There is no the dark side of the moon, really. Matter of fact it's all dark.
Pink Floyd
На обратной стороне Луны, поверхности которой никогда не касался оптический прибор, раскинулись бессчётные остроконечные скалы. Их не тревожит воздушная эрозия, не орошают дожди, не заметают снега. Их единственными спутниками являются глубокие чёрные тени. Скалам грезится, что тени - это их неверные супруги, исчезающие каждую ночь, но непременно появляющиеся утром после очередной тайной измены. Тени же ничего не знают ни про скалы, ни про свой супружеский долг. Они болезненно кривятся на неровной поверхности, покрытой вулканической пылью и трещинами, и старательно прячутся от безжалостного солнца, чтобы к вечеру бесследно сгинуть в кромешной тьме. И вновь одинокие скалы будут стоять долгую бессонную ночь, остывая в космическом холоде, и ждать наступления дня.
Но вот Солнце возвращается и неистово пылает на чёрном небе, продырявленном множеством меньших светил, и не ослабевая давит на малую планету миллионами тонн ярчайшего света. Планета нагревается, и скалы задрёмывают на ярком свету, всё глубже погружаясь в объятия галактического сна. Им снится, как на далёкой голубой планете солнечный свет нагревает куски гниющего мяса, и в нём начинают шевелиться черви. Насытившись полусгнившей плотью, черви окукливаются и взлетают навстречу Солнцу миллиардами мух, наполняя мир жужжанием слюдяных крыльев, царапаньем хитиновых лапок и прикосновениями липких влажных хоботков. Жужжание наполняет космическое пространство, мухи разлетаются по всей Вселенной, превращаясь в небесные тела. Метеориты сталкиваются с кометами, кометы распускают пышные хвосты, взрываются сверхновые звёзды. Небесные тела безостановочно жужжат и напряжённо борются друг с другом, но в редкие минуты отдыха они склоняются к малой планете и с любопытством смотрят на её безжизненный лик.
Там, на пыльной поверхности, рябой от ударов бесчисленных космических тел, в самом сердце скальных массивов есть крохотная тайная долина, где нет ни выбоин от метеоритов, ни вулканического шлака, ни нагромождений обломков древней породы - словно неведомый дворник чисто прибрал и подмёл эту территорию. Её окружает аккуратный деревянный забор, а за ним - череда металлических флагштоков с яркими флагами, безжизненно повисшими в безвоздушном пространстве. Гостеприимная лесенка из ярко-синей пластмассы ведёт на крохотную, заботливо ограждённую горку, с которой можно очень славно скатиться на попе по полукруглому гладкому жёлобу, но никто не катается. Неподалёку от горки застыли навечно сидения качелей. Они мёртво свисают вниз, и некому их раскачать. Рядом с ними замерли ещё одни качели в виде весов с длинной перекладиной-коромыслом и сидениями по краям. Одна сторона перекладины приникла к безжизненному грунту, а вторая сиротливо задрана вверх, навстречу равнодушным звёздам и холодному пылающему Солнцу. В двух шагах от забора сгрудились в унылое стадо фигурки животных на небольшой карусели, которую некому раскрутить. А к самому забору аккуратно прислонён маленький нарядный велосипед, педали которого истосковались в вечном и бесплодном ожидании детских ножек, которые закружат их в весёлом праздничном вихре.
Жёсткие ледяные лучи косо врезаются в песочницу под деревянный грибок, окрашенный в виде яркого мухомора, и высвечивают каждую крупицу кварца. Ни одна песчинка не шелохнётся - разве что когда-нибудь ударит метеорит. Длинными холодными лунными ночами в этой песочнице испуганно жмутся друг к другу пластмассовая лопатка и ведёрочко, ища друг у друга защиты от грозного галактического мрака. Они ждут рассвета. Прижавшись друг к другу, они мысленно дрожат от страха - но верят, что однажды взойдёт над ними не безжалостное светило, пылающее ледяным космическим жаром, а доброе и ласковое солнышко, и легкий ветерок будет нежно трепать флажки на флагштоке, и небо из чёрного станет ярко-синим. О как мечтают они о детских ручонках! О влажных песочных куличах, о забытых в песке куклах и оловянных солдатиках, о весёлом детском смехе...
Но ослепляющий фосфорический полдень сменяет пронзительное утро, вечер сменяет полдень, раскаляя безжизненные камни, и неистовое космическое Солнце проваливается за близкий горизонт. В этот момент безмолвные обитатели детской площадки забывают о мучениях, причиняемых им ледяным жаром космического света, и хотят только одного: чтобы страшное светило не оставило их на произвол вечной тьмы, чтобы Солнце вернулось. Они никогда не видели детей, и никогда их не увидят. Они вообще не уверены, что дети существуют в необъятной Вселенной и склоняются к мысли, что дети - это лишь смелый и недозволенный плод их воображения. Они не в силах убедить себя, что весь смысл их существования заключён в радостном служении этим сказочным неведомым существам, потому что они никогда их не видели, но и отринуть от себя эту мысль тоже выше их сил.
Так проходит день за днём, ночь за ночью бессчётно, и невидимая беззвучная скорбь, отчаянно пульсируя, взлетает над малой планетой и растекается по окраинам Вселенной, достигая самых дальних радиогалактик. О как знакома нам эта скорбь! Откуда мы? Кто мы такие? Зачем мы такие? В чём наше предназначение? Есть ли оно вообще? И эти ужасные вопросы, всегда остающиеся без ответа, давят сердца сильнее чем неистовый солнечный свет, холодят душу глубже чем межгалактический мрак, и делают краткую жизнь, лишённую смысла, дольше чем сама Вечность.