новый паспорт, с новым именем и датой рождения. Гражданка N. исчезла, но появилась гражданка M.
Прошло еще несколько лет, у гражданки М. все складывалось хорошо - она вышла замуж, став гражданкой Р., у нее родилась дочка. Как-то само собой, легко и плавно у гражданки М. все получилось. Получилось как раз то, что так и не удалось многоопытной гражданке N.
И казалось бы, жить бы теперь да жить гражданке Р. долго и счастливо, растить детей, ухаживать за мужем, да не тужить. Но была одна проблема - гражданка Р. не могла стареть, как все люди. Росла дочка, появилась первая проседь у мужа, а она все молодела и молодела. Хватит уже, стоп, стоп, остановись, время! Остановись и пойди в том направлении, в котором тебе и должно идти! Время не останавливалось и продолжало идти вспять.
Десять лет назад, когда все началось, ей это казалось Божьим промыслом. Может, тогда это и было так. Сейчас же инициативу явно перехватил дьявол... Снова она слышала, как же хорошо, как молодо (уже не молодо даже - а юно!) она выглядит. Только теперь это совсем не радовало. Скоро она, женщина, мать, которой по паспорту идет четвертый десяток, будет выглядеть, как двадцатилетняя девчонка! А дальше-то что? Ей становилось страшно при мысли, что же будет дальше.
Она приняла, как ей казалось, единственно возможное решение. Очень болезненное, жестокое решение. Другого выхода она не видела. Исчезнуть. Без следа. Бросить все - и мужа, и дочку. Она продала квартиру покойной мамы, переехала в маленький провинциальный городок - туда, где потише, и поменьше посторонних людских глаз.
Теперь она стоит на площади большого европейского города, столь любимого туристами всех мастей. Зачем понадобилась эта поездка, в которую ушли последние сбереженья? Неужели, чтобы поглядеть на эти чертовы часы? Фигурки на башне, между тем, начинали свой ход.