Летним днем, еще на рассвете, сумеречном и почти неозвученном ни птицами, ни человеком, Генка Федюляев отыскал на окраине городка нужный ему дом, и, подслеповато щурясь по причине плохого зрения, вошел внутрь просторного, вымощенного серой плиткой двора. Шаркая ссохшимися огромными, не по размеру его ноги кирзовыми рабочими ботинками устало прошагал докрыльца, и обессилено плюхнулся на деревяные ступеньки высокой веранды.
Потом стукнул костяшками сухих пальцев по затейливой , из наборных стекол раме на которой уже начинало расцвечиваться утреннее солнце. Он знал, что
владелец дома просыпается, по обыкновению, рано. Такой уж у него был
бизнес. Оторвин в частном порядке занимался скупкой небольших партий
цветного металла, бизнесом широко распространенным в новой
демократической России. Посетители являлись к нему в любое время суток,
часто ранним утром, когда русским забубенным мужичкам, " с устатку"
испившим с вечера не в меру требовались деньги, чтобы задобрить неугасимый жар внутренностей.
- Хозяин! Выдь ко мне шустро! Толян, слышь? Оторвин! Я знаю, что ты не
спишь! Чего в молчанку играешь?
- Ну! Не глухой! Чего орешь, зараза ты этакая! У меня семья спит. Разбуди
только- башку оторву. Кто по холодку приперся?- послышался изнутри сиплый одышливый, явно принадлежащий толстяку голос. Домовладелец по летнему времени проживал на свежем воздухе.
- Это я ! Генка Федюляй! Не перекаливай нервную систему.
- Понял! Здоров будь. Чего приволок, чмо? Аллюминий в металолом не
принимаю. Только медь... И то в чистом виде. Наехали на мой бизнес власти.
Пятьдесят окладов штрафу наложили. Как теперь выплачивать -не знаю. Вам что,волчарам позорным, принес товар, скинул мне, деньги получил и гуляй. Я даже не интересуюсь никогда, где вы этот металл взяли. С вас взятки гладки. А я с административным Кодексом имею дело. А от него один шаг до Уголовного. Маленький такой шажочек, можно даже не заметить. Раз и ты уже там. Здоровы, орлы, есть нары свободные? Вот какая у меня жизнь...
- Ой, бедняга! Тебе эти штрафы по барабану. Я на этот раз с пустыми руками.
Мне обкумекать с тобой одно дело надо. Очень интересный разговор будет.
Выползай!
- Жди! Завтракаю...
- Тебе худеть надо, а ты мамон с утра набиваешь...
- У меня салат овощной всего лишь.Огурчики свежие из собственной теплицы,
укропчик, лучок зеленый, петрушечка. Сметанку у соседа по дешевке
купил. Я, к твоему сведению, за этот месяц на овощной диете три киллограма
жиров сбросил.
- Молодцом. Так и дальше волю упражняй! А я, Толян, пятнадцать кило до
нормы не дотягиваю. Дефицит массы, можно сказать. И жрать не на что купить.
Разве это справедливо. На инвалидной пенсии много не нажируешь. А работать нигде не берут. Один глаз- стеклянный, другой- десять процентов видит... А ведь я классным сварщиком совсем недавно был. Сам знаешь.
- Ни хрена себе недавно. Лет двадцать назад! При коммунистах еще.
Циклоп,чмо!
- Толян! У тебя тут пачка сигарет хороших на крыльце протухает. Можно одну в
долг потяну за хвостик? Курить хочется. Вчера маску сварщика свою продал
одному шабашнику. Выпил малость. Изжога мучает теперь. После курева мне легче
становится.
- Давай! Смоли! Как говорится, борись с собственным здоровьем! Мне что... В
долг , говоришь? - и слышно было как Толян засмеялся с набитым ртом.- В долг, так в долг! Только долг платежом красен.
- За мной не заржавеет. Федюляев трепачом никогда не был. Да, Федюляев пьет,
и нос у него красный, и в шишках, мать их в душу, откуда они взялись, но чтобы
трепачом...Лучше к высшей мере! Я тебе такое сейчас расскажу, икать от жадности
начнешь.
-Федюляй! Ты дашь мне , в конце концов спокойно пожрать,чмо! Может у меня
до вечера больше крошки во рту не будет. Металлолом собираюсь в область везти.
Есть партия небольшая.
- Выключаю динамо... Жду!
- Я еще и кофий буду пить.
- Ну, бля! Живут же люди. Дом построил, бизнес у него, сала на пузе, как у
динозавра. Жена- массажистка, сын в кружке из лука стреляет. А другие- кругом
бобыли... Федюляю, конечно, можно женится, да он баб побаивается. Ну их, ко всем чертям копченым.
Генка с наслаждением закурил. Но после первой же, блаженной затяжки, его
атаковал хозяйский петух. Внезапно, нагло, да такими наступательными темпами, так сноровисто, что и не разглядеть подлеца.
Мельтешит в воздухе что-то цветное, долбает то в ногу, то в руку, то в лоб, не
зацепить куриного шпорного самца ни рукой, ни ногой. Генка даже вскочил на
ноги, принял позу борца-ушу, замахал, как мельница всеми конечностями,
отбиваясь от непрерывных победоносных атак наглеца. Но какое там!
Неравенство очевидное. У петуха два орлиных глаза, а у Генки - один и тот
кривой! Хотя попадись он, тварь яростная,,хоть разок на засохший кирзовый ботинок сварщика, весом в два киллограма каждый - далеко бы его разноцветные перья полетели. Генка он худой, мускулистый, выносливый мужик! Да разве эту падлу невидимую, этого мессершмидта из гарема поймаешь.
Спасибо Толяну, выкушал он свой кофий, и вывалился вместе с
брюхом на помощь. Петух в озлоблении еще раз подпрыгнул на
нижней рассохшейся ступеньке крыльца, резанул острой, как бритва
- Ну, излагай конкретно. С чем пришел. От чего мне икать надо,
чмо!
Живот Толяна не умещался в просторном спортивном костюме и
свисал ему на колени.
- У тебя машина на ходу. "УАЗ" которая? Вездеход! Имеет
способность любое бездорожье одолевать?
- А как же. Танки грязи не боятся. Я в любую деревню на ней проберусь. А каждую неделю в областной центр езжу.Вот и сегодня собираюсь. Скупленный здесь металлолом заново продаю... Всякий цветной металл.Аллюминию пока задержка объявлена. В области двадцать восемь деревень без электричества сидит. В каменный век будто вернулись. Сняли умельцы какие-то провода. Даже под высоким напряжением. Депутаты указ приняли. Я месяц назад аллюминиевый провод, всего-то десять метров у двух местных пробковедов купил, мне штраф денежный вкатили. Даже ложки и чашки боюсь принимать. Про медь еще ограничений не приняли... Тащи- если что будет.
-Это хорошо! Правильно вас власть через колено гнет- Генка не снимая больших , выпуклых очков протер их изнутри подушечками своих грубых пальцев, пристально посмотрел на собеседника. Стекляный глаз его был страшен своей искусственностью, а в живом зрачок виделся будто сквозь мутную, застоявшуюся воду.
- Хорошо или плохо - тебе-то какая разница. Раньше ты мне тоже
понемножку добывал цветмет. Деньги небольшие были, но на
выпивку тебе хватало... Теперь отпал от моей точки! Другого
приемщика что-ли нашел? Все равно дороже меня никто не платит.
Причем сразу наличными...Ни квитанций не спрашиваю, ни малявы,
ни аусвайса... Работаю с клиентами на полном товарищеском доверии.
Да я всегда от вас убытки терплю.
- Про убытки свои не трезвонь, Оторвин! Алкашам копейки за товар
платишь, сам вдесятеро на базе прибыль получаешь..
- Скоро нержавейку принимать буду...Спрос растет. Так что
- Где ее взять, нержавеющую сталь?- усмехнулся жестким лицом
Генка.- Разве в городском парке, на алее Героев. Где имена участников войны написаны. Там обелиск из нержавейки. Мой дед записан, и твой тоже. Больше сотни листов... Так неудобно вроде. Они за Родину сражались, а мы похмелье за их счет задабривать будем. Нет, я на такое не пойду... Никогда! Лучше с голоду подыхать буду.
- Ты не воспользуешься, так другие сдерут...Что им память. Мертвые жалобу не подадут.
- Думаешь, настолько народ обнаглел?
- Не думаю, а знаю! Только объяви о покупке нержавейки,
собственные кастрюли из дома потащут... У меня один клиент так и делает. Ходит по родственникам и посуду тырит. Самовары от него
уже прячут.
Неожиданно за домом, там где у Толяна был сад, обнесенный высокой,
с колючей проволокой оградой , послышался грохот. Через
минуту двое скукоженных мужичков, с разорванными в клочья
штанами, перелезших через жестокий забор, запаленно дыша, и
пожирая хозяина взором последней надежды, подволокли к Толяну
огромный лист белого кровельного металла. Он нестерпимо сиял на солнце и звонко прогибался.
- Маркелыч! Купи... С завода вынесли. Там старый цех уже лет
пятьдесят под таким листами стоит. Авиционный алюминий.
Сколько лет ходили мимо, и не знали,а сегодня полезли на крышу, и обалдели ... Да там же целый Клондайк, блин!
- Аллюминий?- строго вопросил Толян.
- Чистейший... Можешь не сомневаться..Еще до войны цех покрыт
был...
- Волоките обратно! Не принимаю.- строго сказал хозяин.- Приняты
неумолимые, я бы даже сказал, жестокие поправки к закону... В
отношении именно данного цветного металла.
- Какие неумолимые? Чихали мы на это с самой с самой высокой башни. Самую малость у тебя и просим. Дай на бутылку тошниловки и забудь нас, кормилец!
- Ну не сволочи разве вы, а? Чмо! Ладно! Ради вас отступлю от неумолимого закона. Отволоките лист в мой гараж. Временно сей
благородный металл от посторонних глаз схоронить надо. Пока закон на помягчение не пойдет.
- Бога будем молить за тебя Анатолий Маркелыч! За то что ради нас карающую силу закона нарушаешь.
- Вы где работаете?- спросил Толян, вручая мужичкам деньги на бутылку дешевой самогонки. У него на брюхе висел кошель, из
которого он, почти не глядя вынимал бумажки,нещадно притиснутые там друг к дружке.
- На деревоообрабатывающем...Ночные сторожа. Через трое суток опять наша вахта...
- Сторожа, чмо!- процедил через зубы Толян, колыхнувшись большим животом.- Вы того...Несите еще аллюминий. Чего ему там
на крыше небу светить. Его родина определила туда, пущай он ей снова послужит. Обмен веществ в природе.
- Намек поняли!
- Ну бывайте, родимые. Обратно тоже через забор перелезайте. Все равно штаны ваши уже в негодность пришли. Уговор! Я вас не видел, вы меня тоже...
Мужички исчезли так же быстро, как исчезает на солнечном
восходе всякого рода нечистая сила после первого очистительного крика петуха.
- Мне, Толян, сегодня сон хороший привиделся. Вещий!- приступил к делу Генка.- Женщина одна будто наяву приснилась... Из прошлой жизни. Чудно! Разговаривал с ней, и все до последнего слова запомнил. Ничего не заспал. Раньше такого не случалось.
- Ну и чмо ты , сварщик! По холостяцкому положению бабы и должны ночами в башке торчать. Это неумолимый психический закон Дарвина.Ну и что теперь? Я от этого факта что-ли должен икать? Так мне тоже бабы снятся, хотя я и женатый...
- Да не баба это, а женщина! Можно даже сказать- с большой буквы!- к удивлению Оторвина поправил его Генка, и даже голос его, суровый и хриповатый в повседневности, как будто просветлел.- Ты знаешь мою прошлую жизнь. Сплошная романтика. Двадцать лет на Северах провел. Все газопроводы и нефтепроводы, вся тундра и тайга мои. Сварщик высшего класса. Мои швы на трубах никто не проверял. Качество гарантировало личное клеймо. Оно и сейчас на тысячах стыков стоит... Две буквы: Г.Ф. Геннадий Федюляев. И еще номер треста нашего-его я не помню уже. Вот так! Мне даже в партию предлагали вступить. " Брось,- говорили Геннадий Ильич матерится, и жахать без меры спирт неразведенный, изучи Устав, и ты готовый пример коммуниста" . А им отвечал: "Все пропью, а мастерство никогда!"
- За это я тебя и уважаю! Ты не как другие. Помню, как ты меня на свое пятидесятилетие пригласил. Угощенье такое выставил, что я
обалдел поначалу. Икра черная, икра красная, заливная рыба, молочный поросенок под хреном, салаты диковинные, вино, коньяк. Я
так обожрался тогда, мать честная,, что пришлось на следующий день промывание желудка делать. Все удивлялся - откуда у тебя в тот момент бабло такое вдруг завелось?
- -Ради юбилея ничего не жалко. Не хотелось в подворотне такой праздник отмечать. Из дупла водку глотать, да рукавом своим закусывать.
- У местных пьянчужек ни впереди, ни сзади ничего, кроме стакана нет.- сказал Оторвин.- Ты мне про сон свой дай
материалистическое пояснение. Чего это вдруг тебе подруга молодости под ночную подушку явилась?
- Стало быть пришло время!- твердо сказал Генка, и глаза его увлажнились, даже неживой стеклянный, который ему бесплатно
вставили когда-то в Питере, в элитной газпромовской больнице, куда принимали не каждого.- История такая в молодости у меня случилась.
Под Ухтой у нас на трубе одна женщина- сварщица работала. Считай одна такая на всей трассе была. Худенькая с виду девчушка, в талии
вот-вот переломится, волосы светлые, густые, волнистые, даже под каской не умещались, все какой-нибудь локон наружу торчит, того и
гляди загорится. Но упорная. Мартой ее звали, из немецкой семьи родом, откуда-то из Повольжья. Работу делала, конечно, не по
высшему классу, но получше многих опытных варил. Я первое время за ней частенько потолки подбирал. Добровольно. Когда начальство не
видело. А записывали на нее. Потолочные швы- самие дорогие по оплате у нас были. Чуть ли не на половину. Многие стремились, да не
всем доверяли... Забракует рентген шов, а переделывать его больно много мороки. Но Марта эта мало -помалу сама научилась. Не варить
стала, а будто вышивать. Дугу в любом положении одним касанием брала... Рука у нее плавку металла чувствовала. А это главное в нашем деле... Да что ты, барышник, в этом деле понимаешь?
- -Ты полегче, Кутузов, чмо! Я не всегда барышником был. При Советской власти электриком работал. Тоже уважение имел. В любых
схемах разбирался, электродвигатели перематывал. Теперь вот на вольные хлеба пришлось уйти. У меня семья! Это не шутка тебе. Кручусь,как говорится...
-Ну и случился у нас с ней командировочный роман,- продолжал Генка, энергично массируя усталое, в резких морщинах лицо.- Она
незамужем, я -холостой. Как говорится, греха никакого. Женщина- что надо! Умная, рассудительная, а главное- понимала меня с
полуслова. Будто мои мысли читать умела. Я, бывало, только в вагончик войду, хмурый, злой, к буржуйке присяду покурить, она
подойдет сзади, положит руки на плечи, и говорит: " Ну что, Федюляев , рассказывай!" "Чего,- говорю,- рассказывать. Все нормально,
Марта!" А как ей по-другому ответить? Мужик сильным должен быть." Врешь, и даже не жмуришься- отвечает, - выкладывай свои
проблеммы. Должен же тебе, Геннадий, кто-нибудь помочь в этой проклятой тайге!" И я, как мальчишка, а не мужик опытный ,
принимался выкладывал ей все. Чуть ли носом шмыгал, как нашкодивший пацан. И чего у меня где болит, и с кем поругался, и
даже про то, что не хотел вчера пить, а явился полуживой. У меня уже тогда начали подрагивать руки от пьянки, я все хотел завязать с этим
делом. Да разве бросишь в такой кампании. Трактористы, экскаваторщики, изолировщики, укладчики, весь коллектив на трассе -
моровая пьянь. Деньги-то рубили бешенные. В день получки обычно прилетал на трассу вертолет с нашей кассиршей. Привозил ящики
водки, консервов, колбасы, рыбы, оленины, шоколада.. Кассирша между нами бегала и кричала: " Ребятки! Я вам продуктов только на
третью часть зарплаты купила. Остальное перечисляю каждому на его на сберкнижку. Согласны?" Мы кричали "Да!", подносили
благодарственный стакан вертолетчикам, которые тоже пили беспробудно, и мотались на своих лопастях над тайгом пьяные, и
принимались гулять... Часто мать вспоминалась. Она у меня здешняя. Я тоже в этих краях родился. Старенькая, больная. Иногда мне письма
писала. Все ждала когда я брошу свои Севера. "Всех денег, сынок не заработаешь,-писала она мне.- Хочу, чтобы ты остепенился. Жену
завел, детишек и мне глаза закрыл...Жить мне осталось немного уж.Так-то по-божески будет! Я и жену тебе присмотрела.." А Марта
была издалека. Она и говорит как-то: " Мне тоже надо возвращаться к родителям. Денег я теперь на операцию для отца заработала" "Какая операция?- спрашиваю""Отец у меня слепой уже больше двадцати лет. Он меня фактически еще и не видел. Когда я родилась, он уже едва день от ночи отличал. Один профессор из Москвы обещал ему операцию сделать. Только деньги большие нужны... Я ради этих денег и подалась на Север. Сперва на повариху выучилась, а потом узнала, что на трассе больше всех получают сварщики. И пошла на курсы...Страху натерпелась, пока выучилась. Я никогда до этого ни с электричеством, ни с металлом не сталкивалась, тем более расплавленным.... Если хочешь, давай заберем твою мать , и поедем ко мне...У нас дом большой, сад, хозяйство. Матери одной тяжело, с отца, сам понимаешь, плохой помощник. Вот может сделают ему операцию,тогда все наладится. Он всю жизнь мечтает пчел завести.Отец у меня добрый, умный, книги для слепых читает. Даже "Евгения Онегина!" У них такой шрифт есть специальный. Выпуклый. Пальцами его прощупываешь, и буквы в слова складываются. Я тоже научилась. Интереса ради. Даже быстрее отца читаю. Я теперь знаю, как со слепыми обращаться. Так что, Федюляев, если даже ослепнешь вдруг от своей сварки, не дай, конечно, господи, со мной не пропадешь. Я тебя никогда не брошу Запомни это на всякий случай."
-Вот это, действительно, баба, так баба! -восхитился Оторвин.- Моя жена не такая. Она мне и то грозит, если мол не похудеешь- брошусь в руки другому мужику. А уж если ослепну- завтра же выгонит из дома к чертовой матери. Зачем ей нужен инвалид... Дурак ты, Генка! Чмо натуральное. У ней видно всерьез с тобой было. А ты не понял! А то, что немка -неважно! Немки, говорят, не такие красивые, как русские бабы, но по жизни они куда-как лучше других наций будут.
- А ты почем знаешь?-хихикнул Генка, и даже очки его на грязном шнурочке свалились с переносицы на грудь. Лицо Генки приняло
жалкое , глупо- растерянное выражение беспомощного в жизни слепца.
- Дед фронтовик рассказывал. До Берлина он, правда, не дошел, но в неметчине побывал. Любил вспоминать это время. В конце войны
его часть долго в Германии на одном месте топталась. Тогда все союзники в одном месте собрались. Победа была близко, все решали
кому последние бои выигрывать... Генералы спорили, а солдатики жили бездельно в немецких предместиях. Грабили немцев, винные
погребки очищали,с бабами ихними романы заводили... У них женщины в войну тоже без мужиков остались. Гитлер всех подчистую
на фронт забрал. Вдов и невест была пропасть. Война она всем горе приносит. У деда моего тоже была там зазноба. Он говорил, что у них
в полку был приказ немецких женщин не насиловать. Только полюбовно дело решать. Иначе- под трибунал. Мол, советский солдат,
не должен себя позорить. Предлагала ему остаться в Германии. Даже со своими родителями познакомила. Дед у меня был высокий,
красивый, неженатый...Он потом, как и ты, долго свою немку вспоминал...Даже плакал иногда пьяный...Она мне,говорит, ноги по
вечерам мыла, и как собака преданно в глаза смотрела... А тут, мол, женился, жена коромыслом за лишнюю выпитую рюмку колотит,
домой не пускает ночевать. Опять же сынишка мой сейчас книгу про Ломоносова читает...Ты, чмо, помнишь еще кто такой Ломоносов был?
Голова твоя дикая забубенная!
- Оторвин! Не корчи из себя умника. Думаешь я совсем мозги на Северах отморозил? Ломоносов -корифей всех наук. Он их превзошел и дальше двинул...
- Ишь ты! Корифей. Еще слова умные помнишь. Я к тому о Ломоносове говорю, что у него жена, оказывается, тоже немка
была. Он женился на ней, когда в Германии науки изучал у местных профессоров. А потом на родину двинул. Она к нему потом через