Саймон Бретт, Почетный председатель Детективного клуба с 2001 года
Вполне объяснимо, что истоки и происхождение Детективного клуба покрыты тайной. Не велось никаких официальных записей и не сохранилось архивов этой организации. Поэтому историю клуба приходится восстанавливать из фрагментов мемуаров, переписки, упоминаний в произведениях и воспоминаний его членов. Одной из причин подобной фрагментарности документов является то, что Клуб изначально гордился тем, что представляет собой нечто вроде тайного общества, ритуалы которого ведомы лишь посвященным. Однако в эпоху Интернета подобный уровень секретности невозможен. И в самом деле, отрывок одного из самых закрытых ритуалов Детективного клуба – посвящения в его члены – доступен в «Википедии».
Таким образом, об истории Клуба можно в лучшем случае догадываться. Один авторитетный источник заявляет, что Клуб был основан в 1932 году и насчитывал 26 членов, однако данное утверждение опровергается фактом, что в 1930 году в литературном приложении к газете «Таймс» было опубликовано письмо, подписанное как «члены Детективного клуба». К тому же в журнале «Слушатель» соответственно в 1930-м и 1931 годах публиковались романы с продолжением «Сенсация» и «За ширмой». Они были написаны коллективом авторов, включавшим Агату Кристи, Дороти Сэйерс, Эдмунда Бентли и Энтони Беркли, под общим названием «Детективный клуб». Так же, как и этот роман, «Последнее плавание адмирала», на странице выходных данных и авторского права первого издания которого содержится строка «Детективный клуб 1931».
Вероятно, что предыстория Клуба относится к 1928 году, когда Энтони Беркли Кокс, использовавший в качестве автора книг первые два слова своего полного имени, и другие авторы детективов начали встречаться в неформальной обстановке за ужином, что впоследствии стало частью ритуалов Клуба. Согласно одним источникам, Г. К. Честертон являлся первым Почетным председателем – иногда именовавшимся Командором – в 1930 году. Однако другие источники утверждают, будто он не принимал председательского поста до 1932 года. Даже в самом Детективном клубе существуют разногласия касательно точной даты. Бумага с эмблемой Клуба гласит, что «правление» Честертона началось в 1932 году, в то время как в списке членов Клуба об этом заявляется в 1930 году. В общем, у читателя есть выбор.
Однако можно с полной уверенностью утверждать, что 11 марта 1932 года был принят «Устав и правила Детективного клуба». Преамбула документа гласит: «Детективный клуб учреждается для объединения авторов детективных романов и для создания и поддержания связывающих их взаимных интересов и дружеских отношений». Члены должны были соответствовать следующему условию: он или она является автором по крайней мере двух детективных романов надлежащего и общепризнанного уровня и качества или – в исключительных случаях – одного такого романа. Признается, что термин «детективный роман» не включает в себя приключенческие истории, триллеры или иные произведения, где расследование не является главной темой, и изъяном детективного романа признается «неблагородное отношение автора к читателю».
Согласно Уставу 1932 года, регулярные встречи членов Клуба должны «проводиться не реже четырех раз в год», так что с тех пор немногое изменилось. В 2010 году – как и прежде – Детективный клуб собирался трижды.
Однако изменился критерий приема потенциальных кандидатов. Вместе с огромным расширением границ детективного жанра квалификационные требования были выведены далеко за пределы канонов классического детектива отчасти оттого, что сегодня немногие авторы сочиняют классические детективы. В настоящее время членство в Клубе конечно же распространяется на авторов приключенческих историй, триллеров и иных произведений, где расследование не является главной темой», а также на литераторов, специализирующихся на историческом, юридическом, судебном, психологическом, паранормальном и других развивающихся направлениях детективного жанра. Сегодня детективная литература охватывает больший спектр тематик, чем в двадцатые и тридцатые годы прошлого века, что находит свое отражение и в деятельности Детективного клуба.
Кто-то может возразить, мол, современные детективы более разнообразны и зачастую лучше написаны, чем произведения «золотого века». Разумеется, они более психологически достоверны по сравнению со многими тогдашними шедеврами. Они также более серьезны, иногда даже чересчур. В детективной литературе стиль нуар делает мрачное почти черным.
Большинство различий можно рассматривать как новые достижения, но единственное, что утратилось с течением времени, – ощущение развлечения, которое ассоциировалось с детективным жанром. В своем предисловии к «Последнему плаванию адмирала» Дороти Л. Сэйерс описывает совместные интеллектуальные упражнения: «Игра в расследование, разыгранная между собой на бумаге несколькими членами Детективного клуба». И добавляет: «Сможет ли игра, разыгранная в наше собственное удовольствие, послужить развлечением другим – об этом также судить читателю». Факт, что книга переиздается, наводит на мысли, что еще существуют читатели, желающие развлечься данной игрой.
Множество криминальных романов «золотого века» представляли собой игры. Расследование убийства являлось интеллектуальной загадкой примерно на том же уровне, что и кроссворд. Интересно отметить, что обе эти формы развлечений получили бурное развитие в одно и то же время. До прихода телевидения, в эпоху вечеринок в загородных домах, подобные игры были весьма популярны. Собрания криминальных головоломок вроде «Книги парадоксов» Теннисона Джесси или «Комнатной игры тайн и разгадок» продавались в огромных количествах. То и вправду была эпоха комнатных игр… теперь почти исчезнувших. Люди не играют в комнатные игры. Почти ни у кого даже комнат для игр не осталось.
Однако к «Последнему плаванию адмирала» нужно подходить именно в духе комнатной игры. Сама мысль о создании серьезного (или же нужно употребить ужасное словосочетание «литературное произведение»?) романа, написанного постоянно меняющейся группой авторов, – нелепица. Однако для легковесного детективного чтива главной концепцией является развлечение, и мне представляется ясным, что писатели, задействованные в создании «Последнего плавания адмирала», обрадовались вставшей перед ними сложной интеллектуальной задаче.
Мне довелось участвовать в паре подобных коллективных мероприятий, и я быстро обнаружил, что лучше всего тому, кто дает старт всей истории. В первой главе можно с необыкновенной легкостью разбрасывать улики и противоречия, будучи уверенным в том, что позднее не вам придется подчищать мелочи и увязывать «хвосты». Как логическое следствие этого, труднее всего сочинять заключительную главу, увязывая сюжетные линии с целью выдать правдоподобную и логически обоснованную разгадку тайны. Искушение начать заключительную главу фразой «Но все это был сон…» сильно.
В «Последнем плавании адмирала» подобная неблагодарная обязанность выпала Энтони Беркли, и она пришлась ему по силам. Автор «Дела об отравленных шоколадках», который также под псевдонимом Френсис Айлз сочинил классический триллер «Умышленная злоба», в равной мере обладал талантом детективщика и являлся знатоком психологии преступников. Если уж он не смог бы написать внятный финал, то этого не сумел бы никто, и я считаю знаменательным факт, что его заключительная глава называется «Зачистка и увязка».
Беркли – один из создателей «Последнего плавания адмирала», чье имя до сих пор остается относительно известным, особенно поклонникам криминального жанра. То же можно сказать о монсеньоре Рональде Ноксе, Фримане Уиллсе Крофтсе и Клеменс Дейн. Агата Кристи и Дороти Л. Сэйерс, разумеется, звезды первой величины, и их слава непреходяща. А Г. К. Честертон до сих пор является известной литературной фигурой, хотя написанный им пролог, кажется, не имеет ни малейшего отношения к роману.
Имена других создателей романа почти исчезли с литературного небосклона – их помнят лишь энтузиасты коллекционеры, – однако мне стало интересно кое-что разузнать о них, чтобы представить себе состав «Детективного клуба» в его ранние годы. Вот мои находки.
Каноник Виктор Лоренцо Уайтчерч, как следует из его звания, был священнослужителем, и его вымышленный герой Торп Хейзелл – сыщик транспортной полиции, вегетарианец, задуманный как противоположность Шерлоку Холмсу. Уайтчерч стал одним из первых представителей детективного жанра, представлявший свои рукописи в Скотленд-Ярд, желая убедиться, что все детали полицейского дела отражены должным образом. На этот шаг многие современные авторы не удосуживаются решиться.
Джордж Дуглас Говард Коул и Маргарет Коул – супруги, авторы детективной прозы. Будучи интеллигентами левого толка, в 1931 году они создали «Общество по изучению социализма и его пропаганде», впоследствии переименованное в «Социалистическую лигу». Одним из студентов Говарда Коула в Оксфорде был будущий премьер-министр Гарольд Вильсон.
Генри Уэйд – псевдоним Генри Ланселота Обри-Флетчера, шестого баронета, кавалера британского «Ордена за боевые заслуги» и французского «Военного креста 1914–1918», награжденного ими за мужество, проявленное на полях Первой мировой войны. Помимо написания двадцати детективных романов, он являлся шерифом графства Бакингемшир.
Джон Род – псевдоним Сесила Джона Чарлза Стрита. Другие его псевдонимы – Майлз Бертон и Сесил Уэй. За свою жизнь он опубликовал свыше 140 книг.
Милуорд Кеннеди – псевдоним Милуорда Родона Кеннеди Берджа, выпускника Оксфорда и прокурорского чиновника, специализировавшегося на уголовно-процессуальном праве. Он также сочинял книги под смешанным женско-мужским псевдонимом Эвелин Элдер.
Эдгар Джепсон отличался чрезвычайным разнообразием литературных жанров. Кроме детективов и любовных романов он писал детские книги, а теперь его вспоминают в основном как автора в стиле фэнтези. Его сын и дочь тоже выбрали литературную стезю, а внучка – писательница Фэй Уэлдон.
Вот несколько портретов членов Детективного клуба 1931 года, принявших участие в написании романа «Последнее плавание адмирала». Необыкновенно интересно представить их совместные ужины, где готовились идеи для этого коллективного труда. К тому же разговоры… Уверен, что подобно нынешним членам Детективного клуба, хотя они довольно много говорили о приемах написания детективов, соавторы ощущали больший прилив энергии, обсуждая посторонние темы. Я могу вообразить религиозные споры между принявшим католичество Рональдом Ноксом, англиканским каноником Виктором Уайтчерчем и христианской гуманисткой Дороти Л. Сэйерс. Интересно, как идеалистический социализм Джорджа Дугласа Говарда Коула и Маргарет Коул уживался с консервативным аристократизмом Генри Уэйда. И, занятый написанием стольких книг, Джон Род, очевидно, с трудом выкраивал время для участия в этих ужинах.
Однако довольно ностальгии. В одном я, однако, твердо убежден: ужины этой, с позволения сказать, организации, во время которых разрабатывался замысел романа «Последнее плавание адмирала», проходили в той же дружеской и творческой атмосфере, какая, рад это отметить, характеризует и нынешний Детективный клуб.
В итоге, что плохого в престижной организации, насчитывающей свыше шестидесяти человек, которая существует, по словам Дороти Л. Сэйерс, «исключительно с целью совместного поедания ужинов через приемлемые промежутки времени и нескончаемых разговоров о писательском мастерстве»?
Предисловие
Дороти Л. Сэйерс
Последнее плавание адмирала
Когда кадровых офицеров полиции просят выразить мнение о великих сыщиках, созданных литераторами, обычно они отвечают с добродушной улыбкой:
– Ну конечно же у них все не так, как у нас. Автор заранее знает, кто совершил преступление, и великому сыщику остается лишь собирать разложенные для него улики. Это прекрасно, – снисходительно добавляют они, – что авторам приходят в голову такие умные комбинации, однако вряд ли в реальной жизни они сработают так же хорошо.
Вероятно, в подобных наблюдениях содержится доля правды, и их, в любом случае, трудно опровергнуть. Например, если мистера Джона Рода можно было бы склонить к совершению настоящего убийства одним из гениальных в своей простоте методов, которые он с легкостью придумывает в романах, а мистер Фриман Уиллс Крофтс возьмется преследовать его, вооружившись расписанием поездов, от Странрара в Шотландии до Сен-Жюан-ле-Пена на Лазурном Берегу, тогда мы действительно могли бы пойти на подобный эксперимент. Однако авторы детективов, как правило, люди не кровожадные. Они избегают физического насилия по двум причинам. Во-первых, их тяга к убийству в столь полной мере выплескивается на страницы произведений, что у них остается совсем немного сил, чтобы совершить подобное деяние. Во-вторых, они настолько свыклись с мыслью, что убийства совершаются с целью быть раскрытыми, что испытывают нежелание воплощать свои преступные теории на практике. В то же время, что касается реальных расследований, то факты таковы, что лишь немногие располагают для этого временем, будучи занятыми добыванием хлеба насущного как добропорядочные граждане, не отягощенные досугом, как Питер Уимсей или отец Браун.
Однако следующим номером за подлинным состязанием идет хорошая игра, и «Последнее плавание адмирала» является игрой в расследование, разыгранной между собой на бумаге несколькими членами Детективного клуба. И тут можно задать вопрос: что такое «Детективный клуб»?
Это узко ограниченное сообщество британских авторов детективной литературы, существующее исключительно с целью совместного поедания ужинов через приемлемые промежутки времени и нескончаемых разговоров о писательском мастерстве. Оно не несет никаких обязательств ни перед кем из издателей. Также, хотя и желая честным путем получить гонорар, предлагая публике данное произведение, оно не ставит своей главной целью зарабатывание денег. Это не судейский комитет, рекомендующий свои или чужие книги, и данное сообщество не имеет иных целей, кроме как развлекать своих приятелей. Членство в нем ограничивается теми, кто пишет настоящие детективы (не приключенческие произведения или триллеры), и избрание обеспечивается голосованием клуба по рекомендации двух или более его членов и включает принятие клятвы.
В то время как никакая сила не сможет заставить меня хоть немного приоткрыть завесу тайны, покрывающей торжественный ритуал «Детективного клуба», представляется дозволительным сказать несколько слов о сути клятвы. В нескольких словах она сводится к следующему. Автор торжественно обещает разыгрывать игры с публикой и своими собратьями по перу. Их сыщики должны проводить расследование силой ума и воображения, без помощи случайностей или совпадений. Автору нельзя изобретать гипотетические лучи смерти или яды для создания разгадки, которая могла бы иметь место, вопреки ожиданиям любой живой души. Он должен владеть хорошим литературным языком, строго соблюдать секретность касательно сюжетов и названий произведений других членов клуба и обязуется предоставить любую посильную помощь членам клуба, нуждающимся в консультации по техническим вопросам. Если откровенно несерьезное сообщество, каким является «Детективный клуб», преследует хоть какую-то серьезную цель, то она состоит в поддержании детективного жанра на максимально высоком уровне и в освобождении его от пагубного наследства нездоровых сенсаций, трескучих слов и жаргонизмов.
А теперь несколько слов об условиях, в которых создавалось «Последнее плавание адмирала». В данном случае ставился вопрос о том, чтобы приблизиться к проблеме реального расследования. За исключением красочного пролога, написанного мистером Честертоном в самую последнюю очередь, каждый из авторов принимался за работу над предоставленной ему в предыдущих главах загадкой, не имея ни малейшего понятия о том, какое решение или решения были на уме у предшествующих авторов. Были четко обусловлены только два правила. Во-первых, каждый автор должен строить свою часть таким образом, чтобы в ней просматривалось однозначное решение. То есть ему нельзя вводить новые затруднения лишь для того, чтобы «усложнить ситуацию». Он должен быть готов в случае необходимости внятно и правдоподобно разъяснить собственные ходы и улики. Для гарантии того, что в этом аспекте он вел честную игру, каждый автор должен был предоставить вместе с рукописью своей главы предлагаемый вариант разгадки тайны. Данные варианты приводятся в конце книги для рассмотрения любопытными читателями.
Во-вторых, каждый автор обязался добросовестно работать со всеми трудностями, представленными на его рассмотрение его предшественниками. Если отношение Эльмы к любви и замужеству каким-то странным образом изменилось или если лодку загнали под навес кормой вперед или же носом, эти факты должны составлять часть его решения. Он не может отбрасывать их как прихоть или случайность или же предоставлять объяснение, не соотносимое с ними. Естественно, поскольку с течением времени ходы и улики становились все более многочисленными, предлагаемые решения делались сложными и точными, а в это время общие контуры сюжета постепенно обретали прочность и фиксировались. Однако забавно и поучительно отметить удивительное количество различных интерпретаций, которые можно придумать для обоснования простейших действий. Там, где один автор помещал улику, по его мнению, указывающую лишь один путь, его последователи умудрялись заставить ее указывать противоположное направление. И вот здесь, вероятно, игра наиболее близко соотносится с реальной жизнью. Мы судим друг друга по внешним проявлениям и действиям, но касательно мотива, обуславливающего эти действия, наши суждения могут оказаться ошибочными. Поглощенные своими личными трактовками дела, мы видим лишь один обуславливающий действие мотив, так что наше решение может стать правдоподобным, логически обоснованным и неверным. И вот тут, вероятно, мы, авторы детективов, преуспели в том, что удивили и поставили в тупик себя и друг друга. Мы привыкли к тому, чтобы позволить великому сыщику беззаботно изречь:
– Разве вы не видите, дорогой Ватсон, что эти факты допускают лишь одно толкование?
После наших опытов при написании «Последнего плавания адмирала», нашим великим сыщикам, наверное, придется научиться выражаться более осторожно.
Сможет ли игра, разыгранная в наше собственное удовольствие, послужить развлечением другим? Об этом судить читателю. Мы можем только заверить его, что игра разыгрывалась честно, в соответствии с правилами и со всей энергией и энтузиазмом, которые ее участники сумели привнести в нее. Говоря лично о себе, могу сказать, что беспомощное замешательство, охватившее меня по получении от мистера Милуорда Кеннеди набора головоломок, очевидно, сравнялось с ужасным ощущением неразрешимой трудности, с какой столкнулся отец Рональд Нокс, когда я, наивно полагая, что прояснила все темные пятна, передала задачу ему. То, что мистер Энтони Беркли столь живо опроверг все наши идеи и разбил жульнические приемы в завершающей главе, я должна частично отнести за счет присущей ему проницательности, а также за счет энергичного вмешательства трех других коллег, которые раскрыли много фактов и мотивов, о каких мы, ранее блуждавшие в темноте, ничего не знали. Но никто из нас, полагаю, не держит зла на своих соавторов и уж тем более на причуды реки Уин, которая, направляемая усилиями мистера Генри Уэйда и мистера Джона Рода, двух светил и маяков в ее приливных водах, столь мирно несла меж своих усыпанных цветами берегов тело отправившегося в последнее плавание адмирала.
Пролог
Гилберт К. Честертон
«Три видения курильщика опиума»
Три беглых взгляда сквозь курившийся опиум, три сплетни, что все еще витают в убогом опиумном притоне Гонконга. По прошествии столь долгого времени их вполне можно списать как видения, возникшие в наркотическом дурмане. И все же эти события действительно произошли, представляя собой этапы огромного несчастья, постигшего человека и изменившего его жизнь, хотя многие, сыгравшие в них непосредственную роль, напрочь забыли о них утром. Большой бумажный фонарь с наспех намалеванным огнедышащим кроваво-красным драконом висел над черным и почти вросшим в землю входом в притон. Светила высоко висевшая в небе луна, и маленькая улочка была почти пустынна.
Мы все говорим о загадке Азии, и есть один аспект, в котором ошибаемся. С течением многих веков Азия отвердела, сделалась столь древней, что у нее торчат кости, и в определенном смысле ее окружает гораздо меньше тайн и мистификаций, нежели те, что сопровождают более активный и динамичный западный мир с его проблемами. Торговцы наркотиками, старухи-содержательницы опиумных курилен и проститутки, составляющие основу жизни того места с сомнительной репутацией, были приняты и признаны исполняющими свои функции в некоем подобии общественной иерархии. Иногда их пороки воспринимались как нечто обязательное и почти религиозное, как поведение танцовщиц в храмах. Однако британский морской офицер, в тот момент проходивший мимо двери этого притона и волей случая задержавшийся около нее, на самом деле представлял собой еще бо́льшую загадку, поскольку являлся загадкой даже для самого себя. В его характере, как национальном, так и индивидуальном, переплелись сложнейшие и противоречивейшие элементы. Своды правил поведения и компромиссы касательно этих правил. Сознание, странным образом импульсивное и непоследовательное. Сентиментальные инстинкты, которым претили сантименты, и религиозные чувства, представлявшие собой лишь смутные отголоски религии. Гордый патриотизм, являвшийся чисто практическим и профессиональным. Все переплетение традиций великого языческого и христианского прошлого. Тайна Запада. Все это становилось все более загадочным, поскольку сам он никогда над подобным не задумывался.
На самом же деле для понимания сути этой истории необходимо думать лишь об одном аспекте из приведенных выше. Как и каждый человек своего круга и положения, он искренне ненавидел угнетение личности, что не избавляло его от участия в безличном или коллективном угнетении, если ответственность распространялась на все его общественное устройство, страну или класс. Он являлся командиром броненосца, в тот момент стоявшего на рейде Гонконгского залива. Он бы разнес снарядами на куски весь Гонконг и уничтожил бы половину его населения, даже если бы этого потребовали интересы позорной войны, в результате которой Великобритания навязала Китаю торговлю опиумом. Однако когда ему довелось увидеть, как грязный желтокожий негодяй тащит через улицу одинокую девушку-китаянку и головой вперед вталкивает ее в опиумный притон, внезапно в нем что-то встрепенулось: «век», который на самом деле никогда не проходит, романтика, какую не выветрили соленые вихри и штормы. Нечто такое, что до сих пор горделиво-пренебрежительно именуется донкихотством. Двумя-тремя сокрушительными ударами он отбросил китайца на противоположную сторону улицы, где тот рухнул в сточную канаву. Но девушку уже успели втащить по ступеням в черную дверь, и он бросился за ней с запальчивостью разъяренного быка. В тот момент в его сознании мало что присутствовало, за исключением ярости и смутного намерения освободить пленницу из отвратительной темницы. Но даже столь прямолинейное поведение вдруг накрыла волна неосознанной тревоги. Казалось, кроваво-красный дракон на фонаре хищно оскалился на него, и он испытал жуткое ощущение, какое могло охватить святого Георгия, если бы тот бросился вперед со своим победоносным копьем и обнаружил, что дракон проглотил его.
И все же следующая сцена, открывшаяся сквозь просветы в дурманящих испарениях, не напоминала сцену возмездия или наказания, которую вполне законно могли бы ожидать охотники до сенсаций. Нет необходимости потакать утонченным современным вкусам сценами пыток или избегать банальности счастливого конца, убивая главное действующее лицо в первой же главе. Однако открывшаяся сцена была, возможно, по своему воздействию более трагичной, чем сцена смерти. Трагизм заключался в том, что все выглядело довольно комично. В тусклом свете дешевеньких фонариков виднелись лишь кучка обкурившихся китайцев-кули с застывшими, словно каменными, желтыми лицами, матросы с корабля под звездно-полосатым флагом, зашедшего утром в Гонконг, и, наконец, высокая фигура британского морского офицера в форме командира корабля, ведшего себя необычно и, очевидно, находившегося под влиянием каких-то веществ. Кое-кто полагал, будто он исполнял старинный матросский танец, но он смешивался с движениями, направленными на сохранение равновесия.
На него глядели члены экипажа американского судна. То есть несколько шведов, поляков, других славян и много темнокожих, набранных со всего света. Но они увидели то, что хотели увидеть: британского джентльмена в разобранном состоянии. Его разбирало с импозантной медлительностью, и тут он вдруг с удвоенной энергией вновь собрался и с грохотом проскользнул к двери. Из его слов поняли, что:
– Чртвски дррной виски, но чртвски хрший. Я хчу сазать, шт виски чртвски дррной, но чртвски дррной виски – оч хршая штука.
– Он пил не только виску, – заметил один из шведов.
– Он пил все, что под руку попадалось, – произнес поляк с более чистым выговором.
А затем низенький, дочерна загорелый еврей, родившийся в Будапеште, но в свое время поживший в одном из беднейших районов Ист-Энда, писклявым голоском затянул услышанную там песенку «Все девки любят моряков». Пел он ее с презрительной усмешкой, какую в свое время увидят на лице Троцкого и которая изменит мир.
На рассвете мы в третий раз бросаем беглый взгляд на Гонконгский залив. На рейде стояли броненосцы под звездно-полосатым флагом и под флагом Святого Георга. На втором корабле царили суматоха и смятение. Старший офицер и первый лейтенант смотрели друг на друга с нарастающим беспокойством и тревогой, и один из них взглянул на часы.
– Каковы ваши предложения, мистер Латтерелл? – спросил один из офицеров с резким голосом и с неясным взглядом.
– Полагаю, нам придется послать кого-нибудь на берег, чтобы разыскать его, – ответил тот.
Появился третий офицер, таща за собой грузного, упирающегося матроса, который, очевидно, располагал какой-то информацией, но испытывал явные трудности с ее озвучиванием.
– Ну, видите ли, сэр, его нашли, – наконец произнес он. – Командира нашли.
Что-то в его тоне внезапно повергло старшего офицера в ужас.
– Что значит – «нашли»? – вскричал он. – Вы так говорите, будто он мертв!
– Ну, по-моему, он не мертв, – медленно промолвил матрос. – Но он был похож на мертвеца.
– Боюсь, сэр, – понизив голос, сказал первый лейтенант, – что его прямо сейчас заносят на борт. Надеюсь, все пройдет быстро и тихо.
Старший офицер поднял голову, и его взору предстал досточтимый командир, возвращающийся на любимый корабль. Его, словно мешок, несли два грязноватых кули, и офицеры торопливо сомкнули вокруг него кольцо и переправили в каюту. Затем мистер Латтерелл резко повернулся и послал за судовым врачом.
– Придержите-ка этих субъектов на несколько минут, – распорядился он, указывая на кули. – Мы должны все подробно разузнать. Итак, доктор, что с ним?
Доктор был упрямым человеком с худым, продолговатым лицом и прямолинейным, резким характером. А в данной ситуации он вел себя исключительно прямолинейно.
– Прежде чем начну осмотр, – ответил он, – я и так все вижу и чувствую. Он принимал опиум, виски и бог знает что еще. Накачался всякой отравой.
– Он измотался так, что вытряхнулся наизнанку, – заявил врач. – Скорее всего сам вытряхнул себя с флота.
– Вы не имеете права так говорить, – сурово осадил старший офицер. – Это решать командованию.
– Да, я бы сказал, командованию военного трибунала. Нет, раны отсутствуют.
Таким образом, первые три этапа истории подходят к концу, и нужно с сожалением признать, что пока в повествовании нет никакой морали.
Глава 1
Виктор Л. Уайтчерч, каноник
Труп на борту!
Все в Лингхеме знали старого Недди Уэра, хотя он не являлся уроженцем этой деревни, а обосновался в ней лишь десять лет назад. Этот факт позволял более старым обитателям местечка, прожившим там всю жизнь, все еще называть его «пришлым».
Жители деревни знали о нем немного, поскольку старик был замкнутым и ни с кем особо не сближался. Доподлинно было известно то, что он отставной главстаршина Королевского ВМФ, живущий на скромную пенсию, искренне увлеченный ремеслом, воспетым Айзеком Уолтоном, а посему проводящий значительную часть времени за рыбалкой на реке Уин. Все также знали, что он, хоть и будучи доброго нрава, обладал неисчерпаемым запасом бранных слов, которые мог обрушить на любого, кто помешал бы его любимому хобби.
Если вы, такой же рыбак, заняли место на берегу реки Уин чуть ближе к тому, что Недди Уэр считал своим гнездом, он бы набросился на вас с угрозами. Если же мальчишки, вызывающие у него самую сильную антипатию, раздражали его, шумя и резвясь вокруг его местечка, слова Недди Уэра становились совершенно невыносимыми для юных ушей. Однажды Гарри Айерс, чемпион деревни по кулачному бою, набрался смелости швырнуть камнем в поплавок старика и после этого пробирался домой задними дворами, бледный как полотно и втянув от страха голову в плечи, испытав на себе бурю ужасающих словообразований Недди Уэра.
Недди обитал в домике, стоявшем на отшибе за окраиной деревни, и жил он один. Миссис Ламберт, местная вдова, приходила к нему каждое утро, чтобы прибраться в доме и приготовить обед. В остальном же Недди Уэр прекрасно обходился сам.
Августовским утром он вышел из дома, когда часы на церкви, стоящей в полукилометре оттуда, отбивали четыре часа. Знакомые с его привычками не нашли бы ничего особенного в том, что Недди так рано поднялся. Любой рыбак знает, насколько благодатны часы утренней зорьки. К тому же небольшая река Уин, на берегах которой он предавался своему любимому занятию, была приливной на пять-шесть километров от моря. На протяжении этих пяти-шести километров она извивалась, сначала через низменную долину, где с одного берега лежали безлесные спуски, а с другого – поросшие лесом пригорки, и последние четыре километра протекала по ровной низменности, пока не впадала в море у городка Уинмута. Всем известно, что Уинмут – популярный курортный городок на южном побережье Англии с небольшим заливом в дельте реки.
Дважды в сутки на реку Уин накатывал прибой, более или менее быстрый в зависимости от того, приливной он был или спадающий. И данный факт оказывал огромное влияние на самое благоприятное для рыбалки время. В то самое утро Недди Уэр рассчитывал оказаться на берегу реки после того, как прилив начнет заполнять ее русло.
Он вышел из своего домика, стоявшего неподалеку от поросших лесом склонов «Лингхемского навеса», пересек шоссе и направился к реке. Несмотря на солидный возраст, Недди держался молодцом, да и годы лишь припорошили серым его черные как смоль волосы. Это был крепкий еще мужчина, чисто выбритый, однако со странными старомодными бакенбардами, загорелым, обветренным, морщинистым лицом, капризным и смешным ртом и острым взглядом серых глаз. Он был в темно-синем саржевом костюме и неизменной шляпе-котелке. В руках нес удочки, высадочную сеть и объемистую корзину с рыбацким снаряжением.
Недди вышел на поросший густой травой берег реки, положил на землю вещи и нарочито медленно набил почерневшую глиняную трубку измельченным табаком, который размял в руках, после чего принялся раскуривать ее, обводя взглядом реку.
Там, где он стоял, река делала излучину, и Недди находился на ее внешней стороне, на правом берегу. Слева он него поток изгибался между холмами, с одной стороны, и широкими лугами – с другой. Справа, дугой от него, раскинулась равнина, окаймляющая берег реки высокими камышами. Оттуда в его сторону надвигался прибой, образуя в излучине водовороты.
Первым делом надо было выбрать три или четыре донки на угря, которые Недди поставил накануне вечером, привязав лески к кривым корням росшего у реки деревца. Две из них принесли улов в виде пары крупных угрей, и Недди очень проворно снял скользких, трепыхающихся рыб с крючков, позднее смыв с них слизь. Затем он, не торопясь, принялся снаряжать одну из удочек, перебирая снасти, насаживая приманку из червя и забрасывая ее в реку. Недди наблюдал, как поплавок прыгает в водовороте, исчезая в воде, пока тот внезапно не исчез совсем, что означало – на крючке рыба.
Недди оглянулся. Он вдруг потерял интерес к поплавку. Недди смотрел вниз по течению, за самый край излучины. Вверх поднималась небольшая гребная лодка, но какая-то необычная. Отсутствовали весла. Похоже, она дрейфовала. Старый моряк быстро узнал маленькое суденышко.
– Ага, – пробормотал он, – это же лодка викария.
Дом лингхемского викария, пристроенный к церкви, стоял в отдалении от самой деревни, примерно в полукилометре вниз по реке. Он почти примыкал к берегу, где располагалась грубо сколоченная пристань. Викарий, как он знал, держал у пристани свою лодку, пришвартованную за носовой фалинь к удобно расположенной подпорке. Рядом находилась небольшая протока с навесным сараем для лодок, но в летние месяцы, особенно когда два сына викария приезжали домой на каникулы, лодку обычно держали прямо у реки.
Когда лодка подплыла, Уэр положил удочку на землю. Теперь он видел, что в лодке кто-то находился – не сидел, а лежал на дне ближе к корме.
Сейчас до лодки оставалось метров пятьдесят. Потоком прибоя ее несло вдоль внешней стороны излучины, однако Недди Уэр, знавший тут все течения, приметил, что она пройдет в пределах его досягаемости. Не теряя ни секунды, ловким движением моряка он извлек из корзины свернутую леску с тяжелым грузилом на конце. Затем встал на изготовку, разматывая леску и сбрасывая освободившуюся часть мотка на траву.
Лодка приближалась, от берега ее отделял десяток метров. Хорошо рассчитанным движением Недди забросил грузило на нос, после чего двинулся вдоль берега вверх по течению, аккуратно потягивая леску, пока наконец не подтянул лодку достаточно близко к берегу и не ухватился за носовой фалинь, чей конец тянуло под водой. Вытянув фалинь, Недди осмотрел его. Тот был обрезан.
Он привязал лодку к корню дерева. Ее развернуло вдоль берега кормой против течения. Уэр забрался внутрь. Через мгновение он уже стоял на коленях, наклонившись над человеком. Тот неподвижно лежал на спине, чуть приподняв колени и прижав руки к бокам. Это был мужчина лет шестидесяти с серо-стальными волосами и аккуратно подстриженной бородкой клинышком. Темные открытые глаза смотрели на мир остекленевшим взором. На нем был вечерний костюм и коричневый плащ, распахнутый спереди и обнажавший белую рубашку, испачканную на груди кровью.
Присев на скамеечку, Уэр быстро осмотрел лодку. Внутри лежала пара весел, металлические уключины были сняты. Скорее всего у мертвеца шляпы не было. Хотя нет – вот она, шляпа. Лежит на носу: круглая, черная, как у священников. Такую обычно носил мистер Маунт, викарий.
Недди Уэр, оглядевшись по сторонам, вылез из лодки и посмотрел на часы. Без десяти пять. Затем, оставив лодку пришвартованной у берега, поспешил в противоположную сторону, дошел до шоссе, пролегавшего в нескольких сотнях метров от реки, и повернул к деревне.
Полицейский констебль Хемпстед, собравшийся лечь спать после ночного дежурства, выглянул в окно, услышав настойчивый стук Уэра в дверь.
– Что такое, мистер Уэр? – спросил он.
– Боюсь, нечто очень плохое.
Хемпстед, с которого слетел весь сон, снова оделся, спустился вниз и открыл дверь. Уэр рассказал ему о случившемся.
– Я должен вызвать инспектора из Уинмута… и врача, – произнес констебль. – Позвоню в тамошний участок.
Он вернулся через две минуты.
– Ну ладно, – произнес Хемпстед. – Они скоро прибудут на машине. А теперь идемте со мной и покажите мне лодку вместе с ее содержимым. Надеюсь, вы там ничего не трогали – не двигали тело и прочее?
– Не такой уж я дурак, – ответил Уэр.
– Это хорошо. Больше вы никого не видели?
– Нет.
Хемпстед продолжал задавать вопросы, пока они быстро шагали к месту происшествия. Он был умен и хваток, этот молодой констебль, желавший получить очередную нашивку и мечтавший воспользоваться выпавшей ему возможностью. Как только они вышли к берегу, констебль осмотрел лодку и ее содержимое, после чего воскликнул:
– Ничего себе! Разве вы не знаете, кто это, мистер Уэр?
– Насколько припоминаю, никогда его раньше не видел. А кто это?
– Адмирал Пинестон. Он живет в Рэндел-Крофте, в большом доме на другом берегу напротив церкви. Проживал там, по крайней мере, месяц. А купил дом в июне прошлого года. Приезжий, из новеньких.
– Так это адмирал Пинестон? – удивился Недди Уэр.
– Он самый. А вы уверены, что это лодка викария?
– Естественно.
– Странно, да? Похоже, что-то произошло на нашем берегу реки, ведь до самого Фернтона мостов нет – а это три километра вниз по течению. Ага, да еще пасторская шляпа. Давайте прикинем. В котором часу вы заметили приближающуюся лодку?
– Чуть позднее половины пятого.
Хемпстед достал блокнот и начал что-то записывать карандашом. Затем сказал:
– Послушайте, мистер Уэр, я хотел бы, если не возражаете, чтобы вы вернулись на шоссе и остановили там инспектора Риджа, когда он прибудет на своей машине.
– Хорошо, – кивнул тот. – Могу я быть полезен чем-нибудь еще?
– Спасибо, не сейчас.
Хемпстед был сообразительным. Он дождался, пока Недди Уэр скроется из виду, прежде чем начать небольшое расследование. Констебль прекрасно знал, что вышестоящий офицер возьмет дело в свои руки, однако в оставшееся время ему не терпелось самому увидеть все, не трогая ничего на месте происшествия. Залезая в лодку, он заметил свернутую газету, торчавшую из кармана плаща мертвеца. Хемпстед осторожно вытащил ее, осмотрел и засунул обратно на место.
– Ага, – пробормотал констебль, – вечерняя газета, самый поздний лондонский выпуск. Здесь он ее купить не мог. Ближайшее место, где она продается, – Уинмут.
Ему хотелось бы осмотреть содержимое карманов мертвеца, но он чувствовал, что лучше этого не делать. Хемпстед вылез из лодки, присел на берегу и принялся ждать.
Вскоре послышался звук ехавшей по шоссе машины, и через пару минут прямо через луг к нему подошли четверо: Недди Уэр, инспектор полиции и двое в штатском – врач и сержант уголовной полиции.
Инспектор Ридж был высоким, худощавым, с чисто выбритым желтоватым лицом. Он подошел к Хемпстеду и спросил:
– Вы ничего не трогали?
– Нет, сэр.
Ридж повернулся к врачу:
– Я не стану ничего делать, доктор Грайс, пока вы не закончите осмотр тела.
Доктор Грайс залез в лодку и принялся осматривать труп. Через несколько минут он произнес:
– Убит ударом в сердце, инспектор, каким-то предметом с узким лезвием – тонким ножом или кинжалом. Скорее всего смерть наступила мгновенно. Разумеется, предстоит вскрытие.
– Как давно его убили?
– Несколько часов назад. Возможно, до полуночи.
– Больше ничего?
– Нет, инспектор.
– Спасибо. Теперь я сам посмотрю.
Инспектор Ридж перевернул тело, слегка сдвинув его с места.
– Под ним никаких следов крови, – констатировал он, – или где-то еще в лодке, насколько я вижу. Посмотрим его карманы – ага, это не ограбление. Золотые часы на цепочке, набитый купюрами бумажник – это их не интересовало. А вот вечерняя газета, датированная вчерашним числом. Это надо занести в протокол. Так, теперь нам нужно действовать как можно быстрее. Скажите, Хемпстед, что вам о нем известно?
– Это адмирал Пинестон, сэр. В отставке. Несколько месяцев назад купил Рэндел-Крофт, большой дом на противоположном берегу реки. Недавно там поселился. Полагаю, вместе с ним живет его племянница. Но это не на моем участке, сэр.
– Знаю.
Инспектор повернулся к Уэру:
– Так вы говорите, лодка принадлежит местному викарию?
– Да.
– Сколько времени понадобится, чтобы ее прибоем подняло сюда?
– От сорока до сорока пяти минут, – не раздумывая, ответил Уэр. – При таком прибое, как сегодня.
– Понимаю. Теперь встает вопрос – как нам его перемещать? Можно оттянуть лодку назад против приливного потока. Однако так не пойдет. Весла необходимо проверить на отпечатки пальцев, прежде чем к ним прикоснутся. В доме викария есть телефон?
– Да, сэр.
– Хорошо, я сейчас отправлюсь туда. Хочу поговорить с викарием. Мы позвоним в Уинмут и вызовем «скорую». Придется вести его в Рэндел-Крофт кружным путем через Фернтонский мост. Хемпстед, вы остаетесь здесь, и если кто-нибудь появится, не позволяйте ни к чему прикасаться. Теперь с вами, сержант… Нам придется переправить вас через реку у дома викария, если сумеем раздобыть там лодку. Я хочу, чтобы вы караулили лодку адмирала и его навесной лодочный сарай. Мистер Уэр, не откажите в любезности также поехать с нами. Вы можете оказать нам помощь. Пойдемте, доктор.
Через несколько минут инспектор уже вел машину по короткой дороге, ведущей от шоссе к дому викария. Парадная дверь его жилища выходила на лужайку, спускавшуюся к берегу реки. Напротив него примерно в сотне метров от берега стоял большой, красного кирпича особняк в тюдоровском стиле с обширной лужайкой перед фасадом и навесным сараем для лодок чуть поодаль.
Инспектор, держа в руке шляпу викария, вышел из автомобиля и позвонил в дверь. За ним последовали остальные. Через несколько минут служанка открыла дверь и сказала, что хозяин еще не проснулся.
– Не могли бы вы передать ему, что его хочет видеть по срочному делу инспектор Ридж. Жаль беспокоить его, но это очень важно.
– Я передам, сэр. Не угодно ли зайти?
– Нет, спасибо. Я подожду здесь.
– Здрасьте, скажите, а вы полисмен?
Он обернулся. Через лужайку к дому приблизились два мальчика лет шестнадцати и четырнадцати, во фланелевых брюках и рубашках с открытым воротом. В руках они держали купальные полотенца. Оба с любопытством смотрели на инспектора.
– Да, – кивнул он, – я полицейский.
– Вот это класс! – воскликнул старший. – Он-то нам и нужен, верно, Алек? Послушайте, какой-то ворюга взял нашу лодку – обрезал носовой фалинь. Вы, наверное, уже об этом слышали? Вы из-за этого приехали?
– Да… именно поэтому я и приехал, молодые люди, – сухо ответил инспектор Ридж. – Однако вам не следует беспокоиться из-за лодки. Ее уже нашли.
– Ура! – вскричал младший. – А поймали ворюгу, который ее увел?
– Пока нет. Это может оказаться не так просто. А у вас есть еще одна лодка на плаву?
– Только наш старый ялик – он под навесом.
– Ну-с, молодые люди, как вам кажется: сможете вы в нем переправить на тот берег нашего сержанта уголовной полиции? Он хочет нанести визит в Рэндел-Крофт.
– Железно! – Питер Маунт смотрел на сержанта с мальчишеским восхищением. – А там будет погоня? Вот здорово! Мы вам поможем. Только не подозревайте старого адмирала Пинестона в краже нашей лодки! Вчера вечером он переплыл на тот берег в своей. Он тут ужинал, знаете ли.
– Ах вот как! – отозвался инспектор. – Нет, мы его не подозреваем. Так вы сделаете то, о чем я вас попросил?
– Пойдемте, – обратился Алек к сержанту Эпплтону. – Сегодня сильный прилив, но мы вас переправим в лучшем виде.
Вместе с сержантом они направились к навесному сараю.
– Доброе утро, инспектор. Доброе утро, доктор Грайс… а… это вы, Уэр, как я вижу. Чем обязан столь раннему визиту?
Из дома вышел викарий – мужчина лет пятидесяти, среднего роста, крепко сбитый, с правильными чертами лица и седоватыми волосами.
– Я объясню без обиняков, мистер Маунт. Это ваша шляпа?
Викарий взял шляпу в руки и оглядел ее.
– Да, моя.
– Тогда соблаговолите ответить: помните ли вы, когда надевали ее в последний раз?
– Если быть абсолютно точным, то вчера вечером в двадцать минут одиннадцатого.
– А где?
– Вы говорите сплошными загадками, инспектор. Но я вам расскажу. Мой сосед, что живет на том берегу, вчера вечером ужинал у нас вместе со своей племянницей. Они ушли около десяти часов. Я спустился к реке, чтобы проводить их, и надел шляпу. После того как адмирал с племянницей переплыли реку в его лодке, я ненадолго присел в беседке, чтобы выкурить трубку. Снял шляпу, положил ее рядом на скамью и по рассеянности забыл снова надеть ее, когда возвращался в дом. Это было, когда я проверил свои наручные часы по настенным – в двадцать минут одиннадцатого. Однако объясните, пожалуйста, почему вы меня об этом спрашиваете и с какой целью здесь?
– Сегодня ранним утром эта шляпа была обнаружена в вашей лодке, дрейфовавшей вверх по течению. А в ней находилось мертвое тело вашего соседа, живущего на противоположном берегу, адмирала Пинестона… Убитого, мистер Маунт.
Глава 2
Джордж Дуглас Говард Коул и Маргарет Коул
Сообщения о печальном известии
– Убитого! Боже милосердный! – вскричал викарий.
Хорошо известно, отметил инспектор, что викария отличает до смешного благоговейное почитание третьей заповеди. Потрясенный известиями священник сделал шаг назад и побледнел.
– Но… убит… Как… Что все это значит, инспектор?
– Это значит, – ответил Ридж, – что адмирал Пинестон был убит ножевым ударом в сердце незадолго до полуночи, а его тело поместили в вашу лодку.
– Но… почему?
– А ваша шляпа, – безжалостным тоном продолжил инспектор, – лежала в лодке рядом с ним. В общем, сами понимаете, – добавил он, – что мне пришлось начинать расследование с вашего дома.
Викарий вдруг резко повернулся.
– Пойдемте ко мне в кабинет, – сказал он. – Нам лучше поговорить там. Полагаю, мои сыновья вам сейчас не нужны?
Инспектор покачал головой и проследовал за ним в тихую комнату, отделанную в коричневых тонах, с широкими подъемными окнами, прямо-таки образец кабинета духовного лица, владелец которого не склонен к аккуратности. Викарий обо что-то споткнулся и, ахнув, схватился за стол, чтобы не упасть.
– Простите великодушно, – пробормотал он, усаживая инспектора в кресло и устраиваясь в кресле напротив него. – Это… сильное потрясение. Скажите, чем я могу быть вам полезен?
Прежде чем ответить, Ридж с минуту внимательно рассматривал викария. Несомненно, тот находился в стрессе. Он побледнел, руки у него дрожали, и дыхание сделалось прерывистым. Инспектор знал не так много, чтобы решить, вызвано ли это было внезапным известием о насильственной смерти, ворвавшимся в размеренную жизнь пастора, или же тому существовала более серьезная причина. В любом случае, пока не имело смысла нагнетать обстановку. И он заговорил негромким, спокойным тоном:
– Мне необходимо выяснить, мистер Маунт, что произошло вчера вечером, и во всех подробностях. Значит, адмирал Пинестон прибыл к вам на ужин со своей племянницей. Кстати, как зовут даму?
– Мисс Эльма Фицджеральд. Она дочь его сестры.
– Сколько ей лет?
– Чуть более тридцати.
– Благодарю вас. Во сколько они прибыли?
– В семь тридцать. В своей лодке.
– А отбыли?
– В начале одиннадцатого. Боюсь, что с точностью до минуты я вам не скажу. Однако они прощались со мной, когда начали бить церковные часы, и адмирал Пинестон произнес: «Поторопись, я хочу вернуться до полуночи» – или нечто подобное. И через несколько минут они уехали.
– Вы их провожали?
– Да. Я спустился с ним до пристани, а Питер – мой старший сын – помог им отчалить. Иногда это довольно затруднительно, особенно если течение сильное.
– Вы видели, как они вышли на берег?
– Да. Было не очень темно. Я наблюдал, как они завели лодку в принадлежавший адмиралу навесной сарай, а позднее заметил, как они оттуда вышли и направились к дому.
– Полагаю, деревья за навесным сараем скрыли бы их от вашего взгляда, – заявил инспектор, успевший хорошенько осмотреться. – Или вы хотите сказать, что они шли через лужайку?
Викарий с уважением взглянул на него.
– Нет, они шагали за деревьями, – ответил он. – Но мисс Фицджеральд была в белом платье, и оно просвечивало сквозь них.
– Но адмирал-то был не в белом платье?
– Нет… Знаете, теперь, когда вы об этом упомянули, я не могу утверждать, что адмирал вышел из навесного сарая. Однако видя его племянницу, я естественным образом заключил, что он находился с ней.
– Да, – кивнул Ридж. – А сами вы остались на улице курить до…
– Двадцати минут одиннадцатого.
– А затем?
– Запер дом и отправился спать.
– И больше вы о своем соседе ничего не слышали?
– Нет.
– А ваши сыновья? Или слуги?
– Вряд ли. Все уже улеглись спать, когда я вернулся.
– Благодарю вас. Мистер Маунт, как по-вашему, адмирал Пинестон весь вечер пребывал в обычном расположении духа?
Вопрос явно озадачил викария.
– Я… я не думаю, что смогу исчерпывающе вам ответить, – пробормотал он. – Понимаете, я не очень хорошо знаю адмирала. Он недавно поселился в наших краях.
– И все же, – настаивал Ридж, – вы могли бы заметить, казался ли он огорченным или расстроенным. Нет? – Видя, что викарий колеблется, Ридж немного поднажал: – Если вы что-нибудь заметили, мистер Маунт, то должны рассказать мне об этом. Очень важно, чтобы мы выяснили все о душевном состоянии этого несчастного человека в то время. И уверяю вас – я умею хранить тайны.
– Ну… – начал викарий, поерзав в кресле. – Возможно, это пустяки. Но я бы сказал, что адмирал был, вероятно, немного расстроен. Он вел себя не так благодушно, как обычно. Вообще-то адмирал был приятным человеком и совсем не раздражительным.
– А он проявлял раздражительность по отношению к мисс Фицджеральд?
– О нет… едва ли…
– Но вел себя так, словно его что-то беспокоило?
– Наверное, это из-за замужества его племянницы. Он об этом что-то говорил, но немного.
– Она выходит замуж? За кого?
– За некоего Артура Холланда. По-моему, из Лондона. Я его не знаю.
– А адмирал Пинестон не одобрял их союз?
– Я этого не говорил. Он ничего не рассказывал. Просто выглядел так, будто что-то разладилось. Вероятно, это имело отношение к ее делам. У нее много денег, насколько я понимаю, а адмирал является… ее опекуном. Но я действительно не в курсе.
– А вы лично давно знали адмирала?
– С тех пор как он здесь поселился, примерно месяц назад. Я нанес ему визит, и мы познакомились.
– Вы с ним часто виделись?
– Два-три раза в неделю.
– А вы никогда не слышали, чтобы адмирал говорил о каких-то врагах, о ком-то, у кого есть причины убить его?
– О, нет-нет! – воскликнул викарий и торопливо добавил: – Я вообще ничего не знаю о его жизни до того, как он приехал сюда.
– У него было много друзей? В наших краях? Или где-то еще? Где адмирал жил раньше?
– В Западной Англии. Я не припомню, что он когда-нибудь упоминал конкретное место. Мне кажется, что из здешних он мало кого хорошо знал. Сэр Уилфред Денни из поселка Уэст-Энд виделся с ним чаще других. Иногда к адмиралу приезжали старые друзья.
– А вы лично с кем-нибудь из них встречались?
– Нет.
– А теперь мне лучше отправиться к нему, – произнес инспектор. – Премного вам обязан, мистер Маунт. Мне хотелось бы пообщаться с вашими сыновьями и слугами. Вдруг кто-то из них заметил нечто, что поможет нам в расследовании? Но это подождет. Кстати, – добавил он, повернувшись к викарию у самой двери, – что собой представляет юная мисс Фицджеральд? Она склонна к сильным переживаниям?
Викарий слегка улыбнулся:
– Вряд ли. Полагаю, мисс Фицджеральд не из тех леди, что часто падают в обморок.
– Она предана своему дядюшке?
– Примерно так же, как большинство племянниц привязано к своим дядюшкам. Похоже, мисс Фицджеральд – замкнутая молодая особа – у нее свои интересы. Но это всего лишь сплетни – вы сможете составить о ней собственное мнение.
– Да. Ну что же, мне пора, – сказал инспектор и отметил выражение облегчения, буквально разлившееся по лицу викария.
«Знаю, что мы – визитеры не из приятных, – подумал он, – и это еще мягко сказано. Но нужно ли ему так открыто демонстрировать, насколько он рад, что избавился от меня? Интересно, а вдруг тут кроется какая-то иная причина? Может, он знает больше, чем рассказал? Однако викарий Лингхема – достойный человек, судя по тому, что я о нем слышал!» Размышляя подобным образом, Ридж дошел до машины и быстро добрался до дома, до которого было сто метров по прямой.
Время приближалось к восьми часам, однако в Рэндел-Крофте, очевидно, рано не вставали. Одно или два окна все еще были закрыты ставнями, а в небольшом зале, куда его впустили, убирались слуги.
Дверь ему открыл неряшливого вида дворецкий, из тех, кто поднялся до этой должности благодаря тому, что его жена – прекрасный повар, сам при этом не обладая никакими способностями. Он беспокойно захлопал глазами, увидев инспектора. Ридж справился о мисс Фицджеральд и получил ответ, что та еще не выходила. Судя по всему, она всегда завтракала у себя в комнате. Затем Ридж спросил об адмирале Пинестоне.
– Он у себя, – произнес дворецкий с враждебным видом, будто не жаловал ранних посетителей.
– Нет, не у себя! – резко возразил Ридж. – С ним случилось несчастье. – Дворецкий вытаращил глаза. – Как вас зовут?
– Эмери.
– Эмери, я инспектор Ридж из Уинмута, и мне необходимо немедленно видеть мисс Фицджеральд. С адмиралом Пинестоном случилось несчастье – он мертв. Прошу вас, разыщите горничную мисс Фицджеральд, если она у нее есть, и передайте ей, что я хочу побеседовать с мисс Фицджеральд, как только та сможет спуститься вниз. После этого возвращайтесь сюда. Мне нужно с вами переговорить.
Издав нечленораздельный звук, дворецкий шаркающей походкой скрылся в доме, и прошло около десяти минут, прежде чем он вернулся и сообщил, что мисс Фицджеральд спустится через четверть часа. Инспектор увел его в квадратную, красиво убранную гостиную и принялся допрашивать о передвижениях его хозяина прошлым вечером. Но из этого разговора он извлек мало пользы. Инспектору показалось, будто дворецкий или феноменально глуп, или же впал в ступор, потрясенный смертью хозяина. Кроме бормотания «Боже, Боже!», слуга, похоже, вряд ли до конца осознал смысл известий, и инспектор удивился, что отставной флотский офицер может держать такого тупого с виду слугу. Правда, дом был чистым и ухоженным, даже если в нем вставали не спозаранок.
Как выяснил инспектор Ридж, в последний раз слуги видели адмирала Пинестона примерно в четверть восьмого вечера, когда они с племянницей спустились к лодочному сараю, чтобы самим переправиться на противоположный берег к дому викария. Сам адмирал никогда не позволял тревожить себя утром, пока он не позвонит. Это объясняло факт, что никто не знал о его отсутствии. Направляясь к лодочному сараю, адмирал сказал Эмери, что дожидаться его не нужно, но дворецкому следует запереть парадные двери и отправляться спать, оставив снятым засов на двустворчатых окнах гостиной, выходивших на лужайку и на реку.
– Я должен был запереть замок, – произнес Эмери, – но у адмирала Пинестона всегда имелся свой ключ.