История повторяется, потому что не хватает историков с фантазией.
Станислав Ежи Лец
Как странно приходить туда, где все должно быть родным, будет родным, и видеть там лишь чужое. Это была моя третья попытка. Воронка туннеля выбросила меня в Новогирееве, недалеко от квартиры прадеда. Осень в этом году была приятная, или мне повезло попасть в один из немногих ее хороших деньков. Я удостоверился, что "Небеса" не ошиблись адресом, заглянув на главную страницу какой-то журнальной научно-популярной периодики.
Дом был точно такой, как и в других ветвях. Сердце стучало бешено. Что я скажу прадеду? Конечно, я не в силах существенно изменить его жизнь. Я представлюсь старым другом его сына, то есть, моего деда, а если и этот номер не пройдет, то воспользуюсь особой стратегией, проверенной десятками путешественников.
Я нажал на кнопку звонка. Дверь открыла пожилая женщина, закутавшаяся в шаль. Она не была похожа ни на мою бабушку, ни на прабабушку.
- Что вам? - тихо спросила она.
- Здесь проживает Петр Аркадьевич Симонов?
- Симоновы? Да, были такие. Съехали три месяца назад.
Съехали... статистическая ошибка. Ну, Виталик, когда я до тебя доберусь...
- А что вам, собственно, надо-то, молодой человек?
Молодой? Да. Пожалуй, для нее я действительно молодой.
- Я сын друга Петра Аркадьевича. Мой отец уехал в Польшу, они давно не виделись. В Москве я проездом, вот, решил зайти, а семья уже тут не живет.
- Да. Очень жаль. Может, зайдете? Чаю?
- Можно и чаю.
Квартира несла на себе отпечатки прошлых хозяев. В ней еще не успели сделать ремонт. Новая семья, похоже, небогата, и мебели у нее было немного. Беспорядок, сопутствующий переезду, убран.
- Вам черный или зеленый? У мужа давление, он только зеленый пьет.
- Давайте зеленый.
- А вы к нам надолго? - спросила женщина.
- На пару дней, - соврал я. Был еще один заряд на возврат.
- Как вас звать-величать?
- Антон. Антон Сергеевич, - тут уж я врать не стал.
- У меня внука Тошкой зовут, - зачем-то сказала женщина.
- Петр Аркадьевич - он ведь ветеран был. Много у него фотографий и наград. Я ведь журналист.
- Да, понимаю. Это важно - знать правду. Вы ведь знаете, сколько от нас ее, правды этой, скрыли?
Женщина, казалось, говорила с пустотой. Ей совершенно не было необходимо мое существование. А чай оказался вкусным.
- Поверьте, иногда лучше не знать всей правды.
Я все думал, сказать ли ей, зачем именно я пришел, и есть ли оно в этой ветви. Если его тут нет, то когда я вернусь, наши шансы сократятся еще вдвое. Одна маленькая, почти игрушечная, вещица, которая изменяет координаты в R4. Без нее "небеса" не будут работать, как положено. Что может быть хуже машины перемещения во времени, забывающей путешественников?
- Боюсь, что я не смогу вам помочь, Антон. Я не знала этих людей с нужной вам стороны.
- Это ничего. Может, они адресок оставили новый или вещички не все вывезли?
- Вещички? Да. Старый секретер из дуба. У него ножка поломана. Совершенно нетранспортабельная вещь. Он в комнате так и стоит, сиротинушка.
Ну, Виталик, ну зараза! Как знал, что надо мне ключик дать. Пока хозяйка квартиры говорила что-то о своем муже, я незаметно подбросил ключик на крышку секретера, чтобы все было чисто.
- Можно мне заглянуть в него? На случай, если хозяин оставил какие-то записи или письма? - вежливо спросил я.
- Конечно-конечно.
Удивительная женщина. Открыла мне дверь, впустила в свою квартиру, даже не спрашивая подробностей визита. А вдруг я вор-домушник? Нет. Пожалуй, на домушника я не похож. Я открыл ящик своим ключом, но не нашел там ни бумаг, ни фотографий. Только гироскоп. Он не проржавел, не запылился, не покрылся патиной. Он был ровно таким, каким я и ожидал его увидеть. Игрушка великого насмешника, затерянная вне времени и пространства, которая появляется там, где ее обычно не ждешь. Забытая деталь древнего механизма. Я поставил его на секретер и легонько толкнул. Гироскоп почувствовал изменение положения и стал лениво прецессировать. Казалось, что время не властно над трением, но вскоре сила нарушила его вращение и он задел столешницу.
- Вы знаете, что это?
- Да. Мой муж инженер. Это гироскоп?
- Точно. Очень чувствителен и к изменению внешних сил, и к ориентации в пространстве. Я не думаю, что вам нужно это изделие, а моему отцу оно пригодится, как память.
- Можете забрать. Я не понимаю прелести всех этих механических штуковин.
Она не знала, что это за вещь. "Небеса" пали потому, что потеряли ускоритель и стабилизатор. Дай ему малое ускорение, отведи вектор силы - и он будет сопротивляться. Уклони время - и он создаст туннель, чтобы вернуться. Все гениальное просто.
Мой туннель должен быть открыт. Я попрощался с хозяйкой и вышел во двор. Никто не должен видеть меня. Исчезновение во времени порождает искажения пространства. Я сжал гироскоп в руке и нажал на кнопку.
Мое тело, как обычно, сдавило и скрутило. Я несся в узкой трубе, окруженный чем-то теплым и вязким, и, чем холоднее и жиже оно становилось, тем ближе я был к цели. Воздух уже превратился в холодную воду, движение затормозилось, но меня вдруг вышвырнуло назад, как из центрифуги.
Падение было очень болезненным. Что-то оцарапало мое плечо, и рубашка обагрилась кровью. Раненая рука намертво сжала гироскоп, внутри которого сопротивлялся изменению времени ротор. "Небеса" не открыли для меня шлюз. Я израсходовал последний заряд.
Когда перестала кружиться голова, исчезла боль в суставах и перестала кровоточить рана, я испытал сильнейший приступ паники. Никто не придет за мной. Никто не пойдет меня искать. В моей руке - ключ к спасению еще неродившихся поколений, от которых я отрезан рекой времени.
Я усмирил панику и огляделся. Город был мне знаком, но в тот миг показался совсем чужим. Давящие бетонные громадины грязных, недостроенных многоэтажек спальных районов . Вырубленные под корень ненавистные тополя. Укатанный в асфальт и заметенный песком тротуар. Никаких детских площадок. Чумной район.
Несмотря на ощущение запустения, я начал догадываться, кто здесь живет, и не имел ни малейшего желания с ними встречаться. Москва пала под их натиском. Четвертая ветвь. Такая маловероятная и ставшая реальной для меня.
Не прошло и пары минут, как я увидел коренного жителя этих трущоб. Бывший нелегал, не то из Таджикистана, не то из Узбекистана. Он резво шпарил по-русски по телефону. Я решил, что лучше не попадаться под раздачу. Потом из подъезда вышли еще двое, и я побежал. Я бежал, как сумасшедший, мимо гниющих свалок, покосившихся дорожных знаков, мимо домов, из которых пахло свежевыстиранным бельем, бежал, потому что чувствовал за собой погоню. Преследователь был резв, он что-то кричал мне, но я не слышал, потому что в ушах свистел ветер.
- Да остановись ты наконец!
Я остановился. Потому что узнал этот голос.
- Вот. Молодец. Перейди на шаг. Подыши. Вдох-выдох. Присядем?
Фигура преследователя медленно приближалась ко мне, как будто он не желал меня спугнуть. Шел этот человек, чуть сгорбившись, прихрамывая на одну ногу. Он сел на другой конец скамьи.
- Поговорим? - с усмешкой произнес он.
Я кивнул. Его лицо было не таким, как в зеркале. Глаза будто постарели лет на двадцать, вокруг них залегли мелкие морщинки. Невозможно.
- Скажи... скажи то, что можешь знать лишь ты. Что я пел Танюшке на первом свидании?
Самое отвратительное воспоминание. О той песне теперь знаю только я, и, возможно, он. Он сложил губы в трубочку и засвистел до боли знакомую мелодию. А потом начал петь.
- You have found her, now go and get her. Remember to let get into your heart - then you can start to make it better. Теперь довольно?
- Да. - Без сомнения, это был я. - Но?
- Да. Действительно - но. Эта штуковина еще у тебя?
Я показал ему гироскоп.
- Тогда нам есть, о чем поговорить. "Небеса" пали и в этой ветви. Они пали в тот самый момент, когда шлюз закрылся, заметив дублирование.
- Расщеп?
- Эта хрень его и вызывала. Она отклонилась, потому что ты транспортировал ее без соблюдения норм. Гироскоп отклонил и тебя, дублировав малую окрестность туннеля. Когда шлюз работал на прием, он не смог пропустить тебя дважды. Я, без гироскопа, провалился назад, замкнул петлю, а тебя вышвырнуло в ближайшую возможную ветвь.
- В четвертую. В ту, где не было гироскопа и в которую я отправился бы при самом худшем раскладе, - закончил его фразу я.
- Именно. Они знали, что наш вариант вероятен, они посмотрели чуть-чуть вперед и поняли, что без этой штуки "небесам" не суждено выстоять против конкурентов. Это, можно сказать, наша фишка.
- И кому какое дело, что она не отправляет назад, а только дублирует. В одну реку нельзя войти дважды. Закон Эверса.
- Ты не хуже меня знаешь, что каждое путешествие плодит ветви в геометрической прогрессии, - мой двойник рассмеялся. - Кстати, твоя рука очень болит временами. Ты думал, оцарапался при падении? Нет. Ты разодрал ее, когда входил в туннель. Или тебя не инструктировали, как надо выбирать площадки для старта?
Мы разговаривали, как чужие люди. Мне было очень неуютно. Человек, шуточки которого я знал наизусть, все утайки которого я распознавал по едва заметным мне знакам, был другим.
- "Небеса" еще можно вернуть? - спросил я двойника.
- Можно. Если повезет с петлей, то попадешь в те корневые ветви, где уже есть гироскоп. Я не уверен, но другого не представляется.
- Сколько у тебя зарядов?
- Один, - ответил он и спрятал лицо в ладонях. - Прости. Они дали мне только один, чтобы я даже не посмел... вот контейнер. Положи эту хрень туда. Лаборанты сказали, что тогда "небеса" получат небольшой шанс.
В черном ящике Шредингера гироскоп не мог вращаться. Это было наше величайшее достижение и величайшее проклятие. Ящик пандоры. Кошачий ящик генерировал вакуум в полном понимании этого слова. Он создавал квантовую неопределенность и запрещал изменение состояний. Гироскоп был везде и нигде.
- Что случится, если один из нас откроет этот ящик в "небесах"?
- Большой взрыв. Локальная аннигиляция. Временная воронка. Черная дыра. Откуда я знаю? Спроси сам себя.
Действительно. Откуда моему двойнику, отличному от меня лишь самой малостью, знать, как действует бывшая сверхсекретная разработка?
- Один из нас должен остаться, - сказал я.
- Не хочу об этом думать. С тобой приятно поговорить.
- С тобой тоже.
Я лгал. Все равно, что лгать зеркалу. И мой двойник знал, что я лгу, и лгал мне в ответ. Саморефлексия могла достичь неограниченной глубины и свести с ума.
Пока мы сидели, то даже не заметили, как к нам приближались хозяева этого района. Я не хотел знать, чем кончится наша беседа.
- Закурить есть, близнецы? - спросил один из них.
- Нет, - ответили мы оба.
- А если найдем?
Я схватил кошачий ящик. Двойник шепнул мне одними губами, но я смог понять: "Беги. Я побывал там. Я не хочу туда. Теперь ты. Беги". Уйти на безопасное расстояние, прежде чем они смекнут, что к чему. Мне было до смерти обидно за эту ветвь для родного города. В последний миг, перед тем как я нажал на кнопку и отправился во вневременное небытие туннеля, я вдруг подумал, что моя реальность ничуть не менее невероятна. Тот же Эверс говорил, что статистические вероятности при непрерывном неизмененном течении времени равны, так как время расщепляется на реки, каждая из которых создает в каждый миг всевозможные смежающиеся реки, образующие в свою очередь необъятное непрерывное течение Времени. Мы можем влиять на него машинами, сходными с нашими "небесами", заглядывая в параллельно идущие потоки, но не можем изменить для себя...
Эти невнятные мысли отвлекали меня от боли перемещения в воронке туннеля. Я никогда не был силен в теории. Я надеялся, что надежно запертый гироскоп не расщепит меня снова, не украдет частичку души.
Шлюз распахнулся в самый последний момент. Поддерживающее поле поймало меня в полуметре от пола и мягко опустило на твердь. Лаборантка истерически вскрикнула, когда увидела меня.
- Ксюша! Ксюша, это же я, Антон!
- Да, конечно. Я вижу, что это ты.
- Ты мне не рада?
- Так ведь сегодня виделись, - пролепетала она, бледная, как простыня.
- Позови кого-нибудь из управления транспортными сетями. И Виталика позови.
Как же приятно было вернуться домой. "Небеса" исправно функционировали. Где-то в сердце таинственной машины крутился, не подверженный разрушительной мощи трения, гироскоп, усердно отвечая на изменение момента силы. Я попал туда, где уже был гироскоп, где он был всегда, потому что никуда и не исчезал, а если и исчезал, то только на миг, который требовался аналитикам, чтобы понять о неладном и создать путевку в один конец на один заряд. Они-то знали, что гироскоп легко вернется в точку отправки. Теперь я понял, в чем прелесть петли.
Кажется, на меня пришли посмотреть все, кто только работал в этот день. Они показывали на меня пальцем, перешептывались, как будто завидев диковинного зверя.
- Что такое, Виталик?
- Ничего страшного. Ты пойми, - стал сбивчиво говорить он. - Тебе вряд ли понравится такое.
- Что именно?
Я не успел закончить вопрос. В лабораторию ворвался еще один человек, которого я совершенно не хотел тут видеть. В отличие от него, я был готов к встрече. Неужели я так и не научился скрывать свой страх?
- Ты... ты... - только и смог сказать он. - Расщеп?
- Дублирование. Это замкнутая петля.
- Нет! Мы же не можем менять! Нельзя менять! Зачем нам два, когда уже есть один?
- Спроси тех, у кого нет ни одного. Не ошибись, когда будешь искать. И, пожалуйста, не нажимай кнопку, если он будет вращаться, - добавил я напоследок.
- Что ты сказал?
Я не стал повторять. Просто открыл ящик Шредингера и достал гироскоп, который уже начинал свое вращение, и бросил его в воронку еще не закончившей свою работу машины. Мой обезумевший двойник за номером два нырнул вслед за этой хреновиной.
Машина дернулась, исказила силовое поле, заискрила и выключилась.
"Небеса" пали.
Что ж, надеюсь, этот будет гулять по ветвям чуть дольше, чем я.