Часть 5. Некоторые размышления по поводу больничного бытия, а также о событиях, предшествовавших операции.
Начну с банального утверждения: в больнице хоть стой, хоть сиди - всё равно лежишь. И в самом деле, не говорите же вы друзьям или родственникам, (типа) "я пошёл сидеть в больницу" Вы скажете это по-другому - мол, я буду "лежать в больнице"
Но и это не всё.
Если вы "лежите" в ЛОР-2, то, скорее всего, вы - "ходячий" больной.
Чувствуете?
Вас спрашивают:
-вы ходячий больной?
Вы говорите:
- да!
-а где лежите?
Вы говорите:
-во втором ЛОРе!
Практически, вы как бы "лежите" и "ходите" одновременно!
Хотя, слово "лежать" превалирует над многими другими, если вы находитесь в больнице.
Значит, "лежать" - это даже не слово, а обозначение некоего (пространственно - временного) континуума, в котором вы начинаете пребывать, как только оказываетесь в больнице!
Боже! Сколько всего вмещает в себя этот континуум! И людей, и оборудования, и лечебных процедур, и начальства!
Не уверен, что даже многолетние штатные сотрудники больницы вполне чётко представляют себе его размеры.
Скажу по-другому: едва ли кто-нибудь из них был абсолютно во всех помещениях и закоулках этого медицинского Вавилона! Или, знает наверняка, как в них пройти, допустим, с улицы, через поликлинику, или из ЛОР-2.
Так чего же говорить о том бедняге, который попал в эту клинику в первый раз?
На уме у него только одно - поскорее найти сортир!
5.1. Некоторые события, произошедшие перед операцией.
В одно прекрасное утро в палату вошёл медбрат, и сказал:
- Шкунов, на операцию! Берите снимки, и - за мной!
Я ждал этого момента!
Примерно полчаса тому назад на операцию увели Александра, соседа N2 по моей палате.
А вот теперь и меня!
Не могу удержаться от пафоса, и думаю: "это не медбрат пришёл за мною, а посланец Судьбы!"
Соседи по палате желают мне удачи, и мы с медбратом крупной рысью устремляемся в операционную, на пятый этаж - он впереди, а я чуть сзади.
Даааа, как здесь, однако, обшарпано... - коридор пятого этажа выглядит абсолютно так же, как он выглядел при "развитом" социализме: невнятный кафель на полу, перегородки из стеклопрофиля, облупленные стены, какие-то сиротские двери со створками, и неожиданно много всякого народа, который ходит пешком и носится на каталках...
Интересно, что бы сказали люди, глядя на эти интерьеры?
Просто человек был бы краток: "ну и срам(ч)!"
Эстет сказал бы: "ничего подобного! Это почти готовый лофт!" (лофт - это ультрамодный, чердачный стиль, на котором помешалась вся богема во главе с Д. Жуковой)
Однако лофт не слишком уместен в операционной.
Большой начальник: "ну что вы опять пристаёте с этим ремонтом! Ну нет денег, нет! Вы русский язык понимаете?"
Эта речь произносилась бы из скромного, метров на 40, кабинета, из высокого, как царский трон, кресла натуральной итальянской кожи...
На пятом этаже несколько операционных. Медбрат заводит меня в одну из них. Но мы тут же выскакиваем - из операционной выезжает каталка с человеком.
Возница спрашивает у нас: "куда прёшь, не видишь?"
Заходим опять.
В операционной, чуть в глубине, стоит ещё одна каталка.
На каталке, недвижимо лежит человек с каким-то подозрительно синюшным лицом. "Мёртвый, что ли?" - думаю я.
"Неужели это его здесь уконтропупили?", потрясённо думаю я.
"А может, и меня тут тоже, того...", развиваю я свою мысль.... и понимаю, что это начало паранойи.
Через некоторое время к каталке подходит возница, и увозит синюшного человека. Причём, увозит головой вперёд. "Значит, должен быть живым" - опять думаю я. "Если бы мертвец, то везли бы ногами вперёд, да и простыня была бы на..."
Но тут меня сдают на руке медсестре - и по её команде, начинаю снимать штаны, рубаху, и всё такое.
- а крестик? - вопрошаю я.
- крестик оставьте! - разрешает сестра.
Начинаю озираться по сторонам: в операционной, оказывается, полно народа!
Вижу доктора (его зовут Валерий Петрович), операционную сестру, беглый взгляд на которую не оставляет ни каких иллюзий: она здесь самая главная! (её зовут, кажется, Валентина Васильевна, и она здесь, кажется, старшая операционная сестра)
Валентине Васильевне на вид лет эдак...
Нет, не буду!
У старшей операционной сестры приятное округлое лицо, румяные щёчки, хороший макияж и очки в золочёной оправе. А также твёрдый характер, уверенная речь и, полагаю, мироощущение агностика.
Я интуитивно ощущаю, что если Валентину Васильевну вдруг убрать, то мир рухнет.
Может, и не весь. Но в операционной - точно.
Она это понимает, и поэтому может себе позволить говорить без купюр.
Ещё одна сестра - её зовут Фатима.
Фатима - улыбчивая "чернобрысая" девушка с аккуратной круглой попкой. Она безо всякого прекословия исполняет команды Валентины Васильевны.
Команд поступает много, поэтому Фатима находится в постоянном движении.
У стены, на табуреточке, сидит пациент, которого обрабатывает Валерий Петрович.
Валерий Петрович неторопливо, приятным баритоном, рассказывает пациенту о своих действиях: "а вот этот пупырышек мы сейчас срежем... Он хоть и невелик, но очень мешает дыханию, ну ооооочень..."
Валерий Петрович периодически просит Валентину Васильевну дать ему марлевые тампончики, или что-нибудь ещё.
Просьбы эти делаются чрезвычайно манерно:
"Валентина Васильевна, будьте так любезны, дайте мне, пожалуйста, тампончик!"
И затем, рефреном:
"Благодарю вас, Валентина Васильевна!"
Мне предлагают надеть чепец и бахилы, и сесть на операционное кресло.
А может быть, на такую раскладную каталку, которая обеспечивает полусидящее положение.
Фатима с видимой ловкостью вяжет меня ремнём - за ноги, и к креслу.
Следом за Фатимой ко мне подступает Валентина Васильевна.
Она набрасывает на меня плотную простыню, которая закрывает меня от ног до подбородка, и я тут же начинаю свирепо потеть.
Затем спрашивает:
- как ваше имя?
- Игорь!
-а отчество?
- Викторович!
-Игорь Викторович! Сейчас я положу вам под голову одну штуку, а вы устройтесь на ней так, чтобы было удобно!
Затем Валентина Васильевна протирает моё лицо тампонами, смоченными спиртом, и закрывает какой - то накидкой...
Вот те на! Накидка полностью закрывает обзор - только нос торчит наружу!
Во время всех этих процедур пытаюсь заговорить с Валентиной Васильевной.
Потому что на меня накатил страх, и я отчаянно пытаюсь его разогнать.
Валентина Васильевна долго игнорирует мои потуги, а потом говорит:
- мущщина! Немедленно перестаньте так громко разговаривать! От ваших разговоров у находящихся здесь людей закладывает уши...
- простите меня, дурака грешного! Это я от...
- а эти люди здесь, между прочим, работают!
- я больше не бу...
- и у них голова болит от ваших громких разговоров! И у меня, между прочим, тоже!
- простите меня, пожалуйста! Если бы я знал, что причиняю вам такие страдания, то я бы прова...
- что бы здесь творилось, если бы все так громко разговаривали, как вы?
Я понимаю, что лучше помолчать.
В общем, полный облом!
Валентина Васильевна работает только на передачу, и не слышит моих слов!
Тем не менее, цель достигнута - страх проходит, и я совсем успокаиваюсь.
Однако, на смену одному сильному чувству приходит другое, тоже сильное.
Это - любопытство: высвобождаю голову из под накидки, и начинаю озираться по сторонам.
Вот, Валерий Петрович закончил со своим пациентом, и прохаживается вдоль окон операционной.
Вдруг слышу:
-э, э, вы чего? Где я на вас напасусь стерильного белья? Я к вам обращаюсь!
Это Валентина Васильевна заметила, что я выбрался из под балахона.
Валерий Петрович начинает смеяться:
-ха, ха, ха! - раздельно выговаривает он.
И добавляет:
-выбрался из скафандра!
Он рад небольшому развлечению, с удовольствием смеётся и повторяет:
-выбрался из скафандра, ха, ха, ха!
Я тоже ухмыляюсь, но только молча! Я рад, что всё кончилось хохмой, и меня не вывели из операционной за антиобщественное поведение.