Наталья : другие произведения.

Поцелуй Ишши(1)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


Оценка: 8.33*5  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Колдун Майгерон пытается завладеть миром. Для этого ему нужен древний артефакт - наруч. Чтобы получить его, Майгерон переносит в свой мир мальчика, наделяет его волшебными способностями, надеясь с его помощью завладеть артефактом. Но планы колдуна наталкиваются на яростное сопротивление юного мага-воина Драгора. Как заставить колдуна применить магию в решающем поединке? Как остановить злую волшебницу, которую сам же и оживил? Как спасти любимую от страшного заклятия, если ты сам его произнес? Можно ли рискнуть совершить смертельно опасный обряд, не имея шансов выжить? Смелость Драгора граничит с безрассудством. Он бросит вызов даже богам.


   Пролог
  
   Тысячу лет назад...
   Туман еще скрывал песчаный берег, но дальше явственно угадывались темные высокие горы. Там, на самых вершинах, затаился вечный холод, залегли льды и снега.
   Ниже горы выглядят не так устрашающе. Густые леса, зеленые луга с отарами, что рассыпались по склонам, как белые облака.
   На самом берегу ласкового Жемчужного моря вырос белый город. Быстро, словно по волшебству. Солнце, заметив его, залюбовалось и осветило каждую улочку. Туман с почтением отступил и пал ниц.
   Величественно и торжественно высятся белокаменные стены. Улицы широкие и прямые. Золотые купола церквей. Разноцветные крыши домов жителей. Не хватало лишь зелени.
   По приглашению правителя Кафрании Юзендара к гостеприимному берегу причалил корабль из Амаратрии. На его борту, помимо купцов с товарами различного характера прибыли два волшебника. Их звали Алтим и Акор. Они были молоды, талантливы и полны энергии.
   Юзендар встретил их в тронном зале.
   - Приветствуем тебя, повелитель, многих лет тебе, процветания и мира твоему чудесному городу, - волшебники склонились в поклоне, прижав к груди правую руку, как велели обычаи Кафрании.
   - Вот о процветании города как раз я и думал, когда приглашал вас сюда. Вы должны вырастить здесь сады, каких не видели на белом свете. Вам ни в чем не будет отказа. Делайте все, что сочтете нужным. В вашем распоряжении будут рабочие, садовники. При необходимости снарядим корабли.
   - Мы приложим все силы, о великий правитель, призовем все наши знания, - поклонились волшебники.
   - Приступайте, - строго взглянул Юзендар...
  
  
   ...Алтим и Акор оправдали доверие правителя Кафрании. В Кафре выросли великолепные сады. Саженцы деревьев и семена цветов привозили из разных стран морем. Благоприятный климат и волшебство творили чудеса. Деревья вырастали краше, чем там, откуда были родом. Плоды на них были крупнее, сочнее, ароматнее и вкуснее. Цветники благоухали изысканными ароматами. Чудесные птицы, которых тоже привозили со всего мира, поселились в густых кронах и услаждали слух чудесным пением.
   Сотни рабочих, нанятых в помощь Алтиму и Акору, остались жить в прекрасном городе. Рабочие разбивали газоны, проводили системы орошения, закладывали сады.
   Волшебники не знали покоя. Это был не просто труд, выполнение взятых на себя обязательств. Алтим и Акор были увлечены, душу вкладывали в каждый побег, в каждый новый росток, и радовались, видя результаты своего труда.
   Жемчужиной Кафра был сад правителя Юзендара. Многочисленные фонтаны освежали воздух, и он искрился от мельчайших капелек. Деревья были высажены то строго, идентичные до последней веточки, то в живописном беспорядке, создавая впечатление естественного уголка природы. Их разновидностей было так много и оформлены они были так разнообразно, что люди поражались их красоте, мастерству садовников и их неиссякаемой фантазии.
   Юзендар был очень доволен и щедро наградил волшебников. Кроме золота, почестей и наград, он подарил им по дому. Волшебники стали желанными гостями в самых знатных домах и завидными женихами. Вскоре они выбрали невест по сердцу...
  
  
   - Сегодня в доме Акора праздник, - сообщил Юзендару советник Асмидиус за обедом, - у него родилась дочь.
   - Да что ты, - искренне порадовался Юзендар, - надо наведаться и поздравить.
   В последнее время правитель находился в неизменно благожелательном расположении духа...
  
   ...Девочка была прехорошенькая, очень похожа на мать. Оба родителя не сводили восторженных глаз с маленького чуда.
   - Придет время и Рогула вырастет. Она станет самой прекрасной и знатной дамой Кафра. Я стану ее покровителем. Воспитайте ее достойно. А это, - Юзендар протянул молодой маме небольшую шкатулку, - это мой подарок девочке.
   В шкатулке было великолепное ожерелье из черного жемчуга. Оно было сказочно дорогим. Ведь черный жемчуг, тем более такой крупный, был большой редкостью...
  
   - Я говорю тебе именно как друг: у девочки странности. Как только ты сам не замечаешь?
   - Ты преувеличиваешь, Алтим. Это все детские шалости, не более. И ты должен учитывать, что ее магический дар развивается не по возрасту. Ей трудно, она со временем научится его контролировать. А если я буду блокировать его, то могу навредить Рогуле.
   - Мой сын видел, как Рогула подняла в воздух песок и засыпала глаза другим детям. Они плакали, а твоя дочь смеялась.
   - Я поговорю с ней, Алтим, обещаю...
  
   - Плыви! - девочка девочка-подросток с выразительными темно-синими глазами и черными волнистыми волосами до плеч нахмурила брови, - плыви! Я научу тебя плавать, - сердито выкрикнула она.
   Маленький мальчик лет трех барахтался в волнах, хлопал ладошками, захлебывался, с трудом держался на воде. Глаза были широко открыты. Он не плакал...
   - Ты мне надоел! Все, - девочка резко отвернулась, и ребенок мгновенно скрылся в волнах...
  
   - А если добавить еще немного настойки кавенденца? - Алтим протянул руку к заветной склянке.
   - Нет. Мы должны вылечить мою девочку, а не лишить ее дара.
   - Но сколько еще лет пройдет, пока мы составим нужное зелье! Ты подумал, как она опасна?! Ты не имеешь права! Риск слишком велик!
   - Мы справимся, успокойся. Я верю. У нас все получится.
   - Ты хотя бы запри ее, - с трудом сдерживал гнев Алтим...
  
   - Вот, мои сладенькие, мы и пришли. Вон в той пещере фея с подарками, - очень красивая девушка с прекрасными черными волосами усмехнулась. В ее синих глазах отразилось предвкушение. Бледные щеки порозовели, на лице появилась недобрая улыбка.
   Дети вошли в пещеру:
   - Тетенька, а где же фея?
   - А подарки?
   - Вот первый подарок, мои сладкие, - пропела девушка, и тотчас в воздух поднялись с десяток мелких острых камней. Завертелись вокруг детей, с каждым новым витком приближаясь к ним.
   Девушка щелкнула пальцами, и камешки с силой вонзились в тела детей. Они упали, а камни, как живые, продолжали двигаться под кожей. Дети зашлись в диком крике, и пещерное эхо тысячу раз повторило каждый звук и стон.
   Рогула стояла над растерзанными телами и улыбалась:
   - А вот и второй подарок, - она взглянула на потолок, повернулась и вышла.
   За ее спиной прогрохотал обвал...
  
   - Не смей! Не подходи к ней! - Акор преградил путь другу, - прочь! Алтим, не подходи!
   - Она слишком опасна. Ты и я, мы тоже виновны в их гибели! Потому что скрывали! Пропусти!
   - Еще один шаг, и я тебя убью, - прорычал Акор.
   - Глупцы! О чем спорите? - из-за занавеси выплыла прекрасная Рогула, - вы хотите отнять мой дар? Ха-ха-ха.
   - Уйди, дочка.
   - Да что вы можете? Ничтожества! А ты, Алтим, мне надоел!
   Рогула мгновенно оказалась перед Алтимом и страшно заглянула ему в глаза.
   Волшебник стал оседать на пол.
   - Нет, дочка, не надо! - Акор, схватил ее за плечи.
   - Уйди! - отмахнулась она, на секунду отвлекшись от Алтима.
   Этого мгновения умирающему волшебнику хватило, чтобы выхватить из-за пазухи склянку с фиолетовой жидкостью и выплеснуть в лицо Рогуле.
   - Ах, ты...- прошипела она. Всплеснула руками, порвав нить крупного черного жемчуга на шее.
   Запахло грозой, и в следующую секунду раздался взрыв.
  
   Глава 1
  
   После того, как не стало родителей, я не чувствовал себя одиноким. Сестра Светлана заменила мне, десятилетнему пацану, и мать, и отца. Ей было двадцать три года, поэтому органы опеки оставили нас в покое. И мы потихоньку жили в городской трехкомнатной квартире. Светлана работала медсестрой. Ее зарплаты нам вполне хватало. В то время я, конечно, не задумывался о житейских проблемах, надежно защищенный от них заботливой сестрой.
   По утрам меня часто будил запах любимого яблочного пирога, вечером, включив настольную лампу, и, завалившись на диван, мы читали "Карлика Носа". Зимой играли в снежки. Мы с сестрой были настоящими друзьями. Она не ругала меня за шалости, только, бывало, посмотрит так грустно, в больших серых глазах мелькнет боль: "Эх, Сережка...". Я старался не огорчать Светлану. Став старше, помогал, не дожидаясь просьб. В общем, я был счастлив, как и большинство моих друзей. И взрослеть не спешил, хотя прошло уже четыре года.
   Покой, счастье и детство закончились неожиданно и одновременно. Просто вечером Светлана не вернулась домой. Я кому-то звонил, приходили какие-то люди, милиционеры, спрашивали, писали, суетились размеренно и обыденно. Потом все ушли. И я остался один. Совсем один. Мой мир рухнул. Пустота рвала меня изнутри. Ночь заглядывала в мое окно, по стеклу зло скребли снежинки, падали на асфальт, собирались стайкой и снова пытались взлететь.
   Неожиданно я словно ощутил чье-то холодное прикосновение и наткнулся на чужой ледяной взгляд там, за окном. Все образы постепенно смазались и слились. Ночь смотрела на меня, звала, все настойчивее скребла по стеклу. Снежинки рвались внутрь. Я знал, что должен открыть окно и впустить их...
   Человек внизу медленно поднял руки. Холода я не чувствовал. Сильное головокружение, невесомость, пустота и темнота, как спасение или кара, или освобождение.
  
   Мне снится дождь. Льет сплошным потоком, слышно, как отскакивают бульбы. Значит, надолго, Светлана так всегда говорила...
   Чьи-то тихие шаги ...Я окончательно проснулся, резко, как от толчка. Человек очень малого роста уже поставил передо мной на стол поднос, взглянул на меня с интересом и вышел. Мне показалось, что лицо у него слишком темное.
   Я ошалело огляделся: вокруг стены из грубого камня. С низкого потолка на тонких цепях свисает чаша, в ней горит что-то, не коптит. Свет мерцающий, мягкий. Пол тоже каменный. Похоже на пещеру. Я лежу на большом топчане, накрытом шкурой. Тепло даже в тапочках на босу ногу, в майке и трико, а ведь середина января. На столе мясо в глиняной миске, кусок сыра, хлеб и кружка молока. Появилось чувство голода. Я немного поел.
   - Эй, есть там кто? - крикнул в темнеющий проем.
   Подождав немного, слез с топчана и пошел в темноту. Длинный извилистый ход, освещенный факелами. Несколько раз я замечал входы в другие пещеры, не стал заходить. Шел от одного факела к другому. Впереди свет был ярче. Я пошел быстрее, почти побежал, надеясь, что сейчас все выяснится: где я и как здесь очутился. В просторной, хорошо освещенной пещере, за столом, лицом к входу, склонившись над книгой, сидел человек, тот самый. Прямые черные волосы с проседью до плеч, крупный нос с горбинкой. Широкоплеч. Полы черного плаща распахнуты. Оторвавшись от книги, человек взглянул на меня.
   "Войди", - услышал я, хотя человек рта не раскрывал, - "сядь!".
   Ого! Живой телепат. Я опасливо примостился на табуретке у входа. Человек явно сканировал меня, я ждал, не в силах оторваться от его прожигающего взгляда.
   "Ты забудешь все, что было с тобой раньше. Теперь здесь твой дом. Тебя зовут Драгор. Я твой наставник. Ты будешь называть меня Майгерон.
  
   Солнце скрылось за вершиной горы, что как древний седой сторож высится среди бесконечного леса. Всюду непроходимые чащобы, болота. Поэтому, я никогда не отхожу далеко от нашей пещеры, да и учитель был бы недоволен. А сердить мне его не хочется, очень уж строг.
   Я лежал на еще теплом камне у входа в пещеру. Сегодня мы с учителем занимались на свежем воздухе. Я снова учился извлекать энергию из деревьев, земли, камня. Энергия живых существ самая насыщенная. Ее хватает на большое количество магических действий. Забирать тепло живого существа я избегал, потому что животное могло умереть. Хоть учителя это никогда не беспокоило, я старался быть осторожным. Майгерон учил меня плести заклинания, требующие большого количества энергии. Например, у меня хорошо получалось заклинание облака. Небольшое, но плотное облачко появлялось в воздухе на месте исчезающего плетения. Или заклинание копирования, когда недалеко от предмета создавалась его иллюзорная копия. Только все они казались мне бесполезными. А чаще всего я просто повторял за учителем какие-то приемы плетений, и ничего не происходило, кроме того, что я тратил собранную энергию.
   Однако я заметил, что с каждым поглощением и последующим растрачиванием ее на наполнение заклинаний, я способен впитать гораздо большее количество энергии. Значит, этого и хотел от меня учитель, а может быть, главное еще впереди.
   Здесь, у входа в пещеру, несколько недель назад Майгерон нашел меня умирающим, упавшего со скалы, выходил. Как и почему здесь оказался, я не помнил. Поэтому, иногда чувствовал неясную тоску, беспокойство.
   "Драгор, возвращайся", - позвал меня учитель.
   Я соскользнул с холодеющего валуна, отряхнул поношенный серый плащ и такие же штаны, надел высокие мягкие сапоги и шагнул в сумрак пещеры.
   Учитель уже сидел за столом. Взглянул на меня, как всегда, оценивающе. Я сел на свое место.
   Суетливые низкорослые чемеры заставляли стол глиняными мисками. Сколько я здесь - не слышал ни разу их речи. Чемеры молча появлялись по зову учителя и так же молча уходили. Кожа у них коричневая, в морщинах, маленькие черные глаза, широкий рот, узкие губы, похожи на муравьев. Вначале я брезговал брать еду из их трехпалых рук, потом привык.
   После ужина я спускался в библиотеку. Здесь было очень много книг. Среди них я нашел книгу о целительстве с помощью лекарственных растений. Предыдущий пользователь, не знаю, кто им был, может быть, сам Майгерон, оставил в ней закладку. А на ней была изображена полная схема плетения исцеляющей сети. Тут-то и пригодились мне навыки плетения заклинаний.
   На небольшом расстоянии от больного нужно было создать проекцию всех энергетических узлов его тела, их насчитывалось двадцать шесть, проложить между ними связи, задать направление движения энергии, затем подключиться к созданной системе, запустив в нее свою энергию. При правильных действиях узлы должны начать пульсировать. После этого исцеляющую сеть надо опустить на тело больного, при этом строго следить за тем, чтобы энергетические узлы сети и тела совпали. Опять же при удачном совмещении все нарушенные связи и функции организма должны восстановиться. Заклинание я заучил, отработал в теории. Проверить его мне было не на ком, но знание это было, безусловно, очень полезным.
   В библиотеке было много книг по истории и географии. Благодаря им я составил представление о том, что нас окружало. Лес был вовсе не бесконечен. Южнее находятся обжитые места. Поселения расположены по берегам рек, ручьев, вдоль почтовых трактов, соединявших крупные торговые города, их окружают пашни и сенокосные угодья. Деревни находятся недалеко друг от друга и от сел, в которых построены церкви. Правят народом князья, живут мирно, на чужие земли не зарятся. Народ богобоязненный, верует во Христа. Одна беда - одолевает людей нечисть лесная. Противостояние длится с переменным успехом. В книгах было дано описание этих исчадий, просто мороз по коже.
   Читать больше не хотелось, я поставил книгу на место: в каменную нишу. Спать тоже еще рано, я решил осмотреть дальние пещеры. Поэтому, выйдя из библиотеки, зашагал вглубь горы. Тоннель то сужался, то расширялся. Камни под ногами были крупнее, чем в обжитой части пещеры. Приходилось идти осторожнее, тем более, что факелы встречались все реже. Уклон тоннеля стал круче. Мне показалось, что воздух стал влажным, прохладным. Спустившись еще немного, я заметил разветвление тоннеля. Заглянув в тот проход, что был ближе, увидел просторную пещеру. Спуск стал не таким крутым, под ногами мягко шуршали мелкие камни. Я почувствовал запах застоявшейся воды. И только потом увидел небольшое озеро. Я бы назвал его большой лужей, но откуда ей здесь было взяться, тогда как подземные воды могли устроить здесь маленькое хранилище. Низкий каменный потолок у противоположной стены касался воды, стены были влажные и скользкие, воздух затхлый, так что дышать было тяжело, и немного кружилась голова.
   Вода в озере казалась в темноте черной, как смола. Чертово озеро, я усмехнулся. Неживое какое-то, вода не шелохнется, стоит зеркальной гладью. Ни тебе водорослей, ни рыб. Я хотел зачерпнуть, передумал. Здесь нет ничего интересного. Вернулся в тоннель, решив осмотреть по-быстрому второе ответвление.
   Однако здесь не было пещеры, тоннель продолжался, извивался, уходя вглубь. Потолок опускался все ниже. Скоро мне пришлось согнуться. Но факелов стало больше, значит, этим ходом пользовались. Я снова почувствовал интерес. Запах Чертова озера скоро развеялся. Стены стали абсолютно сухими, как у нас в библиотеке. Камни под ногами больше не рвали сапоги. Вот бы еще разогнуться. Однако вскоре ход сузился, потолок снизился так, что пришлось идти на корточках. Я уж было подумал повернуть назад, но почувствовал под ногами высеченные в камне ступени, начался спуск вниз. Становилось теплее, светлее. Я мог ожидать что угодно, такие же пещеры, как у нас и даже хуже. Но это был целый город, город чемеров. Двое из них сразу подбежали ко мне, как если бы они были охранниками, узнали, поклонились молча и отошли, но я заметил, что наблюдения не сняли. Я беспрепятственно сошел на хорошо утоптанную землю. Здесь было тепло, неизвестные мне неяркие, но многочисленные источники высоко вверху создавали словно бы дневное освещение. Я уже собирался идти, как какой-то молодой чемер с разбегу налетел на меня, рассыпав плоды, которые нес.
   - Извините, господин, - с испугом просипел он, склонившись в глубоком поклоне.
   - Да ничего, ерунда,- улыбнулся я.
   Чемер еще раз поклонился и, опустившись на колени, стал собирать плоды. Я тоже присел помочь, чем так удивил его, что все снова посыпалось из его рук.
   - Как тебя зовут?- как можно миролюбивее спросил я.
   - Триб,- ответил он.
   - А что это такое?- я повертел в руках бледно-зеленый плод.
   - Йанго, господин, возьмите, - протянул он мне еще несколько.
   Я взял, потер об рукав и осторожно откусил. Сладкий ароматный плод с рассыпчатой белой мякотью, какой-то местный фрукт.
   - Вкусно, - я встал, - слушай, Триб, а ты можешь показать мне, что тут у вас?
   - Да, господин, - чемер немного успокоился, тоже встал.
   - И не говори "господин", меня зовут Драгор.
   Триб, как и остальные чемеры, был маленького роста, макушкой едва доставал мне до пояса, узок в плечах, двигался быстро, на нем были серые просторные штаны, рубашка с длинными рукавами из той же ткани, на ногах короткие сапожки. Он все время старался держаться на полшага позади меня. Другие чемеры сначала расступались при виде меня, потом перестали, занимались своими делами, сновали туда-сюда, но суматохи и путаницы не было, все происходило упорядоченно.
   Спусков, помимо того, что привел меня сюда, было еще не меньше двадцати.
   - Эти проходы ведут в лес, - пояснил Триб, - а вот посмотрите налево - это сад.
   Растения были похожи на причудливо изогнутые корни, которые по нелепой случайности росли снизу-вверх, в высоту немного больше кустов в нашем лесу. На темно-коричневых ветвях, лишенных листьев, висели те самые йанго. Сад был большой, конца не видно. Несколько десятков чемеров работали здесь: одни собирали йанго в большие корзины, другие относили их куда-то.
   - А здесь, - указал Триб на чисто выполотые грядки,- мы выращиваем меди, кунчи, ауску, дрампи, орни.
   Эти овощи чемеры приносили нам, но я не знал, что выращивают их глубоко под землей. Дрампи и орни поспевали на вьющихся растениях с узкими серо-зелеными листочками, кунчи и ауску видно не было, лишь из-под земли наружу торчали пучком тонкие стебли, покрытые короткими, с виду мягкими волосками.
   - Тут мы воспитываем маленьких чемеров,- продолжал показ Триб.
   Просторная площадка устелена мягким мхом, огорожена аккуратным заборчиком. Чемерские дети разных возрастов, одетые в одинаковые зеленые одежды бегали, весело смеялись, увидев меня, подбежали к ограде. Сначала удивленно и настороженно рассматривали, потом, заметив мою улыбку, засмеялись, полезли через заборчик. Несколько женщин-чемерок, присматривающих за детьми, быстро навели порядок.
   В дальнем конце площадки я заметил зеленые шатры, длинные столы. Триб пояснил мне:
   - У нас, чемеров, дети считаются общими, мы одинаково любим и оберегаем их всех. С самого рождения за ними ухаживают опытные няни - чемерки, рассказывают о правилах жизни семьи, учат самостоятельности. За всю жизнь пара чемеров приводит в семью одного - двух детей. Там, - он указал в сторону шатров, - дети спят.
   - Значит, тебя тоже воспитывали няни? А родители твои где?
   - Здесь, в семье,- ответил Триб.
   - Кто они? М-м-м... Ты помнишь, кто из них твои родители?
   - Нет, а зачем, мы же все одна семья, - не понял он моего удивления.
   Я даже немного растерялся, ну и порядки. А Триб, увлекшись, продолжал, показывая на многочисленные зеленые шатры, стоявшие вплотную друг к другу:
   - Здесь спят взрослые чемеры. Сейчас никого нет, все работают, мы лежим только ночью или если болеем. Тут едим все вместе, - он кивнул на длинные столы у шатров.
   В самом дальнем отделении чемеры разместили стадо кам, очень толстых, на коротких лапах, безухих, бесхвостых, бесшерстных животных с нежной розовой кожей. Здесь было тоже очень чисто. Животные лениво пили какое-то варево из деревянных корыт. Недалеко два чемера доили каму, один зашел с левой стороны, другой - с правой. Дойки располагались по шесть с каждого бока.
   - Молоко кам долго не киснет, очень полезное, даже лечебное, у нас его пьют только дети,- рассказывал Триб.
   Мне стало неловко, нам его приносили каждый день. Потихоньку все чемеры стягивались к шатрам. Я вспомнил, что мне тоже пора.
   - Ты придешь еще?- вскинул глаза Триб, осекся, стушевался.
   - Приду,- ответил я и улыбнулся.
  
   Я появился там через неделю. И снова меня встретили охранники, а узнав, отошли. Но тут же появился сияющий Триб. И мы снова бродили по подземному городу. Я обратил внимание на легкость и прочность ткани, из которой сшита одежда чемеров. Триб рассказал, что на основе сока деревьев йанго они варят смесь, из которой впоследствии вытягивают нити, и чемеры - ткачи ткут полотно. Я взял в руки клубок. Он такой упругий. Закрепил конец нити. Разжал пальцы - клубок ударился об пол, подскочил и уже снова в руках. Малыши-чемеры были в восторге. Мы с Трибом играли вместе с ними. Дети совсем освоились, висли у меня на руках, я покатал их верхом на шее. Взрослые чемеры приостанавливались, проходя мимо, тоже смеялись, мамаши умилялись.
   Скоро среди чемеров я стал своим. Они открылись мне, как добродушные, очень трудолюбивые, щедрые, бесхитростные существа, вполне симпатичные. Многих я знал в лицо и по имени, чаще всего общался с Трибом, Мирсом и Пантом. Я почувствовал себя нужным, у меня появились друзья.
  
   Как-то утром я проснулся раньше, чем обычно, вышел из пещеры подышать воздухом перед занятиями. Вдруг заметил учителя, направлявшегося в лес. Не знаю, зачем я пошел следом. Едва заметная тропинка скоро исчезла в густых зарослях. Я пробирался сквозь колючие кусты, боясь отстать от учителя. Наконец, он остановился на большой поляне. Я не стал показываться, спрятался за деревьями. Выйдя на середину поляны, учитель поднял руки. С кончиков пальцев сорвались искры, объединились в искрящийся шар, который все рос, поднимаясь над его головой, затем, направляемый волей своего создателя, опустился, накрыв всю поляну, так, что Майгерон оказался в ее центре, и исчез, остался лишь слабо светящийся след по контуру круга.
   И почти сразу раздался далекий многоголосый вой со всех сторон. Я раскаялся в своем любопытстве, влез на дерево повыше. Вой приближался и усиливался. Волки. Выходили из-за деревьев медленно, опасливо, это было так не похоже на них, хозяев леса, опасных хищников. Они настороженно останавливались, не переступая линию, очерченную искрящимся шаром. Скоро в сумраке горели сотни глаз. Повинуясь мыслеприказу Майгерона, около сорока волков пересекли светящуюся границу, замерли на секунду и повалились на прошлогоднюю листву. Учитель забрал их энергию, всю до капли. Это было убийство. И снова раздался вой. Такая тоска, боль и безысходность слышалась в нем, волки прощались с погибшими собратьями и уходили. Учитель развязал какой-то мешочек и бросил по щепотке на каждое погибшее животное. Я замер, смотрел, не отрывая глаз. Некоторое время ничего не происходило. Потом звери шевельнулись, судорога пробежала по их телам, и они встали... Я не поверил своим глазам - это были уже не волки. Они стояли на двух лапах. Передние стали руками, не человеческими, но и не звериными, с острыми когтями, скрюченные, с бугрящимися мышцами. Волчьи морды вытянулись, пасти стали огромными, в глазах безумие. Все они смотрели на Майгерона. Мыслеприказа я не слышал. Варды, а это несомненно были они, скрылись в чаще.
   Я замер, старался не дышать, чтобы ничем не выдать своего присутствия. Майгерон ушел. Через некоторое время я спустился с дерева. Кем был мой учитель? Явно он владел черной магией, магией смерти. Колдун!
   На противоположной стороне поляны какой-то ворох. Подошел поближе. Огромный, совсем черный волчара, мертвый хозяин леса...
   Нет, да нет же, живой! В почти остывшем теле еще есть крохи тепла! Я положил ладони на грудь зверя и, почувствовав, что нашел ускользающую энергетическую нить, связал ее со своей и послал по образовавшемуся каналу столько энергии, сколько смог от себя оторвать. Стало жутко холодно, зато под моими руками забилось сердце волка, его тело расслабилось, послышалось прерывистое дыхание. С усилием зверь приоткрыл глаза, черные, умные. Здесь его нельзя оставлять. Я оттащил волка в сторону, забросал листвой. Он будет жить!
   "Драгор, жду тебя в библиотеке",- раздался в голове голос Майгерона. Бегом я рванул назад к пещере, по пути стирая листвой волчий запах.
  
   Уроки продолжались. И все они сводились к одному: взять энергию и избавиться от нее. Я мог мгновенно высушить дерево. Мог бы убить живое существо, если бы захотел. Этому учил меня Майгерон.
   Просиживая допоздна в библиотеке, я учился лечить людей, зверей, знал наизусть составы многих зелий, а главное, отыскал заклинание, позволяющее закрыться от ментального воздействия, чтобы освободиться от влияния колдуна самому и обезопасить своего четвероногого друга.
   Я назвал его Чернышом. Пока он выздоравливал, тайком носил ему еду. В общении с волком я не применял магию, но ясно видел насколько привязался ко мне Черныш. Я любил его не меньше.
   Майгерон время от времени отлучался в лес. Я знал уже наверняка, кто стоит во главе нечисти, атакующей людские поселения, знал, куда меня забросила судьба. И еще я точно знал, что должен уйти.
  
   Несколько дней я припрятывал хлеб и сыр, а сегодня ночью планировал покинуть колдуна. День казался бесконечным, но, наконец, солнце спряталось за гору, потянуло холодком. Жаль, не удалось незаметно отлучиться и проститься с чемерами. Дождавшись первых звезд, я выскользнул из пещеры.
   Ночь была тихой. Знакомая тропинка вела меня в абсолютную темноту леса. Я до сих пор не упал и не споткнулся только потому, что много раз ходил сюда к Чернышу, знал каждую корягу. Отойдя от пещеры на приличное расстояние, мысленно позвал своего волка. Он появился вскоре, бесшумно, казалось, просто вышел из-за дерева. Я даже немного струхнул, заметив светящиеся в кромешной тьме глаза. Приласкав зверя, почувствовал себя увереннее, даже дышать стало легче, какое же все-таки счастье - свобода, словно сбросил с плеч тяжкий груз. Вдруг в самой темноте мне почудилось движение, Черныш зарычал.
   - Щенок! Ты вздумал шутить со мной? - вспорол воздух резкий холодный голос.
   Майгерон за доли секунды оказался рядом. Глаза Черныша зажглись лютой ненавистью, он зарычал и двинулся на колдуна.
   - Остановись! Нет! - я в ужасе бросился наперерез.
   Воздух казался вязким...
  
   Я очнулся от холода. Открыл глаза. Черная вода доходит до подбородка. Руки и ноги привязаны к крючьям под водой. Во рту пересохло. Трудно дышать. Надо мной низкий каменный свод. Подземное озеро.
   - Это будет тебе уроком, - Майгерон смотрел на меня сверху с равнодушием и презрением, как на червяка.
   Я почувствовал какое-то движение под водой, хотя поверхность озера оставалась спокойной. Ужас проник в мое сердце. Я дернул веревки, но ни они, ни крюки не поддавались. Вдруг из воды выскочила небольшая рыбка со светящимися глазами и вцепилась мне в плечо острыми, как бритвы зубами. Существо, похожее на ящерицу упало в воду сверху, извиваясь, приблизилось и прильнуло к моей шее. Я почувствовал очень болезненный укол. А животное присосалось к ране. Я изо всех сил пытался освободиться. Тщетно. Тут подоспели остальные. По груди полоснуло острым плавником. Зубы и когти рвали мое тело. Подземное озеро кишело мелкими хищниками. Вода вокруг забурлила, вспенилась, окрасилась кровью. Когда боль стала невыносимой, я закричал и потерял сознание.
   Потом пришел в себя. Майгерон не дал мне умереть. Вливая в меня по капле энергию, остановил кровь, но лишь затем, чтобы дольше продлить мои мучения, добиться покорности и послушания. Снова, и снова терзали мою плоть кровожадные хищники. Я заходился в истошном крике, а когда, наконец, приходило спасительное беспамятство, Майгерон приводил меня в чувство.
   Три часа спустя я очнулся у себя в пещере. Холодно. Темно. Попытался шевельнуться и едва не потерял сознание. Вспомнил о гибели Черныша, чувство вины и большой потери терзало сильнее ран. Проклятый колдун! Впервые чувство ненависти ожгло мою душу. Сейчас только оно заставляло мое сердце биться. Я прикрыл глаза. Не знаю, сколько часов я пробыл в беспамятстве. Не помню, сколько пролежал в полусне, в полной темноте.
   Вздрогнул от скрипучего голоса и прикосновения к лицу.
   - Драгор, ты жив,- облегченно выдохнул Триб, - мы за тобой, сейчас мы отнесем тебя к нам. Берем, - скомандовал он.
   Три пары маленьких, но крепких рук подхватили меня вместе со шкурой и понесли. Я уже знал куда.
   Чемеры старались не потревожить мои раны, но они были так ужасны, что я сразу отключился.
   И опять время остановилось. Я каким-то краем угасающего сознания отдавал себе отчет, где нахожусь, что со мной друзья. Боль все так же терзала мое тело. Но вместе с тем я чувствовал, словно теплота, окружающая меня, медленно проникает в раны, успокаивает, и боль капля за каплей уходит. А потом я долго спал.
   Когда открыл глаза, увидел друга.
   - С возвращением, - Триб улыбался во весь рот, - ты как себя чувствуешь?
   - Хорошо, - неуверенно произнес я, - а долго я провалялся?
   - Четыре дня. Ох, и горазд ты поспать!
   Я с удивлением оглядел руки. Раны затянулись, остались лишь розовые шрамы.
   - Мы тебя три дня держали в камьем молоке, - объяснил Триб, - потому и выходили, а так не жилец ты был. Мало того, что порвали тебя те твари озерные так, что живого места не было, крови потерял уйму, так еще и ядом своим отравили. Уже тело багроветь начало.
   - Спасибо, если бы не вы, мне бы туго пришлось. И забот я вам добавил, - вспомнил я про вечную занятость чемеров.
   - Мы же друзья, - улыбнулся Триб, - да и все в жизни бывает.
   - Ага, в жизни все бывает, но не всем достается.
   - Ты, наверное, есть хочешь? - спросил Триб, протягивая миску с едой.
   Желудок моментально ответил голодным и хищным рычанием. Теплое густое камье молоко придало мне сил.
   Подошли Мирс и Пант, и несколько старых чемеров. Каждый старался сказать доброе слово, я знал, что все они говорят искренне, потому что мы друзья и потому, что по-другому не могут. Старший чемер сказал:
   - Скоро Майгерон обнаружит, что тебя нет в пещере, но и здесь от него не спрятаться. Тебе нужно уходить. Но сначала я расскажу тебе о нем. Мы, чемеры, знаем о колдуне больше других. Майгерон появился в нашем лесу очень давно, много жизней назад, а, как ты знаешь, век чемера долог. Мы тогда занимали под свое жилище всю гору, часто выходили в лес, который нас кормил и поил, да и сейчас еще кормит и поит. Когда колдун поселился в верхних пещерах, мы хотели уйти, бросив все, подальше от этих мест. Но он не позволил. Собрав наших предков у входа в гору, колдун заставил их принести клятву никогда не покидать гору, чемеры стали его слугами. Да, им пришлось покориться, после того, как Майгерон на глазах у всего народа умертвил несколько десятков чемеров, взрослых и детей. С появлением колдуна в лесу стало твориться нехорошее: пропадали волки стаями, ушли медведи, лес понемногу стал чахнуть, стареть. Да и ходить сюда стало опасно. Появилась нечисть: варды, корги ...Люди, чемеры, забредающие слишком далеко в лес, уже не возвращались, никто и никогда их больше не видел. Нечисть нападает на ближайшие к лесу людские деревни. Еще наши прапрадеды говорили, что Майгерон посылает их. Незадолго до твоего появления здесь, наш дорогой друг, у колдуна были гости. Мы считаем, что Майгерон задумал что-то еще более ужасное. Он не убил тебя, значит, ты ему зачем-то нужен. Уходи подальше от этих мест. Если сможешь пройти через лес - иди к людям, может быть, вспомнишь, найдешь своих. Мы собрали тебе в дорогу кое-что, - он замолчал, а когда заговорил снова, голос немного дрожал,- выживи, Драгор...
   Я тоже разволновался, обнял старика, попрощался с остальными чемерами. Это была не моя семья, они не были даже людьми, но столько трогательной заботы и участия было в них, столько искренности и доброты.
   Провожали меня все чемеры до хода, ведущего в лес, а Триб, Мирс и Пант вышли со мной на поверхность.
   - Драгор, там в сумке мешочек с порошком, сыпь его позади себя, никакая погоня тебя не учует,- Триб заглянул мне в глаза,- и береги себя, брат...
   Мы обнялись. Я знал, что больше никогда их не увижу.
  
   Глава 2
  
   Поначалу я шел быстрым шагом, легко преодолевая препятствия: коряги, поваленные деревья, ямы, скрытые под прошлогодней листвой, не забывал сыпать позади себя порошок чемеров, пока он не кончился. Сколько дней я шел по лесу - сбился со счета. Укладываясь спать, клал палку острым концом по направлению движения, чтобы не попасть снова к колдуну. Успевал разглядывать лес. Смотрел и удивлялся. Лес был очень стар. Деревья огромные, стволы в три обхвата, переплетаются кронами в вышине так, что неба не видно. Стволы поросли мхом. Буйный кустарник разросся, не обойти, пришлось продираться. Какие-то красные мелкие ягоды на нем, незнакомые, не стал рвать. Я подумал о том, какому множеству зверей и птиц этот лес был домом, но лишь пару раз заметил шевеление в ветвях, да вскрикнула где-то далеко птица. После полудня перекусил вареными кунчами с молоком, аккуратно сложил остатки в мешок. Вдруг позади меня затрещали ветки. Я оглянулся, похолодел. Волк бежал прямо в мою сторону.
   Огромный черный волк ломился сквозь кусты! Я сам, узнавая, бросился к нему:
   - Черныш! Ты живой! Ты живой!- я обнимал его, не веря своим глазам, трепал ласково, чесал за ухом и говорил что-то, говорил.
   Волк ткнулся носом в мои ладони, прикрыв глаза, тоже дал волю чувствам, никто не видит, волчье достоинство не пострадает.
   Теперь мы шли вместе. Иногда Черныш убегал куда-то, но скоро возвращался.
   К вечеру лес стал тревожнее. Наполнился звуками, шорохами. Черныш от меня больше не отходил, был насторожен, иногда, унюхав что-то, рычал. Я споткнулся, нога соскользнула в яму под корнем здоровенного дерева, не успел выругаться, как меня рвануло вниз. Ледяные руки тянули за ногу, перебирая когтистыми пальцами. Я упал лицом вниз, цеплялся за траву, за землю, срывая ногти. Черныш, рыча, вцепился в одежду и тащил, тащил. Я ударил второй ногой по вцепившимся пальцам, еще и еще раз. Почувствовав, что хватка ослабла, ринулся вверх. Вскочил на ноги, оглянулся. Из ямы, из кучи опавших листьев поднимался человек. Пахнуло слежалыми тряпками и чем-то отвратительным, сладковатым. Листья облепили остатки его лохмотьев. Он нашел меня глазами и пошел, вытянув руки, не обращая внимания на вцепившегося в него волка. Я лихорадочно соображал. Это мертвец. Отступая, уперся спиной в ствол дерева. Догадка ожгла. Я нашел взглядом нужное дерево, поток энергии рванул в мои жилы, и толстый ствол стал заваливаться, ломая ветки, но немного левее. Я схватил ветку и, выставив ее, как таран, толкнул в грудь мертвецу, навалившись всем телом, и едва успел задвинуть его под падающее дерево. Отскочил недостаточно быстро, с ног до головы меня обдало слизью, гноем и гнилыми ошметками. Борясь с подступившей тошнотой, я попытался очистить все листьями, хотелось сорвать одежду и выбросить.
   Мы с Чернышом стали еще осторожнее. Подозрительные места обходили. Черныш от меня больше не отдалялся. Но и близко не подходил, я догадывался почему.
   Скоро стало совсем темно, пришлось остановиться и расположиться на ночлег. Поразмыслив, я полез на дерево, устроился на широкой ветке, мешок - под голову. Вздохнул - удастся ли поспать? Прислушался. Вроде бы тихо. Кажущаяся тишина. Там шуршит, там скребется. Человеческий слух не такой острый, как у волка, например. Наверняка изо всех нор и щелей всего понавылезало. Поверху разрезали воздух крепкие маленькие крылья - летучие мыши. Закричала птица вдалеке. Колдун меня уже, конечно, ищет, не отыгрался бы на чемерах. Невеселые мысли нахлынули. Не помню жизни вне горы. А ведь были же у меня родители, другие родственники. Живы ли они. Увижу ли я их, узнаю ли...И я забылся.
   Проснулся резко, словно холодной водой плеснули. Ноги, как деревянные, спину ломит. Светает. Спустился по корявому стволу. Черныш рядом. Я ласково потрепал умную голову, волк потерпел немного и отошел. Согласен, дружок, надо бы где-то помыться.
   И мы снова шли. В другое время можно было бы полюбоваться. Сквозь листву кое-где проскальзывали вездесущие лучики. Проснулись птицы, их здесь как будто больше, поют. Да и деревья позеленее, лес чище, меньше сушняка. Травка зеленая. Вполне миролюбивый лес. Вон муравьи копошатся. Идиллия. Порчу вид и запах один я. Стал заметен спуск, пологий сначала перешел в крутой. Деревьев стало меньше, больше кустов и зеленая сочная трава. А вот и речушка, журчит. Черныш спустился быстрее, напился не спеша и отошел. Я сбросил одежду и рванул в воду, нырнул с головой, полежал на спине, потом снова нырнул. Блаженство. Вода теплая, как парное молоко. Заметил на другом берегу мыльную траву. Несколько взмахов туда и обратно, и я с наслаждением намылился. Стащил в воду одежду, сапоги, стирал и тер с остервенением. Благодетельница река уносила всю грязь течением. Развесив вещи на кустах, окунулся еще разок, лег на спину, закрыл глаза, река покачивала, успокаивала, щекотала...По шее, по щеке, по рукам. Тпфу ! Да что за... Открыл глаза и едва успел вздохнуть. Тонкие розовые змеи буквально спеленали меня и дернули вниз.
   - Черн...
   Я оказался под водой. И чуть не закричал. На самом дне, развалясь, лежало розовое бесформенное тело. Чудовище с маленькими поросячьими глазками оплело меня своими щупальцами и тащило в широко раскрытую огромную зубастую пасть. Я забился, пытаясь освободиться. Кривые заостренные зубы все ближе. Извернувшись до боли в шее, задыхаясь, я изо всех сил цапнул зубами розовое щупальце. Перед глазами пошли круги... Дышать...Сверху что-то рухнуло в воду, Черныш, страшный, вода подняла шерсть, рвет зубами, когтями, отрывая от меня проклятых змеек. Я выбрался на пределе своих сил, благодаря одному лишь страстному желанию жить, упал, корчась от кашля, с трудом выровнял дыхание, выругал себя от всей души за беспечность. Рядом отфыркивался и отряхивался Черныш. Если бы не он... Я был весь в царапинах и кровоподтеках. Полежал еще несколько минут в этом опасном раю. Надо отсюда убираться.
   Мы пошли вдоль реки вниз по течению. На ходу доел оставшиеся кунчи, Чернышу предложил - он отвернулся. А дичи что-то вокруг не видно. Не хочешь - ходи голодный. Однако голод не тетка - побежал на охоту, подальше. Неожиданно я почувствовал слабость и тошноту. Деревья закружились вокруг меня, потом стали едва различимыми...
   Очнулся я от прохладного прикосновения. Надо мной склонились старик и старушка с очень заботливыми лицами. Они были очень похожи друг на друга: волосы у обоих белее снега, выцветшие глаза, морщинистая бледная кожа, сильно поношенная, но чистая и заштопанная одежда, оба согнутые в три погибели...
   - Кто ты, внучек? - спросила ласково старушка.
   - Кто тебя поранил? - старик осмотрел мои покрасневшие царапины и синяки от присосок речного монстра, - в наших местах нет животных, которые могли бы причинить вред человеку.
   - В реке купался, там на дне розовая туша со щупальцами, чуть не утопила меня...
   - Пойдем с нами, внучек, - улыбнулась старушка, - тут недалеко наш дом.
   Старик помог мне подняться. Добрые люди. Первые, кого мне довелось встретить...Значит, деревня прямо в лесу. И не боятся же.
   Смеркалось. Воздух стал прохладнее, но ветра не было. Тишина. Умолкли птицы в ветвях. Старики не приставали с расспросами, я чувствовал их участие и облегчение от того, что, наконец, встретил людей, что я теперь не один.
   - Вот мы и пришли, - вздохнул утомленно старик.
   Никакой деревни тут не было. Покосившаяся одинокая низенькая избушка с позеленевшими стенами. Крыша местами прохудилась, дверь покосилась. Бедные старики.
   - Что же вы тут одни живете? - спросил я.
   - Одни, - старик развел руками и пошел вперед, - проходи.
   Зажглась свеча. Внутри холодно. Стол да лавки - вот и вся обстановка, земляной пол чисто выметен, стол выскоблен.
   - Садись, внучек, - старушка смахнула со стола несуществующую пыль и стала накрывать стол. Горячая картошка, капуста, репа.
   Я с удовольствием подкрепился. Старики не притронулись, не сводя с меня добрых глаз. Старик протянул чашку:
   - Попей, это тебе силы вернет и кровь от яда очистит.
   - Все, спасибо, накормили, напоили. А я даже не знаю, как вас зовут.
   - Меня зовут дед Егор, а это моя жена, баба Алена.
   - А тебя, внучек, как зовут? - старушка улыбнулась и по-матерински погладила меня по макушке.
   - Драгор.
   - Как же ты забрел в наши места? - спросил дед Егор.
   - И куда направляешься? - спросила баба Алена.
   - Иду я в деревню, ближайшую. И вы тоже уходите отсюда. Лес этот нехороший. Нечисть колдун поднимает. Как до вас еще не добрались. Уходить вам надо, вместе со мной.
   - Что ты, внучек, - замахала руками баба Алена, - какая там нечисть. Сказки все.
   - Да и куда нам отсюда уходить. Старые мы больно, - сказал дед Егор.
   Старики были и впрямь очень слабы. Я даже не чувствовал их энергии.
   - Я вернусь за вами, как найду деревню - вернусь и перевезу.
   - Ты, внучек, вот что. Раз уж хочешь нам помочь, - сказала баба Алена, - почини нам дверь. А то холода идут.
   - Я бы и сам, но уже, наверное, не осилю.
   - Да, конечно. Обязательно починю. С утра и возьмусь.
   Старик замялся:
   - Да понимаешь, Драгор, утром нельзя, надо бы сейчас. Ночью мало ли что...
   - Внучек, тут недалеко деревня заброшенная. Наверняка там можно найти целый дверной косяк. Ты бы сейчас сходил, пока еще видно.
   - Ну...ладно, схожу, - я немного удивился, встал.
   - Да еще два камня от печи прихвати, - наказывала баба Алена, протягивая топор.
   - А мы тебя здесь подождем, - сказал дед Егор, - а идти надо вон туда...
   В лесу стало совсем темно. Неужели до утра нельзя было подождать. И Чернышу пора бы уже вернуться. Я двигался почти наощупь.
   Через некоторое время потянуло гарью и лес расступился. Луна словно нехотя осветила заброшенную деревню. Время от времени тучи вновь погружали все во тьму. Развалившийся забор. Здесь, действительно, был пожар. Но сгорели не все избы. Несколько стояли нетронутыми. Хозяева, казалось, просто ушли. Отчего-то было жутковато смотреть на эти покинутые жилища. Я поискал глазами подходящую дверь. И вдруг почувствовал чей-то взгляд, раньше, чем услышал хруст обломившейся ветки.
   Позади, за поваленным забором стояли дед Егор и Баба Алена, невероятно прямо. Я насторожился. В блеклых глазах возбуждение.
   - Решили все-таки прийти? - окликнул я их.
   Старики молчали.
   - Ну, идите уж, выбирайте сами.
   Старик было дернулся, но словно ожегшись отошел, баба Алена не отводила от меня глаз.
   - Вон тот выломай, внучек, и камни вынь из печи, - уже не так ласково произнесла она.
   Я вспомнил, что не почувствовал энергии стариков. Куда меня занесло. Я не спешил заниматься работой, наблюдая за ними. Старики заметно заволновались. Кто там я для них - олух или жертва? Они почувствовали, что я ускользаю от них. Старики заметались, бегали по краю черты, которую никак не могли пересечь. Они стали подвижными, быстрыми, в движениях чувствовалась сила. Кто же они?
   В глазах стариков закипела злоба. Вот тебе и милые старички. В деревню они зайти не могут. Что же делать мне? Ну не сидеть же! Я рванулся в противоположную сторону. Старики обходили меня по дуге.
   Донесся едва слышный вой Черныша. Я побежал в ту сторону, не оглядываясь, напролом. Черныш появился и побежал рядом. Погоня позади, я чувствовал это. И бежал, пока хватило дыхания. Когда я остановился, все было тихо. Повалился на траву и заснул.
  
  
   Утренняя роса насквозь промочила одежду. Но теплый ласковый ветерок скоро высушил ее. Я оглядывал окрестности, любовался и думал, что, может быть, это мои родные места.
   Удивительная красота. Синее-синее небо. Вдали пролетают облака, как белые стаи. Темно-зеленые камыши обступили тихую заводь. Важно прохаживается цапля. Она здесь хозяйка. Присматривает за лягушками, слушает их концерты. Особенно стараются они перед дождем.
   Вечерняя заря окрасила воду в малиновый цвет, кажется, что остановилось время. Наступила тишина. Не слышно пения птиц, ветер не тревожит камыши, вода спокойная, гладкая, как зеркало.
   На ночь я снова устроился на дереве и сразу заснул.
   Мне снился Майгерон. Он был в пещере не один. За столом сидели еще двое. Старик, седой, сгорбленный, но, судя по подвижности, еще орел, и мужчина, чем-то похожий на Майгерона, такие же черные глаза и пристальный взгляд. Они о чем-то спорили. Триб прислуживал за столом. Потом все поплыло. Перекошенное лицо Майгерона приблизилось ко мне, глаза смотрели в глаза.
   - Где ты, щенок?! - кричал он.
   Я тоже закричал и проснулся, чуть не свалившись с дерева. Была еще глубокая ночь. Послышался далекий вой, да такой, что мороз по коже. Черныш внизу забеспокоился, глухо зарычал.
   Дождавшись рассвета, мы побежали. От утренней росы сразу промокли. Над рекой густой туман, деревьев не видно на том берегу.
   Погоня, снаряженная Майгероном, явно приближалась. Я догадывался, с кем нам придется встретиться. Варды. Свирепые, кровожадные, не знающие страха, неимоверно сильные, мертвые волки, поднятые Майгероном. Я ждал их появления каждую следующую минуту и уже начал свыкаться с бесконечностью нашего бега и нашего пути. И вдруг Черныш зарычал глухо и тревожно. Оглянувшись на бегу, я их увидел.
   Варды неслись вдоль реки по нашему следу. Они были гораздо быстрее нас. Из слившейся в черную линию общей массы быстро выделились отдельные особи. По берегу не уйти!
   - В воду, скорее!
   Подняв тучи брызг, преодолевая сопротивление реки, мы плыли, казалось, так долго. Выбравшись на берег, я оглянулся, может быть, варды не полезут в воду? Но нет, один за другим, поутихнув, спускаются, бредут.
   - Господи, неужели это конец,- то ли подумал, то ли крикнул я в отчаянии, - будьте вы прокляты, будь ты проклят, Майгерон!
   Я поскользнулся, чуть не упал. За одно мгновение перед глазами прошла вся моя недолгая жизнь. Я вспомнил о друзьях. И ждал смерти... Плеск за спиной прекратился... Я выпрямился во весь рост и развернулся. Варды уходили!
   Они не стали нас преследовать! Но почему? Я же видел, как они входили в воду!
   Вместе с огромным облегчением пришла не меньшая усталость. Черныш тяжело шел рядом. Вскоре показалась огороженная высоким частоколом деревня. Я столько раз с волнением представлял встречу с людьми, а сейчас не чувствовал ничего, кроме дикой усталости.
   Волк, пробежав впереди меня, показал, что уходит. Я попрощался с ним мысленно, среди людей ему делать нечего. О том, что был учеником колдуна, я решил не говорить.
  
   Меня заметили издали, открыли тяжелые высокие ворота, окружили, рассматривали с интересом. Одеты все были просто, холщовые рубахи да портки на мужиках, женщины в пестрых юбках, детвора кто в чем, несколько человек в сапогах, остальные в лаптях или босиком.
   Вперед вышел бородатый здоровенный мужик, пробасил:
   - Вижу, парень, что тебе не сладко пришлось, пойдем со мной, передохнешь с дороги.
   Мы двинулись вдоль неширокой улочки. По обе стороны от дороги расположились крестьянские бревенчатые избы, тесно прижавшись друг к другу. Окна с косяками, оконница заполнена слюдой. Значит, люди хорошо живут, не бедствуют. Подошли к высокой избе под железной четырехскатной крышей. Бородач указал на нарядное крылечко, сказал:
   - Вот и пришли, заходи. Веренея, - кликнул он хозяйку, - гостей встречай!
   В дверях появилась раскрасневшаяся полная женщина, на ходу вытирая руки о чистую прихватку ( толстая холщевая тряпка для вынимания из печи горячих горшков) и защебетала:
   - Ой, да откуда же ты, сердешный? Проходи, проходи. Ермил, нечто опять началось? Как звать-то тебя?
   В избе было три жилых хорошо освещенных помещения, соединенных сенями. Справа от дверей - духовая печь, слева, наискосок - стол, над которым расположена божница с иконами. Вдоль стен стоят неподвижные лавки, над ними - врезанные в стены полки. В задней части избы от печи до боковой стены под потолком - полати (деревянный настил). Я вспомнил, что вся эта неподвижная обстановка избы строилась плотниками вместе с домом и называлась хоромным нарядом.
   Хозяйка провела нас в горницу, стол накрыла белой скатертью, стала выставлять снедь. Запах пирогов заставил зажмуриться. Наконец, помолясь, сели за стол. Я старался сначала сдерживаться, но попробовав горячие наваристые щи, махнул на все рукой и уплетал за обе щеки. Ермил, поглядывал на меня одобрительно и озорно, то и дело вытирая черный ус. Закончив обед, снова помолясь, Ермил повернулся ко мне:
   - А теперь, Драгор, расскажи, как ты оказался в лесу один, откуда и куда шел?
   - Я ничего не помню. Ни как в лесу оказался, ни зачем и куда шел, знаю только, что зовут меня Драгор. Очнулся в лесу, брел не знаю сколько дней. Пока не набрел на вашу деревню.
   Ермил молчал, думал. Такие добрые глаза у него. Я почувствовал себя защищенным. Это отчего-то взволновало меня, но я не мог понять почему.
   - Имя у тебя странное, - наконец сказал он, взглянул на жену вопросительно, та кивнула, - решено, останешься у нас, нам с женой бог детей не дал, будешь нам вместо сына. Парень ты, видать, смышленый, будешь мне в кузне помогать. Ты как, согласен? - улыбнулся он мне.
   Хороший человек. Открытый. Глаза улыбаются все время. Я остался жить в семье кузнеца и ни разу не пожалел об этом.
  
   Ермил и Веренея стали мне как родные. В их избе всегда было весело. Так и должно быть. Здесь я понял, что дом - это то место, где тебя поймут, примут и с радостью, и с горем, не отвергнут, не осудят, помогут, не дожидаясь просьб, здесь тебя любят просто так, а не за особые заслуги. Поэтому, я словно оттаял душой. Здесь мой дом. Здесь все, кого я люблю.
   Я не вспоминал о Майгероне. Нечисть вот уже год не тревожила наше Потапово. Люди успокоились, осмелели, хотя с вышки наблюдали за лесом. О Майгероне я не вспоминал, словно начал новую жизнь. Старался вычеркнуть из памяти все, что могло напомнить о нем, в том числе и то, чему научился.
  
   Будил меня кузнец рано, ни свет ни заря.
   - Подъем! Смотри, какое утро, Драгор! Смотри, какое солнышко встает!- пророкотал Ермил прямо в ухо.
   Надо вставать, а то опять водой из колодца плеснет. Зевнул, не успел продрать глаза:
   - А! А! Ты что, опять!? Ну, я тебе! - плеснул-таки, я в одних исподних вскочил с лавки и метнулся вслед за хохочущим кузнецом.
   Веренея уже давно возилась у печи и усмехалась, поглядывая в окно на наши скачки по двору. Наконец, оба мокрые, бодрые, раззадоренные, мы ввалились в избу. Ростом я уже не меньше Ермила, в плечах раздался, рука крепкая, не зря молотом в кузне с утра до вечера машу.
   Кузнец приобнял жену:
   - Ну что, будут нас сегодня кормить, таких молодых да красивых?
   Веренея взвизгнула, намочил:
   - Садитесь, уже все поспело, - потрепала мои вихры.
   После завтрака одна дорога - в кузню. Работа мне нравилась. Ермил говорил, что когда дело спорится, так и сам себя уважать начинаешь, и от людей почет. А коли дела нет в руках, то кто ты есть такой, без дела нет человека.
   Я бил тяжелым молотом, обливался потом и улыбался Ермиле. Лицо у него красное, борода чернющая, лохматая, зубы белые, крепкие, улыбается, доволен. С работой засветло управились.
   - Ну что, пошли я тебя взбодрю, как утречком?- подначил кузнец, подняв бровь.
   - Пойдем, я тебя умою!
   Колодец недалеко. Плещемся мы с Ермилом, и не заметили, как Любушка подошла, деда Потапа внучка. Хорошая такая девушка. Я ее еще прошлым летом заметил. Черноглазая, коса до пояса, стройная, как молодая березка, певунья знатная. Подошла к колодцу, ведра в сторонку поставила:
   - Здравствуйте, дядя Ермил, и ты, Драгор, тоже здравствуй.
   - Здравствуй, красавица,- улыбнулся Ермил и, заметив смущение девушки, заторопился, - ну я в кузню наведаюсь и - домой, а ты, Драгор, можешь не спешить, на сегодня дел больше никаких.
   Подмигнул мне потихоньку от Любушки и ушел.
   Девушка, опустив глаза, взялась за колодезную цепь.
   - Давай помогу, - коснулся я ее руки, Любушка зарделась.
   - Что - то тебя, Любушка, на улице не видно, дед не пускает?
   - Да нет, просто работы много: то подоить, то постирать, то в огороде. Вот и нет времени на посиделки,- сказала она, а голос тихий, ласковый.
   Я вытащил одно ведро, перелил, снова забросил ведро в колодец.
   - Скоро уборку закончим, гулянье в деревне намечается, придешь? Без твоих песен и праздник без радости, - заглянул я в глаза Любушки и не смог оторвать взгляда, теплые карие очи притягивали и завораживали.
   - Приду, - почти прошептала она и покраснела опять, подхватила коромысло и пошла по узенькой тропинке.
   Тоненькая, как тростиночка, несет тяжелый груз, не гнется, и виду не показывает, что тяжело, привычная к работе. Беззащитная такая, хотя, конечно, дед еще в силе. А родителей нет, варды порвали давно уже. На покосе были вместе с другими, помощь опоздала. Вот и выросла девчушка под присмотром деда. Пятнадцать лет ей уже. Невеста...
   Ко дню урожая готовились основательно. К вечеру на поляне у ворот столы поставили. Нанесли всего, что было лучшего: и грибочки соленые, и мясо: гусятина, утятина, кабанчик, и пироги разные, караваи пекла баба Марфа, лучшая мастерица хлеб печь, картошечка, огурчики, яблоки моченые, груши - все, чем земля одарила нынешней осенью.
   Парни и девчата стояли отдельными группками, переглядывались. Парни хорохорились, все, как и я, в вышитых белых рубахах, даже мужик, которому "повезло" дежурить в праздник, стоял на вышке нарядный. Девчата надели лучшие платья и украшения. В их цветастой стайке я сразу нашел взглядом Любушку. Она была краше, чем всегда, на плечах белая кружевная шаль, глаза блестят. Позвали за столы. Все расселись. Ермил прокашлялся:
   - Земляки! Ну, вот мы и собрали урожай, в этом году он богатый! Хлеба полны закрома. Не зря мы столько пота пролили, столько новых земель расчистили да распахали, у леса отняли. Погода была благорастворенная, и заморозки нас обошли, и засуха миновала. Силы у нас много, и любая работа нам по плечу.
   Мужики повставали, женщины затянули песню. На душе было легко и радостно.
   Бабы, захмелев, в пляс пошли, пляшут лихо, частушками перебрасываются:
  
   - Девки, бабы день-деньской
   Моют, белят, красят,
   А прощелыги мужички
   В холодочке квасят!
  
   Нету, девки, в жизни счастья,
   Мужики стоят у власти!
  
   Холостые мужики смелые бедовые,
   А когда хомут увидят, то мычат коровою!
  
   Нету, девки, в жизни счастья,
   Мужики стоят у власти!
  
   Следом мужики, отерши усы да бороды, уперши руки в бока, важно выходили в круг. И - вприсядку. И песня в ответ другая:
  
   - Мы с Анютою моей
   В церкви божьей венчаны.
   Не найдете вы милей
   И красивей женщины
  
   Ой, ты доля, моя доля
   И судьбинушка-судьба,
   Поле-полюшко-раздолье
   Да зеленая трава!
  
   Год прошел, моя жена
   Стала вдруг сварливою,
   Стала словно сатана
   Злою и ревнивою!
  
   Ой, ты доля, моя доля
   И судьбинушка-судьба,
   Поле-полюшко-раздолье
   Да зеленая трава!
  
   Ох, печален мой удел,
   Долго ж ты скрывалася.
   Как же я не разглядел
   То, что мне досталося!
  
   Ой, ты доля, моя доля
   И судьбинушка-судьба,
   Поле-полюшко-раздолье
   Да зеленая трава!
  
   Наплясавшись, сели за столы, запели девчата:
  
   - Из деревни дальней
   Парень прискакал,
   Спел нам на гулянье
   И опять пропал.
  
   Ты скажи мне, милый,
   Любишь или нет,
   Голубь белокрылый
   Принеси ответ.
  
   Где в лесу зеленом
   Буйствует сирень,
   У ручья под кленом
   Жду его весь день.
  
   Ты скажи мне, милый,
   Любишь или нет,
   Голубь белокрылый
   Принеси ответ.
  
   Листья опадают,
   Осень слезы льет.
   Парень не встречает,
   К дому не идет.
  
   Ты скажи мне, милый,
   Любишь или нет,
   Голубь белокрылый
   Принеси ответ.
  
   А когда с тобою
   Свиделися вновь,
   Раннею весною
   Расцвела любовь.
  
   Голубь белокрылый
   Мне принес привет:
   Шлет сватов мой милый,
   Ждет он мой ответ...
  
   За весельем не заметили, как тихие сумерки опустились на землю. Песни погрустнели, стали тише и задушевнее. Запела Любушка, да так, что какое-то неземное умиротворение снизошло, всеобщая благодать, безмерная доброта. Я уже знал, что эта девушка мне дороже всего на свете...
  
   - В синем небе, в синем небе, в синем небе облака
   Белой стаей пролетают, провожает их река,
   Машет белою волною, шепчет ласково: "Прощай",
   Навсегда уносит ветер облака в далекий край...
  
   Голос у нее такой ласковый, нежный, собравший все оттенки звуков родной земли. Здесь и журчание реки, и трель жаворонка, и дуновение ветерка, и трепетный звон росинок на зеленых листочках. Песня допета, все некоторое время молчали.
   - Айда через костер прыгать! - предложил кто-то любимую забаву молодежи.
   Парни открыли ворота, натащили сушняка. Разгорелся костер. Весело трещат поленья, высоко взлетают искры и теряются в вышине. А на небе звезд россыпь. Я держал Любушку за руку. Звезды сияли в ее глазах...
   Костер немного поутих, и молодежь с криками, шутками и визгами стала прыгать. Веселье закружило нас. Костер освещал поляну красноватым светом.
   Вдруг низкое утробное рычание совсем близко, запах зверя. В панике заметались девчата, парни пытались что-то найти для защиты. Но было слишком поздно. Звери нас настигли. Я выхватил из костра горящую ветку, бил с размаху по оскаленным пастям. Кругом кровь, отовсюду крик, стон. Я искал Любушку, метался среди ревущих вардов, бил, шум в ушах не сразу позволил понять, что криков больше нет, только рычание. Красный туман перед глазами. Одуряющий запах людской крови. Вокруг догорающего костра - разорванные, полусъеденные тела. Варды словно по команде оторвались от своих жертв, подняли окровавленные морды, отыскали меня глазами. А в них столько неуемной злобы, ненасытной жажды людской крови и плоти. Они развернулись и убежали, не тронув меня.
   Обессиленный, весь в чужой крови, на грани безумия, я бродил между телами погибших. Но Любушки не нашел, только затоптанную, изорванную и окровавленную белую шаль...
   В живых остался только я один. У ворот увидел тело Ермила с разорванным горлом, рядом Веренея, у которой не было лица...
   Надо похоронить... Утром... И я то ли заснул, то ли потерял сознание.
   А утром меня нещадно рвало. К телам начали сползаться гады, кружило воронье. От мысли предать всех земле пришлось отказаться. Я перетащил погибших и запалил погребальный костер. Мне самому хотелось быть среди них. Пламя рвалось вверх, пожирая людскую плоть, черный дым стелился над землей. Где-то внутри у меня очень болело, не унималось, в груди словно узел тугой завязался и мешал дышать.
   Унеслись в небо последние искры, и я ушел, не оглядываясь, прочь, унося с собой свое горе, не беспокоясь о безопасности, не чувствуя голода и жажды, не ощущая усталости натруженных мышц. Может быть, только и хотел, чтобы смерть освободила меня от ненужной и бессмысленной жизни. Останавливался, где придется. Во сне метался, кричал. Снилась Любава в окровавленной шали, растерзанные люди, оскаленные пасти вардов, Майгерон, улыбающийся, каким я его никогда не видел.
   Однажды чужая прохладная рука легла на мой разгоряченный лоб. Я открыл глаза. Рядом сидела девушка и с сочувствием смотрела на меня. Глаза большие, внимательные, серый поношенный плащ.
   - Ты кто?- хрипло спросил я.
   - Меня зовут Мария. А как твое имя, путник?
   - Драгор.
   - Странное имя. И вообще странно,- не отрывала она взгляда.
   - Что странного, - я недовольно уселся, - имя как имя.
   - Да нет. Имя человеку при рождении дается, человек растет и имя с ним. Имя - отражение души. А твое - словно кафтан с чужого плеча, - пояснила она.
   - Кто ты? Почему так говоришь? - я удивленно взглянул на нее.
   - Я была в ученицах у знахарки десять лет. Недавно она умерла. Теперь иду по свету.
   - Куда идешь?
   - Туда, где моя помощь нужна. Вот и с тобой мы не случайно встретились. Вижу я боль в твоих глазах, потерю большую. Спрашивать не буду, не стану рану тревожить. И так все вижу... Куда идешь - не ведаешь, зачем идешь - не думаешь. Сила в руках большая, сердце доброе. Время придет - найдешь себя, узнаешь. Я с тобой пойду.
   Говорила она тихо, успокаивающе. Я снова уснул.
   Наутро Мария заставила меня съесть какой-то невкусный корешок.
   "А действительно, - думал я, - куда иду, чего хочу, для чего живу. И почему я опять остался жить.
   Мария по пути собирала травы. Я автоматически обращал внимание на знакомые мне, вспомнил, как и в каких случаях их применяют. Постепенно мы с Марией разговорились.
   - Откуда ты все это знаешь? Ты что, целительству учился?
   - Да нет, читал просто.
   Мария заинтересовалась, стала выспрашивать, горячо спорить.
   Дорога вела в лес. Золотая осень...Как красиво. Стройные березки в ярко-желтых шалях. Неподалеку у озерца шелестят багряной листвой братья - тополи. В чистой воде отражаются облака. Словно птицы раскинули они свои белоснежные крылья. Серые валуны да высокие суровые сосны, стрелами пронзающие облака, охраняют покой озера. А вокруг них ярко - желтые, оранжевые, красные, пылающие золотом деревья. Вдалеке видна цепь небольших зеркальных озер. Где-то вдалеке бескрайние поля встречаются с бездонным небом. Слышны запахи леса, опадающей листвы, хвои, еще зеленых трав.
   Вода из лесного озера была чистой и вкусной. Мы набрали ее про запас. К вечеру в лесу стало тише. Попрятались лесные жители кто в гнездо, кто в дупло, кто просто нашел себе уютное местечко в ветвях или под кочкой. Обычный лес, мирный...
   Вдруг какой- то мужик вышел из-за дерева, стал поперек тропы, руками бока подпирает, нас ждет. На разбойника вроде бы не похож, хотя кто их знает... Одет обычно: серые штаны и рубаха, не подпоясанный, в лаптях. Борода нечесаная, лохматый, седоватый. Глаза маленькие, но такого яркого зеленого цвета, что огнями изумрудными горят из-под кустистых бровей.
   - Здравствуйте, странники. Куда путь держите?- спросил он.
   Голос у мужичка звонкий, молодой. Я с подозрением ответил:
   - Здравствуй, коли не шутишь. А идем мы лесом, никого не трогаем. Но и себя в обиду не даем. Пройти-то дашь? - подпустил я в голос угрозы.
   Мужик засмеялся заливисто и говорит:
   - Вижу-вижу, люди вы добрые. Да только зашли ко мне без приглашения. Ну да ничего. Я уж тут заскучал совсем без гостей. Вот, выпейте водицы родниковой, да пойдем со мной, отдохнете с дороги, я вам новую дорогу укажу.
   И протягивает неизвестно как появившуюся в руках берестяную кружку, улыбается и смотрит с любопытством. А Мария меня цап за руку, не успел я ее протянуть.
   - Спасибо вам большое, добрый человек, но мы только что пили озерную воду. Такая вода в лесу чистая да вкусная. Да лес такой приветливый. Идем, любуемся, - заливалась соловьем Мария, - никогда такой красоты не видывали.
   Я посмотрел на нее с удивлением.
   - Столько ягод здесь, грибов. Спасибо лесным хозяевам за все. А у нас вот пироги с капустой, угощайтесь, пожалуйста, - она протянула мужичку кусок пирога.
   Мужичок обрадовался, взял угощение и сошел с тропы:
   - Идите уж, - усмехнулся он, - прямо идите, никуда не сворачивайте. Скоро людское жилье.
   Сказал и пропал так же как появился - просто зашел за дерево.
   - Да что за чертовщина? - воскликнул я, - что за шутки?
   - Тише ты!- зашипела на меня Мария, - какие уж тут шутки, Лешего мы повстречали. Да хорошо, я вовремя догадалась. А то бы завел он нас, век бы из лесу не выбрались. А если бы воды его выпили, то и память потеряли бы. Леший он и не злой вроде бы, но лучше быть с ним осторожнее и стороною обходить.
  
   Скоро пришлось устраиваться на ночлег. Мария обвела вокруг нас веткой круг, пошептала что-то и, закутавшись в просторный плащ, как бабочка в кокон, уснула.
   Мне не спалось. Ночь была тихой. Сквозь густую листву проглядывали звезды. Я думал о своей жизни, о том, как больно терять близких. Вспомнил Ермила и Веренею, заменивших мне родителей, Любушку...Я начал свыкаться с мыслью, что их больше нет. И это принесло мне некоторое успокоение. Но нельзя сказать, что я смирился. Наоборот, боль стала вырываться наружу не стоном отчаяния, а гневом. За что? За что зверски убита Любава? Я даже тела ее не нашел!? За что гибнут люди? И сколько их еще растерзают по злой воле Майгерона?! Я должен найти, как его остановить. Твердая решимость словно дала мне второе дыхание, заполнила все мое существо. Я уже знал, для чего теперь буду жить.
  
   Был вечер следующего дня, когда мы с Марией подошли к воротам большой, дворов триста, деревни, попросили впустить.
   - Путники, вам лучше идти дальше, - с глубокой печалью в голосе сказал пожилой крестьянин, - у нас, кажись, мор начался, что ни день, то хороним...
   - Ты пусти нас, мы лекари, постараемся вам помочь,- сказала Мария.
   - Господи, вот хорошо - то, помогите, у меня сынок вот уже два дня, как захворал, - запричитал мужик, - а такой был крепкий парень, на медведя один...Меня Ефимом кличут, пойдемте.
   Мужик провел нас к себе в избу.
   - Это лекари, Ефросинья, - сказал крестьянин заплаканной женщине, встретившей нас на пороге.
   Укрытый шерстяным одеялом, на лавке лежал парень. Только выглядел он старше своего отца. Кожа пожелтела, лицо осунулось, щеки ввалились, нос заострился, глаза поблекли.
   - Тебя как зовут? - сказал я, взяв парня за руку, нашел пульс.
   - Петром его звать, - залилась слезами мать, - помогите, люди добрые, уж что мы только не делали, ничего не помогает...
   - Где у тебя болит?
   - Нигде не болит. Просто очень устал,- пробормотал он безжизненным голосом.
   Я осмотрел глаза больного, кожу, тщательно прощупал живот, заглянул в горло. Ничего. Парень здоров. Я взглянул на Марию. Она стояла в изголовье бледная, встревоженная. Наклонившись над парнем и заглянув ему в глаза, побледнела еще сильнее. Потом достала из мешочка пучок трав, подала хозяйке:
   - Завари это и давай всякий раз, как пить захочет. А ты, Ефим, выйди с нами, надо поговорить.
   Мы вышли во двор.
   - Вот что, Ефим, - решительно сказала Мария, - сын твой не болен, порча на нем. И если ее не снять, он умрет. Скажи мне, не приносил ли кто-нибудь в ваш дом подарки в последнее время?
   - Нет, - на глазах у мужика показались слезы.
   - Ну, тогда, может быть, он сам что-то поменял или купил.
   - Нет, нет. Здесь в деревне ничего не купишь, да и не за что, в город уже года два не ездили.
   - Так, - размышляла Мария, - а скажи, Ефим, давно мор в деревне начался?
   - Уже месяца три будет.
   - А не заходил ли к вам в деревню три месяца назад кто чужой, путник какой?
   - Нет, матушка, никого не было.
   - Странно, - Мария нахмурилась, - ну что ж, тогда проведи нас по тем избам, где люди слегли.
   Везде была та же картина: здоровые на проверку люди были при смерти. Мы вернулись в дом Ефима.
   - Понимаешь, - объяснила мне Мария, - до такого состояния человека может довести либо проклятая вещь, либо прямое воздействие колдуна, если он рядом. Вот только чужих в деревне не было.
  
   Я опять не мог уснуть. Этим колдуном не мог быть Майгерон. У него были другие методы. При желании он мог выпить тепло всех жителей деревни за несколько минут.
   Я дождался, пока все уснут, и, встав с лавки, вышел из горницы и подошел к больному Петру. Он тоже спал. В темноте казался мертвым. Я сел на стоящую у него в ногах табуретку. Прикрыл глаза и стал мысленно рисовать узор восстановления энергетической оболочки. Закончив, объединил энергетические потоки полученной системы с затухающим энергополем организма Петра. Готово. Набросил сеть на парня - она исчезла за мгновение. Попробовал еще раз - безрезультатно.
   - Где ты этому научился?!- за моей спиной в одной рубашке, с распущенной косой стояла пораженная Мария.
   Слушая мой рассказ, девушка не переставала удивляться. Мне стало легче, словно часть боли и тяжести, давившей на мои плечи, принял кто-то другой.
   - Знаешь, - тихо сказала Мария,- а ведь десять лет назад моих родителей и пятерых сестер тоже варды убили. Я ушла со знахаркой за травами далеко в лес, поэтому осталась жива.
   Мы еще долго говорили. Потом я думал о Любушке, о Ермиле. Мария, свернувшись клубочком, спала. Я и не заметил, как девушка стала моим другом.
   Наутро состояние Петра ухудшилось.
   - Надо спешить, его сил противиться чарам колдуна хватит ненадолго. Скоро колдун позовет его душу. Ефим, покажи-ка нам вашу деревню, - попросила она и спрятала в широкий рукав плаща нож.
   Люди заинтересованно поглядывали на нас, в деревнях слухи распространяются быстро. Мы остановились у колодца в центре деревни. Мария начертила на земле какие-то знаки, что-то прошептала и воткнула в них нож. В это же мгновение из неопрятной избы неподалеку раздался крик.
   - Кто там живет? - спросила Мария.
   - Трофим. Избу не он ставил, а дядька его, Семен. В прошлом году он умер, а в конце весны Трофим приехал сюда из Потаповки, как узнал про дядькину кончину, да и остался здесь жить, - рассказывал Ефим, - а что?...- он охнул, - да это ж как раз месяца три назад тому...
   - И из Потаповки никто никуда не уезжал, точно, - подытожил я.
   Мария затерла мой след на влажной земле, и мы вернулись в избу.
   - Я думаю, это чары на след, - объяснила Мария, - колдун срезает землю, на которой стояла нога человека, и творит свое колдовство, а тот потом заболевает и умирает.
   - Что еще от него можно ожидать?
   - Деревенские колдуны обычно насылают порчу. Если на смерть, то это дольше: человек заболевает не сразу, а через несколько дней после колдовства, болеет некоторое время, может даже несколько недель, потом умирает, если порча не на смерть, а на боль и мучения, то человек начинает чувствовать телесные или душевные муки сразу, а потом, как колдун пожелает - убьет или отпустит, тогда колдовство через время развеется.
   - Колдун почувствовал, что мы его раскрыли, теперь он или попытается сбежать, или захочет с нами поквитаться, - сказал я.
   - Да, - задумалась Мария, - как только дождется душу Петра и остальных. Поэтому мы должны до полуночи убить его. Только вот молитвой и святой водой тут не обойдешься.
   - Если не получится отнять его энергию, то попробую перенаправить потоки в сети, чтобы система работала не на выделение энергии, а на поглощение.
   К вечеру Петру стало совсем худо. Глаза впали, лицо потемнело. Он толи спал, толи был без сознания. За окном совсем стемнело. Мы с Марией и хозяева сидели возле Петра. Пелагея тихо плакала.
   Вдруг Петр широко раскрыл глаза, резко сел, его тряхнуло:
   - Эта душа уже почти моя! Следующие - ваши! - выкрикнул он чужим резким высоким голосом.
   Ефим с женой вжались в стену. Пелагея зашлась в истошном крике.
   Парня снова тряхнуло и впечатало в постель. Он был все еще жив.
   Мария, белая, как мел, смотрела широко раскрытыми глазами, казалось, сквозь стену.
   - У него мой след, - произнесла она безжизненным голосом, - я оставила его у колодца.
   - Надо спешить.
   Я в сотый раз повторил плетение сети с обратными потоками, вроде бы должно сработать. Сунул в карман нож. Мария взяла свои травы и бутылочку со святой водой.
   Подойти к дому колдуна оказалось не так-то просто. Заросли были не хуже, чем в лесу. Мы исцарапали лицо и руки. Тихо заглянули в окно. В избе было светло - горели несколько свечей. Невысокий, статный человек подошел к печи. Его голос мы услышали:
   - Как сохнет земля под этим следом, так пусть высохнет и исчахнет тот, кто его оставил...
   За моей спиной охнула Мария. Я успел поддержать ее. Мертвенная бледность залила ее лицо, она тяжело дышала. Я рванулся к крыльцу. Но, в эту же секунду дверь резко распахнулась, и на пороге появился колдун, окруженный облаком дыма. Он взмахнул руками, и меня сорвало с крыльца порывом ветра и унесло в колючие кусты. Колдун приближался. Я вскочил и попытался потянуть его энергию. Бесполезно. Он выкрикнул что-то, и вокруг меня закружился пылевой вихрь, невидимые стальные объятия так крепко сжали меня, что я начал задыхаться, схватился за горло, пытаясь защититься, захрипел. Затуманенное сознание уловило слабый голос Марии, это была молитва:
   - Да воскреснет Бог, и расточатся врази Его, и да бежат от лица Его ненавидящие Его. Яко исчезает дым, да исчезнут, яко тает воск от лица огня, тако да погибнут беси от лица любящих Бога...
   Раздался дикий вой, визг, скрежет зубов... И жесткий захват на моей шее распался. Не дав Марии закончить молитву, колдун обернулся к ней, и прорычал, словно пролаял:
   - Как сохнет земля под следом, так высохнет и исчахнет тот, кто его оставил!
   Мария закричала. Колдун захохотал и снова пошел на меня. Я уже почти закончил плетение сети, еще несколько секунд... Колдун начал меняться, лицо вытягивалось, изгибалась спина, руки превращались в лапы. Он встряхнулся, прямо на меня, оскалившись шел, угрожающе рыча, зверь. Шерсть иссине-черная , газа горят как угли , за ушами густая грива, широкие лапы, острые когти.
   - Помогай ли со Святою Госпожею Девою Богородицею и со всеми святыми во веки. Аминь, - теряя силы, закончила Мария молитву.
   Зверь, не дойдя до меня пары шагов, взвыл, его отбросило. На земле снова оказался колдун. Он медленно поднимался, перед ним снова стал раскручиваться столб пыли.
   Готова сеть! Я послал ее навстречу колдуну. Сеть затрещала, не долетев до него и исчезла. Столб пыли приближался ко мне.
   - Нож...Бросай нож...Перед ним...- прохрипела Мария.
   Я выхватил нож и метнул в поднявшийся вихрь. Нож вошел в его середину, воткнулся в землю и окрасился кровью. Колдун схватился за грудь, хватая ртом воздух, на рубахе расплывалось красное пятно, и упал.
   На шум сбежались насмерть перепуганные люди. Подходить боялись. Я помог Марии подняться. Похоже ей стало легче.
   С помощью мужиков посмелее, мы занесли колдуна в избу. Он был без сознания. Положили на долгую лавку. В избе только одно помещение. Довольно чистое. Обстановка такая, как и у всех. Только в углу, где положено быть иконам - наугольник (столик угловой), на нем горшочки, ступка с пестиком. Заглянул внутрь - какой-то порошок. Пока я оглядывал жилище колдуна, Мария осматривала пучки трав, развешенных за печью в углу.
   Я взглянул на колдуна. Он лежал так же, как его положили. Правая рука на груди, левая свесилась до пола. Глаза открыл, в них плещется море боли.
   - Дай воды...- одними губами произнес он и шевельнул рукой.
   Я взял со стола кружку и подал ему. Колдун едва донес ее до рта, половину разлил, сделал глоток и вернул кружку мне. Боль его, казалось, совсем утихла, он стал дышать ровнее. Кривая усмешка исказила рот, и колдун умер.
   Я позвал Марию. Она провела рукой над его лицом. Потом посмотрела на кружку в моих руках.
   - Он просил? - спросила она.
   Я кивнул.
   Мария привела четырех дюжих мужиков, принесли гроб. С опаской поглядывая на покойника, они стали разбирать потолок, потом крышу. Мария объяснила мне, что умершего колдуна надо выносить из избы на кладбище через потолок и крышу. Иначе он сможет вернуться в дом.
   Пока шла работа, мы решили навестить Петра. Но подойдя ближе к избе Ефима, поняли, что опоздали. Из дома были слышны крик и плач. Чувство вины опустилось на плечи. Тяжело поднявшись на крыльцо, мы столкнулись с Ефимом.
   - Помер Петруша...Горе-то, горе-то какое...Заходите, проститесь...
   Мария обняла плачущего Ефима.
   - Прости, отец, не успели мы,- я шагнул в избу.
   Петр лежал на лавке. Мать рыдала над телом сына. Зеркало в углу было завешено полотенцем. Посидев немного, мы поднялись. Мария отозвала Ефима в сторонку:
   - Вот что, Ефим, мы с Драгором не сможем быть на похоронах, ты уж прости нас, но надо колдуна как следует упокоить. Так вот ты меня послушай, чтобы не было беды. Вынесите из дома все зеркала, Петра обмойте из нового горшка, потом отнесите подальше от избы и закопайте. Сделайте все, как я сказала.
   Ефим покивал.
   Колдуна обмыли. Горшок я отнес подальше, разбил и закопал. Мужики с трудом выволокли гроб с телом колдуна через крышу и отнесли на кладбище. Там под руководством Марии похоронили. Видели свежую могилу - Петра...
   Мы решили переночевать еще одну ночь в доме Ефима и утром идти дальше.
   Хозяева пригласили нас помянуть сына. Посидели, погоревали. И, как свечерело, улеглись. Я подумал, какой оказался сильный деревенский колдун. Но куда ему до Майгерона. Все, что было со мной раньше, казалось далеким. Все, кроме гибели Любавы, Ермила, Веренеи. Майгерон. Я был уверен, что он следит за мной, идет по пятам. С тягостными мыслями я заснул. И, кажется, сразу же проснулся от скрежета. Кто-то царапал высокое слюдяное оконце. Все уже были на ногах. Колдун?
   - Ефим, зажги свечу, - велела Мария.
   Пока он искал впотьмах свечу и серянки, Мария оббежала вдоль стен, чертя кочергой по полу и приговаривая:
   - Господи, благословесь! Стань железный тын!
   Скрежет утих, после заколотило в дверь. Наконец Ефим зажег свечу. Изба осветилась тусклым светом, и мы увидели, что полотенце, которое, как положено по обычаю, вывесили в день смерти Петра на окно, колышется, как на сильном ветру.
   - Это не колдун,- сдавленным голосом произнесла Мария, - это Петр...
   Пелагея, закричав, бросилась к двери, мы с Ефимом ее перехватили и увели в горницу. Стук в дверь не прекращался.
   - Так, Ефим, говори, все ли вы сделали так, как я велела? - сурово посмотрела на него Мария.
   Ефим потупил глаза:
   - Жена горшок новый пожалела...
   Дверь сотрясалась под мощными ударами, потом с грохотом распахнулась. Через порог в избу шагнул Петр. Новая одежда, в которой его хоронили была грязной, кое - где порвана. Он тяжело оперся о раскрытую дверь. Глаза блуждали.
   - Сыночек, Петруша, - выбежала из горницы Пелагея и бросилась к нему на шею. Я не успел ее остановить.
   - Нет! - закричала Мария. Петр уже схватил мать, скрутил ее резко и припал к шее. Пелагея закричала, стала вырываться. Я, выломав ножку у стола, с размаху воткнул ее вампиру в бок. Он оторвался от своей жертвы и пошел на меня. Рот его был в крови. В движениях появилась быстрота. В следующую секунду я оказался прижатым к стене. Мария, выкрикивая слова молитвы, попыталась протиснуть между нами нательный крест. Вампир отбросил ее одним движением. И тут я почувствовал, что внутри меня словно что- то взорвалось, и горячие, мощные потоки зажгли мою кровь, прошли по всему телу. Я ощутил в своих руках силу, в сердце - ненависть. Схватив вампира за горло, я приподнял и бросил его об пол. Он вскочил и снова бросился ко мне, рыча и роняя кровавую пену с губ. Я выхватил нож. Взмах рукой - и тело вампира падает.
   Марию трясло крупной дрожью. Она с испугом смотрела на меня. Ефим был в полуобморочном состоянии. Все, судя по всему, здесь нам лучше не задерживаться.
   Тела Петра и Пелагеи пришлась сжечь. Ефим прятал глаза, старался держаться подальше от меня, боялся.
  
   И дорога снова повела нас вперед. Видно было, что ею нечасто пользовались. Все необходимое крестьяне производили сами. Пряли, ткали холстину и сукно, вязали кружева, делали войлок, держали разную живность, крупную и мелкую скотину, сеяли лен, рожь, пшеницу, гречу, овес, варили пиво, держали пчел в колодах, занимались ремеслами.
   Мария шла притихшая, задумчивая, иногда посматривала на меня украдкой. Я знал, о чем она хочет со мной поговорить. И не стал ее томить:
   - Послушай, я не знаю, что это со мной было. Сам не понял как. Ничего такого я раньше не умел, Майгерон меня этому не учил.
   - Я уже все поняла. Думаю, что колдун передал тебе свою силу. Когда ты взял из его рук кружку. Поэтому, он и умер так быстро, избавил себя от мучений.
   - Вот это дела. Это что ж, я теперь черный колдун? - оторопел я.
   - Не обязательно. Сила - она ведь только сила. Одна и та же сила у разных людей имеет различное выражение, не сила руководит человеком, а он ею. Если душа черная, то и сила ей под стать. Сила, которая теперь у тебя, вряд ли имела такое же выражение и у колдуна, иначе он бы нас вмиг прахом развеял. Но ты все-таки присмотрись к ней, приноровись, привыкни, узнай ее всю.
   Я подумал, как хорошо Мария меня понимает, с ней легко, как с хорошим другом.
   - Знаешь, как-то в одной деревне меня попросили помочь молодой женщине. Хвори ее одолели. И все хуже бедной было. Слегла совсем. Я пришла в дом, посмотрела ее - здорова, и все вроде бы в порядке. Муж волнуется за нее всерьез, дети маленькие плачут. Гляжу на свекровь - она краснощекая, бодрая, сильная, как молодуха. Тоже стоит, слезинки из глаз выдавливает, всхлипывает, платочком утирает. Насторожилась я, решила у людей поспрашивать. Оказывается, несколько лет назад так же, захворал ее муж, болел, болел, да и умер, неизвестно от чего. Старуха тоже заболела. Стала худая, бледная, немощная. А вот, как привел сын в дом молодую жену, свекровь поправляться стала. Люди говорили, что счастье сыновье ее вылечило. С невесткой и впрямь повезло - работящая да заботливая. Ни свет ни заря она уже на ногах. И в поле, и в огороде, и дома - везде успевает. Да только вскорости чахнуть невестка стала да болеть. Я к бабке. Нет, о знахарстве ничего не ведает, не то что о колдовстве. А ведь ясно, невесткина сила да здоровье к старухе уходит. Что тут сделаешь? Я потохоньку к женщине. Так и так, уходить вам надо от свекрови, иначе не поправишься, дети сиротами будут. А она и расплакалась. Оказывается бабка та, хоть с колдовством и не знакома, а ведьма еще та. Все ей не так, что бы невестка ни делала, все плохо, все мало. В каждый угол заглянет, да еще и сыну нашепчет. Из-за ее наговоров ссоры в семье не прекращались. Совсем жизни не давала невестке. Поговорила я и с мужем женщины. Ушли в пустую избу, подальше от бабки. И потихоньку зажили. Женщина сразу поправляться начала, поднялась. Не зря говорят: иная свекровь пьет кровь. Почти так и было. Врожденные способности у бабки были. Мужа своего так же угробила. Сама она, конечно, этого не осознавала, но, если бы не я, был бы на ее душе еще один грех...
   - А с бабкой что?
   - Отжила, сколько ей положено, да перед богом предстала за грехи ответ держать...
   На душе кошки скребли. Мария тоже загрустила, шла, опустив голову. Я вспомнил заклинание, которое мне очень нравилось, решил повеселить девушку:
   - Смотри, не намокни, - предупредил я ее, но опаздал.
   Мария шагнула не глядя и оказалась в маленьком плотном белом облачке, которое скрыло ее от шеи до колен.
   - Что это? - испугалась она вначале.
   Но потом, увидев мою улыбку, рассмеялась. Попыталась втянуть в облако и меня. Но оно скоро развеялось.
   - Покажи, что еще умеешь, - попросила Мария.
   - Ладно, стань здесь, под этой березой, не двигайся.
   Немного усилий - и напротив, под елью, возникла еще одна Мария.
   - Вот это да, - девушка была в восторге, здорово!
   Иллюзорная Мария была точной ее копией.
   Мария с пристрастием оглядела себя, нахмурилась пару раз, но в целом осталась довольна. Иллюзия, продержалась дольше, чем облачко, но и она скоро пропала.
   Вечером мы вышли к реке. Малиновые огни заката отражались в тихих водах. Трава и листья на деревьях были влажными и тоже блестели, как слезинки. Все вокруг сияло.
   Вдруг прямо на тропе показалась птица. Фазан. Голова и шея изумрудные, кончики крыльев и хвост - ярко-красные. Все тело в желто-зеленом оперенье и как будто золотыми чешуйками покрыто. Перышки вспыхивали разноцветными искорками: красными, желтыми, зелеными.
   Марию, похоже, сейчас интересовала сугубо практическая сторона дела, опять нужную травку собирает, отстала. Так что, всей этой красотой досталось любоваться мне одному.
   Подойдя ближе, понял, что ошибся. На берегу, свесив босые ноги в воду, сидела крестьянка и любовалась закатом. Стройная, белолицая, глаза зеленые, коса русая ниже пояса. Почему так далеко от жилья? Мелькнула мысль и пропала. Хороша была девица.
   - Здравствуй, красавица, - заговорил я с ней, остановившись в паре шагов.
   - Здравствуй, - пропела она мелодичным голосом, а у меня сбилось
   дыхание, - присядь со мной, отдохни.
   Я сел рядом и все смотрел в ее глаза. Из складок платья девушка достала гребень, белый, костяной, расплела косу и стала расчесывать густые волосы. И пряди заблестели, стали переливаться, отсвечивать голубым, зеленым.
   - Ох, как долго тебя не было, - проговорила она, - как же долго я тебя ждала.
   И вдруг в ее чертах я узнал Любушку. Ее карие ласковые глаза, смущенная улыбка, длинные черные волосы.
   Любушка взяла меня за руку:
   - Но теперь мы вместе, навсегда, правда, любимый?
   - Любавушка, ты жива, вот почему я тебя не нашел. Как ты сюда попала? - я тонул в омуте прекрасных глаз.
   - Я живу здесь. Теперь мы никогда не расстанемся. Пойдем со мной, - она потянула меня за руку.
   - Стой, Драгор, остановись, - словно издалека донесся голос Марии.
   - Пойдем, любимый, мы с тобой хорошо заживем...
   - Драгор, это русалка! - лицо Марии возникло передо мной словно в
   тумане, - это русалка, Драгор!
   Я посмотрел на Любаву и отшатнулся. Безобразная, косматая женщина вцепилась в мою руку, царапая ее острыми когтями, и тащит меня в омут. Я с отвращением оттолкнул русалку.
   - Отойди от него! На вот тебе! - крикнула Мария, бросив ей платок. Русалка подхватила его и, зло блеснув глазами, скрылась под водой.
   Я чувствовал смущение и досаду одновременно.
   - Любава тебе почудилась, - сказала Мария, - русалки способны свой облик изменять, и черты покойников принимать, тех, которые не были погребены, - она взглянула на меня с сочувствием, - говорят, что русалки - это деревенские девушки, пропавшие без вести из-за собственных матерей, произнесших проклятие. С русалками нельзя заговаривать, если начинают при тебе волосы расчесывать гребнем волшебным, значит, утащить тебя хотят. А чтобы отвязались, надо им бросить что-то из одежды. А ведь чуть не утащила тебя...
   Весь день разговор не клеился, шли молча. Я старался справиться с досадой, унять тоску. Мария все понимала и не тревожила меня. И мне, правда, стало легче.
   - Сколько в лесу интересного, того и гляди схарчит кто-нибудь.
   - Что ты, лес не злой, и жители его не злые, только вести себя здесь надо по их правилам. Мы же тут гости, а лешие да русалки - дома.
   - Поэтому они козни строят: памяти лишить пытаются, с пути сбивают, - усмехнулся я, - а то и вовсе утопить наровят.
   - Это же их суть, их природа. Ты же не станешь утверждать, например, что волки злые. Им, чтобы выжить, нужно быть именно такими.
   А нам надо просто быть осторожнее. Хотя, конечно, - глаза ее стали задумчивыми, - зверь есть зверь. Что у него на уме, кто его знает. Вот отец мой рассказывал, еще мальчиком он был, нашли они с ребятами в лесу выводок волчат. Хорошенькие, маленькие. Он и принес их домой, в землянку. Как настала ночь, волки нашли землянку, выли, рыли всю ночь, пробираясь к волчатам, собачку Дружка загрызли и утром ушли. Дед, как рассвело, выводок - в мешок - да в лес отнес, уж такого страха натерпелись. Да не тут - то было, на другую ночь волки вернулись и корову зарезали, отомстили, значит.
  
   К ночи мы вышли из лесу и заметили впереди огни, услышали шум. Толпа женщин, все босые, волосы распущены, в одних только белых рубахах. Впряглись в соху и ведут борозду. Впереди шествия одна из женщин едет на помеле верхом, другая несет икону. Остальные гремят сковородами, ухватами, кочергами.
   - Скорей отсюда,- встревожено зашептала Мария, разглядев странное шествие, - быстро, а то заметят.
   Мы отошли назад к лесу.
   - Опахивают от болезней, - объяснила Мария, - в деревне или скот мрет, или люди...
   - А прятаться-то зачем?
   - Если увидят - забьют до смерти, такой обычай. Посчитают за саму смерть.
   Женщины провели борозду вокруг деревни и скрылись за воротами. Тишина после оглушающего шума показалась неправдоподобной. Перепуганные лесные жители еще долго не покажутся в окрестностях деревни. Свои деревенские кошки те уж наверняка и мяукать разучились.
   - Неужели убили бы, если бы увидели?
   - Не сомневайся. Ты сам видишь, народ настрадался. То болезни косят людей и скот, то неурожаи, нечисть одолевает. Надо утром зайти к ним, посмотреть, что там.
   Деревня была небольшая. Избы выстроены в беспорядке. Про такие деревни говорят: "Черт ее в решете нес и растрес". Зато место было хорошее: сухое, высокое, светлое. Оконницы в избах заполнены рыбьими пузырями.
   Остановились мы в крайней избе. Хозяйка, Марфа, - хлебосольная и веселая женщина. В избе чисто. В красном углу красовались два голубка, подвешенные на нитках к потолку. Раскрашены в красный, синий, белый и зеленый цвета. Хвосты сделаны из лучины наподобие веера. На столе, покрытом будничной скатертью, небольшой, но начищенный до блеска самовар.
   Хозяйка напоила нас чаем с пирогами.
   - Спасибо, Марфа, за угощение, - сказал я, - вижу, что деревня живет в сытости и довольстве, тихо, мирно.
   - Все бы хорошо, да скотина у людей начала чахнуть. Я - то корову не держу, не для кого, одна ведь. Марфа вздохнула, стряхнула непрошенную слезинку,- муж в прошлую зиму сгинул, ушел в лес за хворостом и не вернулся, детей не нажили, - она снова горько вздохнула, - сама теперь и в поле, и в лесу...Ну да разве у меня одной горе. У Алены, соседки, мальчонка пропал, уж месяц прошел, не нашли.
   Скот и впрямь был чахлый. Зашли в один двор - свежего сена полные ясли, а коровенка стоит худая, бока ввалились, голову повесила, вымя пустое. Да, не зря бабы тревогу бьют. Нечисто в деревне. Кто-то хворь на скотину напускает. Придется задержаться.
   А люди здесь оказались такие приветливые. Чуть ли не в каждый двор зазывали на угощение. Видно, не часто тут прохожие случаются. Зелено кругом, свежо. Ребятишки босые играют, гоняют стада гусей, уток. Петухи по плетням голосят, на кур поглядывают по-хозяйски, в строгости держат. Мужики с утра в поле, пашут. Бабы да девки все по дому да в огородах. Ходят все справные, дородные. Не одна уже глазки мне состроила. Так и норовят мимо пройти величавой походкой, как будто по делам. Мария, знай, острым локотком мне в бок тычет, посмеивается. Одна женщина не вписывалась в деревенскую картинку. Исхудавшая, бледная, глаза потускнели. Мария спросила про нее у Марфы.
   - Так это ж Алена, это у нее сынишка пропал, Егорка. Жалко бабу, измаялась вся, тает на глазах, - посочувствовала Марфа, - а была такая веселая да бойкая. Даром, что одна мальчонку растила. Все у нее в руках спорилось, горело. Еще и людям помогала.
   - А что ж, поддержать ее, бедную, некому? Родня - то есть?
   - Была тетка, да померла год назад. Так что, только мы по-соседски и помогаем, кто чем может. Да только горе свое человек сам несет, внутри оно, в сердце. И ни с кем его не разделишь, сколько бы тебя не жалели.
   На ужин Марфа потчевала нас рыбой, жареной с капустой.
   - А то оставайтесь у меня, - обняла она Марию.
   Добрая такая женщина, а вот детей нет. Мария ей как раз в дочери годится.
   - Парни у нас здесь хорошие, работящие, да и девчата красивые да бойкие, - не унималась Марфа.
   Жалко мне ее стало. Деревенские женщины рано стареют от тяжелой работы, да еще если одна, как Марфа, то и вовсе без радости.
   - Да что ж это я, - спохватилась Марфа, - хотела Алене рыбки отнести, завернула в чистую тряпицу несколько больших кусков.
   - Давайте, я отнесу, - предложила Мария.
   Пока она ходила, я дверь поправил, плохо в доме без мужицких рук. Марфа возилась у печи, когда вернулась Мария.
   - Что-то с этой Аленой не то, - зашептала она мне, - долго не открывала, и на порог не пустила. Я заглянула все-таки, в избе, чувствую, не все ладно, образа накрыты холстиной, окна занавешены. Сама мне двух слов не сказала. Надо присмотреться к Алене.
   Когда деревня угомонилась, мы подошли к ее избе и спрятались за кустами смородины. Ночь звездная, луна полная. Крылечко было хорошо освещено. Долго ждать не пришлось. Незадолго до полуночи Алена, закутанная в темный платок, вышла из дому, тихонько притворив дверь, под платком что-то несла. Шла, оглядываясь, прямиком к соседскому хлеву. Мы следом. Заглянули внутрь. Алена подошла к корове, обняла ее за шею. Корова дернулась, послышался такой звук, словно струйка ударила в пустую посудину.
   - Отдай мне кровь свою, силу свою, жизнь свою, - произнесла Алена, - затем наклонилась к вымени, стала доить корову в эту же посудину.
   - Это коровья смерть, - зашептала Мария, - странно, почему она не ушла, ведь одного опахивания хватает, чтобы изгнать ее.
   - Посмотрим, что это за птица, - громко ответил я и вошел в хлев.
   Алена обернулась, разлила кровь с молоком, затряслась вся, как осиновый листок, выронила нож, и, закрыв лицо руками, простонала:
   - Пропала...
   Потом взглянула на нас полными отчаяния глазами, кинулась к упавшему ножу, но я ее опередил. Удержал. Она сначала попыталась вырваться, потом смирилась.
   - Веди, Алена в свою избу, - проговорила Мария, - строго взглянув на нее.
   Зажгли свечу. В избе худо. Образа закрыты. Алена опустилась на лавку и тихо заплакала.
   - Я виновата...Меня теперь бабы убьют...Я сама виновата...
   - Успокойся. Да перестань же! - прикрикнула на нее Мария, - мы не собираемся тебя убивать, и на расправу вашим женщинам не отдадим. Мы уже поняли, что ты не коровья смерть.
   - Но ты должна нам все рассказать, - я подал Алене кружку воды.
   Она немного успокоилась, подняла опухшие от слез глаза, полные отчаяния и тоски. Совсем еще молодая женщина, лет двадцати трех, волосы русые уложены вокруг головы как корона.
   Алена вздохнула горестно, и, сдерживая слезы, рассказала нам очень печальную историю.
   - Сынок у меня был, Егорушка, мы жили с моей тетей Агафьей. Много она знала трав и заговоров. Люди ее любили. Никто не знал, что она еще и ведуньей была. Пропадала иногда где-то по ночам. Этого никто не знал, кроме меня. Никому она зла не делала, всем помогала, лечила и людей, и скотину. Перед смертью хотела она мне свой дар передать. Не раз и не два голик (пучок прутьев, связанных веревкой, для мытья полов) в руки мне давала, но не взяла я. Боялась, что не смогу совладать с силой этой. Так и умерла тетя Агафья, и дар с собой унесла.
   Остались мы с Егоркой одни. Смышленый был мой сыночек, на батю похож, рослый, для своих лет, веселый, кудрявый. Да я все своими руками разрушила.
   Поставила я квашню с вечера, укутала. Думала пирогами Егорку порадовать. Он и радовался, скакал по избе, да и перевернул квашню на пол. Я в сердцах и прикрикнула:
   - Сгинь, ты , проклятый!
   Он и пропал тут же, моя кровиночка! С тех пор слышу я его голосок: " Мама, мама, хочу пирожков"
   А его не вижу. Загоревала я. Пожалела, что голик у тетки не взяла. Да так за этим затосковала, что приснилась мне однажды тетя моя. И сказала она: "Сын твой жив, но сбранен и находится на худом следу". И рассказала, что нужно сделать, чтобы вернуть Егорку. Но только не получается у меня вернуть Егорку, - снова спрятала лицо в ладони Алена.
   А из-за печки тоненький голосок:
   - Мама, мамочка, хочу пирожков!
   Еще пуще Алена слезами залилась.
   - Не плачь, Алена, увидишь ты своего сыночка, - у Марии на ресницах задрожали слезинки, - есть у тебя три непочатых куска холста?
   Алена с надеждой вскинула глаза и закивала.
   - Завтра, как начнет смеркаться, приготовь их, ляг на печь да лежи тихо, ни слова не говори, жди нас.
   Как и договорились с Аленой, мы пришли едва начало смеркаться. Один кусок холста расстелили на полу поперек половиц (если вдоль, то кто-то умрет) и, взяв по куску холста, спрятались в избе. Мария - за кутной занавесью ( отделяет кутный угол (печной) от основного пространства избы), а я у порога, прикрыв дверь.
   В окошко заглядывал месяц. Свет падал прямо на расстеленное полотно. Вдруг детский голосок:
   - Мама, мамочка, хочу пирожков!
   - Мама, мамочка, хочу пирожков!
   - Мама, мамочка, где ты?
   И на холсте появился мальчонка, весь перепачканный. Крутит головой во все стороны. С холстины сойти не может, будто держит его что на ней.
   Я выскочил из своего угла, Егорку в холст завернул и бегом к Марии. Она своим куском холста еще парнишку укутала, держим вдвоем, он вырывается. А на тот холст, что на полу, изо всех щелей стало дуть, старалось сбить холстину, приподнять, но она лежала, словно гвоздями прибитая. Мальчонка извивался, визжал и плакал. Я молил бога, чтобы Алена утерпела и молчала. Иначе не вернем Егорку, заберет его подпольник в свою семью уже навсегда. Со всех сторон шептало, агукало, скрипели все половицы разом, грохотали горшки.
   Где-то прокукарекал петух. И разом все стихло. Егорка перестал вырываться. Мария зажгла свечу. Холстина на полу была вся истоптана, испачкана. Егорка удивленно озирается. Алена ни жива ни мертва сползла с печи, прижала сыночка к груди...Мы не стали задерживаться в опасном доме и пошли к Марфе.
   Она встретила нас на пороге. И тоже кинулась обнимать Егорку. Вдвоем с Аленой они стали хлопотать над мальчонкой. Согрели воды, накрыли на стол.
   - Вот что, Алена, оставаться вам в твоей избе нельзя, не простит подпольник, отомстить попытается за то, что отняли у него Егорку, - сказала Мария.
   - Так ко мне переходите, я ж только рада буду, вы мне и так, как родные, - Марфа обняла Егорку и Алену.
   Егорка уплетал пряники, сидел у матери на коленях причесанный, чистенький. Глаза у Алены светились от счастья. Согреться можно, столько в них было теплоты. Отступило ее горе, только на память отметину оставило - седую прядь в волосах.
   Егорка подошел ко мне, улыбнулся ласково:
   - Дяденька Драгор, - сказал он не по-детски серьезно, - послушай меня, боль твоя со временем утихнет, сила прибавится, будет тебе почет и уважение. Но не будет тебе покоя, пока ты не встретишься со своим врагом. Только ходишь пока все по кругу...
   Сказал, засмеялся и убежал. Все мы опешили. Алена снова заволновалась. Но Мария успокоила:
   Я слышала, так бывает. Когда человек возвращается от подпольника, он может получить дар предвидения.
  
  
   Тяжелый мешок, что собрала нам в дорогу Марфа, оттягивал плечи. Настроение было хорошее, добрые дела, говорят окрыляют, а злые к земле пригибают. Это точно. Троим сразу помогли счастливыми стать - это ж не шутка.
   - Все-таки, что же значат его слова "идешь все по кругу", - думала вслух Мария.
   - Да то и значат, что ни на шаг я к своему врагу не приблизился. Цель у меня ясная, да пути к ней пока не вижу, - вздохнул я.
   - В город нам надо. По лесам да деревням век ходить будем - ничего не найдем, - решительно сказала Мария.
   Я посмотрел на нее. Сколько мы исходили с ней дорог, сколько преград вместе преодолели. Сильная она, смелая, умная и красивая. Строгая такая красота. Прямой нос, глаза черные, серьезные, решительные. Губы не тонкие и не полные, часто, задумавшись, покусывает их. Добрая , отзывчивая... А передо мной все моя Любава, ее глаза среди звезд светятся...
   Поля и березовые перелески скоро кончились. Нас снова окружал дремучий лес. Здесь было полно зверья, ягод, грибов. Голод нам не грозил. Я заметил деревья непомерной высоты и толщины, обнесенные оградками. Про один дуб спросил.
   - Это почитаемое дерево, - объяснила Мария, - на самом деле это вовсе не дуб, а праведник, который после смерти был превращен в благородное дерево. Говорят, если к нему прижаться ладонями и затылком, то сил у человека прибавится. Такое дерево и врага не пропустит, и заблудившемуся путнику поможет, и от нечисти защитит.
   Мария задумалась, пригляделась к травам.
   - Знаешь, мне моя наставница говорила, что если найдешь цветок папоротника и вложишь его под кожу, то силу обретешь и разум, только она почему-то этого делать не стала, хоть и находила цвет... А ведь сегодня ночь как раз на Ивана Купалу...
   Ночь была, действительно колдовской. Деревья казались ожившими и пришедшими в движение. Сучки не просто цепляли одежду, а хватали, держали. Всюду светились желтые огоньки, они передвигались, слышался шорох, топот маленьких ножек. Это точно не звери, те самые лесные жители, которых надо принимать такими, какие они есть. Точно, принять и обойти стороной, целее будешь.
   Мария, судя по всему, сейчас была со мной вполне согласна. Смело шла вперед, прижавшись к моему плечу. Мы искали светящийся огонек в зарослях трав. Идти стало труднее. Крепкие стебли опутывали ноги. Мария пару раз чуть не упала, едва успел подхватить.
   И тут я заметил яркую голубоватую звездочку невдалеке.
   - Это он?
   - Да, - Мария затаила дыхание, - только накройся.
   Она вытащила из мешка небольшую скатерку.
   - И не останавливайся, - с тревогой взглянула она, ни за что не оборачивайся, что бы ты ни услышал.
   Набросив на голову скатерть, я сделал первые шаги по направлению к цветку. Внезапно шум стих. Лес застыл. Тишина была неестественная, оглушающая.
   Вдруг раздался жуткий скрежет. И голос, доносящийся словно отовсюду, проревел:
   - Назад, человек, дальше тебе дороги нет.
   Оторвавшаяся ветка с размаха ударила меня в грудь.
   Я пригнулся, выставил руку перед лицом.
   - Назад!
   Ветви с силой хлестали меня. Я, стараясь защитить хотя бы глаза, шел к цели.
   - Драгор...
   Я остановился, с замиранием сердца узнал голос Любавы.
   - Драгор, помоги мне...
   Я уже готов был развернуться и бежать к ней, но вспомнил русалку... И пошел вперед.
   - Ты идешь к своей смерти, - пророкотал первый голос, - остановись!
   Но цветок был уже в моей руке. Голубое пламя не погасло, не жгло руку. Сразу все стихло. Погасли желтые глаза со всех сторон, присмирели деревья, улеглись травы. Я спокойно вернулся к Марии, сбросил скатерку и раскрыл ладонь.
   - Не передумал? - спросила Мария, - это может быть опасно.
   - Доставай нож, надо спешить, - я закатал рукав рубашки.
   Мария протерла лезвие черного колдунова ножа какими-то листочками и подала мне.
   Сжав зубы, я сделал неглубокий разрез и, затолкав цветок в кровоточащую рану, крепко ее зажал. Мария со страдальческим лицом наблюдала за моими действиями. Эх, ты, а еще знахарка.
   Рану жгло огнем, но я только крепче сжимал руку. Вскоре жар охватил все тело. Мне казалось, что по жилам бежит уже не кровь, а жидкий огонь. Стало трудно дышать, мысли путались. В глазах резь, словно песка надуло. Я спрятал лицо в ладони. Вот дурак, мало мне приключений.
  
   Утром я проснулся, боли не было. Мария спала рядом, свернувшись калачиком. Своим многострадальным плащом накрыла меня. Ощупывая руку, я с удивлением заметил, что от раны не осталось и следа. Как, впрочем, не стало и моих старых шрамов.
   - Ничего себе...
   Я тихо встал, укрыл спящую Марию и с удивлением прислушался к своим ощущениям. В моем и без того неслабом теле словно бы пела каждая мышца. Я чувствовал небывалый прилив сил.
   Прошелся, осматривая вчерашнее место "побоища". Кругом навалено сушняка, смятая трава. И вот он куст папоротника. А я не верил, что он вообще может иметь цветы.
   Ранние птахи уже сновали в ветвях. Ночная сырость понемногу исчезала, поглощаемая теплотой, медленно проникающей сквозь сплетение крон.
   Тихонько подошла Мария:
   - Ну как?
   Я молча показал ей руку.
   Мария задумчиво провела рукой по тому месту, где должен быть шрам
   - Значит одна из твоих новых способностей - ускоренное заживление, -она оглядела меня пристально.
   Подкрепившись, мы продолжили путь. Идти было легко. Мне. Да и Мария шагала бодро, хорошо отдохнув. Трава пружинила под ногами, словно подталкивая. Тепло, светло и мухи не кусают. Я вдыхал свежесть утра полной грудью и не мог надышаться. В сердце впервые за долгое время утихла боль.
   Еще издали мы услышали шум падающей воды, почувствовали прохладу. Неширокая, но глубокая речка бросалась вниз, разбиваясь о камни в тучу брызг и пены, поэтому вода в образовавшемся озерце, казалась молоком. Куда уходила вода из озера? Наверное, в подземные тоннели. Над озером клубился белый пар. Его крохотные частички взлетали высоко и искрились в ласковых солнечных лучах словно маленькие звездочки.
   Пышный кустарник очерчивал озеро, как будто охранял его чистоту. Немного поодаль стояли на страже высокие ели, широко раскинув свои лапы. Травы были свежими, сочными, нетронутыми. Словно ни осень здесь не властна, ни зверье не захаживает. Я тронул рукой листочки и почувствовал, что им здесь хорошо, хватает тепла и света.
   Если есть рай на свете, то он здесь. Или это сказка, неизвестно как выжившая в этом жестоком мире. А может быть, это обман, который вот-вот раскроется. Пусть. Иногда так хочется покоя. Полузабытое чувство защищенности, беззаботности. Это счастье? Наверное, так бывает только в детстве. Когда честен сам и поэтому веришь всему и всем, ни в ком не сомневаешься, не знаешь, как больно, когда предают. Когда делишь людей на плохих и хороших, и все кажется простым и понятным.
   Впервые я заснул спокойно. Кошмары не мучили меня.
   Под утро стало прохладно. Мария, продрогнув, проснулась. Я услышал ее удивленный вскрик. Вскочил.
   Перед нами на камне сидел старик. Глаза у него были необычайно голубые, как небо весной. Волосы и борода длинные, развеваются на ветру шелковыми нитями. Старик смотрел молча, но мне казалось, что он уже говорит, спрашивает и получает ответы.
   Я понял, что сюда не приходят ни люди, ни звери, нельзя. Мы незваные гости, но на нас не сердятся. О нас знают, за нами наблюдают.
   Старик вложил холщевый мешочек мне в руку.
   "Возьми это. Пригодится в свое время. И обязательно приди сюда, когда будешь возвращаться".
   Он поднялся. Фигура его вовсе не выглядела старческой и немощной. Он был высок, широкие плечи, уверенная походка. Старик зашел за стену водопада и пропал.
   Мария стала торопливо собирать пожитки.
   - Это скрытники. Надо же было набрести, - сокрушалась она, - ищут их - не могут найти, а тут не искали, да нашли.
   - Ну и что же в них такого страшного?
   - Да то, что не подпускают они к себе никого, могут и наказать любопытных. Так могут голову заморочить, хуже лешего. Живут под землей. И неизвестно с кем дружбу водят.
   По пути я развязал мешочек. Там была кудель (пучок льна, заготовленный для пряжи), наростное перо (хвостовой плавник рыбы) и свеча. Я привязал к мешочку шнурок и повесил на шею.
  
   Скоро мы устроили привал. Съестное, выданное заботливой Марфой, закончилось. Я стал высматривать дичь. Ее было много. Да только у меня с собой из оружия - только нож. А сейчас бы лук да стрелы. Звери словно чувствовали, что мы беззубые хищники. А может быть, просто были непуганые. Охотники скорей всего не ходили в эти места, боялись скрытников.
   Я подобрал толстый сук. Приметил в ветвях крупную птицу и запустил в нее. Не долетел он совсем немного, зацепился за ветку. Птица удивленно вскрикнула и улетела.
   - Ничего, ягод насобираем, - сказала Мария.
   Почувствовав досаду, упрямо поднял понравившийся сук. Впереди показался крупный олень с тяжелыми ветвистыми рогами. Отростков на них пять или шесть, значит, молодой. Олень вышел на поляну и издал протяжный рев, вызывая противника на бой. Ого, скоро здесь будет жарко. Рев оленя во время гона соперники слышат за несколько километров. Однако ответа соперника пока слышно не было. Хотя он может приближаться и молча, желая сначала оценить силу и мощь противника и только потом вступать в схватку. В любом случае надо поторопиться.
   Метнул свое оружие. Попал в грудь. Олень рванулся прочь. Я за ним. На своих четырех он быстро увеличивал дистанцию между нами. Я утроил усилия. Охотничий азарт охватил меня, движения ускорились, тело стало гибким. Лес больше не был помехой. Он стал помощником. Сучья и ветки под ногами не мешали. Я бежал словно по утоптанной дороге. Дышать было легко. Меня охватила жажда живой плоти и крови...
   Я настиг оленя, схватил его зубами за загривок, повалил и рванул горло. Горячая кровь хлынула мне в рот... Блаженство. Отряхнулся. Взял тушу в зубы и потащил к нашей стоянке.
   Мария уже развела костер, подкладывала сухие ветки. Он горел жарко, потрескивал. Я хотел сказать, что мы теперь живем, но получилось глухое:
   - Рррр-рр!
   - Ааа! - Мария попятилась, упала, подвернув ногу, и сжалась под корнями дерева, обхватив голову руками.
   Похоже, я зверь. Ясно. Это наследство колдуна. Я прислушался к своим ощущениям. Хорошо, но хватит!
   И снова стал собой. Ничего не болело. Было только холодно. Ну да, голый. Моя одежда разорвалась при превращении.
   Я завернулся в плащ Марии и наклонился над ней. Она была без сознания. Неужели так сильно напугал? Нога! Ниже колена был явно перелом. Вот идиот, напугал.
   Торопясь, сплел свою сеть, запустил в ней энергетические потоки, соединил с энергетическими потоками организма Марии, и бережно опустил на тело девушки.
   Она не пришла в сознание. Я заволновался. Но, кажется, зря. Она просто спала. Нога восстановилась. А мне надо впредь стать осторожнее. Такая хрупкая.
   Вспомнил о своей проблеме. Хотя почему проблеме - приобретении. Превращаться в сильного зверя и обратно - это очень пригодится. Тем более, что контролирую я себя полностью. Только вот с одеждой беда. Заменить нечем. Что же делать? Я был всерьез огорчен.
   Мешочек, что дал старик - скрытник зашевелился. Мыши, - подумал я и, развязав, попытался их вытряхнуть. Мышей не было, выпала кудель. Она продолжала шевелиться уже на земле. Я толкнул ее пальцем - кудель начала быстро расти, и скоро целый ворох одежды лежал предо мной, а рядом - куделька.
   Вот это да! Спасибо, скрытники. То, что надо!
   Здесь были плотные штаны и рубаха с вышивкой по рукавам, ременный пояс (кожаный), мягкие кожаные сапоги, шапка с меховым околышем, широкий льняной плащ. Все было синего или близкого к нему цвета.
   Я оделся. Все точно по мне. Кудельку положил в мешочек и повесил на шею.
  
   Мария проснулась от самого распрекрасного запаха - запаха жареного мяса. И тут же все вспомнила, потерла ногу.
   - Ну, ты меня и напугал, Драгор. Ну, что твое превращение - наследство колдуна - это ясно. Но как тебе удалось воспользоваться, что ты сделал?
   - Все как-то само собой получилось, просто меня охватил охотничий азарт. Ну и как я выглядел?
   - Ты был таким же, как колдун, только шерсть золотистая и грива такого же сияющего цвета. Длинный хвост с кисточкой. Клыки здоровенные. Глаза яркие, как солнце.
   - А нимба не заметила? - подмигнул я.
   - Да ну тебя, - засмеялась девушка, - зато теперь мы точно от голода не умрем.
   - Всегда готов!
   - А откуда у тебя такие обновки? - наконец заметила девушка.
   - Подарок скрытников! Хороши, да?
   Попробовали уговорить кудельку сделать одежду для Марии, но она не шевелилась. Даже мужской комплект не хотела выдавать без острой необходимости, то есть пока "жива" одежда на мне.
   Жизнь пошла сытная. Мы с Марией даже повеселели. Она рассказывала о своем детстве. Как на пару с сестрой шалила. Потом запела:
  
   - Туман один бредет по сонной улице,
   Скрывая крыши, ветви тополей.
   И первый луч, наверное, заблудится,
   Попав в ладони теплые полей.
  
   Дыханье трав и запахи осенние,
   И теплый пар над вспаханной землей.
   И, пригубив прохладного забвения,
   В объятьях белых обрету покой.
  
   Но только лишь, когда без сожаления
   Все до последней нити оборву,
   Туман-обманщик за одно мгновение
   Росой медовой упадет в траву...
  
   Хорошо. Я сначала напрягся, но петь, оказывается, могла не только моя Любушка. Все равно взгрустнулось. Мария заметила, замолчала.
  
   Новые способности пришлись мне по душе. Я мог превратиться в зверя легко и в любое время. Наслаждался быстрым бегом. Царапал острыми когтями кору деревьев и самозабвенно рычал. Охота захватывала меня, будоражила. Я чувствовал, что звериная кровь пошла мне на пользу. Это была не только сила, но и ловкость, скорость, выносливость. В облике зверя я чувствовал себя так же уверенно и привычно, как и в родном человеческом.
   Но Мария твердила:
   - Ты должен быть осторожнее, может, мы еще не все знаем, вдруг раз - и не сможешь обратно в человека превратиться.
   Она не боялась меня, когда я был зверем, но была спокойна, лишь когда я шел на двух ногах.
   Лес стал реже. Деревья жаловались на сушь и бедную землю. Скоро мы вышли на широкую дорогу. Заметно, что она труженица. Столько телег проехало по ней, сколько ног протопало, и босых, и в сапогах. Покрылась она глубокими трещинами, как морщинами. Припорошилась пылью.
   - Впереди, похоже, город. Ты теперь поосторожнее с превращениями. Чтобы никто не увидел, - беспокоилась Мария.
   Скоро нас нагнали повозки. Десять насчитал. Мужики везли зерно в мешках, живность: кур, уток, гусей.
   - Здравствуйте, люди добрые! - поздоровались мы.
   - И вам не хворать, садитесь путники, ноги пожалейте,- пригласил пожилой, в добротной одежде мужик.
   - Спасибо, - поблагодарили мы и с радостью уселись на мешки.
   - В город везете? - спросил я.
   - Да, на ярмарку, завтра будет.
   - А вы издалека, видать?
   - Из Потаповки, - ответил я.
   Мужик охнул:
   - Слышал я, что нет больше вашей деревни, погибли все. Как же вам спасти удалось?
   - В то время как раз дома не были, - нахмурился я, пожалел, что о Потаповке сказал.
   - А что за город впереди? - спросила Мария.
   Ерофей, так звали мужика с удовольствием начал рассказывать:
   - Город называется Сытовск, там завтра ярмарка. Отовсюду товары везут. Чего там только не увидишь, и заморские разные товары. Князь наш, Василий, дюже охоч до разных заморских хитростей. Корабли снаряжает торговые, принимает у себя в порту корабли заморские. Богат. Да нам-то что с того. Эх, кто в камке, кто в парче, а мы в холсту по тому ж мосту. Вот товар-то свой, да не свой. Купец в Сытновске свои подводы ждет. Самому князю товары поставляет. У нас купил все по дешевке, а деньги отдаст, как в на место прибудем. А вы чего в город подались? - спросил он у меня.
   - Лекари мы, - встряла Мария, - слышали, что в городе есть у кого поучиться, да и подзаработать не мешает, - она покосилась на свой обветшавший плащ.
   Ерофей развязал свой мешок, достал ржаные лепешки:
   - Угощайтесь, не побрезгуйте. Жена в дорогу напекла. Соль вот она, - протянул он коробочку, - посоля - все съестся.
   Мы с охотой поели. И от кваса не отказались.
   - Пейте, квас хороший, ядреный, да и худой квас лучше хорошей воды, - Ерофей и тут нашел подходящую поговорку.
   - О, стой, что это там? - он остановил лошадей.
   Дорога впереди была завалена. Тут не надо быть с семью пядями во лбу, чтобы догадаться. С обеих сторон из-за деревьев показались мужики в рваных рубахах, с дубинками. Один, здоровый детина, подошел, оскалившись:
   - Все, странички, приехали, разгружайся, - и ухмыльнулся, глядя на Марию.
   - Руки! - прорычал я и без размаха ткнул его кулаком в кадык.
   Мужик захрипел и упал. Остальные заорали и кинулись к нам.
   Я затолкал Марию под телегу и принял разбойников на кулаки. Уворачиваться от ударов дубинок мне не составило труда. Я крушил их черепа, как орехи, сдерживая ярость, боясь забыться и перейти в тело зверя, более подходящее для схватки.
   Краем глаза заметил, что Ерофей и остальные мужики не растерялись: кто с кнутом, кто с палкой в руках отбиваются от лихих людей.
   Стычка была недолгой. Разбойники уносили ноги и своих раненых. Мужики подошли ко мне.
   - Ну, ты, парень, даешь, - сказал тот, что помоложе, - знатно дерешься, молодец!
   - Спасибо тебе, - поблагодарили остальные.
   - К купцу в город с нами пойдем, он тебя должен наградить. Считай, ты один спас все товары.
   - Да, правда. Пусть раскошеливается.
   - Поехали, - решил я, - почему бы и нет.
   Вскоре показалась каменная городская стена. На воротах стражники в кожаных доспехах, с копьями.
   Содрали с Ерофея плату за худые мешки - десять медяков.
   - Хапуги. Ясно же, что в свой карман положат, - ругался он.
   - А глаза-то какие у них. Прощелыги, сразу видно, - поддержала Мария.
   Каждую из десяти повозок остановили, к каждому за что-то придрались.
   - Похоже, тем кормятся, - добавил я, - вон какие рожи довольные.
   От ворот дорога разделялась на три. Нас, вернее товар встречали.
   Паренек лет пятнадцати махал рукой:
   - Я от купца Елия Розенгрейда. Езжайте за мной, - и он важно пошел впереди, больше ни разу не оглянувшись.
   - Ишь, как важничает. Похоже, первый раз серьезное поручение получил, - улыбнулась Мария.
   Дорога была вымощена камнем. Подводы так трясло, что из-за опасности остаться без языка, мы ехали молча.
   Зато разглядывать город нам ничто не мешало. Кругом богатые хоромы, окна с расписными ставнями. Хоромы деревянные и из белого камня. В центре города расположены самые богатые здания, на окраинах - попроще.
   Люди одеты по-разному: кто побогаче, кто победнее.
   Проехали мимо величественного собора. Купола его сияли на солнце так, что глазам было больно.
   - Вон там, впереди - княжеские хоромы, - указал Ерофей на огромное строение и многочисленные пристройки к нему, - там свой город у князя, за каменной оградой. У него там и сады чудные и озеро с лебедями.
   - Все, приехали, - парнишка провожатый остановился возле высоких кованых ворот, постучал. Открылась дверь сбоку, выглянул пожилой слуга, паренек показал в нашу сторону рукой. Через некоторое время ворота отворили. Двор был просторным, все десять подвод поместились. Работники стали осматривать товары, носить в многочисленные, специально предназначенные для этого помещения, под навесы.
   Купец Елий был невысоким, толстым. Маленькие глазки, тонкие усы. Улыбка добродушная, но не так прост, как кажется, иначе не нажил бы столько добра. Он сам заглянул чуть ли не в каждый мешок.
   Ерофей и остальные мужики подошли к нему за платой. Потом я услышал, что заговорили обо мне.
   Купец сам подошел к нам.
   - Так вот ты какой, Драгор, - улыбнулся купец, - спасибо тебе, что оборонил людей и товары. Прими, - протянул он мне мешочек, - вместе с моей благодарностью.
   Я кивнул. Купец мне понравился: не чванится, не кичится своим богатством, не брезгует с простыми людьми говорить, благодарит искренне.
   - И вам спасибо. А помочь я всегда рад хорошим людям.
   - Ты где остановиться решил? - осведомился купец.
   - Да пока не знаю, придется поискать постоялый двор, и не один я, а со спутницей, - ответил я.
   - Зачем искать. Оставайтесь у меня со своей спутницей. Как тебя зовут?
   - Марией, - подошла она.
  
   Купец жил один. Ни жены, ни детей. Из прислуги в доме два человека: Малуша - шустрая веселая тетка и ее муж Прокоп.
   Малуша заправляла всеми хозяйственными делами, они с мужем давно служили у купца и были как родные.
   Расспросив Марию, Малуша отвела нам две отдельные комнаты. Ели все за одним столом. Купец не скупился, на столе было все по-простому, но вкусно и сытно.
   - Сегодня я на обед не приду, - сказал Елий Малуше, - дел невпроворот, ярмарка, да к князю надо, звал.
   - Опять без обеда, разве ж можно, при твоем-то здоровии, - всплеснула руками Малуша.
   - Ты лучше гостями занимайся. Гляди, как отощали, - купец допил чай с баранками, и обратился к нам с Марией, - да на ярмарку сходите, не пожалеете, до темноты возвращаетесь, у нас по ночам не спокойно.
   - А потом опять будешь гнуться, - продолжала внушение Малуша.
   - Не ворчи. Переживу как-нибудь.
   - Да что не ворчи, кто ж о тебе еще позаботится! - не унималась она.
   - В споре с женщиной последнее слово может сказать только эхо, - притворно проворчал купец, - ладно, заверни чего-нибудь с собой.
   - Я сейчас, быстро, - успокоилась Малуша и убежала.
   Когда Елий Григорьевич уехал, заботливая Малуша помогла нам почистить одежду и указала куда идти.
   Но мы бы и так не заблудились. Все люди шли в одном направлении - на ярмарку.
   Торговля происходила на огромной площади. Чего только тут не было. Продавали зерно, муку, лошадей, птицу, овощи и фрукты, пирожки, квас и вино и еще много чего. Глаза разбегались от изобилия. Было шумно и весело. Продавцы зазывали покупателей, нахваливали свои товары. Покупатели торговались с удовольствием, отдавая дань традиции.
   - Чтобы жизнь казалась слаще
   Табачок кури почаще!
   Подходи, честной народ,
   Табак здоровье придает! - зазывал покупателей продавец махорки, хлипкий мужичонка.
   - Нечистое зелье, - скривилась Мария, - покупают только бражники, идущие под руку с горем - злосчастьем.
   - Вон там одежду продают, пойдем.
   Мы купили Марии новое платье, сапожки и полушубок, цветастый теплый платок. Мне - шубу волчью, шапку. Зима уже близко.
   Недалеко от выхода актеры устроили представление, вокруг собрался бедный и богатый люд, сновали дети с леденцами в руках. Мы тоже остановились посмотреть.
   Вдруг я почувствовал неладное. Словно комар зазвенел в голове. Хлопнул по ловкой маленькой руке, срезающей мешочек у меня на поясе. И тут же, круто развернувшись, схватил убегающего воришку за шиворот. Мальчишка лет тринадцати, худой, лохматый, босой, глаза тоскливые, не детские, наверняка голодный.
   - Пусти дяденька, - взглянул он на меня с испугом, - пусти...
   - Ты чего по карманам лазишь, паршивец. Отвечай, чей ты и откуда, - с напускной суровостью произнес я.
   Мальчишка дергался, пытаясь вырваться:
   - Ванька Федоров я. Тут живу. Ничей я. Умерли отец и мать, - ответил Ванька.
   - Голодный? - спросил я, снимая с пояса мешочек с деньгами.
   Пацан шмыгнул и опустил глаза, уже не делая попыток бежать. Я достал несколько монет и вложил ему в руку. Мальчишка удивленно заглянул мне в глаза, сжал деньги в кулак и убежал.
   - И сколько здесь таких вот беспризорных детей. Сердце разрывается, - вздохнула Мария, - а всем не поможешь.
   - Да, людям тяжело живется, правду Ерофей сказал. Глянешь - вроде бы кругом радость и веселье, а приглядишься - боль, отчаяние да разорение. Князь Василий знает ли, сколько нищих да голодных по дорогам слоняется?
  
   Вечером вернулся домой купец.
   - Ну как вам наша ярмарка? - поинтересовался он после обильного ужина.
   - Прямо праздник. И товары - есть все, что душе угодно. И посмотреть да послушать есть что, - отозвалась Мария.
   - Да. Наш князь много товаров привозит из-за моря. Купцы, кто посноровистее, тоже снаряжают корабли. Торговля - дело прибыльное. Я уже несколько лет этим занимаюсь. Но зима-то всех отдыхать заставит. Торговля овощами да фруктами сезонная, уже скоро закончится.
   - Да, уже скоро соленья придется доставать: купустку, огурчики, - сказала Малуша.
   - Был наш князь за морем, - продолжал купец, - так видел он там зимние сады, теплицы и оранжереи. Там розы зимой цвели - разве не чудо. Поспевали разные плоды. Решил князь у себя такие оранжереи построить. Сегодня у него был, сам видел. Да только нет человека, который бы это дело толком знал. Кручинится Василий - хорошая идея гибнет.
   - Ты, Елий Григорьевич, сведи меня к князю, - подумав, предложил я.
   - А что, ты разве с этим делом знаком? - удивился купец.
   - Да, с некоторых пор.
   - Ну а, к примеру, что ты мне можешь сказать такого, чтобы удивить меня и убедить князя? - серьезно спросил купец.
   - Пусть Малуша принесет любые комнатные растения, что есть в доме.
   Я отвернулся к стене и ждал.
   - Все готово, принесли, - сказала Малуша за моей спиной, голос выдавал ожидание развлечения, нетерпение, слышалось в нем и веселье.
   - Малуша, бери по очереди горшок и отставляй его от остальных.
   - Готово!
   - Так. Это легко - роза. Она растет невысокая, неприхотлива, довольна уходом. Поэтому будет радовать тебя, Малуша, цветами до самых заморозков.
   - Это, правда, просто. Пахнет на весь дом. А вот про это что скажешь?
   - Хм. Это не совсем цветок, родственница капусты, но ее в пищу не употребляют. Холодостойкая, но проживет только до первого снега.
   - Ладно, - Малуша, похоже, слегка растерялась, - а это?
   - Трогательное и нежное растение. Вы к нему прикоснулись, когда переносили, и недотрога сразу сложил свои листочки. А ты, Малуша, знаешь, что после посева семена надо пролить кипятком?
   - Правда! - изумленно воскликнула Малуша, - это мимоза стыдливая, - ну-ка, постой, я сейчас, - и она убежала к себе.
   - Удивил ты меня, Драгор, не скрою, - сказал купец, - а Малушу-то как поразил, в самое сердце, - засмеялся он, - она ж у нас цветочница, все знает про них, возится и возится со своими цветами.
   - Вот, принесла, - запыхавшись, выдохнула Малуша, - да ты повернись уж.
   Я оглядел пустой горшок заполненный землей. Попытался почувствовать жизнь внутри него. И мне это удалось.
   - Это не цветок, Малуша, так?
   Она закивала.
   - Это комнатное дерево. Вернее будет, когда вырастет. Не волнуйся, Малуша, семечко живо, просто прорастает около двух месяцев. Через несколько дней покажется росток. Во втором горшке тоже будущее деревце, только этому семени для прорастания надо четыре месяца. Значит, к первым заморозкам жди.
   - Невероятно! Эти семена я привез Малуше из-за моря, из Кафрании.
   - А я думала, что они пропали, - счастливо улыбалась Малуша.
   - Ну, так что, Елий Григорьевич, скажешь князю?
   - И что я о тебе скажу?
   - А то и скажи, что если позволит он мне заняться оранжереями, то к Рождеству будут у него на столе персики и арбузы пудовые, - уверенно ответил я.
   - Неужели справишься? - с сомнением и опаской спросил купец, - мать природу-то не обманешь, да и князь, если осерчает ...
   - Не волнуйся, Елий Григорьевич, не сомневайся. Мне природа открыла самою свою суть, - я коснулся руки в том месте, где вложил под кожу цвет папоротника, - о любом дереве, травинке - былинке я знаю все.
   - Ну что ж, завтра с утра и пойдем, - согласился купец, - но смотри, не подведи, - погрозил, - а ты, дочка?
   - А я пока Малуше по дому помогу, - сказала Мария, - да по городу пройдусь.
   - Куда это? - спросил я.
   - Да так, просто, посмотрю, - уклончиво ответила она.
  
   Утром выпал первый снег. Я люблю зиму. Особенно пасмурные дни. Тогда темно-серые тучи нависают над землей так низко, кажутся тяжелыми, готовыми вот-вот обрушиться на белоснежные поля. И вдруг - чудо. Крупные хлопья снега нескончаемым потоком медленно опускаются на землю.
   Покрытые инеем ветви деревьев, как рога диковинного оленя, легко удерживают белые барханы.
   Летом пышную зелень садов тревожили проныры воробьи. А сейчас ветер поднимает звездную пыль, чтобы посеребрить сверкающие наряды спящих деревьев.
   Подъезжая к княжеским хоромам, мы с купцом прервали беседу. Купец, наверное, волновался. Ведь придется поручиться.
   Князь Василий был занят работой: вырезал морозные узоры на шкатулке. Он был высокий, широкоплечий. Рыжеватые усы, на макушки наметилась проплешинка. Морщинки лучиками в уголках глаз и вокруг крупного рта - значит, веселый человек.
   Купец поклонился:
   - Вот, князь Василий Андреич, я нашел человека, который сможет в твоем новом деле помочь.
   - Кто такой? - поднял бровь князь.
   - Драгор, - чуть склонил голову я.
   - Молод больно, - оглядел меня князь, - у меня старые опытные садовники не справились.
   - Василий Андреич, у него особое умение, - сказал купец, - талант, можно сказать. Если доверишь ему оранжереи - не пожалеешь.
   - Позволь князь показать.
   - Ему и заморские деревья знакомы.
   - Хорошо, - внимательно посмотрел на меня князь, - на неделю допускаю, а там посмотрим.
  
   Тепличное хозяйство князя было велико. Больше десятка широких, длинных помещений с окончинами, заполненными слюдой, выходящими на юг, в каждом - печь. Окончены где прямые, то есть встроенные в стену, а где и с "переломом", иначе говоря, составляли часть крыши. Каждая окончина имела ставни, чтобы закрыть при жарком солнце или в зимнюю стужу.
   Дымовые трубы печей располагались под землей, в обвод всей оранжереи, согревая грунт и воздух. Печь располагалась в центре теплицы.
   Старшим в теплице был сухой желчный старик Никодим. С подозрением и неприязнью он оглядел меня, не ответив на приветствие. Остальные работники были улыбчивые, простые крестьяне. Никита, парень примерно моих лет сразу мне понравился. И его брат близнец - Захар. Они поначалу осторожничали со мной, кланялись.
   - Да перестаньте вы, я ж не князь и не купец.
   Никита хмыкнул:
   - Что не купец - это точно, повидал я этого брата, все хитрющие, так и норовят последнюю рубаху с тебя стащить, а потом ее тебе же и продать втридорога.
   Эти два толковых парня стали моей правой и левой рукой на время моего испытательного срока и дальше.
   Для начала я осмотрел весь семенной и посадочный материал. Меня не удивлял мой огромный запас знаний о выращивании растений. Это были не чьи-то заемные, а мои собственные знания, словно годами накопленный опыт. Взглянув на растения, я легко понимал, чего им не хватает. Я стал понимать Язык растений, и мне нравилось это.
   Осмотрев теплицы, я понял, что кроме печей необходим еще и грунтовой подогрев.
   - Никита, есть у вас тут кожевенный завод?
   - Как не быть, на другом конце города, - с готовностью ответил он.
   - С князем переговорю - поедешь с подводами за корьем. Они кожи дубят в древесной коре, вот эти отходы и надо прикупить.
   Крестьянам велел копать рвы в каждой теплице по всей длине, старшим оставил Захара. А сам с Никитой пошел к князю.
   Он принял нас сразу, выслушал меня.
   - Ну что ж, идея хорошая, молодец, - похвалил он, - берите подводы и деньги, Самсон выдаст.
   Никита, гордый важностью поручения, вышел. Купили корье за гроши, заводчик все удивлялся, зачем нам отходы.
  
   Моя задумка быстро выполнялась. Благо народу в теплице нагнали много.
   Рвы выкопали глубиной в полтора аршина (чуть больше метра) и шириной в три аршина (более двух метров) и больше. Дно рва и стены вымостили камнем. Рвы заполнили кожевенной корою.
   Князь присутствовал при закладке.
   - Кора от гниения сильно нагревается, грунт в теплице будет теплым месяцев на пять - шесть - объяснил я ему, - вдвое дольше, чем обогрев конским навозом.
   - Сгорит теплица,- поморщился стоявший рядом Никодим, - пропадет все княже.
   Князь отмахнулся от него как от надоедливой мухи.
   - Молодец, Драгор, хорошо придумал. Теперь не осрамись. Чтобы к Рождеству персики на столе были.
  
   Князь часто наведывался ко мне в теплицу. Скоро я узнал его лучше. Это был добрый и мудрый правитель, заботящийся о своих подданных. Еда на столе слуг в его доме мало чем отличалась от княжеской. Он бывал строг и горяч, но всегда старался быть справедливым, до всего доходил своим умом, во все вникал, но не считал зазорным выслушать совет.
   Князь любил резьбу по дереву, был хорошим мастером. Имея торговые связи за границей, стремился прививать на своей вотчине то, что нравилось ему за морем. Князя я уважал. Простые люди видели в нем старейшину, посредника между людьми и Богом. И это накладывало на него определенные обязательства.
   Неделя давно прошла. Я пропадал в теплице сутками, работал сам и людям покоя не давал. Никита и Захар с готовностью мне помогали во всем. Никодим ходил следом, с ревностью поглядывая, что-то бубнил себе под нос.
   Ночевать я оставался в доме у князя, в той половине, что для слуг.
   В теплице у меня стали появляться гости: княгиня Ольга, статная и красивая, в сопровождении князя Василия, с ними старая княгиня, мать Василия, Аглая. Была княжна Катерина, двенадцатилетняя девочка с ясными синими глазами, как у матери, княжич Алексей, девятилетний шустрый мальчуган.
   Иногда старая княгиня приходила и одна. Тогда особенно бросались в глаза ее высокомерие и брезгливость по отношению к людям. Ни на кого не взглянет, никому не улыбнется. Зато нос сунет в каждую дырку, всегда найдет к чему придраться, даст указания. Мы выслушиваем ее нелепые приказы, но и только.
   Потом я с удивлением заметил, что с молодой княгиней и ее детьми Аглая ведет себя неласково. На княжну и княжича смотрит с раздражением, об Ольге в присутствии Василия старается выразиться нелестно, словно опорочить пытается в глазах мужа, пытается перехватить внимание сына и оттеснить невестку, словно соперничая с нею. Какая неприятная бабка. Князь, вроде бы не очень прислушивается к ней, а там, кто его знает.
   Приходил и купец Елий с Марией. Она жила в его доме как дочь. Похорошела, одежды стала носить богатые.
   Мы гуляли с ней между рядами подрастающих апельсиновых и персиковых деревьев.
   - Как тебе живется у купца? - спросил я.
   - Как в родном доме, Елий очень добрый и заботливый. Отказа мне ни в чем нет. И я их всех полюбила: и Елия Григорьевича, и Малушу с Прокопом. Забочусь о них, лечу травами, уже ведь не молодые, - вздохнула она, - нашла старика знахаря, о котором мне когда-то наставница рассказывала. Надо бы тебе тоже с ним встретиться, он много чего знает, мудрый старик. А у тебя, я вижу, все тоже хорошо. Красоту такую вырастил. Вот ведь какую тайну тебе цвет открыл.
   - Да только не будут на столе у князя персики к Рождеству. Не успеют. Времени мало.
   - Елий Григорьевич говорил, что князь сильно тобой доволен. Простит, да может он и забыл про твои слова.
   - Сам-то я не забыл, раз обещал - надо выполнять. Есть у меня одна задумка.
   Мария обеспокоенно заглянула в мои глаза:
   - Ты только будь осторожен, если заподозрит кто или узнает - беды не миновать...
  
   Каждую ночь я стал наведываться в теплицы. И деревца, получая живую энергию, быстро пошли в рост и зацвели.
   Работники диву давались, чудо да и только. Только Никодим все вынюхивал да высматривал. Но я не обращал на него внимания. Скоро Рождество. Настроение у меня было приподнятое. Дни летели. У меня все получалось. В теплице к празднику будут и персики, и апельсины, и лимоны, и груши, и сливы, и арбузы, и дыни, и даже заморские плоды ананасы. Разная витаминная зелень давно была на столе не только у князя, но и у слуг.
   Ночью я, как обычно, вышел из дому. Холодно. Мороз крепкий. Снег скрепит под ногами. Месяц светит ясно, все видно. Ворота крепко заперты. По ночам бродят толи лихие люди, толи какие-то призраки. Оконницы теплиц белым - белы. Внутри тепло. Бушует пышная зелень. Прямо лето. Только что птицы не поют. Находясь среди своих питомцев, я всегда чувствовал прилив сил. Словно не только я давал им свою заботу и труд днем, а по ночам живую силу с помощью магии, но и они тоже делились со мной чем-то. Я чувствовал себя абсолютно здоровым. Мне было спокойно.
   Даже от спящих деревьев в занесенном снегом саду я чувствовал едва ощутимый отклик. Это было признание меня старшим и главным, обещание верности и преданности. Я вошел в теплицу и почувствовал, словно множество рук ласково коснулись меня, приветствуя. Я подумал о своих питомцах с нежностью, они это тоже почувствовали.
   Воздух в теплице был чистым, свежим. Режим проветривания я установил очень жесткий, так как излишнее тепло вредило растениям. Проветривали обычно лишь после ненастья, когда скапливался "дурной" воздух.
   Сосредоточившись, я объединил в кольцо энергопотоки растений и свой. Я не чувствовал слабости и истощения, питая их своей энергией. Наша связь была для меня не обременительной. Наоборот, отдавая свою силу, я одновременно чувствовал, что сам становлюсь сильнее.
   Неожиданно в голове зазвенело, словно комар. Опасность. Позади меня засветилась свеча. Я оглянулся. Это князь Василий, брови сурово сдвинуты. Рядом Никодим, зло стреляет глазами:
   - Вот, князь Василий Андреевич, я же говорил, колдуна ты пригрел. На костер его! Из-за него все, из-за колдуна проклятого.
   - Погоди, - отмахнулся от него Василий, - посмотрел мне в глаза пристально, - а ты, пойдем со мной, - велел он по - княжески строго.
   Никодим потащился следом, но князь закрыл дверь перед ним.
   - Ну что, Драгор, теперь расскажи мне все, - сказал он, поставив свечу на стол и тяжело опустившись на узорную лавку, - признайся, колдуешь?
   Я сел напротив. Это был второй человек, после Марии, которому я рассказал свою история от начала до конца.
   Василий помолчал, переваривая услышанное.
   - Но я тебе, Драгор, верю и доверяю, и, пожалуй, еще одну службу поручу. Ты уже, конечно, знаешь, что по ночам в нашем городе на улицу не выходят даже воры и любовники. Призраки у нас бродят, мертвецы, особенно часто появляются при непогоде. Бывало, и людей уводят с собой, исчезают внезапно. Я с дружиной сам не раз пытался их извести. Но они даже не показывались. Словно ищут кого. Возьмешься за это дело? - спросил князь, - приказывать не могу и не буду.
   - Возьмусь, Василий Андреевич.
   - Я так и думал, спасибо, Драгор, - князь невесело улыбнулся, - возьмешь себе в помощь дружинников пятнадцать человек.
   - Да ни к чему мне помощники в таком деле, я ...
   - Не спорь, - отрезал князь, - и уже мягче, - так надежнее, завтра сам отберу тебе людей.
  
   Рано утром меня позвали в большую палату. Дружинники были уже там. Все высокие, примерно моего роста, широкие в плечах. Одеты чисто. Князь хорошо содержал дружину.
   Вошел князь. Все поклонились. Князь пригласил всех сесть.
   - Собрал я вас, мои храбрые дружинники, чтобы поручить вам важное и опасное дело. Руководить вами будет Драгор. Слушать его команды во всем, выполнять беспрекословно и быстро. Город надо от напасти спасти.
   Дружинники переглянулись. Все поняли, о чем ведет речь князь.
   - Отныне вы освобождены от всех забот и обязанностей. Задача у вас теперь одна. Ну вот, Драгор, принимай дружину.
   Все посмотрели на меня ожидающе.
   - Для начала я с вами познакомлюсь. Вы по одному должны подходить ко мне и называть свое имя. Вот ты первый, - я подозвал черноглазого молодца.
   - Михаил, - громко представился он.
   Я вгляделся ему в глаза и установил ментальную связь. Теперь я буду знать всегда, где он находится, смогу слышать его мысли и посылать ему свои.
   По очереди подошли Андрей, Игнат, Дмитрий, Григорий, Федор и остальные.
   Закончив, я им сказал:
   - Мы будем каждую ночь патрулировать город тремя группами по пять человек. С одной из групп буду я. Если увидите нечисть или призрака - ничего не предпринимаете, а просто зовете меня, мысленно. Понятно?
   Дружинники удивились, но ничего не стали спрашивать. Дисциплина. Да и сами, наверное, кое о чем догадались.
  
   К ночи разыгралась непогода. Вьюга. Мороз был крепок, да еще и ветер. Ледяная крошка засыпала глаза. Пятеро дружинников со мной обходили намеченные улицы, надеясь увидеть, наконец, этих призраков. И они появились. Двое. Не прозрачные бестелесные, а вполне, кажется, осязаемые фигуры в черном материализовались перед нами. Они не двигались некоторое время. Я мысленно послал приказ дружинникам замереть, а сам стал произносить молитву, стараясь перекричать завывание вьюги:
   - Да воскреснет Бог, и расточатся врази Его ...
   Призраки всколыхнулись и понеслись на нас, как черный вихрь, остановившись перед нами, страшно заглянули в глаза. Холод проник внутрь через глаза, с дыханием, волосы от ужаса встали дыбом.
   Я орал молитвы, упрямо, по - бычьи наклонив голову. Раздался адский хохот и стих. Призраки пропали. А вьюга выла, как стая голодных волков.
   - Справились?! Драгор? - подошли ко мне дружинники.
   - Пока нет, только прогнали. Идем дальше.
   Не успели пройти и десяти шагов, как я услышал голос Дмитрия:
   "Скорей сюда, Драгор, оно здесь!"
   - Продолжайте патрулирование, - приказал я дружинникам и скрылся за углом.
   Группа Дмитрия была слишком далеко, не успею. В теле зверя быстрее! А в голове не переставал биться голос Дмитрия:
   "Драгор! Быстрее!"
   Ужас впился когтями в сердце!
   Дружинники стояли спиной к спине, обнажив мечи. Четверо. Пятый лежал ничком, кровь на снегу.
   Черный вихрь вращался вокруг них, срывая куски одежды и плоти когтями или ножами с огромной скоростью. Дружинники тщетно пытались защититься.
   Голый, по колено в снегу, срывающимся голосом я снова стал громко читать слова главной защитной молитвы:
   - Да воскреснет Бог! ...
   Вихрь остановился. Трое приблизились ко мне. Их фигуры стали расплываться и пропали. И опять этот ужасающий хохот.
   Дружинники подбежали ко мне. Не обращая внимания на свои раны стали снимать с себя теплую одежду. Но я уже вынимал из сугроба в стороне свою, новую. Спасибо вам, скрытники!
   Михаил, тот черноглазый парень, был мертв.
   - Мы никого сначала не встретили, повернули назад. Смотрим - три мужика идут. Велели остановиться - словно не слышат, идут. Михаил стукнул одного по плечу. А тот как развернется. А лица нет! Скелет! Оскалился, рычит, взмахнул рукой - Михаил упал, как подкошенный. А потом все втроем на нас набросились. Тут ты подоспел.
  
   Днем всем полагалось спать. Но потрясение было так велико, что успокоиться стоило большого труда, хоть парни были не робкого десятка. Потеряли товарища ... Я не успел. Так и уснул с горечью в сердце.
  
   К вечеру собрались все за столом. Это был и ужин, и совет.
   Оказывается, призраков видели и три остальные группы, но вдалеке и контакта не было.
   Третья группа видела высокую женщину в белом. Четвертая и пятая - неясные расплывчатые фигуры.
   Посмотрели на хождения групп по карте, сверили направление.
   А ведь все призраки двигались по направлению к княжеским хоромам, - осенило меня.
   - Проверь еще, - князь, который сидел с нами за одним столом привстал и тоже склонился за картой, - странно.
   - Всем сегодня надеть под тулупы кольчуги, - распорядился я.
   - Береженого бог бережет, - согласились они и разошлись.
   Мы с князем задержались.
   - Василий Андреевич, - осторожно начал я, - может быть, я чего-то не знаю?
   - Ходили слухи, - вздохнув, неохотно начал князь, что та женщина в белом похожа на любовницу моего отца. Отца уж двадцать лет как схоронил. Да и не верю я в это, - тряхнул он головой.
   Но следующие несколько ночей призраки все так же упорно двигались к дому князя.
  
   В доме купца Елия я уже давно не был. Меня встретили с искренней радостью, усадили обедать. Стали выспрашивать. Мария глаз не отрывала, старалась ни слова не пропустить из моего рассказа.
   - А ведь правда, - вздохнула Малуша, - была у старого князя полюбовница. Красивая женщина, звали Анной. Любила она его крепко, рассказывали люди. Встречались они тайно. Князь поселил ее где-то на окраине. Да потом пропала она, князь долго убивался, потом смирился, сынок Василий подрастал, в заботе нуждался.
   - Если это призрак Анны, то надо молитву "Об умершем без покаяния" читать, да в церкви панихиду отслужить.
   - Чего же хочет призрак Анны, почему так настойчиво идет к дому князя и ведет остальных, - вслух думал я.
   - Не нужно ничего выяснять,- испугалась Мария, - просто пусть заупокойную закажут в церкви по Анне, не ходи туда больше!
   Так тепло стало на сердце, словно солнышко согрело...
  
   В ночь за ворота княжеской усадьбы вышел я один. Дружинники не посмели ослушаться. Князь не стал спорить. Всем велено было не выходить ни при каких обстоятельствах и закрыть ставни.
   Я отошел немного и стал ждать. Холода пока не чувствовал, хотя мело похлеще, чем в прошлые ночи. Ветер гнал тяжелые снеговые тучи. Их движение угадывалось по мерцанию звезд. Белый снег под ногами, черное небо, мир словно перевернулся, поставив все с ног на голову. Я напряженно вглядывался в темноту, готовый немедленно среагировать. Их все не было. Может, зря я тут мерзну. Похлопал себя по плечам, потер лицо.
   И тут я их увидел. Много. Кто сказал, что есть не знающие страха? Нет таких. Всему живому свойственно испытывать страх потерять самое дорогое - жизнь. Так вот, мне было страшно и жутко. Призраки приближались. Я не двигался. Они, взяв меня в полукольцо, тоже остановились и не сводили с меня неживых глаз.
   Вдруг вперед выплыл силуэт женщины. Белые одежды колыхались не от ветра, а сами по себе. Черные волосы разметались. Лица не видно. Сохранил ли призрак красоту Анны? Не касаясь высоких сугробов, призрак двинулся к дому князя, протягивая руки, что-то шепча невнятно.
   - Анна, - прошептал я одними губами, - Анна! - позвал уже громко.
   Призрак остановился.
   - Анна! Я пришел помочь тебе! Расскажи мне! Я тебе помогу!
   Анна приблизилась ко мне. Она была красива. Правильные благородные черты. Только глаза затуманены то ли безумием, то ли болью.
   - Ты мне поможешь? - ее голос был высоким, полным страдания.
   - Я помогу тебе, Анна, доверься мне и расскажи все!
   - Она отняла моего сыночка... Я хочу его увидеть...Я не могу попасть в дом...Я так долго его не видела...Она забрала его, а меня задушили и бросили в реку... Помоги мне...
   - Кто отнял твоего сына?
   Анна молчала, прижав руки к груди.
   - Кто она? Кто тебя убил? - я боялся, что призрак Анны исчезнет, не успев раскрыть свою тайну.
   - Ее ребенок умер, она отняла моего, а меня убила...А я ведь не хотела им мешать...
   Ее голос становился все тише.
   - Кто тебя убил, Анна?! Кто она?
   Призрак стал исчезать, заколыхался сильнее. Анна, протянув ко мне руки, прошептала:
   - Это Аглая...Аглая...Помоги же мне! - и она, и остальные призраки исчезли.
   Я похолодел, осознав услышанное. Выходит, Анна - родная мать князя, а Аглая - убийца! И как сказать об этом князю?
   Возвратился в дом с тяжелым сердцем. Князь, видя, что со мной что-то неладное, велел не донимать меня вопросами и оставить одного.
  
   Наутро я был в порядке. Сказал Василию, что по Анне нужно срочно отслужить панихиду. Князь немедленно распорядился. Все домашние, дружинники и я тоже, пошли в церковь.
   Метель, что не прекращалась несколько дней, утихла. Стало теплее. Тяжелые тучи остановились и грозили опуститься на город. Я поглядывал на Аглаю. Живет, как ни в чем не бывало со своей виной.
   Церковь стояла на вершине холма, в окружении садов. Рядом раскинулась березовая роща. Белые каменные стены словно светились на сумрачном небе. Золотые купола, строгие и величественные, пронзали серые тучи и, казалось, парили над землей.
  
   По окончании службы, я с тяжелым сердцем вышел из церкви. Надо, наконец, сказать все князю. Пусть сам все решает. Скажу, как домой вернемся.
   Вдруг поднялся ветер, тучи потемнели, прямо над нами блеснула молния, и раскатистым басом грянул гром. Люди зашептались, притихли. Потом кто-то вскрикнул, все расступились. На снегу лежала распростертая Аглая. Все-таки не избежала она своей кары. Поистине, божий суд...
   Князю я рассказал всю правду. Он слушал, склонив голову, не перебивал. Мне были понятны его чувства. Я тихо встал и вышел, ему сейчас надо побыть одному.
   Но через несколько часов князь позвал меня к себе. Я был готов к трудному разговору, но князь заговорил не о том. Казалось, он уже оправился от потрясения.
   - Дмитрий берлогу в лесу видел, пойдешь?
   - Конечно, князь. Когда?
   - Вот, прямо завтра и пойдем. Приготовься. Дмитрий поможет.
  
   День выдался тихий, мороз небольшой. Мы быстро шли на лыжах втроем: князь Василий, Дмитрий и я. Дмитрий вел трех зверовых собак - лаек.
   Небо было сплошь покрыто беловатыми, будто над самым лесом повисшими облаками. Проснувшись и выбравшись из снежных тайников, тетерева полетели кормиться на березы и осины, или на ягодники.
   Ночью шел снег, мела поземка. По пороше, как по книге, можно читать следы. Вот заяц пробежал, каждый ноготок лапы зверя ясно виден на снегу. Под кустом лежал, потом его кто-то вспугнул, и побежал косой петли нарезать. Ага, вот и волчий след. Он представляет более прямую линию, чем, например лисий.
   Дмитрий поднял левую руку. Значит, пришли. Берлога была под вывороченной с корнем елью. Ее чело обращено, как и всегда, на восток. Медведь, как рассказал мне Дмитрий, выскочив из берлоги, направляется вбок, к югу. Поэтому, мы очень тихо и осторожно заняли свои места с юго-восточной стороны. Князь - по центру, мы с Дмитрием - по бокам, немного позади. Князь приготовил рогатину. Все сняли лыжи, обмяли снег, почти до земли, чтобы тверже стоять на ногах, приготовили луки. И Дмитрий спустил собак.
   Лайки подбежали прямо к челу берлоги, ощетинившись и поджав хвосты, подняли злобный лай. Медведь из своего логова ответил грозным ревом, высунул часть головы и снова спрятался. Молодая собака подскочила ближе ко входу. В этот же миг медведь быстрым движением лапы схватил ее. Остальные собаки отскочили. Молодая уже была мертва. Медведь тут же чрезвычайно быстро выскочил из берлоги и бросился на раздразнивших его собак. Оставшиеся в живых лайки были опытнее и заметили, что медведь собирается покинуть свое логово, ловко увернулись и стремительно бросились в стороны, хватая его за ноги.
   Это был самый удобный момент, чтобы пустить стрелу прямо в грудь. Князь был готов. Но медведь, опустив голову к земле и заслоняя грудь, побежал прямо на меня.
   Если честно, я испугался, но знал, что если не справлюсь с этим, то непременно попаду к медведю в лапы. Я перестал чувствовать свое тело и словно на миг отрешился от происходящего. Вот я выхватываю нож, падаю на спину и распарываю наседающему зверю брюхо. Потом, как в тумане, вижу подбежавших товарищей, они что-то кричат, я не слышу.
  
   Потом, когда мы уже в тепле у печи сидели втроем, ели свежатину, пили то, к чему у кого душа склонилась, князь мне объяснил:
   - Тебя спасло то, что ты догадался упасть. На лежащего человека медведь никогда не бросается так злобно, как на стоящего, у которого почти всегда сначала вышибает кинжал, а затем сшибает лапами его самого.
   - Вообще, медведь редко пускает в ход зубы, а больше действует когтями, - добавил Дмитрий.
   - И к убитому медведю надо подходить с большой осторожностью. Если уши прижаты, значит, он еще живой.
   Закончился день, незаметно за окнами стемнело. Спал я, как убитый, без сновидений, тревог. Порой усталость и потрясения помогают прийти в себя, это я о князе.
  
   Наступило Рождество.
   Я прохаживался по двору, с удовольствием вдыхая морозный воздух. Все вокруг весело суетились. И мне было легко на душе. Уютно и радостно среди этих людей. Я здесь стал своим. Проходя мимо конюшни, заинтересовался шумом. Степан, конюх, здоровенный детина, бил сына, а мужики пытались его удержать. Раз - в ухо, сын отлетел, лицом в кучу навоза, отплевывается:
   - За что, батя? Не надо!
   - Не позорь отца! - и опять в ухо - раз!
   Мужики повисли у него на руках:
   - Да ты чего, Степан, уймись, прибьешь же.
   - Пусть не позорит отца, - набычился Степан и снова тянется ухватить сына за шкирку.
   А тот голову в плечи втянул, скулит, слезы и грязь по лицу размазывает:
   - За что, батя, за что?
   - Не порти мою репутацию, сукин сын. Мы всю жизнь рога наставляли, а не нам. А ты - рогоносец! - и вырывается из рук мужиков.
   Четверо еле сдерживают, а сын хлипок, кривоног.
   - Привел в дом ш.....!
   - Не надо, батя!
   Степан, наконец, немного успокоился, отдышался. Краснота сошла с лица и гнев поутих.
   - Пошел вон, дома поговорим и с тобой, и с твоей Иринкой.
  
   Люди разошлись по своим делам. Праздничное настроение не испортилось. Я отряхнул сапоги от снега и зашел в дом. Здесь тоже все суетились. Накрывали столы расписными скатертями, витали соблазнительные запахи кушаний.
   Работники теплиц торжественно подавали на столы персики, сливы, вишни, абрикосы, апельсины. Часть отнесли в людскую и дружинникам. Меня князь позвал за свой стол.
   Здесь была вся его семья.
   - Ну, вот ты и порадовал нас, Драгор, как и обещал, спасибо тебе. За все спасибо.
   Я склонил голову, почему-то мне не хотелось встречаться с князем глазами, видеть в глазах сильного человека боль.
   - А это что? - показала пальчиком Катерина.
   - Это ананас, - ответил я, - теперь ты такими круглый год будешь лакомиться.
   Аромат и вкус ананаса был непередаваем, кисло-сладкая сочная мякоть, персики нежны... Словно за окном не трескучие морозы, а теплая и щедрая осень.
   Княгиня улыбалась, глядя на детей. А они уже сидеть не могли, животы мешали.
   - Порадовал ты мою семью, Драгор. Давно я такого смеха беззаботного не слышал в своем доме, - вдруг князь стал очень серьезен, словно вспомнил о чем-то, погрустнел, глаза, только что лучившиеся весельем, потускнели.
   - Тебя что-то еще тревожит, князь?
   - Да по всем приметам год этот будет неурожайным. Помнишь гром? На снежную землю. Верная примета.
   - Значит, ждать весенних заморозков или летней засухи...
   - Или лето будет холодное и дождливое, все равно один исход - голод, - сказал князь.
   - Но, может быть, и обойдется.
   Князь поднял на меня глаза, в них вопрос невысказанный и надежда.
   - Ну, для начала надо семена посмотреть, подготовить, - сказал я.
  
   Обсудив все тонкости дела с князем и старейшинами, я понял, что наряду с неблагоприятными природными условиями, бедными почвами, заболоченностью, земледелие здесь было организовано слабо, непродуманно.
   Чтобы подстраховаться, решили посеять яровую рожь. Если озимые всходы погибнут от червя, то опять же озимая рожь подстрахует. Яровая рожь может использоваться и как крупяная культура, хоть ее зерна и меньше.
   Овес неприхотлив. Решили еще яровой сеять. Растет и на плохих, безнавозных землях, требует минимальной обработки. Для посева требует меньше земли из-за необычайной густоты посева. Пашню под овес пашут и боронят лишь один раз. В крупах он лучше и прочнее всякого хлеба.
   Вторая после овса культура со сравнительно надежной урожайностью- ячмень. Тоже решили посеять яровой. Лучшая урожайность ячменя на унавоженных землях.
   Кроме того, еще зимой решили организовать очистку от лесов и лугов земли, и пораньше посеять на ней пшеницу - льдянку.
   Какова почва - такова и пахота. А чем пахать? Что лучше: соха или косуля? При вспашке косулей захват земли в полтора раза шире, чем при вспашке сохой. Поэтому маршрут вспашки участка размером в десятину сокращается до расстояния 30-35 км. Крестьянин при этом управляет не одной, а двумя лошадьми, и нужен помощник. Сама косуля весит два пуда. Тяга двух лошадей повышает скорость пахоты, и в итоге крестьянин пашет быстрее, чем сохой. Косули решили использовать на тяжелых почвах, при подъеме целины и залежи.
   Боронили деревянными боронами. Железные наконечники - большая редкость. Поэтому, князь привлек кузнецов.
   Кроме того, с подачи Марии, к работам в поле стали привлекать на добровольной основе городских беспризорных, бездомных и безработных. Никто не отказывался. Князь велел построить для них крепкие, теплые бараки, одел, хорошо кормил и даже платил. Работы хватало на всех: вывозка из скотных дворов навоза и разбрасывание его по полям, вспашка, боронование, сев. Впереди жатва, возка снопов, скирдование, обмолот.
   Посеяли яровую гречу и горох. Они очень неприхотливые. Вспахали один раз и посеяли после всех остальных яровых культур под борону.
   Яровые поля, бывшие до этого под гречихой, засеяли рожью. Земли бедные, а греча улучшает почву. Поэтому на рожь надежда была особая.
   Под гречиху были отведены большие площади. Но вдалеке от лугов. Значит, не будет хватать природных опылителей - пчел. Надо разводить пчел возле посевов. Эта задача была поставлена князем бортникам.
   Мы организовали работы по вырубке леса, выжигали пашню. Лес при этом не сводили, так как он был двусотлетний строевой бор. Очищали его от кустарников, с больших деревьев обдирали кору, и они засыхали, сев шел прямо по выжженной почве, на которой находилось столько угольев, мха, хвороста и пепла, сколько нужно было для прикрытия семян, которые загребали граблями.
   Перед началом основных работ князь, разослал посыльных по деревням с приказом старостам явиться в назначенный день. Беседу о новых способах земледелия, естественно поручил провести мне. Не скажу, что это было легко. Мужики упорно не желали принимать новое. Стоило немалых трудов их убедить. Такое вышло убеждение - под давлением со стороны князя, который был не так терпелив.
  
   На одном таком собрании, с согласия Василия Андреевича, взяла слово Мария:
   - У наших женщин нелегкая жизнь. Они пекутся о чистоте в доме, прядут на самопрялках и на пряслице, ткут холстину и сермяжные сукна на станках, белят, валяют, красят, вяжут кружева, делают войлоки, стряпают кушанье, пекут хлебы, смотрят за домашней живностью. Выполняют кроме домашней работы ту же работу в поле, что и мужчины. С марта по июнь ткут холсты и сукна, вышивают гарусом ширинки и платки, в огородах копают, сажают овощи и помогают мужчинам в чищении лугов. В июне возят навоз и разбивают его. В июле ходят на сенокос, лен полют, потом выбирают и рожь жать начинают. В августе продолжают жнитво, выбирают и стелят лен, овец стригут. В сентябре дожинают хлеб, огородные овощи убирают, мнут и треплют лен. В октябре и ноябре помогают молотить. А вдовы еще и пашут, боронят, и сеют.
   - Согласны с тобой, дочка. Но, что же делать. Испокон веку такая женская доля.
   - Долю мы сами себе выбираем, - сказал князь, - могу предложить вам вот что. В городе организована особая полевая бригада, людей хватит помощь оказать всем деревням в горячую пору. Это даст возможность провести уборку в кратчайшие сроки и не потерять урожай. И, конечно, позволит не привлекать к уборке женщин. Вы должны заранее приготовиться к приему людей, позаботиться о жилье: или к деревенским подселять, или пустые избы подготовить, организовать питание.
   - Добро, княже, хорошее дело. А платить как им за работу?
   - Это мои люди, и платить из казны будем. Но, если осядет у вас кто на жительство, или семья принять к себе какого паренька пожелает - буду только рад.
   - Можно я еще скажу, Василий Андреевич? - спросила Мария.
   - Говори.
   - Я вот еще что предложить вам хочу. В каждой деревне есть пустые избы. Соберитесь, выберите двух-трех женщин в общественные няни, или установите очередность, это сами решайте, пусть в этот дом к ним все деревенские своих детей малых ведут. Няни будут за детьми смотреть, кормить, поить. А родители пока пусть занимаются работой. Насчет питания детей сами своей общиной решайте.
   И еще один важный вопрос. К лекарям ездить вам всем далеко, поэтому, пришлите из каждой деревни по толковой девушке, а я, как соберутся все, - стану рассказывать, как лечить травами. Купец Елий Григорьевич разрешил в своем доме организовать эту школу. Поэтому, жду ваших посланниц в самое ближайшее время.
  
   Как мы и ожидали, погода не жаловала ни весной, ни летом. Но и урожай вырастили неплохой, и убрали вовремя, без потерь. И жизнь наладилась. Мария занималась обучением девушек. Дела у них шли успешно. Виделись мы часто.
   Князь издал новые указы: о запрете варить хмельное, наказание было строгим: на определенный срок провинившегося привлекали к бесплатным работам в поле. Всем общинам было приказано разводить скот крупный и мелкий, минимальное количество голов тоже было оговорено. Указ о снижении налогов. И еще один указ, по которому семьям, родившим больше четырех детей, из казны выделялись деньги на покупку коровы. Казна регулярно стала оказывать помощь многодетным семьям. "Детей должно много рождаться, тогда княжество будет сильное и богатое, и народу жить легче станет", говорил князь.
   Все новшества прижились, народу стало легче жить. В общем, ветер перемен прямо-таки свистел в ушах.
   С князем мы еще более сблизились. Княгиня частенько приглашала меня к ним на чай, дети считали меня чуть ли не за родного дядю. Алексей подрастал, ходил с нами на поля. А Катерина днями пропадала в теплицах, так увлеклась, обо всем выспрашивала, стала помогать, многому научилась, впору других поучать.
  
  
   Мы с князем Василием, как обычно, сидели в его палате и обсуждали насущные проблемы. Но, к счастью, ничего экстренного не было. Горячая пора позади.
   - Ты мне очень помог, Драгор, спасибо тебе. От всего сердца тебя благодарю. Ты народ мой спас. А как он мне дорог, ты и сам знаешь. Верят мне люди, надеются на меня. Поэтому я за свой народ жизнь отдам. И сейчас я хочу поговорить с тобой об очень важном.
   Князь встал, подошел к украшенной узорами стене, нажал где-то в углу. Открылась потайная дверца, я никогда раньше не замечал этот тайник. Князь вынул из ниши в стене нарядный ларец. Металлические оковки покрыты позолотой, оловянными накладками. Подкладка из слюды расписана узорами.
   - В этом ларце хранится часть воинского доспеха - наруч. Его передал мне мой отец, ему - мой дед. Так, много веков передавался в нашем роду этот наруч от отца к сыну.
   Князь открыл ларец. Наруч был металлическим, широким, изготовленный для крепкой руки. Состоял он из двух створок, соединенных маленькими петлями и застежкой. Украшен затейливыми узорами, я различил изображения драконов, фигуры воинов с мечами и щитами в руках.
   - Чей это наруч?
   - Он принадлежал моему далекому предку, князю Любомиру.
   - По всему видно, великий воин был, раз память о нем так берегут.
   - Не просто память, Драгор. Князь Любомир с соратниками, разбив армию колдуна, сковали этим наручем его волю и лишили магической силы. Князю Любомиру пришлось отдать свою жизнь, иначе колдуна было не взять. Наруч сковал магические силы колдуна, но не убил его. Колдун сбежал. Долгое время о нем ничего не слышали. Но потом он объявился и нашел возможность вернуть часть своих сил. И теперь вновь поднял свою армию.
   - Это Майгерон?
   - Да, он, - ответил князь, потом пристально посмотрел мне в глаза, - ты, Драгор, избавил мой народ от многих бед, тебе я доверяю всецело. И еще. Я знаю, скоро быть войне, и хочу, чтобы во главе моего войска был ты.
   Сказать, что я был удивлен мало, я был поражен. Одно дело - руководить работами в оранжерее и в поле, бегать за призраками, а быть воеводой - совсем другое.
   - Я же не воин, и ничего не знаю о воинском искусстве.
   - Ну, во-первых, ты не один, у меня есть кое-какой опыт. Во-вторых, у нас есть совет старших дружинников. В-третьих, маг среди нас - ты, и единственный, и хороший. В-четвертых, война не завтра.
   - Я сделаю все, что в моих силах, жизни не пожалею. Клянусь.
   Князь сжал мое плечо, это было не просто дружеское пожатие, мы стали соратниками, друзьями, что плечом к плечу идут на смерть, готовыми не раздумывая отдать свою жизнь за жизнь друга.
   Разговор с князем напомнил мне о дорогих моему сердцу людях: о Ермиле, о Веренее, о Любаве... Говорят, время лечит. Конечно, это так. Но от страшной раны остается рубец, который ты чувствуешь всегда. А жизнь идет. И у меня в ней снова есть смысл. Я знаю, что есть люди, которым я нужен. Я вздохнул. А трудности... Они нужны, чтобы их преодолевать. Иначе ты не станешь сильнее...
  
   Ночью мне снились сны, точнее не сны, а обрывки сновидений проносились перед моим мысленным взором. Я метался, но не мог проснуться. Меня разбудила боль. Голова раскалывалась. Я вылил на голову кувшин воды. Лучше не стало. Голова кружилась, меня качало из стороны в сторону, почти ничего не видел. Двигался, словно в тумане. Шел, куда и зачем не думал. Я вообще перестал думать, словно сознание мое отключилось.
   Руки шарили по стене, скребли. Вдруг что-то задергалось у меня на шее, потянуло, потом резко и больно кольнуло, еще и еще. Боль разлилась по всему телу, но мысли стали яснее. Я увидел, что нахожусь в княжеской палате, у стены, в которой спрятан ларец. Потрогал грудь в том месте, где все еще немного покалывало. Кровь. А из мешочка скитников торчит наросное перо. Спасибо, отцы. От такой беды уберегли.
   Значит, Майгерон все-таки хочет наруч. Поэтому он позволил мне уйти из пещеры, и от вардов: в первый раз - указал дорогу, во второй раз - чтобы не остался в деревне навсегда. Он все рассчитал. Теперь я на месте. Он попытается моими руками вернуть себе власть и свободу. Сегодня у него не получилось завершить задуманное, но, я был уверен, что скоро он повторит попытку.
   Я, не дожидаясь утра, постучал в дверь покоев князя. Он вышел, удивленный и обеспокоенный:
   - Что случилось, Драгор?
   - Пойдем, княже, надо поговорить.
   - А до утра?
   - Нет, ждать нельзя.
   Выслушав меня, князь спросил:
   - И сам ты с этим не справишься?
   - Нет, мне нужна помощь. Поэтому, спрячь ларец пока в другое место, чтобы я не знал. И еще, мне с утра в город надо.
  
   На рассвете я был в доме у купца.
   - Давно я тебе говорила, нужно к нему сходить, - укорила меня Мария.
   Вдвоем, на княжеской коляске, мы поехали к старому знахарю, которого давно уже отыскала Мария. Он жил очень далеко. Оглядывая городские улицы, я заметил, что нищих, бездомных в городе нет. Молодец князь, всех пристроил. О верховной власти судят по уровню жизни самых низших слоев населения. У хорошего правителя люди хорошо живут.
   Дом Мирослава разительно отличался от остальных. Деревянные стены покрыты каким-то твердым составом, по цвету напоминающим мед. Окна расположены высоко, не заглянешь. Оконницы заполнены цветной слюдой. Крыша похожа на высокий колпак.
   Хозяин встретил нас у порога. Это был высокий, очень худой старик. На лице глубокие морщины, аккуратная белая борода. Твердый взгляд воина, мудрые глаза, пристальный взгляд. Можно только догадываться, сколько повидал он на своем веку. И сколько же ему лет? Я поклонился, приветствуя его.
   Мария обняла старика:
   - Здравствуйте, Мирослав.
   - Здравствуйте, - ответил он, голос у него был сильный, низкий, но мягкий, - значит, вот ты какой, Драгор. Проходите в дом, - сказал он и пошел впереди нас, немного прихрамывая.
   В доме было прохладно, несмотря на летний зной. У окна стоял стол, заставленный книгами, высокая чаша из темного металла стояла здесь же. Книги были и на длинных полках, прибитых вдоль стен, и на стульях.
   Мирослав освободил два стула для нас, сам сел у окна на стул с высокой резной спинкой.
   - Что привело тебя ко мне, Драгор? - спросил он без церемоний.
   - Помощи просить у тебя пришел, - ответил я, - помощи и совета.
   - Говори.
   - Сегодня ночью я на краткое время попал под действие чар. Они полностью меня поработили. Колдун снова попытается захватить мое сознание. Помоги мне защититься.
   - Я знаю только одного колдуна, который использовал подчинение разума. Ответь мне, что вас связывало с Майгероном? - спросил старик, пристально вглядываясь в мои глаза.
   - Колдун нашел меня в лесу. Узнав, кто он, я бежал. Майгерон убил дорогих мне людей. Сейчас он представляет угрозу для этого княжества. Находясь во власти колдуна, я невольно могу стать орудием в его руках.
   - Понятно, значит, Майгерон избрал тебя. Мне нужна твоя кровь, - он решительно встал, взял со стола чашу, провел над нею рукой. Протянул ее мне. В чаше была густая янтарная жидкость.
   - Немного крови, - Мирослав сделал неглубокий разрез на моей ладони.
   Как только алая струйка коснулась янтарной жидкости, она словно закипела, медленно меняя цвет.
   Мирослав склонился над чашей, нахмурив брови и вглядываясь во что-то нам неведомое. Вот жидкость стала белой, потом красной, как кровь, и, наконец, почернела. Затем медленно приняла свой первоначальный янтарный цвет.
   Мирослав убрал чашу, вздохнул, отер пот со лба. Мы терпеливо ждали.
   - Вот что, Драгор, - старик явно был огорчен, - видел я твое прошлое, настоящее и будущее. Прошлое твое туманно. Много горя было у тебя, сынок, но ты все выдержал и стал сильным. Сильнее меня. Да, Драгор. Ты имеешь власть над растениями, понимаешь их язык. Ты можешь превращаться в сильного зверя. У тебя есть власть над всеми зверями и птицами. Ты этого не знал? Сейчас ты в самом центре борьбы Добра со Злом. На тебя устремлены взгляды и надежды людей. И ты готов приложить все свои силы, знания и умения, чтобы победило Добро. Ты поведешь народ на битву со Злом. Это будет твой последний бой.
   Это было неожиданно, но, кажется, я уже научился стойко переносить любые удары судьбы. А может быть, перестал дорожить жизнью? Нет. Но так просто я ее не отдам. Мария сидела с глазами, полными слез.
   - В твоей крови я увидел чужую кровь, это кровь Майгерона. Обычно такая связь неразрывна, по крайней мере, я не знаю, как ее разорвать. Но сила, которая в тебе появилась, она растет, и понемногу связь начала разрываться. Еще немного, и ты будешь свободен. Но нужно время. Я дам тебе защиту, она даст тебе это время. Майгерон не сможет тебя чувствовать и управлять тобой, пока она у тебя.
   - Это амулет? - спросил я.
   - Не совсем, - усмехнулся Мирослав.
   Он снял с пальца перстень, нажал на крупный красный камень. И он раскрылся наподобие цветка. Мирослав взял мою левую руку и приложил мерцающий цветок к запястью. Словно раскаленное железо впечаталось в кожу. Старик убрал перстень. Печать в виде пяти заостренных лепестков, четкая, яркая, горела у меня на запястье.
   - Эту защиту ты не потеряешь. Печать исчезнет, когда твоя сила выжжет всю кровь Майгерона.
   - Спасибо, отец, - я опустил рукав.
   - Погоди, сядь. Я должен тебе рассказать. Несколько веков назад разразилась страшная война. Пролились реки крови. Многие города и деревни были стерты с лица земли. Правил тогда князь Любомир. Это был сильный и отважный воин. Он собрал армию и повел ее против армии нечисти. Три волшебника пришли на помощь Любомиру. Ими был найден древний артефакт, способный лишить силы любого чародея. Но платой за это должна быть человеческая жизнь, отданная добровольно. Издавна считалось, что кровь, пролитая человеком по своей воле, обладала огромной силой, считалась могущественным лекарством для тяжело больных, а так же талисманом, способным отвести оружие врага. Волшебники с большим трудом активировали артефакт, но проснувшись, он вызвал смерч огромной разрушительной силы. Это был ад на земле. Смерч вырывал с корнями деревья. Лошади, люди, - все пропадало в его ненасытной утробе. Но ему все было мало - он хотел жертвенной крови. И тогда князь Любомир вспорол себе вены и шагнул в самый центр воронки. Жертва его не была напрасной. Колдун лишился силы в то самое мгновение, когда использовал чары. Майгерон, ты уже понял, что это был он, не был беспечен. Он, предвидя ловушку, побеспокоился об отступлении и, вероятно, с помощью артефакта, исчез.
   Вызванный проснувшимся артефактом смерч разметал тела двух волшебников так, что их не смогли даже похоронить. Третьего волшебника сильно покалечило, он едва выжил.
   Я помню, как радовались люди наступившему миру...
   - Мирослав, - тихо спросил я, - ты и есть тот третий волшебник, оставшийся в живых?
   - Да, я единственный, оставшийся в живых и единственный, кто может тебе рассказать о Майгероне.
   Он родился неподалеку, в деревне под названием Рыбачья. Мальчик был третьим ребенком в многодетной семье рыбака. Жили они очень бедно, прокормить ораву из одиннадцати детей непросто. Отцу приходилось в любую погоду выходить в море и забрасывать старые рваные сети, мать ткала, пряла, шила на продажу. Но, несмотря на все усилия, вырваться из нищеты не получалось. Старшие братья подались в работники. Однажды отец сильно простудился во время шторма и вскоре умер. Майгерону пришлось выходить в море одному. Он никогда не отдалялся от берега, ходил вдоль скал, но всегда возвращался с уловом. Но от нищеты это по- прежнему не спасало. Мальчик все чаще выходил в море, надолго, и рыбу домой не приносил.
   Неожиданно умерли две его младшие сестренки, потом один за другим - остальные братья и сестры. Потом тяжело заболела мать. Перед смертью она позвала священника. В бреду больная говорила, что Майгерона, ее сына, вселился дьявол, он убил всех ее детей. Люди подумали, что у нее помутился рассудок, ничего не предприняли. Только перешептывались.
   Майгерон тогда надолго пропал. Вернулся через несколько лет. Люди его не сразу узнали. Он возмужал, во взгляде появилась уверенность, твердость, что-то угрожающее, пугающее и отталкивающее. Он вернулся в дом своего отца. Ни с кем не говорил, редко выходил из дома. Да и люди его сторонились.
   Только когда в одну ночь умерли все жители Рыбачьего, пронеслась весть, что появился страшный и очень сильный колдун.
   Остальное тебе уже известно, сынок.
   - Значит, Майгерон не обладал волшебным даром от рождения, - произнес я, - а приобрел его, неизвестно как и где.
   - Да. И магия, которую он постиг, была неизвестна в нашем княжестве, да и в соседних. Майгерон убивал людей сотнями, тысячами, словно хотел уничтожить всех. Сам он был очень силен, но не слишком быстр. Поэтому он поднял войско. Мертвецы, варды. Тысячи волков перестали существовать, превратившись в свирепых вардов.
   У старика "горело" лицо, рассказывая, он погрузился в воспоминания, и словно пережил все заново. Мне стало жаль Мирослава, я понял, что воспоминания гнетут его, не дают покоя.
   Я отвез Марию в дом купца и возвратился в княжеский дом. И все думал и думал. Мне обязательно нужно побывать там, где прошло детство Майгерона.
  
   На следующее утро я был на побережье Жемчужного моря. От деревни Рыбачьей не осталось и следа. Люди не захотели восстанавливать ее. Страшное место, жуткая трагедия.
   Зеленые волны приносят из туманной дали и бросают на каменистый берег клочья пены. Соль белеет на боках угрюмых скал. Какие тайны хранишь ты, море? Что скрывается в твоих темных, мутно-зеленых глубинах? Что там, за стеной густого молочно-белого непроницаемого тумана?
   Кругом голые камни. Я спустился к воде и долго шел, взбираясь на валуны, перепрыгивая расщелины. Вода была желто-зеленой. Меня всегда поражало, как легко она меняет цвет. Вода может быть и пугающе черной ночью, и серой, когда небо затянуто тучами, и желтой под лучами солнца, и красной при багровом зареве заката или рассвета.
   Волны тихо накатывались на камни, полностью скрывая их, потом резко отступали. И тогда чувствовалось, какая мощь дремлет в тихих водах до поры. Я разулся и вошел в воду по колено. Чем-то меня притягивало это место. Сделал глубокий вдох и нырнул. Камни под водой образовывали подобие потолка. Я поплыл в темноту, стараясь не удариться головой. Скоро воздух в груди закончился, мысли заметались, в голове завопило истошно, в ужасе, желание выжить. Вернуться дыхания не хватит, впереди - неизвестность. Кажется, давно потеряно направление. Я попытался взять себя в руки, не прекращая борьбу за жизнь, плыл вперед. Неожиданно плыть стало легче. Потолок надо мной перестал ощущаться. Я вынырнул и судорожно вдохнул. Судя по всему, это подземная пещера. Вокруг была кромешная темнота. Я выполз на камни. Здесь было тихо. Только вода с едва слышным шепотом медленно опускалась и поднималась, как спина спящего морского чудовища.
   Привыкнув к темноте, я разглядел пещеру. Она была просторной, низкий свод, я почти касался его головой. Среди камней по верху и по стенам тускло светятся какие-то камешки. В глубине пещеры я заметил чернеющий проход. Оказалось, что он вел в еще одну пещеру поменьше. Из ниши в стене распространялся красноватый свет. Я подошел ближе. Светился небольшой камень, лежащий в нише. Приглядевшись, я понял, что это жемчужина. Очень крупная и черная. Такие на дороге не валяются. Черная, как смоль, и отливает кроваво-красным. Я заворожено смотрел на это чудо. В какое-то мгновение показалось, что жемчужина начала вращаться. Мне захотелось к ней прикоснуться, схватить и сжать так, чтобы моя кровь обагрила и оживила тускнеющий красный.
   В голове зазвенело, я едва успел отдернуть руку. Прошиб холодный пот. Закололо в кончиках пальцев. Жемчужина тянула меня к себе. Я с усилием попятился, уперся плечом в камни. Стал медленно преодолевать неизвестно откуда взявшееся притяжение, хватался за выступы в стене.
   Отойдя на расстояние, где воздействие жемчужины не ощущалось, я мстительно и азартно усмехнулся. Сейчас я тебе покажу, и, нащупав энергетические нити жемчужины, потянул к себе.
   В следующую секунду я засомневался, через минуту уже пожалел об этом. Но разорвать связь не получалось.
   Жемчужина словно задымилась, окуталась пурпурным туманом, который наливался краснотой и вращался вокруг нее все быстрее. Все мои чувства кричали об опасности. Я бросился ничком на камни. И тотчас же раздался грохот, мощный поток горячего воздуха ударил в каменные стены, и пламя заполнило пещеру.
   Одежда моя вспыхнула, кожа горела, я выкатился в первую пещеру, закрывая лицо обожженными руками. До воды мне не доползти. Тело болело так, что потерять сознание представлялось для меня высшим благом. Я сжал зубы, стараясь не шевелиться и не дышать глубоко, закрыл глаза. Сквозь прикрытые веки прорывалась краснота пламени.
   Я увидел в ней мальчишку, худого, бледного, с глазами затравленного зверька, черные волосы спутаны, мокрые пряди прилипли ко лбу. Он положил ладони на черную жемчужину, в глазах его вспыхнула радость. Мальчик словно и не замечал, что поранил руки, кровь попала на гладкую поверхность жемчужины, и она словно бы ожила, засияла, ярко- красные всполохи пробежали по серым стенам.
   Выражение глаз мальчика менялось. В них появилась жажда, ненасытность, жадность, обида и злость. С большой неохотой мальчик отнял ладони от жемчужины.
   В следующих видениях мальчик становился все старше. И, наконец, я узнал в нем Майгерона. Его ладони сжимали жемчужину, а в глазах была зияющая пустота.
   Я почувствовал холодок, дрожь пробежала по коже. Боли больше не было. Пламя погасло. Я встал. Нащупал на груди мешочек скитников, целый. Оделся.
   Жемчужины я больше не чувствовал. Однако, сколько же энергии было в ней. Как она здесь оказалась? Как смогла вместить столько энергии? Неудивительно, что никто не мог сравниться силой с Майгероном.
   Надо возвращаться. Я зашел в воду, вдохнул поглубже и нырнул.
   Над головой каменный свод. Кромешная темнота. Жутковато. Вдруг немного впереди я почувствовал движение. Рыба. Я мысленно приказал ей приблизиться. Когда почувствовал, что рыба подплыла - отдал приказ двигаться к поверхности. И поплыл следом.
   Воздух в легких кончился. Но впереди уже посветлело. Моя спасительница, отсвечивая чешуей, неторопливо, словно поджидая меня, плыла к свету.
  
   Дела в княжестве шли в гору. Василий Андреевич установил твердые цены, запретил купцам их завышать. Объявил набор на службу. Для новобранцев выстроили жилые помещения и немедленно начали тренировки. Князь пригласил Мирослава в качестве военного советника. Послал гонцов в соседние княжества, приглашая на переговоры о совместном выступлении.
   Все княжество настроилось на подготовку к войне. Велось интенсивное укрепление городских стен. Купцам было поручено позаботиться о провизии для длительного похода, об обмундировании, о приобретении лошадей. Коней собирали со всего княжества. Люди не прекословили, все хорошо понимали, что сейчас решается и судьба княжества, и судьба каждого из них. Опытные дружинники с утра до ночи обучали молодежь. По моей просьбе князь велел составить подробные карты.
   Кузнецы ковали оружие и доспехи. Мастера составляли кольчуги не менее чем из двадцати тысяч колец. Сочетались кольца разной величины, прикрывая наиболее уязвимые части тела мелким плетением. Некоторые кольца заваривались наглухо. Каждые четыре таких кольца соединялись одним разомкнутым, которое после этого заклепывалось. Мастера-кузнецы знали много секретов, кропотливая работа требовала много навыка и большого терпения.
   Для меня князь приказал выковать доспехи комбинированные, как у него, кольчужные на груди, чешуйчатые на рукавах и подоле.
   Шлемы снабжались мягкой подкладкой из войлока, чтобы рассеивать силу удара, кожаными ремешками для застегивания под подбородком, чтобы шлем в бою не слетел с головы.
   Кожевенные заводы вели срочные поставки кож на княжеский двор. Кожа для щитов брались с плечевых частей туш быков, где она всего толще, вываривалась в растопленном воске, это придавало ей отменную твердость и водоотталкивающие свойства. Щиты получались легкими, не размокали под дождем и при переправе через реку. Они имели миндалевидную форму, для того чтобы прикрывать всадника от плеча до колена.
   Мария наносила краской на поверхность щитов рисунки-обереги для защиты от нечистой силы.
  
  
   Особое внимание князь уделял мечникам. Знатные мастера это были. Их работа была чем-то сродни священнодейству. Я, кое-чему научившись у Ермила, с интересом присматривался к их работе, даже помогал иногда. Клинки для мечей изготавливались из булата. Булатный клинок был способен, не тупясь, рубить железо и даже сталь, это говорит о высокой твердости, но он не ломался, даже будучи согнутым в кольцо, и возвращался в свое прежнее положение. Эти противоречивые свойства у металла появлялись из-за медленного охлаждения расплава железа с минералом графитом. Клинок, выкованный из полученного металла, подвергали травлению, при этом на его поверхности появлялся узор из извивающихся светлых полосок на темном фоне. Фон получался темно-серым, золотисто- или красновато-бурым и черным. Клинки с золотисто-бурым фоном булата и коленчатым рисунком по нему в виде повторяющихся гроздей, клубков, мотков, мастера считали лучшими. Рукоять моего меча, помимо этого была украшена растительным узором по настоянию Марии. Ножны для мечей изготавливались из кожи и дерева.
  
   Изготовление луков было делом сложным и кропотливым. Этим занимались мастера-лучники.
   Плечо лука составляли из двух деревянных планок. С внутренней стороны располагалась можжевеловая планка, с внешней - березовая. Три продольных желобка в месте их прилегания заполнялись рыбьим клеем для прочности соединения. Луки усилялись бычьими сухожилиями. Их пропитывали рыбьим клеем, накладывали вдоль спинки лука и закрепляли обмоткой у рукояти и концов.
   Мастера-стрельники тоже знали свое дело. Как подобрать материалы и рассчитать пропорции составных частей стрелы: древка, наконечника, оперения и ушка, чтобы обеспечить прочность, устойчивость и точность полета стрелы.
   Мария и Мирослав присутствовали при изготовлении мечей и стрел. Читали молитвы, заговоры, заклинания. Наконечники стрел смачивали отваром трав донника, богородской и лиходейной травы, травы адамовой головы.
   Воинам для прибавления силы и быстроты, для крепости духа, для бесстрашия Мария варила особые отвары, обещала успеть до выступления.
   Вооружение воинов включало в себя еще копья и кинжалы.
   Отряды стрельцов вооружались и тренировались отдельно. Для этого были сконструированы и изготовлены движущиеся мишени, воины обучались в стрельбе на полном скаку.
  
  
   Я с удовлетворением заметил, что печать на моей руке почти исчезла, значит, власть колдуна надо мной кончается. В предстоящей войне и неизбежном поединке с Майгероном без применения магии мне было необходимо научиться владению мечом.
   Утро мое начиналось с разминки, вместе с остальными воинами. Бег, отжимание, различные упражнения на гибкость и силу, кулачные поединки. После разминки мы обливались холодной водой прямо из колодца и отправлялись на завтрак. Столы для нас накрывали на улице, под навесами. Князь не скупился: на столах всегда было мясо и рыба в изобилии, овощи, фрукты и другое, исключая хмельное.
   Дмитрий, лучший мечник княжества, обучал меня бою на мечах.
   Первое наше занятие мой учитель проводил на берегу реки. Раннее утро. Травы густо осыпаны росой, словно дождь прошел. Зелень свежая, сочная, упругая. Птицы просыпаются. В реке то тут, то там всплеснет рыбина, блеснет белым боком и обратно - на глубину. Камыши уже пожелтели. Речка широкая, течение быстрое. Она так и называется - Быстрая.
   - Сегодня я расскажу тебе, как выбирать меч. Сначала ты должен попробовать, какой лучше всего ложится в твою ладонь. Прислушайся к своим ощущениям, меч должен быть продолжением твоей руки.
   Я вертел свой меч в руках, он мне нравился, удобно лежал в руке, был не легким, и не тяжелым.
   - Кроме этого, меч нужно испытать, - он щелкнул по клинку, и меч издал высокий звук, - слышишь? У хорошего меча чистый и высокий голос и песня его долгая. А теперь опусти клинок в воду.
   Дмитрий вынул из кармана комок непряденой шерсти и пустил его по течению на подставленный клинок. Лезвие разделило комок надвое, не замедлив его движения.
   - Хороший клинок, - одобрительно кивнул Дмитрий. Ты должен чувствовать свой меч, тогда он будет служить тебе до смертного часа.
   Я оттачивал до автоматизма приемы боя, учился парировать удары, точно выверять их. Ложные выпады, подсечки, оборона, правильно организованная защита.
   - В бою сначала нужно изучить противника, понять его тактику. Ты должен предугадать его следующий ход. Каждое движение должно приносить преимущество или, хотя бы не ухудшать положение, - говорил Дмитрий, - ты должен всегда сохранять устойчивость.
   Долгие часы мы с Дмитрием проводили в воинских занятиях, мы сражались до полного изнеможения, а после короткого отдыха вновь продолжали учебный бой. И я уже чувствовал, что скоро стану равным своему учителю в мастерстве.
  
   Перед выступлением князь собрал в очередной раз военный совет, на котором был окончательно утвержден план военных действий, скорректированы действия четырех отрядов нашего княжества и четырех отрядов, присланных на подмогу соседними княжествами.
   С каждым отрядом отправлялись мастера, чтобы здесь же, в походных условиях, починить кольчуги, и лекари.
   Мой отряд должен незаметно и быстро подойти к логову колдуна, остальные - обеспечить нам продвижение любой ценой.
   Отряд князя провожал весь город. Женщины махали платками, плакали. Босоногая детвора бежала следом.
   Впереди отряда на белом коне - сам князь Василий в сияющих доспехах, синий плащ развевается за спиной. Княгиня Ольга и княжна Катерина утирают слезы, машут вслед. Княжич гордится отцом, сдвинул сурово брови. В свое время и он встанет на защиту вотчины.
   Наконец, солнце скрылось за горизонтом. Алое пожарище заката стало понемногу гаснуть, нехотя отдавая землю во власть ночи. А она уже протягивает руки, раскрывая свой черный плащ. Укроет ли, поможет или предаст?
   Луна следила за нами с неба, посеребрила мирно журчащую реку. Мы скакали галопом. Сезон дождей уже скоро, но пока земля, поросшая пышными травами, пружинила под копытами коней. Моему отряду достались самые лучшие кони. Обученные, молодые, сильные, сытые. Сотня всадников с мечами и копьями и пятьдесят стрельцов. Я всем приказал сразу надеть кольчуги. Нападения можно ждать в любую минуту. Мария и Мирослав были в моем отряде. Я возражал, но в седлах они держались уверенно.
  
   С короткими передышками на сон и еду, мы скакали восемь дней. На привалах костров не жгли, не шумели, выставляли усиленные караулы.
   Рядом со мной были те самые дружинники, которые вели охоту на призраков.
   Первую весточку я получил от князя, на коротком привале, едва успев задремать.
   "Драгор! Варды. Больше полусотни. Отбились. Потеряли половину отряда".
   "Держись, княже, - ответил я, - остальных предупрежу"
   "Будь осторожен, Драгор".
   Вскоре сообщения о нападениях вардов и о потерях пришли еще из двух отрядов.
   Мы гнали и гнали коней. Добраться до проклятого колдуна, быстрее. Иначе всех людей положим.
   - Лошадей погубим! - догнав меня, бросил Дмитрий.
   - Привал, - словно очнулся я.
   Я достал карту, ко мне подсели Дмитрий, Андрей, Федор. Мирослав окружил лагерь охранительным заклинанием. Мария занялась обедом.
   - До леса два дня пути, - сказал я.
   - Ничего, Майгерон нас еще не почуял, должны прорваться.
   - Но это дело времени, - возразил Мирослав, - скоро и нам предстоит встретиться с нечистью.
   Мирослав осунулся, в глазах нездоровый блеск. Устал старик. Я укорил себя за то, что уступил ему и взял с собой.
   - От князя нет известий, не отвечает на мои призывы. Скорее всего, отряд погиб, - я старался говорить тверже, - теперь охота ведется только за нами.
   И мы снова скакали, не щадя ни себя, ни коней. Скоро должны будут показаться водопад и озеро, пристанище скитников. Я скомандовал привал. Люди стали устраиваться, а мы с Марией поскакали навстречу шуму падающей воды.
   Здесь ничто не изменилось. Вода в озере все кипела, над нею висело молочно-белое облако. Воздух был чистым и свежим. На камне сидел тот же старик, ждал нас. Мы спешились, оставили коней поодаль, приблизились к старцу и поприветствовали его. Он повел рукой, предлагая сесть. И снова его ярко-голубые глаза встретились с моими, и началась наша безмолвная беседа.
   "Я давно тебя жду, Драгор".
   "Не мог раньше, прости".
   "Ты изменился, сынок, у этого мира появилась надежда. Ты все делаешь правильно. Но ты должен стать жестче. Потери неизбежны. Будь готов к этому. Люди, что идут с тобой отдадут свои жизни. Как и ты, они знают на что идут. Ты должен быть готов остаться один. Это труднее, чем отдать собственную жизнь. Помни, кроме тебя никто не справится с колдуном".
   Знакомое чувство потери. Я вздохнул глубоко. В груди давило. Старик понимал все. В его глазах тоже была боль.
   "Я смогу".
   Старик кивнул.
   "Этот камень, - он протянул мне небольшой голубой кристалл на шнурке, - перенесет тебя, куда захочешь, нужно только сжать его в ладони и приказать. Но не спеши использовать его прямо сейчас. Он может послужить только один раз. Побереги, пока в твоих силах".
   "Спасибо, отец".
   Я повесил кристалл на шею и спрятал под одеждой.
   Старец благословил меня и ушел.
   Мария вопросительно взглянула:
   - Что он сказал?
   - Сказал, что будет много смертей. Мария, послушай меня. Тебе в лесу делать нечего. Впереди последняя деревня, останешься там.
   - Нет, и не заставишь!
   - Лекари нам не нужны, - отрезал я, - да я и сам справлюсь.
   Мария вскинула было голову, но я уже вскочил на коня.
   Отряд уже был готов продолжить путь, ждали нас.
   - Заедем в деревню, - объяснил я небольшое изменение маршрута, - тут недалеко.
  
   Деревня была мертва, и давно. Уж кости мертвецов звери да гады обглодали. Мы развернули коней. Я ругал себя, что не оставил Марию раньше. Не смогу себе простить, если она погибнет.
   Стало темнеть. Тихо. Давно не слышно птиц. Неожиданно кони стали вязнуть. Я взглянул под ноги. Земля почернела. Стала проступать вода. Появилась мутно-зеленая ряска. Прямо на глазах вытягивались стебли осоки.
   - Болото! Не было же его здесь никогда! - вскрикнул Андрей.
   - Значит добрался, - глухо промолвил я.
   Донеслись крики сзади, слева, справа. Кони проваливались, с трудом отыскивая твердую землю, то и дело увязая, пытались выскочить на выступающие из воды кочки, падали в неприметные, поросшие травой ямы и вместе со всадниками шли ко дну.
   - Всем на месте! - закричал я.
   Мысленно обратился к окружающему нас лесу, к травам, к болотной осоке. И я почувствовал, как они откликнулись на мой зов. Отключившись от всего постороннего и сосредоточившись, я, как когда-то в оранжерее, объединил в кольцо энергетические потоки окружающих нас и скрытых под так неожиданно появившемся болотом трав и корней со своим и щедро наполнил его силой. Травы начали быстро расти, болото зашевелилось, словно в нем ворочались тысячи мелких животных.
   Люди удивленно смотрели на происходящее. Поглядывали на меня со страхом и уважением. Вскоре под ногами у нас колыхался прочный коричневато-зеленый ковер, сотканный из трав и корней. Кони, опасливо ступая, пошли по нему, не проваливаясь. Я не чувствовал упадка сил оттого, что отдал много силы, наоборот, я был переполнен ею, я чувствовал, что наша связь с лесом окрепла, мне открылась вся мощь этого огромного единого организма. Лес был старше, сильнее, мудрее.
   Отряд потерял семнадцать человек.
  
   Скоро мы вошли в лес Майгерона. Тишина неестественная. Не слышно птиц, не видно зверей. Было уже темно, мы двигались медленно.
   - Драгор, - отвлек меня от раздумий Дмитрий, - гляди.
   Амулеты, что выдали дружинникам Мирослав и Мария, нагрелись.
   - Драгор, опасность, - крикнула Мария.
   - Всем стать в круг.
   Команда была выполнена четко и быстро, тренировки не прошли даром. Лошадей завели в круг, затем стали лучники, по краю круга - мечники.
   - Приготовились! Стрельцы, ждать команды.
   Донесся вой со всех сторон. Варды нас окружали. Желтые огни их глаз стремительно приближались.
   - Стрельцы! Пора!
   Град стрелы ударил по приближающейся нечисти. Раздался вой, полный боли. Через секунду варды набросились на нас. Мы встретили их сталью, жаждущей крови, рубились неистово, без страха, не обращая внимания на раны, рычали, как навалившиеся на нас варды.
   Страшные свирепые твари изворачивались, когтями, клыками рвали железо. За моей спиной Мария и Мирослав. Я перестал чувствовать. Рубил, рубил, рубил...Кровь заливает лицо, ее вкус на губах, ее запах сводит с ума.
   - Все, Драгор, остановись, - Мария, вся забрызгана кровью, чужой, слезы и ужас застыли в глазах.
   Оглянулся. Бой кончился. На ногах остались лишь двадцать человек. Мы, как смогли, похоронили погибших, оказали помощь раненым. Медлить нельзя. Надо уходить. Может быть, Майгерон хотя бы ненадолго потеряет наш след.
  
   Мы скакали, пока можно было видеть. Вконец измученные, остановились. Кони хрипели. Дружинники, как и положено воинам на привале, чистили оружие, осматривали луки. Поужинали.
   - Лезьте на деревья, закрепитесь на ветвях повыше, - сказал я, - коней не привязывайте, - всем спать, в караул через два часа.
   Я помог влезть на дерево Марии и Мирославу, устроил понадежнее, потом влез сам.
   Карты этих мест уже не было. Придется полагаться на чутье. На небе ни звездочки. Темень непроглядная. Не шуршит трава, не шелестят листья, нет никакого движения воздуха. Тишина, как перед бурей. Или после бури... Я забылся в тягостной полудреме, провалился в беспокойный сон.
  
   Кони внизу тревожно заржали, переполошились, заметались в темноте и ускакали в глубь леса.
   - Кони! Коней ловите! - закричал кто-то.
   - Всем сидеть на месте, - рявкнул я, - не спускаться, приготовиться к бою.
   Прислушался, ничего, кроме топота удаляющихся лошадей не слышно. Опасности тоже не чувствую. И тут, вот оно! Кто-то шел по нашим следам. Слышно чавканье грязи под множеством ног.
   Топот приближался. Они уже внизу. Остановились. Почуяли все-таки нас.
   Дерево, на котором были мы с Мирославом и Марией затряслось. Тварь лезла по стволу. Когти скребли, срывали древесину. Пахнуло сладковатым, гнилостным. Я узнал этот запах. Мертвецы! Рубанул мечом наугад. Противно чавкнула разрубленная плоть. Темно! А твари все лезли на деревья. Я рубил налево и направо, обхватив ногами ветку, на которой сидел.
   С соседних деревьев раздались крики. Кого-то достали и сдернули вниз. И опять чавканье, урчание, крики. Едят живьем! Что же делать?
   На груди у меня зашевелился мешочек скитников. Свеча! Едва я вынул ее из мешочка, свеча вспыхнула. Я высоко поднял ее, голубоватое пламя осветило весь лагерь. Мертвецы зашипели, пригнулись, стали прикрывать лица руками. Плоть их была полураспавшаяся, обильно истекающая беловато-желтой слизью. Кое-где были обнажены кости. Рты безгубые, зато зубы во рту не вмещались, клыки, на руках и ногах когти не меньше медвежьих. Судя по обрывкам одежды - это были деревенские жители. Может быть из той деревни, где я собирался оставить Марию. Мертвецы отступили за границу света. Стояли, не отрывая алчущих взглядов, приседая, готовые рвануться к нам, едва погаснет свеча.
   Под деревьями лежали растерзанные тела пятерых дружинников.
   К мертвецам присоединились отставшие, скоро собралась внушительная толпа, среди них были подростки, дети.
   Свеча скоро догорит. Я скользнул взглядом под ноги. Сушняка достаточно.
   - Все станьте позади меня! - я опустился на колено и поджег сухую траву.
   Мертвецы не сводили глаз с людей, проходящих в опасной близости от них, готовые протянуть руки в любую секунду.
   Пламя быстро распространялось, поднималось по стволам деревьев. Огненные змейки забирались в пышные кроны, превращались в сотни бешеных птиц, бьющих пламенными крыльями по ветвям, с треском их ломая.
   - Уходим!- скомандовал я отряду.
   Мертвецы метались, охваченные огнем, не успевали убежать. Пламя распространялось быстрее.
   Похоже, нам самим теперь надо спасаться от лесного пожара.
   Трещали ветви, пожираемые огнем. Огненные птицы перелетали от дерева к дереву.
   Я почувствовал боль этих деревьев и трав, как свою. Пламя, превращающее в пепел моих собратьев, сжигало и меня, изнутри. Что же это со мной? Я споткнулся, кубарем скатился в низину, ударился головой о выступающие корни, да так, что в глазах померкло.
   Из полузабытья меня выдернул, как за руку из болота, истошный крик Марии:
   - Драгор! Ну, вставай же! Сгорим!
   Она тащила меня волоком за одежду, подбежали дружинники.
   - Река близко!
   Она была не широкой и не глубокой, но перекрыла наступление огня. Пламя на той стороне бушевало, как море, небо почернело от дыма и гари.
   Мне стало легче. Вместе с Марией и Мирославом мы наскоро залечили ожоги и раны дружинникам, мои ожоги исчезли сами. Передохнув, мы продолжили путь.
  
  
   Далеко позади осталось пожарище, но даже здесь, в свежем лесном воздухе чувствуется запах гари. Осень сюда пришла раньше. Листья кленов, вязов и осин потеряли насыщенный зеленый цвет. В этот утренний час не было росы. Говорят, к дождю. Набрели на ручеек. Весело журчит, выбираясь из-под корней раскидистого клена. Вода чистейшая, холодная, аж зубы ломит.
   Я задумался о будущем, которое предсказал Мирослав. В любом случае меня ждет смерть. Взглянул на наруч на своей руке. Одна застежка открыта. Вихрь, который возникнет при активации наруча, усмирить сможет лишь добровольная жертва. Моя жизнь. Но это меня не пугало. Жизнь завершится так, как суждено, обретет законченный смысл. Может быть, я для этого и был рожден. О своей судьбе я размышлял спокойно. Но рвала мне сердце на части неизбежность гибели Марии, Мирослава и пятерых, оставшихся в живых дружинников. Если к своей скорой гибели можно отнестись философски, то со смертью близких тебе людей смириться трудно.
   Вдруг я почувствовал опасность:
   - К оружию!
   Отряд ощетинился мечами. Мирослав окружил нас охранным заклинанием.
   Из лесу вышли двое. Это были люди. Оружия у них не было, да оно им было и не нужно.
   Колдуны протянули руки. Вокруг нас вкруговую вспыхнула земля. Пламя было черным. Пахло не гарью, а смолой.
   Неожиданно двое дружинников развернулись и ринулись на своих. Остальные сначала опешили, но им ничего не оставалось, кроме как защищаться. Мы рубились вчетвером против своих товарищей.
   - Не выходите из круга! - закричал Мирослав.
   Но один из дружинников уже заступил горящую черту, и в тот же миг какая-то сила рванула его из круга. Он упал и больше не пошевелился.
   - Прикройте меня! - выкрикнул я, отражая очередную атаку противника.
   Я сосредоточился и послал зов ближайшим деревьям. Они откликнулись. Из-под ног колдунов, поднимая в воздух комья земли, гигантскими черно-коричневыми змеями взметнулись корни. Обвившись вокруг шеи, рук, ног колдунов, они одним мощным рывком разорвали их тела на части. И снова ушли под землю, так же быстро, как появились, засыпав страшные окровавленные куски тел.
   А меня опять скрутила дикая боль. Ноги и руки казались онемевшими, одеревенившими. Я не мог пошевелиться. И ненадолго потерял сознание.
  
   Очнувшись, оглядел своих спутников. Их осталось трое: Мария, Дмитрий и Мирослав. В их глазах было глубокое сочувствие. По щекам Марии пролегли дорожки, плакала.
   - Нам надо спешить, Драгор, - глухо произнес Мирослав.
   - Да. Выступаем сейчас же.
   - Ты не совсем меня понял. Твоя связь с лесом крепнет. Цвет папоротника дал тебе большую власть, - Мирослав горько вздохнул, - но скоро связующие узы станут неразрывны, тогда ты умрешь как человек, и станешь частью леса. Твое тело уже мучают приступы боли, оно скоро будет готово переродиться.
   - Вот поэтому знахарка не захотела этого дара, - сказала Мария, она вся как-то сгорбилась, поникла.
   Я обнял ее за плечи.
   - Боль возникала в обоих случаях после прямого контакта с силой леса. Надо воздержаться от этого, - добавил Мирослав.
   Только бы успеть выполнить свою задачу.
   - Значит, теперь особенно надо спешить.
  
   Я сомневался, правильно ли мы идем. И тут мелькнула неожиданная мысль.
   "Черныш!", - позвал я.
   Может быть, он где-то близко. Позвал еще раз. Ничего. И тут волна такого щенячьего восторга нашла меня, что я засмеялся вслух и остановился.
   - Что? - удивилась Мария.
   - Скоро к нам присоединятся друзья, - объяснил я всем, - это волки.
   - Черныш? - голос Марии немного повеселел.
   - И не один, - я многозначительно поднял бровь.
   Мы не стали останавливаться и ждать. Волки нас найдут.
   Лес. Лес. Он оборачивался для меня то врагом, то другом. Кого я тут только не встречал, не считая созданий Майгерона, - русалки, леший, вспомнил речное чудище со щупальцами. Наверняка, еще много чего здесь водится. Теперь я понял: сказать, что они зло, нельзя. Они такие, какими должны быть. Лес их дом. Лешие берегут лес, не дают в обиду зверей.
  
   Навстречу нам вышли волки. Шестеро. Черныша я узнал сразу. Он окреп. Рядом, опасливо, но гордо, остановилась серая волчица. Возле нее стали четверо волчат, уже подросшие, окрепшие. Заметно, что молодежь: любопытные, задиристые. Шерсть, как у Черныша, черная.
   Внешне Черныш ничем не проявлял своей радости. Я тоже не стал касаться его, приласкав мысленно.
   Оказалось, что мы немного отклонились от курса. Скоро я начал узнавать эти места. Показалась гора.
  
   Майгерон стоял у входа в пещеру. Совсем не изменился. Только, если раньше в его взгляде читалось равнодушие и презрение, то сейчас - лишь ненависть. В руках у него был меч. Он знает, что у меня наруч, поэтому надеется справиться со мной без колдовства. Моя же задача - заставить его применить колдовство.
   Я вынул меч из ножен. Только бы справиться, но не зря же Дмитрий гонял меня до седьмого пота, накрепко вколачивая науку владения мечом.
   На лице Майгерона появилась широкая ухмылка. Он пошел в наступление яростно и неистово.
   Его меч встретился с моим. И начался их дикий танец, и пела сталь, и рождалась гармоничная мелодия.
   Вскоре бой стал более размеренным. И я, и Майгерон - мы оба изучали друг друга, предпринимали осторожные атаки. Мечи взлетали, вращались, падали вниз, парируя удары.
   Затем наступила пауза в схватке.
   - Ну, иди сюда, щенок, - прорычал Майгерон и снова рванулся в бой.
   Я встретил его клинок, заставил подняться вверх, а потом сделал неожиданный выпад мечом снизу.
   Майгерон предугадал удар и отбил мой клинок, прижав меч книзу. Затем ударил мне в лицо. Но его удар не достиг цели, я был уже вне досягаемости и в следующее мгновение обрушил на противника шквал точно выверенных атакующих ударов.
   Меч Майгерона не уступал в скорости. Удары колдуна были точны. Он останавливал каждый мой выпад, отражая его широким взмахом в сторону. Майгерон старался отыскать брешь в моей обороне.
   Неожиданно меч Майгерона прорвал мою защиту. Кольчуга задержала острие. Меч колдуна достал мое левое плечо. Рука онемела, я качнулся.
   Майгерон презрительно и злобно рассмеялся. Уже считая себя победителем, он стремительно бросился вперед.
   Мое тело быстро восстановилось, и я, призвав все свое умение, увеличил скорость атак. Каждый выпад, каждый бросок были отточены и выверены моим учителем. Но я был готов в любую секунду поменять все. Моего опыта и умения хватало, чтобы вести игру с противником, управлять его действиями.
   Колдун попытался отразить мои стремительные атаки. Я вынудил его попятиться. Злобно рыча, Майгерон упал на спину. Приставив к его горлу меч, я готовился нанести последний удар.
   Майгерон усмехнулся мне в лицо, и груда камней сорвалась со скалы. Все-таки он не выдержал и применил колдовство! Я захлопнул застежку наруча и лишил колдуна его силы. Вдруг он исчез! Проклятие! История повторяется.
   А за моей спиной, завывая, уже раскручивался вихрь. Мгновенно он поднялся до неба, вырывая с корнями огромные деревья, затмил небо, все вокруг стало серым и черным. Словно пришел конец света.
   Вот и все. Значит, убить колдуна суждено кому-то другому. На сердце была тяжесть. Придется уйти так. Захотелось в последний раз взглянуть в глаза Марии, сказать ей то, что только сейчас стало мне так понятно, увидеть одобрение в мудрых глазах Мирослава.
   Я медленно прочертил мечом глубокую полосу на руке и сделал шаг. Но вихрь вдруг пропал. Кто-то меня опередил, кто?!
   Я оглянулся. Среди камней виднелось тело Дмитрия, он кого-то прикрывал от обвала. Я растащил камни. Храбрый дружинник был мертв. Тело разбито и изломано. Он пытался спасти Марию. Она была без сознания, бледная, как мел, с уголка рта стекает струйка крови. Я склонился над нею. Дышит! Жива.
   Никогда еще плетение энергетической сети не давалось мне с таким трудом.
   Потом позвал Черныша. Волки никуда и не уходили, они были здесь.
   Привязав плащ к спине Черныша и его подруги так, что между ними образовалось подобие носилок, уложил туда Марию и послал Чернышу картинку молочного озера и водопада. Волки знали куда идти, теперь за Марию я был спокоен, хоть на сердце все равно было тяжело. Я проводил их взглядом удаляющуюся процессию.
  
   Так. Значит, Мирослав принес свою жизнь в жертву... Прощай, отец, это хорошая смерть.
   Я знал, где искать Майгерона. Взяв в руки кристалл перемещения, я подумал о пещере у моря, затем крепко сжал его.
   Тело мгновенно потяжелело в десятки раз. Я почувствовал давление в ушах, тошноту. Меня закружило и сдавило со всех сторон так, что я не мог сделать вдох. Когда невидимые тиски разжались, я почувствовал влажный морской воздух. Темно.
   Вдруг, сильный толчок в грудь. Я упал. Майгерон, навалившись, выдохнул мне в лицо:
   - Ну вот, щенок, а теперь ты сдохнешь.
   Я почувствовал, что он заносит над моей головой камень. На моих губах кровь.
   Этот колдун пролил реки крови. Он чудовище. Гнев придал мне сил. Извернувшись до хруста в позвоночнике, я оттолкнул Майгерона. Он упал и теперь шарил в темноте, в поисках своего камня.
   Мои глаза стали видеть в темноте. В один прыжок я оказался рядом. Сначала я почувствовал страх колдуна, потом его жгучую ненависть. В слепой ярости Майгерон попытался разможжить мне голову камнем, но до скорости зверя ему было далеко.
   Оттолкнув руку колдуна, я рванул его горло. И почувствовал вкус крови своего врага. И под сводом пещеры пронесся грозный рев - голос торжествующего победителя.
  
   Глава 3
  
   Я не стал принимать человеческий облик. В теле зверя сейчас мне было намного удобнее. Не оглянувшись на поверженного врага, медленно переставляя лапы, я пошел к воде.
   Ее черная гладкая поверхность медленно поднималась и опускалась. Едва заметное свечение, отражаемое зеркальной поверхностью, насторожило меня. Но чувства опасности не было.
   Я оглянулся. Рядом с Майгероном, в крови, лежал голубой кристалл, намного крупнее того, что был у меня.
   Надо вернуться. Преобразовавшись в себя самого, поднял кристалл, вытер его об одежду колдуна. Как я раньше его не заметил?
   Кристалл по форме напоминал каплю. Грани его были очень маленькими, так что поверхность казалась совершенно гладкой. Я подивился мастерству таинственного ювелира или волшебника. Потом с некоторой опаской сжал кристалл.
   Знакомое чувство сдавливания, головокружения. Всего несколько мгновений - время между выдохом и вдохом. Открыв глаза, я был вполне удовлетворен: молочное озеро, веселый грохот водопада, голубое небо.
   Здесь все было как всегда, ничего не изменилось. Свежо и зелено. Интересно, а как здесь зимой? Я в нерешительности постоял немного. Никто не появился. Делать нечего.
   Тяжелые струи ударили немилосердно, вмиг промочив всю одежду до нитки, но, когда я прошел стену падающей воды, одежда моя оказалась сухой.
   Прямо передо мной был вход в пещеру. Внутри не было никого, светло. Я сделал пару шагов, уверенный, что мне ничего не угрожает в обители скитников. Неожиданно волна воздуха отбросила меня и вжала в каменную стену с такой силой, что я на секунду отключился.
   - Драгор, ты живой! - на шею ко мне бросилась Мария, всхлипнула и уткнулась носом в плечо.
   За ее спиной стояли четверо старцев. Я склонил голову в приветствии. Старцы тоже поклонились. Я был готов к мысленному общению, но старец, с которым мне уже приходилось встречаться, вдруг заговорил:
   - Приветствуем тебя, Драгор. Мы не ожидали твоего появления, поэтому прости нас за неласковый прием.
   - Ничего, отец.
   - Будь нашим гостем, Драгор. Нечасто говорим мы такие слова людям, потому и слухи о нас разные ходят. Но тебе мы доверяем.
   Старцы пошли впереди, указывая дорогу, мы с Марией - за ними.
   Тоннель был хорошо освещен, каменные стены и пол очень гладкие, будто не одну тысячу лет здесь трудились неутомимые потоки воды, стирая и стачивая неровности.
   По обе стороны тоннеля были запертые двери. Мы вошли в просторный зал. Здесь был большой круглый стол и десяток стульев с высокими спинками.
   Старцы не предложили поесть, но угостили напитком, который мгновенно восстановил мои силы. Элексир был приготовлен на основе трав, я сумел выделить из букета составляющих только мяту и мелиссу. В нем было еще что-то терпкое, горьковатое и маслянистое. В целом напиток был бесподобен. Он бодрил, освежал, насыщал.
   Мы говорили неторопливо, долго и обстоятельно. Я рассказал старцам о своей проблеме.
   - Мы не знаем, Драгор, как избавиться тебе от дара леса, да и возможно ли это.
   - Значит, быть мне дубом в дубовой роще. Эх, а до счастья было рукой подать, только руки оказались коротки.
   - Не горюй раньше времени. Надо попытаться отыскать Сердце леса. А там уж как получится.
   - Что за Сердце леса? - спросил я, с надеждой взглянув в ясные голубые глаза старцев.
   - И это нам неизвестно. Может быть, самое старое дерево в лесу, или что-то, заключающее в себе силу и разум леса.
   - Как же мне его найти?
   - В лесу давным-давно жили люди-муравьи. Говорят, они и сейчас там, только то ли ушли вглубь земли, то ли переселились в самые дебри. Это и неудивительно, ведь, сколько нечисти в лесу было.
   - Да, я знаю их, это чемеры. Майгерон поселился в их горе и заставил служить.
   - Они должны знать, где находится Сердце леса.
   - Только постарайся не использовать дар в пути, можешь не успеть.
  
   В дорогу старцы дали нам флягу, полную чудесного элексира. И так как кристалл перемещения был один, то нам с Марией весь путь пришлось проделать пешком.
  
   Нелегко было идти по тем местам, где погиб весь мой отряд. Где-то лежат незахороненные останки князя Василия. Кто ж теперь княжить будет? Надо бы навестить его семью.
   Нежити и нечисти в лесу не было. Но, казалось, лес еще не оправился от болезни. И дело совсем не в пришедшей осени. По-прежнему не видно ни зверей, ни птиц. Все еще не мертвое, но уже словно теряющее последние жизненные силы.
   Я не слышал голоса леса, не чувствовал контакта с деревьями. Мой дар был при мне, а вот с лесом было что-то не так.
   Все чаще у меня случались приступы слабости, боль разливалась по всему телу и жгла изнутри. В жилах, казалось, стынет кровь, в самом прямом смысле. Температура моего тела, действительно, снизилась. Белки глаз, губы и ногти приобрели изумрудный оттенок. Красавец! Элексир скитников временно избавлял от боли и давал возможность передвигаться самостоятельно. Мысли о беспомощности страшили меня больше, чем боль и даже смерть, я ж еще молодой и сильный, и мужчина, в конце концов. Поэтому, зло сцепив зубы, я старался держаться.
   На подходе к горе мы увидели свежую могилу, выложенную камнем. Вместо креста - меч, меч моего наставника, Дмитрия. Вечная ему память. Чемеры похоронили, больше некому.
   Вскоре мы увидели их самих. Но встреча оказалась не такой, как я ее представлял. Группа чемеров, не больше десяти, возникнув, словно из травы, окружила нас, угрожая какими-то палками. Получив долгожданную свободу, они решили защищаться от чужаков.
   Мы с Марией подняли руки, показывая, что безоружные и с миром. Я всматривался в суровые лица чемеров, надеясь, что узнаю кого-то из них, или, что они вспомнят меня. Но, увы...
   - Ребята, не будем пороть горячку, - примирительно сказал я, - мы с миром, пришли по важному делу. И... вы совсем не помните меня? Я раньше часто бывал у вас. Меня зовут Драгор.
   Несколько палок опустились. Их владельцы перестали хмуриться. По выражению лиц можно было проследить весь процесс от замешательства до полного узнавания. Я же, к своему стыду, никого из них не узнал.
   Вскоре они снова превратились в милых, добродушных чемеров, суетливых и совсем не воинственных, что, должен признаться, смотрелось забавно.
   Мы с Марией, окруженные веселой толпой, которая все росла, подошли к горе. Новость о нашем прибытии бежала впереди. И у входа в пещеру нас встретили дорогие мои друзья Триб, Мирс и Пант.
   К Марии сначала отнеслись настороженно, особенно женщины чемерки. Но потом заулыбались радушно и они.
   Чемеры заняли все помещения верхней части горы, отнятые у них когда-то Майгероном. Нетронутой осталась только библиотека колдуна, чему я был очень рад.
   Я надеялся, что разговор со старейшинами прольет свет на волнующий меня вопрос. Но, увы... О Сердце леса чемеры не слышали, и искренне огорчились, что ничем не могут мне помочь. Они только вспомнили, что в северной части леса есть место, куда издавна запрещалось ходить чемерам, хотя уже никто не помнил почему.
  
  
   Мария тем временем осматривала городок чемеров и удивлялась, как и я когда-то. Животные, растения - ее интересовало все. Чемерские дети играли с мячиками, у них было много игрушек, вырезанных из дерева. Мария внесла и свою лепту: из лоскутков она сшила куклу, нарисовала ей глаза и брови угольком, рот раскрасила овощем вроде свеклы. Девочки чемерки визжали от восторга, а воспитательницы срочно засели за производство кукол.
   На этом Мария, конечно, не остановилась. Она решила обучить чемеров грамоте. И через два дня несколько женщин чемерок вполне сносно читали. Мария была счастлива, отыскала в библиотеке колдуна подходящие книги и организовала общественные чтения по вечерам. Для чемеров, которые не привыкли проводить время праздно, это было странно, но у всех появился интерес к чтению, всем нравилось слушать.
   Активную деятельность Марии пришлось приостановить, потому что нам уже пора было уходить. Она горевала, что не успела перечитать всю библиотеку, но я пообещал, что мы сюда еще вернемся.
   С нами неизвестно куда искать неизвестно что отправились Триб и Мирс.
  
   Шли мы долго. Три раза ночевали, закутавшись в зеленые чемерские одеяла, которые оказались очень теплыми.
   Под ногами шуршали пестрые ковры, брошенные под ноги щедрой осенью. Лес стал светлее, прозрачнее. Чемеры были хорошими проводниками. Благодаря им мы ни разу не упали в ямы, засыпанные листвой, хоть в этой части леса моим друзьям бывать не приходилось.
   Я чувствовал себя все хуже. У меня выпали волосы, сильно чесались руки и ноги, ранки сочились, только это была не кровь, а прозрачная жидкость. Элексир старцев-скитников больше не приносил облегчения. Идти становилось все труднее. Временами я передвигался с помощью друзей. Но продолжал бодриться.
   - Скоро конец пути, еще немного,- сказал Триб, - потерпи.
   - Какой конец, Триб, я надеюсь еще вернуться, и своим ходом, а не в виде полена.
   Мария безмолвно взирала на мои страдания, но вид у нее был такой, словно больно ей.
   - Мария, ну чего ты хмуришься, я, может быть, еще красивее стану, буду первый парень на деревне.
   Мария хмыкнула, чемеры тоже заулыбались.
   И тут я почувствовал, как меня пронизали какие-то лучи. Они прошли сквозь тело, не вызвав перемены ощущений. Похожее чувство бывает, когда чувствуешь чей-то взгляд, только сильнее. Мои спутники ничего не заметили.
   Я насторожился, прислушался к своим ощущениям. Опасности не было. Осмотревшись, не заметил ничего особенного. Обычные деревья, кусты, бурелома намного больше, ну так на то она и чаща. Стоп! А это что такое? Я подал знак остановиться.
   Между деревьев возвышался холм шагов двадцать в поперечнике. Подножие его было засыпано листвой. А из-под нее виднелись отходящие от холма веером корни. И они шевелились, словно это и не корни, а щупальца. Опасности я по-прежнему не ощущал. Корни ворочались, показывались и снова погружались в листву. Они не поднимали вместе с собой землю, значит, находились на поверхности. И вдруг все пространство, доступное взгляду, заходило волнами.
   - Назад! - крикнул я, но опоздал.
   Из-под ног Марии, Триба и Мирса взметнулись сразу по три-четыре щупальца, и, обвив накрепко их тела, прижали к земле, подняв в воздух ворох листьев.
   Нет! Всю силу, дарованную мне лесом, я бросил навстречу неизвестному существу, которое грозило в следующую секунду разорвать тела моих друзей своими мощными щупальцами. Существо ослабило хватку, заинтересовавшись.
   В голове моей прозвучал скрежещущий голос:
   - Я помню тебя. Ты - тот наглец, что осмелился прикоснуться к древней силе. И теперь ты растворишься в ней.
   Корни вокруг Марии и чемеров снова пришли в движение. А меня согнула судорога. Превозмогая боль, я выкрикнул:
   - Отпусти их! Отпусти их, возьми меня!
   - Ты уже и так мой!
   И тут меня осенило:
   - Ты и есть Сердце леса?
   Корни остановились, и я почувствовал, как невидимая сила очень чувствительно встряхнула меня. А скрежещущий голос зазвучал еще резче и пронзительнее:
   - Что ты, червь, знаешь о Сердце леса?
   - Отпусти их, и тогда поговорим, - рискнул я.
   Цепкие объятия, сжимающие нас, разжались, щупальца-корни улеглись, спрятавшись под листвой. Но угрожающее напряжение, повисшее в воздухе, не пропало, тишина стала зловещей, звенящей.
   Я еще только лихорадочно соображал, что же мне сказать этому агрессивному существу, как снова услышал его голос:
   - Ты знаешь, кто украл Сердце леса? Знаешь, где оно?
   - Я найду его и верну сюда, в лес, если ты отпустишь нас, - твердо произнес я, ожидая в ответ бурю.
   - Хорошо, - голос существа стал глуше и тише, - верни лесу Сердце.
  
   От Стража, этого самого существа, я узнал, что Сердце леса - это растение, на котором зреет чудесный плод. Само растение небольшое, напоминает куст с широкими крупными листьями. Плод его размером с человеческую голову, цвета прошлогодней листвы. Когда созреет этот плод неизвестно.
   - Сердце леса обладает огромной и неиссякающей жизненной силой. Достаточно прикоснуться к нему - и любая болезнь отступит. Сердце леса может вернуть к жизни. Но само оно беззащитно, и вдали от своего леса может погибнуть. Лес без него тоже погибнет, уже погибает. Похитители направились в сторону большой воды.
   - Я верну Сердце леса, но освободи меня от дара.
   - Излечить тебя может только Сердце. Я лишь отсрочу твое окончательное превращение.
   Почти сразу я почувствовал облегчение, тиски боли разжались.
   - Ты найдешь его и вернешься. А она останется пока здесь, - с этими словами один из корней обвил Марию за руку и повлек к холму.
   Я дернулся было - другой корень тотчас же уперся мне в грудь.
   - Принеси Сердце леса - получишь ее назад невредимой.
   Холм зашевелился, приподнялся с одного края, посыпалась земля вперемешку с листвой, и открылся неширокий вход.
   - Не волнуйся, Драгор, я буду ждать, - и Мария скрылась в темноте.
   Холм зашевелился, закрывая тайный ход, подвигал корнями и затих. И снова ничто не выдавало присутствия Стража.
   Я вспомнил, что наш разговор со Стражем чемеры не могли слышать.
   - Друзья, Сердце леса украдено, его увезли к морю. Марию Страж взял в заложницы. Дальше дорога для одного. Спасибо за помощь, друзья.
   Мы тепло простились. И я сжал кристалл.
  
   Осенняя капель. Так бывает, когда в продолжительное ненастье мелкий неприметный дождь сеет, как ситом, отчего на древесных ветвях образуются крупные, холодные капли, с шумом и силой падающие на землю. На небе еще клубятся черные тучи. Тихо журчит река Быстрая.
   Я выбрал место подальше от людей. Пройдусь, ничего. Снял плащ и, накрывшись с головой, двинулся к воротам. Постучал. Тут же ответил мальчишеский голос откуда-то сверху:
   - Кого там еще несет?
   - Ты б повежливее, Ванька, можешь и по шее схлопотать, - усмехнулся я, узнав старого знакомца с рыночной площади.
   - Дяденька Драгор, ты вернулся? Так ты живой? - заорал мальчишка, узнав мой голос.
   Ворота со скрипом отворились. Мне навстречу выбежали пацаны. Подскочил Ванька. Повзрослели мальчишки, вытянулись, несут ношу не по своим плечам. Я старался держать голову пониже, не хотел их пугать своими зелеными глазами.
   - Тяжело вам теперь, Ванька?
   - Ничего, справляемся, мы уже взрослые.
   - Да, и князь у вас теперь молодой, - вздохнул я, и сердце сжалось.
   - Почему молодой, князь Василий уже не молод, - удивился Ванька.
   - Что? Так он жив?
   - Живой, - улыбнулся Ванька, почесал нос и добавил, - только раненый весь, но живой.
  
   Осень. Я люблю это время года. Разноцветные листья под ногами, их умиротворяющий шорох... Но сейчас осень только подчеркивает сиротливость городка. Народа на улицах не видно. Наметились признаки запустения, неухоженности.
   Листья в садах осыпались все. Ветер, вечный житель приморского городка, уже соорудил шуршащие барханы. Намокнув, они стали коричневыми, тяжелыми.
   В княжеский двор меня не пустили:
   - Пошел прочь, урод!
   - Стой! Надо еще выяснить, кто он такой. Колдун, может.
   - Урода я вам припомню еще. Князю Василию передайте, что Драгор жив и ждет у ворот.
   - А ну, стоять, руки за спину! Семен, веревку!
   Я не пошевелился, лишь прикрыл глаза:
   "Князь Василий Андреевич, гостей принимаешь? Поспеши, а то меня тут твои орлы арестовывают"
  
   Князь уверенно шел на поправку. Левая рука еще на перевязи, через щеку глубокий шрам.
   Я снял плащ, открыв лицо. Князь на минуту опешил при виде моей изменившейся внешности, потом обнял меня крепко, как брата:
   - Живой...
   Здесь еще не знали, что колдун побежден. Я рассказал о гибели Мирослава и отдал наруч:
   - Пусть теперь он будет только памятью твоего рода, и никогда больше не используется по назначению.
   Нас не тревожили, за дверью было тихо.
   - Дружины больше нет...Я был без сознания. Видимо кто-то из дружинников посадил меня в седло. Конь вернулся домой.
   Выслушав мой рассказ от начала и до конца, не перебивая, князь, подумав, сказал:
   - За этот сезон в море вышли всего четыре наших корабля. А мы принимали одно судно из Кафрании. Надо все обдумать, расспросить кое-кого. В ближайшее время снарядим корабль. Купца Елия с тобой отправлю с товарами, он давно уже готов. Сейчас к нему пошлю. А ты пока отдыхай, сил набирайся, дорога будет дальняя...
  
   Послушный ветер наполнил паруса "Княгини Ольги", и мы расстались с родными берегами.
   Я узнал, почему море называли Жемчужным. Из-за обилия Жемчужниц с Кафранской стороны. А может быть, из-за туманов, которые почти всплошную укрывали морскую гладь, и вода казалась перламутровой, когда солнечные лучи проникали в нее сквозь молочную пелену.
   Штормов здесь никогда не было, по крайней мере, никто не помнил. Крупных хищных рыб и животных не водилось.
   - А что, Михалыч, - спросил я капитана, есть ли карты Жемчужного моря? И куда, кроме Кафрании, ходили наши корабли?
   - Ходим мы только в Кафр. А в Амаратрии, в Самбатрии, в Атхии и Пинайе не бывали наши корабли.
   - Почему? В Амаратрии, я слышал, есть что посмотреть.
   - Ну, да, Только надо как-то и назад вернуться. Один из княжеских кораблей года три назад заплутал в тумане, сбился с курса и пошел прямиком на Амаратрию. Капитан был молодой. А вслед за этим шел другой наш корабль. Вот матросы с этого корабля и рассказали, что видели искореженное судно, наше. Причем повреждения на нем были такие, что человеку при всем желании не сотворить. Разбойников здесь нет. Море тихое, штормов никогда не бывало. На мель можно сесть и в тумане на скалы налететь. Да только вряд ли они так близко к берегу подошли бы.
   Купец быстро перекрестился.
   - Да ты, никак боишься, Елий Григорьевич? - улыбнулся Михалыч.
   - Доживешь до моих лет, и ты бояться будешь. Это только в молодости все мы ничего не боимся: ни опасных приключений, ни риска в делах. Все потому что знаем мало. Со временем столько шишек себе наставишь. Опыт - учитель, дорого берущий за свои уроки. Однако же никто не учит лучше него. Вот потому, Михалыч, я и опасаюсь, что многое повидал. Говорят, колдунов в Амаратрии хватает. Есть добрые, что свою силу применяют на пользу людям. В Кафре много разных вещиц волшебных, привезенных из Амаратрии продают.
   - Так что ж, никто из наших в Амаратрии и не бывал ни разу?
   - Нет, да и зачем. В Кафре все торговые пути сходятся. Да и ближе к нам Кафр. Там всегда нас хорошо принимают. Никогда не обманут, не подведут. Ни в какие споры кафранцы не вступают. Держат нейтралитет. Самого князя Василия Андреевича тамошний правитель принимал не раз.
   - Кафр увидишь один раз - вспоминать всю жизнь будешь. Я вот, уже не первый раз туда направляюсь, а так рад, - капитан мечтательно улыбнулся, и рыжие усы его при этом смешно встопорщились.
  
   Просыпался я рано, от нечего делать экспериментировал со своими энергетическими потоками. Я мог поглощать чужую энергию, отдавать свою, направляя в создаваемую для излечения сеть. Попробовал использовать свои энергопотоки для получения новых возможностей, например, увеличить скорость бега, или силу мышц. Все мои попытки направить энергию внутрь тела заканчивались полным сворачиванием моей энергетической системы. Подумав, я решил, что это очень полезное умение, ведь таким образом моя энергосистема становилась полностью закрытой от внешних воздействий. Я становился невидимкой для тех, кто мог видеть и ощущать энергию.
   Часто мы с Елием Григорьевичем коротали время в беседах. О чем только мы не говорили. Знания купца были обширными, юмор неиссякаем. Особенно меня интересовала страна, которую мы собирались посетить. Елий Григорьевич с удовольствием рассказывал мне, а также всем желающим послушать, все, что видел своими глазами и что слышал от других купцов.
   С тех пор, как князь стал снаряжать торговые корабли, раз, а то и два раза в год купец возил свои товары в Кафранию. Нужные знакомства завел, обещал, что встретят нас и принимать будут от всей души.
   Портовый город называется Кафр, он же является и столицей царства. Огромный белокаменный город утопает в зелени садов, чарует ароматами цветов неземной красоты. Кафр расположен в долине и окружен многочисленными селениями. Остальная территория Кафрании - горы. На зеленых склонах пасутся бесчисленные отары овец.
   - Еще там есть любопытные животные, - рассказывал купец, - ростом с лошадь, с большими черными кожистыми крыльями, как у летучей мыши. Голова чем-то напоминает волчью, иссене-черная грива. Мощные когтистые задние лапы позволяют с лету хватать добычу, передние - сросшиеся с крыльями. Длинный хвост, как у змеи, и все тело покрыты густой красной шерстью, говорят, что такая жесткая, что и меч ее не берет. Да животные наделены по воле Бога разумом, речь человеческую понимают. Их называют анарадусами. Живут в горах небольшими группами. Увидеть их - чрезвычайная удача, как и безмерная опасность, - они не позволяют приблизиться, их места обитания никому не известны. Я видел детеныша анарадуса, умирающего, к сожалению. Уж не знаю, как он оказался у тех людей.
   Много диковинок в Кафрании. У царя тамошнего фонтаны в саду чудесные, нет ни одного похожего на другой. Я сам не видел, мне рассказывали. В одном - рыбы цвета неба весной, а от хвоста и боковых плавников словно пестрые легкие платки развеваются. Так что самих рыб в фонтане не разглядишь, только вода колышется да цветами разными переливается.
   Простой люд на земле трудится, скот растит, торгует, за рыбой в море выходит. Многие мужчины - ловцы жемчуга.
  
  
   Берег из-за тумана открылся взору внезапно и во всей красе. У меня перехватило дыхание. У пристаней разные корабли, большие и не очень. Иные, покидая Кафранию, расправляли паруса, как птицы крылья.
   Огромная портовая площадь. Люди, как муравьи, передвигаются черными точками.
   А дальше - белая и очень высокая городская стена. Кажется, бесконечная. Город, расположенный выше, еще едва угадывается.
   - Здесь, на площади, и устраивают торговлю. Но сначала надо заявить о намерении торговать, заплатить налог.
   Мы вдвоем с купцом сошли на берег. Городская стена оказалась еще более высокой, чем показалась вначале, наверное, не всякая птица перелетит. У ворот трое вооруженных стражников в легких одеждах.
   Елий сказал им что-то. Ишь, молодец какой, язык выучил. Один из стражников скрылся за небольшой дверцей в воротах.
   Жарко. А я еще под плащом, дабы не смущать. Вскоре нас пригласили в небольшую конторку. Купец долго объяснялся, показывал бумаги. Люди заходили, выходили. Наконец, купец, облегченно вздохнув, обернулся ко мне:
   - Ну что, устал ждать? Вот так всегда, а что ж поделать, все правильно. Хоть и дружественная страна, а порядок есть порядок.
   - Долго еще?
   - Да уже закончили, сейчас за нами коляска придет, поедем к моему другу и компаньону, Абру Ольфовичу.
  
   Город меня поразил своим великолепием. Всюду, как и рассказывал Елий Григорьевич, солнечные рощи, сады - одни деревья цветут, другие уже плодоносят, цветы душистые и прекрасные, величественные здания из белого камня. Дороги широкие, четыре повозки пройдут свободно, дорожки для пешеходов по обе стороны от нее. Под ногами шуршит галька, перед богатыми домами вымощено белым камнем.
   Встреча купцов была радостной. Они обнялись, расцеловались. Абр Ольфович был чем-то даже похож на Елия, только ростом повыше и не такой полный. Добродушный и гостеприимный купец сделал мне подарок - амулет. Он представлял собой крохотного жучка-булавочку. Острием надо было коснуться затылка, и жучок моментально и почти безболезненно внедрялся под кожу. Проделав эту нехитрую процедуру, я стал понимать речь кафранцев и свободно ею пользоваться сам.
   Елий оказался мастером переговоров, он очень аккуратно свернул разговоры о житье-бытье, о делах и политике и переключил беседу в нужное русло.
   Но ничего полезного мы не узнали. Царство садов благоухает сотни лет и в Сердце чужого леса не нуждается. О колдунах и ведьмах уже давным-давно ничего не слышно. А амулеты - их привозят из-за моря, торгует этими вещами соседняя Амаратрия.
   Я начал опасаться, что в Кафрании Сердца леса нет. Пока купцы говорили о делах, решил прогуляться по городу, осмотреться, послушать, о чем люди говорят.
  
   Надев шляпу с широкими полями, которую предложил Абр Ольфович, я вышел на улицу. Люди спешили по своим делам, нищих и беспризорников видно не было. В городе не было свалок, заброшенных и не обихоженных мест, все сияло чистотой и благоухало.
   С веток деревьев, прикрытые узорными листьями, свисали спелые плоды, стекали душистые смолы. Пчелы кружили над цветами. Растения источали умиротворение. Я чувствовал их так же хорошо, как и на том берегу Жемчужного моря.
   Люди не обращали на меня внимания, привыкли к появлению чужаков. Пару раз я заходил в чаевни, где можно было не только выпить ароматного чая, но и плотно пообедать. Людей там было немного, однако попытки к общению вежливо отклонялись.
   Вечерело. Я ни с чем возвращался в дом купца. И вдруг почувствовал, что рядом, совсем близко, среди всеобщего счастья и благости - провал, темнота и тоска. Я пошел в нужном направлении, свернул за угол. Не было разрушенного строения, пожарища или сухих искореженных деревьев. Довольно большой участок был просто заброшенным. Рос бурьян. Это и само по себе было необычно, но я заметил, что люди обходят это место.
   Я остановил проходящего мимо мальчишку и спросил его.
   - Вы не знаете господин, вы приезжий, тут давным-давно стоял дом, а жили в нем колдуны. И все знают, что это место проклятое, туда нельзя ходить.
   Большего он не смог рассказать, а, заглянув мне под шляпу, отшатнулся и убежал. Подумав, я решил зайти в церковь, которую заметил еще днем.
  
   Здесь было просторно, светло. Все атрибуты христианской церкви тоже были в наличии. Ко мне подошел священник. Он был очень стар. Его глаза выцвели, взгляд был рассеян или в стремлении видеть все сразу, или имея возможность понимать больше, чем позволяет обычное человеческое зрение.
   - Сын мой, ты издалека, но нашел время посетить Храм Христа. Это благое дело. Очисти душу молитвой. И сердце твое возрадуется, - его голос был на удивление звучным и сильным.
   Все-таки, есть у всех священников способность располагать к себе, внушать доверие, успокаивать. Они всегда готовы предложить бескорыстную помощь, готовы принять под свое крыло и праведников, и грешников. Их собственное смирение является примером для людей. Церковь объединяет, ведет. Она представляет действенную силу, к тому же не претендует на власть, ей достаточно власти над душами, сердцами. Надеюсь, так будет всегда, иначе мир потихоньку начнет чернеть, разрушаться.
   - Вижу, сын мой, что твою душу терзают сомнения. Доверься мне.
   - Вы верно заметили, святой отец, я нездешний и немного болен.
   Священник взглянул мне в глаза и кивнул.
   - Я слышал, что когда-то, очень давно, в вашем городе жили колдуны, видел землю, которую все считают проклятой. Мне известно, что церковь считает всякое колдовство ересью. Но как вы объясните такие поверья?
   - Всякое колдовство - это Зло, от которого церковь оберегает людей. Человек сам должен творить благо. А если будет на то Божья воля - будет ему помощь и совет. Все, полученное даром, не ценится человеком, не приносит ему пользы, только вводит в соблазн. Это мнение церкви и мое. Творящий зло - оружие в руках дьявола. А мы должны защищать людей от него всеми силами. Я вижу, сынок, что болезнь твоя не простая, понимаю твой интерес и постараюсь помочь. Тебе нужно встретиться с одним человеком, - и священник объяснил, как его найти, - дашь ему это, - он вынул из кармана что-то и быстро вложил мне в руку.
   Я посмотрел - на моей ладони лежал серебряный крестик - усмехнулся. Священник улыбнулся в ответ:
   - А человека этого все-таки найди.
   Церковь начеку - это добрый знак, значит, иду в верном направлении.
  
   Нужный мне человек был стариком, кожа на его лице была как кора дерева, сухая, изрытая морщинами. И он был слепым, белые зрачки смотрелись жутковато. В доме кроме него были две женщины, которые проводя меня к старику, тут же ушли. Я передал ему крест, старик ощупал его длинными сухими пальцами.
   - Говори, я слушаю тебя, - спокойно и тихо сказал он.
   - Я нездешний, отец, и болен. Недуг мой магического происхождения. Я хочу у вас спросить, есть ли в городе волшебник, способный мне помочь?
   - Если не хочешь говорить правду - уходи, - устало проговорил старик.
   - Прости, отец, - осекся я, - просто не знал с чего начать. Я видел проклятое место, расскажи мне о колдунах, что жили там.
   Старик поднял голову и долго молчал, устремив невидящий взор куда-то далеко-далеко, потом словно очнулся, пожевал губами и начал свой рассказ:
   - Много сотен лет назад, когда наш замечательный город еще не был таким большим и прекрасным, в Кафре появились два волшебника. По повелению царя им надлежало развести в городе сады, краше которых не было бы на всем белом свете. И в Кафре вскоре выросли и зацвели чудесные деревья. Царь был очень доволен и щедро вознаградил волшебников.
   Они остались жить в Кафре, обзавелись семьями. Помогали жителям города, если возникала нужда, никому не отказывали, и поэтому их все любили и уважали.
   У одного из них была дочь, ее звали Рогула. У девочки от рождения был магический дар. Но только зло двигало ее помыслами. Стремление причинять боль животным, людям переросло в желание убивать. Волшебники, заметив наклонности девочки, стали прятать ее, запирали в доме. И неустанно искали способ воздействовать на Рогулу, чтобы переменить ее, отнять магический дар. Однако усилия были тщетны. А темная душа Рогулы становилась все чернее.
   Людей, загубленных волшебницей, считали погибшими в горах, каждому смертельному случаю, произошедшему в городе, находили объяснение, не связывая его с Рогулой. Но вскоре люди начали догадываться, шептаться.
   Однажды Рогула завлекла в горы группу детей и убила, замучив до смерти. Стало очевидно, что волшебница не должна жить. Отец Рогулы противился, защищая дочь. Между волшебниками вышла ссора, в результате которой душа Рогулы была вырвана из тела, заключена в камень и заброшена неизвестно куда. Отец колдуньи убил своего друга и исчез вместе с бесчувственной дочерью. Говорят, что они до сих пор живы, и скрываются где-то в горах. Их дом разрушился, и место, где он стоял, считается проклятым.
  
   Вернулся я поздно вечером, когда все в доме уже спали. Тревожные мысли не давали мне покоя. Интуиция подсказывала, что история с Рогулой еще не закончена. И черная жемчужина, из которой Майгерон черпал силу и ненависть, которая взорвалась не без моего участия, может быть, старик говорил о ней, и в нее была вложена черная душа Рогулы?
   Если предположить, что возвращение души в тело через сотни лет возможно, то Рогуле, чтобы вернуться к жизни, понадобилось мощное лекарство - Сердце леса.
   С утра, по моей просьбе, купцы занялись сборами в дорогу. Были уложены необходимые припасы, приспособления для передвижения в горах, теплая одежда, куплены лошади, нанят проводник.
  
   Его звали Танис. Молодой, высокий, черноволосый, открытое улыбчивое лицо, скромный. Разговаривает с уважением, но без подобострастия. Худоват, но, похоже, жилистый. Я спросил о его семье. Оказалось, что он сирота. Живет там, где находит работу. Пас овец в горах с детства. Поэтому уверен, что с работой проводника справится. В этом мне еще предстояло удостовериться.
   Из оружия я взял с собой метательные ножи и меч, Танис - только цепь с заточенными лезвиями на конце. Кстати, интересное оружие, но определенно требует навыка.
  
   Холмы начинались прямо за стенами города. Уточню, собственно, городской стены, такой, которая защищала город с моря, здесь не было. Вероятно, отсюда не ждали опасности. У города и близлежащих селений здесь надежная естественная защита - непроходимые скалы, высокие горы, ущелья.
   Лошадки наши были невысокие, но крепкие и резвые. Поднимаясь на покрытые густой растительностью склоны, они пытались ускорить передвижение, но мы их придерживали, идти еще далеко. Но лошадки, похоже, этого не понимали и, словно стремясь выслужиться, рвались вперед, а может быть, просто застоялись.
   Селения теснились в долинах, крыши домов были соломенные. Занимались жители овцеводством, возделывали землю на склонах гор. Жизнь, как я понял из разговоров, была тяжелой, но недовольства и ропота не было. Люди ничего не хотели изменить, покорные судьбе и послушные подданные Кафрании. Жители регулярно платили налоги в казну, овец и овощи с огородов продавали за гроши. Все необходимое для жизни старались производить сами. Селяне охотно предоставляли нам ночлег и даже не думали требовать плату. Это было естественное горское гостеприимство.
   Хозяева определили нас спать под соломенным навесом. Было еще тепло, но под утро чувствовалось дыхание близкой осени, которое совсем не ощущалось в долине.
   Неожиданно послышался далекий то ли вой, то ли хриплый стон. Хозяин рассказывал, что уже несколько дней эти странней звуки тревожат их по ночам. В ту сторону люди не стали ходить, боятся. Завтра мы как раз туда и пойдем.
   Лошадей оставили пока у хозяев, хорошо заплатив за постой. Добрые люди дали нам с собой овечьего сыра, кукурузные лепешки и ломти вяленого мяса.
  
   Утром мы ушли из селения. Склоны становились все круче. Постепенно началась зона снегов. Идти стало намного труднее. Передвигаться приходилось с осторожностью, чтобы не провалиться в глубокий снег. Деревья на склоне еще были. Это нам немного облегчало задачу. Ночлег мы старались выбрать за ветром. Иногда удавалось устроиться около вывороченного с корнями дерева. Разводили костер, потом, когда прогревалась земля, убирали его. На прогретое место натаскивали ветоши, сухого мха, хвои и устраивали постель. Жесткую, но сухую. Потом разводили еще один костер. Для этого искали сухую ель, потому, что осина или сосна гаснут, береза быстро сгорает, пихта трещит и бросает искры, а ель горит медленно, ровно и без треска.
   А утром снова в путь. Деревьев скоро не стало. Вскоре вокруг нас была одна лишь каменистая пустыня. Горы были молодые, поэтому опасность подстерегала путника на каждом шагу. Угрюмые утесы, глубокие ущелья. Один неверный шаг, и сорвешься в пропасть. Казалось бы, скалы, камни, однообразие. И все же здесь было красиво. Холодная, суровая красота. Горные вершины пронзают небо, затянутое серыми тучами. И тишина, которая в любой момент может смениться оглушающим грохотом обвала.
  
   Неожиданно я ощутил волну боли и отчаяния. Изломанное тело какого-то животного лежало у нас на пути. Лошадь? Как она сюда попала? Подойдя ближе, я опознал анарадуса. Его крылья, лапы были повреждены и, похоже, давно. Дыхание его было прерывистым, тяжелым.
   - Драгор, это опасно, - предостерег Танис.
   Зверь не пытался пошевелиться, лишь взглянул на меня. В его глазах была боль, смертельная усталость и что-то, присущее только человеку, разумному существу. Я услышал его мысли:
   "Прочь, человек..."
   Анарадус смежил веки. Что же произошло с ним? Покалечился в горах или забили собратья?
   Я подошел еще ближе, на ходу формируя плетение исцеляющей сети, объединил ее со своими энергетическими потоками и набросил на анарадуса. Некоторое время ничего не происходило. Потом послышался громкий хруст, крылья животного подергивались, вырванные суставы становились на места, поломанные кости, торчащие из кровоточащих ран, убрались, срослись. Анарадус задышал спокойнее. Я с облегчением заметил, что боль покинула его тело. Анарадус открыл глаза, приподнялся на лапах, расправил крылья.
   Страшные рубцы покрывали его тело. Шерсть слиплась от засохшей крови. Но все-таки он был прекрасен. Благородное животное, намного выше местных лошадок, широкая грудь, мощные лапы, гордый взгляд. Черные грива и исполинские крылья, красно-коричневая шерсть - все, как рассказывал купец.
   Танис смотрел на происходящее с удивлением и страхом. Мне понятно его состояние. Наверняка, впервые видел анарадуса, а тут еще непонятное выздоровление. Танис пятился к скале, пока не уперся спиной.
   "Благодарю тебя, человек, - анарадус немного склонил голову, - ты спас меня. Я Ромер, вождь стаи. Назови свое имя, человек".
   "Меня зовут Драгор, - я смотрел ему прямо в глаза, - скажи, Ромер, как ты получил такие страшные раны?"
   Анарадус взмахнул крыльями, в глазах появился гнев:
   "На востоке, где самые высокие горы, где снег на вершине не тает под лучами солнца, есть ледяные пещеры. Это опасные места. Там трудно дышать, снежная белизна слепит глаза, и часто сходят лавины. Мы никогда не летаем туда. Однако трое молодых анарадусов со свойственной юности бесшабашностью и бахвальством втайне от стаи несколько ночей назад направились к ледяным пещерам.
   Я и еще трое старших полетели за ними. На склоне горы мы нашли их всех. Они были мертвы. Разбились при падении или погибли еще в воздухе. Мы решили разобраться и, во что бы то ни стало, отыскать убийцу.
   Поднявшись к вершине снежной горы, увидели людей. Их было двое: мужчина-старик и молодая женщина. Они стояли у входа в ледяную пещеру. Женщина тоже заметила нас. Почувствовав опасность, я попытался увести группу. Но мы не успели... Трое анарадусов стремительно падали. Я метнулся в сторону и, облетев проклятую гору по широкой дуге, опустился к мертвым собратьям. Они лежали рядом с молодыми, и снег вокруг стал красным от их крови.
   Покарать убийцу! Гнев затуманил мой разум. Я расправил крылья, и крик ярости и ненависти вырвался из моей груди. Я жаждал сомкнуть клыки на шее этой ведьмы и разорвать ее на куски. Но этому не суждено было сбыться. С вершины навстречу мне шла лавина. Гул стремительно нарастал. Я не успел уйти от лавины, и она настигла меня. Очнулся ночью, слышал зов анарадусов, вылетевших за нами, но не стал отзываться. Я знал, что умираю. А стая должна жить".
   После этого рассказа у меня язык не повернется назвать Ромера животным. Благородство, самопожертвование - на такое далеко не всякий человек способен. Значит, Рогула ожила и продолжает творить зло.
   "Я вижу, Драгор, ты знаком с магией, и еще чувствую в тебе что-то звериное. Кто ты?"
   Теперь пришел мой черед рассказывать свою историю. Мы решили, что объединив усилия, сможем уничтожить колдунью.
  
   Ромер улетел, но вскоре вернулся, и не один. Теперь наблюдение за ледяной горой с воздуха вели трое анарадусов. Мы с Танисом укрылись в небольшой расщелине, ждали.
   "На подходах к скале тропа, а дальше - подъем к самой ледяной пещере", - сообщил Ромер.
   "Отлично. Значит, волшебники или спускаются вниз сами, или принимают гостей. Вероятнее всего второе. Постарайтесь увеличить территорию наблюдения".
   Мы упорно выжидали. Анарадусы менялись, к наблюдению с воздуха была привлечена почти вся стая. Ветра не было, и мороз казался небольшим. Танис несколько раз разжигал костер, проследив за направлением дыма, жгли вяленую рыбу. Она была жирной, горела жарко.
   И, наконец, увидели приближающихся анарадусов.
   "Двое. Направляются к скале", - сообщил Ромер, подлетая.
   Следом за ним шел на посадку еще один анарадус. Они тяжело опустились на землю, подняв небольшой снежный вихрь.
   "Оттуда", - указал поворотом головы направление Ромер.
   "Хорошо, мы идем"
   "Вы не успеете. Надо устроить встречу подальше от горы. Тем более, что старик уже выходил из пещеры. Ждет. Мы полетим".
   Ромер сел, чтобы мне было удобнее забраться к нему на спину.
   "Немного ниже", - проворчал он.
   Танис с опаской устроился на спине второго анарадуса.
   Несколько взмахов мощных крыльев - и мы высоко над землей. Пришлось вцепиться в жесткую шерсть, чтобы удержаться, холод обжигал лицо, но ничто не могло испортить невероятное ощущение полета. Это необыкновенная легкость, волнение, радость. Хотелось закричать, раскинуть руки в стороны и лететь самому.
   Ромер почувствовал мое состояние, повернул голову. В эту минуту я бы поклялся, что анарадусы умеют улыбаться, хотя вряд ли бы кто поверил.
   "Держись крепче! - и он взмыл высоко вверх, так что облака остались внизу, затем круто развернулся и стрелой понесся вниз. У меня дух захватило, а сердце чуть не выпрыгнуло из груди.
  
   Наконец, мы увидели их, и приземлившись так, чтобы не вспугнуть раньше времени, стали наблюдать. Анарадусы взлетели.
   Двое невысоких мужчин несли за спиной тяжелые мешки. Шли медленно, видно, что издалека, но уверенно. Увидев нас, удивились. Но замешательство было недолгим.
   - Куда идем? - невинным голосом поинтересовался я, словно встретился со старыми знакомыми на людной улице.
   Мужики сбросили поклажу, освобождая руки.
   - Не твое дело, - прорычал один.
   Второй молча выхватил нож и метнул в меня. Увернуться не составило труда. В одно мгновение у меня в руках появился меч. Краем глаза заметил, что Танис раскручивает цепь. У наших противников тоже были цепи. Я не удосужился спросить у своего проводника о бое цепями, поэтому не спешил атаковать.
   И вот мой враг взмахнул своим оружием. Цепь развернулась во всю длину, острые лезвия, до этого представлявшие собой сложенный веер, блеснули, отделившись друг от друга. Цепь пронеслась над моей головой, я опередил выпад, уклонившись. Лезвия разочарованно лязгнули, не утолив жажду крови. Противник рванул цепь, готовя новый удар. И в этот момент мой меч достал его снизу. Противник осел на колени, зажимая кровоточащую рану на животе. Я обернулся - Танис уже сворачивал цепь. Такое опасное оружие в умелых руках. Своего противника Танис изрезал всего. На лице, шее, руках не было живого места. Все вокруг залито кровью.
   Мой противник был жив, его рана не смертельная. А мне еще нужно было задать ему несколько вопросов. И я занялся лечением. Вскоре мужик, с удивлением шаря по животу руками, сильно нервничая, сел, поджав ноги, и уставился на меня.
   - А теперь скажи мне, куда ты шел? - спросил я спокойно.
   - Мы несли еду, - проговорил он.
   - Куда? Кому?
   - Туда, - он указал рукой в сторону ледяной пещеры, - старик там, платит хорошо.
   - Откуда ты?
   - Здесь недалеко, на западе наше село, шесть дворов, мы в стороне от других селений.
   - Провизию только вы вдвоем носили?
   - Иногда менялись.
   - Как тебя зовут?
   - Олим, господин.
   - А его? - я указал на второго.
   - Сатин...
   - Как происходит встреча со стариком?
   - Ничего особенного, мешки оставляем, он платит, и мы уходим.
   - Ты, Олим, знал, что помогал колдуну? - сурово спросил я.
   - Догадывался, - помолчав немного, ответил он, - прятаться от людей добрый человек не станет.
   - Значит, догадывался...
   - Господин, если б не нищета... Я бы никогда, на деньги польстился... Семья, дети... - обреченно опустил голову мужик.
   - Вот что, Олим. Похорони его, - я указал на Сатина. И чтобы я о тебе больше никогда не слышал.
   - Спасибо, господин, - поклонился мужик.
   Покачиваясь, он встал, опять взялся за живот, все еще не веря в чудо. И, потащил своего приятеля за плечи, подальше. Засыплет снегом в расщелине и все. По-другому никак.
   - А ты молодец, ловко цепью орудуешь, - похвалил я проводника, - меня как-нибудь научишь.
   - Договорились, - улыбнулся он.
   - Ладно, мы сейчас поднимемся в ледяную пещеру с этими мешками, - я пнул один, - ты молчи, ничего не говори, оставишь мешок и уйдешь один, затаишься в укромном месте. Двое суток ты будешь ждать меня. Если я не спущусь на третий день - возвращайся к купцам, все им расскажи.
  
  
   Подъем к ледяной пещере был долгим и утомительным. Однако было видно, что тропой пользовались давно и довольно часто. Ни один камень не обрушился под ногой, снег был утоптан.
   Анарадусы кружили, осматривая окрестности, держали нас в поле зрения. Я знал, что стоит мне позвать - они придут на помощь.
   Серые тяжелые тучи из последних сил держались в воздухе, опускались все ниже и ниже. Ветер, не в силах сдвинуть их с места, утих. И, наконец, медленно кружась, стали падать первые крупные хлопья. Потом снег повалил неудержимым сплошным потоком.
   И вот, перед нами низкий и узкий вход в пещеру. Не тот большой, замеченный нами еще издали, парадный, подняться к которому можно только по воздуху, так как скала под ним почти отвесная. Этот был незаметным, боковым.
   В глубине входа показался очень худой, согнутый и бледный старик. Лишь глаза его лихорадочно блестели, словно что-то держало его в мире живых, не давало тихо и мирно умереть, и тело его вынуждено было служить ему еще и еще.
   Старик подошел, молча протянул деньги, коснувшись моей ладони холодными, как лед, скрюченными пальцами. Мы также молча повернулись к выходу. Танис стал спускаться, а я затаился.
   Старик волоком потащил мешки. Спустя некоторое время я зашел внутрь. Коридор был узкий и низкий, как раз по росту старику, стены и потолок покрыты голубым льдом. Каменный пол усыпан чем-то мягким, похожим на мелкие опилки. Старик оставил мешки в нише и поковылял в следующую комнату. Я последовал за ним.
   Потолки здесь были выше, стены сплошь увешаны медвежьими шкурами, в углу висят их связки. Направляясь к ним, я едва не вскрикнул, проходя через стену горячего воздуха. Молодец, старик, вы тут, значит, не замерзаете. Я притаился за шкурами, даже удалось сесть. Место удачное для наблюдения. Прямо напротив - комната старика, тоже вся завешена и устелена шкурами. Здесь у него, похоже, лаборатория: банки, склянки, пучки трав, книги. В углу - лежанка.
   Правее - вход в следующее помещение. Оно тоже убрано шкурами разных животных. Здесь был "парадный" вход в пещеру. Стена горячего воздуха, защищающая помещение от холода и ветров, была почти белой из-за образующегося снаружи пара.
   Освещалась эта довольно большая комната голубоватыми шарами, расположенными под потолком.
   Старик склонился над низеньким столиком, послышалось тихое шипение и потрескивание. Когда он повернулся, в руках у него я увидел чашу с дымящимся содержимым, в парах светились зеленые и желтые искорки. Волшебник прошел в большую комнату, я немного продвинулся, чтобы все разглядеть.
   На узком невысоком каменном ложе, застеленном белой пушистой шкурой, лежала молодая и очень красивая девушка. Черные шелковистые волосы волной спадали до самого пола, тонкие изящные руки, длинные пальцы, лебединая шея. Тонкие брови дугой, пушистые ресницы. Только лицо девушки казалось слишком бледным, кожа была почти прозрачной. Я подумал бы, что она мертва, если бы не пунцовые губы.
   Старик приподнял девушке голову и стал поить светящимся напитком, затем уложил и снова прошел в свою комнату. Лицо девушки немного порозовело, но в себя она не пришла.
   Старик вернулся, держа в руках Сердце леса, и положил его девушке на грудь. Дрожь пробежала по ее телу, она глубоко вздохнула и открыла глаза. Старик сразу убрал Сердце и унес его к себе.
   Девушка медленно встала, движения ее были скованы, темно-синие глаза затуманены, взгляд рассеян. Старик, возвратившись, поспешил к ней:
   - Доченька, не спеши, присядь, - усадил он ее, - скоро ты будешь совсем здоровой, а сейчас поешь, - он протянул ей чашку.
   Рогула взяла, немного поела. Взгляд ее стал осмысленнее, строже.
   - Ты опять меня поил зельем... Не смей...
   Голос ее был мягким и мелодичным, немного низковатым для нее.
   - Ты только не волнуйся. Вот поправишься, и мы с тобой вернемся в Кафр. Там сейчас тепло. Солнце, ласковое море, - старик мечтательно зажмурился, - помнишь, какой у нас большой дом, сколько вокруг цветов. Ты ведь любишь цветы, дочка, помнишь? Мы с тобой будем выращивать сады. Цари! Цари будут благодарить нас и осыпать милостями. И ты, Рогула, моя дочь, затмишь своей красотой Кафр.
   Рогула ничего не ответила, лишь недобро усмехнулась. Мерзавка, сотни лет среди льдов ее ничему не научили. Интересно, надолго она пришла в себя, и при ней ли ее силы?
  
   - Кто здесь? - голос Рогулы поменялся, стал резким, приобрел тревожные и угрожающие оттенки.
   Она обвела глазами помещение, не заметив меня сначала, потом ее взгляд вернулся к моему убежищу. Рогула вскочила. За одно мгновение она оказалась передо мной, лишь взметнулась волна ее волос, да темный шелк платья обвил ее стройную фигуру.
   Рогула сорвала шкуры надо мной одним резким взмахом. Ее красивое и страшное лицо приблизилось к моему. В этих темно-синих глазах была лютая ненависть, шторм, губящий корабли, вихрь, пожирающий все живое, жажда крови, присущая свирепому, взбешенному зверю.
   Почувствовав опасность, за долю секунды до того, как Рогула потянулась к энергии моего тела, я успел свернуть свои энергетические потоки и направить их внутрь, одновременно выхватывая меч.
   В глазах Рогулы мелькнуло высокомерное удивление. Отвратительная улыбка исказила прекрасные черты.
   Старик попытался что-то сделать, я не понял, кого из нас он хотел защитить.
   Рогула захохотала и взмахнула рукой. Меня тут же отбросило к стене, вдавило в нее с такой силой, что у меня затрещали кости. Старику не повезло больше. Пролетев сквозь стену горячего воздуха, он повис над пропастью, ухватившись за самый край. Старик застонал и позвал тихо:
   - Рогула...Дочка...Помоги...
   Колдунья едва взглянула в его сторону и тут же отвернулась. В глазах старика отразилась мука, он сам разжал руки. Горячий поток, препятствующий проникновению холода в пещеру, со смертью волшебника исчез.
   Рогула смотрела на меня пристально, заинтересовавшись мной, точнее моим непростым случаем. Я почувствовал, как меня сжимает новое колдовство. Рогула наклонила голову вправо - и мое тело резко изогнулось вправо под немыслимым углом, влево - и я словно кукла повторил движение. Почувствовал кровь во рту.
   Выиграть минуту! Я рванулся к ее энергетическим потокам, одновременно готовя свои к поглощению энергии. Рогула не успела закрыться, и у меня все получилось. Она не кричала, но я был оглушен душераздирающими воплями колдуньи, звучащими у меня в голове. Рогула упала, выгнулась, ее лицо исказил страх, может быть, первый раз в жизни.
   Вдруг я ощутил, что вместе с энергией тела колдуньи поступает и другая, совершенно отличающаяся по структуре и составу энергия. Это могла быть только магическая энергия. Старому волшебнику почти удалось вырвать магию из ее души, я лишь завершил начатое.
   Неожиданно я почувствовал разрыв связи. Рогула вскочила и рванулась к черному ходу. Я мог не успеть. Но услышал нарастающий грохот и мысли Ромера:
   "Все хорошо, Драгор, держись, мы ее не выпустим".
   Загрохотало. Потемнело. Значит, анарадусы устроили обвал. Рогула медленно шла назад. Я стоял спиной к парадному ходу. Горячий воздух обжигал мне спину.
   Я почувствовал незримое присутствие Майгерона, может быть, потому, что снова остался один на один со Злом, отрезанный от мира. Поднял меч.
   В руках у Рогулы появились узкие и длинные лезвия, ножи без рукояток. Честный бой, без магии. Колдунья изогнулась, как в танце, и лезвия стремительно понеслись мне навстречу. Я успел отбить все, кроме одного, оно угодило в плечо. Кровавае пятно разрасталось. Рука сразу онемела. Яд! Онемение быстро распространялось. Мой организм сможет восстановиться, но нужно время.
   Рогула спешила добить свою жертву, я собрал последние силы и, резко наклонившись вперед, бросил колдунью через себя. Она повисла над пропастью, пыталась удержаться, но пальцы соскальзывали с каменных выступов. Потом колдунья страшно закричала и сорвалась в пропасть.
  
   Обездвиженный ядом Рогулы, я лежал на ледяном полу, не в силах даже закрыть глаза. В них таяли принесенные ветром снежинки. Я почти перестал видеть.
   Каким-то непостижимым образом мне удавалось удерживаться в сознании. Что это за яд? Я ждал, что вскоре почувствую облегчение. Но организм не спешил регенерировать.
   Вдруг что-то заслонило свет. Сильный поток воздуха, поднятый, несомненно, огромными крыльями, окатил меня волной нового холода.
   "Драгор! Ты жив?"
   Ромер. Я начал отключаться. Борясь изо всех сил с подступающим беспамятством, я послал другу изображение Сердца Леса у себя на груди и отключился.
  
   Море, чужое, грозное, ревущее, волны бросают корабль, как щепку. Надвигается огромная волна. Мне трудно дышать. Но я знаю, что это всего лишь сон, тревожный сон.
   Что-то холодное коснулось моего лба. Я открыл глаза. Рядом со мной Ромер, нагнул голову, но она все еще упирается в потолок, растопырил крылья, как квочка, глядит на меня заботливо.
   Я рассмеялся. Ромер тряхнул головой:
   "Ты в порядке?"
   Во взгляде у него было сомнение, не повредился ли я мозгами.
   "Все хорошо, Ромер."
   Я чувствовал себя, действительно, здоровым. Потому что на груди у меня лежало Сердце.
   "Ты выглядишь иначе."
   Я взглянул на ногти - нормальные. Наверное, и глаза стали прежними. Потрогал лысую макушку - колется. Значит, помогло. А волосы отрастут.
   "Сколько времени прошло?"
   "Еще солнце не село".
   "Тогда полетели".
   Ромер подошел к краю площадки. Я завернул Сердце леса в шкуру, засунул за пазуху и полез на жесткую спину.
  
   Суровые бескрайние земли. Теперь здесь ничто не угрожает стае анарадусов, и все принадлежит им одним: и высокие горы, и заснеженные равнины, и дремучие леса, и необъятное небо.
   А у меня впереди было ласковое море, родные берега, карие глаза и вся жизнь!
  
  
   Глава 4
  
   Гостеприимный солнечный Кафр уже скрылся за густой завесой тумана, только горы некоторое время еще темнели, но и они вскоре словно растворились в молочной его белизне.
   Наш корабль уверенно и споро шел к родным берегам. Как бы хорошо не было в гостях, а все равно тянет домой. Все радовались, веселились. Матросы образовали круг, в центре которого выплясывал молодой парнишка, сирота, нанятый в Кафре капитаном.
   Я подошел к другой группе, расположившейся на корме.
   - Да, друзья, комары гораздо гуманнее некоторых женщин. Уж если комар пьет твою кровь, он, по крайней мере, перестает противно жужжать. Вот, к примеру, моя...
   Дружный хохот матросов не дал ему закончить.
   - Вот, к примеру, моя жена, покойная, мир ее праху, - подождав, продолжил купец, - была такая сварливая и строгая женщина, что мне порой и домой возвращаться не хотелось. Замучила всех слуг в доме своими капризами. Только и слышны были ее окрики. И умерла глупо: вишневой косточкой подавилась.
   - Да ладно о грустном, - попытался я сдержать улыбку, - скажи лучше, что в этот раз Малуше в подарок везешь?
   - А-а-а, - заулыбался купец и похлопал себя по карману сюртука, - уж как я ее удивлю. У купца одного купил волшебные семена. Водяной цветок с огромными пористыми листьями. А самое интересное, что растет этот цветок очень быстро, чуть только семечко воды коснется, как начинает пробуждаться и расти на глазах. Цветок стеблем тянется ко дну и прикрепляется корнями. Листья крестьяне отпиливают и перевозят на них грузы по реке. Кстати, очень объемные и тяжелые. Когда листья приходят в негодность, их высушивают и используют как топливо, которое при горении отдает много тепла.
   - Ну, теперь Малуша тебя уломает пруд во дворе вырыть. Сам себе хомут на шею вешаешь.
   - Э, нет. У нас договор. Я только везу семена, а все, что надо для их выращивания, она делает сама.
   - Тогда, конечно, - я покивал с глубокомысленным видом, потом не выдержал, улыбнулся, - а там посмотрим.
   Матросы снова заржали. Елий Григорьевич сначала нахмурился, потом махнул рукой и тоже рассмеялся.
   Тихо и незаметно подступили сумерки. Звезды освещали путь. Кажется, тысячу лет не был дома, а ведь прошло всего ничего, несколько недель. Скоро Мария будет свободна. Я задернул занавеску, за которой стоял ларец с Сердцем леса и лег спать.
   Утро было прохладным. На востоке пробивались робкие лучи. Елий Григорьевич тоже встал рано.
   - Странно, что здесь делать Амаратрийскому кораблю, - удивлялся он.
   - Что случилось?
   - Часа два назад мимо нас прошел Амаратрийский корабль, я его узнал, мы с ними торговали. И вышел в море он на сутки раньше нас, направляясь в Амаратрию.
   - Странно.
   - Вот и я о том же.
   Нехорошие предчувствия захлестнули меня. Я бегом спустился в свою каюту. Так и есть. Ларца не было.
   - Где мальчишка? Танцор из Кафра? - выкрикнул я.
   - Да сами обыскались, - развел руками капитан, - пропал.
   Ясно. Куда же пошел корабль: к берегам Амаратрии, назад в Кафр, или похитители спрятались в какой-то бухте? Невозможно обшарить все побережье. Хотя, я был готов и к этому. Что ж, ругать себя за беспечность - занятие бесполезное. Я заставил себя успокоиться. Так, мне надо знать, где сейчас воры. Анарадусы могли бы мне помочь. Но услышит ли меня Ромер, ведь мы так далеко. Я попробовал установить контакт. Нет, слишком далеко.
   Пришлось разворачивать корабль и идти в направлении Амаратрии, без всякой надежды на успех. Я неустанно вызывал Ромера, подолгу стоял у кормы, вглядываясь в туманную даль.
   - Земля! - закричал матрос с мачты, - впереди остров!
   Приближаться к берегу мы не стали, опасаясь мели. У меня возникла одна идея. На воду была спущена лодка. Я с четырьмя матросами-гребцами отправился к диким берегам.
  
   Остров был небольшой. Берега обрывистые, каменистые. Растительность скудная. Животных видно не было. Но я искал не их.
   Заходя все дальше вглубь острова, я высматривал птиц. Самых быстрых гонцов, вестников.
   Я почувствовал их раньше, чем увидел. Их было особей пять-шесть. Похожи на чаек-переростков. Крупные крылья, легкие маленькие тела. Короткая шея, крепкий изогнутый клюв. Оперение сизое.
   Приближаться не стали, боясь вспугнуть. Приметил птицу покрупнее и посильнее. А через несколько минут она расправила крылья и полетела с моим поручением. Несколько сильных взмахов - и она уже под облаками.
   Вернувшись на корабль, мы продолжили движение в сторону Амаратрии.
   Я ждал известий от Ромера. У нас появилась надежда. Потянулись мучительные часы ожидания. Лишь на третьи сутки я услышал зов анарадуса.
   "Интересный экземпляр, раньше я таких только ел. Не думал, что у них есть мозги. Пришлось отпустить. Не знаю, долетел ли назад, он был слегка не в себе при встрече, - Ромер мысленно усмехнулся, - какой-то дикий. А что случилось, Драгор?"
   "Сердце леса украли. Увезли на корабле из Амаратрии. Сможете его найти?" - послал я ему изображение.
   "Постараемся".
   Трое анарадусов, не успев приблизиться, уже разлетались в разные стороны на поиски корабля похитителей.
   Окруженные туманом, сейчас мы чувствовали себя словно в западне. Корабль не двигался, я ждал известий. К вечеру следующего дня Ромер, наконец, отозвался. И мы стали двинулись в указанном направлении.
   Как я и предполагал, ожидая погони, похитители поспешили укрыться в бухте, не замеченной нами, скрытой за утесами. К ним мы сейчас приближались.
   Как не хотелось мне построже наказать воров, - убивать я никого не собирался. Думал лишь хорошенько напугать их с помощью анарадусов, которые кружили поблизости. Я хорошо слышал Ромера и остальных.
   Мы вошли в бухту и направились к бросившему якорь у берега кораблю.
   - Я хочу поговорить с капитаном! - крикнул я.
   В толпе собравшихся на палубе людей я заметил мальчика-танцора. Он сразу юркнул за спины матросов.
   Вперед вышел высокий человек средних лет с усами и бородой. Он надменно оглядел меня:
   - Кто-то тут хочет познакомиться с нашими клинками и пойти на корм рыбам?
   Я старался держать себя в руках:
   - Я так понимаю, что капитан - это вы. В таком случае, прошу выдать нам мальчика по имени Варгас, который был нанят нами в качестве юнги и бежал с корабля, прихватив необходимую нам вещь.
   - Нет на моем борту никакого Варгаса. Проваливайте!
   - Значит, придется вам принять гостей, - я, сам того не ожидая, прыгнул, вернее мгновенно переместился на борт похитителей и приставил к горлу капитана клинок.
   Одновременно по моему сигналу на борт опустились анарадусы, закрыв своими исполинскими крыльями полнеба. Для острастки, не причиняя вреда, они бросили за борт нескольких матросов, особо рьяных, подцепив их когтями. Остальные боялись шевельнуться.
   - Мальчишку! - прорычал я прямо в лицо капитану.
   - Варгас! Подойди, - скривился капитан.
   Мальчишка вышел из толпы, вернее его вытолкнули, и стоял, понурив голову и втянув ее в плечи, ожидая наказания.
   - А теперь ларец! Ларец, который он тебе передал!
   Варгас молчал, со страхом глядя на капитана. Его он боялся больше, чем меня.
   - Принеси, - процедил капитан.
   Варгас метнулся в каюту и вынес ларец.
   - Кому ты его вез?! - надавил я на клинок.
   - Заказчик из Амаратрии. Я его не знаю, - просипел капитан.
   - Передай ему привет. А если я встречусь с тобой вновь - живым не отпущу, - улыбнулся я, обнажив все зубы.
   Ушел с корабля так же, как и попал на него. Очень мне понравился этот способ перемещения. Подарок от Рогулы. Неплохо.
   Попрощавшись с анарадусами, мы покинули бухту, увозя Сердце Леса, надеясь, что теперь ничто не помешает нашему возвращению домой.
  
   Все снова шутили, смеялись. Снова море стало ласковым, сияющим, теплым. Скоро придет час, когда туман впереди разойдется и откроет родные берега.
   Однако мне было неспокойно. Кому все-таки они везли Сердце леса? Что-то подсказывало мне, что человек этот был ох как не прост. Тем более, что Амаратрия была известна своими мастерами колдовства.
   Тем не менее, мы уходили все дальше и дальше. Напряжение мое вскоре ослабло. Я подумал, что ошибся. И решил просто наслаждаться путешествием.
   - О господи! Тревога! - донеслось с мачты, - капитан, там что-то огромное несется за нами! Очень быстро!
   Вот оно! Я напрягся, попытался разобраться. Так. Это животное. Им управляют. Движется чрезвычайно быстро. Нам не уйти.
   Капитан отдал приказ развернуть судно, но было уже поздно. Сильный удар, толчок, корабль с силой развернуло. Корпус затрещал, как треснувший орех. Люди посыпались за борт.
   На палубу взобралась огромная туша. Растопыренные лапы с перепонками между когтями. Морда было похожа на свиную. Рыло, зубастая пасть. Маленькие глаза, уши, как плавники. Нижней части тела видно еще не было.
   Корабль чудом удерживался на плаву. Я медленно пробирался к чудовищу, стараясь поймать его взгляд.
   Корабль наклонился сильнее, сбросив оставшихся на борту. Заходили волны, и на палубе показалось все тело чудовища. Жирное уродливое брюхо и мощный рыбий хвост с широким плавником.
   Животное, не обращая внимания на людей, приняв устойчивое положение, стало вырывать доски палубы, пробираясь к каютам. Ясно, за чем его послали. За моим ларцом.
   Как тобой управляют, зверь? Наверняка, ты магическое создание и магией же защищенное.
   Неожиданно вспомнилось хитроумное изобретение амаратрийцев, благодаря которому я стал понимать кафранский язык и говорить на нем.
   Торопясь проверить свою догадку, я мгновенно оказался на спине чудища. Животное даже не почувствовало. Ухватившись за складки кожи, я стал шарить по позвоночнику. Нарост обнаружился между лопатками. Я схватился за него, крутнул изо всех сил, вырывая с мясом. Чудище завопило, завыло, забило хвостом, разметав остатки корабля в щепки. Я плотнее прижался к телу зверя. Беснующееся животное, подняв волны, уходило на глубину. Я вцепился в его загривок. Вскоре чудище немного успокоилось, стало подниматься на поверхность, к воздуху.
   Медленно и осторожно я стал передвигаться к морде. Затем рывком переместился прямо к его глазам, запустив пальцы в ноздри зверя. Животное снова рассвирепело. Его лапы уже тянулись схватить меня и раздавить, но было уже поздно. Я успел установить контакт. Животное стало моим. Послушным и спокойным.
   "Возвращайся, медленно".
   Я взлетел ему на спину, как заправский наездник и огляделся. Место гибели корабля было недалеко. Но каково было мое удивление, когда я увидел всю команду живой и невредимой. Люди сидели и лежали на огромных зеленых листьях размером с полкорабля. Все двадцать пять человек свободно разместились на двух огромных пористых листьях толщиной с Малушину перину. Стебли были скрыты под водой. Вблизи одного из листьев из воды поднимался белый нежный бутон, величиной с крупный арбуз.
   - Ну, вот это ты даешь, Драгор. А мы уж и не чаяли тебя в живых увидеть.
   - Ага, а он вон какого коня себя приспособил.
   Люди во все глаза смотрели на покорившееся чудовище. С большим опасением. Животное вело себя очень мирно, ухватив какую-то рыбешку, жевало ее флегматично, как корова. Такую милашку язык не поворачивался назвать чудищем. На людей совершенно не обращало внимания. В конце концов, и они тоже успокоились.
   - Это семечко, что я вез для Малуши, намокло, когда я упал в воду. И вот, пожалуйста, вырос тот самый цветок, - рассказывал купец.
   Он протянул мне чудом спасенный ларец. Я облегченно вздохнул.
   Мы закрепили толстые и прочные стебли на шее моего любимца и помчались домой. Животное рассекало волны, передвигаясь в несколько раз быстрее корабля, идущего на всех парусах, не зная усталости.
   Зная, что оно не ощущает моих прикосновений из-за толстого слоя жира, я посылал ему одобрение мысленно, и в самом деле проникаясь к животному теплотой. Я даже ласковое прозвище дал своему домашнему любимцу - Манюня, и, по-моему, ему понравилось.
  
   В Жемчужном море никогда не встречали таких животных. Действительно ли Манюня результат магии, или он чудо природы? Хотелось бы, чтобы он жил, нашел себе пару. Марии он точно понравится. Теперь все будет хорошо. Я улыбнулся.
   Туман впереди разошелся. Вот они, родные берега. Манюня остановился на отмели. Матросы закричали, стали прыгать в воду. А мне предстоял еще один поход. Последний. Но это уже здесь, дома.
  
  
   Глава 5
  
  
   Мир. Он казался нереальным после стольких бед и злоключений. Но княжество потихоньку набирало силу. Система хозяйствования, налаженная нами в свое время, работала. Взрослели мальчики - появлялись рабочие руки. Княжество крепло.
   Возобновилась торговля. Отношения с соседями были мирными, что касалось, конечно, Кафрании, с остальными державами предстояло вести переговоры. На море, правда, стали случаться происшествия - пропали два корабля, идущие в Кафр. Они могли налететь в тумане на скалы. Море, даже такое мирное, как Жемчужное, все-таки море, всякое могло произойти. Князь Василий Андреевич с купцами снаряжал корабли. Были построены еще три новых. Здесь же, в Сытовске, по повелению князя была организована морская школа, где одни подростки обучались управлять морскими судами, другие перенимали опыт у мастеров-корабельщиков. Князь Василий всерьез вознамерился увеличить торговый флот, справедливо считая, что связи с Кафром и другими морскими державами принесут пользу и прибыль экономике княжества.
   Но самым главным достижением было объединение княжеств в Великое Содружество Свободных Княжеств. Война показала, что это необходимо. И мирная жизнь требовала упрочить связи. Поддержка доброго проверенного соседа никогда не помешает.
   После того, как Сердце Леса вернулось, лес ожил, залечил раны. Защебетали в зеленой листве птицы, вернулись медведи, волки. Развелись зайцы, лисы, олени.
   Мария по-прежнему жила в доме купца, заботилась о стариках. Снова открыла школу знахарства для деревенских девушек и для всех желающих.
   Я, вежливо отклонив приглашение князя, обустроился в доме Мирослава. Князь отправил мне в помощь кухарку Миланью, очень толстую и веселую женщину, и ее мужа Ивана, мелковатого по сравнению с женой, работящего мужика, чтобы управляться по хозяйству и смотреть за лошадьми. Василий Андреевич подарил мне трех великолепных красавцев гнедой масти и коляску в придачу.
   Манюне понравились здешние места. И он остался, став нашей всеми любимой достопримечательностью. Днем резвился у побережья, на ночь выбирал тихое местечко в устье Быстрой.
   Освободившись от влияния подчиняющего заклинания, Манюня поначалу еще плохо соображал, хотя мои мыслеприказы выполнял четко и бесприкословно. Мы с Марией навещали нашего любимца очень часто, разговаривали с ним, приносили вкусненькое. И вот, наконец, я услышал его "ответ":
   "Манюня любит кушать. Манюня хочет еще".
   - Он заговорил, Мария, я услышал его! - радостно сообщил я, - просит еще.
   - На, мой хороший, тебе самое сладкое яблочко, кушай! - ласково произнесла девушка.
   Огромная рука-лапа потянулась за угощением. Глаза смотрели умильно.
   - Чудо ты мое расчудесное! - засмеялась Мария, сложив ладони перед грудью.
   Манюня аккуратно положил яблоко в рот, закатил глаза и тоже сложил свои "ладошки". Получилось очень смешно. Восторгу Марии не было предела.
   Так и повелось. Со мной Манюня общался мысленно, а с Марией - жестами. Причем со временем понимать друг друга они научились прекрасно.
   Манюня плескался и резвился, разыгравшись, выпрыгивал из воды весь, поднимая шум и брызги, падал обратно, с наслаждением раскинув лапы. Единственное, чего ему всегда было мало - еда. Увидев нас, он радостно спешил к берегу:
   "Кушать? Кушать!!"
   Зимой Манюня высовывал из воды только глаза и нос. Но аппетита не терял, не болел и не скучал. Заволновавшись вначале, как он переживет наши холода, мы успокоились.
  
   В доме Мирослава мне было удобно, уютно и спокойно. Я ничего не стал менять. Мне казалось, что переставив вещи или заменив их новыми, можно нехотя начать забывать их владельца. А ведь благодаря ему я остался жить.
   Книг здесь было меньше, чем в библиотеке Майгерона, но все были о посвящены магии. Поэтому, очень меня заинтересовали. Я проводил за чтением дни и ночи, вникал во все подробности и тонкости, чертил схемы плетений, запоминал и испытывал заклинания, не вкладывая в них той энергии, которая была необходима для того, чтобы их запустить. С каждым новым шагом во вновь открывшемся для меня мире магии, я становился увереннее, новые знания давались мне все легче.
   Раньше я старался научиться как можно большему в магии, чтобы уничтожить Майгерона. Сейчас - жадно впитывал знания просто потому, что мне самому это было интересно.
   Теперь, вспоминая свое первое путешествие в лесу Майгерона и тех стариков, что просили меня вынести из заброшенной деревни дверной косяк и камни из печи, я понимал, что дед Егор и баба Алена были приведениями, сумевшими материализоваться. При жизни, возможно, они были хорошими людьми. Какое-то важное дело или те, кого они не могли покинуть, помешали им упокоиться после смерти. Но темнота уже поглотила их души. Старики были одержимы своей целью, но для ее осуществления им надо было совершить обряд Возвращения. Для этого им понадобился дверной косяк и камни из печи.
   А избушка, в которой они меня принимали, была ли она вообще? Что я там ел, старался не думать.
   В деревню старики войти не могли потому, что земля была освящена церковью. Для этого я им и понадобился. Что бы они сделали со мной потом? То же, что с жителями той заброшенной деревни, оставшимися в живых после пожара, во время которого сами старики, скорее всего, и погибли. Меня, ткани моего тела, попытались бы использовать для поддержания своей плотности. Я попросту растворился бы. Вряд ли тогда я бы справился с двумя кардияшами, кем без сомнения являлись "добрые" старики.
   Не догнали меня кардияши не потому, что не смогли или оттого, что я быстро бегаю. Материализовавшиеся приведения привязаны к месту, где жили людьми. Обряд Возвращения дал бы им свободу, которая обернулась бы бедствием для всех окрестных деревень, потому что для поддержания существования кардеяши должны впитывать плоть живых людей или зверей, подобно тому, как пауки питаются мухами.
  
   Постепенно из трюкача, владеющего несколькими приемами, сформировался маг, открывший для себя суть, природу, основы и законы магии. Словно пелена упала с моих глаз и позволила видеть во сто крат больше.
   Как-то незаметно для меня самого собственная сила и значимость, в сравнении с другими людьми, стала меня радовать, их простота или неловкость - раздражать.
   - Миланья! Принеси чаю! - крикнул я.
   Тотчас затопала грузная женщина, торопясь услужить.
   - Вот и чай, горяченький, - прибежала она с кружкой в руках и осмотрелась, куда поставить.
   Я опять уткнулся в книгу, забыв о просьбе и не замечая вошедшую Миланью.
   - Сюда, наверное, поставлю, пейте на здоровьичко, - развернулась она.
   Звон разбившейся кружки и испуганный возглас Миланьи оторвали меня от чтения.
   Я впился глазами в залитые горячим чаем бесценные страницы.
   - Дура, - прошипел я.
   Злость пульсировала в моем мозгу. И не думая ее сдерживать, я отшвырнул Миланью к дверям вместе с осколками так, что у женщины перехватило дыхание, она захрипела, а осколки разлетелись на мелкие кусочки. Но это наказание мне показалось недостаточным.
   - Неповоротливая толстая каракатица, - сквозь зубы прорычал я и невидимыми тисками стал сжимать Миланью со всех сторон. Она истерично закричала, но вырваться была не в силах.
   Как не странно, злость моя сразу прошла, я был полностью удовлетворен справедливым наказанием.
   Миланья упала на колени, всхлипывая, кое-как поднялась и выскользнула за дверь. Пострадавшие листы я мгновенно высушил. Чая мне уже не хотелось, и я снова погрузился в чтение.
  
   Создание живых существ. Самый интересный, волнующий, сложный и опасный раздел магии. Я чувствовал, что и это мне по плечу. Новое, незнакомое, но очень приятное чувство вдохновляло меня и окрыляло. Я могу все, что захочу. Друзья, знакомые остались позади, в стороне. Мне никто не был нужен. Все они мне жизнью обязаны.
   - Миланья! Неси обед! - крикнул я, отвлекшись от размышлений.
   Жизнь. Ее так легко оборвать, она такая недолгая. Некоторые достигают высот, другие живут зря. От них нет никакой пользы. Жизнь их бесполезная и никому не нужная.
   - Обед, Миланья! Потарапливайся!
   Я не знал еще, как использую полученные знания. Но был уверен, что скоро, очень скоро случится главное и самое важное. И на это способен один только человек - я.
   - Да где же ты, проклятая лентяйка? - не выдержал я и вышел из комнаты.
   В доме никого не было.
   - Ну и получишь же ты, только появись, - зловеще проговорил я.
   К вечеру меня отвлек от занятий приход Марии. Выглядела она немного грустной и встревоженной. Наверное, никому не нужные мелкие делишки и смехотворные заботы.
   - Что там еще у вас случилось? - обронил я с полнейшим равнодушием.
   - Все хорошо, - тихим мягким голосом ответила она и улыбнулась, - пойдем, навестим Манюню?
   Я досадливо поморщился, мне не хотелось отвлекаться от дел. Но потом подумал и согласился.
   Иван тоже куда-то запропостился. Пришлось запрягать самому.
  
   На берегу было уже прохладно. Закатное солнце пустило по волнам кроваво-красные блики и слепило глаза.
   Чудовище плескалось у побережья, отфыркиваясь, ударами мощного хвоста поднимая брызги. Заметив нас, животное радостно рванулось к берегу. И у себя в голове я услышал:
   "Кушать? Кушать?"
   Мария побежала навстречу, развязывая мешочек с яблоками, - любимое лакомство зверя.
   А он ждал, вытянув полтуловища на каменистый берег. Живот и хвост оставались в воде. Причем, хвостом животное устроило настоящий водоворот, выражая свою симпатию.
   - Ты мой хороший, - говорила Мария, ласково поглаживая монстра по голове, - кушай, Манюня. Как ты тут без нас? Соскучился?
   Вопросы она сопровождала жестами, понятными зверю. Он отвечал ей так же, смешно оттопыривая губы.
   У меня этот урод вызывал интерес только с практической стороны. Ведь его создали с помощью волшебства. Неизвестный маг создал живой организм. Он наделил его чувствами, эмоциями. Существо развивающееся, разумное. Какой материал он использовал? Зависть испортила мне настроение.
   - Уходим, Мария, - скомандовал я.
   - Да ты что, мы же только пришли?! - возмутилась она, взглянув на меня с укором.
   - Хватит с тебя. Все равно ты ничему не сможешь его научить.
   - Что ты, ведь изменения в его поведении так заметны, и он очень быстро учится, - грустно и тихо сказала Мария.
   Я снисходительно усмехнулся:
   - Конечно.
   Мария внимательно посмотрела мне в глаза. Обида и грусть блестели в ее глазах и собирались пролиться. Но меня это не тронуло:
   - Ну, заплачь еще.
   - Пойдем, прогуляемся, - через некоторое время предложила Мария.
  
   Мы брели вдоль обрывистого берега молча. На небольшом отдалении по морю нас сопровождал Манюня.
   - Драгор, я хотела тебе сказать, только ты не сердись, пожалуйста, - начала Мария осторожно, - ты не замечаешь ничего странного в своей реакции на людей, на события?
   Я равнодушно наблюдал за девушкой. Ее разговоры мешали моим размышлениям.
   - Я думаю, что магическая сила, перешедшая к тебе от Рогулы, - храбро выпалила Мария, - начинает пробуждать в тебе ее черты! Ты очень изменился, Драгор, я тебя не узнаю. Что ты сделал с кухаркой?
   - Замолчи, начал я закипать, - ты сама, что из себя представляешь, чтобы меня осуждать?
   - Драгор! Ты сильный, ты должен бороться! - Мария коснулась в горячем порыве моей руки, мы вместе придумаем, что делать!
   - Прочь! - я оттолкнул ее уже не в силах сдержать рвущийся гнев, злоба ослепила меня, лишила разума. Я колдовал, не осознавая, что именно делаю. Словно чья-то чужая злая воля двигала моими руками, заставляла произносить заклинания.
  
   Когда я обрел возможность видеть и понимать, Мария падала с обрыва в море. Она была мертва.
   Впервые за последние дни в груди у меня разлилась боль раскаяния. Боль утраты. Это чувство словно вскрыло давний запущенный нарыв. Я вдруг вспомнил, скольких близких потерял. И теперь сам убил!
   Я бросился вниз, следом за падающим телом. Но сколько я не нырял, сколько не осматривался, тела Марии не нашел.
   Чувство вины, отчаяние и безысходность терзали меня. Я осознал, как жаль, что слишком поздно - Мария была права: Рогула обладала огромной силой, глупо было бы надеяться, что меня не коснется ее черная сторона. Я пробыл на берегу да утра.
   А когда солнце встало и заглянуло в мои глаза, у меня не было сил выдержать этот взгляд. И я пошел вдоль берега прочь, подальше ото всех, ничего не видя, ничего не чувствуя. Не знаю, как долго я брел, и вдруг услышал:
   "Манюня здесь!"
   Я повернул голову в сторону моря.
   "Иди к Манюне", - донеслось опять.
   Спотыкаясь, я побрел к воде.
   "Кушать есть? Кушать?"
   "Нет, Манюня. Ничего нет."
   Животное разочарованно хрюкнуло, взглянуло жалобно.
   "Хороший Манюня. Там", - он плюхнулся на бок.
   "Манюня хороший, я знаю."
   "Там. Там", - и опять показательный рывок в сторону.
   Я понял, наконец, что Манюня меня куда-то зовет, разулся и вошел в воду. Манюня подставил спину. Я обхватил его за шею, и мы поплыли.
   Холодная вода привела меня в чувство. Манюня рассекал волны мощными лапами, сильный хвост вспенивал воду. Эти места я не узнавал, никогда здесь не был.
   Манюня остановился у широкой расщелины в скале и медленно и осторожно стал пробираться вглубь. Здесь была просторная пещера. Манюня передвигался, упираясь руками в пол. Я спрыгнул в воду.
   В углу, на большом камне лежала Мария! Волосы спутаны, растрепаны. Бледное лицо. Руки касаются воды.
   Я не мог дышать. Комок стоял в горле. Что я наделал! Манюня затих, словно все понимал.
   Подойдя к Марии, я обнял ее. Холодная, как лед. Моя щека коснулась ее шеи. И вдруг я почувствовал очень слабое биение. На шее бьется жилка! Она жива!
   Сотворив исцеляющую сеть и наполнив ее с избытком своей энергией, опустил на девушку. И ничего не изменилось. Еще несколько попыток также были неудачными. Я лихорадочно пытался вспомнить заклинание, которым ударил по девушке. Новое, почерпнутое мною из книги Мирослава - Тлеющая жизнь. Значит, жизненные процессы у Марии протекают очень медленно, так что она не имеет сил прийти в сознание. Медленно, но Мария угасает.
   Самое страшное, что Тлеющей жизни нет контрзаклятия. Я не знаю, как его нейтрализовать! И еще возомнил себя богом!
   Сзади засопел Манюня. Устал находиться без движения. Манюня... А что, может быть, это шанс...
  
   Как бы ты не напутал в жизни, каких бы узлов не завязал, сколько бы нитей не порвал, несмотря ни на что настоящий друг в тебя верит.
   Именно поэтому сейчас мы несемся на борту княжеского корабля. Спящая Мария, заботливо устроенная Малушей, находящейся при ней неотлучно, капитан "Княгини Ольги" Михалыч и его команда, люди, согласившиеся рискнуть, отправившись со мной в Амаратрию. Еще Манюня, несмотря на мои запреты плывущий рядом с судном, стараясь не обгонять.
   Погода стояла солнечная. Ветер наполнил паруса, и корабль уверенно продвигался по намеченному курсу.
   Сквозь белое покрывало тумана просвечивали желтые, голубые и зеленые блики, поэтому море вокруг казалось великолепным праздничным ковром. Я вглядывался в даль, скрытую непроницаемой молочно-белой пеленой. Солнечные лучи проникали в ее глубины, обозначая границы тумана, и тонули, и бесследно исчезали. Но неутомимое солнце щедро посылало новые лучи. В этом противостоянии была торжественность и тайна, завораживающая и манящая.
   Море было тихим, как всегда, но опасность предчувствовали все, поэтому матросы молча делали свое дело.
   Об Амаратрии я не знал ничего. Как искать нужного мне колдуна не имел представления. Карты этих мест у нас не было. Мы шли, действительно, вслепую. В порт заходить не собирались. Наверняка здесь найдутся тихие бухты, чтобы спрятать корабль. А в порту появлюсь я один. Своим ходом, чтобы не привлекать лишнего внимания.
   Манюня заволновался:
   "Тихонечко. Тихонечко!"
   Я тоже почувствовал близкую угрозу, но пока ничего не видел.
   Вдруг со скал сорвались серые, сливающиеся с ней ранее и потому не до сих пор не замеченные, существа, и с щелканьем и клекотом понеслись к нам. Твари летели неровно, с каждым взмахом крыльев то поднимаясь, то опускаясь.
   - Всем вниз! - крикнул я, а сам приготовился отразить нападение.
   Вот они уже над нами. Такой мощи моего заклинания я и сам не ожидал. Летающие твари, ломая крылья, стали падать в воду и на палубу корабля.
   Я только что опробовал заклинание Морозный воздух. Твари умерли от переохлаждения. Я и сам почувствовал холод. Подошел к одному из упавших на палубу существ, перевернул носком сапога. Небольшое, со среднего размера собаку, покрыто серой редкой шерстью, местами попадались крупные проплешины. Крылья крупные, кожистые. Маленькая голова была бы похожа на голову летучей мыши, если бы не пасть, формой напоминающая колокол. Естественно, твари трудно было закрыть такой ротик. Кстати, чем же они опасны? Зубы мелкие, когти тоже. И тут я заметил тонкую оранжевую струйку, вытекающую из раскрытой пасти. Попав на палубу, она начала шипеть, доски почернели. Кислота!
   - Руками тварей не трогать, - предупредил я приблизившихся матросов, - они ядовитые. Сбрасывайте их в воду.
   Значит, эти существа собирались искупать нас в кислоте. И как только не успели.
   За бортом раздался громкий хруст.
   "Кушать. Вкусно!"
   Манюня поедал тварей, закатывая глаза от удовольствия и громко чавкая. Я было заволновался, будет ли подобная пища по силам желудку Манюни, но, кажется, зря.
   Мы очистили палубу и пошли дальше, выискивая тихое и удобное место, чтобы бросить якорь. И вскоре заметили подходящее, скрытое за утесами, незаметное, неприметное и направились туда.
   Жгучее солнце покрыло море у горизонта расплавленным кипящим серебром. Ближе морская гладь кажется бархатно-синей, спокойной, прозрачная и чистая вода у берега. Среди камней виднеются стволы погибших деревьев. Умирая, они подают со скал. Там еще довольно много сосен, пышных и зеленых. Непонятно, как они вообще там могли вырасти. По скалам проходят широкие трещины, и в них видны корни деревьев. Скоро и эти красавицы будут лежать внизу, среди камней. Кое-где корни наполовину оголены, издали они кажутся окаменевшими гигантскими чудовищами.
   Тишина полнейшая. Ни плеска, ни шороха. Безмятежное синее небо, белые стаи облаков отражаются в прозрачной воде. Засмотревшись на воду, я заметил шевеление слева по борту. Что-то черное и большое поднималось из глубины. Я приготовился, матросы тоже были начеку. И вот, наконец, над водой появилась огромная голова, потом широкая черная спина. Двойник Манюни, настроенный враждебно, ударил хвостом по воде. Еще секунда, и он сомнет корабль. Я запустил в него несколько заклинаний и был оглушен криком Манюни:
   "Не надо! Это Манюня! Манюня хороший!"
   Черное тело двойника под действием заклинания отбросило, вырвав из спины нарост, который, как и в случае с Манюней, отвечал за подчинение животного.
   Когда буря, поднятая животными, улеглась, из воды на нас смотрели две одинаковые очень симпатичные и очень крупные "мордочки". Одна принадлежала Манюне, он выглядел счастливым и смотрел с восторгом. Вторая, я бы очень хотел, чтобы она оказалась девочкой, - Мане, она выглядела растерянной и испуганной.
   "Все хорошо, Манюня" - успокоил я его.
   "Хорошо!" - мечтательно ответил он и, причмокнув, взглянул на подружку.
   Обследовав окрестности, я убедился, что сюрпризов здесь больше нет. Но команда всегда настороже, с ними опытный капитан, а с моря у нас тоже надежная защита - Манюня и Маня.
  
   Сильный зверь со слепящей глаза огненной шерстью бесшумно взобрался на высокую скалу и оглядел местность. Внизу простиралась обширная равнина, среди камней росли чахлые кустики. Вдалеке темными горбами тянулась цепь невысоких гор, покрытая лесами. Ничего похожего на людские поселения видно не было. Мне ничего не оставалось, как спуститься в равнину и двигаться на запад. Время от времени я взбирался на скалы, идущие бесконечной стеной вдоль всего побережья, чтобы наметить дальнейший путь.
   Скоро мне пришлось войти в лес. Лиственные деревья росли густо. Лапы мои мягко ступали по толстому сырому слою прошлогодней листвы. Зверей и птиц здесь было достаточно, чем я не преминул воспользоваться, чтобы успокоить уже давно завывающий на весь лес желудок.
   Далекий размеренный стук топоров, впивающихся в стволы деревьев, привлек мое внимание. Прикинув примерно расстояние до источника звука, я решил, что будет полезно отклониться от выбранного направления и заглянуть к лесорубам. Основную часть пути я пробежал в облике зверя. Приблизился к поляне человеком, заполз на животе в колючие кусты и раздвинул их.
   Невысокие стройные люди в одинаковых белых одеждах мастерили высоко под густыми кронами домики. Топоры стучали без остановки. Лица людей был и бдедными, крупные глаза, маленькие узкие губы. Зато носы крупные и с хорошо заметной горбинкой. Белые волосы до пояса. Белые брови. Я рассмотрел их одежду: плотно облегающие рубашки или куртки с длинными рукавами и узкие штаны из странного материала, состоящего как будто из перышек длинных и коротких, подобранных одно к другому так, что ткань казалась гладкой.
   Я заметил несколько уже, кажется, завершенных построек. Они чем-то отдаленно напоминали наши избы, только стены из тонких жердей, ладно подогнанных. Стен в этих домах столько, сколько деревьев использовалось для его установки. Поперечины и пол сделаны из толстых жердей. Форма крыш разная, а материал - те же тонкие жерди, сверху - длинные широкие листья. Ни окон, ни дверей не было предусмотрено. В них не было необходимости, потому что одной стены не было совсем, с подветренной стороны, с той стороны, где сейчас прятался я. Собак, вроде бы, не было.
   Время от времени люди переговаривались между собой, - это была смесь свиста и клекота. Иногда раздавались "команды", и тогда на землю сверху спускались крупные белые птицы, по двое брали жерди, приготовленные и аккуратно сложенные, и подавали строителям. Меня это удивило и развеселило. Послушав еще немного их речь, я использовал Разговорное заклинание. Ощутил почти безболезненную перестройку в горле, издал пробные звуки. Странно получилось. Я встал во весь рост и вышел из укрытия.
   Меня заметили и очень быстро окружили, настороженно рассматривая и сжимая в руках топорики. Я медленно развел руки в стороны, показывая, что в них нет оружия, и, глядя в глаза старшему, произнес громко на их наречии:
   - Приветствую вас, славный народ. Я пришел с миром.
   Люди удивленно переглянулись, даже опустили топорики. А старший ответил:
   - Люди не могут говорить на языке кленоров. Кто ты?
   - Я человек. Имя мое Драгор. Наш корабль потерпел крушение у ваших берегов. Я ищу дорогу в порт.
   - Никто не должен знать, где живут кленоры. Тебе придется пойти с нами к старейшине.
   Мне обернули голову шершавым щироким листом, закрепив на затылке, так что, куда меня вели, я не видел и честно не пытался подсмотреть. Благодаря чутью зверя я смог идти за ними вслепую. Скоро мы остановились, мне развязали глаза.
   Поселок кленоров расположился в дубраве. Только дома были ветхие, поэтому и затеяли переселение. Кругом чистота. Все: и женщины, и мужчины, и дети одеты одинаково - в наряды, сшитые из перьев. Однако позже я сообразил, что это не одежда, а естественный кожный покров кленоров.
   Вокруг носились длинноносые вихрастые дети, женщины занимались домашними делами. На меня с интересом поглядывали, но в общение не вступали.
   Меня подвели к одному из домов, почти незаметных среди ветвей раскидистых деревьев.
   Один кленор быстро поднялся по узенькой лестнице наверх и почти сразу же окликнул меня:
   - Старейшина Лерт ждет тебя, человек.
   Лестница подо мной прогибалась и жалобно скрипела, привыкшая к другому весу. В доме на полу, устланном шкурами, подогнув под себя ноги, сидел старик. Лицо все в морщинах, как листы древней книги, которые того и гляди рассыплются.
   - Садись, человек, - голос его напомнил мне скрип столетнего дуба.
   - Спасибо, старейшина, - ответил я на его родном языке, усаживаясь напротив.
   Он взглянул с интересом, хотя о моем умении его наверняка уже оповестили. Я отметил, что кленоры не привыкли скрывать чувства и эмоции. Очень хорошо, с искренними людьми общаться легче и приятнее.
   - Откуда ты? Как тебя зовут?
   Пришлось повторить историю о кораблекрушении, хотя врать мне было неприятно.
   - Я хотел бы знать, где оказался, и как выйти к людям? - спросил я.
   - Ты находишься в лесу кленоров. Он простирается до края Закатных гор. Кроме нашего, здесь еще шесть племен, но не мирных, как мы. Это потому, что они всех ближе живут к Гангору - городу людей и вынуждены защищать от них свой лес и свои племена. Ты чужестранец, тебе лучше не ходить в Гангор. Там тебе никто не поможет, там ты можешь совсем пропасть. Там живет Зло.
   - Что за Зло? - спросил я, не забыв удивиться, - и какая опасность мне там угрожает?
   - В Гангоре правят колдуны. Людей используют как слуг и рабов, лишая их разума и воли колдовством. Наши братья-птицы поведали нам о злодействах, творящихся в Гангоре, о жертвоприношениях, о пытках, о колдовстве, порождающем чудовищ. Время от времени они выбираются в лес. Иногда доходят и до наших земель. Тогда все мужчины берут в руки топоры, чтобы уничтожить их.
   - Мне все-таки придется рискнуть, ведь иначе, как по морю, домой мне не попасть.
   - Хорошо, Драгор. Мы покажем дорогу. Но ты должен поклясться, что никому не расскажешь о нашем племени.
   - Клянусь.
   - Хорошо, Драгор. Что ты еще хочешь услышать?
   - Вы умеете разговаривать с птицами? - спросил я.
   - Племя кленоров, - с гордостью произнес Лерт, - в самом близком родстве с птицами. Каждый из нас понимает их язык от рождения, а в день совершеннолетия обретает верного друга, который становится его глазами в небе. И с тех пор у них одна душа, одни мысли, но и смерть одна, - горько усмехнулся он.
   Я заметил рядом в ветвях седого орла, наблюдающего за нами. Пронзительный взгляд его был осмысленным, словно на меня смотрел человек. Я понял, что смотрю в глаза Лерта, в его душу. Нетрудно было догадаться, что и сам старейшина видит и понимает гораздо больше того, что я говорю и стараюсь показать.
   - В тебе много Знания, светлого и темного, ведет тебя Отвага и Любовь, в сердце твоем Добро. Я помогу тебе, Драгор. Но сегодня вечером будь гостем кленоров, - улыбнулся он.
   Спустившись вниз, я увидел низкие столы, заставленные всякой всячиной. Кленоры сидели на маленьких пенечках, вполне подходящих для их комплекции, а вот мне было не совсем удобно. Хотя я, конечно, вида не подал.
   На столе в глиняных мисках было мясо в изобилии, коренья, травы, ягоды. Хозяйки доставали из печей, стоявших неподалеку, еще и еще. Пили сок какого-то дерева, причем тяжесть от чрезмерного приема мясной пищи тут же исчезала.
   Мне было хорошо, как среди своих. Дети разглядывали меня, щипали. Я тоже рассматривал их с удивлением, которое старался скрыть. Их белые волосы оказались очень необычными. Каждый отдельный волос имел словно бы ворсинки, очень много ворсинок. Будто это те же перышки, только очень длинные и мягкие. Я даже потрепал вихры одного мальчугана, чтобы проверить это.
   Пообщавшись с добродушными кленорами, я выяснил, что они занимаются охотой и собирательством. У них нет проблем со здоровьем. Живут они большими семьями: один мужчина на три-четыре дома.
   Я заметил поодаль сложенные из камня печи и кучи руды. Топоры, наконечники для стрел я уже видел.
   Мне захотелось что-то сделать для этого племени. Я спросил у Лерта, кто занимается плавкой руды и изготовлением топоров и стрел. Потом достал из мешка свой меч, который был со мной в битве с Майгероном. Мастера с интересом разглядывали металл и незнакомое оружие. Я продемонстрировал, на что способен мой меч, и открыл секреты плавки и ковки. Хочется верить, что сделал кленорам добро.
  
   С первыми лучами солнца я покинул гостеприимный народ. Меня сопровождал орел Лерта. Он видел, как я, отойдя на приличное расстояние, обернулся зверем, и, по-моему, не удивился.
   Орел проведет меня по безопасным местам, чтобы избежать встречи с воинственными кленорами, а потом вернется.
   Лишь к вечеру третьего дня в зареве заходящего солнца возник Гангор. Высокие шпили замков пронзают небо. Суровые серые стены. Купола полыхают огнем.
   А внизу в беспорядке теснятся невзрачные домишки. Да. Увидев Кафр, становишься гораздо требовательнее к внешнему виду городов.
   Орел в небе заклекотал, попрощался и, сделав надо мной круг, скрылся в облаках.
   Я смотрел на город, средоточие Зла, как говорил Лерт. Меня не интересовали чужие войны. Я не собирался вмешиваться в судьбу этого народа. Моя единственная задача - добыть в Гангоре знания, которые помогут мне нейтрализовать заклинание Тлеющей жизни, которым я сам сковал Марию.
  
  
   С тяжелым сердцем я вошел в город. Серые пыльные улицы были пусты. Ни газонов, ни деревьев. Я ощутил во рту привкус пыли. Вокруг сплошное запустение. И только серый великан замок прямо передо мной стоит, как корабль среди моря разрухи.
   Снизу стены абсолютно глухие: ни окон, ни дверей. Лишь черные массивные ворота, запертые изнутри. Выше я рассмотрел узкие и высокие проемы в стене, похожие на бойницы. На самом верху - единственное украшение замка - три купола, по числу составляющих замок отдельных строений. Купола сияют, отражая солнечный свет. Неужели зеркала? Но с какой целью использован такой хрупкий материал.
   Впереди, на площади высится Триумфальная арка - память о былом величии Гангора. Когда-то здесь встречали победителей полководцев. Под звуки торжественной музыки, под дождем цветов и улыбок. Пыль и грязь не посмели коснуться белых стен, века не тронули, помня о великой победе. Суровые черные массивные колонны, по три с каждой стороны, у основания и в верхней части украшены узорами, великолепной лепниной. Я разглядел фигуры воинов в доспехах и грозных драконов. Были ли драконы в здешних местах или это вымысел талантливых скульпторов? Все возможно. Верхнюю часть арки украшает золотая скульптура воина, кольчуга на нем более напоминает змеиную кожу или драконью, за спиной развевается поднятый порывом ветра золотой плащ. Победно сияет меч, устремленный в небо. Фигура воина сияет и в пасмурную погоду, и ночью, я уверен. Память о далеком подвиге кажется осязаемой. И...от арки ощутимо веет мощной магией. Это меня не удивило. Как иначе она могла сохраниться, нетронутая временем?
  
   Вдруг я почувствовал обжигающее прикосновение. Плечо! Отскочив, получил ожог с другой стороны. Остановившись, догадался, наконец, осмотреть пространство на предмет существования Ловчей сети. Так и есть. Вокруг меня активировалась ловушка, как только я вышел на нее. Я увидел позади неактивированные участки сети, в которые я чудом не угодил, ловушки были и впереди. Сеть потихоньку сжималась, вновь грозя ожогами. Но для меня это не было проблемой. Я произнес заклинание Разрыва и, плеснув в него немного силы, направил в Ловчую сеть. И в это же мгновение потерял сознание, успев увидеть лишь очень яркую вспышку.
  
   В лицо плеснули холодной водой, и я с трудом освободился от объятий тяжелого липкого сна. Да и был ли это сон. Сильно болела голова, словно внутри все выжжено каленым железом. Разлепил тяжелые веки.
   - Что, брат, тяжко? - с сочувствием произнес сидящий рядом парень и поднес к моим губам кружку.
   Холодная вода. Я жадно пил, стараясь не делать лишних движений, глаза закрыл, тусклый свет тоже причинял боль.
   - Ничего. Ты пей и спи, скоро все пройдет, - тихо сказал он.
   И звуки его голоса утонули в омуте беспамятства...
  
   - Подъем! - прорычал незнакомый мужской голос.
   Вокруг зашевелились, затопали. Открыв глаза и не почувствовав боли, я тоже встал. Вокруг много людей, одни мужчины. Помещение большое, похоже, подвальное. Высокие потолки, стены из необработанного камня. На полу грязные изорванные шкуры - на них мы спали. Сырость. Одежда влажная. Я применил заклинание Горячего воздуха. Странно, никакого результата. Парень, с которым я вчера разговаривал, тихо сказал:
   - Я рад, что тебе лучше. Не пытайся, здесь невозможно колдовать. Меня зовут Тевэй.
   - Драгор, - пожал я протянутую руку.
   Тевэй был невысокого роста, загорелый, темноволосый и худощавый. Внимательные синие глаза.
   Двое, судя по затравленным взглядам, простые люди, втащили чан с дымящимся варевом. Загремели миски.
   - Пойдем, кормят один раз в день, - сказал Тевэй.
   Тюремную пищу, а это была, несомненно, тюрьма, я ел впервые, так что сравнивать было не с чем. И из чего это сварено, я тоже не понял. Но, как не странно, сытно.
   Надзиратель нас пересчитал, глядя каждому в глаза, словно помнил всех в лицо, возле меня задержался. После завтрака нас повели вверх по лестнице.
   - На работу, - объяснил Тевэй тихо.
   В помещении для работы было светлее, стояли большие столы с лавками вокруг. На столах, как я понял, детали для артефактов.
   Работа несложная для магов, даже скучная. Вот такой артефакт подарили мне когда-то в Кафре, и я овладел кафранским языком. Пара-тройка плетений - и артефакт работает.
   Надзиратели стоят за нашими спинами. В их руках короткие трости. Наверняка снабжены усмиряющими заклинаниями. Ведь столько магов удержать в узде - не шутка. Почему-то здесь магия работает, а вот в подвале - нет. Интересно, а у этих ребят у самих есть дар? Я искоса взглянул на одного из надзирателей.
   - Не вздумай, - серьезно предупредил Тевэй, - у них наготове заклинание Боли.
   Все работали молча. Лишь возвратившись к ночи в свой подвал, стали переговариваться.
   Моими соседями кроме Тевэя были Анор и Илнид, братья-близнецы, высокие крепкие парни лет двадцати-двадцати пяти, кареглазые, смуглые, с приятными бархатными голосами. Дни потянулись похожие один на другой. Вчетвером мы частенько засиживались за полночь, говорили, говорили. От своих новых товарищей я узнал, что основное население Гангора - одаренные, маги, и только четверть его - простые люди. Маги - мастера занимались изготовлением артефактов и бытовой магией. Простым людям тоже находилась работа и жилось хорошо. Лет десять назад Гангор был открыт для всех. Правителем Гангора был верховный маг Ширинадий, мудрый и просвещенный человек. Его внешняя и внутренняя политика позволили Гангору жить и развиваться в мире многие сотни лет. Маги продляли, насколько это было возможно, жизнь людей. Ни болезни, ни голод не уносили их жизни. Не было страны более мирной и гостеприимной, чем наша Амаратрия, как не было города краше Гангора. Но Ширинадий со всей своей семьей и несовершеннолетними детьми были отравлены неизвестным ядом, противоядия не нашлось, заклинания и магия оказадись бессильны. Семья умирала в страшных мучениях. Править после смерти Ширинадия должен был его брат Акслидий, но перед смертью Ширинадий завещал престол Гангора дальнему родственнику по материнской линии Эптору. Всех очень удивило это решение, но воля правителя - закон. Не успели еще предать земле тела Ширинадия и его семьи, как в Гангоре все изменилось. В порту не принимались корабли из других стран, повысились налоги. Так что выжить в одиночку стало невозможно. Маги стали объединяться для совместной работы. Простых людей поддерживали, как могли. Вначале, привыкшие к тому, что правитель всегда думает о благе народа, Эптору еще верили, надеялись, что в стране временные трудности. Но, когда Эптор ввел запрет на самостоятельную трудовую деятельность, появились первые недовольные. Правитель, по сути, стремился не только лишить подданных всяческих прав, он хотел превратить их в рабов. И когда, протестуя против тирании Эптора, на площадь перед Голубым замком вышли маги и люди, Эптор велел их арестовать и бросить в темницы. Вскоре магов стали забирать из домов, ловить на улицах. Их заставляли изготавливать артефакты или заниматься разработкой заклинаний, по большей части для убийства. Но, самое страшное ожидало простых людей. Они не приносили Эптору доход, были бесполезным балластом. Поначалу никто ничего не замечал, люди пропадали бесследно. Лишь, когда в Голубом замке стали раздаваться душераздирающие крики, маги догадались, какое применение Эптор нашел простым людям. Он приносил их в жертву, использовал энергию их тел и жизней. Никто не знал, с какой целью Эптор производит эти массовые убийства.
   - Нас никогда не выпускают из подвалов, - рассказывал Илнид.
   - Почему все-таки здесь не работает магия, а в помещении для работы действует? - спросил я.
   - Никто не знает. Пробовали напасть на охрану, но результат всегда был один - заклинание Боли, потеря сознания. Ты уже знаешь, что это
   такое, - ответил Анор.
   - Все равно, выход должен быть, - уверенно произнес я, нужно искать.
   И мы искали. Прощупали стены подвала и пол в надежде найти скрытые в них артефакты, заглянули в каждую крысиную нору. К нам присоединились все маги без исключения.
   Здесь были и старики, и почти дети. Так много одаренных людей в Гангоре. Прямо чудо какое-то. Что здесь не такое, как в Кафре, например, или у нас в княжестве. Кормят их тут что ли по-особому? Или солнце светит ярче? Глупости. Просто дар передается детям от родителей. Я чувствовал, что теряю мысль, которая едва обозначилась у меня в голове.
   - Свет! - я все-таки озвучил ее.
   - Обычный, - пожал плечами Илнид, - шары, наполненные араскабом, светящимся песком.
   - Расскажи, - заинтересовался я.
   - В Закатных горах есть шахты, где добывают араскаб. Насыпай в любые прозрачные емкости, хоть в бычьи желудки, - и светильник готов.
   - Без помощи магии?
   - Абсолютно. Ее просто нельзя использовать, песок перестает светиться, впитывая магическую энергию.
   - Так, значит, что мы имеем. В подвале свет очень тусклый, и мы не в состоянии использовать магию. Работаем мы при более ярком свете, применяя магию. Какой вывод?
   - Блокирующий артефакт в емкости с песком, - заключил Илнид.
   Взобравшись к нему на плечи, я снял с потолочного крюка сосуд, наполненный араскабом. В песке, уже наполовину ставшем обычным желтым, действительно, лежал артефакт. Простой металлический кругляш с начинкой, блокирующей магическую энергию пары сотен человек. Да. Над тобой поработал не подневольный мастер, и не один. Я повертел артефакт в пальцах и запустил в крысиную нору, уходящую вниз.
   Светильник повесили на место. Араскаб светился все так же тускло. Люди взволнованно переговаривались. Появилась надежда выйти на свободу. Надо сказать, очень призрачная. Нужен план действий, и срочно, пока люди не рванулись наверх. Вон как у них глаза горят. Наверное, почувствовав во мне лидера, все подтянулись к нам. Надо было что-то говорить.
   - Так, гм, значит, один артефакт мы устранили. Сила наша при нас. Но, - я сделал паузу, чтобы обозначить важность следующего заявления, - но мы не должны сейчас ее использовать.
   - Почему? - воскликнул молодой маг, почти мальчишка, - замок легко откроем, надзиратели наверху - слабаки. Мы выйдем на свободу!
   - Мы в подземелье, - терпеливо и спокойно ответил я, - над нами целый замок, и наверняка найдутся сильные маги. Кроме того, расставлены ловушки. У нас нет плана замка.
   - Это замок Загера, - раздался хриплый голос.
   Люди расступились, и вперед вышел седой старик с воспалившимися глазами, сгорбившийся, очень худой.
   - Я был здесь раньше. Больше того, я строил этот замок.
   - Как тебя зовут, отец? - спросил я.
   - Опирий.
   - Ты можешь нарисовать план замка?
   - Да. Память мне не изменяет, в отличие от тела, - усмехнулся он, взял камешек и принялся чертить прямо на каменных плитах пола.
  
   Замок состоял из трех корпусов, соединенных на каждом из девяти уровней коридорами. На самом нижнем из трех подземных уровней мы сейчас находимся. За нашей дверью два коридора. Один ведет вверх, а другой вниз, там тупик, и была маленькая дверца - подземный ход на случай осады. Что с этим тоннелем неизвестно, им никогда не пользовались, может быть, завален. Раньше в помещении, где мы находимся, и выше хранили продукты, были винные погреба. На первом и втором надземном ярусе расположен Большой парадный зал. Он занимает два корпуса, в третьем - кухонные помещения и жилые помещения для слуг. На верхних этажах господские покои, гостевые комнаты, кабинеты и малые залы. Последние два верхних яруса - лаборатория хозяина. Старик сделал больше, чем я просил. Он нарисовал план Гангора. Весь город был передо мной. Я постарался запомнить карту во всех подробностях. Старик выглядел уставшим. Но я хотел задать ему еще несколько вопросов:
   - Чем занимается Загер? И вообще, что за человек?
   - Старик. Лет ему, как и мне примерно. Но выглядит гораздо моложе. Предки его были довольно богаты. Он сам, насколько мне известно, занимался только проблемой сохранения собственной молодости. При этом допустил смерть родителей. Впрочем, десять лет я не имел возможности видеть его. Чем занимается сейчас - не знаю. Но, думаю, хорошо устроен. Он всегда был приближенным правителей. И нынешнего - Эптора, и предыдущего - Ширинадия.
   - В качестве советника?
   - Загер, безусловно, очень талантлив, и дар его велик. Но интересовался он всегда только собой, своим состоянием. Связи родителей помогли ему пристроиться при Ширинадие, а Эптор не прогнал, наверное, разглядев родственную душу. Во всяком случае, Загер первый, кто поддержал Эптора.
   Посовещавшись, мы решили, что из подземелья должен выйти один и, если путь будет свободен, подать сигнал остальным.
   Уже улегшись спать, я спросил Опирия:
   - А в чью честь построена Триумфальная арка в Гангоре?
   - Это памятник человеку, одержавшему великую победу, - ответил старик, - арка была построена так давно, что больше никто ничего не знает, кроме того, что похоронен великий воин не в Гангоре.
  
   Наше утро, как обычно, началось с грозного окрика:
   - Подъем!
   Мой двойник, иллюзия, созданная Тевэем, двигалась, говорила, моргала. А я сидел в темном углу коридора, проскользнув туда еще до подъема.
   После завтрака заключенных повели на работу. Я дождался, пока они скроются за поворотом, и тоже пошел по этому же коридору, но дальше, во второй корпус, припоминая чертежи Опирия.
   Оглядывая коридор на предмет ловушек, я прошел, никого не встретив и не задерживаясь. Здесь не было ничего особенного: припасы в мешках, сундуках, большай винный погреб. Затем поднялся выше. В кухонных помещениях уже давно суетились повара, поварята и посудомойки. Кипело, пеклось, жарилось. Душно. Закопченные стены. У кухарок красные лица.
   Охраны в замке было много. Да, серьезная сила. Они занимали целый этаж. Еще все спали, за исключением караульных. Мне стоило большого труда пройти мимо них не замеченным.
   В покоях хозяев была еще тишина, прохлада, свежесть. Наверняка заклинания работают. Хозяева, конечно, еще спят. Стены обиты дорогими тканями в тон тяжелым зеленым шторам. Изящная мебель, дорогие украшения, вазы по углам, ковры на полу.
   Преодолевая искушение взглянуть на спящего хозяина, я пробрался еще выше. Меня интересовала лаборатория.
   Вот тут-то, в коридоре, я заметил первую ловушку. Это была Ловчая сеть. Невидимые нити тянулись наискосок от одной стены к другой, перекрывая все пространство от пола до потолка. Что же ты так охраняешь, Загер?
   Обойти сеть нельзя, использовать заклинание Разрыва тоже. Я поежился, вспомнив о неудачной попытке справиться с сетью.
   И все же придется рискнуть. Я сформировал сгусток воздуха и послал по коридору. Ловушка срабатывала и схлопывалась, как мышеловка, не поймав ничего. Получилось. Ловушка устранена, она так и не успела засветиться и послать сигнал тому, кто ее поставил. Не так уж и хитро придумано. Ловушка на простого человека или на зазевавшегося мага. Я свернул свою энергию и молнией метнулся к дверям лаборатории, приоткрыл, скользнул внутрь. За тяжелой ширмой в глубине помещения кто-то был. Я чувствовал движение, шепот и пульсацию энергии. Мои знания и умения позволили мне видеть сквозь ширму.
   Там был молодой мужчина. Стройный, статный, черные кудри до плеч, гладкая белая кожа, только глаза, как у старика. Он шевелил губами, явно произнося заклинание, и, морщась, медленно вел черным ритуальным ножом по своей ладони. Я насторожился. Заклинания, связанные с кровью, всегда опасны.
   Широкую чашу, в которую натекло уже достаточно крови, мужчина поставил на высокую тумбу, накрытую зеленой парчой. Рану на руке он посыпал белым порошком, и она тут же затянулась. Затем поднял угол ткани, покрывающей тумбу, и вынул из нее сундучок, весь изукрашенный какими-то завитками. Я четко разглядел артефакт, вынутый из сундучка. Это была голова змеи размером с кулак, мастерски выточенная или изготовленная каким-то иным образом. Глаза змеи были закрыты, словно она спала. Кожа черная, с изумрудными полосками.
   Загер поставил артефакт прямо в чашу с кровью и, обеими руками зачерпывая кровь, стал поливать ею голову змеи. Раздалось тихое шипение, довольное и спокойное. Открылись полыхающие зеленым огнем глаза. Змея ожила. Задвигалась. Стала сама опускаться в кровь, пить ее, купаться в ней, не расплескивая ни капли. Я чувствовал запах крови.
   Загар ждал. Впитав всю кровь, змея благодарно зашипела и потянулась к Загеру. Он приблизился, расстегивая ворот рубашки. Наклонился к голове. Змея раскрыла пасть и осторожно прокусила кожу на шее Загера. Он застонал. Когда змея оторвалась, ранка на его шее засветилась зеленым.
   Голова приняла прежнее положение и застыла. Кровь с ее кожи пропала, горящие глаза закрылись.
   Загер, торопясь, убрал артефакт на место и лег на кушетку. Пристегнул голову ремешком, обвив его вокруг лба, руки и ноги закрепил, просунув их в широкие матерчатые петли. Похоже, скоро произойдет что-то неприятное.
   Загер стал дышать тяжело и часто, глаза его закатились, тело сотрясала крупная дрожь, потом оно стало биться, ремни натянулись, сдерживая резкие неконтролируемые движения. В уголках рта показалась пена. Послышался скрежет зубов. Я вынужден был наблюдать неприятное зрелище довольно долго. Зато тем временем в голове моей сложился новый план, более удачный. Думаю, мои товарищи одобрили бы его.
   Наконец, Загер восстановил дыхание, освободился от ремня и петель и встал. Его слегка пошатывало. Глаза были все еще затуманены. Однако щеки покрывал здоровый румянец. Дорого тебе достается вечная молодость.
   Я почти перестал дышать. Загер убрал чашу, умылся и, задвинув ширму, направился к окну. Там на столике было скопление склянок, баночек, коробочек. Пока он что-то смешивал, я молнией метнулся за ширму и, вынув драгоценный артефакт, отбросил ее.
   Загер в мгновение оказался рядом. В тусклых глазах его метался гнев, но даже он не смог придать им хоть немного живости.
   Увидев змеиную голову в моих руках, он побледнел, лицо его вытянулось. Колдун протянул руки и прохрипел:
   - Чего ты хочешь? Я все сделаю. Только отдай...
   - Сделаешь, - я чувствовал брезгливость, презрение.
   Страх за свою жизнь превратил Загера в ничтожное дрожащее существо.
   "Все отменяется. Выйдем мирным путем", - передал я сообщение Тевэю.
   "Ясно. Ждем".
   Мне не было необходимости спускаться в подземелье. Загер выполнил в точности все мои приказания. Пока моих товарищей освобождали, я осмотрел лабораторию. Ничего особенного, здесь мало работали, больше отдыхали. Ковры, мягкие удобные стулья. Единственное, что заинтересовало меня - это совершенно прозрачные толстые материалы в окнах, плавно перетекающие в зеркальный купол. Потом разберемся.
   Вместе с Загером в лабораторию поднялись Тевэй, Анор и Илнид. Остальные разошлись по замку, чтобы держать под контролем все перемещения его обитателей.
   Мой план был неслыханной авантюрой от начала и до конца.
   - Нет, я думаю, что лучше выступить всем вместе, сказал Анор, - одному слишком опасно.
   - Наоборот, у нас появится шанс. Иначе мы все обречены, - ответил я.
   - Силы слишком не равны, - согласился Илнид, - но твой план сумасшествие.
   - В любом случае, я рискую один, и, к тому же, другого выхода нет.
   Я отдал голову змеи Тевэю. Загер не сводил с нее глаз:
   - Простите, но через три дня я должен буду повторить обряд, иначе... иначе для меня все кончится очень плохо.
   - Прекрати трястись, - Тевэй взглянул на него с презрением, - и приведи себя в порядок.
   Я проверил, достаточно ли хорошо свернуты мои энергетические потоки, и стал...зверем.
   Загер, хотя и был предупрежден, в страхе отшатнулся. Я взглянул на него сердито, и он покорно встал рядом. Дрожащими пальцами повязал мне на шею шнурок и повел к выходу. Слуги провожали нас удивленными, испуганными и затравленными взглядами.
   Лошади косили в мою сторону глаза и храпели, высоко поднимая головы. Кучеру было все равно. У меня мелькнула мысль: все ли с ним в порядке.
   Улицы были пустынны. Полны ловушек, которые, впрочем, не причинили нам вреда. И вот мы у ворот Голубого замка Эптора, правителя Гангора и верховного мага. Да, есть на что посмотреть. Я насчитал одиннадцать башен. Центральная, самая большая и высокая, украшенная узорной кладкой, имеет различных размеров и форм оконные проемы. Купол башни зеркальный. Остальные десять башен, расположенные по кругу относительно главной, тоже великолепно украшены и увенчаны голубыми куполами. Замок кажется чем-то неземным, невесомым, словно небесная лазурь опустилась на землю и сияет, храня чистоту и освещая все вокруг.
   "Смотри, без фокусов. И веди себя поестественней", - это я Загеру.
   Ворота перед нами отворились сами. Нас встретили четверо стражей в голубых балахонах, подчеркивающих массивность фигур. Узнав Загера, они настороженно уставились на меня.
   - Это мое животное. Оно полностью подчинено и безопасно, - голос Загера обрел решительность. Все-таки приближенный правителя как ни как.
   Стражи расступились. Один из них пошел впереди нас.
   У входа в Большой зал Загер подождал, пока охранник сообщит о визите. Наконец, тяжелая дверь отворилась.
   И во всем великолепии открылся Голубой зал. С небесного цвета потолков свисают светильники, украшенные хрустальными гирляндами, грани которых отражают яркий свет араскаба, играют им, превращая в радужное сияние. Стены зала на тон темнее потолка. Их нежная синева расписана морозными узорами. Такое неподвластно человеческой руке. Лишь искуснейшая магия, да всесильная Природа способны на такое чудо.
   А за окнами, разгулялась-разыгралась голубая метель. Пол зала кажется льдом, под которым журчит плененная река. В центре зала на возвышении сияет непревзойденной белизной покрытый узорчатой резьбой трон. Он пуст. К нам спиной у окна стоит высокий человек в темно-синем плаще. Длинные седые с желтизной, создающей впечатление неопрятности, волосы до плеч.
   - Что за животное, Загер? - голос его был полон безразличия, словно ничто не способно развеять его скуку, или усталости, когда окружают одни глупцы, и приходится самому нести весь груз забот, или безысходности, когда загнан в угол нерешаемыми проблемами, - опять Портен развлекается? Впрочем, на этот раз интересно, - Эптор задумчиво вертел ключик, висящий на черной нити на шее.
   У старика были грубые черты лица: нос длинный и мясистый, крупные уши, глубокие морщины изрезали лицо, подбородок неприметен, словно его и не было, бледные с синевой губы, черные глаза, взгляд колючий и цепкий, словно он всегда начеку, никому не доверяет.
   - Это животное нашли в подвале замка моего племянника.
   - Твоего племянника, неблагонадежного мага, поддержавшего Акслидия. Мне бы доставило удовольствие превратить их всех в прах.
   - Я прошу прощения, повелитель, - сжался Загар, - примите это животное в дар, как мои глубочайшие извинения.
   - Если бы ты уделял меньше внимания своей роже, то, возможно, смог бы быть полезен мне. А животное, - Эптор внимательно посмотрел мне в глаза, - мне нравится.
   Я почувствовал себя неуютно, словно кто-то пробрался мне в голову. Старик хочет проверить мои мозги. Мне пришлось приложить усилие, чтобы ни о чем не думать, а желание я оставил - есть, и еще одно, благодаря которому Эптор, окликнув охранника, велел вывести меня во внутренний дворик замка. Рыкнув на охранника для порядка и изобразив гордость и высокомерие хищника, я хлопнул его хвостом пониже спины и повел во внутренний дворик. За спиной раздался хохот Эптора. Давай, дорогой, расслабься и потеряй бдительность.
  
   Я старался изображать все повадки зверя, быть незаметным, независимым, чтобы поскорее примелькаться в замке и привлекать к себе как можно меньше внимания. Убедившись, что зверь безопасен, Эптор, имеющий склонность к экстравагантности, позволил мне ходить по всему замку беспрепятственно. Здесь было полно народу, и, хотя ко мне и привыкли, дорога, то есть коридор, передо мной всегда был свободен.
   Мне приходилось демонстрировать привязанность по отношению к своему хозяину. Но он чаще не замечал меня, лишь иногда обращался ко мне со словами:
   - Ну что, бездельник, все валяешься, отъелся.
   При этом больно трепал за ухо или толкал в затылок. Хозяин. Кормили хозяйского зверя хорошо. Мясо всегда было свежее.
   Меня беспокоила судьба Тевэя и остальных товарищей, находящихся в замке Загера. Я опасался и его самого. Но, по крайней мере, в Голубом замке я его больше не встречал.
   Эптор часто был чем-то обеспокоен. Он нервничал, ходил по комнате, срывался на слуг. Наблюдая за колдуном, я отмечал, кто и когда к нему приходит, когда уходит он сам.
   Сегодня в замок прибыл толстяк с квадратной челюстью и холодным взглядом. Проходя мимо меня, он задержался, оценивающе рассмотрел, хмыкнул. Неприятное ощущение возникло у меня от его пристального взгляда и жадных серых глаз с покрасневшими веками. Следуя за толстяком, четыре человека несли мешки и корзины. Они направлялись в лабораторию. Я пошел вслед за ними.
  
   Надо сказать, что двери в замке редко запирались. Слуги были вышколены и запуганы так, что хозяина ни за что не побеспокоили бы. На меня никто не обратил внимания, видно дело было обыденное.
   - С чем на этот раз пожаловал, Портен? - спросил серьезно Эптор.
   - Результат есть. Да. И вполне приличный. Да.
   Он велел слугам расстелить на полу темную плотную ткань и прогнал прочь.
   - Повелитель, я пришел к выводу, что для создания необходимых нам существ, не достаточно оперировать только животным материалом. Существа получаются плохо управляемыми, не имеют прочной связи с хозяином. Поэтому у меня возникла мысль применить еще и человеческий материал. Так сказать, для вкуса и остроты, - он подобострастно засмеялся.
   - Надеюсь, ты меня порадуешь, Портен. И постарайся не испортить обстановку. После твоего прошлого опыта от зловония было не так-то просто избавиться.
   - Да. Да. Сами увидите, - лепетал Портен.
   Он развязал мешок и стал вынимать оттуда части человеческих тел! Руки, ноги, залитые кровью, уже подсохшей. Детская голова! Глаза закрыты, на губах безмятежная улыбка. Я сжал зубы изо всех сил, чтобы сдержать гнев. Не время! Еще не время, позже я обязательно уничтожу этих нелюдей.
   Портен по-хозяйски аккуратно сложил содержимое одного мешка на середину ткани и принялся за второй. В нем были части тел животных: очень крупные медвежьи челюсти, когтистые лапы, лошадиная голова, чей-то белый хребет, кости. Из третьего мешка Портен высыпал внутренние органы, перемазался, став похожим на мясника.
   - Человеческий материал, как и животный, я брал от живых экземпляров, иначе все теряло бы смысл. Руки, ноги было легко отнять, человек всегда оставался жив. А вот внутренние органы собрать было сложнее. Редко кто выдерживал и оставался в живых до конца процедуры. Головы заготовлены только детские. Взрослые, понимая, что им предстоит, умирали от страха. С детьми проще, они, к счастью, доверчивы.
   Выложив страшное содержимое мешков на ткань в определенном порядке, Портен достал из карманов плаща свечи, зежег их с помощью заклинания и поставил на ткань. Тут только я заметил, что материя испещрена тончайшим красным узором из символов и знаков.
   Эптор уселся в отдалении, с равнодушием наблюдая за приготовлениями.
   Портен вполголоса нараспев стал произносить слова заклинания. Оно было знакомо мне по книгам Мирослава. Лишь небольшие поправки внес Портен, учитывая требования к будущему существу.
   Над кучей плоти образовался прозрачный купол и опустился, прикрыв гору плоти. Портен все читал. Постепенно под куполом появилась черная жидкость, которая струилась из вершины и обтекала каждый кусок.
   Рисунок на ткани стал четче и рельефнее, словно по высохшим жилам заструилась кровь. Затем материю стало затягивать под купол до тех пор, пока она вся не оказалась внутри него.
   Купол уже не был прозрачным и твердым. Он приобрел грязно-коричневую окраску, смесь, наполнявшая его, постоянно перемешивалась, мелькали черные, красные нити. Купол растягивался то с одной, то с другой стороны, рос и пульсировал. К голосу Портена стало примешиваться низкое утробное урчание. Из-под купола вытекала желтоватая слизь. Эптор не отводил глаз, Портен все читал.
   И вдруг изнутри ударило по ставшему мягким куполу, заскребло по нему, стало биться сильнее. Похоже, существо задыхалось. Портен продолжал твердить, не обращая внимания на бедственное положение своего создания. И вот колдун повысил голос и выкрикнул слова освобождения. В этот миг существу удалось прорвать купол. Вместе со слизью он плавно оседал на пол, растекаясь грязной лужей. Перед нами медленно выпрямлялось существо ростом в два раза больше человека. Кожи у него не было, тело было сплошной раной, из которой вытекала бело-желтая слизь. Существо нетвердо держалось на кривых когтистых лапах, рвало когтями свою грудь. Челюсти у него были медвежьи. А глаза человечьи! Существо вертело головой с сильно вытянутым лицом и кричало, низко, казалось, это стон. Ему было больно. Невыносимо больно.
   - Хорошо, - сказал удовлетворенно Эптор, - а что он может?
   - Я назвал его Аркобером. Нужно, чтобы боль довела его до исступления. Поэтому, прошу вас немного подождать.
   Существо хрипело, его шатало, глаза налились кровью.
   - Хватит, - Портен произнес пару слов, и существо перестало страдать, преданно уставилось на колдуна и, все еще тяжело дыша, изогнулось перед ним всем телом.
   Слизь сочилась из его ран, но он больше не чувствовал боли.
   - Тебя зовут Аркобер. Ты понял? - властно произнес Портен.
   Он заставил существо бегать, прыгать, лазать по стенам.
   - Как видите, Аркобер ловок, силен, послушен, - произнес Портен довольный собой.
   - А сейчас ложись и ползи!
   Существо распласталось на полу и поползло, загребая руками, гибкое, как у змеи, тело извивалось, оставляя отвратительный кроваво-желтый след на полу.
   - Достаточно, - поморщился Эптор, - можешь считать, что справился. Больше ко мне с этим не приходи. Плоди их у себя.
   Я вышел из лаборатории. Итак, Эптору нужны новые существа, предназначенные для убийства. И я догадываюсь, кому и зачем когда-то понадобилось Сердце леса в Гангоре.
  
   Хорошо запомнился мне и Осимлей. Из разговоров я понял, что он практиковался в опытах над людьми. В конце концов, все они сходили с ума от неосторожных проникновений в сознание, а потом пропадали. Выжившие становились подобны живым куклам: бесчувственные, с пустым взглядом. Покорные воле хозяина, они были его оружием. Я видел таких в замке, их звали гнивтами. Это существа без страха, лишенные инстинкта самосохранения, не чувствующие боли, движимые единственным стремлением - исполнить волю хозяина. Пока их гоняли с поручениями, которые не могли доверить людям.
   В Гангоре затевалось что-то страшное. С самим городом, кажется, самое страшное уже произошло, и все самое худшее уже случилось. Гангор обезлюдел. Те, кто еще были живы, потеряли веру и надежду. Честь, гордость растоптаны и раздавлены. Они не осмелятся начать борьбу, даже если кто-то из них сумеет поднять глаза.
   Эптор готовит армию, это ясно. Какую страну они наметили в качестве первой жертвы? Может быть Содружество?
   Животные, нападающие в море на корабли, а в лесах - на кленоров, - это неудачные попытки создать совершенные орудия убийства. И очень скоро такие существа появятся.
   Я давно не связывался с Тевэем, опасаясь разоблачения. Но, думаю, что пока все в порядке, иначе, в Голубом замке об этом заговорили бы.
  
  
   Между тем в замке происходило странное. С утра привели десятка два людей. Видеть страх в глазах местных жителей было не удивительно, а у этих во взгляде - панический ужас, обреченность, покорность. Словно они знали, что их здесь ожидает. Стражники повели их на нижние этажи. Там мне не приходилось бывать, на дверях висели замки, а использовать магию я не мог. Ближе к вечеру туда же спустились Эптор и приехавший днем Осимлей.
   Двери заперли изнутри. Мне не пришлось применять магию, чтобы понять, что там происходит. Крики и стоны, приглушенные каменными стенами, не оставили сомнений. Пытка длилась долго, почти до полуночи. Значит, колдуны постарались продлить жизнь пленников, чтобы получить максимум энергии.
   Сердце стучало у меня в голове. Я ничего не мог поделать. Пока. Мне оставалось только ждать, смотреть и слушать. Я чувствовал, что скоро распутаю весь клубок.
  
   Когда Эптор и Осимлей покинули подземелье, оттуда уже не доносилось ни звука. Я почувствовал запах крови, гари и смерти, от которого пробирала дрожь. Колдуны направились в кабинет. Я потерся о ногу хозяина, совсем как кот, и проскользнул в кабинет впереди них. Дверь снова заперли. На меня внимания не обращали, я ведь просто большое, тупое животное.
   Тяжелые зеленые шторы делали помещение темным. Эптор зажег четыре толстые свечи и установил их по краям массивного стола. Мягкий свет разлился по комнате. Я лег у порога, всем своим видом демонстрируя безразличие.
   Эптор нажал на крышку стола где-то в центре, она раздвинулась надвое, и поднялся сундучок, ничем не примечательный, без узоров, без украшений. Эптор снял с шеи ключик и вставил в замочек коробки. Внутри щелкнуло, и все грани сундучка разом легли на стол. Внутри был Кристалл. Очень большой, размером с человеческую голову. Тут же по стенам комнаты запрыгали изумрудные зайчики. Зрелище было удивительное, но еще более удивительным был сам кристалл. Внутри него что-то двигалось. Я пригляделся. Свет желтый, светло-зеленый, синий, всполохи красного менялись, создавая иллюзию вращения.
   Эптор и Осимлей уселись по обе стороны стола на широкие низкие стулья.
   - Может быть, сегодня мы, наконец, сумеем его открыть, - голос Эптора стал хриплым, в нем была усталость и полная неуверенность, в противоположность прозвучавшим словам.
   - Вы обманываете себя, правитель. Нужно подбросить его и дело с концом, - сказал Осимлей, не отрывая взгляда от кристалла.
   - Молчи. Зря что ли стольких распотрошили. Если сейчас снова не получится, в следующий раз будем брать энергию у магов.
   - Среди магов много недовольных, к тому же нам надо беречь этот материал.
   - Начинаем, - велел Эптор, не дослушав.
   Колдуны закрыли глаза и откинулись на спинки стульев.
   Я ощутил мощные магические волны, исходящие от них. Свечи погасли разом, но темнее не стало. Кристалл продолжал светиться, даже еще ярче, световые пятна по стенам замелькали быстрее. Что было внутри Кристалла? Что Эптор хотел заполучить так страстно? В воздухе стало ощущаться напряжение. Лица колдунов потемнели. Но более ничего не происходило. Понемногу движение света прекратилось. Стало темно.
   - Повелитель, - произнес Осимлей, облизывая пересохшие губы, - открыть Кристалл... это могут только Змеи. Он чувствует их магию. А нас он не слышит.
   - В следующий раз приведешь рабочих магов из подземелья, - процедил Эптор, - я должен его открыть. Слишком многое поставлено на карту. И, - горькая полуулыбка пробежала по его губам, - мне не хочется платить по счетам. Скоро они все поймут. И тогда не будет пощады.
  
   Что за змеи? Кристалл, скорее всего, украден у них. Какая сила в нем? Ответов на свои вопросы я не находил. Оставалось ждать новой информации. Я не отходил от Эптора ни на шаг. Но ничего не происходило.
   В замке было сумрачно. Хмурилось небо за окном. Эптор часами стоял у окна в Большом зале. Я вдруг вспомнил, что он отравил Ширинадия с семьей. Интересна судьба брата Ширинадия Акслидия. Где он сейчас? И неужели он так просто смирился со смертью брата, с потерей власти? Или он тоже умерщвлен?
   Людей для пыток больше не приводили, это радовало. Угнетало одно - бездействие. Как там Тевэй, как Мария? Я так давно не посылал вестей, занимаясь наблюдением за Эптором, пряча свою ненависть и сдерживая гнев.
   Дверь открылась, и вошел человек, без стука. Надо же, какая привелегия. Я его редко видел. Все время он проводил в лаборатории, а Эптор бывал там не часто. Человек покосился на меня с опаской и подошел к правителю. Что-то шептал ему, не понятно почему, я же зверь. Потом он ушел. Эптор тоже пошел к выходу, я за ним.
   В кабинете было много народу. В том числе Осимлей и Портен.
   Я почувствовал опасность и одновременно услышал крик Тевэя:
   "Драгор! Уходи! Спасайся!"
   Но было уже слишком поздно. Портен выкрикнул заклинание, в меня ударила молния, и я потерял сознание.
   Надо мной склонялись люди. Их голоса доносились словно бы издалека.
   - Ты оказался прав, Кадемий. Это человек. Обычный человек. Как ты узнал?
   - Наш человек из замка Загера передал сообщение: Загер предатель и привел шпиона в Голубой замок в облике зверя.
   - Так-так. Самому Загеру это не нужно. Скорее всего, его заставили. Но тогда чей это человек? Акслидия? Или... - Эптор побледнел.
   - Позвольте, я выясню это, - улыбнулся Осимлей.
   - После всего, я с ним хочу поговорить, чтобы он мог мне ответить, - предупредил его Эптор.
   Меня подхватили и потащили, ударяя головой и ногами о стены, о каменные ступени.
   Окончательно я пришел в себя в пыточной. Трудно было не догадаться. С потолка свисали цепи. Я был прикован к одной из них. Стены и пол камеры покрыты темными пятнами, потеками. Я повернулся, загремев цепью, и вспугнул десяток крыс, слизывающих остатки крови. Это - то самое место, где недавно истязали людей.
   Мои магические силы не обнаружены. Я порадовался своей предусмотрительности. Пусть пока думают, что я простой человек.
   Холодный пол обжигал ступни. Я скосил глаза на грудь - мешочек скитников на месте. Не заинтересовались.
   Дверь открылась, и вошел Осимлей. У него была ничем не примечательная внешность. Среднего роста, узок в плечах, голова слегка великовата, нос с горбинкой. Седина еле заметна в светлых волосах. Серые глаза с прищуром. Узкие губы, широкий рот. Похож на грифа. Колдун вошел, широко улыбаясь. В предвкушении наслаждения. Ну что ж, вперед, подонок. Я сжал зубы.
   - Ты уже понял, где находишься, дорогой? - ласково и тепло произнес он.
   У каждого нормального человека по телу пробежали бы не мурашки, а лошади. Но я-то был не нормальный.
   - Конечно,- улыбнулся ему в ответ, - предложил бы вам присесть, но, как видите, негде, - обвел я глазами помещение, - разве вот повисеть можете рядом со мной.
   - Хамишь, - улыбка сползла с его лица, и оно стало хищным, - скоро запоешь совсем другие песни.
   - Люблю петь, только в компании, - весело продолжил я.
   Ну давай, гад, не забудь только, что со мной еще поговорить хотели после нашей беседы.
   Я хотел еще что-то сказать, но резкая боль в голове выбила все мысли.
   - Хорошо, правда? - прошипел мне в лицо Осимлей, - еще немного, и еще ...
   Когда я очнулся, Осимлей все также смотрел мне в лицо, потирая руки.
   - Твоя голова теперь свободна от хлама. Расскажи, кто тебя послал? С какой целью?
   - Пошел ты, дядя...
   Голова кружилась, но не болела. Лишать меня чувств не входило в планы колдуна.
   В следующую минуту хрустнули пальцы на ногах. Я не закричал. Улыбнулся.
   - Ради чего ты терпишь? - вполне натурально удивился Осимлей, - ради Акслидия? Ты его слуга? Так что же он не защитил тебя? Они бросили вас, простых людей, защищают себя. А мы тебе оставим жизнь.
   - Вы добрые? - я пытался говорить ровно.
   Захрустели колени, я не смог сдержать крика.
   - А, может быть, тебя подослали Змеи, чтобы поторопить нас? В таком случае, тем более, говори, - спокойно продолжил Осимлей, - они тебя в живых точно не оставят. Уже знают, что ты раскрыт, ведь так? Как вы связывались?
   Осимлей задавал и задавал свои вопросы, сопровождая каждый переломом или разрезом, не прикасаясь ко мне. Вскоре подо мной была лужа крови, не осталось живого места на теле и нетронутой кости. Ответы на свои вопросы он получил, копаясь в моем мозгу. Он там, конечно, ничего не нашел. Я был никем, все, что ему не нужно было знать, я умело закрыл от проникновения.
   - Интересно, конечно, кто над тобой подшутил, превратив в зверя. Но все это ерунда. Больше ты мне не нужен.
   Я ощутил словно наяву, как на мою шею опускается меч.
   - Ах да, чуть не забыл, - спохватился Осимлей, - ничего, к утру будешь в норме.
   Я приоткрыл глаза. Сквозь кровавый туман увидел, что Осимлей посыпает мое тело белым порошком. Как падал отвязанный от цепи, я уже не чувствовал. Сознание, наконец, меня покинуло. Снова.
  
  
   Черт! Ну, зачем! Я же вроде бы уже умер! Опять вернулась опостылевшая боль во всем теле и полное отсутствие сил. Старый козел, ободрал, как липку. Я приподнялся на локтях, отметив, что кости уже срослись и раны затянулись. Моя собственная регенерация плюс его порошок. А сейчас, судя по тишине, еще ночь.
   Потихоньку встал. Оделся. И раскрыл нетронутые запасы магической энергии, ощутив такое наслаждение, которое бывает разве что у голодающего, который поглощает жареного гуся, снял с потолка светильник с араскабом.
   Дверь в пыточной была заперта. Скорее по привычке. Осимлей ведь был уверен, что его пленник очнется и обретет способность передвигаться только к утру.
   Замок открылся бесшумно. Я вошел в коридор, припомнив чертеж замка Загера, начерченный Опирием, оглядел стены в поисках дверцы, за которой должен быть подземный ход. А, вот и она. Не важно, куда этот ход ведет. Что делать дальше, решу потом.
   - Тамер, это ты там? - неожиданно раздалось за спиной, - тебя только за смертью посылать, не дождешься, ду...
   Он успел удивиться, испугаться, да так и застыл с округлившимися глазами и раскрытым ртом. Утром найдут и снимут Паралич. Я осмотрел одежду стражника, снял с пояса меч, довольно приличный, пригодится. Выглянул, не идет ли Тамер. Никого. Тишина.
   Дверь страшно скрипела, тяжелая. Но те, кто мог бы мне помешать, находились в покоях выше, а другие посчитали безопаснее не заметить лязг замков и визг петель.
   Подземный ход начинался несколькими ступеньками, а дальше была только утрамбованная земля. Света хватало, чтобы видеть низкий коридор до поворота. Идти можно было не наклоняясь. И за это спасибо. Здесь было чисто. Ни мусора, ни хлама. Только воздух затхлый. Я использовал заклинания Освежения воздуха, окружив себя прозрачным куполом.
   Утром, в замке меня будут искать, я побеспокоился об этом заранее, стерев за собой все следы по земле и по воздуху. Хотя, конечно, нужно было спешить. Физически я восстановился настолько, что мог бежать.
   Коридор то шел по горизонтали, то заметно углублялся. Думаю, что от замка я отдалился достаточно, но где удастся выйти на поверхность, представления не имел.
   По пути я дословно вспомнил заклинание, которое использовал Портен. Оно отпечаталось в моей памяти. Облик зверя - моя вторая жизнь. То есть, Портен даже не просто заклинание нейтрализовал. Он вернул состояние до физического изменения. Это - то самое заклинание, которое я искал, чтобы спасти Марию. Я был почти уверен в успехе.
   Отвлекшись, едва не пробежал мимо разветвления. Проход в коридор был вырыт недавно. Земля была достаточно рыхлой. Конечно, это бойцы Акслидия. Я был в этом почти уверен и, не раздумывая, свернул в новый подземный ход. Он был гораздо ниже. Вырыт не так аккуратно. Во многих местах земля осыпалась, грозила обвалом.
   Издали донеслись звуки борьбы и сопение. Кто это может быть? Я вгляделся в сумерки коридоров, замедлив шаг. Оно там, за поворотом.
   Вдруг земля справа вздулась бугром и узловатая шерстяная лапа, схватив и согнув меня пополам, потащила в это отверстие. В рот, уши мне тут же набилась земля. Хоть глаза успел зажмурить. Ободрав на мне одежду и оставив чувствительные следы на коже от камней и лапы, существо втянуло меня в свой тоннель. Светильник из моих рук, конечно, выпал. Но, чтобы разглядеть существо, свет был не нужен. Оно светилось само. Тусклый желтоватый свет исходил от его бугристой грубой кожи и крупных желтых глаз. Голова с широкой пастью, из которой стекала тягучая слюна. Клыки с мой палец, кривые, пожелтевшие. Уши, сложенные вдвое, закрывающие от засыпания землей слуховые отверстия.
   Я выхватил меч и полоснул по лапе, опять потянувшейся ко мне. Существо взвыло низко, с бульканьем и хрипением. Из пятипалой когтистой лапы, похожей на лопату, хлестала желтая, неприятно пахнущая кровь. Существо с трудом развернулось в узком тоннеле, показав мне бесхвостый зад и мелкие, по сравнению с передними, задние лапы, также пятипалые, и побежало. Я пошел вслед за ним. Иного выхода у меня не было. В прежний ход мне не попасть. Все засыпано землей. А куда ведет эта нора? Может быть, никуда? Нора была грязной, с осыпающихся стен сползала слизь, разбрызганная желтокровым существом. Кровь тоже светилась. Этого хватало, чтобы не идти наощупь. Коридор не был бесконечен. Скоро я догоню существо, теряющее слишком много крови.
   Вон оно. Лежит, перегородив проход, ворочается и низко подвывает. Подходить ближе не имею никакого желания. Есть способ гораздо чище и гуманнее. Заклинание Паралич обездвижило монстра и дало мне возможность беспрепятственно пройти прямо по массивной туше. Подумав, вернулся, отсек лапу, обернул ее куском ткани, чтобы не испачкаться, на мне лохмотьев было достаточно, и взял в качестве светильника.
  
  
   Не успел отдышаться, а впереди опять что-то засветилось. Еще одна туша. Подойдя ближе, я увидел, что обглоданный труп такого же существа.
   Животный мир подземелий меня не переставал удивлять. Но лучше здесь не задерживаться. Я перебрался через труп, стараясь не измазаться желтой кровью.
   Выйти на поверхность не представлялось возможным. Не рыть же землю. В конце концов, продвигаться по норе было не так уж и бессмысленно. Даже кроты выходят на поверхность. Шанс у меня все-таки был. Хотелось есть и пить. И отдохнуть не помешало бы. Рассудив, что это просто необходимо, я лег и, отгородив вход спереди и сзади от себя сигнальными щитами, заснул, как будто провалился в яму.
   Проснулся резко. Сигнльный щит позади меня ожил.
   Синяя пульсирующая полусфера стала видимой, засветилась ярко и стала искрить. По другую сторону от щита скалили зубы натолкнувшееся на него существа размером с кошку. Их было не меньше пятидесяти. Грязно-рыжая взлохмаченная шерсть. Маленькие злые глаза. Передние лапы короче задних. Острые морды, пасти открываются слишком широко. Такое впечатление, что нижняя челюсть запросто может отойти, пропуская в глотку крупный кусок, как бывает у змей. Ушей не заметил.
   Твари, пока я их разглядывал, освоились со щитом и теперь уставились на меня сквозь сферу, злобно шипя. Щит призван был только подать сигнал, а не сдерживать натиск противника. От каждого касания твари он тускнел и вскоре потух, отрыв им дорогу. И они с торжествующим визгом рванулись ко мне, предвкушая сладость разорванной плоти. Мой Морозный воздух их мгновенно остановил, кого в прыжке, кого стелящимися по земле. Здесь становится все интереснее. Кстати, твари эти явно чаще выходят на поверхность. Тело их не имеет особенностей подземных жителей: больших глаз, святящейся кожи или лап-лопат. Значит, я на верном пути. А путь, почему-то, пошел вниз.
   Услышав впереди тихое шипение с посвистом, я приостановился. И вовремя. Из-за поворота показалась голова гигантской змеи, заняв весь коридор. Я по глазам видел: не погулять вышла. Чуткий раздвоенный язык выскакивал из полуприкрытой пасти, виднелись белые клыки. Змейка меня тоже почуяла. Как же от тебя избавиться, подружка? Кто ты, результат магического эксперимента или в семье такая уродилась? Как будем от тебя избавляться?
   Я почувствовал запах, кажется, фиалки. Дыхание змеи? Зубы чистит или съела что-то пахучее? Мне стало смешно и хорошо. Полное блаженство. Колени мои подогнулись, глаза сами собой закрылись.
  
   Очнулся в полной темноте, но это не помешало мне безошибочно определить, где я нахожусь. Смрад, который может исходить только от трупов, завязывал узлом внутренности, сдавливал горло, въедался в кожу. Писк оголодавших крыс, чье-то размякшее тело подо мной. Кладовая гигантской змеи. Спасибо, сразу не съела. Борясь с тошнотой и оскальзываясь, я пополз по трупам животных разной степени свежести.
   Здесь было жарко и влажно. Окружил себя куполом Освежения воздуха, выругав за то, что сразу этого не сделал, пошел наощупь к стене. Тоннель здесь был сильно расширен, так змее удобнее разворачивать свое огромное тело. Пробираясь вдоль стены, я наткнулся на горку круглых камней. Прощупав их, понял - кладка! Яйца змеи. Кожистые, шершавые, тяжелые.
   Надо было уходить, да что там, убегать. Я так и сделал, прихватив одно яйцо. Обнял его и побежал. Лишь бы не упасть. Темно. Остановившись передохнуть, задумался. А не попробовать ли мне поэкспериментировать с заклинанием Всевидения. Надоело вслепую бродить.
   А ничего! Получилось, конечно, не так, чтобы очень хорошо, но вижу. Все в красном цвете, немного непривычно. Яйцо прижал к груди, как родное, и вперед, вперед. В крайнем случае, съем его.
   Живот подвело. Там уже и урчать перестало, решило впасть в спячку, раз хозяин кормить перестал. Так и с ума сойти недолго. Я уж было совсем затосковал - так не дали! Опять те мелкие твари выскочили из-за поворота. Оттаяли или другая стая - не знаю. Я им, как положено, заклинание навстречу. Попадали. Замерзли. Следом другие. Сзади тоже радостно визжат, словно маму нашли. Навалились, в шею, в руки вцепились. Я - яйцо к стенке - и развернулся к ним уже зверем.
   И понеслось! Лапами, зубами рвал и метал. Куда им, кошкам. Однако, как их тут много, расплодились. Обнял яйцо и пошел дальше. А в нем змееныш зашевелился, перевернулся, пригрелся у меня на груди. Скоро выведется.
   Насколько, все-таки, приятнее идти по лесу. Птички поют, запахи опять же, еда бегает - только лови. Яйцо снова зашевелилось. Тихо, маленький, не бойся. Не вечно же мы бродить тут будем. Снова стук. А выведется, чем я его кормить буду? Треск. Началось. Я сел, снял рубашку, расстелил, положил яйцо. Что в таких случаях маме змее положено делать? Как-то надо малышу помочь. А он уже прорвал прочную кожаную скорлупу сам, голову высунул. Размером с мой кулак. И такой она мне миленькой показалась. Медленно из яйца вывалилось все тельце. Не могу вспомнить, какой окраски была его мама, а мой змееныш нежно-зеленый, в горошек, салатного такого цвета.
   "Я буду звать тебя Салатик, согласен?"
   Я протянул к нему руку, и Салатик неловко ткнулся в нее мордочкой, подполз поближе и потерся нежной спинкой. Я ощутил волну теплоты. Он меня любит. Отдохнув еще немного, я взял Салатика на руки и пошел дальше. Он положил голову мне на плечо и заснул. Но довольно скоро проснулся, завозился. Есть хочет малыш. Что же мне тебе дать, нет ничего. Салатик притих. Я перебросил ему порцию энергии, чтобы поддержать. Но ему нужна была еда.
   На очередном привале я разрезал неглубоко ладонь и поднес к пасти Салатика. Тонкая струйка сначала вытекала из его рта, потом он начал глотать, оживился, старался не упустить ни капли.
   "Все, хватит, мама для тебя тухлятинки заготовила. Вдруг от свежего плохо станет."
   Салатик все также путешествовал у меня на руках. Разглядывал все, вертел головой. В глаза мне смотрел долго и внимательно.
   "Что такое тухлятинка?" - неожиданно зазвучало у меня в голове. Тихий детский голосок. Я опешил. Вот это чудо. Ребенок взрослеет не по дням, а по часам.
   "Понимаешь, Салатик, это испорченная еда - объяснил я, - но скоро мы будем охотиться и добудем хорошей еды".
   "А ты - еда?" - невинный вопрос.
   "Нет, Салатик, я несъедобный. Я буду тебя беречь и защищать, а ты меня всегда должен слушать".
   "Ладно, Несъедобный. А Салатик - это кто?"
   " Это ты, глупенький".
   Скуку мою как ветром сдуло. Салатик не замолкал ни на минуту, тараторил без умолку. Любознательный. Когда он заснул, я вздохнул с облегчением и, положив его, лег рядом.
   "Несъедобный, Несъедобный! Кто там идет?" - разбудил меня вредный голосок очень скоро.
   Меня веселило такое обращение, было лень вдаваться в объяснения. Потом.
   Я с усилием раскрыл глаза. Салатик устроился у меня на груди и толкал головой в подбородок. Опасности вроде бы не чувствую. Взял Салатика на руки. Он, кажется, поправился, потяжелел. Обернулся вокруг пояса, а голову положил на плечо.
   "Есть хочу".
   Я так долго не протяну, учитывая его растущий аппетит,- подумал я, заканчивая кормление кровью и поглаживая Салатика.
   "Тебе больно, Несъедобный?"- спросил он участливо.
   Ну, просто чудо, а не ребенок.
   "Ничего. Я потерплю". Вот скоро мы выйдем наверх" - устало вздохнул я, вытерев пот со лба.
   Слабость нахлынула. Сколько я здесь уже брожу. И тут вдруг послышался лязг, словно кто-то водил лезвием по лезвию, и частая трескотня.
   "Кто это?"- испугался Салатик, почувствовав, как я насторожился.
   "Сейчас посмотрим. Лежи здесь тихо", - и положил его за кучей осыпавшейся земли у стены тоннеля.
   Опасность более чем серьезная, я это чувствовал. К нам, покачиваясь на высоких мохнатых лапах, шло огромное насекомое. Передняя часть его жирного тела была немного приподнята, хвост тащился по земле. Жуткий лязг издавали жвалы, подобные сабалям. Когти, по одному на каждую из шести лап вонзались в землю, как копья. Опасный противник.
   Оглянувшись с беспокойством на Салатика, я послал навстречу монстру одно за другим известные мне боевые заклинания. Но чудовище продолжало упорно пробираться ко мне. Не реагируешь на магию, так попробуй моего меча. Это менее гуманно, я тебе обещаю.
   Я сделал выпад навстречу твари. Она не отскочила и не пострадала. Меч чиркнул по ноге, раздался лязг металла о металл. Ого! Ты вообще живой?
   Еще какой! Ноги-копья с завидной скоростью стали вонзаться в землю, метя в меня, конечно. Пора подбираться к жирному пузу. Я, изогнувшись немыслимо, подпрыгнул изо всех сил. В плотное тело меч вошел с трудом. Меня с ног до головы окатило слизью и желтовато-зелеными внутренностями паука.
   Салатик, насмотревшись слишком жестокого для своего возраста, свернулся калачиком, спрятав голову под хвост. Я протянул руку, и он буквально прыгнул ко мне на грудь. Обвился вокруг пояса и положил голову на плечо. Так он, наверное, чувствовал себя уютно и защищенно. И я опять подумал, что Салатик потяжелел и подрос.
   "Испугался, малыш?" - ласково погладил я змееныша.
   Салатик ничего не ответил, только крепче прижался.
   Слоняясь по бесконечным лабиринтам подземелий, мы встретили еще двоих пауков. Салатик перестал бояться. Даже предложил съесть одного.
   "Что ты, малыш, он же не съедобный".
   Салатик округлил глаза в недоумении и ужасе. Я рассмеялся. Пришло время объясниться.
   "Понимаешь, малыш. Я Драгор. Так же как ты Салатик. А несъедобным называют все, что нельзя есть. Понятно?"
   "Да, Драгорр", - я почувствовал, что он успокоился.
   В одном из тоннелей нам встретилось семейство довольно крупных зверьков, напоминающих кроликов, только уши значительно короче, лапы шире, и когти на них гораздо внушительнее. Да, судя по зубам, они, скорее всего, хищники. Короче, кролик кроликом снаружи, злодей внутри. Мы, конечно, не упустили возможности и, поджарив их с помощью заклинания Огня, сытно поели. Мясо было в точности кроличье, даже лучше с голодухи. Для чего еще нужна магия: сытый сон без сновидений, что может быть лучше?
   Когда мы проснулись, Салатика я не узнал. Тащить на руках мне его точно больше не придется. Ребенок подрос - выше меня, если растянуть по вертикали. Кожа из нежно-салатового стала темно-зеленой. Голос тоже заметно "повзрослел".
   "У нас там поесть оставалось", - сказал он.
   "Да, Салатик, сейчас кролика поджарю"
   "Мне не надо, я так".
   Салатик осторожно принял из моих рук кролика и проглотил. Целиком. Вместе со шкурой. Я покачал головой:
   "Тебе кости не повредят"?
   "Думаю, нет. Попробуй, так намного вкуснее".
   "Ну да, ну да. Что ты еще умеешь"?
   "А вот что", - Салатик пошевелил челюстями, словно хотел плюнуть, потом открыл пасть и выдохнул.
   Я почувствовал запах фиалки и уселся, пытаясь унять головокружение и дрожь в ногах.
   "Что с тобой?" - удивился виновник.
   "На меня больше не дышать, понял?" - отдувался я.
   "Понял, а почему"?
   "Это твое оружие, малыш, понимаешь? Ты сможешь усыпить противника. Если... Если, конечно, в твои планы не входит расправиться с ним по-другому", - сказал я, полюбовавшись новенькими белыми клыками Салатика.
   "Ясно", - скромно ответил малыш.
   Наш путь стал гораздо более приятным. Сытый желудок занимался своим делом и не мешал думать. Кроликов Салатик чуял намного раньше меня. Их тут было много. А вот опасные твари больше не встречались. Это было странно.
   Идти вдвоем было намного веселее, особенно, если учесть, что мой собеседник развивался со скоростью орла в небе. Будет мудрым Змеем в старости, может и раньше.
   Шутки шутками, а здесь мы задержались. Пора и выбираться. Тем более, что в моей голове лекарство для Марии. Потом, опять же, Тевэй с товарищами ждут моего сигнала.
   Салатику некуда было деть свою энергию, и он буквально "скакал" вокруг меня, "забегал" вперед. Вдруг я почувствовал опасность. Салатик подскочил ко мне и замер. Угроза исходила отовсюду. И прежде, чем я понял, что делать, земля под ногами задрожала. Салатик сиганул ко мне на руки, и мы полетели вниз вместе с толщей обвалившейся земли. Нас хорошо приложило и засыпало. Пришлось откапываться. Мы, к счастью, были целы.
   Но это, кажется, ненадолго. Вокруг нас стояли...Люди? У них были желтые глаза, серая чешуйчатая кожа. На ногах меховые сапожки, одежда из черной гладкой ткани, черные плащи с балахонами, надвинутыми до самых глаз. У них были безгубые рты. И хвосты! До самой земли. Змеиные!
   Это об этих "людях" говорил Осимлей в нашей последней беседе? Люди-змеи. Знать бы, враги вы или друзья. Если враги моих врагов, то это хорошо.
   Один из них сделал шаг в мою сторону и протянул руки.
   "Драгор, чего ему надо?" - прижался ко мне Салатик.
   Подошедший издал несколько звуков - сочетание сплошных шипящих. Салатик встрепенулся и ...ответил. Люди-змеи удивленно переглянулись. Разговор продолжался. Я не рискнул использовать Разговорное заклинание. Беседа - первый шаг к миру. Кто знает, как тут относятся к магии.
   "Драгор, нам нужно пойти с ними".
   "Что еще они тебе сказали"?
   "Они звали меня с собой. Говорили, что ты враг. Но я им ответил, что ты никакой не враг, что ты самый лучший. И, что я от тебя никуда не уйду. А вон тот сказал, что ты должен умереть. Я ответил ему, что буду защищать тебя. Тогда этот сказал: "Он пойдет с нами, а умереть всегда успеет".
   "Салатик, скажи ему, что мы идем".
  
   Пол тоннеля, заметил я по пути, был не земляной, а выложенный камнем. Салатик не пожелал спускаться, и мне пришлось его нести. Змеи отконвоировали нас к люку в полу. Мы спустились по каменным ступеням в просторный, выложенный гладкими камнями тоннель. Дальше было еще несколько спусков. Какой-то подземный лабиринт или город. Начали чаще встречаться другие Змеи. Когда мы оказались в большом зале, я понял, что именно сюда нас и вели.
   Кто тут у них главный - царь, правитель, князь или еще кто - сидел за огромным круглым столом. Вокруг стола были круглые стулья на одной ножке. Ну, что без спинок - это понятно. Хвост надо куда-то девать.
   Потолок выложен разноцветными переливающимися камешками в виде узоров. Украшения на зеленых стенах были проще и гармонировали с потолочными. Под ногами белый мрамор. В освещении здесь не нуждались.
   Голова Змея была безволосая, а глаза белые, смотреть жутко. Я был очень удивлен, услышав человеческую речь, разборчивую, несмотря на характерный акцент.
   - Человек. Кто ты?
   - Мое имя Драгор.
   - Почему с тобой детеныш схашша?
   - Я нашел его далеко отсюда.
   - Врешь, - перебил меня Змей, - схашши не бросают детенышей, ты убил его мать. За это тебя ждет смерть.
   Салатик, верно уловив в интонации Змея угрозу для меня, зашипел свои пояснения. Змей слушал молча, во взгляде читалось одобрение, но недоверие не исчезло.
   - Ты человеческий маг, я вижу это. Мне неприятно говорить языком людей. Перейди на нашу речь. Как ты попал в земли ахишфов?
   Я произнес заклинание и, к радости Салатика, заговорил на его родном языке.
   - Я был узником в подземельях Гангора. Мне удалось бежать. Тоннели привели меня в ваши места.
   - Подробнее.
   Я чувствовал, что должен быть откровенным, чтобы остаться в живых. Выслушав меня, Змей спросил:
   - Находясь в Голубом замке, видел ли ты предметы, которые могли принадлежать нам, ахишфам?
   - Вы спрашиваете о большом зеленом кристалле?
   Я почувствовал, как напрягся Змей.
   - Да, Драгор, - сдавленно прошипел он, - именно о Кристалле.
   - Он в Голубом замке Эптора. Цел и невредим. Пока. Эптору не терпится его разрушить. Но сил не хватает.
   - Гнусное племя, - в газах Змея полыхало белое пламя, - предатели и воры.
   - Если я могу...
   - Хишш, - прошипел Змей.
   Дверь открылась, и появился кто-то из моих конвоиров, все они для меня были на одно лицо.
   - Отведи его к Ахешши. Глаз с него не спускать. Проявит агрессивность - убейте.
   - Слушаю, Шихо.
   Меня повели по бесконечным одинаковым коридорам. Как они здесь ориентируются? Салатик не отставал от меня.
   Старая Змея Ахешша была не слишком рада постояльцам. Но сердце ее смягчилось при виде Салатика. Наши старушки так млеют от котят. А вот я лично злым себя не считаю, а почему-то кошек ну не люблю.
   Ахешша вынула из клетки в углу живого кролика и протянула Салатику. Малыш взял и принес мне. Ахеша удивилась и достала еще одного. Этого Салатик проглотил сам. Ахешша заулыбалась беззубым ртом.
   - А ты, червяк, отойди от меня подальше, - брезгливо поморщилась она, сопроводив речь красноречивым жестом.
   - Ладно, бабуля, с удовольствием, - весело ответил я.
   - Какой ужас! - всплеснула она руками так, что рукава ее платья задрались до самых плеч, обнажив дряблую чешуйчатую кожу, - уже червяки разговаривают на нашем благородном языке!
   - Я извиняюсь, но что это еще за червяк? Если вы не разбираетесь - я человек. И имя имеется - Драгор. Вот так попрошу и обращаться. Понятно, бабуля?
   Старушка хватала ртом воздух от возмущения.
   - Вам водички подать?
   И тут ее прорвало:
   - Ах, ты, мерзавец, червяк вонючий! Да я тебя в кролика! В грязь!
   - Уважаемая Ахешша, Шихо приказал, чтобы пленника охраняли и только в случае агрессии уничтожили, - сказал конвоир.
   Мне показалось, что он сдерживал смех. Старушка умерила пыл.
   - С чего это Шихо так милостив? И как этот здесь оказался? - спросила она.
   - Ничего не могу сказать. Но Шихо лично просил вас о содействии, уважаемая Ахешша.
   Так мы с Салатиком остались жить в так называемом доме Ахишши. Он имел четыре отдельных помещения, объединенных общим коридором. Спал я на кровати, накрытой тканью, заинтересовавшей меня своим происхождением. В комнате Ахешши я не был. Она пыталась переманить к себе Салатика, но он не поддался. Остался со мной. В тесноте, да не в обиде. В самом прямом смысле. Салатик на обильных харчах раздобрел, вытянулся, так что занимал значительную часть комнатки. Конечно, до матушки ему еще далеко, но впечатляет.
   Как я понял, огромных змей, их называют схашши, здесь почитают и берегут. Поэтому за Салатика я не волновался. Почти.
   Один охранник показался мне забавным. Тот, которого развеселил праведный гнев Ахишши. И он приглядывался ко мне. Любопытство, не более.
   Салатику не запрещалось выходить из дома и бывать, где захочет. Любопытный малыш "уходил", глядя на меня виновато, но никогда надолго не оставлял и всегда возвращался с подарками. Приносил в основном кроликов, реже - другое мясо. Я ждал его возвращения, меня интересовала любая информация.
   От Салатика я узнал, что ахишфы очень многочисленный народ. Территория их царства простирается от Амаратрии до Кафра. Схашши - огромные змеи, пращуры ахишфов, стражи подземного царства. Ахишфы поклоняются богине Ишши, огромной змее, которая по преданию является матерью всех ахишфов.
   Ахишфы все до одного маги и воины. И, хоть мало общаются между собой, очень сплоченны в случае внешней угрозы.
   По всей территории царства, в котором верховным Змеем является Шихо, протекает полноводная подземная река Шис с притоками, берущая начало на Севере, в горах среди ледников, и впадающая в Жемчужное море, которое ахишфы называют Нгашшиа. Вода в реке чистая и считается тоже священной. Ахишфы выращивают под землей кроликов в специально вырытых для них лабиринтах, регулярно выбивают нужное количество. Иногда выходят охотиться на верхние уровни, но никогда - на поверхность.
   Может быть, поэтому ахишфы никогда не болеют, или богиня Ишши их оберегает, или воды реки Шис. А скорее всего, болезням и их переносчикам сложно до них добраться.
   Сотни лет ахишфы не выходили на поверхность. Те редкие случаи, когда в их мире появлялись другие разумные, входили в историю. Бывали здесь и люди. Последний их визит был омрачен предательством. Разграблена святыня ахишфов - украден Кристалл и семь священных голов богини Ишши. Эти сведения меня заинтересовали, но, к сожалению, малыш больше ничего не мог добавить.
   Ахешша на меня старалась не обращать внимания, но я видел, что нервировал ее. Кроликов она для меня не готовила, бросала живых. Да и Салатик не давал мне пропасть. Вода в доме была привозная, по тоннелям ходили тележки, приводимые в движение магией.
   С веселым охранником я все-таки познакомился. Его звали Хито.
  
   Однажды меня позвал Шихо. Я этого ждал. Хито привел меня в тот самый зал, украшенный узорами. Кроме Шито за столом сидели еще два ахишфа помоложе. Их взгляды были внимательны, недоверчивы и презрительны.
   - Подойди, человек, - сказал холодно Шихо.
   Я приблизился. Сесть мне, разумеется, не предложат.
   - Расскажи о Голубом замке, - велел Шихо.
   Я повторил свой рассказ еще раз. Слушали меня, не перебивая, но чувствовалась настороженность и еще напряжение.
   - Я могу начертить план замка.
   - Шито, дай ему, - Шихо вынул из ящика стола белую дощечку и черную палочку и протянул сидящему рядом молодому ахишфу.
   Я воспроизводил замок на бумаге, сопровождая пояснениями и комментариями каждую линию.
   - Уведи, - скомандовал Шихо, когда я закончил.
   - Уважаемый Шихо, я прошу учесть, что в замке много ни в чем не повинных людей, - сказал я.
   Но меня больше не слушали.
  
   Итак, думал я на обратном пути, ахишфы планируют нападение на Голубой замок. Ну что ж, они имеют право. Вот только удовлетворятся ли они, получив свой Кристалл? И как изменится жизнь в Гангоре после вмешательства ахишфов? И будет ли жизнь? Я очень мало знал, чтобы утверждать это наверняка или предполагать.
  
   Прошло время, кажется, не один день. Новостей не было. Потом несколько ахишфов пришли за Ахешшей. Она засуетилась, заметалась у себя в комнате, сбивая хвостом стулья, и ушла. Я отослал Салатика вслед за нею.
   Вернулся он очень огорченный. Я впервые заметил, что ахишфы ему стали близки. Шевельнулась ревность, но я ее безжалостно прогнал. Это мир Салатика. Хорошо, что для него в нем нашлось место.
   "Из похода в Голубой замок вернулся отряд ахишфов, они пострадали, особенно сын Шихо, возглавлявший отряд. И сейчас Шито при смерти. Ахешша ничего не смогла сделать. Он умирает".
   "Салатик, возвращайся. Скажи им, что я могу помочь".
   Малыш умчался, но вскоре вернулся в сопровождении четырех ахишфов.
   - Идем, человек, тебя зовет Шихо.
  
   Шито лежал на столе в зеленом зале. Раны его были действительно страшными. Он словно побывал в мясорубке. Торчат обломки костей, порванные сухожилия. Раны местами почернели. Верный признак заражения. Наверняка повреждены и внутренние органы. К счастью, Шито был без сознания.
   - Подойди ближе, - бесцветным голосом признес Шихо, - если можешь, человек, помоги.
   Я постарался выбросить из головы все, что могло отвлечь и помешать. Одной исцеляющей сети будет мало, повреждены все до единого энергетические узлы. Энергопотоки рассеиваются. Он скоро умрет, если я не найду эффективный способ быстро. Есть несколько заклинаний из книги Мирослава. Я помнил их все: Восстановления, Ускорения, Связи, Слияния и Регенерации. Теперь нужно вплести их в исцеляющую сеть. Сосредоточившись, я попытался создать копию энергетической системы тела Шито. Трудность заключалась в том, что строение тела ахишфов мне было не знакомо. Затем я вплел заклинания в полученную сеть и объединил со своими энергетическими потоками. Когда система ожила и стабилизировалась, я осторожно опустил ее на тело Шито, стараясь сделать это с максимальной точностью и поддерживая связь.
   Сразу стало ясно, что сеть составлена удачно. Тело начало медленно восстанавливаться. Но, так как повреждения были очень велики, энергии требовалось очень много. Я не жалел, хоть появились первые признаки нехватки сил. Шито все еще был без сознания. Раны закрылись. Но черные и синие пятна на чешуйчатой коже не предвещали ничего хорошего. Значит, надо еще, еще. Все, что было, я отдал этому парню, кажется, даже вздохнуть не осталось сил. Сознание медленно гасло.
  
   Очнулся я рядом с Шито. Увидев, что я открыл глаза, ахишф произнес:
   - Спасибо тебе, Драгор. Я теперь твой должник на всю жизнь.
   - Будь лучше другом, - ответил я и не узнал свой голос.
   - С радостью, - улыбнулся он.
   Вошла Ахешша. Посмотрела на меня, кашлянула смущенно и с напускной строгостью сказала:
   - Не разговаривайте, вам надо силы беречь. Вот, я принесла лекарство, оно поможет заснуть.
   Старушка напоила Шито, потом подошла ко мне:
   - Пей, Драгор, и... прости меня, я ничего не знала...
   Шито был примерно моим ровесником. Выздоравливая, мы проводили с ним много времени в беседах. К нам никого не пускали кроме Салатика, чтобы не утомлять. А сегодня пришел сам Шихо. Мы с Шито встали, приветствуя его.
   - Я рад, что вы идете на поправку. Я благодарю тебя, Драгор, ты вернул смысл моей жизни. И, несмотря на то, что мы такие разные, отныне ты мой сын.
   Я не ожидал этого и был тронут искренностью сурового ахишфа:
   - Спасибо, Шихо. Я счастлив, что обрел брата и отца.
   Лишние слова были не нужны. Мы обнялись. И я, действительно, почувствовал единение.
   С этих пор все ахишфы стали относиться ко мне с уважением, как к равному. И секретов от меня у ахишфов не было. А у меня от них. Я рассказал о Марии и о себе все. Это еще более сблизило нас.
   Я уже знал, что они поклонялись богине Ишши. В святилище веками хранились реликвии ахишфов: Кристалл и семь голов богини. Первая даровала вечную молодость. Вторая - мудрость. Третья - власть. Четвертая давала выносливость и силу. Пятая - умение управлять всеми живыми существами. Шестая приносила избавление от мук, даруя смерть. Седьмая исцеляла, возвращала к жизни. Каким образом продлевалась молодость, я имел возможность наблюдать в замке Загера. Думаю, остальные артефакты активировались так же. Примечательно, что сами ахишфы никогда не использовали их. Узнав этот народ ближе, я понял, что они обладают массой достоинств от природы, и стал искренне их уважать.
   Кристалл. Кристалл - это накопитель, содержащий огромнейшие запасы магической силы. Причем, силы, которая не принесет вреда тому, кто ее примет. Она имеет несколько иную природу, нежели энергетическая. Ее не будет слишком много. Поэтому, тот, кто сможет разбить Кристалл и добраться до ядра, станет всесильным.
   Скорее всего, Эптору это удалось, ведь иначе он не смог бы отразить нападение столь сильных магов, какими были ахишфы.
   О пропаже семи голов и Кристалла мне рассказал сам Шихо:
   - Ахишфы, веками жили обособленно, занимались науками и магией. Древние книги до сих пор хранятся в библиотеке. Но потом магия оттеснила науку, ахишфы выбрали свой путь. Мы не выходили на поверхность, наше царство было надежно защищено от проникновений из верхнего мира. Но встречи все-таки случались. Одна из них мне запомнилась. Гангор тогда возводил свои стены, строились замки. Они, как ты знаешь, имеют несколько уровней под землей и соединяются между собой ходами. Тут-то люди выяснили, что прямо под их городом полноводная река. Маги занялись ее осушением, вернее, уничтожением. Эта река - наша Шис. Тогда мне пришлось нанести визит правителю Гангора Ширинадию. Он принял меня с почестями, выслушал и тут же отозвал магов. Тогда впервые объединились усилия магов-людей и ахишфов. И задача была решена - нашу Шис заключили в гранитный панцирь. Теперь довольны были все: и люди, и ахишфы. Знакомство с Ширинадием продолжалось, переросло в крепкую дружбу. Конечно, с соблюдением традиций, - мне не хотелось нарушать уединение своего народа. Но для Ширинадия и его приближенных я делал исключение. И вот после одного из таких визитов святилище Ишши опустело. Естественно, я сразу подумал, что мой друг Ширинадий вор и предатель. Эптор, родственник Ширинадия и, как мне казалось, единственный порядочный человек, подтвердил мои подозрения. Он рассказал нам, что по приказу Ширинадия священные реликвии были вывезены из страны и проданы. Куда и кому - неизвестно. Но он, Эптор, как истинный друг ахишфов, доставит реликвии обратно. Только ему надо выведать у Ширинадия, куда он вывез реликвии и кому продал. А это он сможет сделать, если мы дадим ему зелье, подчиняющее волю.
   Эптор заявил, что Ширинадий продал реликвии правителю Кафра и сейчас вместе с семьей собирается совершить путешествие по Жемчужному морю. Мой гнев вышел за пределы, контролируемые разумом. Я велел потопить корабли, которые выйдут в море из Гангора. Да... если бы я знал...Но я был слеп. До Кафра рукой подать. Я знал, что не удастся получить Кристалл миром, поэтому готовил войну. Ахишфы - прирожденные маги и воины. Стражи нашего мира схашши - разумные, преданные моему народу. Все животные подземелий повинуются воле ахишфов. У нас сильная армия. Кафранцам не победить нас, если они не сумеют воспользоваться Кристаллом. А я был уверен, что людям открыть Кристалл не по силам.
   - А почему ахишфы сами не открыли его?
   - Власть... Власть над миром нам не нужна. Ахишфы довольны своей жизнью. Нам и так принадлежат все недра. Кристалл символизирует сердце богини Ишши, любой ахишф пожертвует жизнью, чтобы вернуть его народу.
   - И вы пошли войной на Кафранию?
   - Нет, Ишши этого не допустила. Я знал, что у немолодого Ширинадия были маленькие дети, и что престолонаследником был его брат Акслидий. Когда известие о восхождении на трон Эптора дошло до ахишфов, у нас зародились сомнения. С помощью зелья подавления воли он мог заставить Ширинадия передать власть ему. Эптор использовал нас. Тайно посетив Гангор, я узнал правду о смерти Ширинадия и его семьи.
   Эптор воспользовался ядом, чтобы умертвить Ширинадия и всех претендентов на трон, включая детей.
   Почему ахишфы не открыли Кристалл? Большая сила - большая ответственность. Получивший силу испытает соблазн. Конечно, Эптор жаждет власти над миром. И горожане вскоре узнали, кто виновен в гибели Ширинадия. Меня беспокоила лишь судьба Кристалла. Действительно ли он в Кафрании или где-то еще, а может быть он у Эптора? Алчный властолюбивый человек не мог выпустить из своих рук такое сокровище. Не видя других способов прояснить обстоятельства, я решил играть по правилам Эптора. Он поддерживал мои намерения начать войну с Кафром, и ахишфы продолжили подготовку. Входило ли в планы Эптора завоевание Кафра, я не знал. Скорее всего, он хотел выиграть время, чтобы найти способ открыть Кристалл и стать всесильным. Тогда ни ахишфы, и никто другой ему были бы не страшны.
   - Неужели теперь, когда сила Кристалла принадлежит Эптору, нет способа остановить его?
   - Почему же. Есть. Но для этого нужен маг, который будет в состоянии пережить "Поцелуй Ишши"... Это древняя легенда. Чтобы спасти свое племя, вождь ахишф решился принять "Поцелуй Ишши". Обряд заключался в пробуждении всех семи голов Ишши. Они укусили его, принося ему свои дары. Ахишф выжил и спас сородичей. Но этот случай был единственным. Остальные заканчивались смертью, не каждому под силу принять дары Ишши. Кроме того, совершить обряд может только ахишф.
   - Но я видел одну из голов, ту, что дарует молодость, в замке Загера. Он совершил обряд, и голова укусила его. Но он человек.
   - Я говорил о "Поцелуе Ишши", о пробуждении всех семи голов, тогда богиня видит и слышит того, кто ее зовет, и решает, кому жить, а кому умереть.
   - Понятно. А что ты планируешь предпринять в отношении Эптора?
   - Войну. Конечно, многие из нас погибнут. Чем закончится наше противостояние неизвестно. Но, в любом случае, народ ахишфов должен вернуть реликвии.
   - Шихо. Эптор жаждет покорения мира, так что на нашу сторону встанет и Кафрания, и Великое Содружество свободных Княжеств.
   - Нам бы не помешала помощь.
   - Вот об этом я и хотел поговорить. Мы с Шито планируем отыскать бухту, где дожидается наш корабль. Мария может стать нашим послом в Содружество. А уже с его помощью можно заручиться поддержкой Кафра.
   - Где эта бухта? - Шихо достал довольно подробную карту.
   Я, подумав, указал.
   - Решено. Завтра вас с Шито доставят туда по скоростным тоннелям. Шито тебе может помочь с нейтрализацией заклинания. Он будет только рад...А теперь, Драгор, нам нужно составить подробную карту Гангора.
   В свое время в подземельях Гангора я выучил ее наизусть. Так что воспроизвести не составило труда.
  
   Утром мы с Шито мчались по туннелю в крытой повозке. Ахишфы создавали в узловых точках тоннелей разницу магических полей. Стремясь к выравниванию уровней, поле создавало мощнейший поток, который мчал повозку с огромной скоростью. Ни колес, ни лыж не было предусмотрено. Лишь воздушная подушка вокруг повозки, над нею и под нею, чтобы избежать ударов о стенки тоннелей.
   Скорость была так велика, что заложило уши. Шито путешествовал, конечно, много раз, улыбался, довольный произведенным на меня впечатлением. Повозка остановилась в конце тоннеля у самой воды.
   Здесь, наверху, уже взошло солнце. Глазами мы с Шито занялись, подъезжая к концу тоннеля, но они все равно слезились, чувствовалась резь. Все вокруг казалось слишком ярким: морские волны, подбрасывающие в воздух солнечные зайчики, голубое небо, белые скалы.
   - Я всегда удивлялся, как можно здесь жить. Ходишь, как крот слепой, - ворчал Шито.
   - Привыкнешь, - сказал я, - нам туда.
   Первым нас заметил Манюня:
   "Драгор, ты вернулся! Я тебя ждал! И Маня ждала!"
   Ого! Как он продвинулся!
   "Манюня! Я тоже рад тебя видеть. А где же Маня?"
   Из воды вынырнула смущенная Маня.
   "Здравствуй, красавица. Как ты себя чувствуешь"?
   "Маня хорошо. Только мало еды".
   "Еда будет скоро".
   Маня тоже меня удивила. Видимо, общение с Манюней пошло на пользу.
   Корабль был там, где я его оставил. Нас, наконец, заметили. Михалыч, молодец, выставляет караульных даже днем.
   - Долго же тебя не было, Драгор, - обнял меня капитан и настороженно посмотрел на Шито.
   - Познакомься, это Шито, он ахишф, мой брат и друг, - сказал я, - Шито, это Михалыч, капитан "Княгини Ольги" и мой хороший друг.
   Матросы стояли вокруг, улыбались. Я поприветствовал каждого. Шито перестроился на нашу речь и тоже отвечал на приветствия команды. А мне вполголоса сказал:
   - Они все на одно лицо, как я буду их различать?
   Я ничего не ответил, только хмыкнул.
   Мария выглядела хуже, чем при расставании. Скулы заострились, глаза впали. Я очень задержался. Но ничего, скоро все кончится. Я выдворил из каюты всех, кроме Шито, и с волнением произнес заклинание. Шито страховал меня, держа наготове заклинание Нейтрализации, чтобы вмешаться, если что-то пойдет не так. В грудь Марии ударила белая молния. Девушку приподняло, она открыла глаза и закричала, потом снова упала без сознания. У меня сжалось сердце, я подумал, что убил ее.
   - Спокойно, брат, все идет, как положено, - положил мне руку на плечо Шито.
   И правда, Мария дышала. Теперь моя сеть. Мы с Шито по очереди наполняли ее энергией, которая падала словно в бездну, поглощаемая истощившимся полем Марии. Лишь вечером мы вышли из каюты втроем. Марию еще пошатывало. Но это могла поправить сытная еда и отдых. Она щурилась от яркого солнца, прикрывала глаза рукой. Команда встретила ее радостными криками.
   Выслушав мой рассказ, Мария посмотрела мне в глаза очень внимательно:
   - Я все поняла, не беспокойтесь. Жаль, ветра нет. Долго добираться будем.
   - Это поправимо. Будет ветер. Домчит к утру, не успеешь проснуться, - сказал, улыбаясь, Шито.
   - Я теперь спать не скоро захочу, - засмеялась в ответ Мария.
   Попрощавшись, мы сошли на берег. Шито произнес заклинание, перейдя на родной язык. И "Княгиня Ольга" помчалась по волнам, словно стояла на спине огромной быстрой рыбины. Манюня и Маня, боясь отстать, рванулись следом.
  
   Наши с Шито дела на поверхности не были окончены. Сейчас мы направились к лесу. Этим путем я в облике зверя шел в Гангор. Мы не скрывались, поэтому кленоры узнали о нашем приближении, как только мы перешли границу их земель. Нам навстречу вышли несколько крепких мужчин с топорами в руках. У двоих я заметил мечи. И порадовался. Вовремя, но для войны понадобится значительно больше.
   Я узнал кленоров из племени Лерта. Они меня тоже узнали, но оружие не опустили, ведь рядом был чужак. Я применил разговорное заклинание и сказал им:
   - Приветствую вас, уважаемые кленоры. Вижу, вы узнали меня. Рядом со мной друг. Мы пришли поговорить со старейшиной Лертом. Прошу вас отвести нас к нему.
   - Пойдем, Драгор, мы верим тебе, - ответил один из кленоров, - а значит и твоему другу.
   Племя уже покинуло старую стоянку и заселилось в новые дома. Взрослые кленоры приветствовали меня с улыбкой, на Шито смотрели с опаской. А дети везде одинаковы, они преодолели свои страхи значительно быстрее взрослых. И скоро заботливые матери не могли оттащить их от Шито. Он тоже развеселился, разглядывал кленоров.
   "Каких только чудес не бывает на свете", - он взглянул на меня с улыбкой.
   Уверен, что они так же думали об ахишфе.
   Нас пригласили в один из домов:
   - Старейшина Лерт ждет вас.
   Мы с Шито поднялись наверх по новой лестнице, которая ни разу под нами не скрипнула. Лерт сидел на полу, как и в прошлый раз. Пригласил присесть и нас.
   - Приветствую тебя, Лерт. Я рад нашей встрече. Хочу тебе представить Шито, ахишфа. Он мой друг и брат.
   - Значит, твой поход в Гангор закончился благополучно. Почему же ты здесь, Драгор, и что привело сюда твоего друга и брата Шито? Может быть, ты решил рассказать об истинной причине, заставившей тебя идти в Гангор?
   - Прости меня, Лерт. Я действительно утаил от тебя многое. Но знаю, что выслушав меня теперь, ты не осудишь и поймешь.
   И я рассказал мудрому старику все, вплоть до сегодняшнего дня. На этот раз ничего не утаил. Сказал, зачем мы пришли сейчас. На что Лерт ответил:
   - Мы связывались с другими племенами кленоров. Только несколько откликнулись. Остальных, я думаю, выбили. Восстать против Гангорского зла - это и в наших интересах. Только так мы сможем выжить. Да. Кленоры будут участвовать в войне. Мы свяжемся с оставшимися в живых племенами. Я уверен, что они поддержат нас.
   - О начале военных действий я сообщу вашему орлу.
   Седой орел сидел в ветвях на своем месте, не сводя пристального взгляда.
  
   В небесной лазури плескались чайки. Скользили по незримым волнам, кружили, высматривая добычу. Я сосредоточился, выделив одну из чаек. Вот ты, красотка, полетишь с сообщением. Она всполошилась сначала, потом присмирела. И, наконец, взмахнула сильными крыльями, торопясь выполнить поручение. Чайка вернется и приведет стаю анарадусов. Только не испугайся адресата до смерти, быстрокрылая.
   Небольшое путешествие в крытой повозке, и мы с Шито снова в темноте подземелий ахишфов.
   - Слушай, а почему нам в тоннеле ни разу не встретились никакие твари? Когда я шел к вам, их было много, - спросил я Шито.
   - Эти тоннели используются довольно часто. Животные чувствуют магию и избегают их. А схашши живут на несколько уровней выше, - ответил он, - и почему "твари"? Это животные нашего мира, не порождения магии, не поднятые мертвецы. Они убивают, чтобы прокормиться и защититься.
   - Прости. Я понял.
   В Зеленом зале нас ожидал Шихо и четверо членов военного совета.
   Выслушав наш отчет, Шихо сказал:
   - Ахишфы, что живут под Закатными горами, нашли пристанище восставших магов из Гангора, во главе с братом Ширинадия Акслидием. Их довольно много - около двух сотен. Там не только маги, но и люди.
   - На контакт с ними они не пошли?
   - Сегодня вы двое отбудете в Закатные горы с этой целью, - твердо сказал Шихо.
  
   Эти крытые повозки - великое изобретение ахишфов. Тоннели, протянувшиеся между двумя государствами, находящимися довольно далеко друг от друга, преодолеваются за считанные часы. Наша повозка уже некоторое время "летит" по тоннелю, вырубленному в скалах. Значит, скоро будем на месте. Повозка резко остановилась на расстоянии вытянутой руки от каменной преграды, нас едва не впечатало в нее.
   - Ну и шуточки, - проворчал я, выбираясь.
   - Ни разу тут не был, немного не рассчитал, - хмыкнул Шито, зато взбодрились.
   - Я тебя сам взбодрю в следующий раз, - с напускной строгостью старшего брата сказал я.
   Хотя, конечно, кто тут старший - это вопрос. Может, Шито мне в дедушки годится. Надо спросить при случае.
   Никаких приспособлений для подъема вверх, тем более ступеней, не было. Пришлось карабкаться наверх, благо физическая форма у обоих была прекрасная.
   Горы нас встретили великолепным зрелищем заката. Огромное багрово-красное солнце опустилось ниже гор и застыло на уровне облаков, окрасив их всеми оттенками красного. Воздух был теплым. Ветра не было совсем. Пахло лесом, травами, чистотой. Среди всеобщей свежести мы предстали исцарапанные и потные. Вернее потным был только я, Шито, как ни странно, не вспотел. Ахишфы не потеют. Поэтому, на меня он смотрел с сочувствием. Закатные горы были покрыты хвойными лесами. Кругом прохлада и тень. Под ногами редкие травинки и опавшая хвоя.
   Увидев ориентиры, на которые указали местные ахишфы, мы совершили приятное путешествие пешком, вдыхая освежающий запах хвойного леса.
   Сторожевую сеть мы с Шито заметили одновременно. Едва заметные серебристые нити простреливали от одной искрящейся точки до другой. Обычному человеку этого не разглядеть. А маги не придут к изгоям. Где-то впереди лагерь Акслидия.
   Мы не стали проявлять неуважение к хозяевам и легонько "постучали", послав слабенький импульс до пересечения с одной из серебряных нитей. Ничего не произошло, не засияло, не засвистело, но мы знали, что сеть выполнила свое предназначение, сигнал о приближении постороннего передан. Издали нас окликнули:
   - Стой! Кто идет?
   - Мы ищем Акслидия! - окликнул я.
   Ответом мне было длительное молчание. Видно, совещались.
   - Вы там не заснули? - не вытерпел я.
   - Придержи язык, - ответил мне тот же голос, - кто ты такой?
   - Меня зовут Драгор. Я маг и был в плену в Гангоре. Со мной Шито, ахишф и сын великого Шихо.
   - Пройдите вперед, ждите.
   Солнце скрылось. Темнота грозила опуститься с минуты на минуту. К нам подошли двое в черном.
   - Идите за мной, - сказал один.
   Второй пошел позади нас.
   Лагерь располагался в чаще. Шалаши из еловых веток, довольно много. Люди у костров готовили пищу. Нас встретили молча и настороженно. На Шито смотрели с удивлением и опаской. Он, конечно, заметил, но, как интеллигентный ахишф не подал вида.
   Пламя костра бросало искры в ночное небо. В зону света изредка попадали какие-то крупные летучие мыши.
   За пляшущими языками пламени я не сразу заметил внимательные черные глаза. Это был сам Акслидий, брат погибшего Ширинадия. Коренастый, невысокий, лицо гладко выбрито. Короткие темные волосы. С первого взгляда было видно, что это воин - крепкие руки, твердо стоит на ногах. Вокруг костра стояли и сидели еще насколько человек.
   - Кто вы? - голос был под стать внешнему виду. Акслидий производил впечатление уверенного и рассудительного человека.
   Выслушав нас, он сказал:
   - Я вам верю, ахишф не придет с гангорцем. Я рад, что, наконец, вы перестали быть союзниками и раскрыли обман. Я с большим уважением, как и мой брат, отношусь к вашему отцу, уважаемому Шихо, и ко всему вашему народу. В сложившейся ситуации нам всем, действительно, необходимо объединиться.
   - Давайте обсудим план действий, - перешел я к делу.
  
   Шло время. Кленоры объединились и ждали на краю леса. Сообщение от Ромера тоже пришло, анарадусы ждали сигнала в Южных горах. Акслидий и две сотни магов с ним были на связи. Ждали только прибытия флотов Великого Содружества Свободных Княжеств и Кафра.
   План военных действий заключался в одновременном наступлении войск Содружества и Кафрании с востока с моря. Кленоры будут заградительным отрядом на севере. Анарадусы ударят с юга, а отряд Акслидия с запада.
   Таким образом, противник будет вынужден вести боевые действия на четырех фронтах.
   Ахишфам отводится особая роль - занять Голубой замок и остальные, проникнув в них из подземелий, захватить артефакты и разгромить штаб противника. К ним должны присоединиться Тевэй с товарищами в замке Загера.
   Моей задачей было координировать действия четырех армий, находясь в передовой группе армии ахишфов. Шито руководил этой группой. Моими глазами в верхнем мире был орел Лерта, а в подземельях Гангора - Салатик. Кстати, за последнее время он вырос в очень крупного Змея, свел знакомство с другими схашшами, приобрел значительный авторитет, но при всем при этом сохранил привязанность ко мне.
   Глупо было бы надеяться, что в Гангоре не стало известно о наших приготовлениях, тем более с новыми возможностями Эптора.
   Между зеркальными куполами замков то и дело выстреливали молнии. Явно не для отпугивания птиц, но что это и для чего мы пока не знали. Волны магии исходили от Гангора. В повалах замка созревала и накапливала силы армия Эптора.
  
   Орел Лерта часами кружил над городом, стараясь охватить взглядом все: замки, окраины, порт. И без этого пустынный, Гангор словно вымер.
   - Не иначе, сегодня они начнут, - сказал я.
   - Как далеко еще корабли Кафра и Содружества? - спросил Шихо.
   - Два дня пути, - ответил я, снова вернувшись к обозрению Гангора.
   Изображение увеличилось и стало четче, видимо что-то привлекло внимание орла. Я напрягся, стараясь понять, что именно. Вдруг, вдоль леса, насколько хватало взгляда, то тут, то там начала взрываться земля, разлетались камни, деревья, вырванные с камнями, летели в стороны. А земля снова вздувалась буграми.
   "Началось, - я тут же послал сообщение всем четырем армиям наверху, - выступаем"!
   Шихо отдал распоряжение. Я смотрел, смотрел. Из нор, вырытых так стремительно, стали выбираться огромные желтые твари с широкими лапами, копатели. Я встречал этих существ в подземельях. Передвигаются они медленно, кленорам не составит труда их уничтожить. Вот они! С мечами и топорами бегут навстречу копателям. А те вдруг упали на землю, распластались, раздумав нападать и не желая защищаться. Через секунду я увидел почему. Из нор волной выплеснулись тысячи рыжих зубастых тварей. Их я тоже встречал. Кленоры отчаянно рубились, но твари все пребывали, и этому не было конца.
   Несколько существ набросились на кленора и в считанные секунды разорвали его. Есть не стали, значит, был приказ только убивать.
   Но это было не все. Вдруг из-под земли вылетели очень крупные летучие мыши и стали атаковать кленоров сверху. На помощь пришли орлы. В воздухе кипела битва не хуже, чем на земле. Лерта я не видел, да и никого не смог разглядеть, орлу запретил ввязываться в бой и чувствовал теперь его горечь.
   - Драгор, посмотри, как у Акслидия и на юге, - тряхнул меня за плечо Шихо.
   Орел нехотя полетел на запад. Здесь тоже был бой. Маги сдерживали попавших в магические силки чудищ, люди, вооруженные мечами, сдерживали прорвавшихся сквозь магическую стену тварей.
   На юге в бой с анарадусами вступили не менее крупные птицы с черным оперением и короткими зубастыми клювами. Тучи тварей поменьше словно разъяренный рой вились над анарадусами, мешая бою с крупным противником и нанося многочисленные мелкие раны.
   - На всех трех фронтах превосходящие силы противника. Нам долго не продержаться, - сказал я.
   - Выступаем, - тихо произнес Шихо, - берегите себя, - он крепко обнял нас с Шито.
   Повозки неслись по тоннелям к городским подземельям так, что закладывало уши.
   По другим ходам отряд схашшей вел Салатик. Они прибудут раньше нас и очистят проходы к подвалам. Для защиты от ядовитых паров схашшей, все ахишфы и я выпили отвар, приготовленный Ахешшей. Сейчас запах фиалки нам не вредил. А вокруг спали мертвым сном твари разных мастей и размеров. Схашши свою задачу выполнили. Ахишфы вошли в каждый замок Гангора. Я, Шито и еще два десятка ахишфов поднимались по коридорам Голубого замка.
  
   Проходя мимо пыточной, все мы ощутили жуткий холод. Он стремительной ледяной змейкой проник в душу и впился острыми зубами, отравляя ужасом. Здесь недавно произошло что-то страшное. Это была пытка, самая изощренная. Темные коридоры были пусты, подвальные помещения тоже, что само по себе настораживало. Не мог Эптор быть таким беспеченым.
   Вдруг, я скорее ощутил, чем увидел, от стены отделилась тень и вцепилась мне в горло с нечеловеческой силой. Рядом хрипели ахишфы, пытаясь оторвать от себя руки бесплотных существ, а вместо этого скребли ногтями синеющую кожу. Двое упали. Я, задыхаясь, пытался прокричать, но лишь просипел слова Просветления, заклинания, возвращающего ясность рассудка, потом, освободившись, повторил громче. Тени отступили, удивленно озираясь, оглядывали нас, себя. В одном из призраков я с ужасом узнал Тевэя и еще нескольких магов, оставленных мной в замке Загера. Потом увидел Загера самого. Что ж, остался вечно молодым, как и хотел. Потом вдруг какая-то сила смела их всех вместе, яркая вспышка - и нет теней. Вернее, призраков, оставленных Эптором охранять коридоры. Эптор все-таки проверил замок Загера, не поверив в его непричастность к появлению в своем замке шпиона. Значит, всех моих товарищей перед смертью пытали, выкачивали силу и после смерти обрекли стать призраками.
   Двое ахишфов были мертвы. Из конца коридора быстро приближалось пятно света. Нам навстречу кто-то бежал. Мы были готовы принять друга и встретить врага. Оказалось последнее. Это были гнивты. В опустошенных взглядах была ярость. Они неслись прямо на наши мечи, не заботясь о защите, не отвлекаясь на отрубленные руки и ноги. Они не чувствовали боли. Не имея возможности бежать, они ползли, чтобы добраться до горла врага, то есть до нас. Магию использовать не пришлось. Изрубив гнивтов на части, залив человеческой кровью пол и стены, мы продолжили путь.
  
   - Голубой зал, - сказал Шито, - он пуст.
   - Скорее всего, Эптор в башне. А нам туда, - я указал в сторону кабинета.
   Здесь все было по-прежнему. Темно-зеленые шторы задвинуты. На столе осколки Кристалла, лишенные света и жизни. Я ощутил гнев стоящих позади меня ахишфов.
   - Думаю, артефакты здесь, - указал я на сундук, стоящий в углу.
   - Все семь голов на месте, - сказал Шито, вынул их и, завернув в накидку, положил за пазуху.
   - С нами Ишши, - прошептал он.
   - На выход, скорее, они спускаются, - предупредил ахишф, оставленный у двери.
   Мы рванулись в коридор, но уйти не успели. Сверху, из лаборатории, спускались четыре мага: Эптор, Осимлей, Портен и Кадемий. Не сговариваясь, мы ударили по ним различными заклинаниями. Но все они были с легкостью отражены. А потом вдруг воздух остеклянел и взорвался множеством осколков. Они с немыслимой скоростью летели в нас, хищно сверкая. Я выбросил вперед Щит. И лишь немного опоздал. Несколько десятков осколков впились в мое тело, остальные застряли в Щите.
   - Отходите! - закричал я, захлебываясь кровью.
  
   Как ахишфы донесли меня до безопасного тоннеля, как пытались спасти - все это мне рассказал Шито много позже. Что-то я помнил и сам, изредка приходя в сознание, слыша речь друзей.
   - Заклинания не помогают!
   - Перевязывайте! У него сильная регенерация. Надо только выиграть время!
   - Ран нет, кровь выплескивается сквозь кожу!
   - Перевернем его на бок, чтобы не захлебнулся!
   - Что же это такое?!
   - Снимай ему тряпки с запястий! - голос Шито.
   - Шито, это может убить его и тебя.
   - Режь!
   Я почувствовал прикосновение металла. А потом горячая кровь ахишфа ворвалась в мои холодеющие вены. Тело мое забилось в судорогах, так что друзьям пришлось держать меня, чтобы связь с Шито не прервалась. Я сжал зубы, чтобы не закричать, но, несмотря на боль, тело мое наполнялось жизнью, открыл глаза. Бледный Шито прижимал свои запястья к моим. Создал разницу магических полей. Это его кровь бурлит в моих венах. Я обретал возможность думать.
   - Ну как кровь ахишфов, горячая? - устало улыбнулся Шито.
   - Крутой кипяток...Спасибо, брат.
   Ахишфы вокруг нас молча улыбались. Теперь можно сказать, что все они мне братья. Надеюсь, хвост у меня не вырастет...
  
  
   "Что там у вас?" - услышал я голос Шихо.
   "Все в порядке, головы у нас".
   "А наверху что"?
   "Сейчас".
   Я связался с орлом. Он с неудовольствием откликнулся, оторвавшись от боя. То, что открылось моему взору было поистине ужасно. Море крови. Среди гор убитых тварей мертвые кленоры и орлы. Лишь немногим больше сотни отважных воинов, окровавленных и обессиленных, сдерживали натиск неслабеющей нечисти.
  
   "Теперь на запад, прости".
   Отряд Акслидия отражал атаку нескольких десятков аркоберов. Существа были больше того, что я видел в Голубом замке, сильнее. Двигаясь с немыслимой скоростью, аркоберы оставляли позади себя разорванные тела воинов. Маги пока не могли их остановить. Существа были невосприимчивы ни к магии, ни к боли. Но вот один аркобер остановился, словно натолкнувшись на невидимую преграду, закричал, выгнулся и стал рвать когтями гноящуюся плоть. Затем остановился еще один. Следом все остальные. Маги догадались нейтрализовать заклинание Портена, освободившее аркоберов от боли. Теперь они неопасны. Существа, испытывающие невыносимые страдания. С человеческими глазами. Воины избавили их от мучений.
   Передохнуть не получилось. К отряду уже приближались пауки. Огромные, с железными ногами-копьями и жирным пузом. Испробовав на них известные заклинания, маги вынули мечи. Паук, с которым я справился в подземном мире, был стеснен в движениях. Здесь же, на свободе, они показали, на что способны. Очень быстро перебирая шестью ногами, они одновременно выбрасывали одну из них, чтобы нанести смертельный удар. До жирных паучьих тел воинам было трудно достать. Пауки пока были живы все. А вот люди...Многие уже были мертвы, с зияющими черными дырами, у кого в груди, у кого в голове. Но бой продолжался. Вдруг один воин упал, не успев нанести удар по пауку, и стал кататься по земле, прижав руки к лицу, пока паук не проколол его насквозь. Что это? Орел спустился ниже.
   Существа, размером с ладонь, и формой, напоминающей лепешку, высоко подпрыгивая на длинных пружинистых ножках, целились в лицо воинам и присасывались накрепко, закрывая нос, рот, глаза. По краям лепешки показывалась кровь. Человек, пытаясь избавиться от существа, становился беззащитен.
  
   "На юг".
   Анарадусы отражали атаки разных крылатых тварей. Я затруднялся определить, звери это или птицы, или летающие гады. У Портена, того самого мага, который занимался созданием животных, была больная фантазия.
   Среди друзей были потери. Стая поредела. Ромер почувствовал мой взгляд и вылетел на минуту из боя.
   "Ничего, Драгор, мы держимся".
   Ромер был весь в крови. В своей или в чужой? Ухо откушено. Но глаза горели. В пылу боя он забыл о ранах. Почувствует потом, когда бой закончится. Если будет жив...
  
   "Теперь к морю, на восток".
   Я со страхом ждал того, что скоро откроется моему взору. И даже хотел, чтобы флот Содружества не прибыл. Но и они, и корабли Кафра были у берегов Гангора и уже вели бой. Я увидел существ, подобных Манюне. Трещали палубы, в поднявшемся водовороте тонули люди. Манюня и Маня пытались остановить сородичей. Черные тела перекатывались в волнах. А из глубин еще какие-то твари тянули толстые мощные щупальца к кораблям, обхватывали их и, раздавив, как скорлупку, тащили на дно. Может быть, там князь Василий, Мария или другие дорогие мне люди.
   Я рывком прервал связь и, глядя безумными глазами в глаза Шито, прохрипел:
   - Готовь головы к обряду.
   Шито побледнел:
   - Ты с ума сошел, погибнешь! Ты ведь даже не ахишф!
   - Во мне кровь ахишфа.
   - Даже среди ахишфов чудо остаться в живых после "Поцелуя Ишши".
   - Поторопись, Шито. У нас нет выбора. Если бы ты видел...
   Больше со мной не спорили. Ахишфы соорудили из плащей чашу, установили в нее все семь голов и сели вокруг, оставив место для меня и устремив на меня взгляды. Что нужно делать, я знал. Ахишфы застыли, мысленно обращаясь к своей богине, моля ее о помощи, милости и снисхождении.
   Я медленно провел мечом по запястью. Темная горячая кровь заструилась на спящие головы. Все они немного отличались друг от друга оттенком зеленых полос на черной коже и размером. Теперь я заметил, что и цветом глаз. Желтые, зеленые, красные, черные, белые, оранжевые и голубые. Змеи ожили, стали купаться в крови и пить ее, издавая довольное шипение. Теперь все они стали одинакового темно-бордового цвета. Грациозные движения змей были подобны прекрасному танцу или музыке. Мне казалось, что я слышу ее. Зрелище завораживало.
   Рана на моей руке понемногу затянулась. Кровь вся выпита. Я стянул рубашку через голову и наклонился над чашей, подставив шею сразу всем семерым. И они потянулись ко мне, осторожно коснулись, благодаря за сладкое пробуждение. А потом впились разом мне в шею.
   На секунду мне показалось, что мир завертелся вокруг меня. Я видел лишь нескончаемый вихрь, который сдавливал мою грудь все сильнее, не давая вздохнуть. Мысли смешались, воспоминания пронеслись перед глазами, за одно мгновение я увидел всю свою жизнь. Кажется, я умираю. Ничего не вышло... И очнулся.
   Очнулся распростертым на земле. Ахишфы навалились на меня, удерживая. Видно, здорово трясло. И, кажется, облили всего водой.
   - Ну, все уже, задавите, - проговорил я.
   Они всмотрелись мне в глаза и встали. Шито подал мне руку и встревожено спросил:
   - Ну как ты?
   - Похоже, вы меня здорово помяли, - потер я бока.
   - Шутишь, значит, будешь жить.
   - Что со мной было?
   - Если бы мы не держали, тебя размазало бы о камни. Зрелище, я тебе скажу... Ты весь горел. Из глаз желтый свет, смотреть больно. Кричал. Я думал, не выживешь.
   - Главное, чтобы все получилось.
   - Все получилось. Ты жив, значит, богиня Ишши приняла тебя за своего. Теперь в тебе часть ее души. И, конечно, силы.
   - Ты больше ахишф, чем любой из нас.
   - Тогда надо спешить, позже разберемся со всем этим, - сказал я.
   Потом вспомнил о тревожащей меня мысли и спросил у Шито:
   - Слушай, как думаешь, почему Эптор не стал нас преследовать, мог ведь легко добить. Но почему-то дал уйти.
   - Не знаю, может быть, были дела поважнее.
   - Ну да, ну да...
  
   Мы уже подходили к Голубому залу, когда я услышал Шихо:
   "Вы где?"
   "В замке. Все хорошо".
   "Ни в коем случае не спускайтесь в тоннели. Шис вышла из берегов, все затопило".
   "А вы"?
   "Мы успели выйти на поверхность. Не волнуйтесь, все живы".
   - Что случилось?
   - Эптор затопил все тоннели. Шис разлилась. Но все успели спастись. Сейчас где-то на поверхности. Вперед! Нам нужно его остановить.
  
   Эптора не было ни в Голубом зале, ни в кабинете, ни в покоях. Мы поднялись на самый верх, к зеркальным куполам. И, подходя к двери, услышали, как Эптор и его приспешники отдают команды. Кому? Приоткрыв дверь, мы увидели, действительно, чудо. Каждый из четырех колдунов стоял лицом к зеркальной глади купола, на которой была движущаяся картинка боя. Все то, что я видел с помощью орла Лерта. Колдуны касались руками зеркал в нужных местах. Передаваемые мысленно команды они еще и выкрикивали. С куполов наружу то и дело срывались молнии. Вот как они руководили своими тварями в бою. Думаю, что сообщения из замка в замок посылались таким же образом. И тот доброжелатель из замка Загера, благодаря которому я был разоблачен в Голубом замке, наверняка воспользовался этой связью.
   - Отзови своих тварей! - громко и твердо произнес я.
   За моей спиной плечом к плечу стояли ахишфы, готовые к бою.
  
   Эптор медленно отнял руки от зеркала и повернулся. Его лицо исказила злоба и высокомерие. Остальные колдуны стали по обе стороны от него и мерзко ухмылялись.
   Эптор шевельнул губами, и на нас понеслась воздушная волна, почти видимая из-за ломающейся и падающей на ее пути обстановки. Я небрежным движением руки послал стену силы навстречу набирающей скорость волне. И она, ударившись о мощную преграду, повернула назад и опала к ногам хозяина, стелясь, как провинившийся щенок, только пыль коснулась обуви колдуна.
   Колдуны и ахишфы разошлись, предоставив нам с Эптором больше свободы. Силы колдунов и ахишфов были равны.
   Теперь моя очередь наносить удар. Манипулируя одной лишь чистой силой, недостатка в которой отныне не испытывал, я послал мощный импульс в основание замка. Замок ощутимо тряхнуло. Колдуны попадали. Зеркальный купол взорвался и разлетелся на мелкие осколки. Эптор устоял на ногах. Он невысоко парил, потом вдруг рывком поднялся выше, и одновременно из люка в полу вырвался бурлящий поток воды. Он мгновенно выдавил окна и, подхватив Портена, Осимлея и Кадемия, сорвался с огромной высоты вниз, на каменные плиты.
   Ахишфы парили вместе со мной. Всего лишь воды Шис поднял. Ну что же, отправим их назад. Вода под давлением моей силы стала уходить. Эптор пытался помешать мне. Из носа у него хлынула кровь. Волосы взмокли, грязные пряди облепили лицо. Эптор запаниковал.
   Я чувствовал, что сейчас в моей власти устроить настоящее землетрясение, поднять ураган, который бы не оставил камня на камне в этом городе. Но здесь были друзья. И я не забывал о них ни на минуту. Сегодняшняя моя сила не была сильнее меня самого. Я повелевал ею и был свободен, но не считал себя особенным, исключительным. Сейчас решаются судьбы целых народов.
   А тяжесть злодеяний Эптора должна давить на его плечи. Вот так. Воздух над головой колдуна стал вязким и тяжелым. Повинуясь моему взгляду, его толща медленно опускалась на Эптора, заставляя его пригнуться. Он попытался бежать, но увяз, покраснел от натуги, не в силах шевельнуться и вырваться из плена. Что с ним делать, пусть решает его народ и те, кого он предал и обманул.
   Вдруг небо почернело, словно его заволокло черным дымом. Во рту появился привкус железа. Воздух стал сухим и горячим и, казалось, рвал грудь при вдохе. Замок стал оседать, рассыпаться песком. Мы с Эптором опустились вниз, не сводя друг с друга глаз, не понимая, что творится вокруг нас. А из непроглядной тьмы и пыли стали вырываться языки пламени, окружая нас плотным кольцом. Вскоре пламя взметнулось до неба. И, о боже! Среди огня возникла исполинская змея, тело которой состояло из сплетающихся столбов алого и смоляного пламени. Желтые глаза сурово взирали на нас, огненные крылья и горячее дыхание жгли глаза.
   "Ишши, богиня Ишши,- удивленно и восторженно подумал я.
   И услышал ответ:
   "Я узнала тебя, необычный человек. Ты смог меня удивить и...развлечь. Живи!"
   Ишши повернула голову к Эптору, зашипела яростно и неистово. Из страшной пасти, из черной глотки, словно из бездны, вырвалось белое пламя и охватило колдуна. Он дико вскрикнул, вскинул руки в нелепой попытке защититься, и, сгорев за одно мгновение, рассыпался серым пеплом, да и тот разнесло огненным вихрем так, что и следа не осталось. Страшная смерть.
   В глазах у меня плясали красные и рыжие пятна. Совсем забыл защититься. Постепенно огненный вихрь стал стихать. Ишши взмахнула крыльями, исчезая. До меня донеслось лишь тихое:
   "Помни, человек, и живи!"
  
   Я стоял среди пожарища и думал над словами Ишши. Еще неизвестно, стоит ли мне жить...А когда небо снова засияло синевой, я увидел живыми всех близких мне людей и не людей: князь Василий Андреевич, Михалыч с командой, Шихо, Шито и другие ахишфы, ставшие мне родными, Ромер со своей поредевшей стаей, старейшина Лерт и кленоры, оставшиеся в живых, здесь были Анор и Илнид, как я рад, что они живы. Растолкав их, выбежала Мария и бросилась мне на шею, ничего не говоря. Жива. Немного в стороне стоял Акслидий со своим отрядом. Ему теперь править и поднимать страну из руин...
   Я вдруг ощутил, как истосковалось мое сердце по Родине, по зиме, которой здесь не бывает. Теперь можно вернуться. Любоваться голубизной зимнего неба, сиянием снега, с наслаждением вдыхать обжигающий морозный воздух. Жить! Так сказала и мудрая богиня Ишши: "Помни и живи!"
  
  
   Глава 6
  
   Что такое счастье? Некоторые считают, что это краткий миг или иной небольшой отрезок времени, когда сбывается очередная мечта. Я думаю, что их счастье потому краткое, что вложили они в него малую часть души, затратив минимум усилий, или же вообще получили даром. Потому-то и счастье у них коротенькое. Что легко достается - не ценится, не бережется.
   В стороне от городской суеты и пыльных дорог, на холме дом из белого камня. Сады, выросшие вокруг удивительно быстро, цветут и благоухают. Ласковый бриз приносит прохладу. Жемчужное море сияет, встретив восход. Само небо охраняет наш дом и драгоценное счастье, поселившееся в нем.
   - Папа, папа, а сегодня мы пойдем в моле? - вихрастый пятилетний малыш, мой сын, с надеждой заглянул мне в глаза и потянул за рукав.
   Я всегда любовался его ярко-зелеными глазами. Мирослав всегда просыпался рано, еще до рассвета.
   - Конечно, сынок, вот только к крестному твоему наведаюсь. Собирайся пока.
   Малыш кивнул и заулыбался.
   - Я тебя пловожу, ладно?
   Я взял его теплую ладошку:
   - Хорошо, вот только маму подождем.
   Вскоре вышла Мария, чмокнула меня, провела по макушке Мирослава.
   - Княгине передай, - протянула она сверток, - скажи, что мазать надо на ночь.
   - Хорошо. Мирослав проводит меня до входа и сразу домой, - сказал я.
   - Ладно, но недолго, - она подмигнула сынишке, - мне сегодня помощники нужны.
   Мирослав довольно улыбнулся. И папа, и мама считают его взрослым.
   - Мама, я быстленько папу пловожу и плиду помогать, ты же меня подождешь?
   - Конечно, ты только нигде не задерживайся.
   Мария за прошедшие шесть лет совсем не изменилась. Хотя нет, изменилась. Стала еще краше. И в глазах у нее столько любви и счастья...
  
   Я старался идти медленнее, Мирослав топал рядом. Русые кудряшки лезли в глаза. Ни за что не хотел стричься. Не боялся, не вредничал. Просто так нравилось. Нормальный ребенок. Мы шли и напевали песню, которую сами и сочинили:
   - Перед нами сто дорог,
   Сто дорог!
   За плечами сто тревог,
   Сто тревог!
   Только, если мы с тобой
   Вместе!
   Крепко связаны одной
   Песней!
  
   Вместе, вместе
   Голоса сольются,
   С песней, с песней
   Веселее жить.
   Если, если
   Холода начнутся,
   Сердце с сердцем
   Нас не разлучить.
  
   Ты не стой у нас злодей
   На пути!
   Вместе стали мы сильней,
   Уходи!
   И умчится прочь беда,
   Если
   Мы поем с тобой всегда
   Вместе!
  
   Вместе, вместе
   Голоса сольются,
   С песней, с песней
   Веселее жить.
   Если, если
   Холода начнутся,
   Сердце с сердцем
   Нас не разлучить.
  
   Я часто пользовался тоннелем, проложенным от нашего дома до княжеского и давно уже протоптал тропинку. Мирослав отпустил мою руку и погнался за бабочкой. Любит всяких жучков-паучков ловить, разглядывать. Полез в кусты. Я почувствовал его досаду раньше, чем он вскрикнул.
   - Ой!
   - Что там?
   Кусты раздвинулись.
   - Пап, я за бабочкой...плыгнул, а они, - развел руками Мирослав, поворачиваясь спиной и демонстрируя здоровенную прореху на штанах.
   - Ну, ничего, - сдержал я улыбку, - с кем не бывает. Мама не рассердится.
   Прижав отодранный лоскут, Мирослав пошел рядом.
   - Папа, а давай вместе к крестному поедем?
   - Нет, сынок, ты же маме обещал, она будет ждать, волноваться. И запомни: своих близких, родных надо беречь и защищать от любых неприятностей. По-другому нельзя, иначе не будет смысла в жизни. Понимаешь?
   Мирослав очень серьезно посмотрел мне в глаза и кивнул. Понял.
   Вот мы и пришли. Вход в тоннель выложен камнем, вниз ведут новые, тоже каменные ступени.
   - Ну, все, Мирослав, беги домой, я скоро.
   Проводив глазами сына до конца тропинки, я спустился вниз.
   Организовать движение повозки по тоннелю для меня не составляло труда. Я применил метод, придуманный ахишфами: создал раницу магических полей в концах тоннеля. Мощный поток рванул повозку, и не успел я сосчитать до десяти, как был уже на месте. Выход оборудован так же, как и вход, только находился не в лесу, а в княжеском дворе. Встретил меня сам Василий Андреевич. Вот он постарел. Седины прибавилось. А так-то крепок, силен.
   - Здравствуй, Драгор, жду.
   - Здравствуй, Василий Андреевич, - я пожал протянутую руку.
   - Как мой крестник? Как Мария? - спросил князь.
   Я знал, что интересуется он искренне.
   - Растет. И у Марии все хорошо. Привет тебе от нее.
   - Приехали б все вместе. Ольга бы обрадовалась. Пойдем, она стол накрыла. Да и дело есть важное.
   Грустно князю. Остались с княгиней вдвоем. Дочку замуж в соседнее княжество отдали. Сын в Кафре по торговым делам, дома невеста ждет, своя, купеческая дочка.
   Ольга обрадовалась моему приходу, но попеняла, что один. Посидев с нами немного, ушла к себе.
   - Ты о чем-то хотел поговорить, Василий Андреевич? - спросил я.
   - Да. Из Кафра прибыли вести. Сообщают, что в Атхии, где-то в горах, найдены большие запасы руды, содержащей светящиеся камни. Запасы велики, но и покупателей хватает. А в Закатных горах шахты полностью выработаны. Нужно сделать большую закупку атхийской руды.
   - Ясно, Василий Андреевич. Корабль уже готов?
   - Драгор, это дело займет больше времени, чем ты думаешь. Разработку будут налаживать на деньги покупателей. Тебе придется не только заключить договор, но и дождаться товара и перевезти его в Содружество. Так что решай.
   - А что решать, надо, значит, надо.
   - Михалыч уже ждет, - вздохнул князь, - каюта отремонтирована, можешь семью с собой взять. Мирославу будет интересно, он море любит.
   - Нет, - отрезал я, - их не возьму.
   - Ладно, привози их к нам тогда, - предложил князь.
   - Вот за это спасибо, Василий Андреевич.
   - О чем ты говоришь, мы с Ольгой сами рады. Привози.
  
   Мария и слышать не хотела о долгой разлуке. Мирослав с интересом наблюдал за нами и улыбался. Знает, что долго спорить с его мамой я не могу, а, может, и не хочу. И разлука с ними мне кажется такой же невыносимой. Короче говоря, утром мы втроем были в порту, к неописуемому восторгу Мирослава.
   Корабль уверенно шел по намеченному курсу. Ветер наполнял паруса. Сквозь белое покрывало тумана просвечивали желтые, голубые и зеленые блики. Поэтому море вокруг казалось великолепным праздничным ковром. Я вглядывался в даль, скрытую непроницаемой молочно-белой пеленой. Солнечные лучи проникали в ее глубины, обозначив границы тумана, и тонули, и бесследно исчезали. Но неутомимое солнце щедро посылало новые лучи. В этом противостоянии была торжественность и тайна, завораживающая и манящая...
  
   Атхия - огромная малонаселенная страна, имеющая всего несколько портовых городков на обширном побережье, принадлежащем ей. Скалы и рифы, являясь ее естественной защитой со стороны моря, увы, затрудняли торговые связи с соседями и, следовательно, развитие Атхии. Наш корабль лишь третий посланец Содружества в эти земли, поэтому я и не хотел брать с собой семью. Впрочем, карта, имеющаяся у капитана, была весьма подробной. И пока все шло хорошо.
   Соседями Атхии были крохотная Пинайа на севере, правил там царек, и Сомбатри на юге. Пинайцы торговали фруктами, встречающимися только у них. Самбатрия - огромная страна - гостей не принимала, поэтому о ней почти ничего не было известно.
   Море вздымало за кормой мощную грудь. Стая рыб бесстрашно плыла вплотную к корме, серебряные спинки то и дело показывались из воды. Неизменный туман над водой из молочно-белого стал пурпурным. Закат. Мирослав, устав за день, зевает, прикрывая рот ладошкой. Утром будем на месте. Мария обняла малыша, убирает со лба непослушные локоны. Два человека на земле, для которых я готов на все, за которых, не раздумывая, отдам жизнь. Мое счастье.
   Вдруг впереди из глубин темного ночного моря засветились голубые и зеленые огоньки. Мигающее холодное сияние.
   - Это светящиеся рыбы, - объяснил Михалыч.
   - Ух, ты!- выдохнул Мирослав, - сон его как ветром сдуло.
   Мы медленно приближались. Огоньки вдруг распались. Рыбы устремились под защиту кораллов.
   Не успел Мирослав разочарованно вздохнуть, как новое чудо привлекло его внимание. Разогнавшись под водой, на поверхность выскочили летучие рыбы. Расправив необычайно большие грудные плавники, они летели над водой, как птицы. Плавники были разных цветов: зеленые, синие, красные, даже и даже пестрые. У рыб были длинные хвосты, как у змей, в полете они были похожи на стрелы. Пролетев, рыбы устремлялись к волнам, разгонялись и снова взлетали.
   - Их привлекает свет на корабле, - объяснил я сыну.
   - В Пинайе торгуют икрой и мясом этих рыб, - сказал мне Михалыч.
   Летучие рыбы сопровождали нас до рассвета. Мирослав так и заснул у меня на руках, не желая уходить.
  
   Вот она Атхия. Дикие обрывистые берега. Кажется, и море здесь не так ласково. Издали видны барханы серой пены. У берега кружат птицы. Гнездятся кто здесь же, в камнях, кто дальше, среди деревьев. А там поистине зеленый океан. Царство диких лесов, исполненное первозданной силы, неизмеримой и угрожающей.
   Лишь ближе к вечеру показался город-порт Алтаз. Небольшая, для нескольких кораблей, пристань и площадка перед нею выложена камнем. Поодаль начинаются деревянные постройки, лишь кое-где встречаются каменные.
   Гостиница нашлась сразу, так же, как и нужная контора. Благо, изъяснялся я на атхийском свободно, хоть и не практиковался в этом разделе магии целых шесть лет.
   Служащий конторы, солидный мужчина, отлучившись ненадолго, сообщил:
   - Почтенный посол, при всем уважении к вам и к Великому Содружеству Свободных Княжеств, которое вы представляете, я вынужден огорчить вас. Скорее всего, договор с вами заключен не будет. Запасы люцегора невелики, а послы Пинайи и Самбатрии прибыли гораздо раньше вас и уже начали оформление нужных бумаг.
   - Но я не могу уехать ни с чем. Передайте царю Атхии мое прошение и просьбу о встрече. Я уверен, что торговые связи с Содружеством будут выгодны Атхии. И я уполномочен рассмотреть все предложения, касающиеся нашего сотрудничества.
   - Я передам ваше прошение. И, в случае необходимости, пришлю к вам служащего конторы.
   Мне не пришлось долго ждать. К вечеру следующего дня в гостинице появился молодой расторопный парень:
   - Уважаемый посол, вас будет ждать завтра на восходе для беседы глава царской охраны Кемнеар.
   - Хорошо. Где состоится встреча? - спросил я.
   - Прошу вас подойти к нашей конторе, мне поручено проводить вас, - склонился в поклоне парень.
   - Молодец. Это тебе за расторопность, - вложил я ему в руку несколько монет, - мне нужно найти приличное жилье на большой срок на троих.
   - Есть-есть. Хорошие чистые комнаты, я покажу, - засуетился парень.
   Он не обманул. Местная гостиница была деревянной, но прочной, двухэтажной к тому же. Хозяин, лысый толстяк с масляными глазками, угодливый и предупредительный, показал комнаты на втором этаже.
   Я перевез семью и вещи. Расположившись, мы спустились вниз на ужин. Народу было немного. Хозяин суетился за стойкой. Посетителей обслуживали, скорее всего, его жена и дочь.
   Сделав заказ, я осмотрел довольно большое помещение. И только сейчас в темном углу заметил очень крупного молодого человека. Свободные серые одежды, которые он явно не привык носить, не могли скрыть стать воина, крепкие руки, широкие плечи. Левую бровь пересекал глубокий шрам, заметный даже в темноте. Черные волосы почти до плеч, зачесанные назад, несколько прядей упали на лоб.
   Воин ни на кого не обращал внимания, поглощая пищу, которой, судя по количеству посуды на столе, было немало.
   Мирослав и Мария о чем-то говорили, обращаясь изредка ко мне. Я поддакивал, а сам все поглядывал в темный угол. Странным было и то, что жители Атхии все были небольшого роста и светловолосые. Значит, воин прибыл издалека. Отчего-то это обеспокоило меня.
   - Папа, я тоже хочу посмотлеть на светящиеся камни. Ты возьмешь меня с собой? А как их называют? Тоже аласкабом?
   - Драгор, ты о чем задумался? - спросила Мария, - ешь, все остывает.
   - Да... Ну, вы поели? Тогда пошли к себе.
   Мирослав надул губы, взял булку и вышел из-за стола. Мария посмотрела с укоризной.
   Я положил руку на хрупкое детское плечико. Общаясь с детьми, надо быть требовательнее к себе. Любая ошибка или невнимание родителей найдут место в ранимой и восприимчивой детской душе, и вырастут колючие кусты рядом с растениями, которые мы растили вдумчиво и кропотливо, оберегали и лелеяли. Глядишь - а поляна вскоре вся в колючках.
   - Пап, да не пележивай, я понимаю, - обернулся Мирослав, - у тебя забот полон лот, вот и все.
   Я ничего не ответил, только улыбнулся. Мы с сыном очень хорошо понимаем друг друга. Я это всегда знал. Связь не имела ничего общего с магией, и это меня радовало.
  
   Пасмурное утро. В темно-синем дождевом небе летает стая голубей. Их крылья кажутся серебряными. Ветер треплет листья керелений, похожих на наши тополя, поворачивая их обратной стороной, тоже серебристой.
   Небо прорезала молния, широкая и яркая. Через время тихо пророкотал гром. Дождя не последовало. Молния мелькнула еще раз. Гром прогремел скорее и раскатистей. Ни единой капли не упало на землю. Слышался тихий и далекий гул, словно отголосок или эхо. Дождь упорно не хотел пролиться. А небо становилось все темнее. Ни одного просвета. Сплошная однотонная густая синева, словно небо очень аккуратно выкрасили. Молния мелькнула снова. В протовоположность темному небу, трава и деревья, и желтая дорога казались слишком яркими.
   Гром стал похож на грохот сходящей лавины. Упали первые редкие капли. Некоторое время сыпал тихий дождик. Из раскрытого окна запахло травами с лугов. И вдруг на землю обрушился ливень! Зашумели деревья и травы. Небо соединилось с землей, приведя в трепет все живое, что находилось между ними.
   Мария и Мирослав сладко спали под дождик. Я потихоньку вышел, закрыл дверь, распорядился принести им завтрак попозже, перекусил сам в пустом зале и, закутавшись в плащ, вышел на улицу.
   Расторопный парень из конторы ждал меня у входа в местном подобии коляски, очень тесной, открытой всем ветрам и дождям. Тащила ее по земляной дороге несчастная рыжая кобыла.
   Она сама остановилась у широких ворот. Дождь по-прежнему лил как из ведра, нещадно лупил в каменные стены большого дома. Скоро нам открыли. Конторский парень остался снаружи.
   Внутри было сухо, тепло. Мне предложили снять плащ, унесли. Затем провели в небольшую комнату, где, сидя за столом, меня ждал, по-видимому, сам Кемнеар, глава царской охраны, невзрачный лысый толстяк. Беседа была короткой и отчасти являлась простой формальностью.
   После нее меня ожидала аудиенция царя Атхии. По длинным, устланным коврами коридорам, меня провели в большой зал, предназначенный для деловых приемов. Несколько десятков стульев с резными ножками у стен. Окна занавешены. С потолка на цепях свисают две массивные люстры, очень ярко освещающие помещение. Надеюсь в них те самые светящиеся камни.
   Вновь открылись двери. В комнату вошли трое. Одного я узнал сразу. Это был черноволосый воин со шрамом на левой брови. Он меня тоже как будто узнал. А, может быть, просто наткнулся на мой удивленный взгляд.
   Не успел я рассмотреть остальных, как вошел царь Атхии Неаутэр. Он был невысок, как и все атхийцы. Квадратный подбородок и выступающие скулы делали его лицо суровым. Но с этим образом никак не вязались ямочки на щеках и лучистые морщинки вокруг смеющихся глаз.
   Мы вчетвером поклонились.
   - Я приветствую своих гостей, - высоким мелодичным голосом произнес Неаутэр, - вас, Таймик, посол Пинайи, вас, Драгор, посол Содружества и вас, Рашатр, посол Самбатрии.
   Все были приятно удивлены простотой общения Неаутэра.
   - Каждого из вас мне приятно видеть как представителей дружественных держав и лично. Но одному из вас я вынужден отказать в продаже люцегора. Вам, уважаемый Рашатр.
   Взгляд воина потемнел, он коротко взглянул на меня, сжал губы. Но более ничем не выдал своего огорчения.
   - Прошу всех присоединиться к моей обеденной трапезе, - пригласил царь, - обсудим предстоящие дела, чтобы завтра подписать соответствующие документы.
   Слуги открыли дверь в зал, где уже был накрыт стол. Рашатр вежливо откланялся и ушел. Неприятный осадок остался у меня на душе. Какое-то нехорошее предчувствие появилось, необъяснимое беспокойство.
   Тем не менее обед прошел, как нельзя лучше. Посол Пинайи Таймик, невысокий плотный мужчина с крупными зубами, оказался веселым и общительным. Лишь иногда словно бы одергивал себя, вспоминая, что сидит за одним столом с царем. Я принимал живое участие в беседе и почувствовал расположение Неаутера и Таймика.
  
   Коляска ожидала меня у ворот. Рыжая кобыла грела еще влажные бока на солнце. Конторский паренек, похоже, ожидал меня под проливным дождем, вид у него был еще тот.
   - Поехали сразу в гостиницу, - сказал я.
   На обратном пути я лучше рассмотрел городок. Постройки почти все деревянные. Улицы кривые, кое-где мощеные. Бедный городок. Продажа люцегора должна пойти ему на пользу, если Неаутэр грамотно распорядится средствами. Доехав до гостиницы, и уже попрощавшись с конторским, я вспомнил, что кое-какие бумаги остались на корабле, окликнул паренька, и мы отправились в порт. Пробыли там совсем недолго.
   По мере приближения к гостинице, внутри меня все более поднималась волна беспокойства. Я уловил запах гари.
   - Скорее! - торопил я возницу.
   Когда коляска выехала из-за поворота, свет померк в моих глазах. Гостиницы не было. Лишь дымящееся пепелище.
   Перед глазами возник красный туман. Я едва замечал бегущих людей, не слышал их криков. Несколько фраз дошли до меня сквозь шум:
   - Неожиданно...
   - Ничего не могли сделать...
   - Все погибли...
   Я не мог оторвать взгляд от пепелища. Кое-где еще проскальзывали языки пламени. В них мне виделись мечущаяся женщина и ребенок, в голове звенели их крики.
   Я почувствовал, как небо всей своей тяжестью придавило меня к земле, не оставив мне возможности сделать вдох, и свет померк.
   Рванул повод коня, спасшегося при пожаре и, ничего не видя, гнал его, не замечая, что ветки в кровь исхлестали лицо, гнал, стремясь вырваться из жестких тисков. Конь споткнулся, земля ударила в лицо. Я устало и равнодушно закрыл глаза.
  
   ...Среди моря зелени кусты сирени, словно барханы белой пышной морской пены. Уже чувствуется свежий тонкий аромат. Я вспомнил, что веточки горьковатые на вкус. У розы шипы, а сирень вот горька...
   ...Извилистая дорога - два следа от колес - ведет к реке, зеркальная гладь которой отражает легкие пушистые облака и все еще буйную, но уже слегка припаленную солнцем зелень рощ. Луга начали желтеть, последние летние цветы едва заметно белеют. Воздух застыл, насыщенный пряными ароматами. Жгучее солнце. Под ногами дорожная пыль...
   ...Наконец, дождь прекратился, тучи разошлись. Солнце бросило прощальный взгляд в небеса. Облака из белых превратились в желтоватые и золотистые, тесня остатки серых туч на восток. Золото заблестело и в реке, дождавшейся покоя после непогоды. Напоенные луга. Покой и тишина...
   Скитания по лесу не причинили мне вреда, дикие звери не тронули. Меня терзала куда большая боль, та, что поселилась у меня в груди навсегда.
   Бесконечные горные атхийские леса. Где-то в вышине ветер тревожит листву. А внизу, в густых зарослях тишина. Боль в сбитых ногах я не чувствовал и порой думал, что исчезаю.
   Картины перед глазами менялись. Я увидел человеческое лицо. Это лицо старика. Все изрезано глубокими морщинами, как кора старого дуба. Внимательный взгляд. Картина поменялась. Снова лес. Нет. Старик опять возник перед глазами. Взгляд его стал требовательным. Меня тряхнуло. Словно издалека я услышал его низкий голос:
   - Пойдем, пойдем со мной.
  
   Вход в пещеру скрыт ветвями, высокая трава не примята, тропинки нет. Хозяин редко бывает дома. Внутри каменное ложе, устланное сухими травами, большой каменный стол.
   - Пей, - старик протянул мне глиняную миску.
   Я взял.
   - Что же с тобой произошло, человек, - размышлял вслух старик, - кто опалил твою душу и разум?
   Старик поил меня отварами трав, заставлял есть.
   В дальнем углу пещеры, у потолка, из стены пробивался ручеек. Вода скапливалась в небольшой каменной чаше, наполнив ее, стекала в расщелину и уходила куда-то вглубь.
   Мясо старик не ел. Приносил корешки. Тем не менее, еда была сытной.
   Старика звали Кашир. Высокий, жилистый. Совершенно седые вьющиеся волосы до середины спины. Живые черные глаза. Лохматые черные брови. Взгляд строгий и пронзительный. Говорил старик мало. С расспросами не лез.
   Тишина и покой. Неизменно одинаковые дни и ночи. Жизнь однообразная настолько, что кажется будто тебя и нет вовсе. Ты никто. Ни к чему не стремишься, ничего не хочешь.
   Мы с Каширом ловили рыбу, собирали съедобные корни, травы. Старик был не разговорчив, но, видимо, устав от молчания, заговорил:
   - Я ведь сам из Алтаза, хотя не был там уже сорок лет. С тех пор, как окончилась война. Тучные земли Атхии и богатства гор...Моя страна была лакомым куском... А Самбатрия имела сильную армию, какой никогда не было у нас. И началась война. Семеро моих братьев, родители, моя жена и трое детей погибли, как и многие другие жители. Наверное, атхийцев бы всех перебили, если бы не помощь Гангора, неожиданная и, - старик усмехнулся, - почти бескорыстная. Они всего лишь выгребли все золото из казны и обчистили золотые рудники. Но Атхия сохранила свободу и прежние границы. Оставаться в Алтазе мне было тяжело, и я ушел в лес. С тех пор это мой дом.
   Кашир горько вздохнул.
  
   - Мне нужно уйти на несколько дней, - сказал он однажды, - еды тебе хватит. Жди.
   И ушел. К вечеру пошел дождь. Ливень. Шумела листва. Где-то в вышине пронзали небо молнии. Из-за густых крон я видел лишь слабые вспышки. Зато громыхало так, что закладывало уши. Потоки воды стремительно неслись вниз. Однако в пещере было сухо. Я уснул.
   Кашир вернулся к вечеру на третий день. И не один. С ним пришел очень маленького роста старичок. Глаза немного навыкате.
   - Это мой друг, Сиатон, - сказал Кашир, - он врачует разум, направляет душу.
   - Сядь, - сказал старичок, взгляд его излучал теплоту, доброту, - просто смотри в мои глаза. Вспомни вчерашний дождь. Только дождь и ничего более. Слушай, как капля падает на лист и, разбиваясь, разлетается мелкими брызгами.
   Глаза Сиатона не отрывались от моих глаз. Очень хотелось спать. И, в конце концов, устав сопротивляться, я уснул.
   Когда сон понемногу стал отпускать меня из своих объятий, я услышал голос Кашира:
   - Ну, как он?
   - Этот парень перенес магическую атаку. Удивительно, как он вообще выжил, не будучи магом. Интересно, что он расскажет.
   Я открыл глаза. Старики молча наблюдали за мной.
   - Ты можешь говорить? - спросил Кашир.
   Теперь я нормально его слышал, словно исчезла стена, отделяющая меня от мира.
   - Да, - ответил я.
   Атхийский язык, которым я овладел с помощью магии, был мне понятен.
   - Как тебя зовут, парень?
   - Драгор.
   - Ты можешь объяснить, что с тобой произошло?
   - Пожар. Погибли жена и сын, - с трудом произнес я.
   - Тот, что два месяца назад был в Алтазе?
   - Да, наверное, два месяца назад, - губы мои пересохли, - я прибыл в Атхию из Содружества вместе с семьей, чтобы заключить договор о покупке светящегося камня. Возвратившись в гостиницу, увидел дымящееся пожарище.
   Сиатон, пожевав губами, сказал:
   - Драгор, следы очень мощной магии, которая чуть не убила тебя, наводят меня на мысль. Я хочу сказать, что пожар, возможно, не был несчастным случаем. Кому-то ты, парень, дорогу перешел.
   Вскоре Сиатон засобирался и ушел.
   Я задумался. Конечно. Рашатр! Он получил отказ в самый последний момент. Это от меня он хотел избавиться. Но я уехал в порт. Только...Он ведь воин. Почему таким позорным способом? Хотя...
   - Вернись и выясни все. Ты должен, - твердо произнес Кашир.
   Он указал мне направление пути в город, дал несколько монет:
   - Возьми их, пригодятся, думаю, они еще в ходу.
   Я почти не сомневался в виновности Рашатра и намеревался призвать его к ответу. Каким образом он умудрился лишить меня магической силы, едва не погубив рассудок? Наверняка воспользовался мощным артефактом.
  
   Рано утром, попрощавшись с Каширом и поблагодарив его от всей души, я ушел. Моя жизнь вдруг снова обрела смысл. Я впервые смог вздохнуть полной грудью, за весь день ни разу не остановившись, к вечеру упал и заснул как убитый. Ночью мне приснился сон. Маленький мальчик, я не видел его лица, бежал по дороге и кричал кому-то.
   Не день и не два я пробирался по дикому лесу. Потом мне показалось, что я сбился с пути. Пришлось вспоминать, как ориентироваться в лесу по приметам. Из-за густых крон и хитросплетения кустов определиться с направлением по солнцу и звездам было невозможно даже в ясную погоду. Я хорошо знал об опасности, подстерегающей путников - ходить кругами, когда, даже идя вроде бы прямо, человек обязательно начинает отклоняться в одну сторону и, вместо того, чтобы идти к цели, начинает ходить по кругу. А в таких зарослях, как здесь, риск начать кружить очень велик. В конце концов, мне удалось найти небольшую поляну с отдельно стоящим лиственным деревом. Его крона была более пышной с одной стороны - там юг. А мох на стволе гуще с этой стороны - с северной.
   Оказалось, что я отклонился гораздо южнее от западного направления, и теперь старался быть внимательнее. Вот муравейник, тоже на более менее чистом пространстве. Пологий склон - южный, а крутой - северный. Смола на соснах и елях выделяется с южной стороны. Я слышал, что путники привязывали к себе длинные лианы и, проходя участок, равный их длине, оглядывались назад - есть ли перегибы. Если есть - корректировали движение на следующем отрезке пути.
   Где-то в вышине, в сомкнувшихся густых кронах, пели вечерние песни птицы, провожая последние солнечные лучи. Стало быстро темнеть. Скоро надо будет подумать о ночлеге.
   В спускающихся сумерках я не заметил препятствие под ногами и, споткнувшись, чуть не упал.
   И вдруг голос, напоминающий человеческий лишь очень отдаленно, а больше походящий на раскаты грома, пророкотал:
   - Остановись, существо. Дальше хода нет ни живым, ни мертвым!
   - Ты кто? И где ты? Покажись! - крикнул я.
   - Я везде. Я эта земля и этот холм, и деревья у его подножия. А ты человек?
   - Да, я человек.
   - Куда ты идешь, человек? - в рокоте отчетливо слышалась тоска.
   - У меня важное дело в Алтазе.
   - Это столичный город Атхии?
   - Да, и порт.
   - Что за дело?
   - Я должен найти своего врага. Найти и покарать.
   - Ты воин?
   - Да.
   - А что твой враг?
   - Он тоже воин, только запятнавший свою честь убийством женщины и ребенка.
   - Тогда твое дело правое...- пророкотало в ответ.
   - И все-таки, кто ты?
   - Я тоже был человеком, воином, - голос ненадолго умолк, потом зазвучал снова, - но о себе и о своей жизни в теперешнем своем воплощении я ничего не помню. Только знаю, что умер очень и очень давно, и посмертно наказан кем-то из богов. Я не могу обрести покой и забвение, хоть тело мое, похороненное под этим холмом, давно уже истлело...
   - В чем же ты провинился перед богами, за что покарали они тебя так сурово?
   - Я чувствую, что честь моя, честь воина, не запятнана. Это главное. Ты меня понимаешь...
   - И твоя душа обречена вечно находиться здесь, у этого холма?
   - Нет, воин, моя душа возвращается к месту захоронения нечасто, кара богов заставляет ее скитаться над морскими просторами. Моя душа должна быть развеяна в тумане Жемчужного моря, как прах. Но она стремится к далеким берегам, может быть, там находится моя родина. И там мой меч. Пока он жив, моя душа не может покинуть этот мир. И еще есть что-то, что притягивает мою душу к этому холму.
   - Это твой прах, быть может?
   - Нет, я не знаю, что это, не помню. Только именно из-за этого моя душа время от времени возвращается к этому холму, - в рокоте послышалась надломленность.
   - Я могу помочь?
   - Да... Окажи мне последнюю воинскую почесть. Раскопай холм, прах мой сожги, а предметы, которые найдешь в могиле, забери отсюда, делай с ними, что хочешь...
   Направляемый душой погибшего воина, я раскопал могилу на вершине холма, извлек истлевшие останки воина.
   - Что там еще? - спросил голос.
   - Здесь серебряный жезл и золотой обруч. Они принадлежали тебе?
   - Я не знаю. Сожги же прах... Благодарю тебя.
   Вспыхнул погребальный костер. Донеслось словно издалека: "Прощай". И душа воина унеслась. Я уже знал куда. К морю, чтобы, пробираясь сквозь туманы, на грани рассеивания и полного исчезновения, попасть на родину, коснуться меча и остаться в нем навечно.
   Кстати, я вспомнил, почему имеет место такая прочная связь между душой воина и его оружием. Скорее всего, при жизни воина был проведен магический обряд Воссоединения. Суть его заключается в следующем: часть души воина помещается в принадлежащее ему оружие, чаще для этого использовался меч. В результате, человек становился неуязвим, пока был жив меч. А меч защищал хозяина, словно являлся живым существом. Естественно, все основывалось на магии крови. Именно поэтому, душа воина так стремилась к мечу. И поэтому, даже воля богов не смогла развеять ее.
   Выходит, богам легко убить человека, но распоряжаться его душой им не всегда по силам. Жезл и обруч я положил в мешок и продолжил свой путь.
  
   Алтазцев, похоже, война ничему не научила - я вышел из леса, и никто меня не остановил. Ни одного стражника в округе. Купив в лавке одежду поприличнее, я отправился в контору.
   Солидный служащий очень удивился, но быстро взял себя в руки:
   - Здравствуйте, уважаемый посол, рад, что вы вернулись и невредимы. Сочувствую вашей утрате.
   - Благодарю. Я полагаю, что вопрос о покупке люцегора уже закрыт?
   - Да, но...
   - Я хотел бы знать, - перебил я его, посол Самбатрии еще в Атхии?
   - Да, он...
   - Ожидает свою партию, - усмехнулся я.
   - Нет, он...
   - Будьте добры, где я могу найти этого человека?
  
   Рашатр был на пороге дома, который занимал один. На этот раз на нем была одежда воина Самбатрии: кожаные штаны с разрезами по бокам, чтобы не ограничивать свободу движений, короткая кожаная куртка с множеством ремней и заклепок. Мышцы бугрились, только что он их крепко нагружал. Волосы были влажные. Рашатр заметил меня, застывшего у ворот. И, как мне показалось, был удивлен.
   Меня не беспокоило, что передо мной могучий воин, к тому же имеющий отношение к магии, что сам я далеко не в лучшей форме и напрочь лишен магического дара. Ненависть подстегивала меня и заполняла все мое существо.
   Я подошел вплотную к врагу, неотрывно глядя ему в глаза. Он не сдвинулся с места и тоже смотрел в упор.
   - Ну что, доблестный воин, не ожидал увидеть меня?
   Рашатр хотел что-то ответить, но смолчал.
   - Возьми меч, если в тебе осталась хоть капля мужества. Или ты привык управляться исподтишка?
   Рашатр сдвинул брови, но не вынул меч.
   - Ты не прав, - медленно проговорил он.
   - Тебе придется доказать это. Возьми меч, - я едва сдерживался, но не мог поднять руку на безоружного.
   - Возьми...меч..., - проговорил я, - иначе умрешь, как трус...
   Рашатр медленно вынул меч и, отведя руку в сторону, принял исходную боевую стойку. Любопытные с интересом заглядывали через забор, ожидая потехи.
   Злая радость захлестнула меня. И запели клинки, сойдясь в смертоносном танце. Наступая, я нанес вертикальный рубящий удар по голове сверху вниз. Рашатр умело парировал. Тогда я сделал вид, будто собираюсь поразить врага в бедро, намереваясь срубить ему голову, но Рашатр разгадал мою хитрость. Одним неуловимым движением он выбил оружие из моей руки. А в следующее мгновение его меч коснулся моей шеи.
   Смерть я приму, глядя в глаза своему врагу и проклиная его. Но Рашатр вдруг опустил меч и отошел на шаг, не сводя с меня глаз, и медленно и четко произнес:
   - Я не убивал твою семью.
   Эти слова прозвучали словно гром. И все снова смешалось.
   - Пойдем в дом, поговорим, - предложил Рашатр.
  
   Мы пили какой-то незнакомый мне самбатрийский напиток, как старые друзья. А ведь только что я был готов убить его.
   - Покинув ваше общество, я отправился домой, чтобы отдать распоряжение об отъезде из страны. Затем неотложные дела привели меня в порт, где я намеревался встретиться с капитанами кораблей, стоящих у причала, в том числе и с капитаном "Княгини Ольги". Увидев, что ты тоже прибыл в порт, я предпочел не встречаться.
   - Почему ты до сих пор в Атхии?
   - Я говорил, у меня были дела. Но они улажены и послезавтра я отбываю в Гангор. Я очень сожалею о твоем несчастье.
   - Это было убийство.
   - Ты уверен? - в голосе Рашатра прозвенел металл.
   Дослушав меня до конца, мой друг, бывший недавно врагом, произнес:
   - Можешь рассчитывать на мой меч.
   Я пожал протянутую руку:
   - Спасибо. Только я пока не знаю, кто мой враг.
   Ночевать остался в доме Рашатра. И мне снова приснился сон: маленький мальчик в беседке, увитой плющем, на фоне голубого неба и моря, укрытого молочным туманом. Небо розовело в лучах заката.
  
   На следующее утро мы с Рашатром расспрашивали о пожаре жителей соседних со сгоревшей гостиницей домов, но ничего нового не узнали, и разошлись каждый по своим делам.
   "Княгиня Ольга" в порту дожидалась груза люцегора. О пожаре и о моем исчезновении они узнали в тот же день. Попытки меня разыскать ничего не принесли. Михалыч сообщил мне, что Рашатр, посол Самбатрии, помог завершить дела с конторой по добыче люцегора. Честность и благородство моего друга не удивили меня. Такими и должны быть настоящие друзья, такими должны быть все люди. Он ведь поступил так, будучи для меня еще совершено посторонним человеком. Вечером я вернулся в его гостеприимный дом, чтобы попрощаться.
   - Знаешь, Драгор, в нашей стране каждый, даже ребенок, будь то сын простого крестьянина или царский наследник, знает, что нет ничего дороже Родины. С детства мы ощущаем ее покровительство и заботу и не мыслим своей жизни на чужбине. Мы верим, что появились на свет каждый для своего подвига, большого или малого. А если один из нас свернет с пути - изменится жизнь остальных, ведь мы едины. Ничто не заставит нас отчаяться, пока существует Самбатрия. Ты, Драгор, тоже нужен своему народу, как бы тебе не было больно, ты должен думать о его благе. Ты сильный, справишься. Эту силу, силу воина, я увидел в твоих глазах, когда нам пришлось скрестить мечи.
   Я смолчал, друг и не ждал от меня ответа. Была глубокая ночь, и я снова остался в доме Рашатра.
  
   Маленький мальчик играл в беседке и грустно напевал:
   - Ты не стой у нас злодей
   На пути...
   Вместе стали мы сильней,
   Уходи...
   Шуршали жесткие листья плюща. Ребенок разговаривал с пушистым щенком, я слышал его, хотя лица по-прежнему не видел:
   - Запомни. Своих близких, лодных надо любить, белечь, защищать от любых неплиятностей. По-длугому нельзя, иначе не будет смысла в жизни. Понимаешь?
   Мальчик повернулся, и его ярко-зеленые глаза встретились с моими...
   Я рывком вскочил с постели, весь в холодном поту. Это не простой сон. Мирослав жив. Мария... Где же они? Кому понадобилось их похищать?
   Мысли, словно рой, вырвавшийся из улья. Я попытался вспомнить свои сны до мельчайших подробностей. Ясно, что место, где прячут Марию и Мирослава на берегу Жемчужного моря. Утес. Я готов был пройти пешком все побережье. Потом вспомнил положение солнца. Это где-то здесь, в Атхии. Границы поиска значительно сузились. Я намеревался попросить Рашатра о помощи.
   Едва дождавшись утра, опасаясь, что не успею застать, я явился в дом друга. Рашатр, не раздумывая, согласился идти со мной, отложив визит в Гангор.
  
   Горы опоясывают все побережье, поэтому пришлось обойтись без лошадей. Проводников тоже решили не брать, и отряд собирать ни к чему, вдвоем будем двигаться быстрее.
   Красоту леса можно оценить только, если войти в него, вдохнуть ароматы трав, древесных смол, окунуться в гармонию звуков, шорохов, шелеста травы.
   Здесь соседствуют лиственница и береза, рядом с елью растет рододендрон и лимонник. Все они имеют местные названия, но от этого суть не меняется.
   Меня привлекло дерево, поверхность коры которого покрыта густыми ворсинками. Наощупь бархатистая.
   - Бархатное дерево, - сказал Рашатр.
   Деревья переплетены лианами, кустарники смородины едва видны из-за зарослей высокого разнотравья.
   И вот, наконец, мы вышли к морю, выйдя из лесной тени. Ярко-синяя гладь Жемчужного моря безмятежна, вдали облака небесные соединяются с туманными. И солнце, кажется, освещает только этот уголок. Справа море, слева лес, а наш путь на юг.
   Запасов провизии нам должно хватить надолго. В лесу часто встречались ягодные и грибные поляны. Вечером мы развели костер, поели, напились чая из веточек дикой малины и улеглись вокруг костра на постели из сухих веток и листьев, положив мечи рядом.
  
   Он играл в беседке, увитой плющом. Утес возвышался грозным стражем. Месяц лил серебряный свет.
   - Мирослав! - я окликнул сына и протянул к нему руки, не видя их, - Мирослав!
   Он не слышал меня. Из беседки вышла Мария, одетая в чужое платье, очень исхудавшая и потемневшая.
   - Пойдем, сынок, спать пора, - взяла она его за руку.
   Он тихо встал и пошел.
   - Мария! Сынок! - закричал я, - где вы?!
   Мирослав вдруг встрепенулся, оглянулся:
   - Папа?!
  
   И я проснулся. Сердце в груди бешено колотилось. Рашатр спал. Костер давно догорел.
   Надеюсь, им ничего не грозит... Я отдышался, прислонился спиной к еще теплому камню и задумался, глядя в ночное небо.
   - Кхе-кхе, - вдруг раздалось за спиной.
   Я чуть не вскочил от неожиданности. В пяти шагах от меня застыла женщина. Какая-то неприятная угодливость была в ее глазах и улыбке.
   - Ты кто? - удивленно спросил я.
   - Меня зовут Берлюзада, - вкрадчиво начала женщина, - я живу здесь недалеко, совсем одна. Все меня бросили. Я такая несчастная, - голос ее сделался плаксивым, а в глазах, и правда, заблестели слезы.
   Женщина была не старая, среднего роста. Глаза, кажется, голубые. Лицо немного крупноватое и вытянутое. Нос тоже крупный, с заметной горбинкой. Волосы пышные, темные, с красноватым отливом. Наверняка крашеные, я слышал, атхийские женщины это любят.
   А незнакомка уже размазывала слезы по щекам, жалобно заглядывая мне в глаза. Я встал, как-то неловко стало:
   - Вам нужна помощь?
   У женщины разом высохли все слезы, она заулыбалась:
   - Пойдем со мной. Тут недалеко. Я же тут совсем одна, - опять завела она свою шарманку, но тут же передумала и добавила приторно сладким голосом, - я такая несчастная, всеми брошенная и одинокая...
   Я оглянулся - Рашатр спит. Не буду будить. Говорит же, недалеко. Мы углубились в лес. Женщина семенила рядом. В темноте кромешной я видел только ее глаза. Потом они пропали.
   - Эй! - окликнул я.
   В ответ тишина.
   - Эй! Ты где? Как там тебя, Берлюзада!
   Ругая себя на все лады, я рванул назад. И успел как раз вовремя. Коварная тетка тащила в кусты мой мешок. Увидев меня, завизжала и захныкала, но мешок держала крепко.
   Вскочил разбуженный потасовкой Рашатр:
   - Это кто? Что происходит?
   - Воровка, - ответил я, вырвав мешок из ее рук.
   - Откуда она тут взялась?
   - Знаешь что, женщина, - иди-ка ты, отсюда восвояси, - угрожающе нахмурился я.
   - Вот-вот, не испытывай судьбу.
   - Ой, да я бедная, да разнесчастная! - заломила она руки, - да голодная, да холодная. Отовсюду меня гонють.
   Тетка завыла.
   - И чего же ты так далеко от людей ушла, - строго спросил Рашатр, - почему тебя прогнали?
   - Не знаю! Сирота я горькая! Кто хочешь обидит! Оклеветали!
   Рашатр неловко кашлянул и занялся костром.
   - Ладно уж. Сиди если хочешь, грейся, - сказал я, чувствуя себя полным идиотом.
   Рашатр почти сразу заснул. Берлюзада, обхватив колени, устроилась в стороне. Я спать не хотел, думал о своем.
   Вспомнились слова Ишши: "Помни и живи". Чувство бесконечной благодарности наполнило сердце. Был бы у меня сейчас мой магический дар. Богиня помогла бы и сейчас. Глаза стали слипаться. Я посмотрел на Берлюзаду - спит, обнял свой мешок, подумал напоследок: ну и нюх у этой тетки, как чует, что в мешке золото и серебро, обруч и жезл, что дал мне Кашир. Подарок. Не нравится мне эта тетка... И провалился в сон.
   Сквозь дрему услышал приглушенное рычание. Стал задыхаться. Разлепил глаза - Берлюзада. Взгромоздилась мне на грудь и душит, плотно обхватив мою шею пальцами. Попытался вскочить - никак! И тетка заметно изменилась. Волосы поседели, торчат клоками. Нос покрылся бородавками. В плечах стала шире. Я попробовал разжать ее пальцы, но тетка оказалась сильнее. Крикнуть я не мог. Рашатр самозабвенно храпел. А мерзавка тянула свою отвратительную пасть к моей шее. Ну, уж нет. Хорошо, если кусать лезет, а если целоваться? А зубки ничего себе, крупные, острые, хотя, конечно, наверняка не чищены сто лет. Или сколько этой ведьме?
   Извиваясь под настырной бабкой, попал ногой в костер.
   - Отдашь, - дышала зловонием мне в лицо Берлюзада.
   Я подцепил носком сапога тлеющие угольки и подбросил их в сторону спящего Рашатра. Он с руганью вскочил, вытаращил глаза, крылатая фраза осталась неоконченной, меч блеснул в его руке.
   Берлюзада с визгом и нытьем пропала.
   - Ведьма, - проговорил я, растирая горло.
   - Что в твоем мешке? - спросил Рашатр.
   - Обруч и жезл.
   - Ведьмы имеют слабость к драгоценностям?
   - Местные - не знаю, эта первая, что встретилась здесь, - я завернул обруч и жезл в тряпицу и положил за пазуху, - но, думаю, она от нас не скоро отстанет.
   - Светает.
   Наскоро позавтракав, мы продолжили путь. Я не надеялся быстро найти свою семью и был готов ко всему. В том числе и к бесконечной дороге. А легких дорог, как известно, не бывает. Ничего, упорства у меня хватит, времени тоже - вся жизнь. Она мне теперь, ох, как нужна.
   Сосны на берегу растут, наклоняясь в одну сторону, как бы уклоняясь от ветра, который дует с моря. Из-за этого форма крон такая причудливая. Деревья распластали свои ветви пониже к земле. Иначе сломает ветер. А для нас низкие ветви, как протянутые руки. Легко взобрались на скалу. А вот дальше пути нет, придется спуститься в лес. А тут мы увидели речку. Припасы наши закончились, поэтому каждое утро начиналось с охоты. В основном охотились на уток. Их тут хватало. Крохали, голова и шея у них черные, но отливают темно-зеленым, бока имеют чешуйчатый рисунок. Они великолепные ныряльщики, надолго задерживаются под водой, а вот гнезда делают в дуплах дятлов. Сейчас их птенцы подросли, совсем самостоятельные, а в первые дни плавать не умеют, и мать-утка берет их себе на спину. Крохаль - очень осторожная птица, близко не подпускает. Поэтому охотились мы в основном на шилохвость, которые держатся большими стаями.
   Рашатр, обогнавший меня, с досадой ругнулся. Забрел в колючие заросли чертовых кустов. Их молодые побеги усажены многочисленными тонкими шипами, направленными косо вниз. Выбрался бедняга с десятками игольчатых шипов по всему телу. Пока я его спасал, незаметно подкралась ночь.
   Дым от ярко горящего костра уходил столбом в бездонное небо. Поляна, которую мы выбрали для ночлега, хорошо освещалась, но мы вглядывались в темноту, ожидая в любой момент появления Берлюзады, приготовив мечи.
   И все-таки появление белого силуэта в темноте, обступившей нас, было неожиданным. Все-таки явилась. Но это была не Берлюзада. Прозрачный светящийся силуэт женщины без лица. Она, едва касаясь босыми ногами земли, подошла ближе и застыла, потом из-за ее спины вышла вторая, вскоре в безумном хороводе кружилось не меньше двенадцати женщин в белом, протягивая к нам руки.
   Рашатр взмахнул мечом, он прошел сквозь прозрачное тело, не причинив вреда. Призраки захохотали и потянулись костлявыми пальцами.
   - Вот это да! Везет нам на подружек. Вчера одна, а сегодня аж двенадцать.
   Квалификация у этой ведьмы выше средней. Молодец, - оценил я ее взглядом профессионального мага, бывшего. Молитва не поможет, уровень колдовства на порядок выше.
   Я заметил, что по мере нашего движения, хоровод смещается. И даже вытягивается, когда мы с Рашатром отдаляемся друг от друга. Значит, ведьма дала наводку на двоих сразу. Думает, что от костра мы не отойдем. Тут одна барышня довольно ощутимо царапнула меня по лицу. Силы Берлюзада в них вложила немерено. Сейчас посмотрим, не рассеется ли она, если... Я крикнул Рашатру:
   - Беги! В ту сторону!
   А сам побежал в противоположную, не оглядываясь. По рукам, плечам и лицу стегали то ли ветки, то ли приставучие призраки пытались удержать на необходимой для нашего уничтожения дистанции. Раздался дикий разочарованный вой, волна воздуха с силой швырнула меня оземь. И все стихло.
   Остаток ночи спали по очереди. Сдав смену, я сразу отключился. Но снов не видел. Лишь к утру показалось, что кто-то схватил меня за ногу и тянет, и проснулся.
  
   Рашатр готовил на костре добытую вчера утку. Позавтракав, двинулись в путь без лишних разговоров.
   - Я, вот, подумал, - сказал Рашатр, - ты, конечно, справился бы с ведьмой, если бы магия была при тебе. Но разве нет средства, народного, чтобы избавиться от нее. Ну, соль там или чеснок. Тут растет дикий, я видел.
   - Все это сказки: и соль, и чеснок. Тут даже молитва не поможет. Мы можем убить ее, только отрубив голову.
   - Да, слышал такое.
   - Ведьма не слабая. Если уж привязалась, так просто не отстанет. Это закономерность. Развлекается. И, опять же, теперь уже задета профессиональная гордость.
   День клонился к вечеру. На ужин удалось подстрелить двух жирных уток. Лесные речки уже несколько раз перерезали наш путь. Чистые, сквозь прозрачную воду видно каменистое дно. Мелькнула в прибрежной траве коричневая шубка, приплюснутая голова - выдра - благородное и вежливое животное. Никогда не трогает своих соседей - норок и ондатр.
   Послышался рысий крик, немного похожий на кошачий, но более громкий и резкий. У нее сейчас детеныши подрастают. Зимой выйдут на охоту всей семьей.
   В ветвях мелькнула куница. У нас она темно-коричневой окраски, а здесь дымчатая, с темным пятном на шее.
   На ночь устроились ближе к берегу. Костер большой развели. На небе тучи спрятали луну и звезды. Тьма кромешная, как по заказу, ясно чьему. Самое время ведьмам свои дела творить.
   И она явилась... Очень красивая девушка в белом платье до земли, босая, черные длинные волосы, черные бархатные глаза, открытый взгляд, робкая улыбка, алые губки. Ангельское личико.
   Ведьмы любят принимать такое обличье. Легче всего получить желаемое с таким вот томным взглядом.
   Рашатр, дурень безмозглый, не успел я, слово, как говорится, молвить, сорвался с места и к ней навстречу идет, руку протягивает, какой бабник, оказывается.
   - Стой! - крикнул я, выхватывая меч, - это ведьма!
   Мои слова подействовали на нее, как святая вода. Волосы ангела превратились в седые космы, глаза налились кровью и наполнились злобой. Она поднялась над землей, зависла на миг и понеслась на опешившего Рашатра, вытянув когти.
   Я встретил ее своим мечом, от которого она ловко увернулась и взлетела еще выше. В лесу вдруг что-то сильно зашумело.
   - Ложись! - закричал я, различив неестественно жесткий шорох-скрежет кустов.
   Мы упали наземь, укрывшись за большими камнями. И тут же над нашими головами пронесся вихрь. Листья, превращенные Берлюзадой в железные лезвия. Умница, а то все какие-то избитые фокусы. Аж скучно. Теперь, чувствую, начинается веселье.
   А Берлюзада камнем упала вниз и пробирается к нашим вещам.
   - Да что ж за ведьмы пошли, - улыбнулся я во все тридцать два зуба и встал на ее пути, - воровки, а не ведьмы. Мельчает ваше племя.
   - А ты, наверняка скучаешь за своей силой. Как оно, стать беззащитным человечишкой?
   Берлюзада подходила все ближе, и, видно, готовила новую пакость.
   - Драгор! Змея! - крикнул Рашатр.
   Выскользнувшая из-под камня змейка была уже у моих ног. Я на минуту отвлекся. Ведьма тут же воспользовалась и выхватила кривой черный нож, но мгновением раньше меч Рашатра проткнул ее насквозь, как муху.
   Берлюзада стала хватать корявыми пальцами окровавленное лезвие, вылезшее из груди, а потом глаза ее закатились, и ведьма завалилась на бок.
   Я облегченно вздохнул:
   - Спасибо.
   - Рад, что успел, - Рашатр потянулся за своим мечом.
   - Осторожно, - предостерег я, - она жива еще.
   Рашатр одним рывком вынул меч. Фонтанчик крови показался и пропал. Я приготовился. Нужно не упустить момент, когда ведьма оживет, но не успеет воспользоваться силой. Ждать пришлось не долго.
   Берлюзада вздрогнула, потом снова затихла и вдруг неожиданно встала во весь рост и зашипела, и зарычала. И тут мой меч снес ей голову. Она покатилась, завернувшись в седые патлы и все еще шипя. Потом остановилась, медленно развернулась, завалившись на бок, припав щекой к земле. В волосах запутались листья и мусор. Огонь в глазах потухал, но взгляд был осмыслен:
   - Проклятый... Но я тебя прощаю... У меня на шее медальон... Он вернет тебе силу... возьми... Возьми!!!
   Глаза ведьмы медленно стекленели, кожа синела на глазах. Из раскрытого рта вывалился язык. Мы отвернулись.
   - Медальон возьмем? - спросил Рашатр, остановившись у тела.
   - Не вздумай к ней прикасаться. Хочет избавиться от мук после смерти. Силу передать и проклятье свое. Нет уж, пусть получит, что заслужила.
  
   И снова лес слева, море справа, а нам вперед...
   - Скоро граница Атхии и Самбатрии, - сказал Рашатр, оглядывая сухой склон, - дубы и тисы - деревья моей родины. На гербе Самбатрии изображен могучий дуб.
   - Да, далеко зашли. Неужели ваши?
   - Не оскорбляй меня, брат. Самбатрийцы не воюют с женщинами и детьми и не крадут их.
   - Прости. Знаешь, мне не дает покоя тот факт, что я лишился силы. Не потому, что это для меня так важно. Кто мог ее забрать? Вернее, кому такое под силу?
   - Атхийские колдуны?
   - Нет. Лишить силы очень трудно. И нужен прямой контакт, насчет артефакта, думаю, я ошибался. Сила была уж очень большая.
   - Кто тогда?
   - Это вопрос. Но первое, что приходит на ум... Легко силу может забрать лишь тот, кто ее дал... Богиня Ишши. И сны о Мирославе и Марии я больше не вижу.
  
   Рашатр почти дома. Вокруг мощные деревья хвойных пород с толстыми стволами и густой кроной - это верхний ярус. Второй - лиственные: береза, липа, клен, ясень, и, конечно, дуб и тис. Нижний ярус представляют граб, вишня, рябина и бузина.
   - Вон там красивые высокие заросли бамбука. С виду безобидные, но туда лучше не заходить, - указал рукой Рашатр, - кромки листьев необычайно остры. Словно бритвы они могут изрезать одежду на лоскутки и нанести серьезные раны.
   Закат зажег в воде алые огоньки.
   - Рассвет мы встретим в Самбатрии, - задумчиво произнес Рашатр.
   Неожиданная мысль остановила меня и впилась иглой.
   - Что? - удивился Рашатр.
   Слова дались мне нелегко:
   - Рассвет... Закат... Я ошибся. Во сне был не закат, а рассвет! Они в Гангоре или где-то поблизости. К ахишфам. Нам надо туда!
   - Никуда вам не надо! - раздалось из-за деревьев, - вы уже пришли.
   Нагло усмехаясь, к нам вышел заросший мужик, здоровенный, темноволосый. Следом вылезли еще человек сорок, выставив ржавые мечи. Разбойники.
   Мы вскочили, выхватив мечи, и встали спиной к спине.
   - Не советую, - ухмыльнулся первый и указал пальцем в ветви за своей спиной. Там поблескивали наконечники стрел.
   - Доставайте, что есть. Одежду снимайте. Вам не понадобится.
   - Не спеши примерять, может еще не на что будет? - приглашающее взмахнул мечом я.
   Первый еще только примерялся, а за моей спиной Рашатр уже кого-то "уговорил". Разбойники напали всем скопом. Полетели стрелы, попали сразу, вот только в своих.
   Мой разбойник оказался совсем неплох. Воин по обучению и вор по призванию. Да с помощниками. Многовато.
   - Долго не протянем, - сжав зубы, выкрикнул Рашатр, отбиваясь от толпы разбойников, - ну, хоть не даром жизнь отдадим, в ад побольше этой погани отправим.
   Меч противника разрезал ткань на моей груди, зацепил сверток и рассек кожу. Я схватил выпадающий обруч. У наглого загорелись глаза. А я разозлился. Не успел глазом моргнуть, как оказался за спинами разбойников. О чем я подумал? Хорошо бы их со спины достать. Вот так обруч. Долго удивляться было некогда. Зажав обруч в левой руке, я с энтузиазмом принялся отправлять разбойников в ад.
   - Как ты это делаешь? - спросил Рашатр, вытирая пот со лба, когда все было кончено.
   - Сейчас покажу, - я сжал плечо друга и представил беседку, увитую плющом, своего сына, берег моря и... ничего не вышло. Что ж, ладно.
   - И что?
   - Этот обруч, - показал я другу бесценную вещь, - доставит нас в Гангор.
  
   Сначала я решил перенестись в бухту, где когда-то дожидалась меня "Княгиня Ольга". Кажется, это было совсем недавно.
   - Дьявольские штучки, - пробурчал Рашатр.
   - Ты не был еще у ахишфов, - хмыкнул я.
   - А обруч под землей точно работает?
   - Проверим, - еще больше развеселился я.
   - Я на тебе потом отыграюсь, - шутливо нахмурился Рашатр и взял меня за руку.
   Миг - и взору открылись далекие склоны гор, темно-зеленые и даже черные. Ближе различаются полосы и пятна разных оттенков зеленого, сероватые, оранжевые. Осень проникла и сюда. Но быстро ей тут не справиться. Слишком много работы.
   Потом я представил зал, в котором столько времени провел с Шихо и Шито, готовясь к войне с Эптором. Надеюсь, зал не изменился. Иначе, неизвестно, куда занесет...
  
   А здесь, действительно ничего не изменилось. Все тот же тусклый свет. Большой стол. Одноногие стулья. Расписные колонны. Словно я ушел отсюда только вчера. Для ахишфов время идет по-другому. Они иначе его воспринимают. Их вообще трудно удивить. Но наше появление стало неожиданностью. Я увидел сразу всех дорогих мне ахишфов: Шито и Шихо, названных брата и отца, всех членов совета, проверенных в бою товарищей. Рашатр сначала лишился дара речи, но потом взял себя в руки.
   - Вот это сюрприз! - воскликнул Шито.
   Я понимал речь ахишфов, мои знания, хоть и добытые с помощью магии, не пропали.
   Мы обнялись со всеми, и от каждого я услышал теплые слова.
   - А это кто с тобой? - спросил Шихо.
   - Мой друг, его зовут Рашатр.
   - Твой друг - наш друг, - улыбнулся верховный Змей.
   - Каким ветром вас сюда занесло? - спросил Шито, - так ведь у людей говорят?
   - Как Мария? Наследника еще не ждешь? - спросил Шихо.
   - Есть...сын, Мирослав. Ему уже пять лет.
   - Ты помрачнел. Что-то произошло?
   - Да. И поэтому мы здесь. Я прибыл в Атхию по торговым делам. И семью взял с собой. Марию и Мирослава похитили...
   Ахишфы внимательно выслушали меня.
   - Позже я понял, - продолжал я, - что во сне видел рассвет, а не закат. Значит, Мария и Мирослав где-то на этом берегу. И, думаю, что силы меня лишила богиня Ишши.
   - Ничего себе, - поразился Шито, - но, все же, я думаю, богиня Ишши не могла. Этого не может быть.
   - Может, - опустив голову, произнес Шихо, - послушайте, что я скажу.
   Эта легенда самая древняя из тех, что передаются ахишфами из поколения в поколение. Ее возраст исчисляется тысячелетиями, или вечностью...
   У богини Ишши был сын. Звали его Шатосс. Как он появился и как вырос, в легенде не упоминается. Только не было мира между матерью и сыном. Главной причиной споров были мы, ахишфы. Шатосс убеждал мать, что мы единственные разумные существа, которые достойны населять землю, а всех остальных надо стереть с лица Земли, оставив лишь небольшую часть более менее сообразительных ахишфам в услужение.
   Богиня Ишши не могла позволить сыну привести свои безумные планы в исполнение. Не найдя поддержки, Шатосс спустился на землю и собственными руками стал вершить то, что задумал. С его божественной силой это было легко. Однако Ишши не спешила вмешиваться, ведь ахишфам ничего не грозило.
   Другие боги тоже предпочли не вмешиваться. С интересом наблюдая за кровопролитием, они предоставили людям самим искать средство, чтобы остановить божественного отпрыска.
   Бесчинства Шатосс творил на противоположном берегу моря, где-то в Атхии и Самбатрии. Кто знает, чем бы это кончилось, может быть, действительно, люди перестали бы существовать, если бы не гангорские маги, бывшие в то время самыми могущественными в мире. Объединив усилия, маги создали артефакт, хотя вряд ли это творение может так называться, с помощью которого Шатосс был убит. Гнев богони Ишши был поистине ужасен, вот тут-то и пришел бы конец миру людей, но их боги, наконец, вмешались, не позволив матери закончить дело, начатое сыном.
   Никто не знает, где могила Шатосса. Даже Ишши, которая ищет ее неустанно все время. Только с тех пор раз в тысячу лет Ишши берет к себе самого способного и умного ребенка-ахишфа. Он становится ее сыном, учится, потом помогает Ишши в ее божественном промысле. Видимо, так Ишши старается залечить свои раны.
   - Но Мирослав - не ахишф, - неуверенно произнес я.
   - Ты сам знаешь, что в нем кровь ахишфа, - грустно произнес Шихо, - подарив тебе поцелуй и оставив в живых, Ишши признала это.
   - Помоги мне поговорить с богиней.
   - Хорошо, Драгор. Мы сможем услышать богиню только в святилище.
  
   Мы пошли в дом богини втроем: Шихо, Шито и я. Рашатру было нельзя с нами, и он остался погостить у старой Ахешши, которая изменила свое отношение к людям в лучшую сторону.
   Святилище находилось в стороне от жилых помещений ахишфов. Однако пришли мы быстро.
   - Святилище восстановлено после учиненного разгрома. Ты будешь поражен, - с гордостью произнес Шито.
   - Мне кажется, я слышу шум воды, - прислушавшись сказал я.
   - Так и есть. Святилища располагают вблизи священных мест, таких как русло нашей реки Шис, - пояснил Шихо.
   Массивная дверь из черного дерева, украшенная переплетенными, словно в танце змеями - вход в святилище. По обе стороны от него большие чаши для омовения, тоже необычайно красивые. Двери были не заперты и легко отворились.
   Перед нами открылось огромное круглое помещение. Когда мы вошли, на стенах зажглись светильники, льющие теплый неяркий свет. Пол из темного, гладко отполированного камня, выложен затейливым узором. Стены гораздо светлее, узоры на них, определенно, обладают скрытым смыслом. Я не стал задавать вопросы. Не знал, можно ли сейчас говорить?
   Напротив входа высокая арка. Над ней ритуальный факел. Под ней вход в святая святых. Я приостановился, но Шихо приободрил меня, и мы вошли внутрь.
   Здесь было просторно и светло. Стены пол и потолок были такие же, как и в первом помещении. Но в центре стояла великолепная статуя огромной черной Змеи, обвивающей белый камень гибким телом, и высоко поднявшая голову. Я замер. От восхищения, конечно. Змея была словно живая, по крайней мере, я видел, как оживали похожие. Огромные крылья Змеи готовы расправиться, кажется, если она вдруг откроет глаза, то наши взгляды встретятся.
   Вокруг статуи на небольших каменных подставках семь голов, я их узнал. Хорошо помню и их зубы.
   Между входом и статуей в огромной чаше горит огонь. Он никогда не гаснет. Пламя чистое, светлое. Нет дыма, не слышно треска горящей древесины, не видно и ее самой.
   Шихо подошел к статуе богини, поклонился, коснулся руками белого камня и заговорил на наречии древних ахишфов. Я почти ничего не понял из сказанного Верховным Змеем. Но вдруг часть камня сдвинулась. Тайник. Шихо вынул из неглубокой ниши шестигранник, похожий на печать, и, держа на раскрытой ладони, поднес к огню. В глазах его горело такое же пламя. Шито опускал руку все ниже, пока она совсем не скрылась в огне. Он был спокоен, и, по-моему, ему не было больно, когда, наконец, Шихо вынул руку из божественного пламени, она была невредима, а печать раскалилась добела. Шихо снова обратился к богине и приложил печать к телу Змеи туда, где оказалось предусмотрено для нее место. Так что шестигранник лег в небольшую нишу легко и точно, не осталось даже щелки.
   В святилище мгновенно потемнело, воздух стал горячим, все поплыло перед глазами. Шихо говорил с богиней, и она отвечала ему. Статуя не двигалась, но дыхание Ишши вырывалось из ее раскрытой пасти белыми клубами. Потом полыхнуло огнем, словно Ишши рассердилась. Шихо поклонился и вынул печать.
   Мы все перевели дух, лишь возвратившись в Большой зал.
   - Что сказала Ишши? - спросил я.
   - Твой сын у нее, Мария тоже. Но Ишши не вернет их тебе. Как я и думал, она выбрала Мирослава из тысячи других детей ахишфов еще до рождения. И силу она тебе дала в счет будущего долга, за твоего сына, Драгор. Только поэтому "Поцелуй Ишши" не убил тебя.
   - Вот, оказывается, что значили ее слова. Помни и живи...А ведь я рисковал жизнью и сражался за вас, за ахишфов, ее детей.
   Шихо помрачнел:
   - Такова была ее воля. Мы не можем осуждать богов. Но знай, если тебе когда-нибудь потребуется наша помощь, только позови, и ты ее получишь.
   - Что же мне делать?
   - Драгор, на самом деле все не так плохо. Подумай, - сказал Шихо, - твой сын будет жить среди богов не менее тысячи лет. Ему будут доступны знания, которые нам и не снились.
   - А будет ли он счастлив? - я посмотрел в глаза старого ахишфа, - разве это его выбор?
   - Ты не успокоишься? - тихо спросил Шихо.
   - Нет. Я буду их искать, пока жив.
   - Ты знаешь, Драгор, Ишши очень опасна. Она не даст тебе приблизиться к ним, а придет время, ты и сам не сможешь.
   - О чем ты?
   - Когда Мирослав пройдет обряд Посвящения, он станет полубогом и покинет земную обитель.
   - Когда это случится?
   - Скоро. Даже по вашим меркам.
   - Что же мне делать?
   - Ты не найдешь Марию и Мирослава, но Ишши, если захочет, сама отдаст их.
   - О чем ты?
   - Если ты найдешь могилу Шатосса, то у тебя появится шанс.
   - Спасибо, Шихо. За все.
   - Значит, снова в Атхию?
   - По-другому никак.
  
  
   Глава 7
  
   Далекая луна льет с ночного неба холодный свет. Волны тихо набегают на скалистый берег, и тут же уступают место другим, уходят, оставив бархат пены. Черные горы смотрят угрюмо на это бесконечное движение. Их жизнь другая. В своем вечном одиночестве они могут лишь касаться проплывающих мимо облаков да раньше всех встречать рассвет.
   - И как далеко нас занесло? - осмотрелся Рашатр.
   - Утром посмотрим. Давай укладываться.
   До рассвета было несколько часов. На первое время хватит запасов, что дали ахишфы, а потом придется охотиться. Завернувшись в плащи, подаренные ахишфами, мы заснули под старой сосной.
   Сквозь сон я услышал возню, осторожное шипение и мерзкий писк. Открыл глаза. Нас окружали твари, очень напоминающие крыс, но гораздо крупнее. Они уже почти замкнули кольцо. Их писк стал увереннее. Я толкнул Рашатра:
   - Вставай, у нас опять гости.
   Твари прыгнули, как сговорившись, все разом. У них такая тактика охоты?
   Мы успели выхватить мечи. Крысы падали, разрубленные, но других это не останавливало, непуганые какие-то. И с остальными справились легко. Странные животные.
   - Вот уж не думал, что придется воевать с крысами, - брезгливо морщась, сказал Рашатр, вытирая лезвие меча травой.
   - Да уж.
   - Между прочим, вон там, - указал он в сторону ближайшей горы, - добывают люцегор.
   - Значит, пойдем туда. Может, местные что знают. Должны же сохраниться предания и легенды. Все-таки событие было не рядовое, а из ряда вон...
   Путь оказался не близким. Пришлось не раз устраивать ночевки. Но гостей по нашу душу больше не было. В свободные минуты я исследовал серебряный жезл, надеясь, что это тоже артефакт. Но он оказался обычной, хоть и очень красивой ценной вещью. На вершине жезла когда-то был вставлен драгоценный камень, теперь осталась лишь углубление.
   На подходе к горе мы услышали голоса, а вскоре увидели четверых атхийцев в полном боевом снаряжении. Рашатр выбрался на тропу первый, собираясь заговорить, но атхийцы сходу натянули луки и пустили каждый по стреле в нашу сторону. Но для нас уйти от них не составило труда - успели скрыться за деревьями.
   - Мы легко их одолеем, - сказал я.
   - Это стражники, заметил их одежду? - возразил Рашатр.
   - Так первые же напали.
   - Значит, был приказ.
   - Судя по слоновьему топоту, они уже близко.
   И мы рванули. Бегуны из стражников оказались неважные, и они скоро отстали. А мы перевели дух.
   - Что-то там у них нечисто. Что скажешь? - спросил я.
   - Обычные шахты так не охраняются. Может, добывают то, о чем никто не должен знать. Или договора нарушают.
   - А в Содружестве товар ждут. Я вообще-то перед тобой виноват, - начал я.
   - Брось, - махнул рукой Рашатр, - ты тут не при чем. Неаутэр просто нашел повод. Отношения у Атхии с Самбатрией давно непростые, со времен войны. Тем более, никакого договора еще не было.
   - Ладно. Ну что, пошли? Надо разузнать, что там у них.
   Мы осторожно приближались к горе, опасаясь снова нарваться на патруль. Лес поредел. Сосны вцепились корнями в крутые склоны, ветви словно кто выломал. Вон, у той все с одной стороны. Ветер донес до ужаса знакомый запах. Гниющей человеческой плоти, мертвечины.
   - Чувствуешь? - нахмурился Рашатр.
   - А то.
   Стражников видно не было. Скорее всего, с этой стороны не ждут гостей. Склоны слишком крутые. А, может быть, еще встретим. Запах стал еще сильнее. Эх, колдануть бы, как в прежние времена. Но пришлось обойтись подручными средствами - зажать носы и рты, иначе стошнит. Рашатр позеленел весь, себя мне не видно. Мы не разговаривали, чтобы лишний раз не вдыхать. И знали что скоро увидим. Но открывшаяся картина была страшнее, чем мы представляли. Огромная яма, котлован, заполненный до краев человеческими телами. Смрад. Полчища крыс-переростков, пожирающих трупы.
   - Смотри, - Рашатр указал выше.
   В черном зеве горы показалась тележка. Двое стражников, подкатив ее к самому краю, вывалили содержимое в котлован и скрылись. Несколько тел упали в яму.
   - Другого входа не видно, - сдавленно произнес Рашатр.
   - Обойдем, посмотрим.
   И мы, не думая больше ни о чем, двинули навстречу ветру, ломая кусты и стараясь отбежать как можно дальше, прежде, чем потребуется сделать следующий вдох.
   Вдоволь надышавшись чистого воздуха, пошли в обход горы, вглядываясь в каменистые склоны в поисках входа и озираясь по сторонам. Но запах мертвечины, казалось, пропитал одежду и въелся в кожу.
   - Скорее всего, тут будут патрули, надо быть осторожнее, - сказал Рашатр.
   - Стой, - остановил я его и указал кивком головы, - вон они.
   Мы затаились.
   - Четверо, - прислушавшись, прошептал Рашатр, - что будем делать?
   - Ничего. Проследим, куда пойдут. Подождем.
   Стражники прошли мимо, не заметив нас, залегших в двух шагах от тропы в колючем кустарнике.
  
   - Одни их рожи чего стоят. По ночам спать не могу, - сказал первый стражник.
   - Нечеловеческие условия, - добавил второй.
   - Подождите, еще к западному склону подойдем, - такую вонь до конца жизни помнить будете, - сказал третий.
   - Вы тут недавно. Посмотрю я, что скажете, как прослужите с мое, - пробормотал четвертый.
   - До весны добуду и уйду, только меня и видели, - фыркнул первый.
   - Да кто ж тебя отпустит, милок?
   Стражники скрылись, вскоре смолкли и их голоса.
   И вдруг мы снова услышали крики. Решив, что каким-то образом нас обнаружили, мы бросились в лес, прочь от проклятой горы и, не останавливаясь, бежали, пока хватало сил, пока слышали за собой погоню.
   Остановились, отдышались у лесной речушки. Ее еще можно перешагнуть, но ниже по течению она обязательно наберет скорость и силу, подхватывая на пути воды бесчисленных ручьев станет полноводной, огибая бесконечные препятствия и от чрезмерного усердия покроется белой пеной. Она уже сейчас попытается сбить с ног любого, посмевшего преградить ей путь.
   Вдруг позади затрещали кусты, послышалось хриплое дыхание.
   - Все, больше не бегаем, - Рашатр вынул меч, - раз не отстают - будем убивать.
   - Подожди, - сдержал я друга.
   Это был не стражник. Человек еле держался на ногах, похоже ценой неимоверных усилий. Он был истощен, из-за грязи, покрывавшей его с ног до головы, мы не смогли разглядеть его лица. А запах...Словно он вылез из того котлована.
   Человек посмотрел на нас. В глазах была смертельная усталость и решительность одновременно. Потом глаза его закатились, и человек упал.
   - Это за ним была погоня, - сказал я, подходя к нему.
   - Выходит, рудокопов удерживают силой, - Рашатр протянул мне чашку, зачерпнув в нее воды.
   Человек очнулся:
   - Пить...
   И пил жадно, пока чашка не опустела.
   -Ты сбежал с рудников? - спросил я человека.
   - Да, - человек напрягся.
   - Не бойся, мы не стражники. И не атхийцы, как видишь. Назовешь свое имя?
   - Кортич. Меня зовут Кортич. И я сумел уйти из этого ада.
   - Я Драгор, а он Рашатр. Значит, познакомились. А теперь надо поесть.
   Кортич настороженно следил за нашими передвижениями. Потом вымылся. Вскоре от костра потянуло съестным. Кортич срочно перестал сомневаться и принялся за еду вместе с нами.
   Отмытый, он выглядел лет на двадцать, не больше. Светловолосый, как все атхийцы. Глаза голубые. На плечах следы жестоких побоев, на щеках и вокруг разбитого рта язвы. Кровавые мозоли на ладонях.
   Когда с едой было покончено, мы на всякий случай затушили костер.
   - Ну, что, Кортич, поговорим? - спросил я.
   - Поговорим.
   - Что там, в горе?
   - Мы добывали руду, в которой совсем недавно нашли светящиеся камни. Их называют люцегорами. Нас, рудокопов, содержат в адских условиях. Плохо кормят, воды вдоволь не дают. Спим там же, в забоях, это глубоко, очень глубоко, поэтому нас не поднимают наверх. А место это страшное, проклятое... Люди покрываются язвами, плюют кровью и слепнут, и, в конце концов, умирают. Их даже не хоронят - бросают в яму...
   Вы не атхийцы, поэтому не знаете. У нас нет тюрем. Провинившихся просто увозят. Никто не знал куда. И я не знал раньше. Их никогда больше не видели. Теперь я знаю - все они погибали на рудниках.
   - Ты нарушил закон? - спросил Рашатр.
   - Законы у нас суровые. Я и мой отец оказались в рудниках потому, что не смогли уплатить налог свободных людей. Почти год мы находились в забое. Видели, как другие умирали. Потом заболел отец. Язвы появились и у меня. Мы все были обречены. Отец убедил меня попытаться бежать. Для этого я должен был умереть. Вчера он отдал мне свою еду, чтобы были силы. Я не хотел бежать один. Но отец уже не мог подняться. Дни его были сочтены, и он заставил меня, ради братьев, что остались без куска хлеба и крыши над головой. Меня погрузили тележку вместе с умершими за ночь рудокопами, а потом бросили в яму, полную разлагающихся трупов. Я пожалел, что не умер по-настоящему. Меня рвало, выворачивало наизнанку снова и снова, но я полз, проваливаясь в страшное месиво. Выбравшись, побежал. Но патрульные заметили меня. К счастью, я встретил вас.
   Кортич умолк.
   - Куда ты теперь? Что собираешься делать? - спросил я.
   - Мне некуда идти.
   - А как же братья? - нахмурился Рашатр.
   - Я позволил отцу убедить себя. Мы оба знали, что пути назад нет. Меня схватили бы и снова отправили в рудники. А братьев, после того, как нас забрали, отправили в казенные люди. Так всегда бывало. Братья лишились свободы, но сохранили жизнь.
   - Надо же, а мне Неаутэр показался хорошим человеком. А у вас тут такие дела творятся, - покачал я головой.
   - Каким ремеслом ты владеешь? - спросил Рашатр.
   - Я кузнец, как и мой отец.
   - Хорошее дело. Думаю, тебя смогут принять в Самбатрии, я помогу.
   - Спасибо, - в глазах Кортича появилась надежда.
   - Но пока у нас дело в Атхии, - и я вкратце рассказал парню о наших планах.
   - Могила Шатосса? - переспросил он.
   - Да. Ты что-нибудь знаешь о ней?
   - Точно я не знаю, отец в детстве сказки рассказывал. Говорил, что она вон в той самой высокой горе, - Кортич указал на далекую вершину.
   - Завтра идем туда, проверим.
   - Только говорят еще, что в лес, окружающий ту гору, нельзя входить. Проклятое место... Зачарованное.
   - Людей надо больше бояться, - сказал Рашатр, - не понял еще?
   Проговорив полночи, заснули, сторожили по очереди. Но и в этот раз обошлось без сюрпризов. Только кричали изредка ночные птицы, шуршали листья, потревоженные ветром, да низко летали летучие мыши.
   Утро сморило последнего часового, Кортича.
  
   Проснулись непозволительно поздно. Солнце уже взошло и позолотило все вокруг. В голубом небе желтые облака. Далекие заснеженные скалы покрыты белым золотом. И в окружающей нас зелени уже появилась позолота. Березки вокруг колышут оранжевыми листочками. Все озарено последним, самым ласковым и теплым светом осени.
   Гора, где предположительно находилась могила Шатосса, была самой высокой. Ее острая вершина скрывалась в облаках. Мы шли весь день без отдыха, а гора, кажется, совсем не приблизилась.
   Пробираясь сквозь высокий кустарник, я вырвал клок ткани с рукава. Единственное, что осталось мне из моего магического прошлого - это мешочек скитников. Хотя нет, языки-то я тоже не забыл.
   Ручеек журчит, вон он, под корнями раскидистого клена. Пить давно уже хочется. Чистый, вода холодная, вкусная. Передохнули, и снова вперед. Под ногами хрустят сухие ветки. Впереди речка. Бобр соорудил на ней свою плотину. Натащил стволы деревьев, веток, камней, травы и ила, создал высокий уровень воды, чтобы его хатки не высыхали, и хищники не могли добраться. Тут и деревья растут: осины, березы, тополь, ива - все, что нужно бобру.
   Чирок-свистунок взлетел свечкой, но моя стрела оказалась быстрее. Вот и ужин.
   И снова колючие кусты. Так от моей рубашки скоро одни лохмотья останутся. Есть не хочется, только пить, вода из ручья освежает, сил придает.
   А впереди речка. И плотина бобра...
   - Ребята, никто ничего странного не замечает? - насторожился я.
   - А что? - удивился Кортич, он на свободе повеселел, нашел крепкую палку, опирается на нее, как заправский странник.
   - Похоже, мы по кругу ходим, - ответил Рашатр.
   - Где-то сворачиваем, это точно. Обойдем сюда, и мы пошли правее.
   Через некоторое время мы вышли к колючим кустам, на которых висели клочки ткани. Ручей. Речка. Плотина бобра. Как бы мы не шли, куда бы не сворачивали, неизменно возвращались туда, откуда пришли.
   - Неужели леший водит по кругу, - сказал я и достал последнюю лепешку, - лесной хозяин, прими подношение!
   Подождал. В ответ - тишина. Леший бы обязательно вышел. Значит, все-таки...
   Вдруг стало слишком тихо. Запахло падалью.
   - Все быстро в центр! - заорал я.
   Мы прижались спинами и выставили мечи, Кортич - палку.
   Раздался свист. Невидимое существо пронеслось прямо перед нами, раздосадованное тем, что о его появлении узнали. Свист до боли резал слух. Наше напряжение дошло до предела. Потом тварь замерла.
   - Не давайте ему приближаться. Прикосновение вызывает паралич.
   Я вслушивался в тишину, стараясь угадать, где затаилась тварь. Затаил дыхание. А через мгновение палка вырвалась из рук Кортича, он замер и упал. Потом его поволокло за ноги в кусты, легко, словно он был сухой веткой. Невидимое существо было очень сильным. Мы с Рашатром рванулись следом, мечи в наших руках вращались с немыслимой скоростью. Нам не удалось достать тварь, но мы отпугнули ее, заставив бросить Кортича. И опять звенящая тишина режет слух. И слышен стук в собственной груди.
   И вдруг едва слышный шепот Рашатра:
   - Смотри...
   Я проследил за направлением его взгляда. Так и есть. Совсем близко, в пяти шагах от нас листочки на березе едва заметно колыхались. И явственно чувствовался запах существа.
   Мы с Рашатром сделали выпад одновременно. И существо стало видимым. Оно валялось в траве, заливая ее темно-красной кровью. Ростом немного выше человека, однако, значительно шире его, оно его и напоминало. Только тело покрыто коричневой шерстью, безобразно широкий рот с выступающими острыми зубами, непомерно большие уши и жабьи глаза.
   Кортич очнулся и рассматривал тварь вместе с нами:
   - Кто же это? - удивленно спросил он.
   - Это протижра, родственник лешего, - ответил я, - протижра долго морочит путникам голову, а когда надоедает любоваться их метениями, парализует своих жертв и съедает.
   Обезглавив тварь, мы забросали ее хворостом.
  
   Далекая гора чернела в спускающихся сумерках. Вечер плавно переходил в ночь. С кем нам еще доведется встретиться в проклятом лесу? Ведь протижра - довольно редкое существо. По крайней мере, в наших землях их не бывало. Мирно потрескивал костер.
   В небе полная луна. Света хватает, чтобы видеть лица друзей. Едва все дневные обитатели леса умолкли, ночные уже вышли из укрытий. Тихий хор ночных шорохов и шелестов успокаивал. Вдруг протяжный вой пронзил ночь. Сразу стихли все остальные звуки. Появился самый опасный хищник.
   - Волки? - приподнялся Кортич.
   Мы с Рашатром обеспокоенно переглянулись.
   - Не похоже, - сказал я, - скорее всего, оборотни. Приходилось встречаться?
   - Нет, - ответил воин.
   - Значит, сейчас познакомимся, если мимо не пройдут. Кортич, лезь на дерево.
   Парень не стал геройствовать и послушался. Безоружный - помеха в бою.
   Мы с Рашатром приблизились к костру. Вой смолк. Но предчувствие не обмануло. Из темноты донесся хруст ломающихся веток и шумное дыхание крупного зверя, или нескольких. Конечно, они не прошли мимо. Три пары огромных желтых глаз с вертикальными зрачками стремительно приближались.
   - Это не оборотни... Это...
   Договорить я не успел. Первое существо появилось на поляне. Движения его были исполнены силы, размеры велики. Голова лошадиная, широкая пасть с торчащими желтыми клыками, тело, покрытое желтовато-рыжей шерстью, широкое, как ствол дерева, и гибкое, как у змеи. Ноги короткие, крепкие, с крупными и, наверняка, острыми, как бритвы когтями. На конце длинного хвоста острый шип. Так что подойти к нему сзади будет опасно. А вот и второй, ломая ветки, появился перед нами. Твари злобно скалились, рычали, роняя из пасти желтую слизь. И вдруг разом бросились на нас.
   - Меть в сердце или руби голову, - закричал я, отражая непрерывный шквал ударов когтистых лап.
   Существо старалось достать меня то снизу, то сверху. Раскрытая пасть источала зловоние. Рашатр сдерживал натиск второго. Твари удалось его зацепить когтями.
   Появилось третье существо. Оно заметило Кортича и стало взбираться на дерево. Парень поднимался все выше, тварь медленно, но уверенно, лезла за ним.
   Мне удалось сбить существо с ног. Подскочив, я вонзил меч ему в грудь. Тварь упала, разметав костер в предсмертных судорогах. Взглянув на Кортича - пока цел - ринулся на помощь к Рашатру. И в тот момент, когда монстр, щелкнув зубами прямо у моего лица, попытался уйти от удара моего меча, Рашатр отрубил ему голову. Чудище рухнуло. Но и сам Рашатр повалился наземь, зажимая предплечье.
   Закричал Кортич. Оглянувшись, я похолодел: существо дотянулось до него, и уже половина тела парня скрылось в пасти монстра, он заглатывал его целиком. А Кортич цеплялся за ветки, стараясь удержаться...
   Добежать не успею. Вложив в бросок все свои силы, я метнул меч. Мгновение затянулось. Казалось, меч летел слишком медленно. И существо завыло, и, ломая сучья, стало падать. Окровавленный, но живой, Кортич почти рухнул вниз, потеряв сознание.
   Как бы пригодилась сейчас моя исцеляющая сеть. Я помог товарищам перебраться ближе и снова развел костер. Теперь надо осмотреть их раны. Они оказались не опасными, если только слюна тварей не ядовита.
   - Возьми в моем мешке пузырек, - сказал Рашатр, - там элексир.
   - Нашел. Что за элексир?
   - Кровь остановит и рану очистит. Не раз уже испытано.
   Элексир был густым, темно-коричневого цвета, запах неприятный. Попав на рану, лекарство зашипело и превратилось в белую пену, которая на глазах стала опадать, пока не превратилась в толстую пленку, закрывшую рану, словно вторая кожа. На всякий случай я все-таки перевязал раны товарищей и уселся у костра.
   Кортич очнулся, оглядел нас, себя:
   - И кто это был?
   - Не знаю, - ответил я, у меня появились нехорошие предчувствия.
  
   На рассвете я подстрелил крупную птицу. Хватит на весь день. Накормив товарищей, проспал до вечера.
   Элексир оказался, действительно чудодейственным средством. Рашатр был на ногах, хотя руку еще берег. Кортич сильно хромал, но тоже шел на поправку. Пока я спал, они собрали хворост для костра.
   - На запах падали скоро сбегутся звери. Надо бы уходить отсюда, да Кортич еще слаб, - сказал Рашатр.
   - Значит, подождем, - кивнул я.
   - Не люблю быть обузой, - Кортичу явно было неловко.
   - Брось, какая обуза, мы же вместе. А утром, если сможешь, двинемся дальше, - сказал Рашатр.
   - У меня плохое предчувствие, - я задумчиво подбрасывал в костер ветки, - вчерашние существа явно имеют магическое происхождение.
   - И что? - спросил Рашатр.
   - Значит, рядом их родитель. Вот что. И, мне кажется, это непростое совпадение: нечисть, магические существа, неизвестный колдун,....могила сына богини.
   - И что?
   - Мне приходилось сталкиваться с колдунами, я справлюсь. Один. Ваша помощь мне не нужна. Возвращайтесь. Поможешь Кортичу устроиться.
   - Забудь, - строго сказал Рашатр, - я никогда еще не бросал товарищей на полпути. Дойдем вместе до конца.
   - Я тоже остаюсь, - сказал Кортич, - пригожусь.
   Мне нечего было возразить.
   - До горы два дня пути, - сказал Рашатр.
   - Если нас никто не задержит, - я в задумчивости кусал сорванный стебелек.
   Ярко горел костер. Рашатр тоже задумался, а потом сказал:
   - Горы. У нас в Самбатрии мальчишек в семь лет отправляют в горы, в военный лагерь, чтобы они смогли стать настоящими мужчинами. До двадцати лет учат всему тому, что должен знать и уметь воин. Тех, кто проявляет особые способности и рвение - искусству ведения войн, разным наукам.
   Так вот, наши наставники любили пугать мальчишек одной старинной легендой. Когда-то очень давно, когда военный лагерь был небольшой и не мог вместить всех желающих, поэтому попадали туда только сыновья известных воинов и богатых людей, там жили и учились два мальчика. Один - сын воина Дреан. Другой - сын торговца, звали его Брогуб.
   Дружили они уже много лет, и считали себя братьями. Дреан защищал Брогуба от старших учеников. Спортивные занятия и учеба занимали почти весь день. Лишь вечером мальчики отдыхали, да еще в выходной день, который выбирали наставники.
   Лагерь располагался у подножия горы Одинокой, там он находится и сейчас. Одинокая величава и прекрасна. Тонко очерченная вершина сверкает в небесной синеве и сияет безукоризненной чистотой. Кто ни посмотрит - склоняет голову перед ее красотой и поклоняется ей, как священной. Удивительные животные живут на вершине горы, самым прекрасным и могучим считается снежный барс. Одинокая стоит в стороне от основного горного массива Самбатрии. На ее вершине всегда лежит снег. Гора манила мальчишек. Дреан и Брогуб мечтали увидеть снег на вершине Одинокой.
   И вот однажды друзья тайно покинули лагерь, чтобы принести священный снег. Мальчишеская гордость. Несмотря на неминуемое наказание, они стали бы героями в глазах остальных ребят и, воодушевленные, шли вперед, помогая друг другу, обвязав вокруг пояса концы одной веревки. Так они и поднимались к заветной вершине: Дреан, потом Брогуб. Брогуб закрепился и крикнул вниз другу:
   - Дреан, смотри! Вершина покоряется нам!
   Вдруг из-под ног Дреана вырвался камень, веревка натянулась.
   - Держись! Упадем! - закричал испуганный Брогуб.
   Дреану оставалось дотянуться совсем немного, когда он вдруг почувствовал, что ничто его больше не держит - Брогуб перерезал веревку, струсил. Так уже случалось в горах иногда...Когда рядом оказывался не тот...
   Но Дреан не разбился, не зря считался лучшим учеником. Он успел ухватиться за выступ, надежно закрепился и уверенно держался. Но самому не выбраться. Дреан, не веря в предательство друга, крикнул:
   - Брось веревку! Все хорошо. Не бойся.
  
   - Что же Брогуб? - спросил Кортич.
   -Когда первый страх - страх за собственную жизнь - прошел, появился другой - страх быть опозоренным на всю жизнь. И Брогуб бросил веревку, но перерезал ее снова. На этот раз Дреан сорвался и разбился.
   Брогуб спустился к его телу по безопасному пути и снял с пояса друга два обрывка веревки...
   В лагере он придумал какую-то свою историю. А когда взрослые отправились забрать тело Дреана, то не нашли его.
   Расспросы Брогуба не прекращались. Он долго отпирался, но потом во всем признался. Его с позором изгнали из лагеря. Только на Одинокой с тех пор стал появляться призрак, мальчик верхом на снежном барсе. Одних он спасал, указывая, где таится опасность, для других встреча с ним заканчивалась трагедией. Как он выбирал, кого спасти, а кого погубить? Наверное, увидел что-то в глазах своего друга, который дважды предал его.
   Мои друзья и я считали, что наставники рассказывают эту легенду только для того, чтобы малышня не лезла в горы. Старшие поднимались на вершину под присмотром взрослых.
   Через несколько лет мне пришлось побывать на Одинокой еще раз. И я своими глазами видел этого призрака, мальчика верхом на снежном барсе. Призрак появился перед нами ночью и долго не двигался, перекрыв дорогу. Мальчик и зверь были абсолютно белые, почти непрозрачные, словно состоящие из снега. Казалось, призрак обрел плоть. Мальчик беззвучно шевелил губами, двигал руками, подавал знак немедленно остановиться и свернуть с этого пути. Призрак исчез, как только увидел, что его послушались. А когда мы были уже далеко от того места, услышали гул и грохот сходящей лавины...
   Первую половину ночи дежурил у костра я, и все думал о том, для чего наставники рассказывали воспитанникам о мальчике, скачущем на снежном барсе.
  
   На рассвете мы двинулись в путь. В лесу появились пихты и кедры. Слышен размеренный стук дятла. Свежо, зелено... Зверей не видно, а птицы вовсю щебечут в высоких ветвях. Лепота...
   Впереди река. Начинается она маленьким горным ручейком где-то на ледниковых склонах, стремительно спускается вниз. А здесь бурные потоки размыли берега. Но, к счастью, нам не нужна переправа. Так и пойдем вверх по течению.
   - У нас говорят, - сказал Кортич, - что в каждой реке свой водяной. С виду зеленая кочка. А наступишь - тут же рука из воды - хвать за ногу! Тут и сам хозяин поднимается. Зеленая кожа, весь в водорослях, глаза рыбьи, и нос крючком.
   - В этом месте он не будет сидеть. Больно вода неспокойная. Водяной любит в тихих заводях нежиться, - ответил я, а сам подумал, может и будет, мало ли, что ему заблагорассудится.
   А пока ни хранителя леса, ни хранителя реки не видать. Несколько дней пути вдоль реки были, можно сказать, приятными. Птиц вокруг хоть отбавляй. Воды вдоволь. Пей, купайся. Только нехорошее предчувствие засело, словно заноза. Присматривался, прислушивался, пока не надоело.
   Но, наверное, какое-то чутье от меня прежнего все-таки осталось.
   - Осторожно! - успел я вскрикнуть, и вдруг свет в моих глазах померк, словно я переступил опасную черту.
   Рядом ругнулся Рашатр, споткнулся Кортич.
   - Ребята, держитесь ближе. Кажется, началось.
   И тотчас откуда-то сверху на нас стали падать какие-то мелкие летучие твари. Они били крыльями, царапали когтями, впивались маленькими острыми зубами. Мы с Рашатром старались отбить их мечами, Кортич орудовал палкой, пришлось разойтись, чтобы в потемках не задеть друг друга. Летучие паразиты сыпались дождем.
   - Ложись! - крикнул я, падая на землю и закрывая голову.
   Нападение прекратилось, твари атаковали только в воздухе. Ну что ж, ползком, значит, ползком. Я чувствовал, что из царапин и неглубоких ранок сочится кровь, и понимал, что теперь надо ждать врага крупнее и опаснее.
   - Все лицо искровянили, - сказал Рашатр.
   - Хоть глаза целые, - добавил Кортич.
   - Тихо! - я услышал его, прижавшись ухом к земле, - тяжелые шаги. Великан?
   - Ну, это ничего. Гора мяса, - сказал Рашатр.
   - Говорят, у них шкура непробиваемая, - возразил Кортич.
   - Нет такого зверя, шкура которого выдержит удар хорошего меча.
   - Хватит вам, - я встал на ноги, - он уже здесь.
   Вдруг стало светло. А когда глаза привыкли к яркому свету, в нас уже летел огромный кулак. Это был, действительно, великан. Ростом со среднего размера елку. Маленькие черные глаза. Черная бородка клинышком. Он не был толстым. Ноги казались несуразно длинными. Мы с Рашатром не пострадали, несмотря на неожиданность. Опыт, его, как говорится, не пропьешь. А вот, Кортичу не повезло. Мощный удар послал его в колючие кусты и, наверняка, в глубокий обморок. Мне кажется, или, в самом деле, кусты нам попадаются всегда только колючие?
   Великан не был неповоротлив, как про них говорят, напротив, в его движениях чувствовалась и сила, и ловкость. Мы падали на землю, уворачиваясь от ударов, но сами достать его не могли. На губах великана играла усмешка. Потом он переменил тактику: стал нас ловить, вытянув ручищи и наклонившись. Теперь пришлось не только уворачиваться, а убегать. Великану удалось сбить с ног Рашатра. Падая, он взмахнул мечом и... То, что произошло дальше, мы не сразу осознали.
   Меч Рашатра, срезал болтавшийся на шее великана медальон. А великан вдруг завертелся волчком, становясь с каждым оборотом все меньше.
   - Ну и дела, - протянул очнувшийся Кортич, прикрывая ладонью правый глаз.
   А великан все уменьшался. Вот он уже ростом с человека, теперь с десятилетнего ребенка. Когда вращение прекратилось, перед нами стоял человечек ростом с пятилетнего малыша, уменьшенная копия грозного великана.
   Он посмотрел на нас вызывающе, не скрывая злобы. В тот момент, когда карлик собрался дать деру, Рашатр аккуратно подцепил его за шиворот:
   - Стой, милок.
   Карлик барахтался, вырывался, ругался писклявым голоском на чистом атхийском. Когда поток изысканных высказываний иссяк, Рашатр поставил его на землю:
   - Все? Успокоился?
   Стараясь придать голосу больше строгости, хотя на самом деле еле сдерживал смех, я спросил:
   - А теперь давай, рассказывай, кто ты такой и почему напал на нас?
   Однако карлик оказался крепким орешком. Он фыркнул презрительно и, насколько это возможно с его ростом, оглядел нас сверху вниз.
   - Ты, мелочь пузатая, - вышел из себя Рашатр, - я сейчас снесу твою маленькую тупую бестолковку! Отвечай, когда тебя спрашивают!
   Карлик демонстративно отвернулся. Я едва успел перехватить руку Рашатра, озверевшего от такой наглости.
   - Значит, так, - я поднял медальон, свалившийся с шей карлика-великана и подбросил его.
   От меня не укрылась озабоченность, мелькнувшая в глазах маленького мерзавца.
   - Значит, так, - продолжил я, - мне отлично знакомо действие этого артефакта. Скажу больше, я сам когда-то изготавливал подобные вещицы и гораздо более хитрые
   Карлик нервничал, но все еще молчал. Я усилил давление:
   - Хотя, этот тоже неплох. Он способен изменить внешний вид владельца, защитить его от смерти. Его невозможно потерять, он вернется к своему хозяину. Однако, есть одно но. Для того, чтобы пользоваться артефактом, требуется привязать его к своей сущности. Навсегда. Медальон становится словно частью твоего тела, такой, как рука, нога, хотя нет, он может сравниться только с таким важным элементом, как голова.
   Я победно взглянул на осунувшееся и потерявшее самоуверенность лицо карлика и безжалостно продолжил:
   - Так вот, если уничтожить артефакт, скажем, разрубить его мечом, то хозяин умрет вместе с ним, это в лучшем случае, а в худшем - потеряет рассудок и станет растением, как это ни печально.
   Рашатр и Кортич перестали дышать.
   - Чего ты хочешь? - стараясь скрыть страх, сдавленным голосом проговорил карлик.
   - Вот это совсем другой разговор. Совсем немного, - ответил я, - всего лишь задать тебе несколько вопросов.
   Рашатр и Кортич скалились, довольные тем, как умело я укротил и приручил гнусного наглеца.
   - Спрашивай, - проговорил карлик.
   - Для начала расслабься и скажи, кто ты и как тебя зовут.
   - Меня зовут Тирт. Я принадлежу к великому народу зарвов, - начал он снова заноситься, но, встретившись со мной взглядом, он быстро потух.
   - Продолжай, - сказал я невозмутимо.
   - Мы живем здесь, в горе. Занимаемся науками.
   - Есть ли у вас маги?
   - Они называются иначе - жрецы науки.
   - Ладно, - продолжил я допрос, - а с другими народами вы связи поддерживаете?
   - Нет. Нам это ни к чему. И без того все тайны мира открыты для нас.
   - Ну, ну...И каким же образом?
   - Я уже говорил, - карлик опустил зло блеснувшие глазки, - мы занимаемся науками. У нас есть даже астрологи.
   Я вопросительно поднял бровь.
   - Это те, кто умеет говорить со звездами, - Тирт старался скрыть раздражение.
   - А что ты знаешь о могиле сына богини Ишши Шатоссе? - задал я главный вопрос.
   - Могила Шатосса? - карлик поперхнулся, покраснел, потом побледнел, потом все-таки сумел взять себя в руки, в глазах появилась подозрительная подобострастность, так не свойственная зарвавшемуся зарву.
   Вот, какой каламбур получился. А карлику, определенно, что-то известно.
   - Конечно, знаю, - осторожно проблеял он.
   - Ну и...
   - Мы охраняем могилу Шатосса.
   - Где она?
   - У нас, в горе...
   - Так это потому ты так преобразился, страж могилы? Ты охранял ее? - спросил Рашатр.
   Похоже, в его глазах карлик быстро реабилитировался. Ну а по мне, так этот недомерок - непростая штучка.
   - Ну,... да, - ответил он.
   - Ну а что насчет гостей? Принимает твой народ чужестранцев? - спросил я.
   - Да, конечно, - глаза карлика радостно заблестели, но он их тут же опустил, и продолжил, стараясь не смотреть нам в глаза, - вы сами сможете в этом убедиться. Мы всегда рады гостям, и особенно чужестранцам.
   - Немного не сходится с тем, что ты говорил раньше, ну да ладно. Веди, Тирт, - сказал я.
   Ничего, я глаз с тебя не спущу.
  
   На южном склоне горы, скрытый кустарником, вход. Лишь карлики могут войти сюда, не наклонившись. Сгорбившись, мы последовали за гордо шествующим впереди Тиртом. Основной ход имел многочисленные ответвления. Это было больше похоже на лабиринт. Обратной дороги без провожатого точно не найдем.
   - Смотри, не подведи нас, и не шути, - я крепче сжал артефакт.
   Это надежнее, чем держать карлика за шкирку.
   - Как вы могли подумать такое,- деланно возмутился он.
   Каплик снял со стены у входа небольшой фонарь, его свет был желтым и тусклым. Основной ход все понижался. С писком и шумом крыльев метнулась стайка летучих мышей. Слева от развилки открылся крупный грот. Стало прохладнее. Карлик уверенно шел дальше, в самые глубокие пещеры таинственной горы.
   И вот перед нами пещера, которую факел Тирта был не в силах осветить, так она была велика.
   - Все, пришли, - совсем другим, язвительным голосом произнес карлик, и фонарь погас.
   - Эй, Тирт, я же тебя предупреждал! - сказал я, сжав до боли артефакт, уже догадываясь, что ответа не последует.
   Ну, я до тебя доберусь!
   - Ребята, будьте наготове.
   - Понятно уже, - буркнул Рашатр.
   - Вот же гад, - выругался Кортич.
   Неожиданно пещера ярко осветилась. Она была, действительно, огромна. Мы не сразу заметили группу карликов, среди которых был и наш провожатый Тирт. Карлики направили в нашу сторону небольшие палочки с набалдашниками.
   - Ну что ж, воевать, так воевать. Где этот мерзавец Тирт, давайте его сюда, с него первого шкуру спущу! - я взмахнул мечом.
   Карлики не сдвинулись с места, а один из них невозмутимо произнес:
   - Вы умрете, люди. Молитесь вашим идолам. Вы умрете прямо сейчас.
   Карлики взмахнули своим игрушечным оружием, и тут же мечи вылетели из наших рук. Позор. Разоружили недоростки. Медальон, кстати, тоже, неожиданно больно кольнув в ладонь, "вырвался на свободу".
   Защититься нечем. Ах, да. Я выхватил из-за пазухи серебряный жезл и замахнулся, зашибу напоследок хоть одного.
   А карлики вдруг попадали на колени, прижались лбами к каменному полу.
   - С чего бы это, - спросил шепотом Рашатр, поднял глаза к жезлу и присвистнул.
   Я все еще держал его над головой.
   - Повелитель, пощади! - взмолились хором карлики.
   Рашатр поднял наши мечи, подал мой:
   - Держите, повелитель.
   - Встаньте, зарвы, - "громоподобным" голосом произнес я и бережно опустил жезл, какая, оказывается, нужная вещь, - я уничтожу вас за дерзость, с которой вы встретили меня, своего Повелителя!
   Карлики опять бухнулись лбами в пол:
   - Прости, Повелитель! Не карай! Мы не знали, кто перед нами.
   - Это Тирт, изменник, ввел нас в заблуждение. Покарай его!
   - Да, его покарай! А нас прости! - заговорили они уже хором.
   - Что ж, - отвечал я, не меняя интонации, - наказание получит тот, кто заслуживает.
   Можно подумать, он один нас разоружал.
   - Встаньте зарвы, я решу судьбу каждого из вас в свое время.
   Карлики склонились передо мной в три погибели. Хоть это все и не всерьез, а в душе поселилась мерзкое чувство. Лишь бы они не поняли, что секрет жезла мне пока не известен.
   - А теперь повелеваю вам отвести меня, вашего повелителя, к могиле сына богини Ишши Шатосса.
   - Могиле? - переспросил карлик постарше,- Конечно, Повелитель.
   Но, как ни странно, с места не сдвинулся. Остальные карлики замерли, потупив взоры.
   - Не понял, ты чего стоишь?
   - Повелитель, - прошамкал тот же самый старший карлик, - сегодня мы не сможем увидеть могилу Шатосса.
   - Почему?
   - Священная гора, скрывающая могилу, открывается раз в несколько дней. Только тогда мы сможем войти в усыпальницу. Поэтому, прошу вас и ваших друзей почтить нас своим вниманием.
   - Ребята, нас, кажется, приглашают погостить, - негромко сказал я.
   - Не нравятся они мне, - так же тихо ответил Рашатр.
   - И мне, - согласился Кортич, - но другого же выхода нет.
   - Зарвы, - обратился я к карликам, - мы решили остановиться у вас до тех пор, пока Священная гора не откроется.
   - Повелитель, - сказал все тот же карлик, - прошу вас.
   - Как тебя зовут, зарв, - спросил я его.
   - Шарт, повелитель, - ответил он.
  
   Естественно, нашим проводником был этот самый Шарт. Меня привлек медальон, который был у него на шее, даже не медальон, а кулон. Багрового цвета камень, весь изрезанный извилистыми полосами, заключенный в оправу из темного сплава.
   Пройдя через всю большую пещеру, мы попали меньшую, имеющую почти идеально овальную форму. Я заметил в ней не менее двадцати дверей. Ишь ты. Шарт семенил рядом, готовый кланяться снова и снова. Карлик открыл перед нами первую дверь. Она бесшумно отворилась.
   - Этот ход ведет в рудники.
   Коридор был отлично освещен. Светильники-мешочки висели по стенам, кстати, так гладко отшлифованным, что впору смотреться, как в зеркало. Ход вел вниз. Ступени маленькие, нам с Рашатром хватало поставить только носок.
   Показался шахтный ствол.
   - Тележка опущена вниз, повелитель, шахтеры все в работе, - Шарт не горел желанием спускаться в забой, - я уверяю вас, там нет ничего достойного вашего внимания.
   - Что добываете?
   - Железную руду, повелитель, - поклонился карлик.
   - Хорошо, возвращаемся.
   Первая наша экскурсия затянулась. Рашатр и Кортич остались в отведенной для нас уютной пещере.
   - Я насмотрелся подземелий на десять лет вперед, - сказал Кортич, - надеюсь, священная гора откроется в ближайшее время.
   - А я посплю, - поддержал его Рашатр, - повелитель, идите вы сами.
   Я шутливо ткнул его в бок. Отдыхайте, пока не заскучаете.
   Несмотря на большое преимущество в росте, мне приходилось потарапливаться, чтобы не отстать от Шарта. Он старательно и увлеченно рассказывал, пояснял. Чтобы все осмотреть, нам понадобился не один день.
   Карлики оказались весьма просвещенным народом. Жрецы науки, их было пятеро, почти не покидали тайных пещер. Но для меня не могло быть закрытых дверей. Все тот же Шарт продемонстрировал мне новейшее достижение. Взяв щепотку переливающегося порошка, он бросил его на пол, раздался хлопок, нас окатила волна горячего воздуха, возникшее ниоткуда белое облачко поднялось к потолку и пропало.
   - Это взрывчатая смесь, - объяснил Шарт, - жрецы пытаются сделать ее более устойчивой. И мы нашли способ. Чтобы снизить чувствительность смеси к внешним воздействиям, оказывается, нужно добавить в нее воск.
   - А чтобы взрыв получился мощнее и дал больше жара, мы добавляем вот это, - седовласый жрец Патин показал серебристо-белый порошок, - это катпос. Мы добываем его из пещерных вод испарением. Катпос горит ослепительно белым пламенем.
   - Как вы собираетесь использовать взрывчатую смесь?
   - В шахтах часто приходится взрывать скальную породу, чтобы добраться до руды.
   Я спрашивал, жрецы подробно и обстоятельно отвечали на все мои вопросы, казалось, очень довольные моей заинтересованностью.
   Оказывается, карлики, вернее зарвы, я стал относиться к ним с уважением, уже давно изобрели светящуюся смесь, ту самую, что насыпалась в мешочки-светильники.
   В шахту, несмотря на возражения Шарта, я все-таки спустился. Сеть шахтных стволов, выработок и отсеков, думаю, выходила далеко за пределы "жилой" горы. Внутренняя наклонная выработка связывает между собой разные уровни, выработки, находящиеся на разной глубине. В подземных коридорах предусмотрены устройства для подачи свежего воздуха, для удаления просочившейся почвенной воды. Я все тщательным образом рассмотрел, а поднявшись к жрецам, попросил чертежи устройств.
   Кстати, я узнал, почему Шарт не хотел показывать шахты - в одной из них добывали камни, приносящие удачу. Я взял один себе - ничего особенного, - очень прозрачный, чистый как слеза. Говорят, что попадаются камни насыщенного синего цвета, но только того, кто его найдет злой рок будет преследовать до самой смерти. Я спрятал свой камешек. Как его можно использовать? Надо не забыть спросить у жрецов.
   Не менее обширными оказались познания зарвов в астрономии, науке, изучающей небесные тела. Жрецы проводили исследования, связанные со сменой дня и ночи, времен года, изучали скорость движения луны, составили карту звездного неба. Для своих изысканий зарвы использовали зрительную трубу. Достижения жрецов не являлись секретом узкого круга посвященных лиц, все зарвы поклонялись одному богу - науке.
   Однако среди них не было равенства. Складывалось впечатление, что все до одного они твердо знали каждый свое место в иерархии малочисленного народа зарвов. Странным казалось и то, что ни одного ребенка-зарва за все время пребывания в горе, я не видел.
   Но, по большому счету, мне было все равно. Я ждал, когда священная гора откроется. А чтобы не терять времени даром, старался извлечь как можно больше пользы от вынужденного затворничества в горе. Знания, почерпнутые мною у ученых зарвов, действительно, были бесценными.
   Рашатр и Кортич, в конце концов, тоже заинтересовались бытом карликов и даже общались с ними понемногу. Рашатру, впрочем, казалось, что за нами все время кто-то следит: подсматривает и подслушивает.
   Передвижения моих друзей не заботили зарвов, а я увлекся научными изысканиями жрецов, поэтому Рашатр и Кортич оказались предоставленными сами себе. Однажды, вернувшись вечером в пещеру, кстати, счет времени мы не потеряли, ведь у карликов мы находились еще не так долго, так вот, вернувшись в нашу пещеру, друзей я не застал. Но долго страдать в одиночестве мне не пришлось, они вернулись. Глаза блестят. Ну, прямо, как дети, честное слово.
   - Драгор, ты должен взглянуть на это, - с ходу выпалил Кортич.
   - Что такое?
   - Пойдем, посмотришь. Правда, не пожалеешь, - поддержал Рашатр.
   - Прямо сейчас? Я уже спать собирался.
   - Успеешь, ты такого в жизни не видел.
   - Ладно, - я снова оделся, сунул жезл в рукав, рукоятка привычно легла в ладонь.
   На всякий случай, я не расставался с ним днем, а ночью держал под боком, чтобы не украли, Рашатр не отставал со своими подозрениями насчет постоянной слежки.
   Спуск вниз длился довольно долгое время. Я уже начал потихоньку раздражаться, весь день провел на ногах.
   - Почти пришли, - заметил Рашатр с усмешкой.
   Я хмыкнул в ответ. Но мы, действительно, были уже на месте. Это я понял сразу.
   Пещера, в которую мы вошли, была средних размеров, но с очень высоким сводом. Однако поражало не это. В центре пещеры росло дерево, я бы так его назвал. Хотя, дерево очень необычное. Ствол его был прозрачен, как приносящий удачу камень, лежащий у меня в кармане. Но дерево было живым. По голубоватому стволу, по тонким раскидистым ветвям, словно по жилам струилась серебристая жидкость, кровь дерева. Ветви казались чересчур хрупкими. Однако даже не погнулись под грузом серебряных листьев, круглых и плотных. Светильников в пещере не было. Сияние исходило от этих странных листьев. Кажется, прикоснешься к этим листочкам, и они не зашуршат, а зазвенят, или, того хуже, порежут кожу острыми гранями. Я пригляделся - на листочке каждая жилка проступает, словно искусно выполненный орнамент.
   - У них тут деньги на деревьях растут, - сказал Кортич.
   - Интересно, эти листочки желтеют по осени? - пошутил Рашатр.
   - Да, - мечтательно протянул Кортич, - взять бы от деревца по веточке.
   Рашатр щелкнул пальцем по серебряному листочку.
   - Смотрите! Что это? - вдруг воскликнул он.
   Из пазухи потревоженного листочка полезла красная иголочка. Следом все остальные листочки один за другим обзавелись такими же украшениями. Иглы стали утолщаться, раздуваться. Мы не могли оторвать глаз. Иглы теперь походили скорее на бутоны. Они тяжело ложились каждый на свой листок, багрово-красные, словно налитые кровью.
   - Думаю, надо отсюда уходить, - я с трудом оторвался от созерцания магического действа.
   Друзья меня не слышали. И вдруг, тихо щелкнув, все бутоны разом открылись. И появились прекрасные пышные цветы с тонкими и очень острыми гранями лепестков. Воздух стал густым, поплыло розовое марево. Я увидел, как тут же у дерева упали Кортич и Рашатр, почувствовал слабость сам, крепко сжал рукоять жезла в руке, пытаясь удержать ускользающее сознание. Но сон наваливался всей тяжестью. Я упал рядом с товарищами, но все-таки не уснул. По какой-то неизвестной причине я продолжал видеть из-под опущенных век. Из-за дерева вышли трое незамеченных нами ранее карликов. Среди них был Тирт.
   - Готовы.
   - Долго же пришлось их ждать.
   - А этот, - карлик пнул меня в бок, попав по спрятанному в кармане камню удачи, - все вынюхивал, думает, зарвы такие олухи, что способны просто так подарить людишкам свои секреты.
   - Повелитель липовый, - поддержал его второй, пнув меня в другой бок.
   Но уже после первого удара, когда острые грани камня вонзились мне в кожу, я полностью освободился от чар волшебных каменных цветов. Значит, камешек и правда приносит удачу, или, что более вероятно, является средством защиты от магического воздействия.
   - Жезл-то где?
   - Ищи, он его всюду с собой таскает, а что с ним делать не знает.
   Карлики склонились надо мной. Я рванулся, схватил их за глотки и бросил об стену, услышав лишь прощальное "ох".
   Третий карлик от неожиданности вытаращил глаза, но не растерялся, быстро сорвал с ветки каменный цветок и ткнул мне в нос, видимо не оставляя попыток усыпить. Но в моей крови бурлило столько злости и, опять же, камень удачи, лежа у меня в кармане, делал свое дело. Поэтому, третий вместе с цветком полетел вслед за товарищами, "ненароком споткнувшись" о мою ногу, и затих.
   Я обернулся к друзьям. Они зашевелились, дурман рассеивался. Цветы, кстати, тоже пропали. На их месте краснели ягоды. Такого же пугающе красного цвета. Пробовать их никто из нас точно не собирался.
   Рашатр огляделся:
   - Ясно, ждали, когда мы заснем, жезл забрать хотели?
   - Ты что, устоял перед чарами цветов? - спросил Кортич.
   Я достал из кармана камень:
   - Вот почему не заснул. Это камень, приносящий удачу, в шахте взял.
   - Здорово.
   - Не совсем. Они знают, что я не умею пользоваться жезлом.
   - Очнутся эти трое, - предложил Рашатр, - можно их потрясти, должны знать.
   - Не надо, - ответил я, - есть у меня одна мысль.
   Я вынул из кармана камень Удачи. Как я понимаю, это естественный, созданный природой накопитель, уменьшенный аналог Кристалла ахишфов, украденного Эптором. Камень защитил меня от воздействия магии цветов - просто я находился под воздействием его собственного магического поля. Так, значит, накопитель...А что если?
   Я вынул жезл из рукава. Он казался тусклым в сравнении с сияющим серебром листьев. Нащупал углубление в вершине жезла и вставил в него камень Удачи. Вдруг серебро на вершине жезла, словно расплавленное, потекло не камень и, скрыв его совсем, снова затвердело. Я почувствовал, что жезл ожил. А в следующее мгновение вершина его раскрылась, став похожей на корону, в углублении которой сиял, отсвечивая всеми цветами, камень Удачи.
   - Жезл активирован. Думаю, теперь воспользоваться его мощью не составит труда.
   - Может, для начала уничтожим это коварное дерево? - предложил Кортич.
   - Жалко. Пусть себе томится в темнице у зарвов. Будет им радость.
   Вдруг Тирт очнулся, зашевелились и остальные, отправленные в бессознательное состояние.
   - Повелитель, - Тирт мигом оценил ситуацию и склонился в учтивом поклоне.
   Вслед за ним поклонились остальные зарвы.
   Тирт шагнул ко мне, намереваясь продолжить.
   - Остановись, - я выбросил вперед руку с жезлом.
   Тирт замер то ли от испуга, то ли жезл начал действовать. Будем надеяться, что второе.
   - Повелеваю тебе, Тирт, рассказать все то, что вы скрываете от меня и моих друзей.
   Лицо Тирта покраснело, словно от натуги, и он заговорил очень четко и как будто с готовностью, но и голос, и маленькие черные глазки блестели от злости, негодования и затаенного страха:
   - Мы пришли убить тебя, Повелитель, потому что убедились, что ты не настоящий. Но теперь я вижу, что жезл в твоих руках ожил. И мы склоняемся перед Повелителем.
   Интересно, а что было бы, если бы я приказал Тирту стать честным, добрым и щедрым. Хм. Наверное, никакая магия на такое не способна.
   Рашатр, поравнявшись со мной, проговорил:
   - Тирт сделает все, что ты говоришь, но так заметно его сопротивление. По опыту знаю: все, что из-под палки - до первого темного угла. Будь осторожен.
   - Буду, - улыбнулся я, - и жезл не подведет.
   Тирт стрелял глазами туда-сюда, словно искал выход.
   - Хватит воду лить. Говори по делу, - строго сказал я.
   - Повелитель искал могилу сына богини Ишши Шатосса, но могилы нет. Потому что Шатосс жив. Многие тысячи лет мы, зарвы держим Шатосса в плену, прикованным к скале.
   - Зачем вам это? - я не мог скрыть, насколько был поражен этим известием.
   Для меня это было большой удачей. Шатосс жив! Это очень существенно повышало мои шансы освободить Марию и Мирослава.
   - Зарвы уже несколько тысячелетий не могут иметь детей. Жрецы все это время пытаются решить проблему продления рода, но безуспешно. Поэтому пока мы продляем лишь свои жизни. А для этого нам нужна кровь Шатосса, сына богини.
   - Как же получилось, что Ишши не узнала, где ее сын, и что он не умер?
   Ответил на мой вопрос незаметно вошедший Шарт:
   - Стены пещеры исписаны тайными письменами, туда не может проникнуть никто и ничто, даже разум богов.
   Следом за ним вошли все пятеро жрецов науки. Все те, кого я уважал, кому стал доверять. Трое провинившихся упали на колени и сжались в ожидании наказания. Шарт бросил на них гневный взгляд, остальные жрецы связали им руки.
   - Как же вы туда входите?
   - Мы, жрецы, носим знаки принадлежности, - Шарт распахнул рубашку на груди.
   Знак был выжжен, как клеймо, большой, на всю грудь. Я вгляделся. Непонятно, на что похож.
   - Значит, ты можешь открыть Священную гору в любое время?
   - Да, повелитель.
   - И ты сможешь провести нас?
   - Да, повелитель...
   - Где же эта Священная гора?
   - Здесь, повелитель, - по лицу Шарта заструились слезы, - серебряное дерево охраняет вход в тайную пещеру. Мы уже на месте.
   - Тогда веди, зарв, - я сделал шаг в сторону, пропуская жрецов вперед.
   Часть стены, закрытая от нас густой серебряной кроной ранее, была ничем не примечательна - позеленевшая, растрескавшаяся от времени. Однако Шарт направлялся именно сюда.
   Он подошел к стене, снял рубашку, потоптался, видно, заняв определенное место, и прижался грудью к холодным камням. Вслед за ним, то же проделали остальные жрецы, старательно пряча от нас глаза.
   Как только последний жрец прикоснулся к стене, она пропала. Однако, пропустив нас, снова возникла.
   В огромной, сырой, плохо освещенной пещере, к обломку скалы, торчащему из каменного пола, как исполинский коготь, был прикован цепями богатырского телосложения человек, так мне показалось вначале. Подойдя ближе, я разглядел его. Да...Великан. Лысый. Лицо безбровое. Массивная нижняя челюсть. Длинные крепкие руки, очень широкие плечи. Низкий лоб. Но почему он не похож хотя бы на ахишфов? А там, разве их, богов, поймешь?
   Дыхание Шатосса было глубоким и спокойным.
   - Он спит? - спросил я Шарта.
   -Да, повелитель, - ответил карлик гораздо спокойнее, чем говорил до этого, - повелитель, то, что произошло - досадное недоразумение. Вы имели возможность убедиться в благорасположении зарвов. Мы, жрецы, искренне полюбили вас, узрев родственную душу. Эти выскочки, посмевшие оскорбить вас, будут строго наказаны. Мне не хотелось бы терять ваше доверие.
   - Повелитель, как вы намерены поступить с нами? - подал голос один из жрецов, - просим подарить нам жизнь.
   - Да живите. Вы мне не нужны. Занимайтесь своей наукой. Ищите пути продления рода. Но, мой вам совет, идите к людям. Люди добрые...
   - Повелитель, - грустным голосом произнес Шарт, - мы искренне сожалеем о проступке, совершенном нашими соплеменниками, и просим в знак того, что вы не держите обиду, отобедать с нами, так принято у нас, зарвов, я знаю, что и у людей есть такая традиция. От чистого сердца, прошу вас.
   Рашатр сказал негромко:
   - Шарт, нам бы не хотелось возвращаться...
   - И не надо, - замахал руками карлик, - все, что нужно, принесут сюда.
   - Хорошо, пусть несут.
   Жрецы остались с нами, лишь подали знак карлику, стоящему у входа.
  
   Не успели мы глазом, как говорится, моргнуть, появилась торжественная процессия, словно все было приготовлено заранее. Зарвов десять несли блюда с едой, небольшой складной столик и такие же складные стульчики. Еда была такой же, как все последнее время: мясо, лепешки темные и светлые, мелко рубленные корешки, напитки в высоких чашах. Поставив все перед нами, карлики отошли в сторону.
   - Извини, Шарт, проверка: отвечай, есть ли в еде и питье яд или иное зелье? - наставил я на него жезл.
   Аж неудобно стало, подозреваю в последнее время всех, почем зря.
   - Нет, повелитель, - ответил Шарт и стал пробовать еду и питье.
   - Можно есть, ребята, подкрепимся перед дорогой, пока Шатосс проснется.
   Было вкусно, даже очень.
   - А вы, ребята, освободите пока сына богини, - велел я карликам.
   - Повелитель, - увидев, что я доволен и сыт, проговорил жрец, - вы уверены, что хотите пробуждения Шатосса?
   - Что ты хочешь сказать?
   - Повелитель, Шатосс очень опасен. Даже вы не сможете его усмирить.
   Я взглянул на Шатосса: руки его вздрагивали - скоро проснется.
   - Почему это?
   - Но вы же знаете, что ваш жезл принадлежал когда-то Шатоссу.
   Вот это да! Только теперь я понял, чей прах сжег на вершине холма и почему жезл и обруч находились в могиле. На холме был похоронен воин, сумевший остановить сына богини Ишши Шатосса. Вместе с телом героя положили вещи побежденного врага. Гнев богини Ишши, лишенной возможности наказать убийцу сына, думаю, был ужасен. Единственное, что она могла предпринять - не дать душе воина упокоения. Она хотела развеять ее в тумане Жемчужного моря. Но душа героя и его меч были неразрывно связаны. И поэтому, душа воина металась от холма к мечу, поэтому не рассеялась в облаках тумана. Я понял теперь, в чью честь была построена в Гангоре Триумфальная арка, чей меч в руках у воина в кольчуге из змеиной кожи. Надо будет обязательно вернуть гангорцам эту часть их великой истории. Жаль, имени героя я не смог узнать...
  
   Я не успел переварить услышанное, как Рашатр толкнул меня:
   - Смотри!
   Сидящий напротив меня Шарт уронил голову на руки. Кортич заснул сидя. Рашатр схватил за грудки ближайшего карлика, но силы покинули и его.
   - Магия, в том числе магия повелителя, не действует в этой пещере, - наставительно произнес седовласый жрец, показывая рукой на стены, исписанные тайными знаками, - вы попробовали сок ягод серебряного дерева, им мы поим и Шатосса...
   Безумное желание спать овладевало мной. Упал Рашатр, сон свалил его. Все-таки обманули...
   Я схватил Шарта за грудки, приподнял и яростно тряхнул. Карлик спал и никак не реагировал, хоть я его режь. Подлый обманщик! Я отбросил его, в руке остался кулон Шарта, багровый камень.
   Карлики злорадно ухмылялись и приближались ко мне. Их лица расплывались у меня перед глазами. Вдруг в мое затуманенное сознание ворвался вой, в котором слышалась лютая тоска. Шатосс... Он проснулся... Выхватив меч, я побежал, вернее хотел побежать, но на самом деле двигался так, словно воздух вдруг стал вязким.
   Карлики подскочили, стали хватать меня за руки. Собрав остатки сил, я рубанул по цепям, сковывавшим Шатосса, это было последнее, что я видел.
  
  
   Явь это или сон или предсмертные видения. Картины стремительно меняли одна другую. Вот Шатосс с жезлом повелителя в руках. Вот мертвые карлики. Ослепительно яркий свет. Рушится гора. Но грохота я не слышу. На губах сладковатый привкус. Меня тряхнуло. Я почувствовал запах леса. Ярко-желтые глаза с черточками-зрачками очень близко... Шатосс смотрел на меня. Он что-то сказал, при этом показался его тонкий раздвоенный змеиный язык....
  
   Шатосс разглядывал меня, читал мои мысли, мое прошлое, возможно, видел будущее. Я не мог оторваться от его взгляда, словно желтые глаза держали меня и не отпускали.
   - Человек, - произнес Шатосс, - ты мог бы многого достичь.
   Это была речь древних ахишфов. Шихо мне говорил. Странно, но я все понимал. Голос его был высокий, ровный, лишенный каких-либо эмоций и чувств, за исключением, пожалуй, легкой презрительности.
   - Если бы меньше отвлекался на других, - продолжал Шатосс, - а больше думал о себе. Но человек слаб и ничтожен, ему далеко до ахишфа.
   Шатосс толкнул меня в грудь, и я упал рядом с лежащими ничком Рашатром и Кортичем.
   Монстр. И я сам принес ему жезл, от которого сейчас все мы умрем. На душе было пусто. Выхода не было.
   Шатосс направил жезл на меня. Сейчас увижу его в действии. Но ничего не произошло. Я посмотрел на Шатосса и увидел в его желтых глазах красные всполохи. Он смотрел куда-то выше, в небо. Я оглянулся.
   Багрово-красное зарево разгоралось на востоке, слишком яркое для обычного рассвета. Богиня Ишши... Шатосс покинул пещеру с тайными знаками на стенах, и богиня узнала, где ее сын. Узнала, что он жив. И вот, Ишши здесь. И снова, как когда-то, жар опаляет кожу, выжигает глаза.
   Огромная змея, тело которой свито из сгустков черного и красного пламени, сложила крылья. И я услышал ее голос:
   - Твоя жена и сын ждут тебя в вашем доме. Боги умеют благодарить. Ты получишь назад свою магическую силу, всю, кроме той, что дарует мой Поцелуй. Ты не ахишф... И еще, если нужна будет моя помощь, ты можешь позвать меня, но только один раз. Подожги эту чешуйку.
   В моей ладони появилась изумрудного цвета чешуйка со змеиной кожи.
  
   А потом все пропало: Богиня Ишши, огненное зарево, Шатосс. Друзья мои были живы. Освободить их от сонного дурмана мне теперь было легко и просто. Обруч, который был все еще при мне, перенес нас в порт Сомбатри. Рашатр решил позаботиться о Кортиче у себя на родине. Тепло расставшись с друзьями, я пожелал оказаться дома.
  
  
   Глава 8
  
   Так что же такое счастье? Мое счастье ожидало меня в самом светлом, теплом, надежном, дорогом месте на свете - дома.
   В семье была полная идиллия. Мы втроем были неразлучны. Мирослав не закрывал рот ни на минуту. Ему было интересно все, что происходило со мной, когда я спасал их с мамой. Мария вначале плакала, а потом взяла себя в руки, она же у меня сильная.
   Их собственные приключения - исчезновение из гостиницы и жизнь вдали от людей, к счастью, не были злоключениями. Пожара они не видели. Он произошел после того, как богиня похитила их. Ишши не пыталась вырвать Мирослава из рук Марии, может быть, время еще не пришло. Лишь одиночество, тоска и разлука со мной тяготили их сердца.
   Мирослав вспомнил, как, играя у беседки, услышал мой голос и ощутил мое присутствие, словно я был рядом.
   Теперь, когда все мы вместе, произошедшее кажется дурным сном, а мы никогда не расставались и не расстанемся никогда...
  
   Кругом еще лежит снег. Но что-то неуловимо изменилось, и все вокруг просто кричит о весне. Может быть, это из-за веселого солнца, окрасившего небо цветом морской волны, а облака бегут по нему, как сиреневые кораблики. Снег такой голубой, кажется, вот-вот превратится в воду. Дорожки следов бегут тоненькими змейками - будущие ручейки. Деревья, отскрипев холодную зиму, греются на солнце, подставив ему стволы и ветви. Под теплыми лучами они кажутся яркими, желто-коричневыми. И березки, скромницы-подружки, стоят - не шелохнутся, словно дни считают до весенней капели...
  
   Встретившись с Василием Андреевичем, я убедил его отказаться от покупки атхийского люцегора и самим заняться разработкой смеси, которая могла бы светиться в темноте.
   Лабораторию я организовал у себя дома, вернее, в дальней пристройке. Василий Андреевич, тоже загоревшийся идеей получения светящейся смеси, активно помогал мне, подключив к работе всех незанятых людей.
   Вроде бы добыли все нужные вещества, и смесь составлена точно, но ни малейшего проблеска света от нее не исходило. Моя магия ничем не могла помочь. Карликов не воскресить. И тут я вспомнил, что у ахишфов сохранились древние научные книги. Появилась надежда. Но сначала, если уж я опять собрался путешествовать, надо наведаться в Гангор.
  
   Историю воина, одержавшего победу над Шатоссом, я рассказал Акслидию. Воскресив память о великом подвиге, почувствовал, что сделал очень важное дело.
   Теперь триумфальная арка стала не просто скульптурной композицией. Гангорские граждане, освободившиеся от гнета Эптора, вместе со свободой обрели гордость, волю и мужество. И высоко поднятый меч, сияющий в солнечных лучах или от светлой души, заключенной в нем, никогда не позволит гангорцам опустить головы и превратиться в рабов.
  
   Золотой обруч мгновенно перенес меня к ахишфам.
   - Ты жив, и радость в твоих глазах, значит, все закончилось хорошо? - спросил Шихо, крепко обняв меня.
   - Да, Шихо, мне удалось вернуть Марию и Мирослава, с ними все в порядке, они дома.
   - Значит, ты все-таки нашел могилу Шатосса? - спросил Шито.
   - А никакой могилы не было...
   - Из крови Шатосса они готовили элексир бессмертия или действовали как-то иначе? - выслушав меня, спросил Шихо.
   - Не знаю. Не спросил, не до того было.
   - Им повезло погибнуть от руки Шатосса. Кара богини была бы страшной, - сказал Шито.
   - Гору зарвов Шатосс сравнял с землей, там у них еще был склад взрывчатых смесей. Погибли и зарвы-шахтеры. Жаль их.
   - Карлики занимались алхимией? - спросил Шихо.
   - Не только. Еще математикой, астрономией. Я, кстати, успел кое-чему научиться у них, заразился страстью к исследованиям, к науке. Природа, оказывается сильнее любой магии. Поэтому, я прибыл к вам. Шихо, ты когда-то упоминал о древних книгах ахишфов, касающихся научных исследований.
   - Есть такие, - кивнул Шихо, - книги о тайнах веществ, о плавлении металлов, о приготовлении смесей, об использовании веществ на пользу ахишфам и во вред им. Я дам их тебе, Драгор. Ты планируешь заняться науками?
   - Для начала хочу создать светящуюся смесь, а там посмотрим.
   - Хорошая идея. Сейчас книги принесут, - Шихо подал знак стоящему в дверях ахишфу.
   - Спасибо. Верну. Я все никак не спрошу про Салатика. Как он?
   - Увидишь - не узнаешь, - усмехнулся Шито, - вымахал побольше остальных.
   - Подругу себе нашел?
   - А то, уже и дети подрастают. Но ты самого главного не знаешь.
   - Неужели выбился в Главные схашши?
   - Выбился. Не без боя, конечно. Ты знаешь, что схашши охраняют подземелья ахишфов тысячелетиями. Это у них в крови. Так велела наша богиня. Но охрана была спонтанной, бессистемной. А Салатик упорядочил передвижения схашшей, выработал большую охранную систему, составил планы и графики занятости схашшей. Тем самым надежно защитил города ахишфов от несанкционированного проникновения и одновременно высвободил для схашшей время для собственных нужд: для отдыха, для занятий с детьми и для многого другого, чего они были лишены. Теперь у схашшей есть и своя жизнь, свои нужды. Мы прислушиваемся к ним. Отец сначала опасался бунта. Вдруг бы они ослушались богиню и ушли или того хуже - напали бы на нас. Но Салатик уверил, что схашши относятся к ахишфам с почтением и любовью, как к братьям, за которых не раздумывая каждый из них отдаст жизнь. Ахишфы в свою очередь организовали просветительскую деятельность для молодых схашшей.
   - Вот это да.
   - Это тоже инициатива Салатика.
   - Я его сто лет уже не видел.
   - Увы, сейчас он с инспекцией в дальних землях, - Шито развел руками, - так что...
  
   Вернувшись домой, я застал Мирослава и Марию очень расстроенными. Манюня и Маня, живущие у нашего берега, неожиданно пропали. Мы очень огорчились. Ушли, даже не попрощавшись. Ждали, что вернутся, но тщетно. Проходили недели, а их все не было. И вот однажды утром, когда мы с Марией занимались своими делами, Мирослав радостно завопил:
   - Смотлите! Смотлите!
   Стараясь не поднимать больших волн, к берегу приближалась процессия: Маня, Манюня, а между ними, задрав курносые пятачки, довольно уверенно плыли очаровательные тройняшки!
   "Маня! Манюня! Поздравляем!"
   - Манечка! Как я рада! - закричала Мария, кинувшись к берегу.
   - Дайте! Дайте мне на них посмотлеть! - пробирался вперед Мирослав.
   Пришлось взять его на руки, иначе залезет в воду.
   "Это Маша. Это Нюша. А это Няша", - смущенно представила Маня своих детей, девочек, как я понял.
   - Можно взять на руки? - спросила Мария, сопроводив вопрос жестами.
   Маня разрешила. Мирослав буквально вырвался из моих объятий, потянувшись к Нюше. Она оказалась вполне ручная, очень симпатичная и доброжелательная. Ростом меньше Мирослава, но полнее. А в остальном уменьшенная копия мамы и папы.
   Резвиться на отмели с Машей, Нюшей и Няшей стало любимым развлечением Мирослава. Маня и Манюня зорко следили, чтобы дети не заплывали на глубину, сами двигались рядом очень аккуратно.
   Мы с Марией смотрели с берега, а в небе над нами полыхало зарево заката.
  
   Наконец, мне удалось уединиться в лаборатории. Книги ахишфов были написаны красивым витиеватым почерком, рисунки, подписи, мельчайшие детали, пожелтевшие страницы, сохранившиеся благодаря магии. Возникло ощущение, что держу в своих руках сокровище. С чтением проблем не было - вернувшиеся способности позволили мне без труда читать древние строки. В этой книге я сразу нашел, что искал. Собственно, никакой ошибки я не совершил. Просто клегена, главная составляющая смеси, которую по приказу князя закупили в Гангоре, имела незначительное отличие от той, что использовали зарвы. Именно поэтому получавшаяся смесь не излучала свет. И здесь же, в этой книге, я нашел решение проблемы, так что мне не пришлось ломать голову. Оставалось произвести несложные вычисления и определить точное количество напрома, который нужно ввести в смесь во время превращения.
   Я торопился заглянуть в каждую книгу, уверенный в том, что тщательное изучение одной оторвет меня надолго от остальных.
   Эта книга самая ветхая, бумага потемнела от времени, углы страниц обтрепались. Ослабела охраняющая магия. Я освежил заклинание и с головой ушел в чтение.
   История древних ахишфов. Оказывается, у богини Ишши есть сестра, богиня Акарра. Они дочери первобогов Анерры и Шарруса. Ишши, младшая сестра, во всем стремилась походить на старшую, ни в чем не хотела ей уступать. Но, несмотря на соперничество, сестры любили друг друга.
   Когда пришла пора "божественного совершеннолетия", молодым богиням разрешили выбрать на земле существ, которым бы они хотели покровительствовать, которые бы поклонялись им. Однако гордые богини не пошли по проторенному пути, они создали этих существ сами. Так появились ахишфы и кадорры. Ахишфы - дети Ишши, кадорры поклонялись Акарре. Черты характеров богинь нашли отражение в свойствах души созданных ими народов.
   Постепенно дороги ахишфов и кадорров разошлись, как и дороги великих богинь Ишши и Акарры...
   Я взял следующую книгу. Она была посвящена магии. Обязательно займусь позже, как налажу массовое производство светящейся смеси. Надо ей еще название придумать.
   Последняя книга была посвящена магическим предметам. В ней красочные зарисовки амулетов, талисманов, оберегов и неизвестных мне предметов с полным описанием свойств, последовательности изготовления. Ахишфы сейчас не пользуются такими вещами, предпочитая действительную магию. Я вглядывался в чертежи, картинки. Одна из них показалась мне знакомой. Вот это да! Точь в точь багровый камень - кулон Шарта, я пожалел, что не прихватил его из дома, хотелось сравнить. Камень с картинки являлся вместилищем информации. Подобно тому, как накопитель концентрировал в себе громадные объемы силы. Только накопитель мог опустеть рано или поздно, а багровый камень никогда не мог иссякнуть, отдавая информацию, он не терял ее сам, да еще и, моему удивлению не было предела, являлся сложной развивающейся системой! Никаких чертежей и описаний процесса изготовления. Значит, сделали его не ахишфы. Неужели камень принадлежал богам? Ишши? Акарре?
   При активации артефакта, в его системе само собой находилось нужное средство для решения проблемы, для которой он был "разбужен". Камень читал мысли, передовал информацию, общался...
   Мне стало ясно, для чего был нужен камень зарвам. Готовили ли они напиток бессмертия или нечто другое вещество, компонентом которого была кровь Шатосса, это было уже не важно. Интересно, как попал багровый камень к зарвам?
  
   Решив вернуться к этому вопросу позже, я занялся расчетами, необходимыми для изготовления светящейся смеси. Закончив их только к утру и тщательно отмерив необходимые ингредиенты, я, еще раз заглянув в книгу, приступил к делу. Смешивал, разбавлял, выпаривал, сливал, собирал осадок, подогревал...Слава богу, никаких вредных и неприятных запахов не было, иначе Мария отправила бы меня со всеми банками-склянками куда подальше, хотя ей очень нравилось наблюдать за превращениями.
   И вот, наконец, получилась смесь, напоминающая мелкозернистый песок, почти порошок, темно-серого цвета. Теперь ее надо высушить. Я был уверен в результате, но все-таки волновался. И вообще, это занятие - без помощи магии получить волшебство - мне очень нравилось.
   Верхние частицы смеси по мере высыхания приобретали желтоватый оттенок. А когда высохла вся смесь, желтизна сменилась ярким белым сиянием. Оно не было черезчур ярким, не слепило глаза. Я попробовал применить магию, взяв в руку небольшую щепотку смеси - никакого изменения яркости не произошло. Хорошо, значит, смесь стабильна.
   Это был дар земли, теплой и доброй. Я осторожно отсыпал часть смеси в глубокую чашу. Надо показать жене и сыну. Но они были уже здесь и радостными криками встретили мою победу. Я отдал чашу Марии.
   Солнце не спешило на нео, а то, что было в ее руках, освещало наши лица и улыбки.
   - Пап! Мы Манюне такое дадим? Хорррошо?! - Мирослав с гордостью продемонстрировал и свою маленькую победу над буквой "р", - а то у них под водой темно и стрррашно!
   - Ладно, сынок. Часть князю отвезем, на показ. Остальное себе оставим и Манюне в первую очередь дадим.
   Мирослав неосторожно выдохнул, и облачко светящихся пылинок, разлетевшись, поднялись в воздух, упали, медленно кружась нам под ноги, и продолжали светиться на земле.
   - Ух, ты! Крррасота!! - охнул Мирослав, прикрыв рот ладошкой.
   - Теперь княжество и все Содружество будет со светом. Только клегену закупать придется? - спросила Мария.
   - Того, что уже приобрели, хватит лет на десять. Хоть без клегены не будет свечения, но для смеси ее надо совсем немного.
   - Пап, а мне с тобой к крррестному можно?
   - А поехали все вместе? - я обнял их.
   - Уррра!!!
   - Осторожно, рассыпешь, - шутливо проворчала Мария, - пошли собираться. Чашу надо упаковать, а то в тоннеле все ветром сдует.
   Пока Мария и Мирослав были заняты сборами, я решил переодеться. К князю еду, как-никак. Тем более, по такому важному делу. Василий Андреевич ждет. Наверняка собрал подходящих сметливых людей. Сразу дело на поток поставить хочет. И правильно. Хватит крестьянам впотьмах сидеть. Весь мир уже давно со светом. А после дела и попируем. Надо будет узнать, как дела в оранжерее, кто теперь заботится о растениях. Может, и с Елием Григорьевичем свидимся. Давно старика не видели. Стыдно. И Мария скучает. Подарков наготовила ему и Малуше с мужем.
   Уже собравшись, я взглянул на полку. Здесь все, что напоминает о последнем приключении. Багровый камень-кулон лежал на своем месте, рядом с золотым обручем. Изумрудную чешуйку, подаренную Ишши, я носил на шее. Я верю: то, что послано человеку: трудности, испытания, дается ему не просто так. Все, что происходит с нами сейчас - подготовка к завтрашнему дню. Я не верю в случайности. Почему проведение преподнесло мне этот чудесный дар? Дар ли это? Для чего и кому надо, чтобы багровый камень был у меня? Какие сюрпризы приготовила мне судьба? Только одного я у нее прошу: безопасности и счастья для сына и жены. Я взял камень в руки с благоговением. Всегда испытывал уважение к мудрости, в любом воплощении. Цепочка совсем потемнела, и оправа тоже, надо бы почистить. Я накинул цепочку на шею, ощутил кулон на груди. Разберусь еще со всем этим. Князю покажу. А там, может быть, еще на пользу отечеству послужит. Замечтался. На душе неспокойно отчего-то. Даже радость пропала без следа.
   Знакомое тянущее чувство насторожило меня. Камень! В дверях появились улыбающиеся Мария и Мирослав, глаза их удивленно расширились:
   - Драгор! Что случилось?!
   - Папа! Ты куда?! Меня с собой возьми!!
   Не успел я сорвать с шеи проклятый кулон, как меня рвануло в бездну с невероятной скоростью, так, что сдавило и скрутило судорогой все внутренности. Мысли одна за другой покинули мою голову, глаза перестали видеть. Сознание выключилось.
  
   Воздух со свистом вошел в грудь. Я открыл глаза и отшатнулся. Со всех сторон меня окружало бушующее белое пламя. Стена его была так высока, что ничего вокруг не было видно. Только круг ярко-голубого неба в вышине. Пламя не обжигало - магическое. Подо мной на огромном гладком камне начертаны незнакомые знаки.
   Глаза слезились. Я встал. С кем ты меня на этот раз сведешь, судьба? Пламя начало медленно оседать. За ним по краям огненного круга стояли высокие люди. Все выше меня, даже женщины. Все владеют магией, это точно.
   Когда пламя угасло совсем, я разглядел их лучше. Они были очень красивыми и молодыми...наверное. Их карие глаза выражали непоколебимое спокойствие и мудрость, в них плясали отблески белого пламени. Кто же они? Друзья, вообще-то, не похищают...Одеты были легко, пестрые платья у женщин, короткие штаны у мужчин. Мужчины, кстати, безусые и безбородые.
   Они изучали меня, ничего не говоря. Однако по жестам и мимике можно было заключить, что они общаются между собой, причем активно, мысленно. Я не двигался, не опускал глаз и уже собирался заговорить сам, как вдруг мужчина, стоявший передо мной, произнес что-то на незнакомом языке. Я тут же использовал заклинание, почувствовал жжение в горле. И понял, что он сказал:
   - Передай мне карард.
   Голос его был сильным, глубоким и властным. Глаза выражали уверенность и проницательность. Я вгляделся в них так пристально, что начало казаться - ничего вокруг не вижу, ничего не слышу... и не хочу...Стоп! Это он так думает, а не я. Это его взгляд притягивает и дурманит. Я словно стряхнул с себя оковы безволия.
   - У меня нет никакого карарда.
   Человек продолжал настойчиво сверлить меня взглядом:
   - Камень в нелепой оправе у тебя на груди.
   - Ах, это! - я коснулся рукой багрового камня.
   Люди вокруг меня едва заметно отшатнулись. В глазах моего собеседника появилось отчуждение и жесткость. Мужчина напряженно произнес:
   - Ты не земле кадорров. Советую вести себя осмотротельнее. Отвечай, кто ты? Откуда у тебя карард?
   - Я так понимаю, своему перемещению я обязан вам. Так уж, будьте добры, объясниться со мной первыми.
   Судя по всему, мои слова они расценили, как невероятную наглость. Глаза мужчины потемнели от вскипавшей ярости. Молчание в ответ стало таким напряженным, что камни вокруг готовы были вспыхнуть.
   Несомненно, пока этот карард у меня, людей-кадорров это нервирует, а меня, защищает.
   - Ремдар, остановись, - предостерегла мужчину длинноволосая красавица в коротеньком пестром платье.
   Мужчина немного успокоился:
   - Следуй за мной.
   Остальные расступились, пропуская нас. Я последовал за Ремдаром, осматриваясь. Мы находились на огромной площади, вымощенной гладкими точно подогнанными друг к другу огромными камнями. Я не представлял себе, как их можно было вообще сдвинуть с места. Ни травинки не было на стыках этих огромных плит. Не мудрено - не поверхности следы огня. Вокруг площади только небо. Высоко. Мы подошли к краю площадки. Вниз вели вырубленные в скальной породе узкие ступени. Скала была прямой, как столб. Справа - обрыв.
   Ремдар усмехнулся, взглянув на меня, и стал быстро спускаться. Я широко улыбнулся в ответ и последовал за ним.
   Миновав зону облаков, я с некоторым облегчением увидел знакомую пелену тумана. Жемчужное море! Это уже лучше.
   То, что это кадорры, поклоняющиеся богине Акарре, я понял, а вот чего от них ожидать...Изумрудная чешуйка, к счастью, со мной. Позвать богиню Ишши на помощь я всегда успею.
  
   У подножия скалы в свободном живописном порядке располагались дома кадорров. Стены были сделаны не из камня и не из бревен, и не из другого известного мне материала. Они были словно из песка, и такие же желтые. Крыши имели форму куполов и сделаны из такого же желтого материала, только очень гладкие, я предположил, обработанные с помощью высокой температуры. Сами дома и дорожки вокруг выглядели очень опрятными. Во всем чувствовался хороший вкус, стиль, не было ничего лишнего, никаких необдуманных детелей.
   Люди, встретившиеся нам на улице, были также молоды и прекрасны. Загорелые, с открытыми взглядами. Они расступались, пропуская нас.
   Мы подошли к одному из домов. Внутрь вошли только Ремдар и я. Нас ждали. В кресле, похожем на огромную раковину жемчужницы, сидел человек. Фигурой и одеянием он ничем не отличался от остальных. Но это был старый кадорр, очень старый. Седые волосы коротко подстрижены, морщины вокруг рта, в уголках глаз. Однако черные глаза были молодыми, в них не было усталости, присущей старикам. Только безграничная мудрость.
   - Коллаг, - немного склонив голову, негромко произнес Ремдар, - этот человек...
   - Я знаю, - ответил Коллаг, - не продолжай. Спасибо, все прошло, как нельзя лучше. Можешь идти к остальным.
   - А этот?
   - Иди, Ремдар, - в голосе Коллага появилась строгость, - я позову, если будешь нужен.
   Ремдар, нахмурившись, вышел.
   Коллаг не спешил начинать разговор, указал мне рукой на второе кресло - садись. Я чувствовал, что теперь мне будет лучше помалкивать и слушать. В этом человеке была безграничная мудрость, знания, магия и опыт. Я почувствовал уважение к нему, как к древним книгам, которые совсем недавно с благоговением держал в руках.
   Старик заговорил негромко и мягко:
   - Ты человек, маг, и неплохой, - уголки его рта дрогнули, - я мог бы прочитать твои мысли и твое прошлое. Но это было бы невежливо. Расскажи о себе сам. И будь нашим гостем, человек.
   Никакого давления, никакой магии, только дружеское расположение.
   Я почувствовал себя очень спокойно, будто дома, рядом с близкими мне людьми. В поведении и манере говорить у Коллага было что-то отеческое.
   Я не заметил, как на низеньком белом столике появились какие-то плоды, и не видел того, кто их принес.
  
   - А как к тебе попал карард? - спросил Коллаг.
   - Я случайно сорвал кулон с шеи зарва-жреца.
   - Теперь я должен рассказать тебе, Драгор, почему ты оказался у нас на Исчезающем острове. Карард принадлежал кадоррам со времен своего появления на земле. Его приподнесла в дар своему любимому народу богиня кадорров Акарра много тысяч лет назад. Карард развивался вместе с нами, в нем мы черпали знания, в нем находили ответы на все вопросы, он был сердцем нашим, нашей совестью. Мы все могли говорить с ним. Кадорры наделены способностями к магии и знаниями о природе вещей. Ты можешь увидеть у нас произведения искусства, книги, много книг. Мы способны общаться друг с другом не говоря ни слова, знаем о чувствах и переживаниях собратьев. Мы и в самом деле едины, в самом прямом смысле.
   Кадорры были многочисленным народом. У каждой пары рождалось шесть - семь детей. Наши земли были далеко на востоке. Высокие горы, тучные луга, леса, бескрайние просторы Великого океана... В лесах водились олени, медведи, лоси, по берегам - стаи рыб.
   С другими народами, населяющими эти земли, мы жили в мире, даже защищали их в случае нужды. Места хватало всем.
   Когда с запада пришла беда, и сын богини спустился на землю, чтобы уничтожить человеческий род и извести все остальные народы, кадорры не остались в стороне и присоединились к армии людей. В лесу, на восточном побережье Жемчужного моря, была одержана наша общая великая победа.
   Глаза Коллага потемнели:
   - Среди людей был мой друг, великий воин, его имя Вагор. Он погиб в последней схватке, сразив Шатосса. Мы похоронили его на самом высоком холме, положив рядом вещи побежденного врага...
   Коллаг замолчал. Видно, переживания были очень сильны.
   Рассказ его плавно перешел из прошлого в настоящее. Значит, Коллаг принимал участие в битве!? До меня только теперь это дошло. Сколько же ему лет?
   - Вагор не забыт у себя на родине, - уняв волнение, сказал я, - в его честь и в честь всех победителей той битвы в Гангоре возвели Триумфальную арку. А душа Вагора в его мече, что держит в руках золотая статуя, стоящая на вершине арки.
   - Хорошо, - в голосе Коллага послышалась хрипотца, старик был растроган.
   - Но как вы оказались на острове в Жемчужном море? Кстати, почему о нем никто не знает?
   - После того, как Вагору были оказаны все почести, кадорры собрались в дорогу, поручив захоронение Шатосса мелкорослому народцу, жившему неподалеку. Но не суждено было нам возвратиться домой. На обратном пути нас настигла месть богини Ишши. Она хотела уничтожить всех. Но богиня Акарра спрятала нас на Исчезающем острове. Только это оказалось хуже смерти... Со временем стало ясно, что еще несколько столетий, и наш народ перестанет существовать. И тогда мы решили во что бы то ни стало вырваться на свободу. Пусть даже встреча с Ишши станет для нас роковой. В живых нас осталось немного, карард был потерян. Мы оказались в море на этом острове под названием Тай, Исчезающий остров.
   Долгие годы мы искали способ вернуть карард. И вот у нас получилось. Заклинание сработало. Поэтому ты, Драгор, здесь. Мне искренне жаль.
   - Ничего. Но я не могу долго здесь задерживаться. И в самое ближайшее время собираюсь вернуться.
   Я снял с шеи кулон и протянул его старику, сожалея, что не сделал этого раньше. Коллаг все понял, принял:
   - Спасибо. Ты возвратил сердце в кровоточащую грудь...
   - Если я что-нибудь могу еще для вас сделать, то пока я еще здесь...
   - Ты меня не понял, Драгор, - с сожалением и сочувствием произнес Коллаг, - все дело в том, что Исчезающий остров находится вне времени, его нельзя увидеть. Раз в сто лет временной проход открывается, открывается проход в наш мир, ты попал сюда именно в тот день и в тот час. Но покинуть этот остров мы не можем, никогда...
   Меня словно водой ледяной окатило... Я вспомнил о чешуйке, подаренной Ишши. Воспользоваться? Нет, нельзя. Неизвестно, как она поступит с кадоррами. Остается только надеяться, что карард поможет.
  
   Итак, я остался у кадорров. Надежда вернуться домой не покидала меня, я думал, изучал, выяснял. Жил в доме у Коллага.
   У него была дочь Ардана. Молодая девушка была не похожа на остальных кадорров. Голубые, как небо в ясный день, глаза, волосы светлые, как солнечные лучи, белая кожа. Невысокая, даже по нашим меркам.
   Кадорры относились ко мне с уважением, лишь некотоые, и в их числе Ремдар, - с неприязнью. Ардана стала моей спутницей в прогулках по острову, знакомила меня с порядками и традициями кадорров. От нее я узнал, что кадорры не нуждаются в освещении, по ночам они видят так же хорошо, как и днем. В домах кадорров много книг, на стенах картины с изображением растений, моря. Различные изделия из глины, которую они обжигают, придавая прочность. Это вазы, дно и горлышко которых украшены узорами, в основном состоящими из изображений вьющихся растений. Не белом фоне коричневые или матовые рисунки. Мне очень понравились черные напольные вазы с красными фигурами людей, то есть кадорров. Из мягкого камня кадорры вырезали различные фигурки, в основном это были морские животные: осьминоги, рыбы...
   В южной части Исчезающего острова у кадорров были сады. Ардана ухаживала за деревьями вместе с другими кадоррами, я тоже помогал, не зря же чужим гостеприимством пользоваться. В саду росли разные деревья, кустарники. Похоже, все были выведены с помощью магии. И подтверждение тому - круглогодичное плодоношение и ускоренное созревание плодов. Как-то я спросил:
   - Ни разу на столе не видел мяса. Вы его не едите?
   Одна женщина, вызывающе улыбнувшись и оскалив белые зубки, проурчала:
   - Конечно, едим. Тебя съесть, что ли. Наверное, вкусненький!
   Остальные, переглянувшись, засмеялись, а Ардана нахмурилась:
   - Что за шутки, Ирда?! Придержи язык!
   - Ну что ты, Ардана! У меня аппетита нет, а вот у тебя, кажется, зверский!
   Опять все засмеялись, Ардана покраснела и ничего не ответила.
   В саду росли бледно-розовые плоды размером с арбуз, и такие же тяжелые. Под ветвями стояли подпорки и под каждым таким "арбузом" тоже. На вкус эти плоды напоминали сырую морскую рыбу и пахли соответственно. Кожица у плодов нежная, как у персика, запросто можно прокусить. Но делать это категорически нельзя - ядовитая. Поэтому собирали плоды в перчатках, потом чистили и тщательно промывали перед едой.
   Смущаясь, Ардана сказала:
   - Если ты не можешь есть руи сырыми, я могу сварить тебе...
   Вареные - совсем другое дело. Очень даже вкусно. Семена, кстати, очень мелкие, напоминают фасоль. Я собрал горстку, просто так. Питались кадарры только тем, что росло в их саду. Дичи на острове не было, рыбы у побережья тоже. Думаю, за долгие годы перевелись.
   Возвращение карарда вернуло кадоррам надежду выжить и вырваться из плена Исчезающего острова. Соратники Коллага - Вирен, Агандия и Реамзор - сутки напролет находились в его доме, пытаясь получить ответ с помощью карарда. В комнате, где они находились, творилось высокое волшебство, я это чувствовал. Но войти без приглашения не мог. Мое собственное бессилие тяготило меня. Проходили дни и ночи, а карард все не давал ответа старшим кадоррам. Я слышал разговоры о том, что Коллаг не в состоянии услышать карард.
   Находясь среди кадорров, я не мог не заметить некоторого напряжения в отношениях и спросил об этом Ардану, когда мы гуляли по саду.
   - Пока все хорощо, - вздохнув, ответила она, - но Ирда и Ремдар ведут тайно разговоры о том, что нам нужен новый вожак, что отец стар. И некоторые прислушиваются.
   - Не волнуйся. Твой отец мудр. А Ремдар просто выскочка. На него никто не обращает внимания.
   - Хорошо, если так.
  
   Однако, возвратившись домой, мы застали у порога толпу караррдов. Здесь были Ремдар, Ирда и те, кто их поддерживал.
   - Коллаг, выходи! - крикнул Ремдар.
   Раздались еще несколько нетерпеливых возгласов.
   Но Коллаг вместе с Вирреном, Агандией и Реамзором были уже на пороге.
   - Что тебе надо? - в голосе Коллага послышалась угроза.
   Услышав шум, подошли все остальные кадорры.
   - Отдай карард, Коллаг, - с вызовом произнес Ремдар, - ты стар и не способен им воспользоваться.
   - Ты стар, Коллаг, уступи место молодым!
   - Уступи с достоинством, Коллаг!
   Соратники гневно взирали на обнаглевшую молодежь, подошедшие кадорры в недоумении наблюдали. Все ждали, что ответит Коллаг.
   - Этот камень, - Коллаг поднял его, чтобы видели все, - я держал в руках во время Великой битвы и задолго до нее, и уже тогда карард был частью моего сердца и моего разума. Я держал его в руках, когда твоя мать, Ремдар, еще не родилась. Что можешь ты? Если ты чувствуешь силу - сразись со мной, и посмотрим, кто из нас слаб!
   Ремдар опустил голову. Его злость и ненависть были почти осязаемы. Ирда и остальные отступили.
   - Если тебе нечего мне ответить - уходи, - продолжил Коллаг.
  
   Несколько дней я не видел Ремдара с приспешниками. Хотелось надеяться, что они образумятся, но здравый смысл подсказывал - вряд ли.
  
   Вечер зажег в небе огни, луна висела так низко, казалось, что вот-вот коснется она потемневшей морской глади, и тогда проглотит ее вздымающаяся пучина.
   Ардана бродила по отмели, устраивала в воде маленькие водовороты, а я сидел на берегу и размышлял.
   - Твой отец единственный среди кадорров участник Великой битвы?
   - Нет, там были еще Виррен, Агандия и Реамзор. И еще моя мама, но она недавно умерла.
   - Прости...
   - А почему я не вижу кадоррских детей? Ты тут самая молодая.
   - Это потому, что их нет. Раньше у кадорров было много детей. Когда наши предки, хм, и мой отец, попали на остров, дети стали рождаться редко. Почти все умирали. За последние семнадцать лет в живых осталась только я. Отец говорил, что когда вернется карард, беды покинут нас. А у тебя есть семья?
   - Жена и сын, - ответил я.
   Ардана опять покраснела и опустила голову. Надо бы держаться подальше от этой славной девушки. И переехать не мешало бы. К Виррену, например.
   - Если старшие не придумают, как нам вырваться из плена острова, мы все погибнем.
   Я задумался, как Акарра допустила такое в отношении своего народа, почему до сих пор не вмешалась? Думаю, что заинтересовавшись нами в начале, боги постепенно теряют интерес, а может быть, разочаровываются.
   - Нет такой ситуации, которую нельзя исправить. Всегда найдется решение.
   - Хорошо бы. Ты мне расскажешь, какой он мир?
   - Он огромный и прекрасный. Сады, поля, леса, горы...Много животных... Ты видела лошадей?
   - Нет. А кто это?
   - Это прекрасные умные и гордые животные. Всадник несется на лошади быстрее ветра...
   Я рассказывал и рассказывал, и мне это было так же необходимо, как и этой милой девочке, которая так хотела увидеть весь мир.
   Вдруг Ардана встрепенулась, обеспокоенно вгляделась в ночное небо.
   - Иди в дом и никуда не выходи, - взволнованно сказала она и убежала.
   Я ничего подозрительного не заметил и не почувствовал. Домой уж точно не пойду. Ардане померещилось что-то. Ветерок донес запахи спеющих плодов, и я решил нарвать немного.
   Лунного света вполне хватало, чтобы двигаться по саду свободно, и магию не пришлось применять. Но едва я протянул руки к ближайшему спелому фрукту, как мне почудилось какое-то движение в небе. Вглядевшись, уже не смог отвести взгляда.
   Огромные, чудовищно крупные черные тени кружили в вышине. Неожиданно донеслись громкие пронзительные крики похожие на кошачьи, когда на них наступишь впотемках. И вокруг огромных черных теней заметались серые, намного меньшие. Однако их было так много, что небо плескалось серым безбрежным морем. Время от времени в нем вспыхивали огни, и визги становились истошными. Серые вспыхивали, как маленькие факелы, и падали вниз, но превращались в пепел, так и не долетев до земли.
   Громкий треск и сытое урчание, донесшиеся с другой стороны сада, оторвали меня от созерцания жуткого представления. Кто-то разоряет сад! Я побежал туда.
  
   Крылатые серые тварь были размером с теленка, человеческие руки, еще одни руки вместо ног, короткий хвост. Морды отдаленно напоминали человеческие, огромные обвислые носы и клыкастые пасти. Твари облепили деревья, передвигались по земле на корточках, громко чавкали, бросали недоеденное, снова срывали плоды, ломали ветви. Несколько тварей заметили меня и, злобно взвизгнув, прыгнули.
   Я вскинул руки, собираясь усыпить их, сожалея, что до сих пор не опробовал свою магию на острове, - вдруг не действует. Но опасения мои оказались напрасны. Твари свалились наземь, не успев приблизиться. Мало того, и все остальные серые повалились, испустив дух. Они были мертвы. Остров не ослабил мою магию, он многократно усилил ее.
   А в небе все еще велась битва. Вдруг - очень яркая вспышка - и рев, полный боли, от которого пробрала дрожь.
   Потом опустилась тишина. Я хотел уже возвращаться, но увидел приближающихся кадорров.
   Ремдар, зажимая рану на плече, растолкав остальных, преградил путь Коллагу:
   - Ты напал на меня! Я говорю всем! Кадорры, вы мои свидетели, Коллаг пытался меня убить! Я взываю к Великому суду!
   Коллаг молчал.
   - Но ты же сам вышел на линию огня! Я все видела! - выступила вперед Агандия.
   - И я все видела! - закричала Ирда.
   Она и еще несколько кадорров встали рядом с Ремдаром.
   - Закон кадорров гласит: любой, кто взывает к Великому суду, будет удовлетворен, - сказал Коллаг невозмутимо, - а сейчас мы не будем выяснять отношения.
   Ремдар сжал зубы и, гневно сверкнув глазами, освободил дорогу.
   Кадорры с удивлением заметили меня, разорения в саду и мертвых тварей.
   - Это твоих рук дело? - воскликнула Ардана.
   - Если ты о серых тварях, то - да. Немного опоздал, - я с сожалением оглядел повреждения в саду.
   - Ты сильный маг, Драгор. Это хорошо. Спасибо тебе, - сказал Коллаг, - это харски, проклятие Исчезающего острова. Они прилетают, чтобы разорить наши сады и оставить нас без пропитания. Их племя бесчисленно. Скоро, собрав новые силы, харски снова нападут.
   - А что за огромные птицы были в небе?
   Мне никто не ответил.
   - Уборкой займемся утром, - Агандия первая развернулась, - пора спать.
   Ардана подошла ко мне:
   - Почему ты не ушел? Тебя же могли убить!
   - Но я же справился. Ардана, что за птицы были в небе?
   Но и в этот раз мой вопрос остался без ответа.
  
   Утро. Небо было затянуто черными тучами. Жемчужное море внизу, покрытое обычно сияющим молочно-белым покрывалом, теперь было серым, как пепел, на который оседал такой же серый дым.
   Кадорры собрались на горе. На плечах у всех были одинаковые серые накидки. Коллаг и Вирен стали в центре площади, остальные сели полукругом прямо на каменные плиты. Я устроился в стороне.
   Коллаг, оглядев всех, громко произнес:
   - Кадорры, все вы знаете, что Великий суд являет правосудие. Как решит Великий суд, так и будет. Великий суд всегда направлял развитие кадорров, регулировал отношения в нашем обществе. Он беспристрастен и действует на основе правил, которые все мы обязаны исполнять. Но все мы должны помнить, что решения Великого суда - выражение воли великой богини Акарры, и они служат единственной цели - сохранению народа кадорров. Акарра справедлива. Она никогда не покарает невиновного. Но и преступивший закон от ее возмездия не скроется.
   Давно не созывался Великий суд. До сих пор он решал только проблемы кадорров, касающиеся жизни на острове, защиты от харсков. В первый раз к Великому суду воззвали с обвинением в попытке убийства. Великого суда вправе потребовать любой кадорр. Да будет так! Обычно я вел Великий суд. Но сегодня Виррен заменит меня.
   Виррен был ровесником Коллага. Такой же седой, статный и стройный.
   - Кадорры, вы знаете наши обычаи. Они пришли к нам со времен свободной жизни, они складывались и здесь, на Исчезающем острове. Нас мало - пять десятков кадорров! И все мы живем одной семьей, чтобы выжить. Представления о Добре и Зле у нас едины. Пусть же Великий суд решит, кто виновен, и какого заслуживает наказания.
   Все вы знаете, почему созван Великий суд. Повторюсь. Его потребовал Ремдар, обвинив Коллага в умышленном причинении вреда его здоровью и попытке убийства. Ремдар! Если это так, встань рядом со мной!
   Ремдар медленно поднялся:
   - Я, Ремдар, обвиняю Коллага! И взываю к Великому суду!
   - Объявляю Великий суд! - вскинув обе руки к небу, вскричал Вирен.
   И все кадорры громко вторили ему. А я подумал, что они, действительно, одна семья, грозная сплоченная сила. И только благодаря этому до сих пор живы.
   Виррен отыскал глазами подругу Ремдара:
   - Ирда, ты свидетель Ремдара. Встань и скажи, что ты видела.
   Женщина встала рядом с Ремдаром, отбросила назад волну черных волос. Злость в глазах портила ее красоту. Она вела себя нервно, страх прятался за всем ее вызывающим поведением.
   - Я видела, как Коллаг напал на Ремдара и попытался убить.
   - Как, по-твоему, была у Коллага причина желать смерти Ремдару, - спросил ее Вирен.
   - Да! Коллаг стар и боится, что молодой Ремдар займет его место! - закричала Ирда, обращаясь к сидящим кадоррам, - только молодые и сильные способны вернуть нашему народу свободу!
   Раздались редкие крики в поддержку Ирды.
   - Сядь, Ирда! - строго велел Виррен, - свидетель Коллага, Агандия!
   Агандия встала рядом с Коллагом. Она тоже волновалась, но в глазах ее, обычно добрых и смеющихся, сейчас был праведный гнев, волосы, тронутые сединой, гладко причесаны, вид у женщины был собранный, голос спокойный:
   - Коллаг не виновен! Я тоже все видела! Ремдар хочет использовать сложившуюся ситуацию, чтобы занять место старшего. Потому он, Ирда и несмышленая молодежь совсем недавно требовали, чтобы Коллаг отдал им карард. Коллаг тогда не воззвал к Великому суду, а зря.
   Коллага я знаю очень и очень давно. Как и все вы. Он стоит во главе нашего народа с самого первого дня на этом острове. Коллаг честный, справедливый, верный и преданный. Никто не способен привести нас к свободе, кроме него. Вот мое слово, Виррен. Если надо, я добавлю к словам свою жизнь.
   - Коллаг, по правилам Великого суда, я не могу говорить в твою защиту, - сказал Виррен, - слово тебе.
   - Великий народ! Мы последние оставшиеся в живых кадорры. Кто поведет вас вперед, я или кто-то другой, решать вам. Пусть Великий суд, правда, закон, ваши сердца и богиня Акарра помогут нам.
   - Принесите чашу! - проговорил Виррен.
   Все замерли. В тишине чувствовалось напряжение. Внесли чашу. Когда она была установлена в центре площади, Виррен сказал:
   - Коллаг, ты знаешь, что нужно делать, - и протянул другу серебристый короткий клинок, ритуальный нож.
   Кадорры сомкнули круг и запели. Слов я не понимал, но догадывался, что они призывают свою богиню, говорят о своей любви к ней.
   Коллаг обнажил руку и сделал глубокий разрез. А когда чаша наполнилась багрово-красной кровью до краев, обмотал угол накидки вокруг раны и произнес громко и торжественно:
   - Прими, Акарра, мой дар!
   Кадорры прекратили пение и застыли в ожидании. И вдруг кровь в чаше стала поблескивать. Потом что-то изменилось в ней, и легчайшие розовые блестки стали подниматься в воздух, все выше и выше и, сверкая, уходили в самую вышину. Черные тучи, до этого наглухо закрывавшие небо, разошлись над площадью. Это было так удивительно и завораживающе, что все пораженно замолчали.
   Интересно, а что же бывает, когда Акарра не принимает дар? Она сама карает виновного? Например, молнией с неба? Легко. Или предоставляет кадоррам самим принимать решение?
   Тишину нарушил голос Виррена:
   - Великая богиня Акарра приняла дар Коллага! Значит, он невиновен! А тебе, Ремдар, вот что скажу: в нашем законе не предусмотрено наказание за клевету, подлость и алчность. Такое случилось впервые. Пусть всеобщее презрение будет твоим наказанием.
   Коллаг, я ни на минуту не усомнился в твоей честности и благородстве, как и все кадорры. Ты будешь говорить?
   - Да, - глаза Коллага блестели, - только что я услышал карард...
   Все в изумлении застыли. В звенящей тишине слышно было взволнованное дыхание и биение сердца каждого кадорра. Биение моего сердца сливалось с общим хором.
   Коллаг вынул карард из-под накидки и держал его на раскрытой ладони. Камень излучал мягкий пульсирующий красный свет.
   - Карард заговорил! - продолжал Коллаг.
   Кадорры загомонили. Радость захлестнула всех нас. Неужели скоро и я покину этот остров навсегда?
   Вдруг Ремдар, воспользовавшись замешательством остальных, выхватил карард и...
   Я не повери своим глазам, да сразу и не понял, Ремдар стал очень быстро меняться, превращаясь в дракона!
   - Ремдар! Нет! Не надо! - закричала Ирда.
   Но с грозным ревом огромный черный дракон расправил крылья и дохнул огнем в сторону Коллага. Кадорры отшатнулись, Коллаг успел увернуться, с ним происходили те же превращения! Ремдар взлетел, Коллаг за ним. Вскоре все кадорры, превратившись в черных драконов, взлетели в грозовое небо, подняв крыльями ветер, который чуть не сбросил меня в пропасть. В вышине среди черных драконов парил единственный белый - Ардана.
   Вначале я не мог разобраться, кто где. Потом понял, что Ремдар в центре. Его постепенно брали в кольцо, стараясь не поранить. А он безжалостно ранил своих собратьев когтями, клыками и огнем. Кадоррам уже почти удалось заставить Ремдара снизиться. Но он вдруг вырвался и столб пламени из его пасти ударил в белого дракона! Ардана закричала и, прервав полет, стала падать. Два черных дракона подлетели к ней, подставляя свои крылья, пытались удержать в небе. Они опустили Ардану на опаленные каменные плиты. Я понял, кто был один из них. Боль, которая вырвалась из драконьего горла вместе с ревом, могла принадлежать только ее отцу.
   Драконы страшно заревели, провожая Ардану... Я тоже закричал, и вдруг услышал едва различимую пульсацию. Последние жизненные силы покидали тело Арданы. Оттолкнув ее отца, я полностью отрешился от окружающего меня хаоса. Новые возможности позволили мне определить наличие у Арданы шестидесяти пяти энергетических узлов. Я, заставляя себя не спешить, создал их проекцию на небольшом расстоянии от тела Арданы. Проложил между ними связи и, задав направление движения, подключился к системе сам, запустив в нее свою энергию. Узлы в проекции начали пульсировать, значит, нигде не ошибся. Теперь надо действовать очень точно. Совместить узлы сети с энергетическими узлами драконьего тела. Моя энергия стала уходить, меня это порадовало. Значит, организм Арданы начал восстанавливать свои функции. Однако моих сил может не хватить.
   Коллаг смотрел на мои манипуляции, не шевелясь и не дыша. Он понял, что происходит. И в ответ на мой молчаливый вопрос, согласно кивнул. Теперь я знал - Ардана будет жить.
  
   В небе бой не прекратился, Ремдар метался в исступлении. Драконы взлетели еще выше. Могучие крылья, казалось, рвут в клочья тяжелые грозовые тучи, и не небо над нами, а море, бушующее и свирепое. Огненные вспышки снова и снова. В черно-сине-зеленой пучине смешались могучие тела, исполинские крылья!
   Один черный дракон упал в море. Оставив Коллага с Арданой, я в ярости бросил самое мощное заклинание, вложив в него всю свою силу, в грудь Ремдару.
   Заклинание превратило его в огромный огненный шар. Возмездие не принесло облегчения. А в следующее мгновение огненный шар взорвался, пламя поглотило нас всех: меня, кадорров и весь Исчезающий остров.
  
  
   Мое заклинание, оказавшееся слишком мощным, уничтожило и Ремдара, и карард, который он держал в лапе. Горячий пепел от взорвавшегося в воздухе карарда обрушился на остров. Едкая пыль висела в воздухе. Тучи вновь сомкнулись над островом Тай. Кадорры были живы все, кроме того, что погубил Ремдар и его самого.
   Вместе с сознанием пришло горькое раскаяние. Я лишил кадорров последней возможности вернуться в мир, вырваться на свободу, о которой они так давно мечтали, которой не знала Ардана...
   - Ничего, - девушка подошла ко мне и ласково заглянула в глаза, - нет безвыходных ситуаций, помнишь? Ты сам говорил.
   Все кадорры были рядом. Ни слова упрека, ни укоряющего взгляда.
   - Драгор, спасибо за Ардану. Я твой вечный должник.
   - Должник? - я задумался, у меня возникла полубезумная идея, - я знаю, кто нам поможет. Коллаг, у богини Ишши передо мной есть долг. Она обещала выполнить одно мое желание.
   Я показал ему чешуйку.
   - Конечно, уходи, Драгор, - ответил Коллаг, - ты оказался здесь по нашей вине и не обязан разделять судьбу кадорров. Это наша кара.
   - Ты не понял, Коллаг! Ведь я убил Ремдара! Ты обязан воззвать к Великому суду.
  
   Дождь так и не пролился. Небо было таким же грозовым, как и утром, пожалуй, даже еще чернее.
   Я знал, какую опасную игру затеял. Любой неверный шаг сулил мне смерть от обеих сестер. Но другого выхода я не видел. Его попросту не было. Вот такое редкое исключение в теории несуществования безвыходных ситуаций.
   Снова все собрались на площади. Серую накидку дали и мне.
   Коллаг обратился к собравшимся:
   - Кадорры! Взываю к великому суду! Я обвиняю Драгора, человека, в убийстве Ремдара, кадорра!
   Вирен встал рядом:
   - Кадорры! Великий суд являет правосудие. Как решит суд, так и будет. Суд беспристрастен и действует на основе правил, которые мы обязаны исполнять. Решение великого суда - выражение воли Великой богини Акарры. Акарра справедлива. Она никогда не покарает невиновного. Но и преступивший закон не скроется от ее возмездия. Я объявляю Великий суд!
   Виррен вскинул руки к небу, все кадорры сделали то же.
   - Все мы видели, как Драгор убил Ремдара. Кто- нибудь желает встать на защиту Драгора, человека?
   В ответ - молчание. Хоть это был и спектакль, но отчего-то мне было не по себе.
   - Кадорры! Пусть Великий суд, правда, закон и богиня Акарра помогут нам! Принесите чашу!
   Кадорры сомкнули круг и запели, призывая свою богиню. Виррен протянул мне серебристый клинок. Я обнажил руку и сделал глубокий разрез. Моя регенерция возросла, чтобы наполнить чашу до краев, мне пришлось вскрыть рану еще раз.
   - Прими, Акарра, мой дар! - громко и торжественно произнес я.
   Кровь в чаше всколыхнулась. Я решил, что уже пора и поджег чешуйку.
   Тотчас в небе блеснула молния, грянул гром совершенно оглушительно. И послышался голос Ишши:
   - Я полагаю, ты желаешь избежать возмездия богини Акарры, Драгор?
   - Желаю! - выкрикнул я.
   Хлынул дождь. Одежда промокла за один миг. Однако холода я не чувствовал.
   - Наглец, - вместе со следующим громовым раскатом послышался другой голос. Голос Акарры.
   Вместе со мной ожидали своей участи гордые и непреклонные кадорры. Они готовы были принять смерть.
   Вдруг раздался оглушающий хохот, заглушивший грозу. Богини смеялись. А потом мы услышали:
   - Драгор, твоя смелость граничит с безрассудством. Ты свободен! - пророкотал голос Акарры.
   Следом прогремел голос Ишши:
   - Вы, кадорры, тоже свободны!
  
   Вот и настала последняя ночь на Исчезающем острове. Ливень смыл пепел в море. Теперь только погибшие сады напоминали о недавней трагедии. Так и получилось: не было бы счастья, да несчастье помогло.
   Этой ночью Коллаг прощался с островом на вершине его единственной горы. Кадорр трансформировался. Зачем? Быть может, драконья ипостась позволяла ему полностью раскрыться, стать свободным.
   Могучий черный дракон стоял на краю площади и смотрел в ночное небо, усыпанное звездами. Лунный свет струился, неверный и зыбкий... Коллаг расправил крылья, но не взлетел. Быть может, он прощался не только с островом, ведь здесь умерла мать Арданы...Сияющий в лунном свете дракон. Таким останется в моей памяти Коллаг.
   Тихо подошла Ардана:
   - Вот и все. Завтра утром мы покинем Исчезающий остров.
   - И ты увидишь мир, о котором мечтала, - сказал я.
   - Твой дом на севере? - спросила девушка.
   - Да.
   - А нам на восток. Это так далеко.
   - Разве для вас имеют значение расстояния?
   - Я не о том. Может быть, мы больше никогда не увидимся, Драгор. Я хочу тебе сказать... Береги себя. И будь счастлив.
   - И ты.
   - Ладно, я пойду, отец зовет, - в голосе Арданы слышалась грусть.
   Я понимал ее. Все, что видела Ардана - это остров Тай и ничего больше. Она мечтала о свободе, о прекрасных необъятных просторах, о новой жизни. Но вместе с тем, эта самая новая жизнь страшила ее, как все неизвестное. Она не осознавала, что с нею. Но я уверен, это все пройдет. И сомнения, и переживания - очень скоро все станет далеким, смешным и, в конце концов, просто забудется.
  
   На востоке разгоралось рассветное зарево. И по небу, и по перламутровой глади Жемчужного моря вдруг разлились огненно-красные, розовые и оранжевые потоки, облака в небе и туман в море - все смешалось, и одно казалось зеркальным отражением другого. Это свет далекой родины кадорров. Ее приветствие, ее зов.
   Кадорры стали трансформироваться. Я никак не привыкну к этому пугающе прекрасному зрелищу. И только сейчас разглядел по-настоящему, как они прекрасны: огромные кожистые крылья, в солнечном свете они преобрели фиолетовый оттенок, абсолютно черные блестящие тела, покрытые крупными чешуйками брони на груди. На мощных четырехпалых лапах с изогнутыми острыми когтями и хвосте чешуйки поменьше. Голову, крупную, напоминающую змеиную, длинную шею и хвост украшают костяные наросты в виде ряда острых шипов. Узкая пасть с двумя рядами острых зубов, широкие ноздри. Умные глаза, в них такая глубина... Пожалуй, я скоро научусь узнавать каждого из кадорров. Ардана была намного меньше остальных, такая же прекрасная, только белая.
   Стая взлетела, быстро набирая высоту. Я сидел на спине Коллага и наслаждался полетом и необыкновенной красотой. Сверху Жемчужное море было абсолютно белым, как небо, когда его не видно за облаками, а над нами сияющая голубая гладь.
   Счастье полета. Я, конечно, не был одинок, и чувствовал это в каждом взгляде, в каждом взмахе крыла и даже в молчании кадорров, свободных драконов.
   Никогда еще я не пересекал Жемчужное море так быстро. И, когда вдали показалась полоска суши, не мог поверить, что дорогой моему сердцу край уже так близко. Я указал Коллагу, где лучше сделать остановку. Горы скрывали нас от любопытных глаз, рыбаков в море не было. Карарды не стали тратить время на трансформацию. Глядя в мудрые драконьи глаза, я сказал:
   - Хотел бы пригласить вас к себе, но знаю, откажетесь. Вы так долго ждали этого дня.
   - Жаль расставаться, - сказал Коллаг, - ты стал мне другом, Драгор, человек, воин, маг - все в одном лице.
   - И не надо расставаться, - я пристально посмотрел в его глаза, - можно общаться на расстоянии: говорить и даже видеть.
   - Ты говоришь о ментальном канале?
   - Именно.
   - Хорошо. Посмотрим, какам вы видите мир.
   Однако, осуществив задуманное, я сам чуть не задохнулся от изумления. Такая богатая палитра красок, такая острота зрения... Заметив мое состояние, Коллаг едва заметно усмехнулся, но сказал серьезно:
   - Теперь, Драгор, я буду знать, если тебе понадобится моя помощь. Можешь рассчитывать на всех кадорров. Прощай.
   - До свидания, буду ждать вестей. До свидания, друзья!
   Драконы взлетели:
   - До встречи! Счастья тебе!
   Ардана взмахнула на прощание крылом:
   - Прощай, Драгор...
   Кадорры взлетели, я смотрел им в след, пока в пронзительно синем небе они не превратились в исчезающие точки.
  
   - Папа! Ну, куда ты пропал?!
   Я подхватил Мирослава на руки, обнял Марию:
   - Как же я за вами соскучился!
   - И правда, Драгор, мог бы и предупредить. Не ожидала я от тебя. Где ты был полдня?
   - Да, сам говорил, что к крестному все вместе поедем.
   - Сколько меня не было? - я немного растерялся.
   - Полдня... - Мария подозрительно сощурилась, - а что?
   Я не стал ее волновать, ни к чему сейчас. Потом как-нибудь расскажу.
   - Так где ты был?!
   - Потом, потом, мы уже опаздываем. Мирослав, ты уже придумал, как мы смесь назовем?
   - Пап, пусть будет светлячками называться.
   - Хм, а что, так и назовем. Сразу понятно, о чем речь. Вы собрались?
   - Давно уже, - Мария оглядела мою одежду.
   - Пойду, переоденусь, - и правда пообтрепалась. Сколько же недель я провел у кадорров. Ничего себе, попутешествовал.
   - Пап, а давай перенесемся с обручем? Ты обещал.
   - Ну так я же сказал, когда вырастешь, забыл?
   - Так я же гляди, как вырос, - Мирослав встал на цыпочки.
   - Что, уже по тоннелю не интересно? Надоело? Так можем пешочком... - вкрадчиво проговорила Мария.
   - Что ты, мама, вам тяжело пешком. Ладно, давайте по тоннелю.
  
   Князь с княгинею нас ждали довно. Мирослав бросился к крестному. Василий Андреевич тоже был рад. А потом Мария и княгиня Ольга его позвали, чтобы дал нам с князем поговорить.
   Я снял платок с чаши. Мягкий ровный свет разлился по палате.
   - Вот, Василий Андреевич, принимай работу.
   - Ну вот, теперь и наше княжество, и все Содружество со светом будет. Какой ты молодец, Драгор.
   - Сам рад, княже. Людям будет облегчение...
   - И казне экономия, - усмехнувшись, продолжил князь.
   - А то!
   Мы рассмеялись, как старые друзья, кем, несомненно, и являлись на самом деле.
   - Ты знаешь, Василий Андреевич, а ведь я утром был на острове в Жемчужном море.
   - Обручем пользовался?
   - Да нет... Багровый камень, что привез из Атхии... Он принадлежал кадоррам, людям-драконам...
  
   - Это значит, что время на острове течет быстрее, чем у нас, - выслушав меня, задумчиво проговорил Василий Андреевич, - чего только на свете не бывает.
   - Это не магия, не волшебство. Это силы куда более могущественные.
   - Говоришь, эти кадорры не опасны?
   - Они такие же, как и мы. Только, пожалуй, знают больше, живут дольше. Мудрые, благородные, порядочные. Хотя, конечно, встречаются и у них исключения, не без того.
   - Ладно. Слава богу, все в прошлом. И кадорры твои далеко. И остров тот. Когда мастеров обучать возьмешься? Сегодня все собрались с утра, да тебя не дождавшись, отпустил.
   - Завтра. Сегодня вечером надо Елия Григорьевича навестить.
   - Тогда к столу...
  
   Открыла дверь Малуша и охнула:
   - Вот радость-то! Мария, Драгор, проходите. Мирослав, дай я тебя обниму!
   - Ну, наконец-то, вспомнили о старике, - показался Елий Григорьевич.
   - Гостей принимаете? - я шагнул навстречу старику.
   - Ну, куда ж вас денешь, проходите, раз пришли, - засмеялся купец.
   Обнялись со стариками, расцеловались.
   - А наследник-то, как вырос! Дай-ка, я на тебя посмотрю! - Елий Григорьевич оглядел Мирослава, пригладил непослушные волосы, - взрослый парень совсем, мужчина. Молодец.
   - Да, - Мирослав вытянулся, чтобы стать повыше, - я уже взрослый. Родителям помогаю. Вот, мы светлячков вам принесли.
   - Так это правда, что говорят? - охнула Малуша.
   - А я что тебе говорил, - подбоченился купец, - да уж, большое дело ты, Драгор сделал.
   - Да как светит ярко! Это нам?
   - Вам, бери, Малуша, не бойся, не горячее, - протянул я ей чашу.
   - Как вы поживаете? Как здоровье? - спросила Мария обеспокоенно.
   - Все бывает, - утерла платочком глаза Малуша.
   - Нечего об этом говорить, только время тратить, пошли в дом, - сказал ворчливо Елий Григорьевич, - Малуша, накрывай стол.
   - Я помогу, - сказала Мария, - а ты, сынок, пойди, дедушку Прокопа позови.
   - Как с делами, Елий Григорьевич, все ладится? - спросил я, усаживаясь за стол.
   - Стар стал, помощник толковый нужен, а так ничего. Торгуем помаленьку. Опять же в Кафре летом побывал. Удачно все сложилось. Свое продал, да там кое-чего прикупил.
   - И что нового слышал?
   - В Кафре все по-прежнему, процветают. Гангор налаживает связи, возрождает экономику, молодец Акслидий, за дело умело взялся. Будет толк. Вот и Василий Андреевич скоро туда отправляет корабль, говорил он тебе?
   - Да мы о другом говорили. Будем производство светящейся смеси налаживать. Чтобы в каждой избе светлячки были.
   - И то дело. Значит, атхийский люцегор нам без надобности теперь?
   - Выходит так. Князь тебе рассказывал, как они его добывают?
   - Говорил. Кровавые те камни. И правда, негоже их покупать. Мне купец кафранский рассказывал, что в Атхии нехорошие дела творятся.
   - Пожалуйте кушать, - прервала беседу Малуша.
   Мирослав, возвратившийся вместе с Прокопом, уплетал за обе щеки. Малуша всегда хорошо готовила. Ждали гостей или нет, а у нее каждый день праздничный обед.
   - Малуша, ну а как твои растения? Есть что-нибудь новое?
   - Нет, в этот раз ничего мне не привез Елий Григорьевич.
   - Не расстраивайся, Малуша. Вот, возьми семена, - протянул я ей сверток, - не знаю только, приживутся ли у нас.
   - Что за растения?
   - Деревца вырасти должны. Плоды - фрукты - не фрукты. Величиной с арбуз. Называются руи. Ядовитая кожица, а на вкус - морская рыба.
   - Интересно-интересно, - загорелась Малуша.
   - Вот и новая задача моей женушке, - улыбнулся молчаливый Прокоп, - а то заскучала совсем.
   - Ты мне, Драгор, все подробненько расскажи, какую землю любит, да какой уход.
   - Земля нужна песчаная. Все расскажу, Малуша, не беспокойся.
  
   Заботы о семье, воспитание сына, дела, связанные с производством светящейся смеси. У меня не хватало времени на сон. Я спешил все успеть. Спешил жить. Каждый мой день был переполнен, и это радовало меня. Нет, я не чувствовал близкой разлуки, ничто не тревожило меня. Просто научился дорожить каждым днем, проведенным с дорогими людьми.
   Люди, которых князь направил мне в помощь, оказались способными, заинтересованными, так что с ними было приятно работать. Святлячки наши уже освещали многие палаты, дома, избы. Княжества, входящие в состав Содружества, заключили с нами договора на покупку светящейся смеси. Планы были грандиозные. Я начал подумывать о том, как превратить смесь в кристаллы нужных размеров, не уменьшив яркости свечения. Это было бы гораздо удобнее и красивее.
   - Пап, - отвлек меня от раздумий Мирослав, - научи меня волшебству.
   Мирослав всюду ходил за мной, светлячки его больше не радовали. Игрушки, которые сшила Мария: медвежонок, волчонок и какая-то пестрая птица валялись в траве. Он мечтал увидеть настоящее волшебство, и очень хотел чему-нибудь научиться сам. Я задумался, были ли у меня изначально способности к магии? Если нет, то, значит, их разбудил и развил Майгерон. Но для своего сына я хотел спокойной и мирной жизни. Поэтому, я не стану искать у Мирослава способности к магии. А утолить его интерес легко.
   - Ладно, смотри.
   - Ой, пап!!! - малыш завизжал от радости, увидев волчонка, медвежонка и петуха, поднимающихся из травы самостоятельно.
   Игрушки танцевали, прыгали, кувыркались, терлись о ноги Мирослава. А потом запрыгнули ему на руки, петух попытался закукарекать, но у него, увы, ничего не получилось. Мирослав увлекся, забыв обо мне, я плеснул щедро им вслед энергии, игрушки будут "живыми", пока сыну не надоест игра, и занялся своими делами.
  
   Выращивание кристаллов оказалось поистине увлекательным занятием. Смесь оказалась стабильна к повышению температуры. Однако характер растворимости ее для меня пока оставался загадкой. В одних случаях растворение происходило с выделением теплоты, в других - с поглощением, и растворимость менялась до тех пор, пока температура раствора не выравнивалась до комнатной.
   Раствор не взаимодействовал с воздухом. Проделав многочисленные опыты, я понял, что вещество должно быть очень чистым. Иногда в смесь попадала пыль, даже если я готовил ее сам.
   В начале исследования кристаллы были нестабильны. Вынутые из расствора, они разрушались в течение нескольких минут из-за потеи влаги, раззыпались серой пылью. Поменяв растворитель и точно рассчитав его объем, я решил эту проблему.
   Теперь передо мной стояла задача вырастить кристалл нужной формы. Я заметил: чтобы кристаллы росли как можно более правильно, кристаллизация должна идти медленно. И, к тому же, оказалось, что при быстром росте кристаллы мутнеют, а их способность светиться уменьшается в разы.
   Поначалу мне не удавалось достаточно очистить раствор от примесей. Любая примесь в нем становилась включением в кристалле или являлась источником дефекта. В итоге, кристалл получался непонятной формы, состоящий из наростов и искажений. Иногда это выглядело интересно. Но мне хотелось вырастить кристалл правильной формы, без отклонений, которые, я думаю, обязательно сказались бы на способности излучать свет. Видимо, я упускал какие-то важные моменты. Не один день я провел в своей домашней лаборатории, прежде чем взял в руки первый светящийся кристалл.
   Это был идеально правильный многогранник. Светящаяся способность его по сравнению со смесью, на основе которой он был получен, возрасла многократно. Многогранник излучал очень яркий голубоватый слепящий свет. За окнами давно была ночь, а в комнате светло, как днем. Это была чистая победа. Ни капли колдовства. Внести изменения в процесс производства не составит труда. Завтра же займусь этим.
  
   Проснулся поздно. Солнце уже взошло. Мария хлопотала по хозяйству, а Мирослав, ранняя пташка, тихо возился со своими игрушками.
   - Доброе утро, сынок, - потрепал я его вихры.
   - Пап, чего ты долго так? Оживи их, пожалуйста! - он указал взглядом не неподвижные игрушки.
   - Что, понравилось волшебство?
   - Конечно! Вот бы мне самому научиться!
   - Это большая ответственность, сын.
   - Пап, научи меня. Я справлюсь. И буду великим волшебником.
   - Когда-то один старый волшебник спас мне жизнь. Его звали Мирослав. Он был великим волшебником. Мы с мамой назвали тебя Мирославом в память о нем. Придет время, и я расскажу тебе о нем.
   - Да? Вот видишь! Ты должен научить меня, раз у меня имя волшебника.
   - Это сложно, сынок, я еще не решил.
   - Но почему?
   - Потому что это очень опасно.
   - А ты сам? Самому тебе не опасно?
   - Опасно. Так опасно, что даже вы с мамой чуть не пострадали.
   - Вот видишь, пап! Для нас с мамой все равно опасно. Так что будет лучше, если я сумею защитить нас всех!
   - Защитить? - я задумался.
   Кто знает, что нас ждет впереди. Смогу ли я всегда быть рядом с ним? Есть ли у Мирослава способности? Как мне развить их? Я решил, что все-таки сначала поговорю с Марией. А потом посмотрим.
   Мирослав нетерпеливо подергал меня за рукав:
   - Пап, ну пап! Ну, научишь?
   - Я подумаю, Мирослав, - ответил я серьезно.
   -Ура! Ура! - малыш запрыгал вокруг меня, подбрасывая свои игрушки.
   Мне тоже стало весело. И игрушки снова "ожили", Мирослав завизжал от восторга и убежал, забыв обо мне. Но о нашем разговоре, я думаю, он не забудет.
  
   - Конечно, с кристаллами будет гораздо удобнее, - обрадовался Василий Андреевич.
   - Теперь придется немного перестроить все производство, потребуются еще люди.
   - Да, конечно, о чем разговор, будут тебе люди, - князь все разглядывал кристалл, - и такие яркие, аж смотреть больно. Куда там атхийскому люцегору! Кстати, прибыл посол из Атхии. Должен явиться с минуты на минуту. Поприсутствуешь?
   - А по какому поводу прием?
   - Хотят заключить договора на поставки зерновых: пшеницы и кукурузы.
   - Нет, я, пожалуй, пойду. В цех надо еще зайти.
   - Ну, как знаешь.
  
   В цеху по производству светящейся смеси работа кипела. Придется останавливать, перестраивать многое. Но оно того стоит. Пока я ходил, думал, прикидывал и, как говорится, "совал нос в каждую дырку", незаметно стало вечереть.
   Посыльный Василия Андреевича нашел меня, когда я уже собирался уходить:
   - Вы еще здесь! Слава богу!
   - Что случилось?
   - Не знаю, - только Василий Андреевич был очень взволнован и просил вас срочно идти к нему.
   Что же случилось? Может, посоветоваться хочет по поводу продаж? Так до утра подождал бы.
   Князь ждал меня, склонившись над бумагами.
   - Василий Андреевич, что случилось?
   - Садись, Драгор, - поднял голову князь.
   - Как прошли переговоры?
   - Все хорошо. Завтра отправляем первую партию. На своем корабле. Я о другом хотел поговорить...
   - О чем?
   - Посол мне кое-что рассказал...Так ты говоришь, что кадорры-драконы не опасны?
   Я опешил:
   - Конечно, нет.
   Однако тон, которым Василий Андреевич задал вопрос, насторожил меня.
   - Так вот, посол сказал, что драконы, появившиеся недавно в горах Этангионизии, жгут людские поселения в Атхии! Как ты это объяснишь?
   - Не может быть...
   Я закрыл глаза и сосредоточился, вызывая Коллага. Он откликнулся не сразу. Сначала я почувствовал его боль, невыносимую лютую тоску и гнев, потом увидел то, что видит он: огонь, пожирающий дома, мечущихся, сгорающих заживо людей, услышал душераздирающие крики. А потом голос Коллага ответил:
   "Драгор! Ардана похищена! Ее пытают! Мы все чувствуем, как она страдает"!
  
  
  
  
   0x01 graphic
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

Оценка: 8.33*5  Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"