Косые лучи света пробивались через узкие щели в плотно закрытых ставнях.... Я уже проснулась, но всё ещё лежала с закрытыми глазами. Вставать не хотелось совершенно: у меня гудели все суставы и ныли все мышцы и сухожилия, казалось - шевельнусь и рассыплюсь в труху, как вампир на солнцепёке.
"Господи, какой интересный сон мне приснился! В жизни такого не видывала!"
"Какой же, хозяйка?" - мысленный голос Серого был ленив и разнежен.
"Будто бы мы попали в неизвестно куда, машин нет, люди какие-то странные..."
"Так это не сон".
От таких слов я резко подскочила на постели. Что же это получается, а? Это действительно был не сон, а самая настоящая реальность?! Похоже, что так...
Я сидела на жёстком топчане, меховое одеяло сбилось к ногам, а рядом, на лавке валялся мой небрежно брошенный жилет. Серый лежал посреди комнаты на оттёртом до белизны дощатом полу и нежился в ласковом солнечном свете. Пёс вальяжно потягивался и пытался когтистой лапой поймать прыгавшего по половицам солнечного зайчика.... Я потрясла головой, a-la кобыла у коновязи, но видение чужой для меня комнаты не пропадало. Придётся признать, что всё это произошло в действительности и ещё неизвестно чем закончится. Не могу сказать, что это привело
меня в восторг, но, что бы ни случилось, жизнь продолжается в любом случае....
С лёгким скрипом отворилась дверь, и на пороге нарисовался Сергей:
- Доброе утро! Долго же ты спишь, соня!
Я только молча глянула на него и, спустив ноги на прохладный пол, принялась шарить под топчаном в поисках кроссовок. Оказались они, как, впрочем, и всегда, в самом дальнем и труднодоступном углу. Я никогда не могла понять, какое удовольствие заключается для моей собаки в том, чтобы загнать мою обувь куда подальше.
- Что молчишь-то? - приставал он, попутно потирая всё, что можно и нельзя: сказывалась вчерашняя поездочка.
- Мне с ранья не спавши уже испортили настроение: мне приснился шикарный приключенческий сон, а выяснилось, что всё это чистая правда!
- Это ещё далеко не самый плохой вариант! Мы могли оказаться в гораздо худшей компании!
- Может ты и прав, не знаю, - ответила я зашнуровывая выуженные с помощью лома и чьей-то матери кроссовки, - однако, хотелось бы мне знать, что будет дальше?
- Насчёт отдалённого будущего не скажу, а в ближайшем - нам опять светит дорога, только куда, не понял.
Во время этой тирады за спиной Сергея появился мрачный Олаф. От него просто физически исходили волны загнанной вглубь души ярости, лицо из-за насупленный бровей смахивало на картинку из фильма ужаса. От такой "красоты" у меня совершенно неприлично отвисла челюсть.
- Вставай, собирайся! - рявкнул он. От акустического удара прямо по барабанным перепонкам Сергей согнулся пополам, потирая пострадавшее ухо ладонью.
- Что случилось?! - однако Олаф не удостоил меня ответом и в гордом молчании удалился.
- Чёрт побери, - это единственные печатные слова, которые нашлись у меня в этот момент.
Дело явно принимало неприятный оборот, За четверть часа все наши пожитки были погружены на два экипажа, по конструкции напоминавших "тачанку - ростовчанку" времён гражданской войны, но лошади здесь были запряжены не квадригой, то есть по четыре в ряд, а попарно друг за другом. Сидеть с удобствами в такой повозке могли лишь четверо, не считая кучера.
Солнце ещё не успело высоко подняться над горизонтом, а перед распахнутыми воротами постоялого двора группа людей уже рассаживалась "согласно купленным билетам". Я с некоторым удивлением обнаружила, что произошли некоторые изменения в личном составе: куда-то пропали Рагнар и Страхон, а вместо них появилась незнакомая рожа. Эта личность носила на груди здоровенную бронзовую бляху, похожую на те, что нашивали фрицы из "feldpolizei" в кино про войну, так что он точно относился к той же службе, что и те двое, встретившие нас вчера вечером.
Меня запихнули в первую повозку, где уже сидел Ксанф. Он одарил меня таким взглядом, что во всей округе должны были перемереть все мухи, просто не человек, какой-то ходячий мухомор (правда, с мухомора проку гораздо больше). Следом за мной уселся Олаф, а Серый улёгся на пол, как всегда придавив мне ноги.
- Твоя собака что, не может идти сама? - неприязненным тоном вопросил Ксанф.
- Не может! Зачем ему лапы лишнего сбивать?
Ксанф в ответ только презрительно фыркнул, всем своим видом выказывая глубочайшее неодобрение. Меня уже начинал раздражать этот молодой нахал. При таком неуважении к людям неудивительно, что у него случаются серьёзные проколы, ведущие к неоправданно большому риску для окружающих. Мысленно плюнув, чтобы не обращать внимания на неприятного соседа, я, вывернув шею под немыслимым углом, посмотрела на другую повозку. Там с удобствами расположился Сергей, рядом с ним, я бы сказала - в опасной близости, сидела Кемейа. Третьим (лишним, если я что-то понимаю в этой жизни) был парень с бронзовой бляхой во всю грудь. Рассмотреть всё как следует, я не смогла, потому, что именно в этот момент возница тронул вожжи, и четвёрка стоялых коней рванула с места так, что только успевай шляпку держать! Шляпы-то у меня, конечно, не было, но по инерции я всё равно схватилась за голову.
Под мерный стук копыт мимо замелькали вековые берёзы. Они уже начинали чуть желтеть, это могло означать, что стояла середина августа. В подтверждение этого мне на лицо налипла длинная летучая паутина, которую я и принялась брезгливо счищать с ресниц. По закону подлости эта пакость вместе со своим владельцем не могла прицепиться никуда, кроме как мне на глаза. Серый слез-таки с моих ног и теперь сидел, задумчиво глядя на мелькавший мимо нас пейзаж. Как всегда в таких случаях, выражение его морды стало отражать мрачные раздумья. С непривычки можно было здорово испугаться такого зрелища, и Ксанф не стал исключением. Тем более что нежный кожаный носик Серого находился как раз напротив его лица. Парень сначала побледнел, потом посерел, а затем принял нежно-оливковый оттенок. Однако он держался молодцом и не стал вопить, чтобы я убрала собаку....
Вскоре мне надоело любоваться на застывшего, аки статуя, Ксанфа. Меня начало глодать любопытство. Причины, по которым мы пулей унеслись с постоялого двора, вызывали мой живейший интерес, но я не рисковала приставать с расспросами к своим спутникам. К тому же я была уверена, что мне всё равно ничего бы и не ответили.... Олаф сидел напротив меня настолько угрюмый, что от его взгляда можно было окаменеть, не сходя с места. Раздражать человека в таком настроении означало бы играть с огнём, а я в такие игры не играю! Хотя, один шанс узнать, что же всё-таки случилось, у меня был....
"Серый!"
"Да", - пёс повернул ко мне свою лобастую башку.
"Что произошло сегодня утром?"
"Где?"
"Там, откуда мы умчались сломя голову!"
Прежде чем ответить, Серый тяжело вздохнул и снова улёгся, положив башку с ушами-локаторами на сиденье.
"Они обнаружили, - пёс передал мне образы Олафа и Страхон, - что тип, запихнутый в подвал, мёртв. Они очень разозлились и стали ссориться, но потом успокоились. Затем, - он показал мне Страхона и Рагнара, - эти двое направились по нашим же следам назад, а с ними ещё четверо местных и две лошади. Очень большие... Всё, больше я ничего не видел..."
Такое объяснение вызвало больше вопросов, чем ответов.... Почему смерть пленника вызвала такую бурю отрицательных эмоций? Зачем Рагнар и Страхон, взяв людей и лошадей, пошли обратно?.. Задавать себе эти вопросы я могла до бесконечности, но вот ответить на них.... Это оказалось мне не по зубам. Полностью занятая решением этих "маленьких" загадок я и не заметила, как мы остановились у следующей ямы. Остановка была короткая, только чтобы сменить лошадей. Не прошло и получаса, как свежие упряжки понеслись с места в карьер. Вскоре я совсем перестала обращать внимание окружающее. Мои мысли унеслись в заоблачные дали, а перед глазами начали вставать лица и образы, ничего не имеющие с реальностью. Видения тёплого, ласкового моря и пустынного галечного пляжа абсолютно завладели моим сознанием.
Воспоминания на отпускали меня и тогда, когда пришло время останавливаться на ночлег. Собственно говоря, к очередному постоялому двору мы подъехали глубокой ночью, и всё вокруг было окутано темнотой, такой непроницаемой, что, казалось, её можно было пощупать.
Не замечая вкуса, я проглотила что-то на ужин. Складывалось впечатление, что на нас с Серым никто не обращает внимания. Такое отношение в данной ситуации меня не слишком-то расстраивало. Да, конечно, нас не принимают за своих, не слишком-то доверяют, но и явно не считают врагами, а это уже хорошо, значит, есть надежда на улучшение взаимоотношений с аборигенами.
Рано утром выяснилось, что нам предстоит переправа через реку. Моё вечное неуёмное любопытство стало невозможно усмирить никакими силами. Оно било ключом и гнало меня на выяснение подробностей. Толком, правда, мне никто ничего объяснить не смог и пришлось самостоятельно заняться сбором информации. Сделать это было возможно только путём самостоятельного наблюдения по принципу: открой пошире глаза и уши.
Перед нами во всей своей красе предстала широкая река. Как я уже услышала краем уха, это была Ока. Значит при проколе пространственно-временного континиума, нас закинуло фактически на то же место, откуда и сорвало. Широкая дорога, плавно спускавшаяся к берегу, была запружена пешими, верховыми, тяжело гружёными телегами, на которых лежали самые разные овощи, зерно и так далее - шла уборка урожая. Люди демонстрировали всевозможные костюмы. Здесь попадались и женщины в понёвах, и в штанах, как Кемейа. Последние, впрочем, относились скорее всего к жителям Севера, и здесь их было немного. Как сказал Олаф, преобладали обитатели Тверского княжества.
За последним поворотом показалась небольшая крепостица, на две четырёхгранные башни. Когда наши повозки приблизились, стало ясно, что это - не крепость в обычном смысле этого слова, а тщательно охраняемый паром. Друг напротив друга стояли два могучих сооружения, сложенных из толстенных дубовых брёвен. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что люди, спешащие переправиться на другой берег не сразу попадают на платформы, снующие между укреплениями. Для начала их собирали в загоне, при первом же взгляде на который в моей памяти всплыло слово "накопитель". Такая система очень напоминала пропускную систему в аэропорту Шереметьево-2. Между терпеливо ожидающими своей очереди людьми прохаживались личности при полном вооружении: с пистолетами (не знаю точно, как они назывались, но выглядели очень внушительно - массивные двуствольные агрегаты), мечами (вот интересно, как они ухитряются пользоваться ими одновременно?) и с нагрудными бронзовыми бляхами.
Сидевший рядом со мной Олаф спрыгнул на землю и поманил за собой Ксанфа. Вдвоём они скрылись из вида, легко затерявшись в гудящей толпе. Я как ненормальная вертела головой, пытаясь разглядеть всё сразу. Серый втихаря потешался над моим нетерпением. Хорошо хоть он мне этого не высказывал, а то бы я ему устроила хорошую головомойку. Поскольку я крутилась на месте, пытаясь охватить перспективу, то я издали заметила возвращающихся мужчин. Только теперь их было трое - к ушедшей паре присоединился третий. Это был коренастый кривоногий мужичок. На его груди гордо блестела серебряная гривна. Судя по тому, как перед ним вытягивались в струнку вооружённые охранники, это был начальник переправы. Он бодрой рысью добежал до первой повозки, где сидели мы с Серым, и внимательно уставился на меня:
- Это кто такая?!
- К новугородскому князю везём, - прогудел Олаф, - это пришлые, их трое у нас. Два тут сидят, а третий - во второй подводе.
- Пришлые, гришь? Князь Олекса таких не любит.... Хотите их волочь с собой в Новугород - дело ваше, а ежели что, то и ответ ваш! На паром вас пропустят в первую голову.
С этими словами он повернулся и пошёл обратно, моментально исчезнув в гуще людей. На его месте, как чёртик из табакерки, появился человек с серебряной бляхой поменьше и сделал знак вознице следовать за собой. Олаф облегчённо вздохнул и уселся на прежнее место. Ксанф снова устроился напротив меня и принялся буравить неприязненным взглядом. Я понять не могла, за что он на меня так взъелся - вроде бы я ничего плохого ему не сделала?
Нас действительно пропустили вне очереди, иначе мы смогли бы переправиться не раньше следующего утра. Уже у самого парома разыгралась до боли знакомая сценка: раздался шум, крики и два ражих охранника схватили и поволокли тщедушного мужичонку. Он орал и отбивался руками и ногами. Я не выдержала:
- Что произошло?
- Да ничего, - лениво ответил Олаф, - татя поймали...
- А чего же он так орёт?
- Да в розыске он. Его уже два раза ловили, а теперь он в третий раз попался.... Решил здесь, среди людей спрятаться. Вот дурень! Теперь ему клеймо на лбу выжгут.
- А ты почём знаешь?
- А я, - Олаф соизволил ухмыльнуться в бороду, - у сотского на столе розыскную грамотку видел...
Меж тем, мы уже были у самого парома. Народищу тут набилось, что ни конному, ни пешему, ни человеку, ни лешему, свободного пути-дороги не было. Из толпы стали раздаваться разражённые возгласы, переходящие в матерные, когда все увидели, что нас проводят прямо на борт парома, причём никого другого туда не пускают.
Как я поняла, паром был самоходный, и приводился в движение силой течения. Какого типа была конструкция, значения не имело, но я заметила, что там имелись лопасти типа рыбьих плавников. Я всегда любила воду, вот и теперь, спрыгнув на затоптанный сотнями людей и коней настил, мы с Серым свесили головы через борт и, как завороженные, уставились в зеленоватую речную гладь. Быстрое течение несло обрывки водорослей с изредка попадавшимися на них улитками-прудовиками. Я получила неопровержимое подтверждение того, что это другой мир: у нас Ока несла бы громадное количество всякой дряни, произведённой человеком. И вот теперь, стоя посреди реки и глядя вниз, я поняла, что не хочу возвращаться домой. Не хочу я больше дышать гарью и автомобильными выхлопами, не хочу пить воду, в которой присутствует вся таблица Менделеева в полном составе, а главное - здесь я никогда не смогу встретить своего бывшего мужа, который и после развода не оставлял меня в покое....
Замечтавшись, я и не заметила, как к нам подошёл Сергей. Довольно улыбаясь, он спросил:
- О чём молчишь?
- Нам дико повезло.... Здесь лучше, чем там, дома....
- Почему?
- Чище, прежде всего, - однако договорить не успела.
В толще воды показалось белесое пятно. Течение неумолимо приближало его к парому. Чем ближе это нечто было к нам, тем яснее становилось, что это был утопленник, пробултыхавшийся в воде недели две. Труп всплыл у самого борта, его появление вдребезги разбило окружавшую нас тишину. Раздались удивлённые голоса.
"Хозяйка, ну и падаль!"
"Да уж, Серенький, вонища от него, хоть противогаз надевай..."
Паромщик передал управление своему помощнику, а сам подошёл к корме, где уже столпились все пассажиры. Взяв багор, он флегматично зацепил им утопленника.
- Чище-то оно, конечно, чище, - глубокомысленно изрёк Сергей, отрешённо глядя в пространство, - но вот никак не безопаснее....
- О чём это он? - подозрительно осведомилась у меня Кемейа.
- Издевается над моими словами....
- Почему?
- Я сказала, что мне здесь нравится больше, чем дома.
- Ну, и?...
- Здесь чище, но отнюдь не безопаснее...
- Теперь ясно.
Мы замолчали. Смотреть за борт расхотелось, говорить - тоже. Паром неуклонно приближался к другому берегу, но мне казалось, что он тянулся с черепашьей скоростью. Подняв глаза к небу, я увидела натянутый высоко над водой канат. Он шёл от левобережной крепости к правобережной. "Значит, это ещё один вид связи на случай непредвиденных обстоятельств". Я и не заметила, что последние слова произнесла вслух.
- Канат не на случай непредвиденных обстоятельств, а на время ледостава и ледохода, - неожиданно произнёс у меня над ухом Олаф.
От неожиданности я вздрогнула, но всё же сумела выдавить:
- Спасибо.
- Не за что.
Паром с глухим стуком ударился о причал. Мимо нас на борт прошли три стражника и стали вытаскивать утопленника из воды. Умер он не своей смертью, это точно - из груди торчало оперение стрелы, почти целиком погрузившейся в грудную клетку. Все открытые части тела были сильно объедены рыбами, так что опознание должно быть не из простых. Нас быстро согнали на берег. Судьба всплывшего мертвеца никого не интересовала, и свежие лошади рысью помчали нас дальше, унося к далёкому Новуграду. Поскольку настроение Олафа явно улучшилось, то я рискнула пристать к нему с вопросами:
- Олаф, можно тебя кое о чём спросить? - он только настороженно покосился на меня в ответ; сочтя его молчание знаком согласия, я продолжала, - Почему мы так сорвались с места два дня назад?
Я выжидающе смотрела на него. Олаф, похоже, собирался с мыслями, а сидевший напротив меня Ксанф уставился на меня так, словно я - не я, а тот самый утопленничек. На парня-то я, впрочем, давно внимание перестала обращать: всё равно, смотри - не смотри, вечный нерассветай. Олаф наконец-то решил, что мне можно говорить, а что - нет, и соизволил ответить:
- Человек, которого мы с вашей подмогой полонили третьего дня, умер...
- Как? - перебила я его.
Он обречённо вздохнул, прежде чем продолжить:
- Убил себя.... У него булавка отравленная была.... На неё никто не обратил внимания.... Теперь мы так и не узнаем, откуда был этот подсыл, кто его хозяин! Худо, всё зело худо! - Олаф со злостью стукнул себя колену пудовым кулаком.
По воцарившемуся молчанию я поняла, что продолжения не будет. Обо всём остальном придётся догадываться самой.
"Итак, подсыл.... Кажется, это слово обозначает шпиона, засланного куда-либо, "засланный казачок", одним словом. Из рассказа следует, что этим "подсылом" и охотились. Так, так, так... Шпионаж... Только в пользу какого государства? Что против Новугорода (Новгорода, что ли?) это ясно. Вот интересно, на чьей мы территории? Про Москву-то ничего не слышно, значит, судя по упоминаниям.... Да ничего не значит! Не знаю!"
Я в отчаянии стала смотреть на дорогу. Незнание окружающей среды доводило меня до белого каления. Это же просто невыносимо - не иметь ни малейшего понятия о том, где находишься. Такое состояние очень вредно для здоровья, а я в нём провела ещё два дня. За это время мы расстались с Ксанфом и Синцом. Они вернулись назад, проводив нас до постоялого двора в сфере влияния Новугорода. Дальше ехать им было незачем: своё дело они сделали - присмотрели за людьми чужого князя. На пятое утро мы прибыли к месту назначения: к посаду Новугородского князя.