ИСТОРИЯ СОВРАЩЕНИЯ ГОСПОДИНА ДЕ ПИНЬЯКА, ВИКОНТА ИЗ ПЕРИГОРА

  

  

  ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

  ШЕВАЛЬЕ ДЕ БОМОН

  

   Молодой виконт де Пиньяк, дворянин из Перигора достаточно знатного рода, прибыл в Париж в конце сентября 1603 года и, имея сильных покровителей, почти сразу был принят ко двору славного короля Генрика IV.

   Юноше было всего двадцать лет. Он не блистал особенной красотой, был невысок ростом, немного замкнут и всегда сдержан в речах. Эти свойства его характера отчасти объяснялись его хоть и прекрасным, но деревенским воспитанием, совсем не подготовившим его к придворной жизни. В то время многим обедневшим семьям Южной Франции был присущ налет некоторого пуританизма, юноша же, кроме всего прочего, был протестант и значит, свободные нравы парижского двора не могли не смущать его еще не испорченной нравственности.

   Однако, поступив на службу к королю, он вынужден был как-то приобщиться к жизни луврского общества, чтобы не прослыть невежей и грубияном. Он поэтому завел себе нескольких приятелей, бывал с ними на приемах у двух-трех дам, известных своей красотой и многочисленными поклонниками, посещал балы и вообще старался усвоить те придворные привычки, которые, как ему казалось, могли быть как-то полезны в дальнейшем. Как говорится, si vives Romae, Romano vive more - если живешь в Риме, живи как римлянин.

   Впрочем, даже в кругу своих приятелей он считался не лучшей компанией. Он был скучным собеседником, потому что говорил только по существу, никудышным собутыльником, потому что почти не пил, плохим товарищем, потому что не давал взаймы, скверным партнером, потому что никогда не играл ни в карты, ни в кости и негодным кавалером, так как за два месяца своего пребывания в столице так и не потрудился завести себе любовницу, хотя это-то ему наперебой советовали буквально все.

   Словом, де Пиньяк оказался крепким орешком. Приятели терпели его только из снисхождения, а может быть из уважения к его знатному роду и полезным связям.

   Но вот вскоре случилось событие, положившее начало изменениям в облике нашего героя. Дело в том, что как раз приблизительно в то самое время - то есть время прибытия виконта в Париж - в кругах придворной молодежи только и рассказывали, обсуждая на разные лады, историю с неким шевалье де Бомоном, впрочем, изрядным повесой. Этот шевалье имел любовницей г-жу де Соро и все же поспорил с друзьями, что добьется благосклонности прекрасной Дианы де Невиль, жены графа де Невиль. Он взялся за дело столь умело, что действительно скоро представил друзьям самые убедительные и, добавлю, интимные доказательства своего успеха, так что красавица Диана должна была краснеть всякий раз при воспоминании о том, что именно выпросил у нее ее ветреный любовник. Впрочем, краснела она не столько со стыда, сколько от удовольствия от мысли, что сумела сделать этот стыд достоянием света.

   Зато бедный граф де Невиль не краснел, а буквально зеленел от бешенства. Безрассудный поступок жены поставил его в нелепое положение. Говорят, г-жа де Соро из ревности передала графу все, о чем нескромный шевалье де Бомон бахвалился на каждом углу. История наделала слишком много шуму, так что графу не осталось ничего другого, как послать шевалье вызов.

   Они встретились на пустыре подле Бастилии в один из первых дней октября, и шевалье на глазах секундантов уложил графа наповал после третьего выпада. Этот удар сделал из шевалье героя, а красавицу Диану едва не оставил вдовой на втором году ее замужества.

   Так женщины делают глупости, а мужчины за них расплачиваются.

   Вот какая история была у всех на устах, когда виконт де Пиньяк только что прибыл в Париж.К чести нашего героя скажем, что он не слишком вникал в подробности, находя их крайне непристойными, и, конечно же, он никак не мог предполагать, что вскоре сам послужит ее продолжению.

   Но судьба или правильнее сказать рок нежданно-негаданно свели его с шевалье де Бомоном.

   Дало было в трактире "Золотой петух", что на улице Тампля, куда приятели де Пиньяка и он сам заглянули холодным ноябрьским вечерком, чтобы подогреться стаканчиком бордосского вина. Случайно там оказался и шевалье де Бомон с двумя друзьями. Юноше пару раз уже доводилось видеть шевалье издали на приемах в Лувре и нельзя сказать, чтобы шевалье произвел на него благоприятное впечатление. Слава, как известно, портит людей, а господин де Бомон находился в самом зените ее. Удар шпагой на пустыре подле Бастилии принес ему репутацию искусного фехтовальщика. Его стали побаиваться, с ним стали обращаться подчеркнуто вежливо, опасаясь как-либо задеть и, боже упаси, оскорбить. Заметив эту перемену в людях, шевалье усмехнулся в усы и совершенно обнаглел: теперь он держал себя вызывающе со всеми, свято веря в собственную безнаказанность.

   - Господа, господа! Предлагаю сыграть в кости! - кричал он, изрядно подвыпивший, на весь трактир.

   Пара спутников де Пиньяка согласились.

   Сели за игру. Определили ставки. Метнули кости.

   На тринадцатом ходу шевалье де Бомон спустил почти все, что имел при себе.

   На двадцать девятом ходу он отыграл большую часть обратно.

   На сороковом он был уже в выигрыше. Но тут счастье снова как будто ему изменило, и он проиграл половину из своих денег.

   Тогда он поставил на кон все, что имелось на его стороне: сорок золотых экю.

   - Господа, а не хотите ли разом покончить со всем этим! - рявкнул он.

   По сути это был бандитский прием, но его партнеры по игре лишь молча переглянулись и уравняли ставки. Теперь в банке лежали сто двадцать экю.

   Сначала метал один из приятелей Пиньяка: выпали тройка и шестерка - девять очков!

   Затем другой его приятель: четверка и единица - в сумме пять очков. Неудачник молча поднялся из-за стола и стал сбоку от играющих.

   Настала очередь Бомона. Он тщательно смешал камни и... четверка и пятерка - те же девять очков!

   После секундной паузы все вдруг разом загалдели, выражая удивление по поводу столь удачного броска. Больше других, разумеется, шумел шевалье де Бомон:

   - Черт возьми! Господа, вы видели? Каков бросок!

   Напряжение игры достигло наивысшего накала. Все сгрудились вокруг стола и игроков.

   Равенство очков требовало удвоить ставки в банке. Приятель де Пиньяка достал из кошелька еще шестьдесят экю и прибавил их к тем ста двадцати, что уже лежали на столе.

   Бомон небрежно бросил, что играет под честное слово.

   Первым метал партнер Бомона. Он долго тряс стаканчик с костями, потом резко раскрыл его и выпустил кости на стол.

   Две четверки!

   - Не слишком удачный ход, но и не безнадежно плохой, - заметил кто-то.

   Все, затаив дыхание, ждали теперь хода Бомона, но он всех удивил, небрежно бросив камни, даже не потрудившись их как следует смешать.

   Выпали шестерка и единица!

   Едва Бомон понял, что проиграл, как тут же обернулся к дворянину, к несчастью для себя оказавшемуся с правой от него стороны. Дворянином этим, как легко догадаться, был наш виконт де Пиньяк.

   - Какого черта, сударь! - закричал на него шевалье. - Вы толкнули меня под руку!

   И видя, что юноша совершенно растерялся от предъявленного ему обвинения, продолжал:

   - Господа, господа! Я требую, чтобы мне позволили повторить бросок.

   Случилось замешательство. Спутники де Пиньяка нахмурились. Спутники шевалье громогласно поддержали его предложение. И тут раздался твердый голос виконта:

   - Но господин шевалье, я вовсе не толкал вас!

   Бомон круто развернулся и вперил сердитый взгляд в юношу.

   - Так значит, милостивый государь, вы изволите утверждать, что я лгу?! - надменно произнес он.

   Наступило гробовое молчание.

   - Что же вы молчите, сударь? Объяснитесь!

   - Я хочу сказать только то, что уже сказал, - твердо повторил виконт, хоть и почувствовал легкую дрожь в ногах. - Я никого не толкал под руку.

   - А-га! - протянул шевалье. - Это меняет все дело! Господин де Ла Валетт, забирайте свои деньги, вы выиграли... благодаря утверждению этого господина!.. А с вами, сударь, - обратился он к юноше, - я хотел бы побеседовать в приватном порядке! И немедленно! Прошу вас следовать за мной!

   - Господа! - раздались голоса спутников де Пиньяка. - Господа! Все можно уладить миром!

   - Нет, господа! - отрезал Бомон. - Мне публично нанесено оскорбление. Смыть его может лишь кровь. Господин де Сен-Сир, прошу вас быть моим секундантом.

   Г-н де Ла Валетт между тем подошел к юноше.

   - Если вы желаете, виконт, я стану вашим секундантом. И позвольте вам сказать, вы поступили как благородный человек и как настоящий мужчина.

   - Конечно, сударь, конечно. Я согласен, - пролепетал юноша, чувствуя, что его бросило в холодный пот. Его мысли блуждали невесть где. Он был совершенно захвачен стремительностью событий, и так как прежде ему ни разу не доводилось драться на дуэли, то вполне понятно, почему события эти вызвали у него заметное волнение и даже растерянность.

   Драться в таком состоянии было самоубийственно, но и отступить, не потеряв чести и уважения к самому себе, просто невозможно.

   Во власти этих противоречивых чувств наш виконт и последовал на улицу за шевалье де Бомоном. За ними вышли их секунданты - гг. де Сен-Сир и де Лa Валетт.

   Им не пришлось далеко идти: поблизости от трактира возвышались мрачные стены королевской тюрьмы - Тампля. Выбрав одну из площадок перед замком противники без лишних слов обнажили шпаги.

   Надо заметить, что в самый последний миг из уст юноши едва не вырвались слова извинения. Его религия запрещала ему беспричинное пролитие крови, и он не был уверен, не лишится ли он царствия небесного, безрассудно приняв вызов. От унижения в глазах всех присутствующих его спасло лишь смятение, царившее в его душе. Пока он раздумывал, шевалье сделал выпад. Клинки скрестились, и значит, все пути к отступлению были отрезаны. Теперь только смерть или ранение одного из них могли бы прекратить дуэль.

   Однако прекратило ее совсем другое.

   Дело в том, что день этот выдался морозным и земля подмерзла. Виконт, который все еще не избавился от волнения, потихоньку отступал под яростным натиском де Бомона. Внезапно шевалье сделал длинный выпад. Юноша ловко парировал его, но отпрянув при этом в сторону, поскользнулся, потерял равновесие и упал на собственную шпагу, которая тут же обломилась ближе к эфесу.

   Г-н де Ла Валетт сразу встал между соперниками.

   - Остановитесь, господин де Бомон! У господина де Пиньяка переломилась шпага!

   - Черт возьми! А мне какое дело!

   - Опомнитесь, господин де Бомон! Господин виконт безоружен!

   - Тем хуже для него!

   - Убить безоружного - поступок недостойный дворянина!

   - Дьявол! Вы беретесь меня учить? Дайте ему свою шпагу, в конце концов!

   - Это никак невозможно, сударь. Я секундант и моя шпага покинет свои ножны не иначе, как для поединка против господина де Сен-Сира.

   Шевалье де Бомон кусал губы от бешенства.

   - Где живет этот господин? - спросил он. - Пусть кто-нибудь сходит к нему домой и принесет другой клинок.

   - Господин де Пиньяк живет не близко, и пока будут бегать к нему домой, совсем стемнеет.

   - Смерть и преисподня! - выругался Бомон. - У вас сто причин для проволочки! Но к завтрашнему утру, я надеюсь, господин де Пиньяк раздобудет себе шпагу?

   - Безо всякого сомнения.

   - Отлично! В таком случае, я убью его завтра утром, в восемь часов, на этом самом месте. Так и знайте! И тогда уж ничто не помешает мне это сделать!.. Кстати, захватите с собою запасную шпагу, господин де Пиньяк! На всякий случай...

   Сказав это, шевалье повернулся спиной и зашагал прочь вместе со своим секундантом.

   - Похоже, что Бомон желает убить вас, во что бы то ни стало,- заметил Ла Валетт виконту, который уже поднялся с земли и стоял рядом, совершенно ошеломленный тем, что ему удалось спастись. - Сегодня вам повезло, сударь, благодарите бога, - продолжал Ла Валетт, - но завтра... Завтра... Впрочем, постарайтесь хорошенько выспаться.

   Совет был хорош, что и говорить. Вот только может ли хорошо уснуть приговоренный к смерти, зная, что истекают его последние часы? Так и наш виконт всю ночь проходил по комнате, шагая из угла в угол. Иногда он бросался на постель, зарываясь с головою в подушки, то бессмысленно глядел в потолок. Мысль, что завтра он всего вероятней отправится в мир иной, никак не укладывалась в его голове. Все его сознание восставало против этого. Покинуть мир в расцвете юности, не познав любви женщины, не совершив никакого подвига, которым впоследствии могли бы восхищаться потомки, не оставив даже наследника, наконец - разве можно было т а к уходить из жизни?!

   Признаемся, на сердце у виконта лежал тяжкий камень.

   Он и не думал писать родителям, чтобы не огорчать их, не составлял завещания, поскольку не имел ничего личного, что стоило бы завещать; титул и имение и без того по закону отойдут к младшим отпрыскам семьи де Пиньяк.

   Зато о многом он впервые всерьез задумался в эту ночь. Многое решал для себя заново на тот случай, если останется жив. И никогда еще ощущение того как прекрасна жизнь, не передавалось ему столь полно, столь душещипательно, как теперь, когда она висела на волоске.

   Заснул виконт под самое утро, всего на два часа, сном тяжелым и беспокойным. Однако, как полагается, ровно в восемь часов следующего дня он уже приближался к площадке перед Тамплем, где его ожидал Лa Валетт.

   Беспокойная ночь оставила на лице юноши заметные следы, но еще более глубокие следы она оставила в его душе, и хотя он был бледен, с глазами, покрасневшими от бессонницы, зато сосредоточен и решителен как никогда.

   Ла Валетт заметил первое и не заметил второго. Он неодобрительно покачал головой.

   - Я вижу, вы не спали всю ночь. Теперь вам придется туго, - сказал он, протягивая руку для пожатия. - Бомон опасный соперник, в чем вы сами могли убедиться накануне. Неблагоразумно с вашей стороны предоставлять ему дополнительное преимущество.

   Слова де Ла Валетта доказывали только то, что он совсем не знал людей такого склада, как де Пиньяк. Люди эти, склонные к созерцанию и самоанализу, часто теряются, попадая в непривычную для них ситуацию. Но если у них достаточно времени, чтобы все обдумать и принять решение, они совершенно преображаются. Тогда все их силы, все их способности направленны на достижение поставленной цели и остановить их трудно, а подчас даже невозможно.

   Таков и был де Пиньяк. Поэтому юноша удивил Ла Валетта ответом:

   - Я, конечно, не могу предвидеть, как закончится поединок, сударь: его исход в руках господа. Только для господина де Бомона было бы лучше, если бы он убил меня вчера.

   Г-н де Ла Валетт запомнил эти слова и впоследствии не раз повторял их в присутствии придворных дам и кавалеров, ибо слова эти делали честь решимости г-на де Пиньяка.

   Наконец явились господа Бомон и Сен-Сир. Они опоздали на четверть часа, но наглец-шевалье даже не подумал принести извинения; он лишь посетовал на нерадивость своего слуги. Начал он разговор по привычке с издевок.

   - Ба, господин виконт, да вы, кажется, дурно спали этой ночью! - сказал он насмешливо. - Ну ничего, потерпите! Обещаю вам, что после нашей нынешней встречи вы вдоволь выспитесь... В могиле! Х-ха! - усмехнулся он собственной остроте.

   - Сударь, вы - шут! - ответил ему на это де Пиньяк с убийственным спокойствием.

   - Что-о-о?!

   Веселость шевалье как рукой сняло.

   - И кроме того, вы наглец, бахвал и повеса! - серьезно добавил виконт.

   - Довольно! Ты, щенок, обнажай свою шпагу, чтобы я мог немедленно выпустить тебе кишки! Ты еще будешь корчиться у меня в ногах, вымаливая, чтобы я тебя прикончил, каналья! - брызгая слюной, прорычал взбешенный Бомон, который не привык, чтобы правду бросали ему в глаза.

   Итак, противники стали в позицию.

   Лa Валетт еще раз подивился, насколько сегодняшний де Пиньяк не был похож на вчерашнего. Движения юноши были скупы, точны и тверды. Он удивился бы еще больше, если бы услышал, как виконт проговорил себе еле слышно: "Первым делом выведи противника из равновесия, повторял учитель. Что ж, в добрый час! Это мне, похоже, вполне удалось!"

   Шпаги, зазвенев, скрестились. И первый же выпад юноши достиг цели: он поставил широкую отметину на щеке шевалье де Бомона.

   - Дьявол! - взревел шевалье и обрушился на виконта всей мощью, на какую был способен.

   Но вот странно, шевалье словно бы натолкнулся на стену: ловкость де Пиньяка равнялась его хладнокровию. Он без труда отразил все атаки Бомона, отступив едва ли на полшага.

   Несколько удивленный, шевалье де Бомон был вынужден отступить, чтобы немного передохнуть, и в то же миг почувствовал, как шпага выскальзывает из его рук: это виконт выбил ее, воспользовавшись его секундным расслаблением, и тут же наступил на нее ногой.

   - Заметьте, шевалье, я не ломаю вашей шпаги, только чтобы избавить вас от труда посылать за новой. Теперь мы квиты, не так ли?

   И юноша носком сапога подтолкнул шпагу к шевалье, который ее немедленно поднял. Бой разгорелся с новой силой. Но теперь Бомон стал осторожнее, почувствовав, что имеет дело не с зеленым юнцом, а с хорошо подготовленным бойцом. Теперь он надеялся - и не без основания - что юноша, будучи пониже ростом и обладая более хрупким сложением, выдохнется первым и станет допускать ошибки. Вот тогда-то он и пришпилит его словно бабочку.

   Подобная тактика, казалось, даже начала приносить плоды, ибо юноша, как ни осторожен он был, все же пропустил подряд пару прямых ударов, впрочем достаточно легких, которые лишь слегка оцарапали его. Однако это укрепило Бомона во мнении, что скоро он покончит со своим соперником. Шевалье вновь усилил натиск, не давая юноше возможности передохнуть, и когда ему показалось, что виконт де Пиньяк задержался с переносом шпаги в терс из кварты и открылся больше, чем следовало, он изловчился и сделал выпад. Юноша отпрянул в сторону. И все-таки шпага Бомона прошила ему бок. Но что больше всего поразило Бомона, так это то, что шпага виконта почти на две трети сидела в его собственной груди.

   - А-а! - обронил шевалье де Бомон.

   Мир завертелся перед его глазами, и он рухнул наземь, брызгая кровью.

   Виконт де Пиньяк остался стоять на ногах, но выглядел потерянным. Это было его первое убийство и, взирая на мучения шевалье, он преисполнился к нему жалости, еще не вполне веря, что сам стал причиной страданий и может быть смерти ближнего.

   К нему немедленно подбежал Ла Валетт. Следуя тогдашним правилам, он обязан был скрестить шпаги с секундантом шевалье, но Сен-Сир, показывая забинтованную руку, объяснил, что вчера по дороге домой неудачно упал и сегодня не сможет дать ему удовлетворения. Сен-Сир поэтому предложил перенести поединок на другой день, если только господин де Ла Валетт не имеет ничего против. Ла Валетт кровожадностью не отличался, а потому согласился; ему было известно, что отложенные дуэли как правило заканчивались мировой, после того как боевой дух или опьянение развеивались окончательно и к соперникам возвращался трезвый рассудок. Вот почему Ла Валетт оказался свободен и незамедлительно бросился поддержать де Пиньяка.

   - Вы живы? Слава богу! - воскликнул он. - Позвольте вас поздравить: это был прекрасный удар!.. Но эта рана...

   - Ее не существует. Шевалье всего лишь продырявил мой колет, - ответил юноша, который не мог оторвать взгляда от Бомона, корчившегося от боли на земле.

   Ла Валетт проследил его взгляд и посоветовал:

   - Не смотрите. Лучше пойдемте, выпьем. Вы держались молодцом, но вам надо забыться и прийти в себя. Господин де Сен-Сир позаботится о раненом, он найдет носильщиков, чтобы шевалье перенесли домой.

   Они попрощались с Сен-Сиром, и Ла Валетт увел де Пиньяка.

   Дорогой он спросил у юноши:

   - Позвольте полюбопытствовать, виконт, где вы научились так здорово владеть оружием?

   - Мой гувернер, - ответил тот.

   - Что ваш гувернер?

   - Меня обучил фехтованию мой гувернер.

   - Да кто же он такой, черт возьми, ваш гувернер, если он сумел сделать из вас мастера?!

   - О-о, он был итальянец и когда-то состоял учителем фехтования при дворе Медичи. Лишившись руки в одной из стычек, он потерял и место при дворе, перебрался во Францию и нашел приют в замке моего батюшки.

   Лa Валетт удовлетворенно кивнул головой.

   - Вы должны благодарить бога, сударь, что у вас был такой учитель.

   В тот день виконт де Пиньяк впервые в жизни напился в обществе г-на де Ла Валетта и еще двух-трех дворян. Он сделал это тем охотнее, что узнал о смерти шевалье де Бомона, который умер по дороге домой от той чудовищной раны, которую нанес ему виконт.

  

  

  

  ЧАСТЬ ВТОРАЯ

  ГОСПОЖА ДЕ НЕВИЛЬ

  

   Дуэль виконта де Пиньяка с шевалье де Бомоном наделала еще больше шуму, чем дуэль последнего с графом де Невиль. Виконту она принесла славу, которую он отнюдь не искал. Кроме того король, благоволивший к графу, и сам граф склонны были рассматривать исход поединка в качестве вполне заслуженной кары, ниспосланной покойному шевалье по воле небес за его дерзновенное поведение, отчего король с большой охотой простил виконта, почтив его своей милостью, а граф - своей дружбой.

   Как видим, дуэль эта своим следствием имела для юноши одни только выгоды. Он не без удивления стал замечать, что, даже сохраняя свою привычную молчаливость, тем не менее, теперь всегда становился центром любого общества, в которое попадал. Ему наперебой задавали вопросы, интересовались его мнением, испрашивали совета:

   - Kaк вы думаете, г-н виконт..?

   - Скажите, г-н виконт..!

   - Подтвердите, что я прав, г-н виконт!

   Мужчины вежливо раскланивались с ним. Его приветствовали по имени люди, которых он видел впервые в жизни. Многие искали его дружбы.

   Дамы не отставали от кавалеров: используя всю силу своих женских чар, они стремились обратить на себя внимание виконта де Пиньяка. И если им не удавалось пока заполучить его себе в качестве любовника, то они старались во что бы то ни стало получить его хотя бы в качестве друга и гостя. Ах, на какие только уловки, на какие только хитрости не пускались эти нежные и хрупкие создания, соперничая друг с дружкой! И на какие еще жертвы они готовы были пойти! Сколько было сказано обольстительных слов, сделано прозрачных намеков, брошено многообещающих взглядов и томных, и пылких, и сладострастных!

   А что же наш виконт де Пиньяк? Что же наш юноша?

   Да ничего! Его теперешнее положение его до крайности смущало. Человек не может так сразу избавиться от всех провинциальных привычек, усвоенных с детства. Конечно, как человек воспитанный он старался отвечать на все знаки внимания и почета, оказываемые ему, принимал любые приглашения, но, боясь попасть в смешную и нелепую ситуацию, везде и всюду держался сдержано и осторожно.

   Отчего все дамы очень скоро решили, что у него уже есть тайная возлюбленная!

   Стали прикидывать, кто бы могла быть эта счастливица?

   Подсчитали, сколько раз видели виконта в обществе той или иной дамы, вспоминали, о чем говорила эта дама, и как отвечал ей виконт, к кому первой он подходил на приемах в Лувре, кому целовал руку и была ли рука эта в перчатке или без; кого чаще приглашал на танец; чьи цвета носил; с кем бок о бок скакал во время королевской охоты, на которую обычно приглашался весь двор, и так далее до бесконечности.

   Целью всех этих сопоставлений, как легко догадаться, было желание выявить ту незримую связь, которая, как полагали, должна была существовать между виконтом де Пиньяком и его таинственной возлюбленной. Однако ни подобные сопоставления, ни тщательнейшие наблюдения не дали определенного результата, и мы знаем почему: у юноши попросту не было никакой любовницы. Вот только очаровательные соблазнительницы ни за что не желали признать столь очевидный факт. Еще бы! Разве мог такой храбрый и воспитанный кавалер как виконт де Пиньяк просто так, ни с того ни с сего пренебречь ими? Конечно же, нет! И значит, существовало лишь одно объяснение: любовь к другой женщине!

   И тут, как-то само собой, всплыло имя графини де Невиль.

   В самом деле, уж если кто и имел право называться возлюбленной виконта, то только красавица Диана. В ту пору, когда дуэли чаще всего случались из-за женщин, не редкостью бывало, что любовница убитого доставалась победителю в качестве трофея. А всем было известно, что любовницей шевалье де Бомона была Диана де Невиль. Тогда пошли еще дальше и предположили, что истинной причиной дуэли была хорошо скрываемая виконтом страсть к графине, которой он хотел показать себя в самом выгодном свете, а вовсе не всем так хорошо известная ссора в трактире "Золотой петух" на улице Тампля, которая послужила лишь предлогом для нее.

   Итак, вопрос о любовнице виконта де Пиньяка был закрыт.

   Все с затаенным интересом начали следить за развитием отношений между юношей и очаровательной графиней, придавая особенное значение каждому незначительному жесту или случайно оброненному слову.

   Между прочим, разговоры вокруг имени графини де Невиль очень быстро достигли слуха ее мужа. Как это случилось мы сказать не беремся, но, только прослышав про новую сплетню, витающую под сводами Лувра, и пятнавщую честь графини, его супруги, граф де Невиль нахмурился.

   - Вот черт! - пробормотал он себе под нос. - Неужели это правда? Не успел избавиться от одного, как уже другой спешит наставить мне рога! И этот будет, пожалуй, опаснее первого!

   Впрочем, графа заботило не столько то, что у Дианы есть любовник (это было неизбежное зло, с которым ему приходилось мириться, имея красавицу жену: дом его беспрестанно осаждали ее поклонники), сколько то, чтобы отношения их не выходили за рамки известных приличий. Он слишком жестоко пострадал от легкомыслия одной и нескромности другого, чтобы желать повторения истории. Кроме того, этот юноша, виконт де Пиньяк, ему нравился. Граф сам предложил ему дружбу и ввел в свой дом. В то время граф был еще слаб и совсем не покидал комнаты из-за раны, которую ему нанес шевалье де Бомон и потому он послал виконту учтивое приглашение, составленное в самых изысканных выражениях. Юноша откликнулся на приглашение и на третий или четвертый день после своей дуэли с Бомоном явился в дом графа, где нашел самый теплый прием.

   Ну, а как встретила убийцу своего любовника графиня де Невиль?

   К своему стыду мы вынуждены признать, что ветреная молодая женщина без промедления забыла прежнего любовника, едва узнала, что тот убит на дуэли. Более того, когда ей в подробностях описывали течение поединка, она постоянно прерывала своего рассказчика вопросами вроде:

   - Так значит, он выглядел львом?

   - Кто, господин де Бомон? Да! Но, увы, это ему мало помогло!

   - Да нет же! Этот... Как вы его назвали? Господин де Пиньяк!

   - Ну-у, господин де Пиньяк держался весьма хладнокровно.

   - Вот как?! - восклицала г-жа де Невиль, задумчиво отводя глазки.

   "Что-то у нее на уме? - спрашивал себя барон де Сен-Сир. - Неужели уже забыла прохвоста шевалье и влюбилась в этого тихоню виконта?"

   Барон де Сен-Сир был давним поклонником Дианы. Теперь он явился выразить свои соболезнования прекрасной графине и рассказать ей о последних минутах ее любовника, втайне лелея мысль занять его место. К несчастью для него воображение г-жи де Невиль уже было занято другим. И вы верно догадались кем?

   Конечно же, виконтом де Пиньяком!

   Хорошенькая молодая женщина, как видим, не имела ничего против того, чтобы достаться победителю в качестве трофея! Понятно поэтому, с каким нетерпением ожидала она появления виконта в своем доме - то бишь в доме своего мужа, что, впрочем, одно и то же.

   В целом и общем, виконт понравился ей. Он, конечно, был не слишком красив и может быть не столь остроумен как шевалье, но, в конечном счете, это ведь не самое главное в мужчине! И потом, этот ореол славы, который сиял вокруг юноши! Он совсем вскружил голову бедняжке! Ах, как приятно было бы пройтись под руку с таким кавалером на глазах у всего двора! Какие завистливые взгляды бросали бы на нее присутствующие дамы!

   Только для этого прежде надо было сделаться любовницей виконта. И молодая женщина незамедлительно принялась за дело.

   У себя дома она окружила виконта самым чутким вниманием, жадно ловила каждое его слово, восхищалась любым его жестом, так что вызвала даже легкое беспокойство у графа, своего мужа, который заметил странность в поведении жены.

   В некотором замешательстве был и виконт де Пиньяк.

   "Возможно ли, - спрашивал он себя, - чтобы женщина так скоро забыла своего возлюбленного и уже строила глазки мне, его убийце? Увы, это урок всем нам, мужчинам!" - сделал для себя неутешительный вывод виконт.

   Прощаясь, граф де Невиль выразил надежду часто видеть виконта своим гостем (виконт вежливо поклонился и пообещал наведываться), а графиня взялась проводить его, поскольку граф, который еще с трудом передвигался, не мог сделать этого самостоятельно. Вместо этого он лишь бросил ревнивый взгляд вслед удаляющейся паре.

   На лестнице красавица Диана взяла виконта за руку.

   - Сударь, - сказала она, стыдливо опуская глазки. - Вы ведь, наверное, слышали о размолвке, которая случилась между моим мужем и шевалье де Бомоном и... о том, что послужило ее причиной?

   Виконт де Пиньяк благоразумно промолчал.

   - С господином де Бомоном меня связывала очень тесная дружба, - продолжала молодая женщина, краснея. - И... даже больше...

   Юноша упорно хранил молчание.

   Вдруг Диана бросила на него испытывающий взгляд и, совершенно залившись краской, спросила:

   - Скажите, сударь, вы тоже потребуете в доказательство моей любви что-нибудь вроде того, что выпросил у меня господин де Бомон?

   Теперь наступила очередь виконта покраснеть до самых ушей.

   - Я... Я... Извините... Прощайте!.. - пролепетал он невразумительно и, высвободив руку, стремглав умчался прочь.

   "Что это там говорили, будто у него есть любовница? - подумала г-жа де Невиль, поведя плечиком. - Да это ведь совсем еще мальчик! Впрочем, это даже к лучшему. Значит, я буду у него первая!"

   И успокоенная на этот счет, она довольная вернулась к мужу.

   Зато виконт, оказавшись дома, не находил себе места. Его помыслы вновь и вновь обращались к образу очаровательной графини. Он стыдился своего бегства. Но, надо признать, прелестница Диана совершенно захватила его врасплох. Каким-то непонятным образом в ней соединялись очарование и бесстыдство. Его тянуло к ней, словно магнитом и тогда, по странному побуждению, заставляющему людей делать совсем не то, что им хочется, он решил, что никогда больше нога его не переступит порога дома графа де Невиль.

   Однако совершенно избежать встречи с графиней было, конечно же, не в его власти.

   Прошло всего три дня, и он случайно (случайно ли?) столкнулся с нею в коридорах Лувра.

   - Виконт де Пиньяк? Как вы поживаете, сударь? - обрадовалась ему обворожительная г-жа де Невиль.

   - Благодарю вас, сударыня, хорошо.

   (Продолжение следует)