Шлёнский Александр Семёнович : другие произведения.

Меморандум Кнудлера Ч.2

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:

Меморандум Кнудлера

  
  
  

2. Венок памфлетов об этике

  
  
  

2.1. Печальная судьба человеческой справедливости.

  
   С чего начинается этика? Она начинается с понятия о должном.
  
   Что есть должное? Должное есть некоторое понимание, существующее между людьми и указывающее человеку, как ему следует поступать в определённой ситуации.
  
   Почему должное является необходимым атрибутом общественной жизни? Потому что в отсутствие должного поступки человека станут непредсказуемы и опасны. Человек, не ведающий должного или не желающий поступать как должно, опасен для общества.
  
   По какой причине и по какому праву должное является должным? По той единственной причине, что должное предписывает человеку действовать людям во благо, и если человек не поступит как должно, он будет действовать людям во вред. Должное становится должным по праву справедливости.
  
   Абстрактная идея справедливости есть идея о долженствовании в обществе норм поведения, следуя которым, никто не сможет действовать во благо одним и при этом одновременно во вред другим.
  
   Несправедливое ни прикаких обстоятельствах не должно стать должным. Должное, будучи несправедливым, является безосновательным и злонамеренным посягательством на человеческую волю. Будучи справедливым, должное также может быть посягательством на человеческую волю, но только в том случае если человек не желает сам по себе действовать справедливо. Это последнее обстоятельство принижает идею долженствования, делает её несовершенной, поскольку в нём присутствует насилие на волей.
  
   Совершенство в значительной мере отождествляется с гуманной естественностью и ненасильственностью событий. Таким образом, идея справедливости, соединённая с идеей совершенства, включает в себя также и положение о том, что справедливость не должна быть навязана человеку извне, а должна интериоризироваться на уровне нравственности каждого человека. Другими словами, человек должен сам чувствовать внутренним чувством, что является справедливым в каждой конкретной ситуации и следовать справедливости под влиянием собственных побуждений. В совершенном обществе должное исходит изнутри человека, а не навязывается ему извне; человек нуждается лишь в этическом обучении, но не в принуждении.
  
   Чтобы справедливое всегда было должным, а должное - справедливым, людям необходимо во всякий момент и при любых обстоятельствах представлять себе, что является справедливым в данной ситуации, делать справедливое должным и поступать как должно. Эффективность, жизненность, и практическая приемлемость этики в первую голову зависит от того, как в ней решён вопрос о справедливости.
  
   Откуда приходит идея справедливости? Ответ на этот вопрос не прост, потому что справедливость - это не объективное природное явление, и не теоретический конструкт, полученный в результате анализа проблемы, а абстрактное понятие, возникающее непосредственно на основе субъективного чувства. Поэтому имеет смысл сперва разобраться в природе специфического чувства, которое можно назвать чувством справедливости.
  
   Итак, идея справедливости возникает из чувства справедливости. Откуда же берётся чувство справедливости? Невозможно дать ответ на этот вопрос, оставаясь в рамках философии или теологии. Более близкой к реальной жизни, и потому более полезной, оказывается биологическая парадигма. Согласно наблюдениям этологов, чувство справедливости - это одно из инстинктивных чувств, которое возникает в связи с определёнными аспектами взаимоотношений человека с природной и социальной средой, а именно, является реакцией на неравное распределение в социуме редких ресурсов, различие в уровне комфорта, в возможности избегания опасности и других жизненно важных благ.
  
   Если бы все блага в мире были доступны людям без ограничений, и при этом бы также отсутствовали страдания, в справедливости не было бы никакой необходимости. Но к сожалению, наличествующих в мире благ слишком мало, чтобы удовлетворить нужды всех людей. В то же время страданий в мире предостаточно. Страдание возникает не только вследствие причинения человеку физического или иного ущерба: отсутствие благ, необходимых человеку для его физического и духовного развития и для отправления жизненных нужд, также воспринимается им как страдание. Если бы все без исключения люди были полностью уверены, что блага должны распределяться и действительно распределяются в абсолютно равных долях, и никто не имеет права на большую долю, чувство справедливости никогда бы не возникало. Если бы блага распределялись не равномерно, а в соответствии с заслугами и провинностями каждого человека, и каждый был бы абсолютно уверен, что получает ровно то, что заслуживает, чувство справедливости тоже бы не возникало. Наконец, если бы никто из людей не имел ни малейшего представления о тех долях общего блага, которые получают все остальные люди, и был лишён всяческой надежды это узнать, то чувство справедливости опять же не возникало бы.
  
   Итак, чувство справедливости возникает только в связи с тем, что люди имеют возможность сравнить и постоянно сравнивают ту долю благ, комфорта и безопасности, которой они располагают, с той долей, которую получают другие люди, и не согласны с пропорциями, по которым происходит распределение. Когда один человек испытывает лишения, наблюдая при этом, как другой человек аппетитно и жизнерадостно потребляет блага, страдания лишенца удесятеряются, становясь из тагостных неимоверно мучительными. Страдающий человек завидует каждому куску, съеденному улыбающимся, причмокивающим ртом преуспевающего конкурента. "А как же я?! А мне?! А МНЕЕЕЕЕ!!! А моей жене?! А моему Чмупсику?!" - вопит всё его возмущённое существо. Страдающий от несправедливости человек корчится от физической и нравственной боли и желает, чтобы его страдания немедленно прекратились, и он торжественно присоединился к вкушению благ, либо наоборот - чтобы вкушающий блага человек немедленно их лишился и сам начал испытывать страдания. "Вы тут, сволочи, жрёте, а мне так ничего и не дадут?" - на физиономии лишенца возникает выражение смертельной обиды, переходящей в непримиримую вражду: "Ну, тогда..." - тут голос обделённого человека начинает звенеть от злобы и обиды, - " Ну тогда - чтоб вы, твари бессердечные, насмерть подавились!!!".
  
   Также очень типична следующая ситуация: "Это как же так выходит: я тут до кровавых мозолей с утра до вечера горбатился, а этот пидор хуи пинал - а заплатили ему всего на десятку меньше? Ему вообще ни хуя давать не надо было за такую работу!"
  
   Вот какова, по моему мнению, наиболее правдивая иллюстрация зоологического чувства справедливости, присущего подавляющему большинству людей. Как мы видим, это сильное, биологически запрограммированное чувство, которое проявляет себя в конкурентных отношениях между членами общества.
  
   Благонравный читатель может возразить: а как же совесть?! Вы позабыли про совесть! Разве из ощущений, испытываемых человеком, в котором говорит совесть, не рождаются мысли о справедливости? Совесть может подсказать каждому человеку, что справедливо, а что нет. А главное - ведь по большому счёту совесть есть у всех, надо её только пробудить!
  
   Ну что ж, мой благонравный читатель. Я тебя выслушал А теперь позволь у тебя спросить, у кого же именно "у всех"? У тех, кто ворует по совести, чтобы обворованный с голоду не подох? У тех, кто бьёт слабого по совести - чтобы не окочурился от побоев? У тех, кто делится с ближним по совести - "на тебе, убоже, что мне не гоже"? У тех, кто сперва выебет, а потом даёт денег на аборт, чтобы всё было по совести? У тех, кто сперва сожрёт чужую порцию, а потом долго и нудно извиняется, заискивающе заглядывая в глаза, похлопывая по плечу и воняя изо рта гнилыми зубами? Это и есть совесть? Видали мы на хую такую совесть!
  
   Совесть есть и у чиновников, и у бандитов, и у политиков, и у адвокатов, и у ментов. Вот только справедливости от этих пидоров не дождёшься. Так что, благонравный читатель, забудь-ка ты о совести, забей на неё поскорее хуй. То, что ты считаешь совестью, никакая не совесть, а натуральное гамно. Настоящей совести у людей нету и никогда не было. Если бы у людей и вправду была совесть, они бы друг друга миллионами не убивали на войне и просто так. Если бы у людей была совесть, они бы даже зверушек из собственной шкуры не вытряхивали, чтобы потом мехами в церкви щеголять. Если бы у людей была совесть, они бы друг друга не наёбывали по сто раз на дню. Хуйня это всё полная - совесть, сказки для малолетних. Идея справедливости рождается из чувства твоей вожделённой зависти к тому, кто имеет то, чего у тебя нет, а тебе этого хочется, да так хочется, что у тебя аж всё гавно в жопе закипает.
  
   Решительный читатель может заявить, что справедливость вовсе не связана с личным чувством ущемлённости в правах или в доле и так далее, что существует некое общее социальное чувство справедливости. Ведь человек во многих случаях вступается за других, чтобы восстановить попранную справедливость.
  
   Ну да, он вступается, если он смел по природе и жаждет проявить доблесть. Он не думает сознательно о власти, но сама возможность наказать виноватого, отобрать у него то, что ему не принадлежит, и возвратить законному владельцу, или даже просто отомстить негодяю за насилие - это потенциальная власть. Человек, проявивший силу в присутствии соплеменников, чтобы защитить слабого, завоёвывает авторитет сильного и справедливого и получает кредиты доверия и уважения, которые позволяют ему приблизиться к власти.
  
   Но вот - представим себе ситуацию, когда добру молодцу предлагают восстановить справедливость и помочь бедняку не путём совершения подвига, а например, отсосав хуй у злодея. Тогда злодей смилостивится и вернёт корову семье бедняка, и семья не погибнет от голода. Если человек подсознательно ориентирован на то, чтобы стать справедливым властителем - пропал наш бедняк. Робин Гуд сосать хуй не будет. Но кое-кто всё же отсосёт, и в этом случае этот кое-кто станет праведником. Не просто праведником, а публичным праведником, так чтобы все знали о его нравственном подвиге и преклонялись перед ним. А это - опять власть, только иного порядка. Власть над сердцами людей. Публичный праведник не станет совершать безымянного подвига. А раз так, значит и он действует не ради одной только справедливости, но также и в собственных интересах.
  
   Сострадательный читатель может сказать, что справедливость рождается из чувства сострадания, которое побуждает тебя поделиться со страдающим человеком тем, чего он лишён, и что ты имеешь. Ну что ж, сострадательный читатель, представь, что ты идёшь по улице и видишь у пивной точки пьяного сраного забулдыгу, который просит у тебя денег на выпивку. Допустим, ты ему денег дал. Восстановил ли ты справедливость. Разумеется, у тебя деньжата есть, а у него нет. Но ведь он, что у него было, пропил, и желает продолжать пить, а работать не желает. Положение, в котором очутился этот человек - вполне справедливый исход его жизни на данном этапе. Дав ему денег, ты не восстановил справедливость, а нарушил её, позволив асоциальному типу остаться паразитом на шее у общества на день дольше.
  
   Трепетный и возвышенный читатель может возразить, что ни чувство вожделённой зависти, ни властное желание восстановить порядок в обществе, ни публичный нравственный подвиг во имя справедливости, ни сострадание не имеют никакого отношения к справедливости; что действительное понятие о справедливости ведомо лишь настоящим праведникам, живущим интересами своих ближних, и желающим, чтобы все люди были равно счастливы, и никто не был счастлив за счёт несчастья других. Трепетный и возвышенный читатель догадывается, что низменность человеческой натуры, не позволяющая людям честно вносить свою лепту в создание общественных благ и честно их распределять между тружениками, безмерно огорчает святого человека, пробуждая непреоборимые сомнения в высокое предназначении человечества, и в том, что человеческая жизнь исполнена смыслом, превосходящим её материальную бренную суть. Оптимистические чувства, полученные в результате долгого и трудного пути индивидуального духовного развития, сминаются и раздавливаются пессимизмом, рождённым под впечатлением наблюдения за поведением масс у кормушки. Этот невыносимо болезненный обман, рождающий мудро-печальное чувство безысходности, является высшей степенью несправедливости. Общество должно, оно просто обязано быть справедливым в грубых, малозначительных материальных проявлениях из одного только уважения к тем вершинам духовного развития, к которым способно подниматься человеческое чувство. Трепетный и возвышенный читатель вероятно полагает, что именно этот самостоятельно найденный им моральный императив и является настоящей Справедливостью с большой буквы.
  
   Так-то так, однако, несмотря на все различия между палитрой высоких и скорбных чувств святого праведника и поллитрой примитивных желаний завистливого алчного обывателя, их разнородные чувства, тем не менее, указывают в конечном итоге на одну и ту же мысль - о необходимости распределения в обществе дефицитных благ таким способом, чтобы все были удовлетворены существующим порядком, и никто не желал его изменить. Куда солдата не поцелуй - всюду жопа. С какой стороны ни зайди к справедливости, а всё равно всё кончается кормушкой.
  
   Читатель с дипломом психолога в кармане возразит: а какже чисто социальные потребности - в любви, уважении, признании, поддержке и так далее? Ведь человек, ущемлённый в социальном отношении, испытывает жесточайшую фрустрацию, даже если он полностью удовлетворён материально, и считает своё положение столь же несправедливым, как если бы ему недодали материальных благ. Значит не всегда дело в кормушке? Ответ тут будет таков: во-первых, отношение общества к конкретному человеку - это такой же ресурс, как и материальные блага. Социальные поглаживания, авторитет и признание нужны человеку для хорошего самочувствия не меньше чем материальная "упакованность". Во-вторых, социальная успешность напрямую влияет на положение индивида у той же кормушки. А доля материальных благ, которой владеет индивид, в потребительском обществе в весьма значительной мере определяет степень признания человека обществом, авторитета и т.д. Как ни крути, а никуда от той кормушки не деться!
  
   Понадобилось чрезвычайно много времени и размышлений, пока Парето смог наконец внятно выразить простую мысль о материальной справедливости в виде экономического тезиса. Очевидно, что даже полное воплощение принципа Парето на практике не удовлетворит алчных обывателей, потому что всегда найдутся люди, которым покажется, что их обделили. Как их ни уговаривай - они будут изо всех сил тащить одеяло на себя, и никакой Парето им не указ. В связи с этой неприятной особенностью людей, помимо абстрактных экономических принципов, крайне необходимо мощное конститутивное начало, посредством которого можно создать обстановку всеобщего доверия и добиться всеобщей убеждённости, что существующий в обществе принцип распределения благ наиболее справедлив. А если не убеждённости, то хотя бы вынужденного легитимного поведения, то есть, лояльности к властям, на которые возложена ответственность за соблюдение принципов распределения, провозглашённых обществом.
  
   Такое конститутивное начало, как известно, существует в виде государства, наделённого законодательными функциями и стоящего на страже закона, а также гражданского общества, устанавливающего моральные нормы. К сожалению, общество морально освящает, а государство закрепляет на уровне закона несправедливое распределение произведённых обществом благ, или как было весьма модно выражаться раньше, "эксплуатацию человека человеком". Формальное и утрированное осознание обществом этого факта увенчалось глобальной попыткой безответственных экстремистов преобразовать общество революционным путём. Как известно, эта попытка потерпела сокрушительный крах.
  
   Эксплуатация и неравенство в большей или меньшей степени является атрибутом любого известного общественного строя, они сохраняются даже в современном демократическом государстве, где провозглашено всеобщее формальное равенство. Закон и мораль эффективны лишь в том случае, если они опираются на высоконравственных граждан, готовых выполнять закон и следовать требованиям морали не за страх а за совесть. А у граждан никакой совести нет и в помине, а ещё немного времени пройдёт, они суки и последний страх потеряют. По этой причине современное общество находится весьма далеко от справедливости. Не стоит думать вслед за безответственными либералами, что единственным источником несправедливости является имущая часть общества. В современном обществе люмпен-пролетариат представляет собой гораздо более страшную угрозу общественному благополучию чем богатые преуспевающие организаторы производства, финансисты и политики (хотя и они, без сомнения, те ещё пидармоты).
  
   Речь идёт о неработающих в течение нескольких поколений получателях "вэлфера", живущих в многочисленных трущобах и ведущих маргинальный образ жизни. Эти люди ленивы, беспомощны, необучаемы, психопатичны, асоциальны и чрезвычайно деструктивны. Они не убирают своё жилище, не моют, не чистят, не стирают, не готовят себе пищу. Их жилища и прилегающая территория чудовищно грязны и покрыты грудами мусора. Они прокалывают своё тело пирсингом и пятнают кожу татуировками. Они не заботятся о медицинской страховке, рано теряют зубы, рано стареют. В жизни их интересует только наркотики, секс, алкоголь и самые примитивные развлечения. В виду своей чрезвычайно неразвитости они выброшены из активной жизни, отрезаны от нормального образования и культуры. Эти люди, по сути, образуют свою субкультуру, имя которой - "trash", то есть "мусор". Воспитать этих людей, обучить их и заставить нормально трудиться практически невозможно. Уничтожить или сослать в резервации - не позволяют соображения гуманности. Общество не нуждается в этих людях, оно попросту не знает, что с ними делать, и они прозябают на его задворках, образуя значительную по количеству асоциальную, деструктивную прослойку.
  
   Вне всякого сомнения, самостоятельно адаптироваться в современном обществе способен не каждый человек. Масса людей с нарушениями воли, мотивации, интеллекта, способности общаться, способности ставить и удерживать цели, умения планировать свои действия - эти люди становятся жертвами жёсткого общества, ориентированного на достижение максимальных результатов. Если человек от природы неэффективен, он не вписывается в инфраструктуру и оказывается на дне, потому что общество не предусмотрело специальных адаптивных мер, помогающих неуспешным от природы людям выживать в окружении, ориентированном на постоянное, неослабевающее стремление к успеху. Из всех возможных вариантов правительство выбрало самый идиотский, трусливый и бесперспективный путь: оно выплачивает пособия хронически неработающему люмпену, отбирая средства у активно работающей части населения в виде налогов. Современная производительность труда позволяет значительной части населения не работать. Разумеется, это положение достигается за счёт резкой интенсификации труда работающих, что приводит их в состояние хронического стресса.
  
   Необходимо специально заметить, что богатая элита, которая держит в руках закон, построила налоговую сетку таким образом, чтобы налоги, взимаемые с неё самой, были наименее разорительными. А налогов, взимаемых с трудолюбивой части населения, то есть, со среднего класса, слишком мало, чтобы обеспечить люмпену нормальный образ жизни. Строго говоря, нормально жить люмпен неспособен даже при наличии нормального дохода. Трэш не знает цены деньгам и не умеет тратить их бережливо и с максимальной пользой. Если у него неожиданно появляются деньги, он тут же проматывает их, не думая о завтрашнем дне, с единственным стремлением повеселиться, покуражиться и получить максимум удовольствия. При этом люмпен искренне убеждён, что ему должен весь мир, потому что ему не обеспечили достойного места в обществе. В то же время люди, работающие по шестьдесят часов в неделю на тяжёлой работе, не с самой большой охотой платят высокие налоги на содержание своры ленивых грязных, никчемных, вечно пьяных бездельников. Таким образом, недовольна и работящая часть населения, и потомственные паразиты. И те и другие считают себя обделёнными. Life sucks...
  
   Чтобы отвлечь человека от чувства обделённости земными благами, разъедающего его душу как щёлок, уже давно был создан социальный механизм, прельщающий ёбаных страдальцев благами небесными в будущей загробной жизни. Чтобы бедные люди не сомневались в справедливости законов и морали и не помышляли о бунте, религиозные институты производят их духовное окормление, в процессе которого внушается, что всё недополученное на Земле воздастся сторицей в мире ином. Власть распределяет блага, потому что имеет на это право, данное самим богом, и делает это так, как это угодно богу. Кто не подчиняется властям, тот не подчиняется богу, и за это его ждут вечные мучения после смерти. Чтобы наглядно показать народу процесс передачи власти от бога земному правителю, церковные иерархи прилюдно мажут правителя какой-то вонючей дрянью. Замороченный обыватель сумрачно смотрит на королевские дворцы, на роскошные особняки богатеев, на богатые выезды первых особ, потом переводит взгляд на своё убогое жилище, некоторое время чешет репу и - что ж тут поделаешь - до поры до времени верит.
  
   Иисусу Христу казалось, что достаточно рассказать людям о том, как приятно любить своего ближнего, и справедливость восторжествует сама собой. Социалистам-утопистам прошлых веков казалось, что достаточно продекларировать всеобщее равенство и братство, и справедливость не замедлит явиться. Обе нравственные посылки, предлагаемые для достижения справедливости - и любовь, и равенство - в общем, не плохи, если рассматривать их абстрактно, в отрыве от людей. Но люди, люди... ах боже ж мой, ну шо за люди!.. Ещё ни одна глубокая идея не нашла глубокого понимания в массах. Народом можно управлять только посредством шаманских завываний и бубнотрясений. Как можно всерьёз верить в божественное происхождение человека, если вера людей в справедливость основывается не на вере в доброе начало, присущее твоему ближнему и тебе самому, а на нескольких нелепых ритуалах, которые сегодня вызывают дикарское чувство мистического благоговения, а завтра - заставляют того же дикаря хвататься за ружьё. Несомненно человек произошёл от самой гнусной, самой подлой из всех обезьян!
  
   История мировых войн и кровавых революций уже показала, насколько взрывоопасным является общество, основанное на несправедливости. Шаткая пирамида эксплуататорского строя, опирающегося на христианскую религию и этику, вероятно бы кое-как держалась, если бы в какой-то момент фраерская жадность не довела первых лиц нескольких сопредельных стран до свары. Они не поделили между собой барышей и угодий, и не придумали ничего лучшего как начать воевать между собой. Неимущих обывателей обряжают в шинели, проводят через ритуал присяги и отправляют на фронт убивать таких же обывателей из соседних стран, чтобы защитить интересы имущего класса своей страны. При этом полевые священники по разные стороны фронта одновременно призывают бога обрушить пули и снаряды на голову нечестивого противника. Как ни глуп, ни кондов вконец замороченный обыватель с винтовкой в руках, обилие крови и страданий заставляет его отказаться от веры в несправедливого бога и искать собственной человеческой справедливости с отчаянием крысы, загнанной в угол. В такие моменты истории умные и энергичные подонки типа Ленина могут собрать вокруг себя свору демагогов и умелой пропагандой лишить озлобленного обывателя последних остатков нравственного чувства, воспользоваться его неразумным животным чувством справедливости, и натравить его тотально на всё общество.
  
   Экспроприация экспроприаторов! Грабь награбленное! Вот она, ленинская справедливость, легко овладевшая обделённой частью общества. Куда же девалось благоговение народа перед властью и перед богом? Его съело, уничтожило распалённое чувство вожделённой зависти - животное чувство справедливости. Если какое-то время они находились в состоянии баланса, то в конечном итоге усиление гнёта и лишений нарушило этот баланс в пользу самого деструктивного из чувств - желания справедливой мести, желания убить имущего соседа и насладиться оставшимися после него благами.
  
   Итак, обделённый человек, наблюдающий как другие люди живут полнокровной, обеспеченной жизнью, весьма быстро теряет веру в справедливость закона и морали и перестанет им следовать. Обделённые люди начинают открыто противостоять существующим законам и морали и добиваться перераспределения благ в свою пользу, используя самые подлые и бесчестные методы. Они начинают мстить обществу. Результат - более чем печален. Когда животное чувство справедливости обделённого народа долгое время сдерживается лишь благоговением перед помазанником, на которого возложена ответственность блюсти в стране закон и мораль от имени бога, и помазанника божьего походя убивают без суда и следствия, как скотину в хлеву, мораль и закон перестают работать - всё! Пиздец котёнку - срать не будет! Теперь можете мазать кого угодно и чем угодно, а только былого благоговения и благочестия уже не вернуть.
  
   Что же дальше? Дальше толпа перестаёт подчиняться властям и начинает с энтузиазмом убивать представителей власти - полицейских, а также друг друга. Начинается гражданская война. За что же все воюют друг с другом? Разумеется, за неё - за всеобщую справедливость! Чем дольше и тяжелее воюют люди за справедливость, тем больше они от неё отдаляются. Хлипкий механизм законности и морали, опирающийся на веру в бога, в помазанника-государя и прочую театральную мишуру, уже никогда не заработает вновь, покуда жива историческая память о том, как варварски всё это было порушено, и небеса не разверзлись. Святость традиций и веру в таинство легко разрушить, и почти невозможно воссоздать. Зачем же тогда их разрушили, кто мог решиться на такое? А вот решились - от отчаяния, а вот разрушили - от безнадёжности и от ужасного желания отомстить угнетателям за отобранное счастье. Катастрофа в обществе произошла из-за того что слишком долго должное не было справедливым, а справедливое - должным.
  
   Катастрофа разрушила весь жизненный уклад сверху донизу, и произошло это, потому что авторитетом государства и церкви, верой в бога и гражданской лояльностью народа чудовищным образом злоупотребили маловерные и алчные хабарники и хабалки, не верящие в райские кущи и желающие поскорее и поплотнее насытиться наслаждениями в земной жизни за счёт обездоливания других! Обездоленные, как и следовало ожидать, потеряли веру в справедливость вместе с верой в бога и начали войну с теми, кто их обездолил. Потеряв надежду обрести "справедливость от бога", люди разрушили ненавистный им общественный строй. "До основанья". Ну а что же всё-таки "затем"? А затем разрушители попытались что-то построить, взыскуя "справедливости от человека".
  
   Но только неожиданно всем стало ясно, что человек, оставшийся без бога и без надежды на вечную жизнь, уже вовсе не нуждается ни в какой справедливости. Человек, не верящий в бессмертие своей души, одержим еднинственным циничным желанием: насытиться земными благами за счёт своего ближнего, даже ценой его смерти. К чему тебе печься о справедливости, если ты сильней другого, небеса молчат, а жизнь так коротка? Справедливость в этом случае сводится всего лишь к договорённости сильных о том, как им поделить между собой слабых, которых они обращают в данников. Договорённость о по возможности бескровном разделе сфер влияния необходима сильным, чтобы не поубивать друг друга слишком рано и дать друг другу достаточно времени, чтобы успеть получить удовольствие от полученной дани.
  
   Вот так совершается в человеческом обществе эволюция понятий о справедливости. Не сумев найти справедливости в боге, человек в себе самом и подавно не может её найти. Как говорит арабская пословица, "если не удержался за гриву, за хвост и подавно не удержишься".
  
   Утрата веры в миф, нелепый по содержанию, но глубоко функциональный по своей общественной сути, привёл к тому, что должное из императива божественной справедливости превратилось в рабские обязанности подневольного данника. Только если древнему рабу внушалось, что господин поставлен над ним самим богом, современный раб знает, что его господин потому только и господин, что у него есть влияние, сила и деньги, а у раба нет ничего из вышеперечисленного. Но если раб умом и хитростью сумеет одолеть своего господина, убить его и отобрать у него всё, что он имеет, он сам станет господином и будет иметь своих рабов.
  
   Ханжеские примочки и ритуалы, скрывающие действительное положение вещей, в наши времена стали уже не нужны. Если раньше должное обманным путём выдавалось за справедливое, то в наше циничное время никто уже не заинтересован в таком обмане. Должное открыто подаётся как принуждение слабого выполнять волю сильного. При этом сильный отнюдь не чувствует себя неуязвимо. Он вынужден постоянно доказывать всем свою силу, потому что никто уже не считает передел собственности богопротивным занятием, а только ждёт удобного момента, чтобы напасть. Общество постоянно сотрясают переделы, и оно живёт на вулкане.
  
   Безверие и связанное с ним безнадёжное состояние духа производит в сознании человека последний, необратимый, по-видимому, оборот, в результате которого понятие о справедливости начинает ассоциироваться уже не с инстинктивным стремлением уравнять потребление человеком благ с его реальным вкладом в общество, а с первобытным животным правом сильного забрать себе всё, что в его силах. "Я тебя облагаю данью, а ты отстёгиваешь мне без разговоров. И это справедливо, потому что я сильнее, а ты слабее." Или - "Ты забрал под себя слишком много. Это несправедливо, потому что ты не так крут для того, сколько ты имеешь. Надо восстановить справедливость и отобрать у тебя то, чего ты не заслуживаешь."
  
   Современная мораль выводит постулат равенства за рамки формулы справедливости, а братство объединяет уже не всё общество, а лишь привилегированый круг братков, пренебрегая бесправными лохами. Иисус Христос отдыхает.
  
   Общество без веры страшно разобщено. Справедливость в нём рождается уже не из коллективного чувства обделённости, а из множества индивидуальных запуганностей. В таком виде её воспринимает огромное число людей. Социальные механизмы, обеспечивающие процесс эксплуатация человека человеком, больше не опираются на веру, они опираются на безверие, неверие и тотальное взаимное недоверие. В такой обстановке никто не заинтересован в производстве благ, все заинтересованы только в их переделе, и этот передел никогда не заканчивается.
  
   Таким образом, на одной шестой части суши ханжеская "справедливость" не до конца цивилизованных эксплуататоров не выдержала груза злоупотреблений, и пройдя через ряд промежуточных стадий, сменилась "стрелочной" бандитской справедливостью двуногих зверей, смотрящих на своих ближних через прицел автомата. Хороший урок для всего человечества. Надо заметить, что весьма часто эти звери не отличаются на вид от добропорядочных людей. Они могут иногда жертвовать на церковь, могут меценатствовать, а ещё они могут отдавать по телефону распоряжение об убийстве конкурентов, держа при этом на коленях и ласково поглаживая котёнка или щенка.
  
  
  

2.2. Царство божие, щенячий кайф, и христианская этика.

  
   Ты когда-нибудь держал на коленях котёнка или щенка? Гладил? Замечательное занятие, не правда ли? Котёнок при этом самозабвенно урчит и сжимает-разжимает лапы от избытка кайфа, а щенок лыбится во всю щенячью пасть, лижется, и доволен до безобразия. Он наверное думает, что ты - бог, и любит тебя как бога, растопыривая неуклюжие лапы и отдавая в полное твоё распоряжение свою щенячью жизнь. Когда ты кормишь щенка, почёсываешь ему за ушком, ласково треплешь за шиворот, он преданно засматривает тебе в глаза, тыкается тебе в ладонь влажным носом, вздрагивает, юлит задом и периодически громко взвизгивает от восторга.
  
   Для щенка ты - бог, но при этом для бога ты и сам не более чем щенок. Разумеется, не для реального бога, существование которого ещё никто не доказал и не опроверг, а для того воображаемого бога, в которого верят христиане, и от имени которого вещают духовные лица. Это, по сути, всё тот же бог, которого себе придумали иудеи, но значительно отреставрированный и подлатанный. Новый завет является не самостоятельной версией продукта, а скорее, сервис-паком к Ветхому завету, резко меняющим функциональные свойства исходного продукта. Иудейский бог был придуман евреями для того, чтобы повысить конкурентоспособность еврейской нации. Крепко сплотившись между собой вокруг своего еврейского бога, евреи стали дружно наёбывать все остальные народы и религии. Когда другие народы, прослышав о могущественном еврейском боге, приходили ему помолиться, настоятели еврейских храмов требовали денег за службу в шекелях. Обмен валюты производился тут же, в храме, по самому грабительскому курсу. Иудейский бог, приносящий высокую прибыль, являлся главной интеллектуальной собственностью еврейского народа.
  
   Но неожиданно случилось ЧП, и национальное достояние всего еврейского народа было жульнически приватизировано безвестным еврейским ремесленником, который объявил еврейского бога ни больше ни меньше как своим родным папашей и начал от его имени наводить свои порядки в молельных местах - показывать фокусы, выдавая их за чудеса, опрокидывать лавки с колониальными товарами, и советовать людям как жить, не имея на то ни соответствующей лицензии, ни духовного сана. Благочестивые евреи не стали долго терпеть хулиганские выходки обнаглевшего плотника и довольно бысто помогли ему познакомиться с римскими плётками и с крестом. Случай был, конечно, исключительный. Спереть у своего народа не какую-нибудь там херовину, а целого бога, и успеть измусолить его до неузнаваемости за короткое время - такого в истории не случалось ни до, ни после. Из этого события сообразительные и ушлые людишки сделали подвиг, как в новые времена сделали народного героя из Павлика Морозова. Пиар и политтехнологии существовали всегда.
  
   Иудейский бог - это грозный бог, требующим от евреев полного подчинения своим суровым правилам. Христианский бог-мутант, выведенный из него посредством генной инженерии, произведённой апостолом Павлом - это тоже бог, в общем-то, строгий, но иногда и ласковый. Строгий к тем, кто в него не верит и его не любит, но ласковый к тем, кто верит в него и любит. Идея спасения твоей бессмертной души по мысли христианских мироустроителей основана на том, что ты должен любить бога точно такой же любовью, какой тебя любит твой щенок. Если придерживаться буквы учения, то христиане говорят о любви детей к своему небесному отцу. Разумеется, взрослый человек намного могущественней ребёнка, и ребёнок любит родителей "снизу вверх", но всё же если ребёнок не совсем уж крошка, то и у него есть свои права, а также известная доля самостоятельности. Кроме того, ребёнок, как ему и положено, растёт, становится взрослее, у него появляется больше прав и самостоятельности, и больше обязанностей. Достигнув определённого возраста, ребёнок начинает относиться к родителям критически. В конце концов, ребёнок вырастает, покидает родительскую семью и заводит собственных детей.
  
   Таков извечный порядок вещей в земной жизни.
  
   Теперь посмотри на себя и вникни в своё самоощущение. Ты привык быть взрослым, распоряжаться своей жизнью, принимать решения, платить свои долги, придумывать себе развлечения, чтобы заполнить досуг. Но твоя земная жизнь зачастую полна лишений и тягот, кроме того она не вечна. Вечная жизнь наступит только тогда, когда придёт царство божье. И в этом царстве есть только один царь, один бог, который тебя любит так как ты любишь своего щенка. В будущей вечной жизни тебе предлагают стать - нет, даже не не ребёнком - а вечным, не растущим молочным щенком, восторженно и доверчиво прильнувшим к своему повелителю и господину. После твоей смерти тебе предлагается жить вечно в нерушимом братстве восторженных ангелочков-щенят, любить своих пушистых ласковых братиков и сестрёнок и Того, кто всех вас досыта кормит сисей, гладит и вылизывает. Занятная перспектива, не правда ли?
  
   А как же все твои взрослые приобретения, над которыми ты работал всю жизнь? Твоё умение нести ответственность за себя и за других, выполнять свой долг, принимать своевременные и правильные решения, рисковать в меру разумной необходимости, находить удобный случай и правильно им пользоваться? Твои профессиональный опыт, познания и навыки, общая эрудиция, знание жизни? Твоё чувство собственной компетентности, самостоятельности, независимости, уверенности в себе, в своих силах, знаниях, стойкости тела и духа? Твой мудрый жизненный оптимизм, привычка оценивать ситуацию и надеяться на свои силы, готовность использовать свою жизненную закалку в трудной ситуации? Куда их подевать? Забыть, выкинуть на помойку огромный жизненный багаж, нажитый болью и кровью, и превратиться навечно в милого щеночка? Нет! Самостоятельной, гордой и самолюбивой личности не захочется становиться щенком на вечные времена. Пусть даже очень любимым, желанным, обласканным, всегда сытым и тщательно вылизанным щенком. Вот поэтому-то христианская религия и не допускает, чтобы ты стал умной, критичной, самостоятельной, гордой и самолюбивой личностью. Вот поэтому-то она постоянно и талдычит о смирении духа, смирении плоти, смирении ума.
  
   Какие социальные атрибуты необходимы в первую очередь, чтобы человек мог стать самостоятельной, гордой и самолюбивой личностью? Разумеется, это личная свобода и право владеть собственностью. Но у собственности есть и оборотная сторона. Обладание собственностью порождает желание иметь её всё больше, заставляет людей конфликтовать и воевать из-за собственности, повергает мир в пучину ненависти и войны. От этого-то ужаса человек первоначально и старается избавиться при помощи религии, одна из целей которой - обуздать хищную природу человека, навсегда отвратив его от мирских благ, и таким образом покончить с братоубийственными конфликтами. Связав всё мирское зло с неукротимым желанием человека взять как можно больше от жизни за счёт других людей, с борьбой людей за влияние и собственность, за материальные блага, христианство избрало для лечения этой болезни способ столь же радикальный как гильотина для лечения перхоти - изничтожить в человеке желание иметь жизненные блага в избытке, наслаждаться ими в полной мере и жить насыщенной жизнью.
  
   Итак, кто не имеет жизненных соблазнов? Тот, кто не имеет собственности и никогда не может её иметь. А есть ли такие люда? Разумеется, есть: это рабы. Христианская религия сформировалась во времена, когда рабство было чрезвычайно распространённым общественным институтом, и положение раба считалось вполне нормальным - не особо тяжёлым и и даже не особо унизительным. Таким образом, человеку внушают, что он раб божий, что перед лицом бога он должен смирять свою гордыню, повиноваться своим пастырям, пребывать во всегдашнем страхе перед божьей карой и постоянно вымаливать себе прощение за свои прошлые и будущие прегрешения. У раба есть определённые преимущества. Он ни за что не несёт ответственности, даже за себя. Раб - это человек, который отдал свою свободу и вверил свою душу и тело хозяину в обмен на заботу и защиту. Рабу не надо принимать решения, планировать свою жизнь, думать о будущем. Его обязанность - повиноваться, а обо всём остальном позаботится хозяин.
  
   Таким образом, пытаясь обуздать зло в человеке, христианская религия ломает его психику, воспитывая смиренную, нерассуждающую, запуганную личность, лишённую спонтанности, жизненной смелости, гордости и живого многогранного интереса к земной жизни. На словах, ведя человека к добру, христианская религия на деле вершит над ним явное зло, превращая его в раба. Жизнь раба строго регламентирована. Всё, чего касается раб, является собственностью хозяина, и касается он этих вещей только с разрешения хозяина. Точно так же всё, чего ни касается добрый христианин, он касается с позволения бога и с благословения церкви. Любое нарушение регламента, предписанного богом своим рабам, омрачает помыслы раба недостойными желанями и отвращает его от бога. Раб, в силу своего рабского положения, завидует даже щенку своего хозяина, потому что щенок более любим хозяином, он не знает никаких обязанностей и не боится наказания. Устав от обездоленной рабством жизни, раб сочтёт за благо окончить свои земные дела, превратившись навеки из хозяйского раба в любимого хозяйского щеночка.
  
   Но что хорошо для раба, то не слишком притягательно для свободного человека. Менталитет современного человека в значительной степени определяется светским воспитанием. Он гордится и дорожит своей свободой, для него неприемлемо сознавать себя рабом, даже если это продиктовано необходимостью приобщиться к жизни вечной. Да и не любая вечная жизнь для него приемлема. Если для божьего раба стать любимым божьим щеночком - это облегчение условий сушествования и повышение в ранге, то у свободного человека такая перспектива вряд ли вызовет чувство энтузиазма. Современный человек не хочет, будучи взрослым, "жить в детях" при своих родителях, подчиняясь их жизненному укладу, и уж тем более не имеет ни малейшего желания быть рабом.
  
   Современный человек хочет быть самостоятельным, свободным, имущим, он хочет планировать свою жизнь и распоряжаться ею в пределах, допускаемых законом и светской моралью. Совершенно очевидно, что социальные роли и способы мироощущения, которые христианские постулаты предписывают свои верующим - роль восторженного щенка в ласковых хозяйских руках, и роль преданного раба у взыскательного, но справедливого бога-господина - являются вопиющим анахронизмом. Роль безмозглой овцы, пасомой духовным пастырем, тоже не слишком привлекательна. Один американский священник прямо заявил: "Мы заставляем прихожан парковать мозги у входа в церковь". Социально-психологические стандарты поведения, мироощущения и самоощущения, созданные не одно тысячелетие назад, вступили в прямое противоречие с современной реальностью и не могут быть действенными мотиваторами поведения в современном мире.
  
   Интересно отметить, что в трёхуровневой трансакционной схеме "Родитель - Взрослый - Ребёнок", предложенной Эриком Берном, на долю рядового верующего приходится роль Ребёнка, в то время как духовные лица исполняют роль Родителя, которая проецируется также и на бога. Именно поэтому типические черты взрослого человека - самостоятельность, свободолюбие, критичность к окружающему, здравомыслие и благоразумный скептицизм - так последовательно и методично истребляются в личности христианской религией (впрочем, не ей одной). Выступая в социальной роли Ребёнка, верующий может устроить ребяческий бунт, повести себя легкомысленно, иными словами, совершить грех. После этого свой ход в игре делает Родитель, то есть духовное лицо, церковь, которая осуждает и наказывает провинившегося. Затем провинившийся Ребёнок просит прощения у Родителя - кается. Наконец, Родитель прощает Ребёнка, и он в благодарность за прощение проявляет подчёркнутое послушание в течение некоторого времени, после чего данный цикл повторяется. Для большинства людей религиозная жизнь не поднимается выше Ритуала и Времяпрепровождения и не вырастает даже до Игры.
  
   Разумеется, совсем исключить Взрослого из социальной жизни невозможно, поэтому в реальности мы имеем дело с пересекающимися трансакциями. Параллельно с официальным диалогом прихожанина и духовного лица как Родителя и Ребёнка, существует также и подспудный психологический контакт двух Взрослых, не имеющий ничего общего с чувствами и помыслами, требуемыми религиозным ритуалом, которому они следуют в процессе общения. Задача Взрослых - найти приемлемую форму соглашения, при достижении которого обе стороны согласны время от времени исполнять установленный ритуал. Если такое соглашение не будет найдено, прихожанин поменяет церковь (в США это сделать гораздо легче, чем поменять школу, в которую ходит ребёнок). Очевидно, что искренняя и глубокая вера при таком положении дел просто исключена. Ритуальное благочестие - это максимум того, что может быть достигнуто, и даже это достижение зачастую является ханжеским фасадом, за которым не стоит ничего кроме конформизма, чаще всего прикрывающего множество глубоких пороков. Какую же этику может привить человеку религия, которая предлагает человеку прожить всю жизнь рабом, а самым послушным рабам обещает вечное спасение в виде нескончаемой жизни сытого и обласканного щеночка? Ответ: лживую и ханжескую. Христианская этика базируется на безнадёжно устаревшей, изначально дефектной психотехнике, и по этой причине она более не работает.
  
   Впрочем, христианская этика никогда толком не работала, потому что христианская религия по существу своему антипсихологична и античеловечна. Прельщая человека благостной загробной жизнью в "царстве божием", она требует от него сурового отказа от земных, вещных, предметных и социальных установок на обладание и достижение, а взамен предлагает сосредоточиться на благостном подчинении небесному царю и любви к ближнему под его дланью. Это ограничение естественной сущности человека, исключение огромного мотивационного и деятельностного пласта из его жизни, делает христианство тяжёлой обузой для человека, ломает его становой хребет, и не выполняет той изначальной миссии, для которой оно предназначалось. Человек не может выполнить тяжких предписаний этой религии и вступает на путь лжи и самообмана. Наиболее тягостный момент в христианстве - это возможность откупиться от божьего наказания за грехи, отдав церкви денег. В этом случае сакраментальная ложь присутствует с обеих сторон - со стороны откупающегося грешника, и со стороны духовных лиц, представляющих бога. Вся история христианства - это прежде всего история лжи. Когда ложь является органической составной частью культуры, такая культура не может создать эффективной этики. Христианство не выполнило своей главной исторической миссии: оно не сумело создать работающей этики и привело общество к мировым войнам, к угрозе ядерного взаимоуничтожения и грядущей экологической катастрофе. Очевидно, что для того чтобы создать эффективную работающую этику, необходимы усилия гораздо более значительного ума, чем у полуграмотного древнееврейского плотника и его бесчисленных пиарщиков. Как же тут не вспомнить и не призвать на помощь "Этику" Спинозы и его острый ум! Имя этого выдающегося мыслителя, как и имя Зигмунда Фройда, хорошо известно любому образованному человеку.
  
  
  

2.3. Геометрия, секс и апология безответственности.

Человеку свойственно считать неправильным то, что ему не нравится, и тогда легко находятся аргументы для возражений.

З.Фройд

  
   Имя Баруха (Бенедикта) Спинозы, блестяще применившего "геометрический" метод к философским штудиям, весьма далёким от геометрии, хорошо известно любому образованному человеку. "Этика" Спинозы показывает нам образцы блестящей работы с логикой понятий, определяющих свойства психической жизни нормального индивида. Стоит лишь погрузиться в хитросплетение его мыслей, и сразу, незаметно для себя, начинаешь думать о неспособности здравого смысла судить о тех вещах, для которых он не предназначен. Философские понятия у Спинозы подобны игральным картам. В колоде не так много карт, и всякий желающий может подержать их в руках. Но по-настоящему слушаются они лишь немногих. Как карточный фокусник строит умопомрачительные комбинации, используя лишь ловкость рук, отточенную годами тренировок, точно так Спиноза виртуозно манипулирует известными понятиями, выстраивая красивые и убедительные фигуры одной лишь ловкостью изощрённого ума.
  
   Спиноза скрупулёзно рассматривает весь спектр человеческих аффектов, используя с этой целью собственноручно отшлифованные линзы, и тщательно описывает всё многообразие связей, существующих между ними. В конце концов он показывает, каким образом человек из раба собственных аффектов может превратиться в их хозяина и достигнуть мудрости и совершенства. Но вот "часы урочные пробили", и смерть заставила опального мыслителя прекратить свои занятия. "Поэт роняет молча пистолет". И что же дальше? Мысль Спинозы оказалась погребённой навечно в тиши кабинетов, где немногие люди, избравшие своим уделом философию, наслаждаются игрой его ума. Его филигранные логические конструкции так и не стали массовыми и популярными. Спиноза навеки прославил своё имя в узком кругу людей, способных оценить красивые, но бесполезные построения ума, и навсегда закрыл дверь для своих идей широким массам. Теория должна быть красивой, это правда. Но помимо этого, теория должна ещё и работать. Можно долго и восторженно махать руками, стоя на философском чердаке великого голландского мыслитля, но как ни крути, а чувство полёта невозможно долго сохранять в отсутствие полёта.
  
   Через пару столетий Фройд нечаянно обнаружил и приоткрыл дверь в старинный подвал, где хранятся вещи, питающие человеческую интуицию, пристрастность и эмоциональность. Он дал этим новым вещам имена и связал их с человеческой сексуальностью - отчасти оправданно, и в этом ему помог его необыкновенный талант и интуиция, а отчасти неоправданно, из-за дремучего австрийского невежества, потому что не знал, с чем их связать ещё.
  
   По сравнению с великолепными построениями Спинозы, Фройдовская символика гораздо более примитивна, умозрительна и неочевидна. Фройда не интересовали все без исключения аффекты, существующие в человеческой психике. Из всего их многообразия он выбрал лишь один, сосредоточив свои усилия на изучении сексуальности, и в конце концов предложил теорию, согласно которой цивилизация и культура существуют благодаря подавлению общественной моралью природной сексуальности человека, обращая таким образом её энергию на созидание. Сам Фройд называл себя "конквистадором от науки". Он делал свои сенсационные заявления, основываясь не на логике, но на интуиции. Фройд стал популярен, потому что обратил внимание на сферу неосознаваемых психических явлений, то есть, на нечто совершенно новое, необычное в человеке, и потому захватывающее и интересное.
  
   Итак, Спиноза доказал геометрическим методом, что аффекты могут быть подвластны разуму, и показал, каким именно образом разум должен управлять аффектами. Многочисленные фигуры, начертанные Спинозой, задуманы как фундамент предписанного Богом долженствования, согласно которому разум собирает разрозненные аффекты в разумное целое и использует их для достижения разумных целей. В свою очередь Фройд безо всякой геометрии убедил громадное количество людей, что разум аффектами управлять никак не может, поскольку как раз аффекты-то и управляют им самим. "Жизнь невозможна без инцеста" - констатировал Фройд. "Бог умер" - с пониманием откликнулся Фридрих Ницще из глубины столетия голосом Заратустры. "Хвост виляет собакой" - без колебаний согласился Бертран Рассел. "Всё в мире относительно" - подвёл черту под дискуссией Альберт Эйнштейн,.и для вящей убедительности написал на стенке формулу: "Е равно эм цэ квадрат". Математические формулы, в общем, ничего не доказывают, но зато великолепно гипнотизируют аудиторию. Благодаря их умелому применению вышеописанное безобразие получило статус почти что религии и легло в основу всего современного мировоззрения. Человечество с энтузиазмом ухватилось за новую религию, не отказываясь, на всякий случай, и от старой.
  
   "Множество всех множеств, не содержащих себя в качестве своего элемента, содержит себя в качестве своего элемента, потому что по определению оно не содержит себя в качестве своего элемента" - сказал Бертран Рассел. Услышав такое, известный логик Готлоб Фреге сошёл с ума, отказался от кафедры и тихо умер от неврастении. Здравый рассудок покинул всех без исключения. Логика умерла, ненадолго пережив горемычного ницшеанского бога. Спиноза остался в компании епископа Ансельма и физика Майкельсона, то есть, в явном меньшинстве. "Частица - это волна, а волна - это частица" - заявил французский аристократ Луи де Бройль и впервые в истории публично выругался гаденьким словечком "индетерминизм". "Неправда! Бог не может играть в кости!" - спохватился было Эйнштейн, но было уже поздно. Бомба индетерминизма разорвалась в картезианском ящике общественной идеологии с ужасною силою, произведя небывалое опустошение в умах. Нет ни малейшего сомнения, что без теории Фройда этот взрыв был бы куда как слабей, а может быть, и не прозвучал бы вовсе.
  
   Гений Фройда состоит в том, что он, в противоположность Спинозе, свёл рациональное к интуитивному. Фройд легко сумел убедил людей в том, что их поведение является почти бессознательным, а их пресловутая рациональность весьма условна и почти всегда уязвима. Он указал на её бесправное положение раба неосознаваемых влечений, которые влекут человека за собой, беспорядочно и непредсказуемо, как удары молекул броуновскую частицу. Христианское общество нисколько не возмутилось положением, согласно которому христианская мораль не является органичной частью души христианина, а довлеет над её устремлениями как чуждая и враждебная сила. Христиане совершенно не обиделись на иудея Фройда и не прокляли его как антихриста, потому что они ждали этого антихриста больше чем второго пришествия.
  
   Не секрет, что христианские ценности никогда не были лёгкой ношей ни для верующих, ни для неверующих. Однако, с тех пор как многовековой традиционализм был подмят и уничтожен протестантским духом наживы, они стали несравненно более обременительны для общества. Если бы можно было зарабатывать деньги, как этого требует Бенджамин Франклин, а потом их выбрасывать, было бы ещё ничего. Но ведь любой дурак понимает, что деньги даны для того, чтобы получать от жизни море удовольствия. Поэтому выбросить деньги - выше человеческих сил. В то же время, любой дурак понимает, что христианская мораль смотрит на платные удовольствия весьма неодобрительно. Но если вновь и вновь вкладывать все деньги в бизнес и не получать от них никакого удовольствия, то зачем же тогда их зарабатывать?
  
   Чем больше материальных благ накапливало общество, тем острее становился вопрос о том, что должно заставлять человека зарабатывать деньги - долг перед обществом или удовольствие от материальных благ, которые можно купить за деньги. В результате возникшего тяжёлого противоречия в христианском мире, и без того уже падким на соблазны, произошло окончательное нравственное перерождение. Как только общество накопило жирок, и необходимость выживать перестала быть первоочередной проблемой, вожделение полностью победило долг. Традиционализм выгнали из дома и отлучили от церкви, и он вынужден был переселиться в сточную канаву, запаршивел и стал дурно пахнуть. Попытка освободить свою душу и тело от неумолимо вращающегося беличьего колеса "деньги-товар-деньги" и найти успокоение в ценностях традиционализма стала чревата мгновенным обнищанием и превращением в люмпена. Хромая скрипучая колесница христианских идеалов окончательно перестала везти цивилизацию вперёд по дороге прогресса, и общество, затаив дыхание от восторга, смешанного с испугом, пересело в роскошный лимузин жёлтого дьявола наживы и вожделения по имени мистер Чистоган.
  
   Однако, и по сию пору цивилизация белого человека, эта пышнотелая процессия, вынуждена толкать впереди себя громоздкую постную телегу христианской морали, отдавая дань обветшавшей традиции и показывая на деле всю безмерную глубину человеческого ханжества. Почему? А вот попробуй-ка честно ответить на вопрос, какая мораль понравилась бы тебе, современному человеку, более всего? Разумеется такая, которой ты мог бы следовать, не отказывая себе ни в чём, и при этом мог легко обвинить любого другого человека в прегрешениях против этой морали. Удобно, не правда ли! Вот только если и вправду дать людям такую мораль, так ведь каждая сволочь возомнит о себе невесть что и начнёт делать всё что вздумается, не боясь греха. Вас и сейчас-то уже ничем не устыдишь, а дай вам ещё и удобную мораль - так и вообще не будет на вас, блядей, никакой управы.
  
   Мораль в обществе - это как ограничение скорости на трассе. Можно расставить через каждые сто метров знаки "шестьдесят км." - и всё равно все будут ездить девяносто. Кажется, что знак не работает, и все плевать на него хотели. Но это только так кажется, потому что если пойти навстречу пожеланиям водителей и поставить знак "девяносто" - они начнут ездить сто двадцать. А если плюнуть на всё и вообще убрать знаки с дороги - тогда наступит пиздец всему. Все будут летать по трассе, словно с хуя сорвались, и никто никому дороги не уступит. Поубивают друг друга грёбаные Шумахеры в первый же день. Вот так и с моралью. Люди не дураки, чтобы этого не понимать. Они хорошо представляют себе, что из себя будет представлять общество, если из его представлений о мире начисто убрать шлагбаум, свисток и полосатую палку, которые заставляет человека вовремя остановиться.
  
   Христиане выхолостили из христианской религии единственную в ней хорошую вещь - человеколюбие и веру в гуманистические идеалы, главным из которых является стремление к добру и справедливости. Символ христианства - деревянный крест, на котором распяли безвестного плотника - по справедливости надо было давно уже покрасить в шлагбаумно-полосатый цвет, чтобы точнее обозначить суть христианской морали. Ведь христианским миром управляет никакой не крест, а полосатая палка: "Стой, падла - куда прёшь! А ну блять, отсыпь бабла и покайся! Покаялся? Бабки заплатил? Пока свободен, пиздуй себе дальше". Этой палкой стращают людей уже две тысячи лет, требуя смирения, повиновения и денег и обешая ослушникам всяческие кары после смерти. Вместо того, чтобы воспитывать народ, его предпочитают стращать и запугивать карами небесными. Святые отцы, держа кукиш в кармане, понуждают народ тащить и дальше пресловутую телегу, нагруженную полосатыми палками, не переставая пиздить его этими палками по голове под видом духовного окормления. Люди волочат свою прискорбную ношу, изо всех сил скрывая, что делают это из чувства страха, и стараясь как можно более достоверно изображать благоговение и энтузиазм. Чем дольше они это делают, тем чаще у них появляется желание присесть на обочину и устроить небольшой постный пикничок с умеренным безалкогольныи возлиянием и лёгкой целомудренной оргией.
  
   Ещё задолго до того как президента впервые в истории принудили публично рассказывать под присягой о том, кто сосал его президентский хуй; ещё до того как христианские страны начали посылать войска защищать права человека в отдельно взятой мусульманской стране, заботливо раздавая солдатам буклеты о том, как вести бои на нефтяных полях, чтобы не уничтожить сырьё и не повредить оборудование; ещё до того как посещения церкви и порносайтов превратились в сравнимые по популярности формы проведения досуга, ещё до того как секс на заднем сидении автомобиля стал более распространённым занятием чем перебирание чёток, грех уже прочно вошёл в повседневную жизнь, и как следствие, люди стали регулярно испытывать стыд и раскаяние. Разумеется, эти чувства были настолько же неглубокими, насколько и неискренними, но зато раздражение, вызванное необходимостью их испытывать, было вполне искренним и глубоким.
  
   Людям стало ясно, что жить в торопливом грехе вперемежку с короткими и неискренними покаяниями не особенно приятно. Конечно, покаяние делает удовольствие, получаемое греховным путём, пикантнее и острее, но когда этот процесс запущен на поток, пропадает острота чувств, а потом и все чувства пропадают, если не считать досаду и недоумение, которые, наоборот, становятся сильнее. Кроме того, от ощущения банальности и неискренности происходящего очень страдает самоуважение, которое в позднейшие времена стало гораздо важнее для человека, чем раньше. Объяснение этого последнего факта очень простое: поскольку в нынешнем бездуховном обществе уже никто никого не любит, то хочется, чтоб хотя бы уважали. Но когда человек понимает, в каком ханжеском обществе он живёт, и сознаёт собственное ханжество, разве может он считать искренним чужое уважение? Нынешний человек и себя-то не может толком уважать, поскольку сам себе не очень-то верит.
  
   В христианском обществе неумолимо назревал нешуточный психологический кризис, который позднее проявил себя страшными войнами и чудовищными революциями. Расправившись с христианским традиционализмом с его умеренностью, благочестием и преклонением перед добродетелью и аристократизмом духа, христиане почувствовали себя гораздо комфортнее физически, но заплатили за этот комфорт непреходящим и плохо осознаваемым чувством вины, незащищённости и суетливого душевного дискомфорта. Выражаясь метафорически, они почувствовали себя так, словно гвозди, которые давным-давно пронзили тело Христа, неожиданно застряли у них поперёк жопы и не дают нормально посрать. Поэтому они подсознательно ждали мессию, который придёт и хотя бы немного облегчит невыносимый груз христианской морали.
  
   И вот явился Фройд и принёс теорию, которая фактически поставила знак равенства между индетерминизмом и безответственностью. Именно эта разрушительная, антителеологическая, антихристианская направленность фройдовской теории и сделала её столь необыкновенно популярной в христианском мире. О, да! Популярность Фройда зиждется вовсе не на том, что он прославлял и воспевал человеческую сексуальность, сводя к ней почти все проявления психической жизни. Делали это многие, и до него и после него - Публий Овидий Назон, и Эпикур, и Сафо, и Гюи де Мопассан, и Мэрилин Монро, и Тинто Брасс, и множество других далеко не бесталанных людей, но популярности Фройда они не добились по одной простой причине: австрийский психиатр-авантюрист разработал и обосновал апологию несостоятельности человеческого разума и доброй воли и их вторичности по отношению к влечениям, определяющим поведение. А заодно и показал, что для того чтобы завоевать популярность своему учению, вовсе не требуется известный деревянный инструмент с гвоздями и верёвками. Достаточно просто угадать подсознательные желания людей и удачно представить таковые их сознанию. Иисус угадал и озвучил одни желания, а Фройд - другие. Никого не должно смущать, что эти желания противоречат друг другу, потому что человек - это неебательски противоречивое существо.
  
   Невесть как давно Иисусу Христу кое-как удалось внушить людям чувство стыдливого страха - ценой собственной жизни. Фройд избавил их от этого чувства, и таким образом начисто испортил рынок римско-католической церкви, продававшей индульгенции за хорошие бабки. Он создал не просто научную теорию, и даже не бесплатную индульгенцию для христиан, развращённых духом наживы и платных чувственных наслаждений, а новую религию, новую общественную мораль, которая избавляет человека от чувства ответственности за собственное поведение, вступающее в противоречие со старой моралью. Не касаясь принципов христианской морали, эта новая религия ставит под сомнение существование того самого сознательного "Я", того милосердного и жертвенного разума, того сопереживающего и сочувствующего ядра в человеке, к которому традиционно обращена христианская мораль. Она утверждает, что человека нельзя обвинять в преступных и аморальных поступках, потому что человеческая психика не представляет из себя целостного образования, и та её часть, к которой обращены все увещевания или обвинения, не является в оркестре психических явлений ни дирижёром, ни даже первой скрипкой.
  
   Историю христианства как вероучения можно считать завершённой, с тех пор как значительная часть христиан предпочла исповедоваться психоаналитикам, а не католическим священникам, а последние взалкали плотских удовольствий и пристрастились с воровским вожделением ебать упитанных детишек своих прихожан в розовые пухлые мальчишеские попки. Набор исходных чувств, на которых зиждется христианский образ жизни, стал катастрофически мал. Пропал начисто стыд, если вообще когда-либо был, исчезли смирение и жертвенность, чувство справедливости перекочевало в суды присяжных, где его пользуют как кабацкую девку. Осталось лишь показное конформистское благочестие и слезливая истеричная благодарность перед "спасителем", который мучился и умер на кресте не за просто так, а за то, чтобы нам хорошо пилось и елось, чтоб моглось и чтоб хотелось, и чтобы эта райская иддилия продолжалась вечно.
  
   Иудейский рационализм и педантичность австрийской школы, соединившись в теории Фройда, окончательно уничтожили веру христиан в величие человеческого духа, оставив взамен лишь безудержное либидо, ворчливый праздный рассудок и великое множество предрассудков. Рассудок может иногда подсказать, когда и как лучше начать задуманное, но он не в силах вызволить человека из плена предрассудков, уберечь его от необдуманных решений, или по крайней мере, заставить его вовремя остановиться.
  
  
  

2.4. Несколько слов о том, как важно уметь вовремя остановиться.

  
  
  -- Стой! Стрелять буду!
  -- Стою.
  -- Стреляю.
  
   Анекдот позднейших времён
  
  
   По характеру влияния на широкую общественность Спинозу можно сравнить с Сократом, Аристотелем или Декартом. Их мудрость потрясает воображение, но совершенно не влияет на практическую жизнь. Аристотелева логика существует сама по себе, а логика здравого смысла сама по себе: человек усваивает её вместе с родным языком, без всякого Аристотеля. Декартово учение о рефлексах никак не способствовало их лучшей выработке. Физиолог Павлов не поднялся выше циркача Дурова, несмотря на то что за свою долгую и бесславную жизнь искромсал ножом и задрочил досмерти великое множество кошек и собак, не считая прочую визжащую и хрюкающую живность.
  
   Влияние Фройда на общественное сознание можно ближе всего сопоставить с влиянием Иисуса Христа и Карла Маркса. Оба лицемера искусно притворялись, будто апеллируют к разуму, добру и справедливости, а на самом деле занимались самой наглой и самой бессовестной саморекламой, будоража бестолковый народ бредовыми идеями. Есть, тем не менее, одно принципиальное отличие: в то время как Иисус и Маркс жили и говорили только напоказ, и каждое своё движение расчитывали, исходя из того, чтобы стать кумиром толпы и её вождём, Фройд жил как частное лицо и никогда не помышлял стать кумиром или вождём. Умный Фройд знал совершенно точно, отчего люди нуждаются в вождях. Людям нужны поводыри, потому что они очень редко знают, в какую сторону идти, и когда отправляться в путь. И уж тем более никто из них не понимает, как важно вовремя остановиться.
  
   Что труднее всего сделать человеку, после того как он притащил домой ящик водки, или пустился во все тяжкие, или встал на путь стяжательства, или отправил свои войска покорять сопредельные страны, или начал врать жене и родителям, или подсел на иглу, или пристрастился к картишкам, или повадился портить девиц, или научился подворовывать, или просто съехал с высокой горы на велосипеде без тормозов? Да, вы правы. В каждом из этих случаев труднее всего - вовремя остановиться. В этом наитруднейшем деле у человека никогда нет помощников, да и вожди в этом случае тоже совершенно бесполезны. Вождь может только вести вперёд, но не может вовремя остановиться и остановить других. Если он остановится, его не поймут и затопчут те, кого он ведёт. Очень мало кто из людей умеет сам по себе вовремя остановиться. По большей части человек идёт туда, куда его влекут его желания, и останавливается только тогда, когда его остановят те, кому он перешёл дорогу.
  
   О как много времени, энергии и материальных средств в нашем несовершенном обществе тратится лишь на то, чтобы заставить друг друга вовремя остановиться! Как много разнообразных профессий посвящено единственно этой цели! Вспомни женщину неопределённого пола с бесцветным тряпичным лицом, которая сидит в музейном зале только для того, чтобы ты не муслякал бесценные экспонаты своим жирным сопливым пальцем, которым ты минуту назад соскабливал жвачку, намертво прилипшую к нёбу. Весь день эта несчастная должна следить за твоими липучими хваталками и облаивать тебя как шавка, когда ты воровито и алчно дрочишь пальцем си бемоль, к которому прикасалась рука Рахманинова, или пытаешься сунуть свою долговязую никчемную жопу в кресло, в котором отдыхал великий князь Константин.
  
   Но вот жертва человеческого несовершенства отработала смену, вышла из музея и поехала на вокзал. Там, у турникета, её остановит контролёр, который проследит, чтобы она не вошла в вагон без билета. Контролёра остановит на улице наряд милиции и заставит дыхнуть, чтобы проверить, не напился ли он пьян. Милиционеры пойдут в банк обменять полученные в виде взятки доллары на рубли, и банковский оператор проверит иностранную валюту, чтобы вовремя остановить стражей закона, если они надумали сбыть с рук фальшивые бабки. Банковского оператора тоже остановят на выходе из банка и проверят, не унёс ли он случайно с собой чужую деньгу.
  
   Остановят и проверят всех. В обществе существует кровавая круговая порука, потому что никто не в состоянии легко и бескровно остановиться сам по себе.
  
   Созданное нашими предшественниками общество кажется нам удовлетворительным только в силу привычки длиной в жизнь. Если на секунду позабыть об этой привычке, взглянуть на окружающий мир свежим взглядом и подобающим образом охуеть, то действительность покажется просто ошеломляющей. Полиция, армия, разведка и контрразведка, таможенники и пограничники, частные охранные предприятия, спутники-шпионы, самолёты раннего обнаружения, рвы с частоколом и колючей проволокой, толстые стены, прочные замки на железных дверях, светофоры, шлагбаумы, КПП, контрольно-следовые полосы и минные поля, часовые и пароли, программа Firewall в Интернете, и ночной кошмар борцов за права человека на частную жизнь - скрытая камера наблюдения. И заборы, заборы, повсюду бесконечные заборы!.. Неисчислимое разнообразие вещей существует в человеческой цивилизации с одной единственной целью - своевременно обнаружить тебя и вовремя остановить, чтобы ты не впёрся куда тебя не просили и там не нашпионил, не насрал, или упаси бог, чего-нибудь не спиздил.
  
   О горе, горе! Как же вы несовершенны, люди! Зная, что каждый из вас не в силах вовремя остановиться сам, вы пытаетесь остановить друг друга на дальних подступах к собственной безопасности. Почти всё ваше время и все ваши помыслы заняты тем, как быстрее и эффективнее заметить тех, кто пытается подойти к вам на непозволительно близкое расстояние, которое вы считаете небезопасным, и остановить их как можно дальше от этого места, ещё до того как они обнаружили свои намерения. Вы твёрдо уверены, что хороших намерений не бывает. У вас нет доверия к другим, потому что нет доверия к себе.
  
   Твоё чувство справедливости непоколебимо, оно заставляет тебя схватить человека за руку и остановить его, только потому что тебе показалась подозрительной его походка, одежда или акцент. Но твоё чувство справедливости никогда не остановит тебя самого. Справедливость - это для всех остальных, но не для тебя! По счастью, тебя всё же можно остановить, и делает это твоё чувство страха. Когда ты в страхе останавливаешься, ты это делаешь не сам: тебя останавливает некто другой, спроецированный в твоём сознании. Этот воображаемый другой действует совершенно как камера слежения, установленная в магазине для того, чтобы ты не сунул себе в штаны видеокарту и скази-контроллер и не уволок их из магазина, не заплатив.
  
   Чувство справедливости и страх взаимодополнительны. Будучи несовершенны и ограничены сами по себе, они дополняют друг друга до того сомнительного совершенства, которого, по-видимому, только и способен достичь человек.
  
   Никто, никто не может вовремя остановиться. Даже когда человек убеждён, что останавливается сам, его на самом деле останавливают другие, которых он, неосознаваемо для себя, несёт в своём сознании.
  
   Вся современная наука создана благодаря тому, что человек не может вовремя остановиться даже перед лицом фактов, противоречащих предпосылкам, лежащим в основе его намерений. В подавляющем большинстве случаев учёные создают теории, не считаясь с результатами экспериментов, потому что если учитывать все без исключения результаты, то никакой теории нельзя создать вообще. Как только теория появилась на свет божий, её радетели немедленно начинают подгребать под неё все подходящие факты, а все неподходящие отшвыривать подальше, и остановиться уже не могут. Совершенно непонятно, как люди потом создают нечто вразумительное и работающее, опираясь на эти теории. Наверняка, не обходится тут без нечистого.
  
   Люди создают науку, опираясь на мораль вполне известного сорта, а уж когда дело доходит до применения её результатов, ни о какой морали и вовсе говорить не приходится. Человек не может вовремя остановиться. Человек не хочет вовремя остановиться.. Он хочет, чтобы в его власти было остановить любого, и чтобы при этом никто не мог остановить его самого. Все научные достижения делаются и применяются исключительно с этой целью и, по большей части, пока безуспешно. Технический прогресс лишь сужает круг людей, стремящихся остановить всех остальных и не опасаться быть остановленным кем-то ещё, но никак не меняет исходной тенденции.
  
   Нет, что ни говори, а только что бы человек ни делал - нет для него ничего труднее, чем вовремя остановиться. Если б только человек умел вовремя остановиться, разве стал бы он ополчаться и вооружаться друг против друга? А если бы человек не ополчался и не воевал друг с другом, не причинял друг другу зла, то был бы рай на Земле, и не нужна была бы никакая религия. Религия была предназначена прежде всего для того, чтобы вовремя остановить человека, когда он не желает остановиться сам, но увы - используется для того, чтобы натравливать людей друг на на друга, да так, что их уже ничем не остановишь.
  
   О, если бы человек умел останавливаться сам по себе, к удовольствию своему и всех остальных людей! Как много сил, ума, изобретательности можно было бы направить на то, чтобы сделать жизнь богаче, смелее, разнообразнее и интереснее, вместо того чтобы постоянно и неотступно сторожить друг друга и решать проклятый вопрос о том, кто должен сторожить сторожа. И как оказывается просто, как просто этого достичь! Надо всего лишь обрести великий и бесценный дар - умение вовремя остановиться. Отсутствие это умения делает человеческую цивилизацию невероятно расточительной, и по этой причине - повсеместно преступной.
  
  
  

2.5. Расточительность как состав преступления

  
   Ты никогда не задумывался, почему многие законопослушные граждане так любят смотреть кино и читать книги, где главные герои - не врачи, не космонавты, не водопроводчики и не министры, а бандиты, воры, беспредельщики или, на худой конец, просто мошенники и надувалы? Почему люди столь любознательны по отношению к жизни, которую ведёт маньяк и серийный убийца, и к чувствам, которые он испытывает? Почему многие кинозрители симпатизируют экранным героям, занимающимся сомнительными делами, на руках у которых кровь невинных людей?
  
   Ты, вероятно, думаешь, что интерес к кинобандитских историям проистекает из закрученного сюжета, из-за головоломки с вычислением и поимкой убийц и так далее. Если это правда, то почему тогда люди не проявляют приватного интереса к научным изысканиям, социальным исследованиям, политике, медицине, компьютерному программированию и многим другим областям знаний, где развитие событий весьма часто напоминает хорошо закрученный детектив? Почему воры, бандиты и убийцы популярнее всех прочих профессий?
  
   А потому, что в нынешнее время люди ещё больше чем раньше, ещё неистовее, ещё сильнее хотят жить свободной, полнокровной жизнью. Им осточертел домашний бюджет, строгий распорядок дня, чувство ответственности за себя и за других. Они погрязли в депрессиях и неврозах из-за необходимости вставать по будильнику и давиться зубной щёткой и утренним кофе, стоять в уличных пробках и душиться в метро, постоянно экономить, ждать, догонять, избегать риска, считать глотки, минуты и карманную мелочь, отказывать себе в радостях жизни сегодня, чтобы отложить пару копеек в защёчные мешки на случай неласкового завтра. Такая жизнь слишком много требует от людей и очень мало даёт взамен. Люди чертовски хотят послать эту тупую, задроченную жизнь к ебеням, навсегда сбежать от повседневной ответственности, забить на всё огромный хуй, и не заботиться больше ни о чём.
  
   Но освободиться от бремени ответственности - это ещё далеко не всё. Отсутствие ответственности освобождает массу времени и пробуждает желание не просто жить, а жить великолепно, замечательно! Освободившееся время хочется проводить с удовольствием, не отказывая себе решительно ни в чём! Людям чертовски хочется быть расточительными - всегда, везде и во всём. Им хочется тратить деньги, не считая. Некоторые из них не прочь даже пролить чужую кровь ради того чтобы испытать острые ощущения. Они желают ходить по лезвию бритвы и постоянно испытывать собственную судьбу, зная при этом, что они умнее и удачливее всех, и поэтому с ними ничего не случится.
  
   И какая же сказка, какой миф лучше всего соответствует нагноившимся от длительного невроза мечтам и желаниям маленьких безгласных винтиков и шпунтиков товарно-денежной цивилизации, скрюченных в гигантской, невероятно напряжённой конструкции современного общества? Конечно же, это бандитские киноэпопеи, в которых чемоданы с долларами достаются быстро и легко, и тратятся лихо и весело, где кровь, не переставая, льётся рекой как водица, и где главные герои рискуют самым невероятным образом и всегда остаются в живых. Красивая жизнь, сказка! Никакой ответственности, невероятные приключения и море удовольствия каждый день! Роскошная, расточительная, жизнь крутых киногероев выступает как наиболее популярный инструмент невротического эскапизма занюханных обывателей, уныло и обречённо жующих подгнившими зубами дешёвый ширпотребовский пластик. Не жестокость и не тупость, а прежде всего невероятная расточительность новых русских стала новым мифом новой эпохи.
  
   А теперь вспомним, что из себя представляет и к чему приводит реальная расточительность реальных персонажей криминального мира. Наркодилеры обрекают на смерть и инвалидность множество молодых людей ради прибыли. Убийца-маньяк с лёгкостью расходует чужие жизни ради удовольствия, получаемого в процессе убийства. Насильник расточает физическое и психическое здоровье и личное счастье своей жертвы ради собственного минутного удовольствия. Грабители банка жертвуют жизнями охранников и банковского персонала ради удовольствий, которые они получат на похищенные деньги. Преступники легко, не задумываясь, жертвуют всем, что им, собственно, не принадлежит, расточают чужое достояние, чтобы доставить себе очередное удовольствие.
  
   С абстрактной точки зрения, расточительностью является расходование больших, часто невосполнимых ресурсов на мизерные, низменные, недостойные цели. Расходование личностью не принадлежащих ей ресурсов - жизни, здоровья и благополучия людей, материальных ценностей - на собственные нужды, а также явное пренебрежение общественными нуждами в угоду собственным нуждам, всегда указывает на то, что здесь мы имеем дело с преступлением. Таким образом, пока ресурсы в обществе являются исчерпаемыми и ограниченными, между расточительностью и преступлением всегда будет стоять знак равенства.
  
   Потрясающие воображение средства, которые преступники тратят на удовлетворение их порочных страстей, создаёт особый ореол вокруг их чувственного мира, отличного от чувственного мира обыкновенных людей. Особый, повышенный, мистический интерес вызывают преступники, которым для удовлетворения их страсти необходимо отнять человеческую жизнь. Это свойство делает их уникальными людьми, своего рода знаменитостями. Их образы романтизируются и питают художественное воображение творческих людей.
  
   Боятся ли люди преступников, чувства, образ жизни и личности которых они романтизируют?
  
   Разумеется, боятся. Но любопытство и желание попробовать запретный плод, ощутив его вкус хотя бы в отражённом виде, как комплекс чувств, выражаемых другой личностью, познавшей этот вкус, сильнее страха. Таким образом, радом с преступником и жертвой всегда присутствует третья фигура - фигура сладострастного наблюдателя, который хочет испытать чувства и преступника, и жертвы. Современное общество - это сообщество виртуальных вуайеристов, наблюдающих в замочную скважину вездесущего теле- и киноэкрана трагический контакт паука и мухи, преступника и жертвы. Современное общество желает не просто зрелищ, а жестоких реалистических зрелищ.
  
   Таким образом, преступники и преступный образ жизни играет в современном обществе двоякую роль. Помимо причинения ущерба отдельным людям и стимулирования развития общества в целом за счёт быстрого и незаконного перемещения ресурсов в наиболее прибыльные области экономики, преступники, неосознанно для себя, выполняют миссию исследователей жизни, её наиболее опасных областей. В таковом качестве они испытывают влияние экстремальных факторов на собственную жизнь и на жизнь людей, с которыми они соприкасаются на своём пути. Они тратят на себя огромные средства, пытаясь таким образом выжать из своей жизни максимум доступных удовольствий, и испытывая при этом гамму ощущений, которые не могут испытывать остальные члены общества. Этот особый уникальный опыт, эта особая жизнь, особые ощущения являются причиной того, что поймав преступника, изолировав его от общества и назначив ему меру наказания, люди забывают о тех, кому этот преступник причинил горе, боль или смерть, и начинают романтизировать чувственный мир преступника, романтизировать его личность, его преступный образ жизни, снимать о нём фильмы, писать о нём книги, и так далее.
  
   Чем дальше от людей отстоят потери, понесённые от деятельности преступников, тем легче романтизируется их образ. Например, великолепно романтизированы кровожадные и жестокие карибские пираты, банковские грабители Бони и Клайд, международный террорист Че Гевара. Романтизирован в народной песне казачий атаман Степан Разин, лихо утопивший в реке девушку и перерезавший уйму прочего народу. Кровавый беспредельщик, жестокий предводитель бунтовщиков Емельян Пугачёв воспет и романтизирован не кем нибудь, а самим Пушкиным! Находясь в приятном подпитии, русский человек непременно завершит свою песенную эскападу "Муркой", чтобы почувствовать себя уркой. Чтобы почувствовать себя духовно отвязанным, рисковым, освобождённым от своих обязательств по отношению к обществу, от закона, который запрещает взять чужое и широко и лихо истратить его на себя. Чтобы в пьяной разгульной песне почувствовать себя супергероем-экстремалом. Почувствовать себя преступником. Потом наступит отрезвление, и конечно, этот человек никогда не нажмёт курок пистолета, чтобы убить охранника в банке и забрать себе чужие деньги, потому что он не обладает психологией преступника. Но созданный на основе преступной жизни романтизированный идеал будет время от времени стучаться в его жизнь и заставлять иногда просто воображать себя преступником, чтобы испытать тот фейерверк запретных чувств, по которым тоскует его душа, стиснутая тоскливыми мелочными рамками обывательской жизни.
  
   Даже у зомбированных на подчинение закону и морали, чрезвычайно конвенциональных и законопослушных американцев до сих пор в чести герой классических вестернов - гонимый несправедливым законом и бессердечным ханжеским обществом герой-одиночка с пистолетом. Популярны также и весёлые мошенники, виртуозно очищающие кошельки, виллы и банковские счета надутых и преуспевающих убожеств.
  
   Преступность и преступления нельзя элиминировать, исключить из жизни общества, потому что вместе с их полной ликвидацией элиминируется целый пласт духовной жизни, необходимый для нормальной духовной жизни человека: игра в расточительность, без морали, без правил, где конечной целью является собственное удовольствие, не отягощённое никакими моральными ограничениями и ответственностью. Если мифологию современной жизни лишить криминально окрашенного романтизма, общество погрузится в небывалый невроз. Поэтому кто-то в обществе непременно должен стать жертвой преступников, чтобы на крови и страданиях этих жертв сложились новые криминальные биографии, чтобы дать пищу новым мифам, страхам, загадкам, чтобы родился новый эпос, который будет щекотать нервы обывателя и потрясать его воображение.
  
   Бандитская романтика даёт человеку чувство исключительности, вседозволенности и могущества, позволяет в мечтах возвыситься над серой толпой неудачников, не видевших в жизни ничего хорошего и живущих от копейки и до копейки. Такое воображаемое всевластие над судьбой и пренебрежение к другим людям опьяняет человека, человек видит в обществе лишь средство для достижения личного блага, и для него становится совершенно не актуален вопрос о смысле человеческой жизни, о судьбах человечества, о том, для чего мы живём на этой планете, зачем мы нужны, и нужны ли мы вообще.
  
  
  

2.6. Размышления о том, зачем мы нужны, и нужны ли мы вообще

  
  
   Tell me true tell me why was Jesus crussified
   Is it for this that daddy died?
   Was it for you? Was it for me?
   Did I watch too much t.v.?
   Is that a hint of accusation in your eyes?
   If it wasn't for the nips
   Being so good in building ships
   The yards would still be open on the clyde
   And it can't be much fun for them
   Beneath the rising sun
   With all their kids committing suicide
  
   Roger Waters
  
   Зачем мы нужны, и нужны ли мы вообще? Уже несколько тысячелетий человечество живёт в лоне нескольких мировых религий, а удовлетворительного ответа на этот вопрос до сих пор не найдено. Каждая религия претендует на то, чтобы объяснять смысл существования человека и человечества на Земле, его земную миссию и его отдалённое будущее - каждого отдельного человека после смерти, и всего человечества в целом - во веки веков. Каждая религия на свой лад объясняет, почему человек должен страдать телом и душой, и почему мировое зло кажется неистребимым. Религии пытаются концептуально доказать, что и в страданиях, и в смерти, и в войнах, и в болезнях, и в стихийных бедствиях проявляется божественная воля, и что бог добр, всемогущ, великодушен и деятелен, несмотря на все бесчисленные подлости, мерзости и откровенные безобразия, которые с его лёгкой руки творятся на Земле. Все религии учат, что первейшей задачей человека в его земной жизни является прославление бога, обращение к нему всех своих помыслов и подготовка к жизни вечной.
  
   Сильная сторона религии, бесспорно, состоит в том, что она предлагает людям некое, пусть иллюзорное и недоказуемое, но всё же объяснение смысла их существования, в которое должен поверить каждый верующий. Благодаря религиозным традициям и религиозному сознанию, у людей появляется постоянная общая цель, навсегда объединяющая всех людей - преодолеть зло на Земле, подготовиться к царству божьему, и в конечном счёте, соединиться в боге и жить вечно, в вечной любви. Однако, посмотрим ешё раз на христианство с его щенячьим раем, на ислам с его загробными девственницами, поломав которым целки, непонятно, что делать дальше, на колесо Сансары и вечную нирвану, похожую на зацикленный приход обдолбанного торчка. Совершенно непонятно, чем развлекать бессмертную душу человека целую нескончаемую вечность, после того как душа эта со свистом вылетит из своей телесной оболочки словно воздух из дырявой шины, отходившей свой ресурс.
  
   При отсутствии достойной загробной жизни, где душа могла бы успешно применять и развивать все свои земные таланты, становится как-то даже неприятно и опасно её иметь. Однако, если предположить, что бессмертная душа не существует, что никакого бога нет, что мировое зло неистребимо, и что жизнь человеческая навсегда заканчиваается со смертью его физической оболочки, то духовное благополучие человека оказывается в гораздо большей опасности. Если отнять у человечества веру в вечную жизнь как таковую и объявить эту идею ложной и несостоятельной, то немедленно возникает страшный вопрос: а тогда зачем вообще всё это надо? Зачем тогда вообще жить? Ведь это так трудно - обрести и понять себя, понять жизнь, понять других людей, стать зрелой личностью. Трудность приобретения и неизбежность и нелепость финальной потери вызывают у человека экзистенциальный шок. Если просто отказаться от утлых религиозных мифов вместе с заключённой в них идеей вечной жизни, и не предложить ничего взамен, чтобы эту идею сохранить, то появляется сомнение: а зачем тогда нужен, и нужен ли вообще разумный человек? Какова цель существования человечества? Наука и здравый смысл пока не могут дать ответ на эти вопросы.
  
   Человек отличен от всех других живых существ тем, что обладая абстрактным мышлением, он идентифицирует себя в этом мире как нечто отдельное от него, противопоставленное ему. Человек отличен от прочих форм жизни тем, что может не только действовать во времени, но способен мыслить о времени абстрактно; он отличен тем, что сумел додуматься до понятия вечности. Поэтому человек противопоставляет свою жизнь не единому мигу смерти, но нескончаемой вечности, и взыскует смысл своей жизни не в кратких мгновениях отпущенной ему земной жизни, но в вечности. Раз познав в нескольких мгновениях счастья нескончаемую радость бытия своей души, разглядывающей этот прекрасный мир из своей смертной оболочки, человек страшится потерять эту радость навечно. Вера в бога даёт человеку надежду на вечную жизнь, на гармоничное слияние с вечностью. Человек черпает свою веру у других людей, и сам поддерживает слабых. Таким образом, вера приводит к объединению людей в их стремлении не потерять дарованную им радость бытия и обрести вечность совместными усилиями.
  
   В отсутствии веры в духовную жизнь человечество теряет единственную и самую сокровенную, объединяющую его идею. В этом случае можно ответить на вопрос о смысле жизни только в духе прагматизма и гедонизма: не важно, какова конечная цель всего и вся, не важно, в чём смысл твоей жизни, но разум уже тебе дан, и ты можешь его использовать для того, чтобы сделать свою короткую земную жизнь приятнее и интереснее. Живи и радуйся тому, что тебе отпущено, и осознанно бери от жизни всё что можешь, потому что жизнь коротка. Carpe diem! Какое печальное, какое слабое утешение для тех, кто хоть раз задумался о бренности бытия, о его краткости, обманчивости и ужасающей неполноте. О да, о неполноте, о ненасыщаемости! Проживи ты даже сто земных жизней - и всё равно твоя душа минует бездну прекрасных вещей, на которые у неё не хватит времени. Слишком много душевных и физических сил надо отдать, чтобы познать в жизни нечто более великое и прекрасное, чем простое удовольствие. Так как же можно сравнивать с вечностью всего одну короткую земную жизнь, пусть даже и предельно наполненную самыми дорогими и редкими удовольствиями! Да и только ли в одних лишь удовольствиях заключается счастье? Природа и общество не могут дать тебе более прекрасного, чем способна воспринять твоя душа, но достаточно ли у неё времени, чтобы научиться понимать и воспринимать прекрасное? Не пойти ли на сознательное ограничение, не ограничить ли своё стремление к развитию, не ограничить ли свою жизнь простыми удовольствиями, чтобы не погнаться за великим, и промахнуться, и не успеть, и не получить от жизни вообще ничего? О как же нужна, как же нужна человеку Вечность, чтобы переступить через этот постыдный страх и не бояться стремиться к недосягаемому, к возвышенному!
  
   Наши современники кажутся чересчур маловерными и излишне прагматичными. Однако, если современное общество пойдёт по пути полного безверия и тотального прагматизма, то оно разрушится немедленно. Нынешнее общество слишком сложное, чтобы обходиться без осознанных жертв. При том уровне сложности и опасности, при котором мы живём, кто-то должен ежедневно и абсолютно сознательно приносить себя в жертву обществу, чтобы оно могло более или менее безопасно существовать. Помимо пожарных, полицейских, спасателей и военнослужащих есть и еще множество людей, которые должны жертвовать собой во имя общественных интересов. Если объяснить всем этим людям, что бога нет, и что они жертвуют собой не для высшей цели, а чтобы все остальные могли использовать их самопожертвование, чтобы прожить дольше и по возможности лучше, и взять от жизни больше, чем они, то захотят ли они и дальше жертвовать собой? Им придётся в этом случае платить за профессиональный риск во много раз больше, и вероятно, даже и это не поможет в том случае, когда очевидно, что человек должен отдать свою жизнь, чтобы предотвратить беду. Хватит ли у человека силы воли при необходимости отдать свою жизнь без веры, а лишь за те деньги, которые он получил от общества в качестве предварительной уплаты за неё? Кто захочет жить с сознанием, что его жизнь может оборваться в любой день? Разве можно стремиться к возвышенному, зная ты можешь умереть в любой день, и понимая, что Вечности нет? Разве удовольствия, купленные ценой сокращения срока жизни, способны заменить человеку его нормальную жизнь, его нескончаемое стремление к прекрасному? И разве допустимо, чтобы в обществе жили люди, профессионально рискующие собой и поэтому прожигающие свою жизнь в каждодневных удовольствиях, с сознанием того, что каждый их день может стать последним? Каков духовный мир этих людей? Посмотри на бандитов и частных охранников, на то как они живут - и сразу всё станет понятно.
  
   Разумеется, читатель, ты сейчас заявишь о том, что существуют инстинкты, которые заставляют некоторых членов стаи жертвовать собой, чтобы выжила вся популяция. Инстинкты, которые заставляют самку жертвовать собой, спасая потомство. Но как быть, например, человеку, которого наняли для охраны чьей-то собственности, например, гаража с дорогими спортивными автомобилями элитного клуба. Должен ли этот человек рисковать своей жизнью, чтобы преуспевающие богачи могли получать удовольствие от прогулок на шикарных автомобилях? Должен ли этот человек в случае нападения вооружённых грабителей подумать о боге, о долге, и вступить с ними бой, рискуя собственной жизнью ради того, чтобы хозяева не лишились удовольствия, или надо подумать о спасении собственной жизни? Есть жертвы и жертвы. Если одни жертвы приносятся вследствие прямого проявления инстинктов, то другие жертвы становятся возможными только в результате работы специальных социально-психологических механизмов, благодаря которым человек с готовностью подставляет свою грудь под пулю, предназначенную для другого человека. Эти жертвы считаются рядовыми и будничными, и никого ими не удивишь. По странному стечению обстоятельств, человечество восхищается только одной жертвой, умершей на кресте и заявившей, что спасает своей смертью всех людей от их грехов. Скорее всего, за этим феноменом скрывается некий до сих не изученный инстинкт самоочищения, интимно связанный с катарсисом, самообновлением и прочими чувствами, благодаря которым человек возвращает утраченную духовную силу. Альберт Швейцер писал, что даже от войны ждали духовного самоочищения общества. Досадно и непонятно однако, почему самоочищение и восстановление духовных сил непременно требует чьей-то мучительной смерти.
  
   Опыт развития и падения двух государств с атеистической моралью показал, что внерелигиозные моральные стимулы, такие как коммунистическая и национал-социалистическая мораль, не могут быть эффективными в течение длительного времени, потому что они не основаны на понятии вечности. Раньше или позже, не получив обещанной награды в виде коммунистического рая на Земле или тысячелетнего процветания рейха, люди тотально теряют веру. Пресловутый подвиг советского народа в военное время, миф о котором внедрялся в сознание людей десятилетиями, на поверку в значительной мере оказался вынужденным, и опирался не на самопожертвование масс, а на фанатизм одиночек, на палочную дисциплину, массовые репрессии, тотальное доносительство, всеобщий страх, и заградотряды, стрелявшие в спину собственным войскам. Проворовавшись, оболгавшись кругом и изверившись полностью и во всём за несколько десятков лет вынужденного государственного атеизма, советское общество рухнуло в идеологическую пропасть и образовало циничнейшее и жесточайшее постсоветское общество, в котором никто не чувствует себя в безопасности, права личности никем не уважаются и не соблюдаются, и жизнь человека ничего не стоит. Очевидно, что показная слащавая и истеричная религиозность постсоветских людей не имеет ничего общего с действительной верой, потому что эта псевдорелигиозность не в силах породить даже самую слабую этику - не этику самопожертвования во имя высшего долга, а хотя бы этику, основанную на взаимоуважении и добровольном соблюдении совместно принятых законов.
  
   Итак, человек не может жить без веры. Традиционно веру свою человек черпает в религии. А у религии есть ужасная ахиллесова пята. История религиозных государств покрыта таким же несмываемым позором, как и история двух атеистических государств - коммунистического и нацистского. Человечество разделено на несколько мировых анклавов по религиозному принципу, и эти анклавы постоянно находятся в состоянии острейшей конкуренции между собой, а порой и в состоянии объявленной или необъявленной войны. В первую очередь это положение касается современного ислама. В этой религии особенно остро проявляется основной порок почти всех религий, которые объединяют не всех людей для единения с богом, а только часть людей против всех остальных людей - в борьбе за то, чтобы распространить свою религию на всех. Однако самая страшная идеологическая потеря человечества заключается даже не в нетерпимости, фанатизме и агрессивности конкретных религий, а в том, что раскол общества на религиозно-этической и национальной основе (учитывая, что наиважнейшим конститутивным атрибутом любой нации является её религия) полностью разрушает основную идею о достижении единения в боге и о жизни вечной. Религия девальвирует веру. Существуй бог на самом деле таким каким он представляется в идеале, он бы ни за что не допустил, чтобы люди находились в величайшем отчуждении друг от друга из-за различия религий, чтобы они ненавидели друг друга и молились об обращении или о смерти неверных, чтобы люди приносили друг другу величайший вред, стремясь познать бога и соединиться в нём для жизни вечной. Невозможно поверить в то, что у каждой нации и у каждой религии есть свой отдельный бог, который считает только свою нацию богоизбранной и требует от неё ополчаться против других религий и народов. Вечность, опошленная нескончаемыми распрями, политая кровью жертв религиозных войн, испоганенная ненавистью, отвращением и взаимными оскорблениями на религиозной основе - это уже не вечность, и бог - тоже не бог. Гораздо легче поверить, что бога нет вообще.
  
   Мы пытались найти ответ на вопрос о смысле человеческой жизни, а зашли в абсолютный и полный тупик. Никто не будет отрицать, что этика - это прежде всего доктрина, обосновывающая, почему, как, в каких случаях и в какой степени человек должен жертвовать своими интересами и во имя чего. Человек не может построить этического общества без веры, потому что только вера придаёт его жизни высший смысл и даёт силы жертвовать собой. Но в то же самое время, религиозный раскол и религиозная нетерпимость постоянно указывают на нежизненность, ущербность, порочность религиозной идеологии в целом. Да, религиозная этика даёт человеку необходимую мотивацию, чтобы жертвовать собой. Но сколько человеческой жестокости, подлости и злобы проявилось в ходе религиозной борьбы, сколько напрасных жертв было принесено в религиозных войнах и распрях! Религиозная этика залита морями крови этих жертв, устлана изувеченными судьбами людей и обесценена ими до предела.
  
   Итак, человек не нужен равнодушному богу, которому он молится, истребляя, угнетая и сжигая заживо своих сородичей ради величия своей веры. А без веры люди вообще не нужны друг другу как одушевлённые, одухотворённые создания. Без веры человек превращается в червивое мелочное существо без корней, без обязательств, без долга, без традиций. Он заинтересован в других людях и в обществе в целом только как в орудии, которое можно использовать для достижения и поддержания комфорта и для получения разнообразных жизненных удовольствий. Человек смертный, не вечный, подобен бабочке-подёнке. Он не заинтересован в самосовершенствовании, в долгом пути к раскрытию своего духовного потенциала, в трудной работе над своей духовностью, в реализации своих талантов. Человек смертный, не вечный, желает заслониться от жизни и её ужасных вечных вопросов физическим комфортом и жвачными удовольствиями, постоянно сменяющими друг друга и не дающими задуматься о великом и почувствовать унизительный насекомый страх перед необъяснимой и пугающей Вечностью. Витальный, экзистенциальный страх, вызывающий тошноту, сжимающий грудную клетку тяжёлым спазмом, так что сердце проваливается в потную промежность, кожа бледнеет и покрывается мурашками, и мочевой пузырь испуганно выбрызгивает струи прозрачной, пенистой, дурно пахнущей мочи.
  
   Зачем ты нужен человек, и нужен ли ты вообще? Что ты будешь делать со своей нелепой, неглубокой, эгоистичной и кровавой верой? Что ты будешь делать вовсе без веры? Почему ты малодушно застрял между верой и неверием? Почему в стремлении к наивысшему благу ты совершаешь самые величайшие подлости? На что ты променял свою Вечность? К чему идешь ты, и что оставишь после себя? Зачем, зачем, зачем ты живёшь!
  
   Должен ли высший судия благоговеть перед твоей никчемной жизнью, или единственный выход - это убить тебя, тебе же во благо?
  
  
  

2.7. Благоговеть перед жизнью или убить во благо?

  
   В виду отсутствия высшего судии люди берут его роль на себя и убивают одних людей во благо другим. Чаще всего - во благо себе. Чаще всего - чужими руками. Вся история человечества - это история того, как люди убивают себе подобных во благо тех, кого ещё не успели убить. Если бы люди убивали только своих ближних и только ради личного блага, это было бы ещё полбеды. Там убили, тут досмерти замучили, ещё где-то сжили со свету... Ну ладно, одним больше, одним меньше - никто надолго не опечалится. Настоящая беда начинается тогда, когда люди начинают убивать и ближних и дальних, для того чтобы возвеличить и обогатить свой народ, покорив несколько других народов, либо, что самое страшное - чтобы осчастливить весь мир.
  
   В истории прослеживается весьма чёткая закономерность: чем выше и масштабнее замыслы по возвеличиванию или осчастливливанию, тем больше народа требуется убить во благо оставшихся жить. Предполагается, что уцелевшие будут чрезвычайно благодарны убийцам за подаренное им безграничное счастье, а убитые своего мнения уже никогда не выскажут. В реальности, безграничного счастья не получается: у убитых находятся друзья, родственники и земляки, и убийства продолжаются уже не для достижения счастья, а в порядке мести, восстановления справедливости, защиты и самозащиты, а также просто для самовыражения и для развлечения. Когда много убивают, это быстро входит в привычку и становится хорошим развлечением - если не для всех, то для многих.
  
   Человек превратился в разумное существо из неразумного животного, уже будучи убийцей. Разумные люди осознанно убивают и калечат друг друга в борьбе за разнообразные земные блага. Институт убийства, ритуал убийства, психология убийства существует столько же времени, сколько существует человечество. Инструментарий убийства пополняется с каждым днём. Убийство является одним из главнейших человеческих культов. Атрибутами этого культа является разнообразное оружие, являющееся предметом поклонения и любования, армия с её красивой формой, марширующими бравыми солдатами, знамёнами, стрелками на картах, обозначающими направления ударов по противнику, и прочей романтикой войны. Человек настолько привык убивать, что вид оружия не коробит даже тех, кто не имеет никакого отношения к убийствам. Человек настолько привык убивать, что старается делать это профессионально и красиво.
  
   Как совместить любовь человека к убийствам, или по крайней мере, привычку к ним, с положением великих гуманистов о том, что человеческая этика должна быть построена прежде всего на основе благоговения перед жизнью. Как это возможно? Благоговеть перед жизнью и при этом убивать, и убивать, и убивать? Но почему вообще необходимо благоговеть перед жизнью? Чем она так хороша, эта земная жизнь? Ведь если религия обещает нам всем прекрасное будущее в инобытии, жизнь вечную, то к чему нам задерживаться на этой земле? Чем раньше человек умрёт, ты скорее он познает радости вечной жизни! Почему же тогда убийство с точки зрения религии является тяжким грехом? Почему религиозные концепции отказывают убийцам в их месте в раю? Ведь убийца фактически помогает человеку обрести лучшую долю, вечное блаженство, избавляя убитого от тягостного земного существования.
  
   Разумеется, убийца меньше всего думает о том, чтобы оказать своей жертве благодеяние. Человек чаще всего совершает убийство, чтобы воспользоваться тем, что принадлежит жертве - имуществом, положением, телом жертвы. Так или иначе, убийца каким-то образом потребляет свою жертву. Но опять, памятуя о том, что душа убитого немедленно попадает в рай, где она будет иметь неизмеримо больше, чем на Земле - мы не можем осуждать убийцу. Он взял у жертвы малые крохи, а взамен дал ей входной билет в лучший мир, где её ожидает вечное блаженство. Так почему надо осуждать и проклинать убийцу и благоговеть именно перед этой земной жизнью, и не лишать её своих ближних, а напротив, стараться её всячески продлить?
  
   Вероятно, жизнелюбивые и жизнеохранительные мотивы сохраняются в религиозных доктринах потому, что если их не будет совсем, и все захотят немедленной смерти, как первые христиане, то все друг друга поубивают и сами перемрут, и некому будет наполнять деньгами церковную кассу. Сами духовные лица тоже отнюдь не спешат умереть и перебраться в лучший из миров, что позволяет усомниться в том, что этот лучший из миров действительно существует.
  
   Тем не менее, если исходить из того, что бессмертной души нет, и вечной жизни тоже нет, тогда злые деяния обретают вес и значимость, и чувство справедливости, слитое с весьма близким ему чувством мести, требует отмщения за злые дела, и эта месть должна служить назиданием для остальных. Но при этом справедливость исходит уже не от бога, а всего лишь от человека. Чувство справедливой мести требует воздать злом за зло, но есть люди, которые чувствуют по-иному и считают, что злу не должно противиться, причиняя ответное зло. В человеческой концепции справедливости нет высшей инстанции, к которой можно апеллировать как к неоспоримой истине, поэтому справедливость, исходящая от человека всегда кажется сомнительной, относительной, не полной.
  
   А ещё человеческая справедливость не является неотвратимой. Многие люди чувствуют себя неуязвимыми и считают, что при их хитрости, силе и сноровке они всегда смогут избежать возмездия за свои преступления. Если божьего возмездия нет в природе, а человеческого возмездия можно избежать, то стоит ли воздерживаться от насилия над ближним, коль скоро оно приносит прибыль и тешит душу? Гуманисты утверждают, что воздерживаться от насилия надо в силу особого внутреннего чувства благоговения перед жизнью. Но ведь это чувство присуще далеко не всем! Что может остановить человека, не благоговеющего перед чужой жизнью, от того, чтобы не насладиться всем, что может дать убийство и насилие? Отчего нельзя убивать ради выгоды? Отчего нельзя убивать и мучить для удовольствия? Если общество не всегда имеет возможность разыскать и наказать виновного, если в душе у человека отсутствуют силы сожаления и раскаяния, которые истерзают и уничтожат его душу в отместку за совершённое зло, то значит возмездия можно избежать - и внешнего, со стороны общества, и внутреннего, со стороны совести. Но если в принципе возмездия можно избежать, то человеку дозволено всё. Абсолютно ВСЁ!
  
   Вот по этой причине религия, обещающая праведникам и мученикам вечное блаженство, грозит убийцам и насильникам вечными мучениями. В религиозных концепциях существует неустранимое и острейшее логическое противоречие. Если вечная жизнь есть, то все земные деяния уже не важны, и убийц наказывать абсолютно не за что. Все там будем, и все земные несправедливости изгладятся вечностью, полной нескончаемого блаженства. Если же вечной жизни нет, то убийцам нечего бояться расплаты за преступления со стороны сверхестественных сил, следует опасаться только возмездия со стороны людей. Религиозные концепции не могут выпутаться из этого вопиющего противоречия. Впрочем, мало кто из верующих умеет мыслить строго логически, на это и весь расчёт.
  
   Отойдём теперь в сторону от темы убийства и порассуждаем на тему "благоговение перед жизнью". Разумеется, упомянутое благоговение есть некое специальное чувство, свойственное гуманистам. Чувство нельзя описать в принципе, его можно только чувствовать. Подразумевается, что гуманистами должны стать все, и это чувство должно быть всеобщим. Непонятно правда, что будут делать гуманисты с красивейшими коллекционными образцами холодного оружия, например, с мечами. Переплавят их на орала? Орало выглядят далеко не так красиво, на стенку орало не повесишь, перед гостями не похвастаешься. Между тем, орудие, предназначенное для отделения человеческой головы от туловища, никак не может претендовать на то, чтобы украшать жилище гуманиста, благоговеющего перед жизнью.
  
   А будут ли гуманисты читать и смотреть детективы, где для затравки должны кого-то непременно убить? Будут ли гуманисты смотреть исторические фильмы, в которых убивают людей? Писать и читать фантастическую литературу, где происходят звёздные войны? Играть в компьютерные игры, где убивают монстров, животных, вражеских солдат и прочих симулякров? Как будет развиваться человеческая культура, если из неё полностью исключить элемент борьбы? А разве борьба может обойтись без насилия? А если насилие уже есть, то как определить дозволительную меру насилия и удержать его в приемлемых рамках?
  
   Но оставим вопрос о насилии и поговорим о самом принципе благоговения перед жизнью. Несостоятельность выбора "благоговения перед жизнью", предложенного Альбертом Швейцером в качестве главного этического критерия, заключается в его субъективности, и сооветственно, нежизненности, неопределённости. На основе этого критерия невозможно определить, какое поведения является наиболее гуманным. Например, благоговеющий перед жизнью врач может искусственно поддерживать жизнь новорожденного ребёнка с тяжёлыми генетическими поломками и вызванными этими поломками множественными уродствами. Природа подчас выпускает брак. На заводе произведённый брак уничтожают. А в родильном доме "благоговеющие перед жизнью" врачи не дают браку, допущенному природой, возможности вовремя умереть естественным образом и избежать мучительной, неполноценной жизни. А потом, если этот монстр выживети и вырастет, некая девушка-гуманистка может посчитать, что благоговение перед жизнью обязывает её выйти замуж за чахлого больного страдающего урода, подарить ему семейное счастье и нарожать от него новых уродов. Таким образом, при определённых, не столь уж и редких обстоятельствах, благоговение перед жизнью может обернуться настоящим кошмаром - нескончаемыми муками неполноценных людей и полным вырождением человеческой породы.
  
   Вот иной пример: военачальник может испытывать благоговение перед жизнью, посылая солдат на смерть. Он может быть убеждён, что только война способна выковывать настоящих мужчин и непобедимых бойцов, несокрушимую силу духа и атлетические тела. Он не мыслит свою жизнь без ощущения азарта воина в смертельном бою, без чувство победы над врагом. Как военный человек, он может вполне искренне считать, что жизнь дана человеку для того, чтобы отдать её в бою, и именно такое завершение жизни есть для ней наивысшее благо. Благоговение воина перед жизнью есть его нежелание умереть в своей постели, и стремление окончить свою жизнь на поле боя, забрав перед этим как можно больше жизней врагов. Благоговение перед жизнью, таким образом, вполне совместимо в мыслях и чувствах со стремлением к смерти и желанием смерти.
  
   Наконец, серийный убийца-маньяк может чувствовать благоговением перед жизнью, когда он убивает маленьких девочек-ангелочков, разрезает им животики, кладёт туда алую розу и погружает свою жертву в прозрачные воды реки. Для этого романтика-идеалиста невыносимо болезненна мысль о том, что из этого маленького светловолосого ангела вырастет дебелая дурно пахнущая тётка с мощной растительностью на лобке, визгливым голосом и вульгарными манерами. Он призван в мир, чтобы своим священным ножом спасти своего маленького обожаемого ангела от превращения в жуткого монстра, и он делает это снова и снова. Жизнь для него - это прежде всего красота, и он благоговеет перед ней настолько, что приносит в жертву этой красоте всю оставшуюся жизнь своей маленькой богини, чтобы она никогда не перестала быть богиней.
  
   Мы так и не нашли ни единого рационального критерия, который бы убедил нас в ценности жизни как таковой и объяснил нам, почему необходимо благоговеть перед жизнью. Жизнь сама по себе, вне какой либо конкретной фактуры, вырождается, превращается в ничто. Именно по этой причине мы так и не смогли выяснить, какой именно способ благоговения перед жизнью из множества возможных является правильным, перед какой именно по качеству жизнью надо благоговеть, и в чём конкретно должно провляться это благоговение. Нужен ли человечеству пророк, чтобы разъяснить это так, чтобы люди поняли их и умом, и сердцем?
  
  
  

2.8. Нужны ли людям пророки

  
   Всё-таки, не каждому это дано, в рекламу врубаться: там иногда такие темы всплывают, вроде и простые совсем, а вот поди ж ты! Как-то всё оно по-хитрому, много слов и все смешные, но если вдуматься, то всё там очень небуквально, девяносто тайных смыслов, и все для нас обидные.
  
   Дмитрий Гайдук
  
  
  
   А вот влом мне стало всё это писать, да и времени нет. Может, когда-нибудь продолжу. А может, и нет. Потому что чем дальше в лес, тем ну его на хуй. Ругими словами,
  

Продолжение следует (или не следует)

  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"