Аннотация: Раннее из творчества, жаль целиком не сохранилось...
Последний звонок. Он звучит для нас одновременно и как спасение и как приговор. Трубный глас Ангела. Его зов воскрешает всех, но для разной цели: кому - то ад, а кому - то и рай. Но в то время это воспринималось однозначно - свобода. Это до боли знакомое и в то же время еще не изведанное понятие. Что это - никто не знал, но всем хотелось поскорее это узнать. Наши души жаждали его, как иссохшая земля воду. Толком мы не понимали, что это такое и как оно работает. Но, как говориться, предвкушение праздника - лучше самого праздника.
Выпускной бал. Раздолье и рывок к чему - то новому... Привет! - сказала мне Она, - Привет! - ответил я. - А скажи, ты всегда такой мрачный? - она имела ввиду мой внешний вид. Тогда, когда еще совсем недавно мы наслаждались новым альбомом Midian. Такой долгожданный и ценный, как слиток золота. Мы все были сатанистами. Нас звали нефоры - и мы гордились этим. Нас было мало и мы этим гордились не меньше. Многие считали нас выродками, кто - то жалел в душе, а кто и боготворил. Мы были кумирами. Я, Псих, Сатор, Фауст, Мардук, Ордог, и конечно, Элвис. Что было надето на мне тогда? Наверно, как и у всех, черные джинсы Lee, высокие военные сапоги, майка группы Death, балахон Cradle of Filth, на цепочке перевернутый крест или пентаграмма, и конечно, гордость и главный атрибут и регалия - длинные волосы.
В полнее естественно, что девушка задала такой вопрос. Ведь она шла пригласить меня на "белый". Помню, я раньше не придавал значения, но она, в тайне, питала ко мне симпатию. Подсовывала в дневник календарики, читала стихи в конце тетрадей, которые я писал, и анонимно оставляла свое мнение. Я думаю, ее привлекала моя незаурядность и необычность в поведении и общении. Мое бунтарство. Ее также не принимало общество жестоких малолеток, считало выродком. Она была лесбиянкой. Так говорили беспощадные слухи. Их видели вдвоем с подругой на пирсе у реки. Они целовались. Не знаю, правда ли это. Но я всегда ей отвечал взаимной симпатией.
- Дес, ты не куришь? Угостишь? - спросила она; когда после танца мы шли на крыльцо заднего дворика школы, чтобы затянуть дымка. А я тогда модняво курил. Не потому что хотелось, нет. Это были понты. Она тоже во всем хотела мне подражать. Найти то общее, за что можно было бы ухватиться, и не отпускать. Какая она была тогда? Роскошная прическа. Красивое, свойственное русской немке лицо, сразу привлекало взгляды местных казанов. Голубые глаза, в которых я тонул, в них навсегда застыла капля моря. Алые тонкие, но чувственно-обольстительные губы. Трепещущая нежная шея. Прекрасная грудь скрыта под кружевным бельем, чей барельеф проступает из мокрого шелка коктельного платья цвета крема. Шелковая лента на поясе, подчеркивает стройность талии. На боку на тон темнее бант из плюша. Шепчет об утонченной кокетке. Идеально прямые слегка полноватые ножки, обутые в элегантные красные туфельки.
Я достал "R1" взял сигарету себе и предложил ей. Она взяла. Как галантный кавалер, я сначала прикурил сигарету у нее, а потом себе. Неглубоко затянувшись, она закашлялась.
- Давно куришь? - поинтересовался я.
- Неделю назад начала... - соврала она, это был ее первый раз.
Я "первый раз" всегда хорошо определяю. Просто запомнил свой, меня тогда вырвало даже, и голова еще часа два раскалывалась, как будто в ней опарыши завелись и там ползали. Страшно мутило.
- А ты когда начал?
- Два года назад - в ответ соврал я. А сам до сих пор так в затяг и не курил. Очень боялся повторений "первого раза".
- Это, наверно, круто!
- Вовсе нет! - сказал я. Она продолжала искать новые темы, а я продолжал ее топить.
Нашу беседу глухого с немым прервали. Псих и Сатор вышли на крыльцо, искали меня. Решили пойти петь "Арию", попсу они даже пьяные ненавидели. Предложили мне, я Ей. Она пошла, а с ней и ее лучшая подруга Юля. Юльчик к тому времени уже изрядно набралась.
За углом нашей школы была "хлопалка" - странное приспособление советского времени. На ней люди хлопали ковры и паласы. А еще на ней хорошо было сидеть, чем мы обычно и занимались. Уселись кому как удобно. Запели "Арию" без аккомпонимента. Чисто от души, как могли и как умели. Девчонки слушали, но присоединяться не собирались. Это была не их музыка. Их любимые мелодии звучали сейчас на танцполе в зале физической культуры, где и проходил наш общий выпускной. Но зато они умели слушать. И восхищенно смотрели на наше "кто в лес, кто по дрова". Закурили. Они завели разговор о "Арии". Стали расспрашивать о нефорстве. Но что то было в их взгляде такого, что тогда мы уловить не могли. Это мастерство пришло ко мне со временем - называется оно влюбленность или точнее влюбить в себя человека, вскружить голову. Они были влюблены в нас. Их робкие чувства, бесчестно обнаженные алкоголем и подогретые счастьем "свободы" и "взрослой жизни" давали о себе знать во взгляде и движениях. Это было кокетство. Они явно хотели нам понравиться. К сожалению, я понимаю это только спустя годы. А тогда я слишком был занят собой и своим имиджем. И мне не было особого дела до втрескавшихся в меня девчонок. К тому же я болел в то время LSD - "звездной болезнью", ведь я играл в группе "Nohema". Да, много чего мы упустили в то время, о чем жалеем сейчас. Но тогда, кто это знал?..
Решили пойти попить вина в спортзал, а точнее в наш импровизированный бар. Там уже все были изрядно набравшиеся. Родители пили водку, и говорили о чем- то своем, явно не касающемся своих чад. Дети сейчас им совершенно были ненужны. И даже были лишние. Детки пили вино, водку, пиво, купленные в соседних магазинах и ларьках, и пронесенные в зал под полой. Кто-то уже обнимал пьяных девчонок , особо не стыдясь и скрываясь. Вечер начинал попахивать ночной оргией. Сели на свои места. Разлили вина. В то время я и Сатор водку не пили. Хлопнули по стакану за здоровье прекрасных дам, которые с нами. Их лица пылали пьяным угаром. Я решил пойти в туалет. К этому времени выпитое ранее вино успело добежать по венам до мозга. И меня в легкой неге стало покачивать на ногах. Стараясь не качаться, ровными и выверенными шагами я пошел из зала. Вышел за двери и моему взору предстала картина достойная пера Айвазовского... По стенам обнявшись парочки страстно, но по-детски целовали друг друга. Расстояние между парами было метра полтора. У стены стояла скамейка, сколоченная нами еще в 9 классе на уроках труда. На ней лежало чье-то тело...Вроде это был Саня. Но в темноте лица практически не было видно. Рядом растекалась смердящая лужа блевотины. Я аккуратно, на сколько мне позволяла пьяная моторика, прошел рядом в сторону кабинета директора. Прямо перед дверью святого места, было также кем -то наблевано. Спустился по лестнице. Зашел в туалет. Темно. В нос ударил запах перегара, мочи, и дешевого табака. Еле- еле помочившись. Отправился той же дорогой обратно. В коридоре, где только что люди любили друг друга, была драка. Никто не знает кто ее начал, она вспыхивает как бензин, и также моментом тухнет. Драку растащили друзья. Все успокоились. Захожу в зал... Люди танцуют на середине зала. Пьяные, кто как, кто с кем. В углу нашу молодую учительницу русского языка пытается напоить наш физрук. И он имеет успех. Вот он уже жаждет в мыслях, представляет, как ее раздевает, как ласкает ее грудь. Как входит в ее горячее и ждущее его лоно... Мы все были в нее влюблены. Она пришла к нам, когда я был в 5 классе. Красивая, стройная. Прекрасная фигура, стройные ноги, роскошные каштановые волосы. Доброе и чуткое лицо. Ее мода... Все в ней нас привлекало. У меня даже были мысли стать ее молодым любовником, заниматься с ней любовью, в мечтах, было делом чести и настолько повседневным, что я онанировал почти каждый день. Представляя ее в разных позах и ракурсах. И то, как нам хорошо вместе... Теперь она пила с другим. Отвернувшись, пошел к своему столику. Там явно скучал почти трезвый Сатор. Он по мере сил развлекал наших девчонок. Они озорно смеялись. Смотря на него пьяными и влюбленными глазами... Более я никогда уже не встречал такого нежного взгляда, какой был у них тогда...