На улице Парижа многолюдно. В спешке и суете большого города никто не замечает пожилого мужчину, судорожно сжимающего в руках чёрную папку, рассматривающего толпу и напряжённо вглядывающегося куда-то вдаль, словно разыскивая кого-то.
Вот мужчина нашёл свободную скамейку на оживлённом и шумном бульваре, с облегчением опустился на неё своим грузным телом и шумно выдохнул воздух. Затем достал из кармана своего утепленного и старого пальто платок, вытер им капли пота и испарины, выступившие на лбу, и перевёл дух.
Это был Роберт Синглмэн, престарелый художник из маленького городка близ Лондона. Впрочем, на улице его уже никто не узнавал, так как его произведения, которым не хватало свежего взгляда на мир, уже потеряли всяческий интерес и для критиков, и для простых обывателей. У Синглмэна только и осталось, что родственники, которые уже лет десять живут в Дании, самые преданные поклонники его творчества (а их по пальцам можно было пересчитать), маленькие домик в Портсмуте да кипы его рисунков, когда-то считавшиеся самим же автором верхом мастерства, а теперь заброшенные на чердак как бесполезный ненужный хлам. Всё тяжелее и тяжелее давалось ему некогда излюбленное занятие, чувствуя приближение смерти, он почти наглухо заперся в своём доме и целыми днями пытался рисовать, вымучивая из себя новые образы и сюжеты, но в конце концов, взглянув на свои картины со стороны, глазами другого человека, в отчаянии обнаружил, что всё это уже было, и не раз, и все листы полетели в огонь камина.
В таком затворническом образе жизни бедный старик провёл ни много, ни мало три недели, и его сердобольная соседка миссис Лауд уже было подумала, что Синглмэн слёг в могилу (а она всё пропустила!). Но её неверные догадки вскоре развенчались, когда её сосед вышел из дома как ни в чём не бывало, да ещё и с походной сумкой.
- Хороший нынче денёк, миссис Лауд, не так ли? - кивнул он ей через забор. - В самый раз погодка для путешествия.
Миссис Лауд мерно покачивалась в кресле-качалке со свежим выпуском "Times" на коленях, но после такого заявления вмиг вскочила с места, совершенно не озабоченная тем, что газета, шурша страницами, упала на клумбу.
- Мистер Синглмэн! Да вы, как-никак, решили поехать в путешествие? С вашей-то бронхиальной астмой да в вашем возрасте?
- Ингалятор у меня в сумке, - мистер Синглмэн, словно в доказательство, похлопал рукой по своему багажу. - Спасибо за беспокойство. Да, я решил поездить по миру, так сказать, поискать новые источники вдохновения, разрушить свои замшелые взгляды на искусство.
- Да как же это... - миссис Лауд поджала губы, не в силах отговорить Синглмэна от опасной затеи.
- Ну, вот и славно, - улыбнулся художник. - Тогда пожелайте мне удачи. Она мне понадобится.
Миссис Лауд желать удачи почему-то не торопилась, но Синглмэн ждать её и не собирался и уже садился в такси. Она смотрела ему вслед, и все мысли, беспорядочно вертевшиеся у неё в голове на тот момент, можно было прочитать на лице. А думала миссис Лауд примерно следующее: "Совсем спятил со своим искусством. Нет чтобы скоротать последние деньки на родине, так нет же: потянуло его, видите ли, в путешествие!" Затем она покачала головой, словно отвечая невидимому собеседнику, и вернулась к своему излюбленному занятию, а именно чтению газеты на кресле-качалке.
Но вернёмся вновь на парижский бульвар, где мы оставили Синглмэна. Вот и он: всё ещё сидит на скамейке, погружённый в глубокие раздумья. Два месяца путешествовал он по Европе, но так и не нашёл того, чего искал, того, что должно было стать его предсмертным шедевром. Он искал самую красивую девушку, чтобы именно ей посвятить последний портрет. Но пока поиски её в Европе не увенчались успехом, Франция оставалась последней надеждой отчаявшегося художника, и, если не выйдет и здесь (но Синглмэн всё-таки надеялся на лучшее), то придётся поехать в США (правда, он не был уверен, что осилит такое путешествие...)
Незнакомка из Мюнхена оказалась на редкость привередливой и заносчивой особой, девушка из Женевы только посмеялась Синглмэну в лицо, когда он попросил нарисовать её, красавица из Праги была слишком стеснительной и напуганной...Не улыбнулась художнику удача и в родной Англии, также в Португалии, и в Польше, и в Бельгии... Если на первый взгляд девушка казалась нашему герою идеально красивой, то затем либо её характер её отталкивал его, либо он разочаровывался в ней, находя какие-то изъяны, либо модель сама отказывалась позировать.
У Синглмэна начиналась одышка. Он торопливо расстегнул молнию на своей сумке, достал ингалятор и наконец-то свободно выдохнул в него. Сидящая на скамейке напротив молодая парочка сочувственно поглядела на старика, но ему было всё равно. Вдох. Выдох. Если в ближайшее время он не найдёт подходящую девушку, то так и умрёт, не написав ничего стоящего.
Синглмэн походил по вечернему Парижу ещё часа два, причём настроение его стремительно ухудшалось, и наконец он остановился в первой попавшейся гостинице, где долго не мог уснуть, ворочаясь.
Наутро художник с новыми силами отправился в буквальном смысле на поиски прекрасного. Дела у него, кстати, шли куда лучше, чем вчера: девушки попадались всё симпатичнее, но Синглмэна не устраивала обычная посредственность, ему нужен был ни больше, ни меньше идеал. Присев на скамейку того же бульвара после долгой и изнурительной ходьбы, Синглмэн достал карандаш и чистый лист бумаги из кармана. Он был уверен, что именно сегодня наконец найдёт то, что искал, напишет свою последнюю картину и утрёт нос всем тем, кто давно уже считал Синглмэна безнадёжным художником, не способным ни на какие новшества.
А теперь попробуйте представить себе его восторг, когда Синглмэн наконец-таки остановил свой взгляд на одной незнакомке, которая читала какую-то книгу через скамейку от него. Как и в предыдущие разы, художник был абсолютно уверен, что именно эта девушка уже точно самая красивая в мире.
На ней было летнее белое платье, длинные каштановые волосы волнами струились по тонким плечам. Изящным движением девушка то и дело откидывала непослушные пряди назад. Синглмэн не мог точно разглядеть её лицо, но его привлекали грация и изящество незнакомки, и он надеялся, что не разочаруется.
Синглмэн неуверенно встал и подошёл к скамейке, где сидела красавица. Она увлечённо читала и совсем не заметила, что кто-то стоит возле неё. Синглмэн откашлялся. Девушка слегка вздрогнула и подняла на него взгляд. Нет, он не ошибся: незнакомка оказалась действительно очень красивой. Он вглядывался в её недоумённое лицо, широко распахнутые миндалевидные серые глаза, полураскрытый рот, и ему пришло в голову нелепое сравнение, что девушка похожа на испуганного оленя.
- Здравствуйте, - прохрипел Синглмэн. Он вдруг почувствовал себя дряхлым стариком в сравнение с ней, самим воплощением юности и свежести. - Я - Синглмэн. Роберт Синглмэн.
После некоторого замешательства девушка ответила:
- Рейчел Янг. Чем могу быть полезна?
Ему понравилось, что она не огрызнулась на него ("Чего надо?"), а вежливо ответила. В душе его вновь затеплилась надежда, что такая воспитанная и обходительная девушка точно не может ответить ледяным отказом на предложение её нарисовать.
- Видите ли, - продолжал Синглмэн свою сбивчивую речь. - Я - художник. Мне бы хотелось вас нарисовать. Вернее, я... ищу модель, девушку, которая согласилась бы мне позировать.
Синглмэн почему-то ощущал себя смущённым подростком и подумал, как ему будет неловко, если она вдруг откажет. Но после этих слов Рейчел внезапно смягчилась.
- Хорошо. Вы хотите, чтобы я была вашей моделью?
- Д-да. Если можно, прямо сейчас?
- Хорошо.
Синглмэн не верил своей удаче. Он мигом взялся за свой лист, схватив в трясущихся от волнения руках карандаш, и стал творить. Рейчел приняла неподвижную позу, застыв как изваяние. Художник набросал форму её лица, красивые, чётко очерченные скулы, наметил миндалевидные глаза с длинными пушистыми ресницами, прямой ровный рос, пухлые, изящно изогнутые губы. Нарисовал гибкую шею, ключицы, от плечей перешёл к рукам, старательно вырисовывая длинные, "музыкальные" мальчики с прозрачными ногтями.
Рейчел сидела не двигаясь, все ещё сжимая в руках книгу и скрестив ноги, только теперь она неотрывно смотрела на художника. Синглмэн рисовал её каштановые кудри, как вдруг заметил совершенно неожиданно для себя, что картина получается словно мёртвой. Он смотрел на Рейчел, отчётливо видел её, но её красота не вдохновляла. Он переносил её идеальные черты на бумагу, но они становились безжизненными. Он чувствовал, какой плоской получается работа при всей красоте модели. Досада охватила его с невероятной силой, но он, скрепя сердце, продолжил рисовать, но уже с большой неохотой. Но он должен закончить портрет.
Наконец рисунок завершён, и художник, вздохнув, вручил работу Рейчел, чтобы она её оценила. Девушка рассматривала картину несколько секунд, а потом сказала:
- Красиво. Спасибо за такую чудесную работу.
- Вам спасибо.
И она ушла, взяв с собой свою книгу, а Синглмэн уставился на портрет, который держал в своих руках. "Старый идиот! - размышлял он, укоряя себя. - Ведь это же красота, шедевр, настоящая, идеальная красота, то, что ты так долго искал". Но назвать это шедевром не поворачивался язык, и наш герой чувствовал, что лукавит и врёт самому себе. Всё больше и больше ему досаждал этот портрет, в котором не было жизни, не было истории, не было ничего, только красивое скучное лицо с пустыми глазами. Синглмэн снова выругался про себя. Теперь он мог с уверенностью сказать, что одна из самых худших вещей в мире, - это осознать, что всё время ты гнался за недостижимым идеалом, который оказался пустышкой, и не замечать реальных, простых целей, способных дать тебе намного больше.
Двумя часами позже Синглмэн уже ехал в поезде в Англию, совершено опустошенный и растерянный, сжимая в руках злополучный портрет. Он снова и снова разглядывал рисунок, но находил в нём ничего. Вконец опечаленный, он прислонился к окну и стал рассматривать попутчиков. Рядом с ним дремала женщина с младенцем на руках, напротив - бомжеватого вида мужчина спал, откинувшись назад, был слышен его храп. Соседкой его была девушка, с интересом разглядывавшая Синглмэна и его картину.
- Какой красивый рисунок! - вдруг сказала она.
Синглмэн очнулся от полудрёмы.
- Вы про этот? - он помахал листом.
- Да, - кивнула пассажирка. - Разрешите взглянуть?
Вручая ей портрет, наш герой окинул её взглядом. Невзрачная, глаза чуть выпучены, большой рот, волосы курчавятся. Но когда девушка улыбнулась, Синглмэну вдруг сильно захотелось порадовать её, да сделать хоть что-то, чтобы увидеть её чудесную улыбку снова.
- Если хотите, можете забрать себе рисунок, - великодушно разрешил художник.
- Да нет, что вы, я не могу... - удивилась девушка.
- Но он же вам понравился? - с надеждой поинтересовался он.
- Да, очень, но ведь это ваш.
- Мне всё равно, правда. Я буду очень рад, если вы возьмёте его себе.
- Да? Вы серьёзно? И вам совсем не будет жаль? - она прижала портрет к груди.
- Ничуть, - улыбнулся он, и это было чистейшей правдой.
Девушка тоже улыбнулась, и по какоё-то необъяснимой причине Синглмэн почувствовал на душе невероятное облегчение.
Затем он благополучно приехал в свой городишко, тихо вошёл в дом, несколько минут просидел у камина.
А наутро Синглмэна нашли мёртвым в его же гостиной. Его заметила в окне вездесущая соседка миссис Лауд и тотчас же сообщила милиции и скорой. Но, к сожалению, Синглмэна было уже не спасти. Он умер от приступа бронхиальной астмы, что странно, ведь ингалятор находился при нём, но почему-то художник им не воспользовался. Хоть обстоятельства смерти точно неизвестны, можно сказать наверняка, что Синглмэн провёл последние часы своей жизни с чётким осознанием того, что вручил своё предсмертный портрет самой замечательной девушке, которую когда-либо встречал.