Шорстов Евгений Александрович : другие произведения.

Выдавленный

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками Юридические услуги. Круглосуточно
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Страшный диагноз ставит крест на будущем Валеры. Он пытается найти смысл в оставшихся днях, но каждая мысль лишь усиливает отчаяние. Сомнения терзают разум, злость на мир отравляет душу, а бесконечные страдания медленно выдавливают больного из жизни и толкают его к краю. История о том, как человек, сдавшись под грузом проблем, теряет всё, даже себя.
  - Валерий Артёмович, ну что... Пришли результаты анализов, - молодой доктор медлил, сверля глазами больничную карту. Он трусливо оттягивал вердикт, потирая желтоватую бумагу тонкими длинными пальцами.
  
  - Что там? - тихо спросил Валера, впрочем, уже мало заинтересованный в ответе доктора, чей голос казался ему каким-то неестественным, точно записанным на кассету.
  
  - Ну... пару месяцев, не больше, - на выдохе пробубнил врач и случайно выронил карту из рук.
  
  Листы чуть слышно ударились о деревянную столешницу. Валера вздрогнул:
  
  - Давайте операцию делать, раз надежды нет. Хоть отсрочим...
  
  - Валерий Артёмович... - растерянно начал доктор. - У вас рак мозга неоперабельный, метастазы к тому же, понимаете... Надо принять, Валерий Артёмович... Какое отчество у вас необычное, вроде и много Артёмов, а Артёмовичей редко встретишь.
  
  - Что вы со мной как с ребёнком? - фыркнул Валера и поднялся.
  
  Покачиваясь, он на ватных ногах проковылял к выходу.
  
  - Валерий... - говорил доктор что-то ему вслед, но Валера уже не слушал.
  
  Вечер, несмотря на лёгкий ветерок, стоял душный. Солнце ещё не успело спрятаться за горизонт, когда из дверей мрачной городской больницы вышел поникший Валера в чёрной застиранной толстовке. Он накинул капюшон и не спеша поплёлся к ближайшей автобусной остановке.
  
  'Молока надо купить, - думал он, почёсывая больной лоб, - батона, масло...'
  
  И вдруг поёжился. Дурацкий поход в магазин при таком диагнозе показался до того незначительным, что Валера плюнул, решил никуда не ходить и сразу отправился домой.
  
  Теперь всё стало издевательским. Дребезжащая маршрутка медленно расшатывала его нервы: в салоне отвратительно пахло, присесть было некуда, пришлось мучиться стоя. От каждого резкого торможения хотелось закричать. А хмурые лица пассажиров виделись чересчур надменными и довольными. Валере думалось, будто все здоровые люди отчего-то единодушно разозлились на него, умирающего.
  
  На своей остановке он первым выскочил из автобуса и побежал в сторону дома.
  
  Знакомые стены родного подъезда подарили Валере пару мгновений доброго забвения: на несколько секунд он даже позабыл, что болен, и, запыхавшись, с лёгкой улыбкой на лице позвонил в дверь.
  
  На пороге стояла его жена Света. Красные глаза и трясущиеся губы сразу выдали её волнение. И ужас вернулся в Валерино сердце.
  
  Света помогла мужу разуться, усадила его за стол на кухне, села напротив и тихо, боясь рассердить, спросила:
  
  - Ну что там, Валерочка?
  
  - Ничего, будем жить... - отшутился он.
  
  - Да расскажи за ради бога!
  
  - Я там в справках не разобрался...
  
  - Милый! - затряслась жена.
  
  - Два... - муж осёкся, стиснув зубы.
  
  Света сдавленно ахнула.
  
  - Два месяца дают, солнышко, - процедил Валера, сжав кулаки. - Всё, Светочка...
  
  Его плечи вдруг потяжелели, в груди защемило, а на глазах навернулись слёзы.
  
  Побледневшая от ужаса Света упала на колени и обняла мужа за ноги. Она плакала навзрыд, шепча под нос какую-то неизвестную Валере молитву, а он лишь гладил безутешную жену по волосам и рассматривал догорающее солнце за квадратным кухонным окном.
  
  - Мне пройтись бы, обдумать... - сказал Валера, когда Света немного успокоилась.
  
  Он поцеловал её в лоб и пообещал, что скоро вернётся.
  
  Стены подъезда больше не успокаивали, от них теперь веяло чем-то вражеским, мерзким. Валере было тошно даже смотреть на них, поэтому он поехал вниз на лифте.
  
  В ближайшем магазине Валера схватил литровую бутылку водки и направился на кассу. Очередь из семи человек походила на бесконечную змею, у которой что не чешуйка, то гниль.
  
  - Пропустите меня, пожалуйста, у меня только вот... - попросил Валера невысокую женщину средних лет и показал ей бутылку.
  
  - А у меня вот, - та приподняла корзину, доверху забитую продуктами. - Стой, как все, не один ты торопишься, алкаш. Я после работы детям еду покупаю! Пропусти его... Когда ж вы все подохнете от своей водки!
  
  Пламенный гнев обуял Валеру, его губы дрогнули. Он со злобой оттолкнул хамоватую тётку и уже хотел двинуться к кассе, как вдруг сильная рука обхватила его шею. Кто-то, стоявший сзади, решил вступиться за женщину.
  
  Валера развернулся, но не успел ничего сказать. Первый удар пришёлся ему в челюсть, второй - прямо в висок. В голове что-то щёлкнуло, и Валера упал на четвереньки. Третий удар последовал незамедлительно, ярый защитник безжалостно топтал обидчика, не позволяя тому подняться.
  
  - Не бей меня! - хрипел Валера. - Не бей, я болею!
  
  Но удары всё сыпались.
  
  Всё было как в тумане. На крики прибежал хлипкий пожилой охранник. Вместе с высоким лысым заступником они вытащили бесчувственного, как тряпичная кукла, Валеру на улицу и посадили его на землю у палисадника.
  
  - Не вставай лучше, урод, - прорычал лысый и со всей силы зарядил Валере ногой в бок.
  
  Боль обожгла туловище, дыхание спёрло, Валера не смог даже вскрикнуть. Он просидел на месте с полчаса: сначала плакал, хватаясь за волосы, а потом жалостливо стенал, потирая саднящие рёбра дрожащей рукой.
  
  Звонок мобильника привёл его в чувства, Валера схватил трубку, но не сумел принять вызов: его сознание стало мутным, всё вокруг поплыло, лишилось цвета и сгинуло во мраке. Валера шлёпнулся набок и следующих звонков уже не слышал.
  
  Сквозь болезненную дремоту до него доносились редкие голоса прохожих, сливающиеся в единую какофонию бессвязных звуков, но одну фразу всё-таки он разобрал:
  
  'Смотри, - говорила какая-то бабка, - не дай Бог так пить... Он живой хоть? Какая страсть...'
  
  И он был бы рад вскочить и объявить во всеуслышание, что он не падший алкоголик и не бездельник, а больной, поражённый смертельным недугом, непонятый и отвергнутый, доживающий свои последние дни. Но не было сил в его ногах и руках. Валера пролежал на земле до глубокой ночи и очнулся только когда измученная ожиданием Света, оставившая на его телефоне больше сотни пропущенных, сама вышла на поиски и вскоре нашла любимого мужа.
  
  - Ты что же, Валерочка, - плакала она, поднимая его. - Зачем же ты...
  
  - Света, солнышко, - мямлил он, перебирая в воздухе руками. - Я не пил, солнце, я не пил...
  
  Валера задыхался, морщился, то раскрывая рот, то стискивая зубы. Света обнимала его, захлёбываясь горячими слезами, целовала мокрый лоб и холодные щёки.
  
  Валера запомнил, как она отряхнула его грязную толстовку, помогла встать и повела к дому.
  
  Наутро он проснулся у себя в постели, завёрнутый в одеяло. Жена мирно сопела рядом, положив на Валеру тонкую ручку.
  
  В ушах гудело, кости ломило, а вспотевшая спина ныла от неудобной позы. В комнате было жарко, губы слипались, горло неприятно щекотало изнутри.
  
  - Света, Света... - шептал он, и слова болезненным эхом отдавались в чугунной голове.
  
  Жена вздрогнула и села на кровати.
  
  - Валерочка, ты чего? - испуганно протараторила она, обхватив мужа ладонями за щёки.
  
  - Мне бы кофе.
  
  - Сейчас, сейчас, мой хороший, - засуетилась Света, растерявшись спросонья.
  
  Высвободившись из одеяла, Валера приподнялся на локтях и уставился на пятно света за бордовыми занавесками.
  
  Жена вернулась спустя пару минут с чашкой тёплого кофе. Валера сделал два глотка и вновь откинулся на подушку.
  
  - Я не пил водку, Светочка... - говорил он, с болью выдавливая из себя каждое слово. - Меня побили там, на кассе...
  
  Жена ничего не ответила и снова тихонько захныкала.
  
  ***
  
  Спустя неделю Валера оправился от избиения. Он проснулся очень рано и, потянувшись выглянул в окно.
  
  Без умолку кричали грачи, они сидели в гнёздах на вершинах тонких сосен.
  
  - Переживёте лето, твари крылатые? - буркнул Валера. - Осень встретите...
  
  И он с отвращением задёрнул шторы.
  
  Когда проснулась Света, муж уже сидел на кухне, потягивая кофе с шоколадными конфетами.
  
  - Ничего не слипнется? - улыбнулась жена, остановившись в дверях. - Доктор же сказал, чтобы сладкого поменьше... - она вдруг сконфузилась, умолкла и стыдливо опустила глаза. - Прости, Валерочка, я что-то...
  
  - Будешь кофе? - пробубнил он с набитым ртом. - Давай наведу!
  
  - Что ты, что ты! - суетилась Света, размахивая руками. - Я сама, ты ешь, не вставай.
  
  Валера нахмурился.
  
  - Не надо делать из меня немощного, - сурово заявил он, поднимаясь. - Я пока ещё в состоянии. Садись, сейчас...
  
  С недовольным лицом он поставил перед слегка озадаченной женой кружку кофе, сел напротив и посмотрел в Светины глаза: голубые, цвета летнего неба, они заблестели, наполнившись слезами.
  
  - Спасибо... - прошептала она. - Валерочка, у тебя вся подушка в крови. Я подумала, может, попросить у врача какие-нибудь витамины...
  
  Валера зажмурился и громко выдохнул.
  
  - Прогуляемся? - Света перевела тему. - Там погода сегодня...
  
  - Я один хотел сходить, - перебил её муж. - Мысли в порядок привести.
  
  - Хорошо, ты только на звонки отвечай, - тревожилась она, утирая костяшками пальцев капельки с уголков глаз.
  
  Валера кивнул.
  
  Обувшись, он взял ключи и уже собрался выйти за дверь, но вдруг зацепился взглядом за что-то необычное. На одной из полок серванта лежал деревянный квадрат с расчерченными клеточками. Валера достал его и принялся с любопытством рассматривать.
  
  - Кроссворд твой, - улыбнулась Света, надевая потёртые зелёные тапки. - Помнишь? Я его с той квартиры притащила, пока ты отдыхал.
  
  - Не помню, - отмахнулся он и убрал квадрат на полку. - Таскаешь хлам.
  
  Света пожала плечами.
  
  - Ладно, я ненадолго, не скучай, - буркнул Валера, безразлично чмокнув жену в лоб.
  
  Конечно, он прекрасно помнил этот кроссворд. Валера сам нашёл квадратную деревяшку, выпилил и зачистил четыре бруска из тёмного дерева для красивого обрамления, расчертил по линейке и выжег пустые клеточки; оставалось только написать тонкими чернилами вопросы в левом нижнем углу и покрыть всё изделие лаком, однако работу он так и не закончил.
  
  Этот кроссворд Валера делал для своего отца. Артём Валентинович - мужчина добрейший, отработавший более сорока лет на заводе, - имел весьма скромную и даже забавную мечту. Он хотел попасть на телепередачу 'Поле чудес', о чём однажды, четыре года назад, сказал своему сыну.
  
  'Туда кроссворд нужно отправлять, мужики рассказывали, - всплывали в Валериной голове слова отца, ещё здорового и полного сил. - Давай займёмся как-нибудь...'
  
  Валера зашёл за дом, спустился в овраг, где росли старые ели, и сел на покосившуюся лавочку с прогнившей спинкой. Он поставил локти на бёдра и уткнулся лицом в дрожащие ладони.
  
  'Давай займёмся как-нибудь...' - электрическим разрядом ударило воспоминание.
  
  Валера хотел сделать отцу сюрприз и не спешил показывать неоконченную работу. А старик слёг с онкологией и сгорел всего за одно лето, не узнав, над чем трудился его любящий сын.
  
  Губы Валеры тряслись, грудь вздымалась, он никак не мог надышаться, удушая самого себя воспоминаниями.
  
  - Валерка! - закричал кто-то с тропинки. - Ты?! Валерка!
  
  Это был один из давних друзей Валеры - Руслан. Он достиг большого успеха на службе и теперь занимал пост главного врача в местной поликлинике.
  
  Руслан присел рядом, слегка приоткрыл рот, желая что-то сказать, но тут же осёкся и откашлялся от неловкости.
  
  - Как самочувствие? - наконец выпалил он. Голос его сорвался на писк, отчего доктор снова закашлял.
  
  Мрак скрывал его пунцовые от стыда щёки.
  
  - Хреново, - отозвался Валера.
  
  - На поликлинику справки из больницы пришли, - тихо, чтобы не допустить очередного противного писка, говорил Руслан. - Я всем велел молчать, но сам понимаешь, слухи скоро поползут.
  
  - Да мне-то что, пускай ползут.
  
  - Какие планы-то?
  
  - Никаких, вилкой в розетку ткнуть, - буркнул Валера, подобрав с земли маленькую сухую палочку. - Какие планы, Руся? Неделю провалялся ничком, сейчас хрен знает как сижу, гудит всё.
  
  - Зря ты так... Знаешь, что в самоубийстве самое ужасное? Мысли перед смертью. Когда уже сделал шаг вниз, а потом вдруг понял, что умирать совсем не хочется. Врагу такого не пожелаешь. На практике наслушался этих историй от психиатра, до сих пор дрожь по телу. Так что не дури, ладно? За жизнь бороться надо, она у нас одна. А ты хочешь всю борьбу спустить...
  
  Валера поморщился.
  
  Руслан не отставал:
  
  - Светка-то как? Держится?
  
  - Нет... ей ещё хуже, кажись, чем мне... - протянул Валера, разламывая палочку. - Вот, - усмехнулся он, - лежит себе палка, ни тебе рака, ни тебе смерти, пока её какой-нибудь упырь не сломает...
  
  - А что со Светкой? - не унимался Руслан.
  
  - Ничего, ревёт целыми днями. Жалко мне её, не могу.
  
  - Понимаю... Тебе самому не мёд, а она ещё тебя слезами своими подначивает...
  
  - Ты считаешь, я от неё прячусь тут? Я ухожу, чтобы ей душу облегчить. Пусть думает, мол, гуляет и гуляет, всяко лучше, чем лежать в луже своего же... На кровати.
  
  Полминуты они молчали. Затем Руслан спросил:
  
  - О ребёнке-то не думал?
  
  - С ума сошёл?!
  
  - Ну почему, напоминание будет, частичка такая.
  
  - Да-да, частичка, - отмахнулся Валера, поджав губы. - Ох... - Он утёр ладонью пот со лба. - За беременной кто будет ухаживать? А работать? А воспитает кто? А, Руся?
  
  - Ну всё, всё, завёлся, - успокоил доктор, похлопав друга по плечу.
  
  - Или родится... Как это... С отклонениями, вон, как у соседки нашей, - бубнил Валера, заплетаясь в словах.
  
  - Валерик, давай не нервничать, а? Береги силы, - Руслан повысил голос.
  
  - Зачем? - Валера поднял на него усталые глаза. - Удерживаете меня от чего-то. Боитесь, что я глупостей натворю, раз терять нечего?
  
  - Я о твоём здоровье беспокоюсь.
  
  - Какое здоровье-то? - Валера обиженно хмыкнул и отвернулся. - Я ходячий труп, мне жить с гулькин нос осталось. Смотреть ни на что не могу, всё как будто надо мной ржёт, так, с издёвкой тыкает пальцем: 'Глядите, этот скоро откинется!' А что мне ответить? Я же правда скоро откинусь! И кому отвечать? Окну моему в комнате? Меня даже одежда своя раздражает, какого чёрта я её надеваю каждый день, если вот-вот подохну?
  
  - Голым будешь ходить? - улыбнулся Руслан.
  
  - Что ж ты издеваешься-то, сволочь, - прошипел Валера.
  
  - Слушай, - вновь серьёзно начал доктор, - брось этот детский лепет. Зачем ты сразу приговор выносишь? Я всё-таки в поликлинике работаю, видел кучу таких больных... как ты. Да, жизнь поступила с тобой как падла, но ты в этом не виноват, Валерик, очнись. Ты хороший человек... А депрессию твою мы сможем прогнать. Ты знаешь, сколько раз я слышал речи про одежду? Мол, зачем я её надеваю? Сотни раз, Валерка, сотни! У каждого своё: кто-то бриться не хочет, кто-то есть отказывается. Я и сам по молодости в депрессняк свалился от всех этих слов. Тоже думал, вот, например, если я точно знаю, что умру этой ночью, то надо мне ужинать или нет? Зачем мне зазря еду переводить, ведь люди старались, готовили, а я всё сожру и ласты отброшу! А потом сообразил, в чём фишка. Человек ведь от любой мелочи умереть может! Ну поешь ты в ресторане, здоровенький, а на улице тебя машина собьёт. Что же теперь, отказать себе в удовольствии? Лучше помирать сытым. Пока я жив, я буду есть. Потому что вкусно. И радостно, когда насытишься.
  
  - Как смерти перестать бояться? - не поворачиваясь, тихо спросил Валера.
  
  - А чего её бояться? - утешал Руслан. - Ты у нас малый прямолинейный, искренний по-своему. Покайся, очисти душу, попадёшь в рай. А если не веруешь, то вообще не напрягайся, ничего там нет, ни боли, ни страха. Как и до рождения.
  
  - Херь... - огрызнулся Валера.
  
  - Да нет же, послушай... Был у меня вызов на дом. Прихожу, сидит мужик лет сорока, рассказывает про болячки, то-сё, горло, нос, сопли. Ночью, говорит, была температура. Выпил таблетку, залез под плед, и полегчало. А с утра держится тридцать семь и восемь, голова раскалывается, все кости ломит, дышать нечем. И вот он заявляет: 'Меня учили, что до тридцати восьми сбивать нельзя, потому что организм сам борется. А мне так плохо. И я очень хочу, чтобы температура до тридцати восьми поднялась. Я тогда выпью таблетку, лягу под плед, и станет полегче...' Он же не боялся высокой температуры, хотя это дело такое... Вот и ты не бойся, хуже ведь не будет, только легче...
  
  - Что ты мелешь... - Валера крутил головой. - Легче... Я всю жизнь думал, что с возрастом пройдёт этот страх. Старики же не боятся умирать, наоборот даже... На похороны копят, места на кладбище покупают. И я верил, что оно пройдёт, что перестану бояться! Но ничего не прошло.
  
  - Потому что ты молодой ещё, а не старик, - успокоил Руслан. - Значит, надо бороться, к другому врачу идти. Как у тебя с работой, кстати, выплачивают что-то?
  
  - С прошлой сам ушёл, когда по больницам начал мотаться. Светка на завод пристроила, оттуда уже турнули. Толку никакого, один брак выпускаю, даже лаком покрывать ничего не могу, руку уводит в сторону как-то... Второй месяц на одну Светкину зарплату живём.
  
  - Нет, ну ты это... Если проблемы такие, скажи ей, чтоб обращалась...
  
  - Следи за собой, Руся. И вообще не смей нам предлагать ничего.
  
  В траве за лавкой зашуршал ёж. Валера дёрнулся от неожиданности и ещё раз посмотрел на Руслана.
  
  - Всё, Руся, мне домой надо. Обедать.
  
  И, не попрощавшись, подскочил с места и быстрым шагом пошёл прочь.
  
  Около дерева на склоне он заметил красиво сложенный шалаш в полтора метра высотой. В голове всплыла похожая картинка из детства. Валера вспомнил, как отпрашивался у матери уйти в соседний двор в шалаш к знакомым ребятам, а та отвечала: 'У тебя вся жизнь ещё впереди, успеешь нагуляться, нечего по чужим дворам шататься...' Тогда он решил во что бы то ни стало построить свой шалаш за домом, но в итоге даже не выбрал хорошего местечка. Увлечения менялись, время беспощадно бежало вперёд, и Валера его ни капельки не ценил.
  
  - Валерка! - с одышкой пискнул Руслан, схватив больного за плечо. - Ты чего убежал-то?
  
  - Обедать надо, сказал же, - прошамкал Валера. Он дёрнул плечом и скинул докторскую руку. - Чего тебе ещё?
  
  - Да... Я думал в гости зайти, со Светкой хоть поздороваться, уж сколько не виделись.
  
  Валера тяжело вздохнул и проворчал:
  
  - Ну пошли, поздороваешься...
  
  Когда они подходили к дому, железная дверь подъезда приоткрылась. На улицу выскочила пухленькая девочка лет одиннадцати в бордовом платьице и кислотно-зелёных сандалиях, за ней вышла сухопарая женщина в сером летнем комбинезоне: неопрятная, с мешками под глазами, она больше походила на измученную бессонницей старушку.
  
  Что-то в её взгляде зацепило Валеру. Он поздоровался с ней, а когда они с Русланом оказались в подъезде, пояснил:
  
  - Вот, я про неё говорил, это Надя! - Он повеселел на мгновение. - Девочка у неё больная, должна в школе учиться, а соображает хуже ясельной группы.
  
  - Я её видел в поликлинике... - поморщился Руслан.
  
  - Раньше со мной работала, - продолжил Валера в лифте. - Ушла в декрет, родила, а девочка того... инвалид. Я вот этого всегда боялся, Руся, что инвалидность с головой будет. Ладно уж с руками-ногами проблемы, но голова - это наше всё. И вот тебе выбор: бросить её, кровиночку, или воспитывать всю жизнь впустую, а потом умереть, чтобы она после тебя промучилась остаток дней и тоже... - Валера махнул рукой.
  
  - Ну почему ты к этому так относишься... - начал Руслан.
  
  - А вот смотрит она как-то... По-доброму. Без насмешки...
  
  Они вышли из лифта. Валера нажал на кнопку звонка, и Света быстро открыла. Она стояла в новом домашнем халатике, в котором обычно принимала гостей.
  
  Заходя в квартиру, Валера заметил, что губы жены накрашены розовой помадой.
  
  - А я вас в окно видела, - улыбнулась она. - Привет, Руслан.
  
  - Привет-привет, - улыбнулся он ей. - А я вот поздороваться к вам зашёл.
  
  - Любезничают ещё... - фыркнул Валера.
  
  Он с досадой проскользнул мимо жены в зал, схватил пульт, завалился в кресло и включил телевизор. Там показывали передачу о теориях заговора. Диктор громогласно объявил: 'То есть подземные цивилизации каким-то образом постигли это знание, сотворив что-то вроде... всезнающего камня!'
  
  - Мракобесие, - хихикнул Валера и сделал погромче.
  
  Когда Руслан со Светой вошли в комнату, на экране возник полноватый старик в шёлковом костюме.
  
  'Сегодня нашим учёным совершенно понятно, что есть камень примерно такого размера... - он сжал кулак, демонстрируя габариты таинственного артефакта. - Остаётся найти его, дотронуться и задать вопрос'.
  
  Валера убавил звук и спросил:
  
  - Ты что бы узнала, Свет?
  
  Жена с грустью вздохнула:
  
  - Как мужа вылечить...
  
  Валера шмыгнул носом и стыдливо отвёл взгляд.
  
  - А я бы вот про инопланетян узнал или про Нибиру, слышали про неё? - Руслан разбавил гнетущую атмосферу своим высоким голосом.
  
  - Я даже не удивлён, - мрачно бросил Валера, не поднимая глаз на доктора.
  
  - Есть будете? - залепетала Света. - Давайте! Я котлет нажарила.
  
  - Пожалуй, только чаю выпью, - улыбнулся Руслан.
  
  - Ты, вроде как, только поздороваться заходил, - огрызался Валера, прибавляя пультом громкость.
  
  - Валерочка, - растерялась Света. - Ну как-то нехорошо...
  
  - Пейте чай, - перебил её муж. - Я потом приду, как гостей проводишь.
  
  И вновь уставился в экран.
  
  На кухне Руслан с неподдельным интересом рассматривал Светино лицо. Всё ему казалось очаровательным: глаза, волосы, рассыпанные по плечам, пухленькие розовые губки. Доктор никак не мог понять, за что такое чудо полюбило вечно недовольного ворчуна.
  
  - Ты всё в бухгалтерии? - по-прежнему с улыбкой спрашивал Руслан, попивая тёплый чай.
  
  Света, сидящая перед ним с вафельным полотенцем в руках, кивнула. Она выглядела чрезвычайно растерянной.
  
  - Муж у тебя молодец, - продолжил Руслан, покосившись на коридор, откуда доносились отголоски передачи о волшебном камне. - Держится... хоть и ворчит. Но... Ты только не расстраивайся сейчас, - он потянулся к девушке и нежно коснулся пальцами её запястья. - Надо бы и о хосписе подумать.
  
  У Светы затряслись губы, она, точно опомнившись, испуганно закрыла глаза свободной рукой и начала громко втягивать воздух сквозь слегка приоткрытый рот.
  
  - Какой хоспис, Руслан, - прошептала она. - Он же не поедет никуда.
  
  - Светочка, милая, - успокоил её доктор, - от него теперь мало что зависит. Ты думаешь, диагноз вам время замедлит? Нет. Оно ещё быстрее пролетит, ты моргнуть не успеешь, как он сляжет... - Руслан снова покосился на коридор, боясь, что Валера заглянет на кухню. - Ты ухаживала за умирающим когда-нибудь? Это не просто больной, ему не становится лучше, это, извини пожалуйста, остаток человека. Каким бы сердобольным ты ни был и как бы сильно ни желал помочь, всё равно проскочит мыслишка об эвтаназии. Начнёшь рассуждать, как бы она сейчас пригодилась. А у него ещё и в голове... Это такие боли.
  
  - Господи, - полушёпотом взмолилась Света. - Ох, Боже, да что же это такое! Не забирай у меня любимого, Господи!.. Руслан, помоги нам, Бога ради, я с ума сойду, всё сердце изболелось. Может, ещё не поздно за границей полечиться, мы деньги найдём, помоги только.
  
  Доктор промолчал и, закусив край губы, покрутил головой. Девушка заплакала, прикрыв лицо полотенцем.
  
  - Надо принять, Светочка, - шептал Руслан, поглаживая Свету по руке. - И себя беречь. Ему-то всё равно будет, а тебе ещё жить и жить... - Он понял, что сказал лишнего, тут же умолк и быстро перевёл тему: - Я говорил Валерке, чтобы о ребёнке подумал, пока не поздно, но он что-то...
  
  - О ребёнке? - удивилась Света, отняв полотенце от лица.
  
  - Да, я предложил ему оставить после себя что-то, да и тебе напоминание. Но он на меня чуть с кулаками не накинулся, - Руслан улыбнулся. - У меня у самого душа болит за вас, не чужие же люди. Так что ты подумай, а я со своей стороны всеми силами... И не ссорьтесь из-за меня, я же как лучше хочу.
  
  Он обнял Свету и поцеловал её в макушку, потом зашёл в зал попрощаться с Валерой, но тот, заметив Руслана, по-детски притворился спящим.
  
  Когда доктор покинул квартиру, Валера выключил телевизор и пришёл на кухню, потупился на месте, цокнул языком и заявил:
  
  - А я бы у камня про родословную узнал. А то знаю только до прабабушек и прадедушек, а дальше - пропасть. Я что-то подумал, вдруг и мои потомки обо мне ничего не будут знать.
  
  - Ну теперь так просто не скроешься, всё в интернете сейчас, - отозвалась Света.
  
  - Вот так все и всегда думали: 'Не скрыться нам теперь', - парировал Валера. Он расслабился и сел возле окна. - То письменность появилась, то архивы, то интернет. Люди рассуждали: 'Теперь-то точно останемся в истории, и все нас будут помнить!' А вот завтра вспышка на солнце долбанёт разок по Земле, накроется наш интернет или накопители всякие взорвутся. И никакие потомки не вспомнят. Останемся... - он нелепо захохотал. - Неизвестными предками.
  
  - А может, предков и не было никаких, - предположила Света. - Я про это с утра смотрела. Говорят, что всё появилось недавно, ну, лет тридцать-сорок назад, как только мы родились. А ископаемые, кости, кувшины эти, - всё программа. И родители, папы, мамы, дедушки, все остальные - тоже. Я вот только не поняла, кто настоящий-то: тот, кто с тобой в один день родился или те, кто уже после тебя. Там какой-то актёр рассказывал, что у него смысл жизни теперь этого человека найти, чтобы такой же настоящий был.
  
  Валера нахмурился.
  
  - Да ну, Светик, бред это какой-то...
  
  -Правильно, Валерочка, надо заканчивать эту чушь смотреть, а то так совсем с ума можно...
  
  - Сейчас ещё про солипсизм рассказывали, - перебил он. - Это вообще философия, но там про современные теории говорили. - Валера поставил локоть на подоконник и продолжил, смотря на небо. - Выдумаешь ты себе мир с людьми... Или даже не людьми, а какими угодно разумными существами, там, говорящая курага! - Он хихикнул. - И этот мир начнёт сам по себе жить. И вот сидят в нём две девочки, одна верит в твоё существование, а вторая сомневается, так как никогда не видела доказательств. Тогда ты решаешь вступить в контакт, чтобы её убедить. Но сама же ты в свой мозг не залезешь, правильно? Не в ухо же себе... это, зонды пускать! - И он снова нелепо захохотал.
  
  Света с улыбкой повернулась к мужу, обрадованная его хорошим настроением.
  
  - Но там проще. Тебе нужно будет выдумать себя в этом мире, - продолжал он. - Но как доказать неверующей девочке, что ты - создатель?
  
  - Чудеса показать, как же, - Света пожала плечами.
  
  - Это да, можешь выдумать чудеса или показать ей свой мир, но опять же, подумав о нём, то есть внутри мозга. Только ей всё мало. Она говорит, что ты гипнотизёрша или накачала её какими-нибудь веществами, словом - всё равно не верит. Эксперт такими рассуждениями объяснял ипостась: настоящая ты - это Бог-отец; ты, которая выдуманная - Бог-сын; а твой мир - это Бог-святой дух. А профессор какой-то в передаче говорит: 'Я здесь деизм вижу!' Создать-то создал, но сам участия никакого больше не принимаешь. С другой стороны - действуют твои вымышленные воплощения. И не ясно, нужен ли потом этому миру ты. А если ты однажды свой мир выдумал, а потом о нём забыл, то что, Бог умер?
  
  - Ой, чего ж ты такие вещи-то говоришь, - расстроилась Света. - Я от тебя такого и не слышала никогда... Не знала, что ты этим интересуешься. Почему же ты не рассказывал?
  
  - Да чего рассказывать, - улыбнулся Валера, завидев Светин интерес. - Как по больницам начал бегать, так и потянуло изучать. Стыдно даже чутка... Я же не философ какой, а так, работяга. Ещё станут косо смотреть...
  
  - Не правда! Сам посуди: высшее образование есть.
  
  - Уморила! - рассмеялся Валера. - Политолог-бакалавр сначала потеет в офисе, затем пашет на заводе, а под конец жизни сидит на кухне и умничает перед женой... Чего я там говорил... Да! Сначала вообще испугался, как представил, что всё вокруг - это фантазия кого-то. Такой же человек, как мы, придумал всё... Или другое создание... Или какое-нибудь домашнее животное, для которого человеческая речь это просто бред, но мир в его мозгу родился и теперь с этой человеческой речью живёт. А если этого выдумщика тоже кто-то придумал? Как сейчас говорят об искусственном интеллекте, слышала? Вот создадим мы в программе какого-нибудь человека, и откуда нам знать, появилось у него сознание или нет? И опять получается, если захочешь к нему попасть, то не сам же полезешь в компьютер, а сделаешь там свою копию. Снова ипостаси: программист, его аватар и сама программа... С одной стороны грустно, что всё так бесконечно с этими мирами, а с другой - теперь как-то даже умирать не страшно, вдруг наш Отец нам и рай выдумал, буду там тебя ждать.
  
  Света всхлипнула и бросилась к Валере, обвила тоненькими руками его вспотевшую шею и, уткнувшись носом в щетинистую щёку мужа, тихонько заплакала.
  
  - Ну что ты, что ты, - с улыбкой успокаивал он, поглаживая её по спине.
  
  ***
  
  Вечером того же дня Валера вышел на прогулку. Он брёл вдоль шумного рынка и содрогался.
  
  - Уроды... За десять копеек удавятся...
  
  Впереди тускнел в рыжих цветах заката позолоченный купол белого храма, окружённого тёмно-зелёными ёлочками. Увидев эту картину, Валера на мгновение задумался, как красиво будет это смотреться в снежное рождественское утро, но тут же вздрогнул от щемящего чувства беспомощности, печально опустил глаза и свернул с пешеходной дорожки в сторону промзоны.
  
  Высокие столбы держали в шести железных лапах чёрные провода и тянулись вереницей далеко за гаражи. Валера смотрел на эти вкопанные в землю громадины и по-чёрному им завидовал.
  
  - Сегодня стоят, завтра будут и через десять лет тоже, а я...
  
  Теперь он как никогда желал отпустить эту апатию хоть на минуту и всецело насладиться течением жизни, поймать момент своего существования. Но уже одно осознание этого желания нарушало его душевный покой. То ли сказывался недуг, то ли нервы его шалили, не давая сосредоточиться, но Валера никак не мог поймать какую-нибудь одну мысль и сфокусироваться на ней. И чем дольше стоял он под железным столбом, тем сильнее болела его голова.
  
  Даже короткие предложения давались ему с трудом, слова мешались друг с другом, а мозг никак не мог остановить поток бессвязных образов и обрывков фраз. Валера упал, счесав себе кожу на подбородке, и, тихо стеная, пролежал так несколько минут, пока мысленный приступ не закончился.
  
  Добравшись до дома, он вновь встретил у подъезда Надю с дочкой. Девочка держала в руках игрушечный сотовый телефон и шлёпала им себя по животу, громко кричала что-то и сразу после этого кашляла, пуская слюни. Мать сидела рядом, держа в руках мокрую от слюней дочери салфетку, и устало смотрела на погружающийся во тьму двор.
  
  Валера сел рядом с ней, слово за слово перевёл тему, рассказал про загадки мироздания и спросил, что об этом думает Надя, но она лишь пожала плечами и хриплым голосом рассудила:
  
  - Философия, Валерик, нужна тем, у кого время есть, а у меня его нет, - она говорила медленно и устало. - Мой смысл жизни - вот он, - она кивнула на дочь и слегка улыбнулась.
  
  - Не даёт ночью спать? - с сочувствием поинтересовался Валера.
  
  - Нет, - Надя покрутила головой. - Кричит, бегает... Спим по два часа несколько раз в день...
  
  - Может, её в интернат какой пристроить, там корректирующие классы разные...
  
  - Куда же я её отпущу, - Надя расплылась в улыбке и погладила дочь по жиденьким волосикам. - Она же не поедет никуда. Ничего, прорвёмся.
  
  - А я в последнее время смурной хожу... О смерти думаю. Всех это ждёт, и ничего с этим не поделать... И жить тяжело от этих мыслей.
  
  - Да брось, Валерик! - оживилась Надя. - Ты не был в новом храме-то? Там батюшка новый, молодой. Говорил на службе, что нужно жить сегодняшним днём. Важен сам путь, а не место, куда идёшь. Приводил нам пример: комедии про какие-то поездки. Бабки потом недовольные стояли, шептались. Не нравится им, что на службе про кино разговаривают. А мне полегчало даже! Ведь правда, Валерик, какая нам разница, куда они в этом фильме приедут, главное ведь сама дорога, приключение! А если постоянно думать о конце, то весь путь себе отравишь.
  
  Валера посидел с соседкой ещё немного и, распрощавшись, поплёлся к себе на этаж. Он был ужасно расстроен, но никак не мог определить, чем именно. Разговор с Надей будто дёрнул его за какой-то оголённый нерв, ослабил незримую защиту. И теперь любая мелочь могла бы с лёгкостью ранить беззащитное Валерино сердце. Такой мелочью стал кроссворд в серванте, снова попавшийся ему на глаза.
  
  Валера вспомнил руку Нади, гладящую ребёнка по макушке, и тут же, в воспоминании, Надя превратилась в его собственную мать. Мысль принесла на хвосте ещё несколько размытых кадров из далёкого детства, они обволакивали Валеру, убаюкивали старыми колыбельными и погружали в сладостное забытьё. Но вышедшая из зала Света прервала транс, и Валера вновь оказался в жестоком, издевающемся над ним мире.
  
  Кроссворд смотрел на него с насмешкой, словно бездушный кусок дерева твёрдо знал, что переживёт этого несчастного. Символ несбывшейся мечты удобно лежал на полке и высокомерно глазел на медленно умирающего Валеру.
  
  Больной не стал церемониться с глупой деревяшкой, он схватил её и развернулся к двери, решительно настроенный немедленно сжечь своё неоконченное творение в овраге за домом. Переполненный злобой, он сделал шаг, но споткнулся о порог и с грохотом рухнул на лестничной клетке. Света подбежала к нему, помогла приподняться и крепко обняла.
  
  Она целовала мужу виски, спрашивала, что произошло, не ушибся ли он, но тот не отвечал. Валера прижимал кроссворд к груди и плакал.
  
  ***
  
  Всю неделю он спал очень мало, в основном днём. Дневной сон будто не отнимал у него времени. Засыпая и просыпаясь при солнечном свете, Валера, как ему думалось, ни на мгновение не покидал пост наблюдателя и продолжал следить за всем от зарева к зареву. Проживая одну ночь за другой и наблюдая, как вечером Света ложится, а утром встаёт, он ощущал по-другому не только себя, но и всю жизнь: та вдруг показалась ему скучной и однообразной. Он не мог объяснить, почему всё вокруг стало выглядеть как-то фальшиво, начиная от стен их квартиры и заканчивая его собственными чувствами, отчего ещё больше погружался в депрессию.
  
  Ранним утром, сидя с женой на кухне, он пытался выразить мысль:
  
  - Когда не спишь, видишь больше других. Живёшь за них... Люди радуются новому дню, видят в нём какую-то маленькую границу, будто что-то в мире меняется, пока они спят, но нет, ничего не меняется, - он стиснул зубы. - Ничего... Миру мы вроде и не нужны вовсе, чтобы существовать, понимаешь?
  
  Света не отвечала и бездумно кивала, устало глядя на разрывающегося изнутри мужа. Тот растерянно умолк, заметив во взгляде любимой что-то до боли знакомое. С усилием напрягая память, Валера, как одержимый старьёвщик, копался в груде мысленного хлама в поисках нужного соответствия и, наконец, нашёл его. Такой же взгляд - усталый, измученный, но искренне добрый - до этого он видел лишь у одной женщины, у Нади, когда та с умилением смотрела на свою дочурку.
  
  Следующие несколько дней Валера стал всё чаще думать о целесообразности жизни, сначала своей собственной, а затем и других, абсолютно чужих ему людей.
  
  'Вот Руслан, - думал он, лёжа в тёплой ванне. - Много жизней ещё спасёт... Наверное. Вот только не все нужно спасать. Мою, например...'
  
  Теперь он принимал ванну каждый вечер. Погружаясь в воду, Валера словно останавливал несущееся время, собирал разбросанные по голове частички мыслей в единое целое и много думал.
  
  Ему очень нравилось думать.
  
  ***
  
  Спустя ещё неделю боли в голове усилились, таблетки не помогали, а в сон стало клонить намного чаще.
  
  Проснувшись в ужасной духоте, Валера проковылял до окна и высунулся из него по пояс, стараясь проглотить как можно больше живительного свежего воздуха. Он увидел, как к дому подъехал дорогой белый джип, в их районе такой мог быть только у одного человека - весьма зажиточного главного врача местной поликлиники. Пассажирская дверь открылась, и на землю, мокрую после небольшого летнего дождика, ступила родная Света.
  
  Валера отпрянул от окна с чувством глубокого разочарования. Ошеломлённый, он рухнул на кровать, сжал руками мягкую подушку в бледно-розовой наволочке и что было силы закричал в неё. Он вопил до тряски, настолько истошно и чувственно, что вскоре сам испугался своего крика и трусливо умолк.
  
  Света вошла в комнату, села рядом с мужем, погладила его по голове и тихонько, чтобы не причинить лишней боли громким голосом, спросила:
  
  - Валерочка, ты поспишь ещё?
  
  Муж что-то невнятно промычал, не отрывая лица от подушки.
  
  - Ну поспи, солнце, - сказала она, поднимаясь.
  
  Тут Валере надоело притворяться, он подскочил и сел. Света вздрогнула от неожиданности.
  
  - Тебя Руслан подвозил, да? - сквозь зубы прошипел муж.
  
  - Валерочка, ты чего, - испуганно затараторила жена. - Ты не подумай даже, он меня с работы подобрал, мы просто ездили... Смотрели... - она заметно нервничала, решаясь что-то сказать. - Ну... Хоспис.
  
  Валера удивлённо ухнул, поджав губы.
  
  - Господи! - воскликнула Света, всплеснув руками. - У тебя опять подушечка в крови, солнышко...
  
  Она потянулась к испачканной наволочке, но Валера поймал её руки и, прижав их к своей груди, начал говорить.
  
  - Давай я расскажу! Слушай. Когда мы только начали встречаться, я сомневался, много чего боялся и много чего ожидал: предательства, насмешки, даже измены. Но в один день всё как будто устаканилось.
  
  Света с изумлением и страхом смотрела на мужа, не смея проронить ни слова, а он продолжал:
  
  - Мой день Рождения был. Родители купили угощения и пригласили чай пить. Мы съели не весь торт, и я забрал половину в этой коробке, которая скрипит ещё. И вот стою я на пороге с этой коробкой в руках, смотрю на отца с матерью и думаю, что однажды уйду не от двух родителей, а от одного, а потом меня проводит только взрослая сестрёнка. Такая страшная тоска взяла, всю душу выворачивало. Вот эта неизбежная кончина, к которой мы все движемся, и с каждым годом она становится всё ближе и ближе. Не мог в себе держать, с мужиками говорил, они успокаивали, говорили, что зря я об этом думаю, что всем нам придётся через это пройти, и что смерть вообще нормальное дело. Они же причину искали! А ты... Помнишь, что ты сделала, когда я рассказал? Забыла? Ты на меня посмотрела и заплакала. И я понял, что люблю. Потому что ты меня душой поняла, а не мозгами.
  
  Света зажмурилась, чтобы не расплакаться, и потянулась поцеловать мужа, но тот не позволил ей это сделать. Он лишь крепче сжал её руки и, сглотнув, продолжил:
  
  - И тогда я поклялся, что буду любить тебя всю свою жизнь, и сдержал обещание, - голос его дрожал, хватка постепенно слабела. - Я же не смерти боялся, Светочка. Я боялся без тебя остаться. Поэтому и умирать страшно, вдруг не свидимся больше... Но если эта сволочь имеет на тебя виды... Если тебе нравится его джип... Дождись, пока меня не станет, и делай что хочешь...
  
  Валера бросил Светины руки, схватился за голову и со стоном опустился на кровать.
  
  Жена сидела рядом, молча рассматривая страдающего мужа. Странные чувства боролись в ней, совершенно разные, точно любовь сражалась с ненавистью, а огромная радость с великой обидой. Света не проронила ни слова, укрыла мужа одеялом, быстро поцеловала в его лоб и скрылась в глубине квартиры. Остаток дня Валера проспал.
  
  ***
  
  Вечером, лёжа в постели после очередной тёплой ванны, он рассуждал вслух:
  
  - Слаб человек, одна болезнь подкосит его - и всё, готов. И никто не защищён: ни простой рабочий на заводе, ни президент, ни кинозвезда. А вдруг я уже исполнил то, зачем пришёл в этот мир, а, Свет? Или я просто бракованный, и теперь Создатель избавляется от меня, как мы избавлялись от брака на заводе? Но я чувствую какое-то давление. Не то выталкивают, не то...
  
  - Солнце, - шепнула Света. - Может, всё-таки попробуем... ребёнка? Я думала...
  
  Валера вздохнул, протянул к жене руку и коснулся её плеча, он хотел было развернуть любимую к себе, но вдруг почувствовал ужасную слабость: голова его стала тяжелее гири, а в животе болезненно закололо.
  
  - Светочка, - прохрипел он, отдёрнув руку, - давай завтра. После ванной что-то разморило, сил нет.
  
  Жена не ответила, лишь тихонько всхлипнула, но тут же осеклась, испугавшись быть обнаруженной. Валера понимал, что своим отказом в очередной раз заставил Свету плакать, но не мог ничего поделать. Странная тяжесть придавила его к кровати и отобрала возможность шевелиться.
  
  - Я всё успокоиться не могу, солнышко, - прошептал он. - Гложет что-то, как будто я просто место занимал. Столько ты со мной возилась, а я теперь тебя покидаю. Так стыдно. Прости меня.
  
  Жена повернулась, крепко обняла его, и вскоре они вместе задремали.
  
  ***
  
  Валера проснулся на рассвете от удушья, он схватился за грудь, спрыгнул с кровати и побежал в ванную. В ушах стоял жуткий звон, сердце бешено колотилось. Странная идея промелькнула где-то в глубине умирающего мозга, когда Валера умывал в раковине испачканные кровью нос и губы. Сомнение в целесообразности жизни, которое в последние дни всё чаще стало посещать его измученную болями голову, внезапно получило долгожданное подтверждение. Смысла больше нет.
  
  Валера посмотрел на себя в зеркало и ужаснулся. Он не обращал должного внимания на своё отражение вплоть до этого момента. Вместо крепкого серьёзного мужчины в зазеркалье стоял истощавший, поросший колючей щетиной человечишка, один лишь внешний вид которого наводил на самые тоскливые размышления.
  
  Валера стоял, опёршись обеими руками на замызганную кровью раковину, силы покидали его, он уже не чувствовал страха или тревоги за свою подходящую к концу жизнь, теперь всю его голову занимала тяжёлая, звенящая усталость.
  
  Бёдра сводило судорогой, суставы болели, к горлу подкатывала вязкая рвота. Валера плохо соображал и в туманном состоянии выпускал всё содержимое желудка на свои покрытые гусиной кожей ноги. И лишь журчание воды заглушало его мерзкие хрипы.
  
  Спустя пару минут по телу побежали мурашки, и к Валере начал медленно возвращаться былой рассудок. Из молочной пенки, плавающей перед глазами, выступали знакомые очертания ванной.
  
  Он выглянул в коридор, удостоверился, что Света по-прежнему спит, спешно принял душ, прибрал за собой, оделся и, уже обувшись, сел за стол на кухне с листом бумаги и ручкой.
  
  'Я не намерен умирать в муках, - размашисто писал он. - И хочу закончить всё быстро. Меня будто с отвращением выдавливают отсюда! Вот оно, Светик! Нашёл для себя словечко! Я выдавленный. Выдавленный! Как мерзкий гной! Болячка на здоровом теле жизни. Не могу больше терпеть. Прости за то, что отказал тебе в ребёнке. Но пойми же, глупо заводить его ради галочки. Не стоит гробить жизнь ни себе, ни ему. Я люблю тебя, Света. И никого не любил сильнее. Молю, живи дальше!'
  
  Валера неслышно подобрался к спящей жене и поцеловал её в алые пухленькие губы. Он старался не рассматривать Светино лицо, боясь подвергнуться напасти нежных чувств и потерять весь запал, необходимый ему для свершения задуманного.
  
  Валера оставил записку на прикроватной тумбочке, достал из-за серванта верёвку, которую они с женой использовали во время переезда, связывая между собой длинные картонные коробки, и поспешил вниз по лестнице, отгоняя от себя любые мысли о возвращении.
  
  На лавочке у подъезда, касаясь подбородком груди, дремала Надя. Валера смотрел на замученную мать с сожалением и со страшной обидой. Кусочки суждения в его голове слепились в очередную пугающую картину. Он осознал, что все проблемы этой несчастной женщины завязаны на одном крохотном, безобидном и, к сожалению, бесполезном человечке. Тоска обуяла больного, ему искренне хотелось хоть чем-нибудь помочь невинной жертве обстоятельств, но мозг предательски отказывался думать.
  
  Выругавшись про себя, он твёрдым шагом двинулся к оврагу. Дойдя до лавочки, которую Валера хотел использовать как эшафот, он увидел у маленькой ёлочки девчушку в знакомом бордовом платьице и зелёных сандалиях. Та сидела на корточках и стучала камешком по суку рухнувшего дерева.
  
  Разум подло подбросил шальную идею, и она прилипла к Валере, впилась пиявкой в подкорку мозга и начала медленно поглощать все прочие мысли.
  
  Девочка обернулась, рассмеялась, увидев человека с верёвкой, и продолжила свою игру. Ноги сами потащили Валеру к ничего не подозревающему ребёнку, руки сами сделали всю грязную работу. Мозг наслаждался процессом освобождения несчастной Нади, такой талантливой и абсолютно невиновной в своей нелёгкой участи, от её единственной насущной проблемы. Когда с ребёнком было покончено, больной убийца бездумно поднял бесчувственное холодеющее тело, положил его на лавку, а сам забрался повыше, соорудил себе добротную петлю, затянул её на шее и замер.
  
  - Всё, - шепнул он на выдохе. - Господи, спаси душу...
  
  И сделал шаг.
  
  Но всё пошло не по плану, и Валера не потерял сознание.
  
  'Что же я наделал... - заметались мысли. - Да разве можно так... Меня же Света ждёт, она же меня так любит. Я не хочу умирать!.. А вдруг можно вылечиться? Я же так хочу жить... Как же я хочу жить!'
  
  Он махнул рукой, пытаясь ухватиться за верёвку, но лишь закрутился в петле. В глазах потемнело. Валера затрясся.
  
  'Я передумал! Я хочу жить! Я домой пойду, не убивай! Не убивай! Я теперь всё понял! Надо бороться! Света... Света... Папа... Мама... Мамочка...'
  
  Душа выпорхнула из тела и взмыла над соснами.
  
  Валера умер.
  
  Его и убитую девочку обнаружили тем же утром.
  
  Неизвестно, какие волшебные материнские чувства указали дорогу измотанной Наде, но она резко проснулась со щемящей болью в сердце, подскочила и как угорелая поспешила в злосчастный овраг.
  
  Ужасной трагедии она не пережила и вскоре покончила с собой. Выбросилась из окна девятого этажа.
  
  ***
  
  Разбирая материалы дела, капитан полиции говорил своему помощнику:
  
  - Над такими делами люблю пофилософствовать. Другие как-то с холодком относятся, а мне нравится порассуждать. Такой вот я романтик... Удивительное существо человек, знаешь, почему? Потому что у него есть идея. И всё в мире зависит от силы этой идеи. То, что для одного будет целью всей жизни, для другого окажется глупостью. Вот, например, идея материнства... Одна бы убийство ребёнка пережила, а другая бы ещё в роддоме от девочки избавилась, но эта... - Он остановил взгляд на архивной фотографии Нади, сделанной ещё до рождения дочки. - Её идея была очень сильной. Но судить, впрочем, не нам.
  
  - А этот решил стать судьёй, - с явным раздражением заметил помощник, убирая в картонную папку фотографию Валеры.
  
  - Ну, человеку свойственно брать на себя роль судьи, но не ответственность за это, - капитан хихикнул. - А ещё, что самое главное, все эти судьи видят только два цвета - чёрный и белый. И никаких исключений. Вот корень проблемы... Два месяца оставалось мужику. Показания жены читал? Чернуха, ни одной попытки заглушить страх, никакой борьбы. Мне тоже в девяносто девятом рак ставили. Батя, царствие небесное, тогда сказал: 'Не смей руки опускать! Собери все силы и стой до конца. И какая разница, когда он наступит! Себя не потеряй и встреть его достойно! Даже если не получится выиграть, всё равно живи победителем!' Тяжело было, но я выкарабкался. Болезнь давит, но в том и суть борьбы - не умереть выдавленным. Или выжить.
  
  Он закрыл папку с делом и небрежно бросил её в ящик стола.
  
  ***
  
  Прошло несколько месяцев, и в холодный зимний полдень на одинокую могилу за оградой кладбища пришла исхудалая девушка в длинной чёрной шубе. Она зажгла фитиль в лампадке из красного стекла и протёрла от налипшего снега рамку с фотографией.
  
  Простояв с минуту в полной тишине, она ещё раз взглянула на табличку со знакомым именем, положила рядом две шоколадные конфеты и, тяжело вздохнув, отправилась домой.
  
  Света продолжала существовать, лишённая всех нежных чувств. В полном одиночестве.
  
  Она шла по тропинке, а снег всё падал, и ледяной ветер бил в её заплаканное лицо.
   2021
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"