Ширяев Сергей Павлович. Миссия, скорее всего, выполнима

Б А Й К А N 18.

"Миссия, скорее всего, выполнима".

Гул. Равномерный, монотонный. Очень мелкая вибрация, на уровне мозжечковых рецепторов. Слышен отдалённый плеск, как будто где-то глубоко в подвале кто-то пользуется душем. Ещё очень ритмично, каждые несколько секунд срабатывает пневматика, и щёлкают электромагнитные клапаны. Тепло и темно. Даже душновато, влажность высокая, где-то рядом есть парная, или мне так кажется.

Без пяти минут возврат в прошлое, и никакой машины времени не надо. Комбинация внешних раздражителей, как правильный код, отпирает давно покрытые пылью и заросшие паутиной тайники памяти. В этом чуланчике лежали давнишние воспоминания о пребывании на опытно-промышленной установке. Эх, молодость!

Сменная работа на установке обременительной назвать было трудно, хотя имелись и некоторые мелкие неудобства. Например, сон в ночную смену. По совету махровых корифеев я спал в душевой. Вот прямо, как и сейчас, там было всегда очень тепло и влажновато - радиатор отопления грелся не от городской централи, а от местной паровой котельной. Кроме всегдашнего тепла без сквозняков (лежбище на деревянной решётке с двумя подстеленными ватниками) смысл почивания в душе сводился к безопасности. Здесь главное - вовремя увернуться от неожиданного ночного визита начальства. Чутко спящий в душе сотрудник, услыхав характерные звуки, сопровождающие прибытие руководства, вспархивал с импровизированной кровати, интенсивно умывался и, изобразив несказанное удивление, появлялся среди участников ночной разборки - "А что тут собственно происходит, товарищи дорогие? Стоило только на пять минут отлучиться, смыть трудовой пот и вот на тебе". Руководство извлекало нерадивых заспанных работников из самых различных щелей, но душ, как место для сна ему в голову не приходил.

Визиты руководства, мучающегося бессонницей и служебным рвением, случались редко, а сон в душевой относился к разряду сладчайших удовольствий, что-то вроде ванильного мороженого с клубничным сиропом. Даже не смотря на происки сверчков. Откормившиеся на пищевом сырье опытно-промышленной микробиологической установки до размеров лабораторной мыши, эти лоснящиеся самодовольные проказники, тем не менее, очень любили грызть спящие пятки. Сверчковые трели они, как и положено выводили, но, видимо не слишком звонко или руладисто, а может пилинг столько сил отнимал, что и не до песен было. Или чего-то им в организмах не хватало, но лакомство, по соглашению сторон, в виде огрубелой пяточной кожи, составляло неизменную часть сверчкового рациона.

Воспоминание о флегматично грызущих мои молодые пятки сверчках заставило пошевелить пальцами и поджать ноги. Где-то вдали слышится звон упавшего на стальную площадку гаечного ключа.

"Это глюк, или опять пьяный Алфеев вентиль не снимая перебивает" - погружение в прошлое оказалось пугающе реалистичным.

"Нет, лучше проснуться" - оказалось, что совсем возвращаться в прошлое я не хочу.

Какое-то время ушло на то чтобы отделить яркие образы очень далёкого и маловероятного прошлого от непонятной тёмной действительности. Усилие воли, и сверчки, ферментёры, инокуляторы вкупе с вечно нетрезвым Алфеевым потянулись обратно в глубокое прошлое.

Первый и главный орган человека - глаза. И они не работали, совершенно. Точнее говоря, были открыты, то есть, включены, но ничего не улавливали. С такой всеобъемлющей всепроникающей темнотой мне давно не приходилось сталкиваться. Пожалуй, только во время похода в пещеры в школьные годы, когда в удалённых залах мы, пугая самих себя, выключали фонарики и наблюдали эту абсолютную темноту. Правда, через некоторое время зрение начинало во мраке "глючить", выдавая ложные цветастые радужные образы.

Вот и сейчас перед глазами плыли такие радужные круги, накатывали переливы света, которого на самом деле нет. Нельзя лишать органы чувств информации, кой бы орган ни возьми - он начинал её сам придумывать. Тут я совершенно сознательно, не дожидаясь фантомов, принялся восполнять недостаток зрительных сигналов тактильными. Место моего недавнего лежания ещё тёплое, а так же упругое покрыто чем-то мягким синтетическим - это, скорее всего невысокий, но достаточно широкий топчан с упругим валиком в качестве подушки.

Комната - клетушка - семь мелких шагов вдоль, семь - поперёк. Потолок низкий - рукой достал. Неожиданная боль в коленке - стул металлический с ворсистым сидением; боль в бедре - крышка карликового стола. На столе бумаги, коробки. На полу мягкий ковёр, ступаю и не слышно. Стены гладкие, пластиковые. Окна нет, за три прохода его не обнаружил. Есть дверь без ручки - значит, открывается наружу (хочется верить, что вообще открывается).

Пробую. Дверь открывается, только когда я наваливаюсь на неё всем телом. И сразу свет.

"Бедные мои глазки. Как же так, такой яркий, а через дверные щели ни лучика не просачивалось".

Пришлось долго стоять на пороге, в ожидании минимальной видимости зажмурив глаза. Вот тебе уже и избыток зрительной информации. Наконец, полагаю, что достаточно адаптировался, и открываю почему-то один глаз. А вокруг обычный коридорный полумрак. Может пока я аккомодировался, свет взяли и притушили? Шутники, однако.

Видимое при свете нутро покинутой комнатушки вполне соответствовало слепому обследованию. Осязание не подвело: кровать, стол, стул. Обнаружился ещё выключатель (он был внизу, на уровне коленки) и пара полок с книгами. Жилище. Странно, но я совсем не удивлён увиденным и местопребывание моё мне смутно знакомо. Память закрыта на ближней дистанции, но не вся. Сквозь многочисленные лакуны пробиваются такие же многочисленные обрывки событий. Они пока не складываются в цельную картину. Однако, судя по этим ярким лоскуткам, я совершенно очевидно полномочен проживать в данной комнате.

До монолитной картины предшествующих событий действительно далеко, как и ответа на вопрос - "зачем?". А механизмы гудят солидно где-то в недрах, тонкая вибрация прорывается через мягкий пол, какие-то очень редкие, толчковые, упругие пульсации, что-то вроде неуловимой килевой качки охватывают почти проснувшееся тело.

"Крейсер". Хорошее слово. Оно мне нравится, эдакое прочное, могучее, создаёт уверенность и защищённость. Слово объявилось внезапно, но не случайно, оно тоже из лоскутных воспоминаний.

"А что, не плохо, я на крейсере в Средиземном море несу боевое патрулирование вблизи арабо-израильских берегов (где это такое?) на виду у Турции и Греции (тоже загадочные названия). Враг не пройдёт. А куда ему врагу, собственно, надо? И кто он такой этот неведомый враг?"

Я всё так же стою в дверях каюты (после всплывшего слова "крейсер" мне совсем с руки так называть комнатушку) и не решаюсь от неё оторваться. Коридор, подсвеченный мягким приятным светом редких светильников, упирается в лестницу. Она манит отправиться туда наверх и узнать, где же я на самом деле. А я всё никак не решусь. Это тот самый маленький первый шаг, с которого начинается любая дальняя дорога. Куда приведёт она?

Включаю в каюте свет, он тоже мягкий домашний. Вообще, в освещённом виде комната представляется очень уютной несмотря, а может благодаря малым размерам. Дверь закрывается сама за счёт какого-то внутреннего доводчика. На ней вместо номера весёлая мерцающая загогулина, на соседних дверях тоже извиваются иероглифы, только не светятся. Делаю вывод: там никто не живёт. Тем не менее, проверяю помещения. И точно - пусто, каюты однотипные, как в общежитии (откуда в память попало общежитие - атавизм чистой воды). Перебираюсь от двери к двери по мягкой стеночке, следую к лестнице. Первый шаг сделан, а я и не заметил.

Лестница широкая, как на круизном лайнере, выстелена чем-то мягким пружинящим, ведёт на следующий этаж. Там тоже коридор и двери таких же кают, все с иероглифами из которых ни один не светится (неужели кроме меня никого здесь нет?). А лестница поднимается дальше. Получается, что я живу на самой нижней палубе. Правда, разницы между этажами нет никакой, похожи как две капли перцовки. Наконец, на шестом этаже что-то новенькое - коридор разветвляется на множество рукавов, да и цвета тут не тёмно-синие матовые, а серебристый металлик. Всё ещё хочется найти иллюминаторы и увидеть Средиземное море.

Вот, с крейсером что-то начинает происходить, видимо так он совершает манёвр под названием смена курса. Лёгкий наклон пола, пардон, палубы, осевое ускорение, гул стал тоном выше, что-то за стеной часто защёлкало и, наконец, подала голос сирена.

Со всей определённостью я решил, что крейсер прибывает в некий пункт назначения: порт или гавань или же живописную бухту.

"Интересно, как встречают крейсеры. Должны быть ответные гудки, буксиры из водомётов в небо воду хлестать. На пирсе дамы в лёгких развевающихся платьях, у всех встречающих цветы. И обязательно оркестр, духовой с блестящими на южном солнце трубами".

За дверью серебристого металла зал управления кораблём. Огромный насыщенный приборами и индикаторами, всё солидно и непонятно. Но все эти моргалки-мигалки меня не интересуют - среди них я всё равно ничего не разберу. Это сплошь игрушки для штурманов - им и карты в руки. Мне нужен только экран, где разворачивается торжественная встреча меня с крейсером (на крейсере; в крейсере), тут тоже имеется лоскут воспоминания - я важен, значителен, без меня, как говорится, хлеб не взойдёт.

Экран нашёлся, грешно его было не заметить, просто не там искал. Экран панорамный во весь зал, ещё и на потолок выходит, занимая всю поверхность, кроме центрального светильника. На гигантском экране, сколько я не гляжу, нет порта (гавани; бухты), нет чаек, подъёмных кранов, буксиров, нет милых женщин с цветами, и отсутствует оркестр. Зато на экране имеются три вещи - адская чернота, бездонная, как глотка дьявола, в ней (черноте) воткнуты звёзды, холодные (и кто выдумал, что они горячие) настолько, что моя кровь сразу начинает остывать. И третье - на фоне извечной равнодушной бездны сбоку и снизу встаёт зеленовато-голубой шар.

Космос.

Открытый жуткий космос во всей своей красе.

И опять нет безмерного удивления перед увиденным. Ужас - да, восторг - несомненно, восхищение - никак не иначе, но присутствует при этом какая-то внутренняя готовность. Сложилось там внутри меня три плюс пять, и получился искомый результат - я лечу в открытом космосе.

"А как же крейсер?" - мне было жаль расставаться с такой налаженной мечтой о капитанстве (адмиральстве). А с ним всё оказалось в полном порядке - я лечу на космическом крейсере. У меня задание, я важная персона (раз лечу один даже без экипажа). Мысль мелкими кусочками сыплется из памяти, один обрывок за другим. Но до цельной картины ещё чуть-чуть не дотягивает. Ибо задаю я себе главный вопрос - "Зачем? Для чего я в космосе?" - и не нахожу ответа.

Крейсер маневрирует, подчиняясь чьим-то приказам, как будто примеряется с какого борта лучше атаковать планету. Постепенно на экран вползло центральное светило. Пятнистое оно какое-то, мохнатое, короче говоря - структурированное. Но зрелище при этом очень красочное. Любуюсь на шевеление протуберанцев, а сам себе думаю - "Может звезда больная или дефектная. Вот лопнет сейчас как перезрелый арбуз упавший с воза (откуда такое сравнение) и разлетится по планетарным окрестностям сверхновыми обломками.

Мне не удалось представить полностью масштаб предстоящего катаклизма, и я решил себя зазря не запугивать. Есть для того более реальные и приземлённые опасности. Крейсер лёг, по всей видимости, на круговую субэкваториальную орбиту вокруг планеты. Расстояние до поверхности я определил как не более ста километров. Видимость прекрасная, облаков мало, только ближе к полюсам крутятся мощные циклоны. Поверхность планеты - сплошной океан испещрённый оспинами-точками мелких островов. Хотя нет, вон там, накрытый двумя циклонами просматривается приличных размеров материк.

"Эх, и поливает там сейчас. И ветерок вовсю старается, швыряясь деревьями" - ураганные спирали, как на картинке из учебника по климатологии, брали в клещи единственную материковую сушу. Красиво, захватывающе, особенно когда ты вдали от катаклизма.

Дальнейшие события не торопились развиваться ни в какую сторону. Наступила пауза, которая продолжалась почти три часа. За это время я неоднократно насладился зрелищем планеты в полной мере. Крейсер наматывал круги, сделав несколько кругов вокруг планеты, не меняя плоскости орбиты. Я следил за материком и погодой над ним. Скорость движения циклонов-ураганов оказалась весьма высокой, над землёй они скользили как сверхскоростные экспрессы.

Наблюдая бескрайние просторы мирового планетного океана и беснования приполярных штормов, я проголодался. Такое вот естественное чувство. Своё желание я безо всякого стеснения озвучил прямо в рубке межзвёздного крейсера. И рубка отозвалась всеми своими панелями. Даже слегка напугала так красочно и неожиданно засветились пульты и возбуждённо загудели-защёлкали их внутренности. Заговорила "бегущая строка". Вначале сугубо тарабарскими знаками, но проскочила и русскоязычная - "обед подан".

Естественный вопрос - "Где?". Снова вереница значков арабской вязью и, наконец, удобоваримый ответ - "в кают-компании". Мог бы и сам догадаться. Прежде чем искать кают-компанию и поданный в ней обед я решил разобраться с электронным мозгом крейсера.

"Если на крейсере я один, то зачем он пишет мне ответы на других, неведомых мне языках" - это я его напрямик спросил. Мозг, по всей видимости, смутился, потому что извинился за избыточный поток информации и пообещал внести исправления в программу. Это получилось как-то даже по-человечески, такая нормальная естественная ошибка и реакция на неё.

В коридоре горели знаки-указатели: "в кают-компанию".

"Ишь ты, действительно исправляется, прямо на глазах" - я быстро нашёл искомое помещение. Правда, аппетитных ароматов якобы поданного обеда из него не доносилось. Зато там имелось штук двадцать фигуристых стульев и один огромный стол. Пристальный взгляд добавил на стенах скрытые дверцы и шкафчики, кнопочки и шторки.

Я решил, что негоже шариться в поисках обещанного кушанья и громко потребовал начать меня кормить с первой перемены. Щелчок - хлопок - шипение - и ближайшие створки разошлись, обнажая мелкое нутро уставленное баночками, мисочками и микробутылочками. И ни чем оттуда пищевым не пахло.

Обед скорее напоминал дегустацию неведомых напитков и блюд. Собственно так оно и было - все игрушечные, где содержимого на один укус, помечены номерами (слава богу, арабскими). Пробовал, внимательно прислушиваясь к ощущениям. Имелись откровенно не съедобные композиции, но попадались и достойные внимания, которые (не трудно догадаться) я попросил отметить в будущих меню. Где-то там затесалась и жареная картошка с луком, а так же варёные перепелиные яйца, но это для дежурных вариантов. Дегустационный процесс занял время и отнял силы.

Прислушиваясь к организму, я сытости не почувствовал, но продолжить насыщение пришлось отложить. Корабельный Мозг, так любезно потчевавший меня, объявил готовность к посадке. Как-то так буднично это прозвучало, как будто водитель троллейбуса очередную остановку объявил. И моя, до сих пор лоскутная память, не сопротивлялась, по умолчанию подтверждая - так и должно быть.

Должно-то должно, только прежде чем предпринимать какие-то действия более ответственные, нежели потребление обеда, хотелось бы просветиться обо всём происходящем. Я присмотрел в рубке удобное кресло, и мы поболтали. Мозг оказался вполне адекватной личностью. Что знал, рассказал. Конечно в пределах ему дозволенного. А сообщить ему доверили не так уж мало.

Есть такое ёмкое слово - "МИССИЯ". В нём столько смыслов и подтекстов, что даже без конвергенции "и" на "е" и перестановки ударений, оно является многоуровневым понятием. Так вот, крейсер и весь его экипаж в количестве одного человека (меня, все остальные - помощники) выполнял в Космосе чрезвычайно важную миссию. Как раньше было принято говорить - "доброй воли". На мой взгляд, термин совершенно не корректный, два слова взаимно исключают друг друга. В традиционной политике это означало насильственное осчастливливание бестолковых отсталых народов. Как раз тех, кто светлого будущего из своей тёмной норки не видит, а мы его знаем, поскольку где-то успели просветиться. И теперь, почти безвозмездно раздариваем это светлое будущее страждущим. Страждущие - к сведению - это весь остальной мир.

Среди апологетов особо преуспевших в наставлении на путь истинный преуспели наши не такие уж далёкие предки - америкосы. Тем вообще формулу правильной жизни на генном уровне прививали. Не отставали и европейцы, но те во всём сомневались. Ну и наши деды следом старались по мере своего разумения цивилизовать планету. Очень мало осталось уголков не тронутых этой самой цивилизацией, хотя ещё встречаются счастливцы. Со временем позиции усреднялись, методики нивелировались, планы синхронизировались. Мы вышли в Космос, край непуганых идиотов. Сюда можно нести всё. Во благо туземцам у нас полные мешки - идеологии шестнадцать видов, религии - двенадцать (не считая сектантов). А уж общественного устройства - более полутора сотен вариантов действующих (по одному в каждой стране), да три раза по столько альтернатив в разной степени реализации. Но всё под нашим неусыпным контролем, а то ведь непременно дров наломают.

Мне поручалось, ни много ни мало, оценить условия жизни и степень приближённости к нормативам и стандартам земной жизни туземных обществ, предложить на выбор несколько моделей улучшения их устройства в обмен на торговые связи.

То есть, например, на некоей планете аборигены за тысячу лет тяжких трудов сколотили-построили три государства, или лучше пять. А во главе этих государств - цари, короли и прочие монархи с чахоточной свитой. И ни одного президента. И, само собой, ни какой администрации. Мы предлагаем заменить правителей на более современных и технологичных, снабжённых мобильной и саморастущей командой деятельных чиновников. Понятно, что не сразу, ступенчато и полностью легитимно. Скажем, ежегодно по одному. Тогда мы с ними начинаем торговать, но тоже строго дозировано, чтобы не подавились резким приобщением к плодам цивилизации. Одемократичевание ведём параллельно, постоянно гармонизируя и корректируя законодательную базу.

Конечно, рьяные приверженцы единоличных монархий и прочих закоснелых режимов могут сразу не согласиться и поначалу отвергнуть наши прогрессивные либеральные домогательства. Тогда не видать им наших памперсов и ракет класса "земля-воздух" в обмен на их малоценную низкосортную пшеницу, наверняка поражённую долгоносиком.

Конечно, безусловно, вне всякого сомнения, моё появление на крейсере было мероприятием запланированным, хотя и весьма болезненным и до конца мною не осознанным. Перед полётом я постиг премудрость общественных наук, и о том моя лоскутная память много чего хранила. Имелись там и тёмные потайные комнаты, из которых, как при моём пробуждении, всплывали разные странные, как будто даже и не мои воспоминания. Но об этом можно будет побеспокоиться позже. А пока я осваивал новую должность. Основным кладезем дипломатической премудрости, хранителем многочисленных витиеватых норм и правил, блюстителем протокола, советчиком и подсказчиком, переводчиком и согласователем являлся Его Величество Корабельный Мозг, как в электронном виде, так и в параллельном облике собаки (как же, друг человека) породы вэлш корги кардиган, используемой для выдвижения на передовые позиции. Для скрытой связи имелся слуховой аппарат-телефон и карманный сборник уложений дипломатической деятельности в отдалённых мирах.

При таком оснащении пославшие меня считали, что один человек вполне справится с возложенной на него задачей, а толпа только внесёт разнобой, сумятицу и несогласованность при принятии ответственных решений. К демократическому плюрализму устройство моей "миссии" никакого отношения не имело, о чём тоже поведала моя лоскутная память. Она, эта память, имела весьма своеобразную перфорированность, и не содержала эпизодов могущих вызвать сомнения или двоякое толкование. Всё понятно и доступно для исполнения. За неимением другой памяти, я вынужден был полагаться на имеющуюся.

А планета всё ближе, тело её всё толще. Посадочный модуль - огромный купейный вагон космического поезда, набитый аппаратурой, едой, подарками и Бог знает чем ещё, что я не успел разглядеть, ждал меня как верный конь. Он летит элегантными зигзагами, то ли уворачиваясь от турбулентностей, то ли по воле Мозга демонстрируя мне красоты здешнего мира с разных высот. Любуюсь через переднее панорамное стекло - колпак диаметром метров десять. Ощущения - будто сам летишь как орёл-стервятник в поисках добычи.

Внизу проплывает в сиянии дня множество изумрудных островов среди лазурного океана. Ветер уже утих, но волна ещё идёт, океан от неё ребристый, как стиральная доска (видел ли её эту стиральную доску кто-нибудь воочию). На островных белых песчаных пляжах волны закручиваются белыми же полосами, далеко растекаясь по песочку. Проще говоря, внизу рекламный проспект семейного отдыха на Гавайях.

Летающий вагон резко пошёл на снижение - впереди показался материк. Судя по всему, это обширное плато, приподнятое над уровнем моря метров на пятьдесят. Те же лазурные волны красиво бьются о скалистый уступ побережья. Посадочный модуль делает последний эффектный вираж вдоль полосы прибоя и садится на широкую поляну, перескочив через глубокий каньон. Сама посадка проходит весьма тривиально - подлетели, зависли в десяти метрах на какие-то пять секунд и плавно опустились на травку. У меня на груди даже медали об ордена не звякнули (если б такие имелись).

А вот после посадки сразу защёлкало и зашипело, что-то мощное в недрах модуля загудело, задвигалось. На мой резонный вопрос - "В чём дело?", Мозг в лице самой маленькой в мире овчарки по имени Кори, сообщил собачьим голосом очень похожим на человечий голосок дикторши первого канала, что модуль проверяет условия пригодности для жизни в месте посадки. Ему, Мозгу, они конечно известны эти условия, но перепроверить никогда не помешает, тем более, что на борту такая важная персона, как дипломатический посланник третьего разряда.

Приятна забота обо мне любимом и полезном и важном, всё-таки, как - никак полномочный посланник планеты Земля в необозримой Вселенной. Тут совершенно не к месту вспомнилось, что за невеликие успехи в дипломатической учёбе меня определили в самый захудалый сектор, где ни о хоккее с шайбой, ни о плзеньском пиве понятия не имеют. Стало обидно. Тем временем Мозг голосом собаки сообщил, что контрольные замеры завершены, отклонений от нормы не обнаружено. Меня просят проследовать в дикий мир.

По протоколу для выхода из самодвижущегося средства на поверхность планеты должна быть предусмотрена красная ковровая дорожка. Только стелить её некому, кроме меня. Я решил на этот раз от дорожки отказаться - хорошо бы я выглядел стелющим сам себе дорожку на глазах аборигенов. Могут и за дипломата не признать. А на будущее стоит поразмыслить - может привлечь на внешние работы роботов-уборщиков. Тем временем пандус, прямо-таки торжественно откидывался, и мне в лицо подул свежий прохладный ветерок. Хорошо быть представителем Великой Державы!

На мне парадная форма - костюм-тройка из серой с искрой супертонкой шерсти, белоснежная рубашка, строгий бордовый галстук, укреплённый массивной заколкой с изумрудами (между прочим, настоящими). В нижней части меня имеются элегантные ботинки особого серого оттенка имеющего конкретное название - "мокрый асфальт". Там ещё виднелись в тон рубашке белоснежные носки на двойной вязаной подошве. В белоснежности они пребывали до тех пор, пока я не шагнул с пандуса на землю.

Прежде всего, земли там не оказалось, точнее она нашлась на глубине,... вам по грудь будет. Я стоял в тёмной жиже, пытаясь отделить от себя ряску-тину-чью-то-икру и отогнать головастиков, а надо мной хохотали местные лягушки, так что звон стоял в ушах. А, главное, ни одного обещанного аборигена.

Неужели Мозг так жестоко надо мной пошутил? Самая маленькая в мире овчарка смирно сидела на пандусе и очень заинтересованно наблюдала, как я барахтаюсь в болоте. И молчала.

-- Кори, ответь живому ещё человеку, где местное население? - ведь приборы безошибочно показывали наличие поселения и жителей в нём.

Кори гавкнул вполне по-собачьи на лягушачий десант, который уже вовсю скакал по пандусу и удалился в недра спускаемого модуля, бросив через холку короткое:

-- Ушли вглубь континента.

"Вот тебе бабушка и Рабиндранат Тагор. Как это ушли? Когда я, понимаешь, прилетел".

Конечно, история знает немало случаев недружелюбного отношения аборигенов к мирным послам, вплоть до съедения последних. Но мне искренне казалось, что это всё из области преданий и фольклора, присущего данной профессии. На подобный случай инструкция недвусмысленно гласила: "Послу надлежит разыскать полномочных представителей местного населения и доступными наличными средствами и методами склонить к вступлению в контакт".

На крайний случай на крейсере имелись крупнокалиберные пулемётные пушки, многоцелевые ракетные установки и пара всепогодных беспилотных штурмовиков с запасом ядерных фугасов. Это, конечно, крайние аргументы, их применение признак низкого профессионализма и обычной лени.

Я не был ленив. Я отряхнул пиявочек, удалил роскошное украшение из пупырчатых ярко зелёных водорослей и недвусмысленно сел за штурвал. Далеко по такому болоту они уйти не могли. Это я так думал, предполагал. Жители думали иначе, поэтому обнаружились аж в трёхстах милях от места моей первоначальной посадки. Более того, они быстро от побережья удалялись.

Конечно, мой посадочный модуль перемещался гораздо быстрее, чем их платформы на воздушной подушке. Для того чтобы развеять всякие сомнения в моих добрых намерениях, я провёл манёвр, совершив широкий вираж и поведя модуль в лобовую атаку на уклонистов от дружеского контакта. Манёвр получился довольно эффектный и эффективный: большая часть платформ прибавила, что называется газа и, вздымая тучи брызг, разбежалась по болотистой равнине.

Но три машины не смогли резко набрать скорость, заглохли и, тем самым попали в мои мозолистые дипломатические руки. Получилось вообще очень удачно. Им с платформы деется было некуда - не брести же по пояс в коричневой заводоросленной воде вслед за необдуманно удравшими. Оставшиеся покорились своей судьбе (и правильно сделали) и мне заодно. Как миленькие подписали все нужные протоколы и обязательства. Как ни упирались, но вынуждены были под неудержимым напором обстоятельств, принять верительные грамоты и произнести все необходимые формулы. Процессу установления дружественного контакта очень способствовала зенитно-ракетная установка, снабжённая дополнительно, для пущей надёжности, спятерённым скорострельным крупнокалиберным пулемётом, медленно вращавшемся на крыше посадочного модуля.

По протоколу, как и положено в конце церемонии, выехала тележка с полусухим шампанским, и отзвучал наш величественный гимн. От праздничного фейерверка я отказался, во-первых, по причине светлого времени суток, а во-вторых, этот пункт протокола идёт со знаком (*), то есть, по обстоятельствам на усмотрение старшего по должности. Раз всё и так получилось, зачем тратить впустую заряды. Ещё пригодятся. А аборигены итак счастливы, вон как улыбаются.

Планету окрестил - "ТРЕНГУССИЕЙ - КЛО". Собственноручно вписал в графу "название". Будь моя воля, они бы у меня стали жить под другой фамилией, более соответствующей их нравам. Но тут моя воля была жёстко ограничена исчерпывающим списком, без вариантов отклонения. Итак, двадцать пять представителей новокрещеной планеты оставили отпечатки своих больших правых пальцев на широком гербовом листе. На том церемония и закончилась. Ввиду сложившихся неблагоприятных погодных обстоятельств, подарки я оставил себе.

Когда заканчивалась погрузка в модуль, я обратил внимание на весёлую пляску аборигенов. Значит, сделал я вывод, контакт удался, и стороны остались довольны друг другом. Правда маловато было сказано слов, и церемония заняла не больше часа. Зато в моём послужном списке появилась первая запись. Хорошо неделя начинается.

Полёт от одного мира к другому занимал то сутки, то трое, а то и целую неделю. Крейсер "ИСКАРИОТ" двигался по Галактике утверждённым свыше маршрутом, посещение проводились исключительно по списку, так же утверждённому. И был сей список обширен. Большая мне предстояла работа, на которую я уже засучил рукава. Несколько подтачивал мой рабочий энтузиазм рваный ритм. Если время, посвящённое непосредственно установлению контакта с аборигенами, можно назвать активной фазой моей деятельности, то неизбежные промежутки, когда корабль бороздил просторы Вселенной, иначе, как вынужденным бездельем не назовёшь.

В это время я обследовал корабль и болтал с Мозгом. Пытался читать художественную литературу, но библиотека оказалась составленной исключительно из женских романов (каков жанр, и каков таинственный ход мыслей неизвестного библиотекаря, думаю - это происки моих недоброжелателей).

Зато когда прибывали не место, то только успевай поворачиваться. В мирах встречали по-разному. Где цветами с песнями и плясками, а где и стрелами из луков. От одной такой я хромал уже целую декаду, а ведь могла оказаться и отравленной. Очень опасная у меня профессия.

Дело двигалось, послужной список рос, ни одна планета не ушла от меня неоконтаченной. МалоЗависимое Содружество (МЗС) росло моими, в том числе стараниями. Рос мой личный счёт в Центральном Банке, ну и из сэкономленных подарков целая кладовая накопилась.

Кстати, чтобы не таскать лишний груз, я решил ту кладовую опорожнить, а всё, что дала бережливая экономия, продать на ближайшей планете.

Сказано-сделано. Я провёл ревизию, всё добро переписал и аккуратно разложил. Глаз радуется. Прилетаем к очередным несчастным дикарям, они уже ждут, сигнал получили и изготовились к приёму. На поляне, на углях бык жарится, что-то в больших котлах булькает и источает ароматы, за кустами массовка разминается - голоса прочищает, костюмы примеряет.

Я выхожу с собакой и в белом смокинге, весь из себя загорелый и побритый, шикарным одеколоном благоухаю. Запонки золотые фальшивыми бриллиантами на солнце сияют, музыка из репродуктора на крыше модуля патриотическая льётся. Протокол я блюду строго. В руках у меня пергаментные рулоны, перевязанные цветными лентами, в них мои полномочия.

Навстречу семенит вождь (все вожди, я обратил внимание, как отличительный признак, носят головные уборы из птичьих перьев), за ним свита, тоже в перьях, но, как говорится, труба пониже - дым пожиже. Тем не менее, разукрашены так, что наш хвалёный кинематограф обзавидовался бы. Все, кроме вождя, с копьями и луками. У вождя же курительная трубка - чубук на полведра с бамбуковым дымоходом. Видать предстоит нам длинная беседа.

Мы встретились посреди поляны. Кори - мой верный оруженосец, переводчик и консультант, притащил ковёр (ох и сильная же собачка!). Свита вождя с пониманием отнеслась к действиям моего пажа и оказала содействие вплоть до раскатывания кумачового рулона и выкладывания шёлковых подушек (сидеть, естественно, придётся только нам с вождём, остальные на подхвате).

Традиционные приветствие с обеих сторон полились без запинки. Набор дежурных фраз так устоялся, что можно было даже не переводить и не растолковывать, но Кори, тем не менее, старался тщательно сопровождать каждую реплику синхронным переводом.

Взмах моей руки (при этом сверкает полировкой бриллиант всеми своими одиннадцатью фальшивыми каратами, приводя свиту в восторг и благоговение) и по пандусу спешит самоходная тележка с подарками. Первым запускает руки в её кузов верховный владыка племени - вождь-какое-то-там-перо. Топоры, зеркальца, бусы - что ещё нужно крашеным туземцам для полного счастья. Лично от меня там лежит зонтик, складной, полный автомат, настоящий "FULTON". Я любезно демонстрирую вождю, как из такой маленькой невзрачной штуковины, путём нажатия неприметной кнопки, образуется целый шатёр. Образина в перьях в восторге, хотя и старается сохранять на красно-коричневом лице невозмутимость. Но меня не проведёшь, впечатление я произвёл. Зато свита не скрывает эмоций, она в экстазе, рёв стоит как в обезьяннике. Один большой, загорелый с кольцом в носу размером с хула-хуп, падает на землю и воет от счастья, содрогаясь конечностями.

Вождь принимал подарки, заботливо подгребая их к своим подушкам. Свита вожделенно ждала чего-то и себе. Я не обманываю их надежды и щелчком пальцев отправляю тележку за второй порцией презентов. В ней подарки попроще - топорики совсем диетические, зеркала тусклые, бусы бледные. Но это же всё равно подарки.

Вождь доволен, свита довольна, я тоже млею на солнышке, развалившись в позе умиротворённого падишаха на шёлковых подушках. Мой визави в перьях делает вальяжный жест рукой (ну ему далеко до меня, просто некое жалкое подобие) и штатный зажигатель курительных трубок уже летит с горящей головешкой и суёт её в чёрное нутро чубука. Вождь смачно раскуривает трубку, постепенно скрываясь в клубах вонючего дыма. Из облака через некоторое время высовывается рука, передающая мне чадный инструмент поддержания мира.

Осторожно, как и положено по инструкции, пробую зелье. На вкус табак оказывается не таким противным, как показался вначале. Правда несколько смущает тонкий полузабытый привкус в табаке, но это мелочи. Две-три затяжки и я передаю трубку обратно вождю. После нас трубка идёт по кругу всех членов свиты. Только Кори - мой верный пёс-переводчик вежливо отказывается глотать дым. Свита с пониманием кивает перистыми головами, что больше похоже на хлопанье крыльями испуганной стаи фантастических птиц.

Длинная бахрома туземных головных уборов плавно колышется в такт ритмической музыке и на редкость заунывному пению. Свита начинает медленно приседать и размахивать руками. Взмахи всё мощнее, от них образуется ощутимый ветер. Где-то на заднем плане перьевой инсталляции продолжают гулко ухать тамтамы. Перья окружают меня, ветер свистит в ушах. Я взлетаю. Гордость и ужас переполняют меня. Я широкими кругами по восходящей спирали поднимаюсь к облакам навстречу конопатому солнцу, я пою, я смеюсь. Где-то там, далеко внизу суетятся муравьи - туземцы. Целая толпа их окружила посадочный модуль.

"Что это там они затеяли?" - Приглядываюсь, как положено орлу из поднебесья и своим парящим сознанием понимаю, что меня элементарно грабят.

Возмущение столь низким и недостойным звания туземца поведением захлёстывает меня, и я коршуном падаю в гущу скопища. Перья летят во все стороны, как на куробойне. Визг, писк, где-то внутри модули слышен возмущённый лай Кори, который храбро защищает имущество МалоЗависимого Содружества, ну и моё, естественно. Но силы не равны. Из недр модуля насильники и захватчики тянут всё, что не прибито гвоздями и не прикручено болтами, кое-что выдирают "с мясом", даже музыканты (а ещё возвышенные натуры) что-то волокут с радостными воплями.

Мне с трудом удаётся пробиться сквозь этот галдящий курятник и добраться до стойки управления. Слава Богу, она цела. Несколько стандартных пассов над рычагами и кнопками и аппарель модуля пошла на закрытие. В курятнике паника, резкий отток грабителей наружу. Бросая награбленное, аборигены в секунды покидают корабль, а я стартую.

Потом, на крейсере мы ещё долго зализываем раны, поминаем коварных туземцев и делаем правильные выводы. Я, в частности, понёс ощутимые потери - сэкономленный непосильным трудом товар, предназначенный для продажи и выгодного обмена, неблагодарные туземцы спёрли весь подчистую. Скорблю, но не долго. В моём положении и должности долго унывать не следует.

Сегодня замечательный день. Пятница. Тринадцатое число. Месяц декабрь. По всем астрологическим прогнозам сегодня звёзды позволяют тёмным силам зла гулять и веселиться в своё удовольствие. Людям моего ранга не позволительно поддаваться суевериям, но учитывать фактор оккультного влияния в своей работе я обязан, тем более что дело приходиться иметь с публикой весьма отсталой, тёмной, запущенной и не имеющей правильных ориентиров.

Правда Мозг, через посредника Кори меня уверяет, что в этом краю Вселенной больше следует опасаться "понедельника одиннадцатое" или "седьмого четверга". Однако, поскольку крейсер "ИСКАРИОТ" есть неотъемлемая часть территории МалоЗависимого Содружества (МЗС), то и суеверия здесь продолжают действовать наши отечественные, можно сказать родные. А за пределами титанистой оболочки хоть сорок второе мая пускай наступит, мы на это внимания не обратим.

Итак, я принял меры. Для такого чёрного дня у меня была припасена иконка Николая Чудотворца, писаная радиационно-устойчивыми красками. В соответствии с прилагаемой инструкцией, я воспользовался святой водой и зажёг свечку. Окропить хватило только центральный зал управления и мою каюту. Кори тоже попал под водную процедуру. Овчарка моих действий не одобряла, как, впрочем, и мои учителя и наставники, считая полной и безнадёжной профанацией религиозных обрядов. Но это их мнение, в конце концов, не им трудиться в пятницу тринадцатого. Для усиления эффекта и повышения надёжности защиты от тёмных сил у меня имелся ещё дополнительно походный буддистский молельный барабанчик, который я установил в машинном отделении и вязанка сортового чеснока, гирляндой повисшая на стене в кают-компании.

Конечно, можно сколько угодно ухмыляться в бороду и подтрунивать над суеверным дипломатом. Но если бы вам, сидящим в уютном мягком велюровом кресле рядом с камином, держа в руке бокальчик красного подогретого вина, пришлось столько же времени провести в Глубоком Враждебном Космосе сколько и мне, посетив не один странный мир, напичканный, кстати, всякой инопланетной нечистью, вы бы в корне изменили своё глубоко неверное мнение. Там, в Его Глубинах попадается такое, что индейские кровавые шаманы, поклонники богини Кали, колдуны Вуду и приснопамятный граф Дракула просто невинные младенцы.

Дело ещё осложнялось сегодня тем, что в этот сумеречный тринадцатый день месяца декабря, мне предстояло посетить тринадцатую по счёту планету из обязательного дипломатического списка. А приняв во внимание, что вышеозначенная планета наматывала круги тринадцатой по счёту от основного светила и имела тринадцать спутников (сплошные кривые булыжники), то мои меры предосторожности вряд ли можно назвать излишними.

Если не считать принятых мною упреждающих мер, то подготовка к встрече с представителями местного населения проходила в штатном режиме - работа есть работа.

Я воздвиг свой витиеватый параф на толстых листах жёлтого пергамента под текстом, устанавливающим законность вступления в Содружество нового члена, подождал, когда специальные невыцветающие чернила впитаются навечно, приложил в нужном месте круглую голографическую печать и, скрутив пергаменты в трубочки, рассовал по самшитовым футлярам. Подарками я сегодня решил расщедриться в двойном размере, так, на всякий случай.

Мозг, несмотря на детерминированность большинства выдаваемых решений, никогда не сажал модуль на поверхность планеты просто так, что называется по прямой линии, без выкрутасов. Ему обязательно необходимо было перед посадкой совершить какой-нибудь кульбит. В целом, я его действия одобрял - надо же я себя показать, произвести, так сказать, впечатление. Но сегодня помимо стандартных виражей он заложил в фисташковом небе петлю Нестерова. Это, на мой взгляд, квалифицируется как излишество и со стороны Мозга граничит с хулиганством. Я-то, памятуя строгость инструкций и сплошные сегодня тринадцатые числа, сидел в кресле пристёгнутый, как настоящий астронавт, и, когда машина пошла кверху брюхом, отделался только лёгким головокружением от плотного завтрака. А вот малыш Кори прокатился по всей палубе модуля, прежде чем уцепился за что-то зубами (а ведь собака по замыслу создателей корабля - это материальное воплощение самого Мозга). Ещё и подарки все рассыпал.

Кори, как настоящая порядочная собака, облаял своё электронное эго и спёр для восстановления душевного равновесия и покрытия морального ущерба кольцо подарочной колбасы. Наверное, это с его стороны была ещё и собачья месть - вполне объяснимый поступок. Это нас с Кори сближает.

Мир изобиловал горами. К горам прилагались скалы, пропасти, шумные водопады и парящие орлы, которых Мозг своими небесными виражами распугал, чем существенно снизил колорит и торжественность момента. Нас встречали в единственном, наверное, пригодном для посадки месте - на вершине округлого травянистого холма, окружённого, тем не менее, густым лесом и разбросанными по траве тут и там огромными валунами.

Голая вершина холма, заросшая при ближайшем рассмотрении низкорослым вереском, со всех сторон продувалась холодным пронизывающим ветром. Его ледяную некомфортность я сразу ощутил, как только покинул модуль в своём фисташковом (под цвет местного неба) костюме-тройке. Строгий дресс-код не позволял воспользоваться ватником и ушанкой (о чём я весьма сожалел). Пришлось ёжиться и щуриться от ветра и всячески извиваться, пока, спотыкаясь о жёсткие ветки лакированными ботинками, я приближался к группе встречающих.

Выжатые из глаз приполярным ветром слёзы не дали мне вовремя заметить грозящую опасность. Когда удалось разглядеть, куда я попал, было уже поздно. Меня окружили. С недобрыми намерениями окружили. От одного вида чёрных балахонов с остроконечными капюшонами мне стало ещё холоднее. А когда выяснилось, что драные чёрные рясы, вплотную приблизившиеся ко мне, загажены какими-то кровавыми брызгами и белёсыми ошмётками, мне осталось только вцепиться в головку чеснока, лежащую в кармане модного, но такого холодного фисташкового костюма.

Чесночной головкой я манипулировал одной рукой, следующая рука цепко держала футляры с грамотами. Прикинув по весу и решив в пользу футляра, я отпустил чеснок, как мало полезный в кулачном бою снаряд, и ухватился обеими руками за деревяшку. Кори, почуяв неладное, и оказавшись к тому же за пределами зловещего круга, злобно рычал и пытался ухватить владельцев чёрных балахонов за лодыжки. Однако, не смотря столетние рефлексы опыт, ощутимого успеха не добился - то ли ног у этих существ не оказалось, то ли напрочь глухими и не чувствительными оказались, а может и то и другое вместе. Особенно внимательно разглядывать участников не состоявшейся торжественной встречи мне было некогда. Я вертелся в суживающемся кругу, отмахиваясь прочным деревянным футляром, как последней защитой. Там, изнутри капюшонов на меня, утонувшие в липком мраке, зыркали и переливались то ли глаза, то ли сияние электрическое. Ужас подкрадывался вместе с балахонами. Но, что характерно, ветер, который продолжал сдирать с меня фисташковый пиджачок и душивший сиреневым галстуком, ничуть не колыхнул чёрных ряс, отчего мне совсем стало не по себе.

Когда от меня оставалось до них всего несколько шагов, у балахонов появилось новое движение - засаленные рукава стали медленно подниматься в мою сторону. Кольцо ужаса сжималось окончательно. И тогда я решился на прорыв.

По инструкции прорыв производится силами одного или нескольких дипломатов, попавших в затруднительное положение и не имеющих безболезненных альтернативных выходов из него. Поддержку при этом оказывает Мозг и его производные (собаки, кошки, медведи и прочая штатная живность). В процессе прорыва допускается применение только штатных средств подавления противника. Самшитовый тубус в число штатных средств не был включён, как, впрочем, и мой безумный боевой клич. Но ничего другого под рукой не оказалось.

Само собой, прорывался я к посадочному модулю. Футляр с грамотами использовал как таран, а голосом взбодрил себя и надеялся им же хотя бы слегка контузить чернорясников (это так сильно я орал). А меня просто взяли в клещи. Что у них там, в рукавах имелось взамен рук, я не знаю, но в пиджак они вцепились крепко. Я повис в воздухе. Срывая подмётки с модных туфель, я колотил ногами по упругому вереску, но мощности моей для движения вперёд, явно не хватало.

Зато пара балахонов, которые непосредственно преграждали мне путь и были, на мой взгляд, самыми окровавленными, вдруг подались назад, отпрянули. Потом снова потянули ко мне свои поганые, мерзкие рукава с неведомыми хватательными конечностями и, едва прикоснувшись к деревянному футляру, снова их отдёрнули.

Даже дипломат в такой ситуации может догадаться, что предмет в моих руках им не нравится. Вот этим-то предметом, а, по сути, сосудом с моими полномочиями, я и махнул вначале влево. И попал, да так удачно, по ближайшему балахону, прямо куда-то внутрь его, где в капюшоне что-то то ли мерцало, то ли переливалось. Что тут началось: искры, чёрный и белый дым и совершенно невыносимый вой, очень напоминающий безнадёжное скольжение ржавого топора по бескрайнему витринному стеклу, только громче.

Я махнул тубусом вправо. Правый от меня балахон заискрил, задымил и заверещал так же. Остальные, выказав недюжинную сообразительность, решили со мной не связываться и отступились от моего фисташкового костюма. Это не означало, что меня совсем оставили в покое и отпустили с миром. Чернорясная братия перестраивалась, маневрируя по вересковой поляне. Не дожидаясь, когда меня снова возьмут в клещи, я, издав новый боевой клич (команчи обзавидовались бы), ринулся к модулю, догоняя Кори. Пегая низкорослая торпеда всего на несколько шагов опережала меня в своём желании попасть в безопасное место.

Не тут-то было. На нашем пути к свободе, как из-под земли, выросло новое препятствие, теперь в виде белых балахонов. Белями их можно было считать весьма условно - так же как и на чёрных, только явственнее, на них отпечатались следы кровавых экзекуций, как будто перед появлением все они самозабвенно рубили живым курицам головы. Белые окровавленные рясы стояли плотной стеной, и что-то мне подсказывало изнутри, что моего самшитового футляра эти ребята не испугаются. Так оно и вышло.

На бегу, не снижая скорости, я изловчился и, пользуясь манускриптохранилищем как тараном, попытался прорвать заслон. Всё произошло буквально за секунды. Меня подхватили, развернули, подняли над остроконечными капюшонами и, крепко ухватив за руки и ноги, с лицом, обращённым в фисташковые небеса, понесли. Вселенная колыхалась горами и облаками. Самшитовый футляр с пергаментами я, тем не менее, крепко прижимал к груди. Где-то рядом несли Кори. Сопротивление, судя по голосу, он оказал чисто символическое, догадался, что силы не равны.

Нас несли очень быстро, я бы сказал бегом, но уж очень плавно, как будто скользили. Надо мной мелькал лес, голые скалы, бело-розовые облака - очень живописные на фоне фисташкового неба. Да так нежно нас транспортировали, что я даже расслабился и задремал. По этой простой причине момент вноса тела в пещеру пропустил.

В полумраке, где свет давали только несколько чадящих факелов, меня аккуратно опустили на широкую подстилку, оказавшуюся звериной шкурой. Тут явно располагалась приёмная местного вождя-повелителя. Кругом вместо портретов отцов-основателей оскаленные черепа эндемичных животных на фоне шкур с пятнистым и полосатым мехом, по середине каменного холла - каменный помост, на помосте - кряжистый стул, на стуле - хозяин и вождь. Раскрашенный во все цвета радуги. За макияжем не разобрать степени доброжелательности на его широком лице, да и само лицо угадывалось среди белил, краски и украшений с трудом.

Вождь-отец широким жестом обозначил возможность присесть (возлечь на шкуры), чем я не преминул воспользоваться. Поскольку очевидной агрессии в адрес Чрезвычайного и Полномочного Посла МалоЗависимого Союза (то есть, меня) больше не наблюдалось, я начал быстро осваиваться и уже готовился взять инициативу в свои мозолистые дипломатические руки. Рано я расслабился.

Кори, мой верный оруженосец, рядом на шкуре выписывал круги, недовольно принюхивался к звериному духу и, тем не менее, готовился сесть. Подвела пыльная пушистая шкура - Кори звучно чихнул. Потом ещё и ещё раз, мотая лопоухой головой. Я покровительственно погладил лисью морду помощника и почесал за ухом - мол, не волнуйся, бери пример с меня. После чего небрежно кивнул вождю, в том смысле, что мы можем продолжать.

Вождь тоже пошевелил крашеной конечностью. И тогда одна из полосатых шкур зашевелилась и стала медленно подниматься, расти ввысь и вширь, пока не получился кто-то огромный и саблезубый. Ожившая шкура оглушительно и смрадно зевнула и уставилась на меня немигающими кошачьими глазами размером с тарелку.

Тут я, каюсь, пожалел, что дресс-код дипломата не включает многоразовые памперсы. Очень бы пригодился. Кори, видимо, подумал о том же, потому что сбоку от меня что-то хрюкнуло и забилось ко мне под мышку.

"Это называется - из огня, да в полымя. Пожалуй, что битва с саблезубым животным ни одним протоколом не предусмотрена. Кроме того, нам вдвоём с мелкой овчаркой с таким монстром будет трудно справиться. Надо искать дипломатический выход из положения - дипломат всегда должен быть готов ко всяческим неожиданностям".

Поскольку пока ничего толкового не придумывалось, я начал тянуть время и вежливо улыбнулся вождю. Даже если бы он улыбнулся мне в ответ, на его размалёванной роже это всё равно было не разглядеть.

Саблезубый монстр потянулся и совершенно по-кошачьи принялся точить полуметровые когти об оказавшееся рядом бревно. Зрелище не для слабонервных - щепки летели, как от бензорубанка - фонтаном. Кроме того, по опыту общения с кошачьими, следовало ожидать от киски последующий действий. Зверь, глядя на меня, плотоядно облизнулся.

В продолжение всех манипуляций саблезубого чудовища вождь хранил невозмутимое молчание и не шевелился. Только глаза, где-то в глубине боевой раскраски, с любопытством посверкивали. Надо было срочно что-то предпринимать, пока не наступили худшие времена. Я ещё раз мысленно прошёлся по изучавшимся мною прецедентам и ответа там не нашёл. Перебрал имеющиеся средства защиты: даже если Мозг пришлёт на подмогу посадочный модуль, на это уйдёт время, за которое нас с Кори уже съедят. Из средств обороны оставался только самшитовый тубус. Я уже начал прикидывать, как ловчее воткнуть его в саблезубую глотку, когда чудовище, подготовив коготки, на нас набросится.

Зверь снова начал зевать (вот засоня) широко разевая пасть и показушно демонстрируя белые острые клыки. И тут я вспомнил про чеснок. Хулиганская мысль - пульнуть головку чеснока в разверстую глотку реализовалась мгновенно (а что, собственно, я теряю). Маленький белый комочек мелькнул и исчез за частоколом страшных зубов. Монстр захлопнул пасть.

Секунду или две ничего не происходило, все замерли. Я - с дрожащим под мышкой Кори, в мизерной надежде, что это хоть как-то сработает. Напротив меня - монстр, напряжённо и, я бы сказал, удивлённо прислушиваясь и шевеля ушами и, по всей видимости, языком и пытаясь понять что и зачем ему попало в рот. Замер и вождь, в качестве единственного зрителя наблюдающий представление, он даже слегка вперёд подался, чтобы ничего не пропустить.

Гигантская (я говорю гигантская потому, что она превышала размерами всех виденных мною саблезубых кисок) саблезубая кошка, наконец, нащупала языком чеснок и, видимо его раздавила, потому что поведение её резко изменилось (вкусовые рецепторы распробовали продукт и послали сигнал далеко в мозг). Она мотала головой и облизывалась. Несомненно, чеснок подействовал, только в какую сторону, я ещё не мог разобрать. Наконец, справившись с пахучим растением, животное заурчало и направилось ко мне.

"Всё, пришёл конец моей только начавшейся дипломатической карьере", - я закрыл глаза, чтобы не видеть, как меня будут есть, и начал молиться. Саблезубая морда была уже совсем рядом, я чувствовал резкий запах чеснока.

"Ну, глотай. Чего тянуть-то", - ещё минута, и я бы сам запрыгнул в пасть кошке. Но тут, неожиданно, по мне прошёлся её шершавый, как наждачная бумага язык. Потом ещё раз, после чего совсем странно - кошачья морда ткнулась мне в плечо и требовательно заурчала.

Пришлось открыть один глаз и выяснить, почему меня не едят. Огромный зверь сидел рядом и требовал ещё чеснока. В нашей работе - я не устаю это повторять - очень важна быстрота реакции на меняющиеся условия задачи. Киска хочет чеснока - она его получит. Я достал из изрядно уже помятого фисташкового костюма ещё одну головку и опустил в подставленную саблезубую пасть. Пасть захлопнулась, киска утробно заурчала.

После третьей скормленной головки я уже почёсывал животину за мягким ухом и с некоторым содроганием поглаживал её усы. Саблезубая зверюга положительно воспринимала происходящее, в отличие от Кори, который, ни смотря ни на что, кошкам, не зависимо от размера, не доверял и держался на расстоянии. Я его не винил за пристрастность. Но мне следовало поддерживать нейтралитет, чем я и занялся.

Таким образом, контакт состоялся, пергаментные грамоты попали по назначению. И, несмотря на многочисленные предубеждения против многочисленных же суеверий, чеснок оказался весьма кстати. Большую коробку отборных головок, в качестве бонуса, вождь получил от меня лично. Взаимосвязь чёрных и белых балахонов, вождя и саблезубых кошек я оставил не вполне прояснённой, но приняв сторону вождя, так же презентовал ему и несколько самшитовых дощечек. Пусть я нарушил тем самым слегка устав и протокол, вооружив одну из сторон действенным средством против другой стороны. Но дипломаты тоже люди и ничто человеческое нам не чуждо, в том числе чувство справедливости.

В качестве ответного подарка я получил необъятную полосатую шкуру одного из усопших представителей кошачьего племени. На ней я теперь вкушаю вечерние коктейли, которые присылает мне Мозг. Кори шкуру недолюбливает и, завидев меня на ней, регулярно облаивает обоих. Что касается Мозга, то его неблаговидная роль во всей этой истории остаётся до сих пор не прояснённой. Но я снисходителен. Дипломаты должны уметь прощать чужие промахи.

Наш небольшой, но удивительно дружный коллектив пополнился ещё одним членом. Дело было так. Мозг ошибся. Конечно, это небывалый случай. В мировой практике таких эпизодов единицы и все они, так или иначе, связаны с какими-нибудь авариями, крушениями, короче говоря, несанкционированными внешними вмешательствами или поломками. Но так, чтобы все прокладки и предохранители целы, корпус герметичен, системы работают, как швейцарские ("SWATCH") часики, а у Мозга резьба сорвалась и, образно говоря, масло вытекло.

Вначале он завёз нас не к той звезде. Парсеков на сорок отклонились, пришлось крюка давать, облетать чёрную микродыру. Да так "ловко" Мозг проложил новый курс, что нас в эту самую дыру чуть не затянуло. Еле отбились. Летим прямо по очередному адресу. Все заняты делом. Я печати и подписи на пергамент тискаю и в самшитовые тубусы складываю, Кори ловит нелегально проникшую на корабль крысу-белку и уверяет, что имеются определённые успехи в облаве - определён ареал обитания контрабандного грызуна на нашем корабле, выясняется режим перемещения, точки и время кормления, особые привычки. Вот-вот попадётся. Двигатели корабля гудят, толкая крейсер вперёд и вперёд, рассекая вакуум и силовые поля.

А Мозг подаёт команде на завтрак, обед и ужин манную кашу пополам с собачьими консервами. И ещё глумливо так интересуется - понравилось ли? Кори неспешно съедает консерву и брезгует кашей, мне приходится делать наоборот.

Школа дипломатов - это суровая школа жизни, преодоление неожиданных препятствий, нахождение оригинальных решений. На том стоим, точнее, стояли, целую неделю манёвров и облётов чёрного карлика. Я снисходительно решил, что это на Мозг вредные флюиды чёрной дыры так подействовали. Кори бурчал что-то в унисон.

Наконец, потеряв уйму времени, прибыли на место. Надо высаживаться. Объект сложный. Жители отсталые - вилок и тарелок не признают, едят ложками из одного котла. Кроме этого, благодаря суровым погодным условиям, практикуют многожёнство (для обогрева тела главы семейства) и изредка каннибализм.

Естественным моим ответом дикости и слабокультурью аборигенов мог бы служить костюм цвета топлёных сливок, небесно голубая рубашка и розовый галстук с искрой, утяжелённый платиновой заколкой. Но Мозг при отпаривании умудрился испортить костюм, да так, что один рукав стал короче другого. И платиновая заколка с изумрудом потерялась. Здесь, правда, Кори меня настойчиво убеждал, что Мозг к заколке никакого отношения не имеет, а это всё происки нелегальной крысы-белки. Она где-то за фанкойлом вьёт гнездо и украшает его всем блестящим.

"Ну, так лови её эту нелегалку. А вот мне что прикажешь делать?"

Пришлось облачиться в совершенно не подходящую к случаю модель песочного цвета с сиреневыми пуговицами. Я вышел донельзя расстроенный. Ну как можно работать с каннибалами-многожёнцами в таком наряде. Конечно, они сразу стали строить козни.

Известно, что для таких грубых и неотесанных в качестве затравки хорошо идёт горилка с перцем градусов эдак под восемьдесят. Такой волшебной жидкости вождь местного народа, Защитник и Отец выдул на халяву целый литр. Со мной не поделился и не запьянел. Наоборот, его потянуло меряться со мной силой на руках. Такой, понимаешь, местный армрестлинг. Зря он это затеял, дипломата в такие простые бирюльки не переиграешь. Одна маленькая зелёненькая таблеточка, и я могу на равных бороться хоть с гориллой, а не то, что с каким-то сибаритом-вождём. Хотя внешне Защитник и Отец и в самом деле сильно смахивал на престарелую гориллу и ручищи имел толщиной с мою ногу в широкой её части.

Мы честно боролись - он после оперцованной горилки, я после секретной таблетки. Боевая ничья. Победила дружба (я ведь знаю, как себя вести в подобных случаях).

Перелагая ситуацию на язык не посвящённых - получился достойный выход из создавшейся ситуации, и внешние неблагоприятные факторы на конечный результат не повлияли. Но тут опять вмешался Мозг.

Когда мы с вождём (Защитником и Отцом) уже были на "ты" и дружески хлопали друг друга по плечам и спине, распивали очередной штоф горилки с перцем и наслаждались шоу-гёрлз из местных красавиц, прибыла тележка с подарками. Стоило мне только взглянуть на то, что там стояло и лежало и мне сделалось дурно. На тележке невозмутимо покоились десять ящиков собачьих консервов и огромный котёл с чем-то дымящимся из-под никелированной крышки. Не надо быть внучатым племянником Нострадамуса или двоюродной снохой бабы Ванги, чтобы догадаться - в котле манная каша. В довершение всего, на коробках, рядом с котлом восседал Кори и улыбался невинной собачьей улыбкой, ну, прямо вылитый солдат Швейк, только без формы.

Моё самообладание подверглось жесточайшему испытанию. Я почувствовал, что моя проверенная, такая надёжная команда зачем-то решила меня подставить. Сейчас, конечно не лучшее время для оргвыводов, но они меня достали. Я прочистил горло и на чистом дипломатическом языке сообщил.

-- Какого ....... вы притащили сюда эту ...... кашу? Здесь что, малахольные дистрофики живут? За каким ...... вы привезли эти ...... собачьи консервы? Где тут стаи ......голодных собак разбегались? Я ни одной не вижу, кроме наглой лисьей морды нашего консультанта, который вместо того чтобы мне помогать, ставит палки в колёса, - ну и так далее, всё в таком духе.

Пока я разорялся, упражняясь в изящной словесности, без особого успеха, кстати, Кори только спрыгнул с тележки и улёгся рядом, поводя ушами и наблюдая за развитием событий. А событии, надо отметить, развивались. Одну танцующую группу местных полуголых красавиц сменила другая, ещё менее одетая, музыканты, где-то за кустами, грянули что-то более зажигательное (мне померещилась "маккарена"). А вождь, несмотря на свои немалые габариты и почти летальную дозу горилки, легко подскочил и потрусил к тележке с подарками.

Первым делом он заглянул в котёл и окунул лохматую голову в облако манного пара. Духан от каши потянулся по окрестностям. Вначале перестали вертеть голыми животами и попами смуглые красавицы из кордебалета, потом умолкли музыканты. Наступила напряжённая тишина. В ней было слышно даже, как тикают мои именные пулевлагонепроницаемые часики. Отсчитывают последние секунды до начала межпланетного скандала. Я принялся оценивать пути стратегического отступления, благо до посадочного модуля было не далеко.

Вождь, тем временем, вынырнул из котла, потряс распаренной до свекольности головой, гукнул и захлопнул крышку. Видимо это был сигнал, потому что все сразу засуетились и куда-то побежали. Пользуясь возникшей суматохой, я начал потихоньку отползать к спасительному модулю, делая при этом Кори недвусмысленные знаки присоединиться ко мне. Мерзкая малолитражная овчарка, тем не менее, вытянувшись во весь свой карликовый рост, на меня внимания упорно не обращала, а продолжала следить за вождём. А там было на что посмотреть.

Очень профессионально, как опытный взломщик, он сделал дыру в ящике с консервами, просто разорвав его пополам. Пёстрые банки с изображением милого пёсика покатились в стороны. Вождь ловко поймал парочку, мутным взором оценил механизм открывания и, подцепив кривым грязным ногтем стальное колечко, сдернул крышку. Ещё одно движение - удар по дну банки - и цилиндр с собачьей тушёнкой исчез в необъятной пасти вождя.

Защитник и Отец жевал и слушал свой организм. Я же слушал свой внутренний голос и упорно полз к цели. Наконец, вождь с организмом что-то решили, пережёвывание закончилось, из чрева поднялась сытая отрыжка. Это был второй сигнал, и все его правильно поняли, поскольку засуетились ещё быстрее. В руках и танцовщиц и музыкантов синхронно появились кривые ножи и деревянные ложки. Я начал прощание с этим светом и прикрыл глаза. А пока они были закрыты, много воды утекло, время и участники не стояли на месте. Главное - меня никто не ел. А все дружно уплетали манную кашу, для чего и использовались огромные деревянные ложки, я бы назвал их скорее черпаками (их размер, по всей видимости, был обусловлен тем, что второго подхода к общему котлу могло и не свезти), а кривыми ножами элементарно отмахивались от конкурентов.

Один вождь не принимал участия в суете вокруг котла с манной кашей, а пользуясь своей неограниченной властью, планомерно истреблял собачьи консервы. Рядом с ним росла груда пустых банок. Он сейчас больше походил на большой волосатый автомат по истреблению собачьей пищи.

Неисповедимы пути дипломатии. У меня отлегло от сердца, оно застучало в штатном ритме, дыхание нормализовалось, пот течь перестал. Я снова был на коне. По протоколу оставалась пара пустячных формальностей, с которыми я и обратился к вождю. Громкий рык его возвестил окончание пиршества. Можно было и не подавать сигналов - котёл давно опустел, приближённые вылизали даже крышку и теперь с сытым обожанием смотрели на своего повелителя. Кори - предатель шерстяной - наконец подал голос и прогавкал что-то торжественное, соответствующее моменту. Все внимали.

Крейсер покидал пределы очередной планетной системы. Мозг прокладывал к следующей по списку звезде. Кори продолжал ловить неуловимую крысу-белку. А я - кормить изюмом нового члена нашего экипажа - полярную сову - подарок Защитника и Отца. Сова сонно по очереди открывала и закрывала то левый, то правый огромный глаз, иногда звучно гукала, почти как прежний её хозяин - любитель собачьих консервов.

Пора и нам было приниматься за обед. Не смотря на то, что всё обошлось в этот раз бескровно, Мозг был строго предупреждён - никаких манных каш, ни утром, ни днём, ни вечером. Если я её ещё раз увижу на столе - перепрограммирую безжалостно и сам начну готовить.

В кают-компании царила паника. Механические официанты на заплетающихся колёсах носились туда-сюда со столовыми приборами и кастрюльками, то выставляя и выкладывая их на обширном столе, то собирая и унося в утилизатор. Шум, гам, звон битой посуды. Суета мне показалась странной, да и Кори до сих пор отсутствовал, хотя в столовую выдвигался всегда в первых рядах. Я отправился на мостик.

И там выяснилась причина всей этой кутерьмы. Кори своей короткой неуклюжей лапой давил на клавиши, пытаясь задать какую-то программу Мозгу. Мозг не понимал и сопротивлялся. Кори же упорно давил и хлопал, не замечая, что вместо одной нужной клавиши он прижимает минимум пять. Пойманная за шкирку мелкая овчарка начала давать признательные показания.

Выяснилось, что никакая "чёрная дыра" на Мозг не воздействовала, для этого он достаточно хорошо защищён. А всему виной кровная месть Кори, который не смог простить Мозгу и, почему-то мне, инцидента с саблезубой кошкой. Его, видишь ли, собачье достоинство в результате сильно пострадало. И этот мелкий пакостник изобрёл наличие на корабле мифической нелегальной крысы-белки, чтобы на неё списать при необходимости собственное вмешательство в работу Мозга.

Исправить неполадки программы было плёвым делом, а я задумался. Не превращается ли мой помощник окончательно в Собаку, не утратит ли свою изначально основную функцию - содействовать дипмиссии в удалённых мирах.

Пёс незаметно подкрался ко мне под столом, взгромоздил на колени свои сильные лапы, из-под скатерти выглядывал тёмно-серый влажный нос и виноватые, хотя и всё равно хитрые глаза на длинной лисьей морде. Я почесал псину за ухом и отправился готовиться к очередному контакту. Пёс бежал рядом.

В дальнем конце пещеры шуршали, копошились грызунчики. Там, прямо на камнях лежали пустые ящики и коробки. Народ стеснительный и пугливый, грызунчики искали среди порожней тары что-нибудь съестное: случайно выпавшую печенюшку или сухофрукт. Может им иногда и везло, и для своих детей они тогда устраивали пир.

Ночь наступала быстро, как всегда в субтропиках, но до темноты было ещё далеко - всходила Первая Луна. Надо было готовиться к рыбалке. Первая Луна привлекала рыбу настолько, что ловля её заключалась в вычерпывании из воды сачком. Зато в другое время поймать хоть какую-то рыбёшку было попросту не возможно.

Сегодня не помешало бы вытащить пару-тройку полосатых "горбунов", они лучше всех завяливаются, и погода пока способствует. "Горбуны" - хищники, едят тюльку в невероятных количествах, и при местном изобилии корма должны вырастать размером с подводную лодку, однако, самый большой попавшийся не превышал полуметра. Наверное, они вырастают до половозрелости и уходят в открытый океан, например, на север, там, где основной континент. Стаями "горбуны" заходят в реки, там нерестятся и, как лосось, погибают, становясь добычей разнообразных падальщиков.

Я закончил перебирать ягоды и с наслаждением разогнул уставшую спину. Не просто прокормить, пользуясь только своими руками даже себя одного. А если есть жена. Да ещё выводок детей-спиногрызов. Тут бегать, высунув язык, пришлось бы не только под солнцем, но и под всеми тремя лунами. А съедобная живность, между прочим, тут весьма шустрая. Одни кролики чего стоят - сплошные олимпийские чемпионы в беге на короткие дистанции и прыжки в стороны. Даже от Кори удирают легко и непринуждённо, да ещё и глумятся при этом над коротколапой овчаркой. Мы их, может быть, и не трогали, живи они и строй свои рожи где-нибудь вдалеке, да ведь вертятся прямо под ногами лопоухие и плоскомордые, соблазняют. Ну и мясо у них, не в пример неповоротливым броненосцам, очень нежное, сочное и на редкость вкусное. Истинно говорят - диетическое это мясо, только не два-три килограмма, а минимум пять, так что есть смысл иногда и облаву устроить. Как раз сегодня за завтраком мы с Кори доели печёную ляжку такого жирного кроля, и в вечернем меню у нас образовался пробел (обед у нас отсутствует за ненадобностью).

Ставлю корзинку с ягодами в самый дальний угол пещеры, там, где грызунчики копошатся. Ягоды свежие, ароматные, на вкус клюква с ананасом, но грызунчики их не любят, наоборот, фыркают и прячутся в укромные норы. Просыпается Кори, сытно потягивается. До грызунчиков ему дела нет, у них заключено вечное перемирие после первых дней жестоких побоищ. Когда после многочисленных стычек, поцарапанных носов и ушей, выдранной шерсти и утомлённых лап, выяснилось, что победа не достанется никому, они разошлись по разные стороны и в дела друг друга больше не вмешивались.

Я, сачок и Кори идём на рыбалку. К нам примкнуло большое пластиковое ведро с крышкой, в расчёте на богатый улов. Море в лагуне тихое, но я знаю - тишина эта обманчива. Широкие и очень пологие волны накатывают через узкий пролив в лагуну и весьма внушительно переваливают через прибрежные камни. Камни круглые и скользкие. Если бы не мои шипованые кроссовки, я купался бы после каждого взмаха сачком, а с ними - через раз.

Итак, я ловлю рыбу, утвердившись насколько это возможно на осклизлых камнях. Участие Кори сводится к охране ведра с уловом и эту задачу он выполняет со всем возможным прилежанием. Местные бакланы - редкостные воришки - его уже хорошо знают и кружат на безопасном расстоянии. После двух-трёх задавленных овчаркой птичек Кори зауважали. Но лишний раз напомнить не помешает, и пёс строго лает в небо, ему сверху отвечают возмущёнными криками.

Ведро полно. В нём ещё вздрагивают три знатных "горбуна" и плещутся несколько десятков тюлек (эти пойдут на изготовление домашних шпрот). Удовлетворённые и отягощённые добычей, мы с Кори шагаем домой. Нас не пугает тяжёлое ведро и крутой подъём, мы даже что-то напеваем. Пою, конечно, я, а пёс воет на Первую Луну, она его больше остальных вдохновляет. Кстати, он всё меньше говорит, а больше лает или воет, ну и ещё тявкает, хотя прямая связь с Мозгом у него всё ещё присутствует.

Общее одичание незаметно сказывается и на мне, приходится себя тщательно контролировать и блюсти протокол по разделу - "дипломат в экстремальных условиях". Хотя, честно говоря, мы - дипломаты, всегда находимся в экстремальных условиях, и нам за это молоко бесплатно надо выдавать. О-о-очень тяжёлая и опасная работа.

Шесть месяцев и четырнадцать дней мы пребываем на этой замечательной планете и конца-края нашему сидению здесь не видно. Конечно, спору нет, край тут благодатный, как говаривала моя покойная прабабушка - воткни оглоблю, тарантас вырастет. Кругом на многие километры девственная природа, где воздух и вода употребимы в неограниченных количествах прямиком без очистки, способствуют продлению человечьих и собачьих жизней и повышают, при том, их качество. Здесь свободно растут нетронутые липкими, душными генетиками бананы и клубника, цитрусы и петрушка, водится настоящая рыба с хвостом и плавниками без примесей хлорпроизводных и бензопирена. В таком месте можно жить долго и счастливо. Но у меня другие планы.

По окончании моего зачётного рейса по удалённым мирам и сдачи Единого Имперского Экзамена, меня ждало распределение на тёплое местечко первого вице-консула дорогой моему сердцу индустриальной планеты Урубу (между прочим, я там родился и провёл своё весьма счастливое детство). Что ни говори, а от избытка кислорода начинаешь скучать по привычным выхлопным газам, городскому смогу и хлорированной воде. Глядя на Кори, правда, этого не скажешь. Вон как бабочек гоняет. Ему здесь хорошо. Что же касается Мозга, то ему все красоты безразличны, тем более что он, в отличие от нас, остался на орбите и, наверное, весело проводит время в обществе полярной совы.

В нашей затянувшейся разлуке вины Мозга не было, скорее, тут случился мой недосмотр. Роковая ошибка на фоне сложившихся обстоятельств способствовала столь длительному пребыванию на ранее безлюдной планете. Теперь на ней поселились люди и появились они моими стараниями. Разносчиком я оказался Космической инфекции под названием Человечество. А ведь намерения, как всегда, присутствовали самые благие. Вот эту самую благость я и черпаю полной ложкой.

Да, и ещё чувства. Когда мужчина (даже если он дипломат) без женщины в длительном космическом зачётном рейсе, у него не может не возникнуть естественной тяги к противоположному полу. Так я и влез в неприятную историю из чувства жалости к несчастным людям и другого чувства, назовём его влюблённостью. И мой единственный советник и консультант - Мозг меня не остановил. Но не виню я его, поскольку, даже если бы он и попытался воспрепятствовать мне, я бы его не послушал.

А дело было так. Посетили мы очередную планету, провели торжественную церемонию принятия в члены МалоЗависимого Содружества (МЗС). С обеих сторон выполнили предписанное - вручение грамот, подписание протоколов, обмен любезностями и подарками. Всё шло по протоколу ни на миллиметр не отклоняясь от регламента.

Вокруг меня и вождя (он же Хранитель Всего Сущего и Несущего) аборигенского племени под звуки бубнов и свистулек вились соблазнительные молодки. Одна, самая бойкая, постоянно норовила приблизиться ко мне и потрогать представителя высшей цивилизации, поскольку таковые редко сюда заглядывают. А вождь, хитрованский старикашка с бегающими глазками, всё подливал в мой кубок горячительное пойло. И, то ли самогон здесь гонят слишком бронебойный, то ли антиалкогольная таблетка попалась просроченная, но через некоторое время девицу я обнаружил у себя на коленях. Бойкая танцовщица промурлыкала мне на ушко своё волшебное имя - Тумила и продолжала шарить игривыми пальчиками где-то в районе моего пупка. Что характерно, я при этом не сопротивлялся и не протестовал.

А вождь (Хранитель Разнообразного и Неведомого) всё подливал и подливал. И глазёнки его хитрые так же бегали, но я был занят. Когда предводитель одалисок посчитал, что клиент, то есть я, созрел, он принялся горько и нудно жаловаться на свою несчастную судьбу, имея в виду не только себя лично, но и вверенное ему Высшими Силами, представителем коих он много лет уже является, племя несчастных аборигенов. Если верить хитрому старикашке, его немногочисленный, но гордый народ ждала вселенская катастрофа в виде очередного Всемирного Потопа.

Случилось так, что местное солнце в последнее время распалилось не на шутку, полярные снеговые шапки склонились к интенсивному таянию и уровень Мирового окружающего океана резко пошёл в рост. Используя все свои наследственные знания шаманской алгебры и природоведения, вождь пришёл к выводу, что их личный остров, хотя и достаточно просторный, но весьма плоский и низкий, не сегодня-завтра скроется в пучине морской. Он принял загодя необходимые меры дипломатического характера. Однако, миссии доброй воли на соседние острова к добрым же соседям дали отрицательный результат. С ответом в том духе, что, мол, самим скоро места не останется и дополнительной голытьбы нам не требуется. А если вздумаете упорствовать и высаживать несанкционированный десант, то мы все как есть с лопатами и вилами на защиту Отечества. Ну и так далее, в том же духе.

Вождь, он же Хранитель и Величайший Прорицатель, стоял перед дилеммой: гибнуть постепенно в наступающей солёной воде, быстро в бою за соседскую землю или сажать всё племя на имеющиеся лодки и пускаться в плавание в надежде, что кто-то где-то за Христа ради пристроится и спасётся. Ну а уж ему, при любом раскладе, вождём больше не быть, будь он хоть трижды помазанный высшими силами.

Так слушал я старого вождя, его милые жалобы, потягивая самогон и млея от профессиональной пальпации бойкой Тумилы, что-то там наобещал. В смысле, рассмотреть вопрос, изучить всесторонне, разобраться в ситуации, получить дополнительную информацию для принятия окончательного решения. Язык, правда, слегка заплетался.

Утро встретило головной болью и чувством вины. Рядом в постели лежала полностью обнажённая Тумила и безмятежно спала. Картина поразила меня своей житейской прозой. Но это было ещё не всё. Что-то ещё было не так, какой-то (я чувствовал спинным болящим мозгом) я ещё совершил промах. Из-за двери в мой кубрик доносились звонкие детские голоса, визгливые окрики матерей и звон посуды. А среди них кудахтали куры, взвизгивали поросята и лаяли собаки. На корабль вселился табор.

Мучительный процесс восстановления памяти, стимулированный прогрессивным научным методом - подобное лечить подобным (на тумбочке стояла заботливо припасённая фляга со вчерашним самогоном), привёл к неприятному открытию: появление на крейсере туземцев - моих рук дело. Вызванный в свидетели Мозг, подтвердил мою прямую причастность. Тремя рейсами посадочного модуля я распорядился эвакуировать с тонущего острова всё племя вместе с поросятами и домашним скарбом. Мало того, вчера я так распоясался, что приказал лететь не на ближайший пустой и возвышенный остров на этой же планете, а двигать к наиближайшей пригодной для проживания дорогого мне народа не заселённой планете.

Мозг, с его слов, пожал плечами и подчинился. Что касается Кори, то этот проходимец пользовался моментом. Времени даром не терял, угрызениями совести не мучился, а интенсивно заводил новые знакомства среди аборигенских собак (предпочитая сук кобелям). Знакомства эти протекали бурно: нос расцарапан, ухо кровоточит, зато в глазах полное моральное удовлетворение и, в отличие от меня, никакого стыда.

Не стоит и описывать, во что превратили корабль беженцы их дети и их скотина. Отстоять удалось только рубку, и то путём мобилизации всего штата роботов-уборщиков, занявших на входе глухую оборону.

Само собой, новоприбывшие питались из запасов крейсера. Скотину, вплоть до последнего телёнка-поросёнка они берегли для будущей замечательной жизни, которую уже успел описать соплеменникам мудрый вождь-Хранитель. Овощи у туземцев остались на огороде - так быстро они ринулись в страну обетованную.

Вождь с гаремом занял кают-компанию и, дорвавшись до виски и коньяка, не просыхал совершенно, валяясь среди подушек и пустых бутылок на обширном кают-компанейском диване. Остальные члены племени захватили свободные каюты, оставив живность пастись в коридорах. И какой там стоял запах!

До той самой ближайшей ненаселённой планеты, куда Мозг вёл крейсер, была всего неделя ходу, и я надеялся, избавившись от пассажиров, быстро её наверстать. Но всё опять пошло наперекосяк. Если не заладилось что-то с самого начала, так уж и не остановить.

На первых порах, опять-таки, всё шло не плохо. Мозг известил меня о прибытии, когда я досматривал последний сладкий утренний сон. Тем же самым занималась и Тумила, наотрез отказавшись покидать мою каюту.

Протокол впрямую не запрещал слишком близкие контакты с местным населением, но и не поощрял их. Мелким шрифтом в приложениях было указано: "В экстренных ситуациях". А у меня как раз и сложилась самая, что ни на есть экстренная ситуация. Я уже столько статей обошёл и нарушил, что ещё одно полунарушение (тем более, весьма приятное), погоды не делало.

На пути в рубку сегодня особенно часто попадались куры с успевшими вывестись цыплятами и чрезвычайно шустрые поросята, полосатые и настырные. Там же среди цыплят ползали и голопопые аборигенские дети. Стараясь не придавить очередного цыплёнка-утёнка-ребёнка, бросившегося что-то искать в ковре у меня под ногами, я неизменно наступал на такого полосатика. Может у них игра такая? Сопровождаемый визгом и кудахтаньем уже взмыленный, я добрался до рубки. Робот-полотёр, высунулся из баррикады и потребовал назвать пароль. Я запомнил его номер, намереваясь по окончании этого борделя, разобраться с наглецом.

Внутри рубки, слава Творцу, царил прежний порядок, который внушал оптимизм и надежду на скорое и благополучное окончание спасательной операции. Мозг бодро доложил о результатах полёта зонда-разведчика. Они обнадёживали: радиация в норме, кислорода хватает, хлорофилл и красная кровь буйствуют. А, главное - звезда-кормилица не собирается в ближайший миллиард лет преподносить неприятные сюрпризы.

Под конвоем четырёх роботов-посудомоев доставили вождя. Несмотря на не очень уверенную походку и некоторое заикание от потреблённых "Белой лошади" и "Камю", глазки у вождя цепко ощупывали запретное для него помещение. Я не дал ему возможности что-нибудь слямзить в рубке, а сразу усадил перед экраном.

Из гуманистических соображений я предложил будущему начальнику новой провинции на выбор два варианта: первый в голых скалистых горах в центре безжизненного материка на самом севере, твёрдо зная его реакцию на него. Второй - берег большого острова, размером с Мадагаскар, у тёплого моря-океана, заросший субтропической растительностью. Конечно, имелись и другие варианты с ласковым морем, тихими речками и вечнозелёной растительностью. Были. Только мне совершенно не улыбалось заниматься их перебором, хитрован вождь вполне мог затеять канитель с многочисленными вылетами на местность, осмотрами и длительными раздумьями. Надо было избавляться от поднадоевших постояльцев.

Мой план сработал на все сто пятнадцать процентов. Вождю второй вариант сразу понравился, может места прибрежные напомнили ему времена счастливого босоногого детства, о котором он неоднократно поминал. Только от торга уйти всё равно не удалось. Вождь затеял тягомотные переговоры о выделении его несчастному племени продовольствия из запасов корабля (в первую очередь горячительных напитков) и хозяйственного инвентаря.

Пришлось слукавить (дипломатическая выучка не подвела) и пообещать, что после высадки всех его соплеменников и их движимого и недвижимого имущества, пришлю ему полный посадочный модуль этих самых припасов.

Сейчас-то уже и не важно, на что рассчитывал вождь, и что замышлял я. Только события пошли по третьему никем не запланированному варианту.

Погрузка табора, состоящего из разнородных самостоятельных объектов - вёртких, подвижных, как ртуть, обладающих полной свободой перемещения, а так же способностью и желанием издавать разнообразные звуки - пищать, визжать, кричать, плакать, кукарекать - задача, сама по себе, доложу я вам, не простая. Когда же всё это шевелящееся и горланящее скопище оказывается запертым в тесном посадочном модуле, я начинаю опасаться, что мы не долетим и даже не покинем крейсер.

Племя с трудом втиснулось в пять полноценных рейсов от корабля до планеты, хотя, как мне помнится, принял я их тремя. Не могли же они за неделю пребывания на корабле так размножиться и растолстеть. Загадка.

Наконец, последняя партия, гремя котелками и самоварами, в сопровождении вырвавшейся на свободу живности, покинули порядком измятый посадочный модуль. Оставалось только исполнить торжественное обещание. Вождь, видимо почуявший внутренними органами, что его могут с продовольствием надуть, решил лететь за ним с нами в качестве независимого наблюдателя. Устраивать склоку на глазах его соплеменников я не стал, решив что-нибудь сымпровизировать на ходу.

Пробравшись к креслу пилота и умудрившись всего пару раз наступить на отходы жизнедеятельности недавних пассажиров, я включил зажигание. Тут-то и подстерегал нас сюрприз. Модуль отказался взлетать. Отказался совсем. Наотрез. Нет, он тужился, мигал индикаторами, что-то внутри его чрева щёлкало, жужжало и гудело - а не с места. Вождь, поначалу весьма скептично отнёсшийся к нашей суете и посчитавший её продолжением коварного плана надувательства наивных туземцев, долго сидел на пандусе и кряхтел. Однако, после двух часов бесплодных попыток оторвать машину от земли, когда мы с Кори, вывалив языки уселись на тот же пандус, он почуял неладное. Заглянув же в наши трагические лица, на которых не было и тени игры, старый предводитель понял - это правда. Мы застряли. Естественным довеском к нашим неприятностям проходила и отсутствующая с крейсером связь. Мозг на наши призывы не откликался.

Мы взялись осматривать технику. И конечно сразу обнаружили причину утраты летучести нашего транспортного средства. Дети, куры, собаки и свиньи дружными усилиями за пять рейсов отодрали панели, перегрызли за ними провода, а кое-что самое блестящее из деталей системы отвинтили и, видимо умыкнули.

Само собой, все необходимые запасные части, схемы и ремкомплекты в достаточном количестве имелись на материнском крейсере. Беда состояла в том, что второго посадочного модуля, даже в виде аварийной шлюпки, ротозеи конструкторы не предусмотрели. Когда волею Судьбы попадаешь в подобную передрягу, сразу на память приходит пресловутый "Титаник". Ведь плыл бы и плыл он беззаботно в Америку с толпой ничего не подозревающих пассажиров. Но стоило, как с костяшками домино сорваться-сработать одной накладке-неисправности, как длинная цепочка логических дефектов неизбежно приводила к общей катастрофе. Всё по известному закону - если неприятность может приключиться, она непременно это сделает.

Я длинно подвожу к тому, что один из членов нашего небольшого экипажа - Мозг - хороший, в общем-то, парень, только догадливостью, а, следовательно, и инициативой его наделили в гомеопатической дозе. Я даже представить себе не могу, сколько он будет по регламенту вызывать нас, используя радиоканал, прежде чем предпримет практические шаги.

Памятуя древнюю мудрость - спасение утопающих дело рук самих исцелённых докторов, я взялся за дело, не откладывая ничего в дальнюю коробку. Первым делом изъял у сорванцов всё, что они не успели расплавить на костре или проглотить из частей посадочного модуля. Вождь, узнав о причине потери нашей летучести, впал во гнев и грозился выпотрошить всех малолетних членов племени до шестнадцати лет включительно (в шестнадцать лет аборигены женятся и начинают заниматься более полезным и интересным делом, чем свинчивание хромированных гаек и цветных лампочек). Насилу вождя урезонили. Предводитель горько прощался с мечтой о пищевом, а, главное, алкогольном изобилии. Даже повелел, в расстройстве, снабдить нас с Кори кое-чем из своего скудного хозяйственного инвентаря (человек он всё-таки был не злобливый). А племя встало широким табором в соседней низине и, быстро освоившись на новом месте, зажило привычной родоплеменной насыщенной жизнью. Уже через две недели оттуда тянуло забористым первачом - вождь варил на новой планете старый самогон.

Нас с Кори приютила прибрежная пещера, которую я поначалу не спешил обживать, всё надеясь на скорое вызволение. Но помощь не спешила. Прошёл почти месяц, прежде чем Мозг догадался (созрел) отправить к нам для выяснения обстановки беспилотного разведчика. Разведчик основательно покружил над пещерой и табором, видимо всё заснял и передал на корабль и удалился с чувством исполненного долга. Прекрасно понимая, что бездушная летающая железяка без команды с орбиты ни за что не сядет, всё же мы с Кори до ломоты в руках и лапах махали белым флагом, изображая терпящих бедствие. Как сумасшедшие мотались по поляне, до хрипоты горланили призывы к нашему спасению, успели даже развернуть транспарант: "Модуль повреждён. Взлёт не возможен. Нужны схемы, запчасти, связь. Мозг - это срочно". Кори, путём использования сугубо собачьей технологии, изобразил на песочке надпись "SOS", правда она быстро высохла.

Электронный мыслитель нашего дипломатического крейсера после памятного полёта откликнулся только на четвёртый день - прислал в контейнере зонда всеволновый аппарат связи. С его помощью удалось не столько ускорить мыслительные процессы Мозга, сколько сконцентрировать их на нужных направлениях. Причём до такой степени, что к нам на поверхность планеты был налажен непрерывный поток инструментов и запасных частей.

Огорчало одно - судя по масштабам разрушений и учитывая объёмы поставок с орбиты, процесс восстановления посадочного модуля затянется на долгие месяцы. С этим пришлось смириться, назвать себя потерпевшими крушение и начать обустройство постоянного жилья и всего быта в целом.

Несколько ранее другое событие обозначило дополнительный вектор нашему пребыванию на безымянной планете. Хотя, почему безымянной. Дипломатической нагрузки с меня никто не снимал и в новых обстоятельствах. Властью данной мне верховной властью из резервного списка и моих мозолистых (теперь в прямом смысле) рук планета получила имя - "ТОТОЛЬ - САХ". Об этом же свидетельствовала табличка на скале, видимая всем желающим не только днём. Ниже названия убористым шрифтом на ней значилось в качестве первооткрывателя и моё имя. Подумав, со временем мелкими буквами я приписал и Кори, друг всё-таки.

Открывать новые миры меня никто не просил и в зачётке от подобных вольностей плюсов не добавится, но, тем не менее, мне было приятно. К тому же фактор заселения нового мира тоже числился за мной. Хотелось взойти на гору и с чувством пророчествовать: "Плодитесь и размножайтесь". Но я отвлёкся.

Возвращаясь к дополнительному вектору, я бы назвал его поперечным, я посыпаю голову пеплом. Как только выяснилось, что я и табор живём отдельно и не смешиваемся, Тумила перебралась ко мне в пещеру. И я не только не возражал, а напротив, был весьма рад этому обстоятельству. Тумила - нежнейшее создание, окружила меня удивительной заботой и теплом, правда в пересчёте на туземные правила и обычаи. Забота нашла живой отклик в моём сердце. Дошло даже до того, что по утрам я собирал на росистой поляне для неё букеты экзотических полевых цветов и называл девушку голубкой. Всё окружающее меня странным образом радовало и вызывало приступы беспричинного счастья, будь то разноцветное небо над головой или плотоядные бабочки в соседнем лесу.

Подобное поведение не характерно, но иногда случается с дипломатами, и тому есть примеры. Квалифицируется состояние, как инфекционное заболевание. Оно поддаётся лечению, вроде как амбулаторному, а, главное, должности при этом не лишают, если только сам пациент не лишился головы.

Короче говоря, меня накрыла любовь.

Любовь дипломата и дикарки. Это так романтично в книгах и фильмах. Авторы описывают и показывают красоты природы, закаты, рассветы, дрожащую на кончике трепетной травинки хрустальную каплю росы, которая дыханием утреннего Эола падает в таинственную складку на юной груди прекрасной дикарки. Авторы стыдливо умалчивают, что девушка пахнет, потому что не любит мяться, ест руками, вытирая их о нечёсаные волосы. Много чего ещё не попадает в розово-мармеладный кадр. Не видна проза жизни на шёлковом полотне слащавых сериалов. Но она есть, и я её не испугался. И не стал говорить стихами, а засучил рукава и взялся за неблагодарное дело окультуривания малых народов. Учил свою возлюбленную пользоваться ножом и вилкой и не выплёскивать объедки перед входом в дом, то есть перед нашей пещерой.

Девушка казалась благодарным учеником, и мне поначалу представлялось, что смогу добиться ощутимых результатов за время вынужденного сидения на планете. Но так всего лишь казалось, ибо и месяца не прошло сладкой семейной жизни, как Тумила собралась рано поутру и ушла к соплеменникам в табор. Ушла, молча, не попрощавшись. В тот же день и табор снялся с насиженного места и откочевал вдоль океанского побережья.

Сие событие меня сильно расстроило, можно сказать ввергло в пучину грусти. Тем более, что я так и не смог установить причину скоропостижного ухода Тумилы. А ведь нам с ней было так хорошо. После долгих мучительных размышлений я установил для себя, что её родоплеменные чувства сильнее личных привязанностей и начало кочёвки табора было сигналом и для неё.

Я оказался дважды неправ, трактуя причины и следствия, что выяснилось гораздо позже. А пока моя растревоженная гордость не позволила броситься вдогонку за племенем. Да и чувство долга перед доверенной мне миссией, быстро развернуло меня с романтической на сугубо практическую колею.

Я продолжал ловить рыбу, возделывал огород, иногда охотился на не очень быстроногую и легкокрылую живность и ремонтировал посадочный модуль. Мы многого добились в ремонтно-восстановительных работах, их оживляли рабочие дискуссии с Мозгом, который тактично не напоминал мне ежедневно, мы катастрофически вывалились из графика и наверстать упущенное будет весьма и весьма не просто.

Я это знал, знал малыш Кори, знал Мозг, что нагонять график мы будем потом, в Космосе, а пока три зонда разведчика в круглосуточном режиме возили и возили новые части взамен угробленных малютками-дикарями. Так прошли месяцы.

И вот труды наши увенчались успехом. Наступил день, и модуль самостоятельно поднялся в воздух. Правда, вначале не высоко - я опасался рухнуть из-за какой-нибудь свежей неполадки, ведь всё было скручено на живую нитку. На следующий день я провёл более масштабные испытания с маневрированием и реальными перегрузками. Модуль выдержал, правда его слегка клонило на левый бок и в салоне периодически то появлялась, то исчезала дополнительная сила тяжести, но это, как говориться - ботва и чешуя. Наше с Кори Великое Сидение на почти уже ставшей родной планете "ТОТОЛЬ-САХ" подходило к концу.

Мне жаль было бросать на грядках взращенный своими мозолистыми руками урожай, и день перед отлётом мы посвятили его сбору и заготовке прочих даров местной флоры и фауны.

Гости застали нас на грядках, выдёргивающих местную грушевидную морковку. Делегация состояла из молоденьких девушек с корзинами полными чего-то растительного, собак и штатного заместителя вождя, который всеми командовал. Я был польщён вниманием, даже растрогался. Подозреваю - на меня, видимо, длительный контакт с Природой так подействовал.

Умиляюсь и вижу на заднем плане знакомое лицо - Тумила. Застенчивая такая и одета не как все девушки - в широкое кимоно-пончо. Приближается, улыбается, и тут до меня доходит, что она беременна, причём на последних месяцах. В таких случаях говорят, что самые разнообразные мысли вихрем пронеслись в голове. На самом деле неслись и, действительно вихреобразно.

Все расступились, давая Тумиле дорогу. Она подошла не поднимая глаз и опустилась передо мной на колени. Это получилось совершенно неожиданно, особенно после того, как она взяла мою руку и возложила себе на голову. Я растерялся совсем. Однако все остальные пришельцы тут же включились в им хорошо известный ритуал. Девушки тихо пели и, кружась вокруг нас с Тумилой, посыпали лепестками цветов. Заместитель вождя тоже что-то наговаривал в молитвенном темпе и размахивал своеобразной кадильницей. Я очень надеялся, что присутствую не на собственной свадьбе. Хотя, если вдуматься, какая теперь разница, что за ритуал мы переживаем. Важно другое -Тумила проделала весь нелёгкий путь, чтобы не просто так продемонстрировать свой округлившийся живот. Она принесла проститься моего ребёнка, ещё не родившегося, но точно моего.

Делегация осталась у нас ночевать. Заместитель вождя с девушками расположились в пещере, судя по звукам, они уже хозяйничали как полноправные владельцы. Мы с Тумилой укрылись в посадочном модуле. У Кори сегодня были свои собачьи заботы.

Что говорила мне в ту ночь моя любимая будущая мать моего будущего ребёнка, и что я шептал ей на ушко - не так важно. Космическая Судьба ненадолго свела нас на необъятных просторах и вот, снова разлучает. Ей предстоит родить и взращивать нашего общего ребёнка, эту свежую кровь, влившуюся в небольшое племя (таков, скорее всего, был изначальный план вождя). Она будет, пока он маленький, рассказывать ему обо мне всякие красивые небылицы, которые только сможет подсказать её фантазия. Расскажет, что отец мальца, Великий Герой, спасший племя от Великого Утопления (что не слишком далеко от истины), при этом разметал множество врагов, зачал сына (думаю, практически уверен, что это будет сын) и улетел к звёздам спасать других страждущих. Но он обязательно вернётся, чтобы увидеть своего первенца-сына, такого замечательного карапуза, который любит тыквенную кашу и станет таким же сильным и смелым как его отец и будет слушаться маму. А когда вырастет (опять-таки при помощи тыквенной каши) - станет вождём племени и так же как отец совершит множество великих подвигов.

-- Назови сына Сергеем, в честь моего небесного Покровителя - попросил я Тумилу, и она согласилась растить парня под таким именем.

-- А отчество у него будет Сергеевич - с чем она, тем более была согласна, как и с его героическим будущим.

Да, наверное, так, примерно, оно всё и будет. Ну а мне предстоит, как говорят в таких случаях, дальняя дорога в Глубокий Космос. Мне предстоит выполнить непростую Миссию приобщения к МалоЗависимому Содружеству (МЗС) разбросанных по Галактике мелких народов, отчаянно борющихся за существование. И кто, кроме Космической Судьбы может знать, увидит ли отец сына, а сын отца.

В великой грусти покидали мы с Кори "ТОТОЛЬ-САХ". Не один я печально взирал на мелькающие на экране пейзажи благодатной планеты. В состав делегации от племени входила и неприметная тихая собачонка, притащившая в зубах шустрого остромордого и пятнистого щенка, удивительно смахивающего на моего друга Кори.

--Она смогла притащить одного, продемонстрировать породу, а всего их пятеро и все окрасом пошли в меня, хвосты только мамины - в голосе Кори чувствовалась и законная гордость и та самая вселенская грусть, не свойственная псам, которая уже несколько часов не покидала нас обоих.

-- Вэлш - очень полезная для племени порода, может охранять, охотиться, даже детей воспитывать - Кори как будто продолжал кого-то убеждать в очевидных преимуществах собственного происхождения. Подозреваю, щенки, как признак породы, успели уже что-то погрызть.

Модуль вышел за пределы атмосферы. Я за него продолжал немного волноваться. Проверить корпус на герметичность у меня возможности не было, и я чутко прислушивался - не свистит ли выходящий из неприметной трещины воздух. Отсюда, с ближней орбиты, управление модулем взял на себя Мозг, а мы с Кори, превратившись в обычных пассажиров, любовались такой родной теперь планетой, где оставили частицу себя.

Дипломатический крейсер Содружества "Искариот", выполняющий Миссию доброй воли в Оранжевом Секторе Галактики NZ438, готовился к ускорению. Нас ждали новые миры и новые приключения.

Оставить комментарий © Copyright Ширяев Сергей Павлович (shiryaev-1956@mail.ru) Размещен: 24/08/2012, изменен: 24/08/2012. 99k. Статистика. Повесть: Фантастика, Юмор		Ваша оценка:
Аннотация: Трудна и неблагодарна дипломатическая служба. Если сам себе не поможешь, никто о тебе не позаботится. Ну, если только друзья.

Ширяев Сергей Павлович : другие произведения.

Миссия, скорее всего, выполнима