Аннотация: О том, какой глубокий след оставляют иногда простые разговоры на кухне
"Все, что ни делается, к лучшему", - говорила моя бабушка, старательно нарезая лук на очередной борщ (жаркое? голубцы?) на нашей крохотной кухне. Пыхтели кастрюли, ворчало радио, лук выжигал остатки слез и здравого смысла, а бабушка, как ни в чем ни бывало, продолжала:
- Вот, помнишь, прошлой зимой слесарь Степан запил ненароком, да и замерз насмерть? Так жена его, Людка то, собрала мужнины железяки (сколько-то их накопилось у непутевого!) и среди них настоящих антихвариат нашла! Продала его выгодно, с коммуналки съехала. А через год уже и мужика нормального нашла, непьющего, да на "ланосе"! Казалось бы, беда! Ан нет, к лучшему!
Я задумчиво рубала капусту, пытаясь представить, оценил ли бы бабушкину философию слесарь Степан. Хотя, возможно, там, в райских кущах, никогда не текут краны и всегда наливают писятграм... Ух, что ж за дичь в голову лезет!
- Или, вот, Зинаида Степановна. Была почетным секретарем директора дворца культуры, всю жизнь горя не знала. Сначала на пенсию спровадили, а потом сынок ее квартиру себе отписал, да последние сбережения, на загробную жизнь отложенные, потратил. Только и осталось от старой жизни, что моток пряжи со спицами, да томик Фройда. И как только такое безобразие попало к столь порядочной женщине, ума не приложу! - это я не про спицы... Казалось бы, беда! А Зинаида Степановна не отчаялась, прочитала сие творение с 39 по 81 страницу и открыла свою тев-рав-пев-тьфу! пенсионерную группу! Сидят теперь барышни у подъезда, вяжут, жалуются Зинаиде Степановне. Кто на тлю, что помидоры поела, кто на мужа-старого-пняч, а кто и на завжэка. А Зинаида Степановна слушает, да либидо поминает...
Пыхтят кастрюли, осеннее солнце лениво пробивается сквозь кружевные занавески, а бабушкины истории все не заканчиваются.
Открываю глаза. Уже давно нет бабушки, уже забылся вкус ее фирменного борща (голубцов, жаркого), и только ее голос по-прежнему всплывает в памяти, приговаривая: