Весна наступила неожиданно, она вихрем ворвалась в заледенелый зимний мир. До первой недели апреля бушевали метели и дороги были занесены снегом по брюхо коню, а потом, буквально за неделю стаял весь снег, не осталось даже маленьких, покрытых толстой коркой грязи сугробиков на дне лесных овражков. Реки разлилась так, что залили всё вокруг. Шоша, на крутом берегу которой расположилось наше жильё, затопила все окрестности, так что теперь, в середине апреля, Глухоманье превратилось в миниатюрное подобие Венеции, или, на худой конец, Голландии.....
По заливным лугам сновали лодки, подбиравшие нахлебавшихся воды лесных обитателей. Как-то, поздним вечером, гуляя с Серым, я нечаянно услышала краем уха, как несколько осипший Сергей жаловался Владику: "Чёрт, - хрипел он, - я стал похож на деда Мазая с его проклятущими зайцами!". Я втихаря захихикала: столько чистого и невинного негодования было в его словах!
Меня саму несколько удивляли (если не сказать больше - шокировали) такие погодные фортели. Не было этого специфического весеннего запаха, от которого даже самый зажатый человек становится похожим на мартовского кота. Вместо этого, сразу после трескучих морозов ударила жара, да такая, что все пришлые стали ощущать себя как на высокогорных курортах Северного Кавказа - сверху немилосердно печёт солнце, а снизу тянет холодом, как от глетчера. При такой окружающей среде до воспаления лёгких рукой подать....
Однако, меня лично несколько утешило невероятное зрелище одновременного цветения первоцветов, медуницы, ландышей и черёмухи. Когда черёмуха стала набирать цвет, я стала ждать наступления классического "черёмухового холода", и дождалась: температура воздуха действительно понизилась - ажник до двадцати пяти Цельсия (в тени) и только-только стало можно дышать.
- Господи. Олаф, здесь что, весна всегда такая? - простонала я как-то вечером.
- Почти, - флегматично протянул он, впрочем, его действия были просто возмутительными.... Ну-у-у, скажем так, не для меня (я не идиотка, от хорошего отказываться!), но для общественности - точно!
Мы сидели на гнилой колоде, валявшейся под цветущей черёмухой, чьи белые лепестки от малейшего дуновения ветерка душистым дождём сыпались нам на волосы. Я очень удобно устроилась, прижавшись к плечу Олафа и ощущая на голом колене мозоли на его руках.... Очень характерные мозоли: от оружия.
- Что значит почти?
- То и значит....
- Здорово.... Значит, до Эриксона будем по такой жаре добираться?
- Неа, к тому времени ещё потеплеет....
- Господи! Я совсем расплавлюсь!
- Расплавишься - я соберу, и вообще, не боись, большую часть дороги пройдём по воде.
Да, это очень утешало. Я уже знала примерный экспедиционный маршрут: сначала на перекладных до Дона, а потом на пароходике вниз по реке до самого устья. Из весьма приблизительного описания, предоставленного мне Владиком, имела общее представление об этом средстве местного общественного транспорта: судя по всему, они смахивали на колёсные пароходы, ходившие в начале девятнадцатого века по Миссисипи и её притокам. В их лучшие годы речные капитаны, страшно гордившиеся своими дымящими, шлёпавшими здоровенными колёсами по воде галошами, говаривали примерно так: "Моя посудина может пересечь этот луг, если с утра будет хорошая роса!". Топливом им служили дрова, поэтому ждать быстрого хода от них было нельзя, зато и недостатка в топливе не ощущалось: всегда можно было разжиться топливом в ближайшем лесу....
На спуск по рекам отводилось не более трёх недель. За это время, даже при самом неудачном раскладе, всегда можно было добраться до Азовского моря. Попутно, совмещая приятное с полезным, у меня был шанс посмотреть на летние стойбища ойгуров, занимавшихся разведением своих, знаменитых на все окрестные княжества, полудиких лошадей. Бойкая торговля этим четвероногим мохнатым товаром шла в Азове, типичнейшем приморском городе. Насколько я смогла понять, вовсе не все горожане занимались куплей-продажей, многие из них были рыбаками, промышлявшими как пресноводную, так и морскую рыбу.
В самом Азове можно было зафрахтовать вполне приличную посудину, чтобы попасть в Понтику, торговый полис, стоящий на выходе из Азовского в Чёрное море, но, если вы не хотели привлекать к себе излишнее внимание, в лиманах всегда можно было нанять рыбачью шаланду, правда, в этом случае можно было насквозь провонять тухлой рыбой, но лучше уж пахнуть пропастиной, чем оказаться без какого-нибудь жизненно важного органа, например, без головы....
Я предполагала (как оказалось впоследствии, абсолютно верно), что этот полис остался ещё со времён царя Митридата, то есть с конца первого тысячелетия до нашей эры (пользуюсь привычной системой отсчёта, иначе я сама не разберусь!). Если моя голова ещё не окончательно перестала соображать, то этим полисом должен был быть Пантикапей, во всяком случае, именно на его развалинах была выстроена в своё время Керчь. Мне было дико интересно, каким образом мог сохраниться город, выстроенный Бог знает когда, да ещё и сохранить своё первоначальное название.... И ещё, это поселение все называли "полис", а почему так? Почему осталось греческое название?
Олаф изрядно попортил себе кровь, пытаясь унять очередной приступ моего почти болезненного любопытства. Он сам не мог ответить на вопросы, а попытка сбагрить меня на Димитрия с треском провалилась - наш общий "дивизионный командир" уехал в Новугород, на рандеву к князю Даниле. Уже в который раз за относительно недолгий срок нашего знакомства Олаф вышел из себя, что само по себе было уже любопытно - он славился своим редким добродушием между заданиями. Разозлившись, мой дорогой не стал скандалить, орать или устраивать что-либо подобное, нет, он сделал проще и интереснее - ушёл готовить маршрут. Причём ушёл, ничего не сказав мне и даже не попрощавшись - просто оставил записку на письменном столе.
"Пошёл проверить дорогу".
От такой краткости встала на дыбы я - я это ж надо, не мог даже "до свидания" приписать! Но, рычи - не рычи, а сделать-то ничего не могла: на Рагнара или на Кемейю злиться было не за что, а потому - глупо....
- Ярослава, ты мне скажи, Христа ради, из-за чего Олаф моего мужика утащил?
Честно говоря, вопрос Кемейи меня несколько ошарашил.
- Как это?
- Очень просто! Неужто тебе мнится, что Сергей сам, по своей воле, отправился с нашим Бешеным Туром на разведку, когда до начала похода ещё добрых две с половиной седмицы! Он-то нормальный человек, а не буйный Олаф!
- Господи! Ну, ты его и честишь! За что ж ты его так?! "Бешеный Тур", "буйный"! Никогда не слыхала, чтобы его так называли.
- Ещё бы! Откуда тебе ведать-то! Его так прозвали ещё когда он в дружину князя Данилы вступил, уж больно отчаянно действовал, потом ничего, взматерел - успокоился.... Теперь вот опять, забуянил....
- Я ему ничего не делала!
- Верно, ничего. Просто пытала с пристрастием, а когда он не может ответить, то начинает злиться!
- Ясно, - вздохнула я.
- Я вельми рада, Ярослава, - едко отозвалась Кемейа, - но мне от этого не легче!
- Будет тебе, кончай ругаться! "Мне не легче"! А мне, по-твоему, легко?! Твоего-то силком от тебя утащили, а мой сам утёк, по своей инициативе!
Кемейа расхохоталась:
- Ага! "Сам утёк", зато с твоей подмогой! Довела беднягу, он и сбежал, от греха подальше!
После этого разговора у меня стало легче на душе, и время побежало быстрее, тем более, что я перестала тратить его на бестолковые эмоции. Работы оказалось невпроворот, и сборы шли полным ходом. Приходилось ведь ещё и "легенду" разрабатывать. Вскоре после поспешного бегства Олафа вернулся Димитрий, весело посмеялся над событиями, ускользнувшими от его острых глаз и выдал свой вариант "легенды": наша группа должна была на время стать торговыми гостями, специализировавшимися на дорогостоящем, но небольшом по объёму товару (нечто вроде золотых украшений и тому подобного). Над этим пришлось поломать голову Рагнару - на время отсутствия Олафа, он принимал командования на себя.
Через неделю вернулся беглый начальник вместе с измотанным подчинённым. Не могу сказать, что настроение Сергея к моменту возвращения в Глухоманье, было радужным. Подловив меня в узком тёмном закоулке возле кабинета Димитрия, он высказал мне почти всё, что думал, видимо, остальные его мысли не годились для озвучивания, несмотря на их частое возникновение в голове....
- Чёрт бы тебя побрал, Славка! Ты мне всю малину обломала!
- Позвольте-позвольте, - имитируя незабвенные интонации Владимира Ильича, возразила я, - Я ему "всю малину обломала"!?! Это чем же это?! Мне кажется с "малиной" у тебя всё в полном ажуре!
- В порядке-то, в порядке, но ведь можно было бы обойтись и без такой нервотрёпки! По твоей милости я целую неделю провёл с буйнопомешанным!
- Не поняла. Каким-таким буйнопомешанным? Неужели всё так серьёзно?
- Именно, - проворчал Серёга, - Разговаривать невозможно, только по делу, а я в здешней обстановке не секу.... Мотался за ним, как пришитый, по всему Тверскому княжеству.... И большую часть времени - верхом!!!!
Последние слова были пропитаны неподдельным страданием. Я могла ему только искренне посочувствовать: он так и не сумел как следует научиться ездить верхом. Ну, не "слышал" он лошади, и всё тут!
- Ничего, пережил же! Зато теперь дело уже сделано, не придётся сейчас возиться.
- Ну и зараза! На всё найдёт отговорку!
Эта перепалка вернула меня к другому разговору, состоявшемуся сразу после возвращения "блудного попугая".
- Вернулся?
- Куда же я от тебя денусь?!
- Что радует. Ты вот мне скажи: какого лешего ты эдакий финт ушами выкинул, а?!
- А-а-а.... Это как?! Что такое "финт"? И причём здесь уши?!
- Уши тут не при чём, совсем! Это просто говорят так, образно. Повторяю: какого лешего ты сбежал, а?
- Не знаю, - протянул Олаф, - Теперь - не знаю....
- А седмицу назад знал?!
-Не-а, не знал, - повинился он.
- Горе ты моё, луковое.... Что ж у меня все мужики-то такие, не люди, а незнайки какие-то!
- Издеваешься, да?!
- Нет, - устало сказала я, - зачем мне это, скажи на милость? Я никогда не играла в такие игры....
* * * * * * * * *
Доработанная легенда выглядела в общих чертах так: два купца-компаньона едут из Новугорода в Понтику и везут с собой груз мягкой рухляди - соболиные и куньи меха. Кроме торговых, здесь преследовались и личные цели - показать многочисленной родне в Понтике нового зятя. Таким образом, объяснялось присутствие в обозе женщин: меня и Кемейи.
Роль выходца из Понтики должен был играть брюнетистый Рагнар, я изображала его младшую сестру, недавно вышедшую второй раз замуж (надо же было прикрыть мой "вельми почтенный" для невесты возраст!), а компаньона "братца" отыгрывал Олаф - кто бы сомневался, что на роль моего "муженька" претендовать больше некому, самоубийц нет! Так же здесь присутствовали служанка (Кемейа) и охранник с собакой (два Серых, причём с обоими пришлось долго препираться, прежде чем удалось убедить их в правильности начальственного решения).
Такая группа людей должна была без проблем влиться в людской поток, двигавшийся по торным центральным дорогам, и практически раствориться в нём.
Для меня не было новостью, что пересаживаться с сухопутного транспорта на водный мы будем в Мечанске, стоявшем на берегу Красной Мечи (правда, дома её называли Красивая, да не суть важно). В голове как-то не укладывалось, что мои родные места носят другие имена, но желание посмотреть на них назойливым комаром зудело на задворках сознания. Интерес подстёгивало и то, что почтовый тракт проходил через Тулу (какое странное произношение, однако!). Такое впечатление, что попала в "Назад в будущее", чесс слово!
Мы выехали из Новугорода точно по расписанию: в первый понедельник после Троицы. Для этого пришлось покинуть Глухоманье за неделю до праздника, ибо по требованиям конспирации необходимо было ещё и "засветиться" в городе. Было вполне вероятно, что слухачи Эриксона всё ещё ошивались, паче чаяния, близь княжьей резиденции. В таком случае было жизненно необходимо чтоб никто не заметил ничего из ряда вон выходящего.
Примерно треть пути до первого речного порта я должна была, по идее, видеть, но так толком так и не видела: не в том я была состоянии, когда меня волокли сначала верхами, а потом в повозке, сразу после нашего появления здесь.... Теперь же у меня для этого теоретически были все возможности, но на практике я чуть было не заимела расходящееся косоглазие: очень трудно одним глазом обозревать окрестности, а другим наблюдать за своими спутниками. Точнее, за одним - мой взгляд неизменно находил Олафа, да так на нём и оставался, как приклеенный. Сидевшая рядом со мной Кемейа, похоже, страдала тем же недугом, но ей приходилось куда хуже, чем мне: Сергей ехал сзади, в грузовом возке, блюдя тюки с товаром. Честно сказать, основную часть работы выполнял Серый - его дикие замашки гарантировали полную безопасность бережно уложенному грузу. С особой тщательностью был упакован и погружен один тючок: в нём лежали, замотанные в куньи шкурки, приборы, могущие помочь в розыске логова Эриксона. "Хозяева", сиречь Олаф с Рагнаром, попеременно ехали верхом на арендованной в Новугороде кобыле ойгурских кровей со сквалыжным норовом и лохматыми боками (такие животины были типичными для купцов средней руки).
Мы бодренько и без происшествий докатились до Тулы. Здесь это был среднего размера провинциальный город, с обилием мелких лавчонок и оружейных мастерских. Не знаю, может климат в этом месте такой, или ещё что, но и в этом мире город славился своим оружием. Здешние ружья и пистолеты не имели себе равных по качеству исполнения и красоте отделки.
Здесь город стоял не в устье Тулицы (понятия не имею, как эта речушка тут называется), а чуть в стороне. Это было к лучшему: по моим наблюдениям комарья тут было на порядок меньше, чем у нас. Долго осматриваться было некогда - на рассвете наш маленький караван уже миновал сторожевые посты на выезде из города. Было видно, что здешние стражники совсем мышей не ловят: никто даже не поинтересовался, кто мы и откуда.... Нельзя сказать, что такое отношение к службе порадовало "аборигенов" - настроение Олафа стремительно поползло вниз, до боли смахивая на "чёрное опьянение" (видок из серии "не влезай - убьёт", а глянешь на его "нежное" личико, и понимаешь, что этот - точно убьёт!).
Однако, как только тверские стражники-разгильдяи со своей расхлябанностью исчезли из виду, он снова стал таким, каким я его привыкла видеть. Вальяжно развалившись на довольно-таки жёстком сиденье травил байки из своей бурной жизни, причём не всегда, по-моему, отличавшиеся достоверностью - бедняжка Кемейа временами чуть не лопалась от сдавливаемого смеха, а ехавший рядом Рагнар только крутил головой и ухмылялся себе под нос, не решаясь уличить своего друга в слишком вольной интерпретации реальных событий.
Только на закате дня на горизонте показался Мечанск. Миновав без какой бы то ни было проверки сторожевую будку на окраине, мы въехали в город. Олаф только пробурчал: "Да тут не только слухачи Эриксона могут шляться, но и этих придурков можно за ноги унести, никто и не почешется!". Я его прекрасно понимала: если тверской князь и озабочен выходками Эриксона, то до нижних чинов это ещё не дошло, или, что более вероятно, но куда менее приятно, местное начальство в слегка завуалированной форме попустительствует не очень благонадёжным личностям.
Сгустившиеся сумерки разгоняли смоляные факелы, если только можно так назвать внушительного размера металлические бочки, в которых ровно горела какая-то жидкость, судя по запаху - растительного происхождения, какое-то прогоркшее масло, гадость редкая. Прогрохотав тележными колёсами по мощёным кремниевыми булыжниками (чем были вымощены мостовые, я выяснила на утро) улицам, мы подъехали к постоялому двору. Честное слово, их строили по одному типовому проекту - все постоялые дворы и ямы, какие я только видела, выглядели одинаково массивно и монументально, а отличались только габаритами. Мечанский постоялый двор не был исключением, но, как мне растолковала Кемейа, здесь останавливались все приличные, то-есть довольно-таки состоятельные, купцы, следовавшие по рекам на юг, до Азова или Понтики и обратно.
В этом каменном амбаре нам предстояло перекантоваться только одну ночь, а с утра пораньше уже надо было быть на борту парохода, отчаливавшего от главной пристани Мечанска (слава тебе, Господи, наш багаж был сразу же по приезде в город сдан Рагнаром под расписку капитану и загружен в трюм).
Когда я в первый раз увидела местный пароходик, то несколько ошалела: такой он был маленький и уютненький. Его конструкция, как, впрочем и его собратьев, мягко говоря, отличалась от описания, полученного мною от Владика. Начать стоит, прежде всего, с названия: здесь их звали не "пароход", а "самолёт". Затем, в отличие от Миссисипских галош, у здешних "самолётов" колёса были не сзади, а по бокам. Насколько я могла припомнить, примерно также выглядели Волжские пароходы середины - конца XIX века, кажется, такое техническое решение диктовалось характером реки - блуждающие мели и узкий фарватер сильно осложняли навигацию, а неповоротливый американский пароход мог бы легко переломать колёса, зацепившись за неожиданно сместившуюся мель.
Так вот, эта замечательная посудина двое суток должна была неторопливо шлёпать по Красной Мече до впадения её в Дон. Там стоял город со странным названием Вал, и именно он должен был стать конечной остановкой. В этом "перевалочном пункте" (каламбур конечно плохой, я понимаю, но ничего не могу поделать) регулярно проходили ярмарки, и, самое неприятное, мы могли застрять тут примерно на неделю, а то и больше, дожидаясь регулярного рейса на Понтику.
Вал не произвёл на меня приятного впечатления: шум, гам, сутолока и мусор, валявшийся повсюду, очень напоминали мне град Москву в самый разгар перестройки.... Я уже молчу про здоровенных наглых чёрных крыс, преспокойно разгуливающих по кучам мусора прямо среди белого дня. Контраст был особенно разителен по сравнению с чистеньким и очень ухоженным Глухоманьем, к которому уже привыкли мои глаза и уши, а так же ноздри, что особенно важно. Не могу сказать, что я люблю такую обстановку, ибо это нельзя уже называть окружающей средой, это скорее пятница какая-то, а не среда.... От такой же пакости я и в своём мире в глухие леса сбежала.
Город представлял из себя вечную летнюю ярмарку. Это было понятно и легко объяснимо - далеко не все торговые гости могли (да и хотели, если честно) переправлять привезённые с юга товары сухопутными путями в сторону от речных торговых путей. Для такой торговли существовали другие, давным-давно захватившую эту область товарно-денежных отношений (если позволено мне будет выражаться столь наукообразно). Они оптом скупали привезённые грузы, а потом, здорово взвинтив цены, отправляли их в глубинку. У меня эта разномастная круговерть ассоциировалась с нормальной, добротной барахолкой, на которой торговали не столько в розницу, сколько оптом.
Приглядевшись повнимательнее, становилось ясно и откуда такая грязь: в основном весь народ, сновавший по мощёным улицам Вала, был не местный, на каждого коренного жителя города приходилось примерно десяток приезжих, ожидавших выгодных сделок. Разумеется, никому из них и в голову не приходило хоть немного убрать за собой.
Все эти сведения я собрала путём собственных наблюдений - времени для этого у меня оказалось предостаточно. Как и предполагал Рагнар, мы действительно застряли в этом столпотворении: сидели в гостинице уже четвёртый день, ибо самолёт из Азова опаздывал. Нас с Кемейей на улицу не выпускали, не только в одиночку, но и даже под присмотром Серого. Я было заикнулась о прогулке Олафу, но получила четверть часа такого редкостного разноса, что решила больше не рисковать (зачем мне лишние неприятности, а?), и в результате сидела у окна, выходящему в переулок и по сему поводу забранного могучей железной решёткой. Было ясно, что это отнюдь не лишняя предосторожность - как и во всяком другом портовом городе, ворья здесь было предостаточно.
Это вынужденное сидение закончилось через неделю, когда мы уже все стали изрядно нервничать (начинал лететь ко всем чертям график экспедиции). В ночь на воскресенье к пристани, освещённой масляными фонарями, причалил самолёт "Гроза степей", основательно задержавшийся из-за посадки на мель. Чтобы сняться оттуда им пришлось потратить пять дней и почти разворотить днище. В результате "Гроза степей" простояла ещё и на ремонте в сухом доке пару дней, но ждать пока залатают пробоины, было несравнимо легче, чем опаздывающий самолёт. Таким образом, мы еле-еле укладывались в график, но всё могло оказаться и гораздо хуже.
Донской пароход был покрупнее того, на котором мы спускались вниз по Красной Мече и гораздо комфортабельнее. Всё плавание было довольно скучным и однообразным, несмотря на живописные пейзажи за бортом, но если всё время только и делать, что смотреть по сторонам, то это времяпрепровождение может до смерти надоесть. Однако и здесь были свои приятные моменты, одна погрузка дров чего стоила!
Пристав к очередной пристани, "Гроза степей" давала изумительный по своей мерзости и резкости гудок. В ответ на этот вой на грузовом причале появлялись две здоровенные тётки (прямо как из дорожной бригады, им только оранжевых жилетов и асфальтового катка не хватало) и начинали охапками закидывать в трюм дрова. Грохот стоял, хоть уши затыкай, мой Серый от него начинал просто-таки беситься. Все это мероприятие продолжалось примерно полчаса, за это время тётки успевали забить трюм под завязку, и самолёт неторопливо, с достоинством отдавал швартовы, элегантно отчаливая.
Фарватер реки был сложный, плыть приходилось только в дневное время, не рискуя отважиться на ночные переходы. Наученный горьким опытом капитан нанял пару мальчишек для измерения глубины. Такого оригинального лота я ещё видела и, более того, даже не читала. В подозрительных местах капитан, его все звали Феофаныч, выходил на крыло мостика и отдавал приказ ребятам:
- Скидай портки и сигай в воду!
Ребята беспрекословно подчинялись и начинался примерно такой диалог:
- Феофаныч, - кричал один из них, - здеся по колено!
- Гришка, отзынь в право!
Гришка отходил в право, а в разговор вступал Федька:
- Феофаныч, здеся воробью по колено!
- Федька, стой где стоишь! Гришка что у тебя?
- Феофаныч, здеся по пузо!
- Возьми ещё правее!
Гришаня погружался почти по шею и кричал:
- Феофаныч, туточки с ручками!
- Держися там и ори!
И самолёт медленно начинал двигаться на голосящего мальчишку, минуя мель. Этот способ очень странный, но абсолютно надёжный. Ещё ни разу судно, капитан которого придерживался такого метода навигации не садился на мель.
Так вот, не торопясь, но и излишне не задерживаясь, мы спустились до Азова. В отличие от Вала, Азов был чистым городом: из-за жаркого климата и повышенной скученности людей, местное правительство применяло суровые меры воздействия к нарушителям чистоты в городе. На улицах не было видно ни одной мусорной кучи и не ощущалось никаких гнилостных запахов. Крыс тоже не было видно, но по сообщению Серого, их тут было предостаточно.