|
|
||
Аксиома инстинкта смерти. В качестве инстинкта инстинкт смерти характеризуется непроизвольностью. Субъективно инстинкт смерти проявляет себя в чувстве удовольствия, вплоть до острейшего наслаждения. Объективно - в разрушении. Инстинкт смерти характеризуется направлением разрушительных действий субъекта на внешнюю среду или на себя. В норме инстинкт смерти направлен во вне, встречая сопротивление во внешней среде, перенаправляется на себя
Человек, начав осознавать себя, останавливается в недоумении: он обнаруживает, что живет, что ему дана жизнь, и это притом, что он никого не просил об этом. Он существовал, как камень на дороге, как облако
в небе, как вода в море; его бытие было бытием в себе, неосознающим себя бытием, и это его вполне устраивало как истинное, настоящее бытие. Но обнаружить себя однажды существом, которое не только живёт, но еще и осознает то, что оно живет - это чересчур, это сверх меры. Ему подарили жизнь, подарили то, о чем он никого никогда не просил, ему насильно всунули в руки эту вещь - жизнь, и вот он стоит в недоумении: а что же с ней делать? Он, став осознающим существом, недоумевает: зачем это ему? Он решительно не знает, что с ней делать, потому что, став владельцем такой вещи, как жизнь, ведь нужно же что-то с ней делать, как-то её использовать, как-то её потреблять. В конце концов, если допустить, что всё, что ни есть, есть для чего-то, то и жизнь должна быть для чего-то, должна быть средством чего-то. И, конечно, в связи с такой мыслью человек начинает
искать употребления своей жизни.
Но если смотреть в корень, в суть вещей, если искать смысл жизни самой по себе, то не обнаруживается в ней решительно никакого смысла. То есть жизнь - такая же вещь, как и любая другая. Как морковка. Ешь морковку, в ней витамины. Вот и вся философия. Жизнь - это время. И время нужно убить. И, по возможности, с удовольствием. Словом, единственной целью жизни является получение удовольствия. И, по возможности, удовольствия непрерывного, с самыми минимальными затратами сил. Потому что если удовольствие требует для себя затрат сил, то затраченные силы съедают удовольствия, так что от них ничего не остаётся.
И в этом, как никто другой, преуспевают люди породистые, от природы богато одаренные. Я не знаю, может быть, где-нибудь в других странах, в какой-нибудь там Америке или Европе, такие люди находят своей жизни применение. Но никак не в
современной России. В России породистым людям делать нечего, на них нет спроса. Это - лишние люди. И лишние они потому, что не находят ценности в том, в чем находят ценность стандартизированные социальные типы.
Они не подходят ни под какой социальный стандарт. И поэтому более бесполезных, бессмысленных существ, чем существа,
осознающие себя, в России нет. Россия - страна не свободных, социально
стандартных, предавших своё сознание людей. Как, почему это происходит? - не потому ли, что Россия - это вековечная страна рабов, страна господ; страна, в которой власть противопоставляет себя народу как элита, как богоданность, для которой народ - средство её самоудовлетворения. Где уж тут одаренным личностям из народа найти своей жизни иное применение, кроме единственного открытого
им способа: самоуничтожение себя через удовольствие.
К таким породистым типам я относил Ваську. Порода чувствовалась во всём его
облике. Где-то когда-то он работал, и, как умный, рассуждающий человек скоро пришел к выводу, что "на работе коне дохнут", и что единственный смысл жизни - это получение удовольствия, а единственный необременительный способ получения удовольствия - алкоголь. И т.о. абсолютизированная философия удовольствия на одной стороне, и алкоголь как средство получения удовольствия на другой благополучно встретились, и этой встречей был определен круг его жизни. Утро его начиналось с заботы о насущном - о добывании денег на алкоголь. К обеду он был уже хорош, а к вечеру не вязал лыка, стучал в дверь и кричал жене: "Танька, открой дверь, б". Татьяна не открывала. Тогда он располагался под дверью, на цементе, и из-под него текла струйка воды. И всё это изо дня в день, из года в год.
Из социальных связей Васьки могу назвать его "товарищей по партии", среди которых у него не было друзей. Истинными же его друзьями были кошки. Вечно у него на руках сидела какая-нибудь кошка, с которой он разговаривал как с понимающим его человеком.
Кошек он защищал от враждебно настроенных к ним соседей по подъезду. Под дверью
его квартиры всегда стояли ёмкости с лакомством для кошек.
Я к Ваське относился настороженно, хотя в отношении ко мне он был вполне дружелюбно предсказуем, хотя мне и было непонятно его дружеское расположение ко мне. У него была привычка бросаться
мне на грудь, и тогда возникало ощущение, что его душа кричит от сиротливого, неудовлетворенного своего существования.
Как-то я встретил Ваську, и увидел поселившуюся в нём смерть. "Готов"- возникла болезненная мысль. Я хотел ошибиться в поставленном диагнозе. Через какое-то время Васька как будто пришел в себя, и, хотя это уже был не прежний Васька, я пытался убедить себя, что ошибся. Через полгода у Васьки был обнаружен рак желудка, и Васька вскоре умер.
Бахмин Игорь - мастер авторемонта. Одна из его поразительных его особенностей в том, что он "знает об автомобилях всё, что о них можно знать", и при этом может
всё это детально рассказать. Он детально способен расписать любую технологическую операцию
без всякой подготовки. Это обстоятельство меня в нём особенно поражает, потому
что, если судить по мне, то я что-то сделал - и тут же забыл, что и как делал.
Поэтому Игорь для меня - моя палочка выручалочка. Вечно я иду к нему со своими
вопросами.
День Игоря начинается с того, что он заходит в ларёк и покупает двухлитрашку пива, и
часто что-то покрепче. В перерыве он усаживается с кем - нибудь и купленное постепенно опорожняется. Видимый круг жизни Игоря - работа в гараже и алкогольная разрядка. Всё идет по кругу: бесконечная работа - и
бесконечная алкогольная разрядка от работы.
В последнее время я стал замечать изменения в Игоре и понял, что он начал входить в штопор. Мне хочется его предупредить о том, что его ожидает. Психолог я, разумеется, никакой. Я начал разговор в предположении определенной реакции, но реакция Игоря оказалась совершенно иной. Я решил ему намекнуть, и когда он поймет, что в моих словах содержится намёк, он спросит, а к чему я это ему рассказываю, и тут я ему выскажу свой диагноз
относительно него. И начал я так: "Игорь, я, в качестве врача невролога, расскажу тебе
одну историю"- и рассказал ему, как я увидел сидящую в Ваське смерть. По реакции Игоря я понял, что слова мои ушли в космическое пространство и там растворились в небытии. Игорь вообще не услышал меня. Я понял, что всё то, что лежит за пределами железок,
- это пространство, в котором его нет.
Между тем, очевидные признаки происходящих в мозгу Игоря процессов, выражающиеся в первых признаках забывания слов и
увеличивающейся поверхностности высказываний относительно технологических процессов (а сравнивать
есть с чем), не оставляют сомнений в векторе происходящих
изменений в его мозге , и я начал с решения, что скажу ему обо всём прямо. И я стал представлять себе, как
будет происходить разговор. Я ему скажу: "Игорь, в тебе формируются прединсультные состояния. Через два года, самый крайний срок - через три
- при твоём питейном образе жизни у тебя будет инсульт зон мозга, связанных со значением слов
и ассоциативными зонами. Где-то в этих областях. Так что всегда, когда ты
будешь пить пиво, ты должен думать, что тем самым ты делаешь очередной шаг к
инсульту." Игорь скажет: "С чего ты взял? Я здоров, как никогда". Тогда я ему
скажу: "Ты находишься в круге, образованном инстинктом смерти. Каков механизм
работы инстинкта смерти. Его механизмом самореализации является удовольствие, от которого не
можешь отказаться". Когда я высказал эту мысль: "удовольствие, от которого не
можешь отказаться", я был поражен, потому что хотел я сказать нечто другое, я
хотел сказать: средством реализации механизма смерти является удовольствие". И
вопрос, следовательно, заключался в том, чтобы отказаться от удовольствия. Но
если Игорь вошел в пике, еще не в штопор, пока только еще в пике, но и это
уже создает состояние, когда от удовольствия невозможно отказаться, и чтобы это
произошло, нужен очень сильный одномоментный стресс, чтобы возникла возможность
выхода из пике. А откуда у Игоря может взяться стресс подобного рода? С его легко приспосабливающимся, общительным, дружелюбным характером
стрессу попросту неоткуда взяться.
Игорь всё поддерживает в равновесии, ему всегда хорошо. Если бы я сказал Игорю то, что хотел сказать, Игорь бы мне ответил: "Что ты говоришь глупости. Как может быть удовольствие способом самореализации инстинкта смерти?" - "Разумеется, сами по себе удовольствие и неудовольствие - это естественные состояния организма. Они обеспечиваются работой организма, и там, где организм способен обеспечить этот процесс, там, как говорится, "всё на здоровье". Однако капкан инстинкта смерти заключается в двух пунктах. Первый пункт состоит в осознании удовольствия. Осознание удовольствия привязывает к нему и
создаёт у человека круг, из которого он уже не способен выскочить. Этот круг - как орбита: для того, чтобы изменить орбиту, нужно либо затормозить движение, либо ускорить.
Значит, я говорю о том, что необходимо затормозить движение, и это повлечет за собой снижение орбиты. Однако фиксация на удовольствии ведет к стремлению его воспроизведения. Но каждое очередное удовлетворение удовольствия влечет за собой адаптацию к нему. А это означает, что тот же способ удовлетворения даёт
в следующий раз меньшее удовольствие, и поэтому уже для поддержания простого
уровня удовольствия нужны более сильные средства. Однако этого мало: всякое удовольствие не просто стремится к своему воспроизведению, но к своему усилению, а коэффициент усиления зависит от характера человека, соответственно, от характера его нервной системы, от силы и уравновешенности в нём процессов торможения и возбуждения. У тебя сильная нервная система, и процессы возбуждения и торможения уравновешенны. Следовательно, собственно коэффициент стремления к усилению удовольствия равен единице. Однако, это совершенно не снимает вопроса о потребности
в воспроизведении удовольствия на одном уровне. А для обеспечения одного уровня организму приходится затрачивать всё больше и больше усилий. Но организм ограничен в своих
ресурсах. Поэтому рано или поздно наступает момент, когда сверхнагрузки ведут к разрушению структур организма. Между тем, вследствие медленного, постепенного характера происходящих изменений человек этого не замечает. Человек сравнивает свои последующие состояния с непосредственно предшествующими ему. Здесь его реальность. И поведение человека колеблется в этой области, рассматриваемой им как постоянная. Однако "бесконечно малые" изменения накапливаются и перестают быть бесконечно малыми.. Но человек чувственно воспринимает непосредственные, бесконечно малые, здесь его реальность. То же, насколько он изменился за крупный отрезок времени, он не замечает. И т.о. постепенно в человеке накапливаются изменения, ведущие к увеличению скорости его движения по орбите, возникает всё расширяющаяся орбита, и, наконец, связь человека с землей преодолевается, и человек улетает в космос, оставляя разрушенную им до срока свою земную оболочку на земле."
Я хочу сказать нечто подобное Игорю. Мне хочется сказать: "Я тебе скажу это только один раз, и больше возвращаться к этому не буду, и сделаем вид, что я тебе вообще ничего не говорил" Однако меня не покидает ощущение, что нельзя так говорить. Защиты Игоря сделают меня неприемлемым для него и ничего в его поведении не изменят. Больше того, мои слова могут
спровоцировать в нём реакцию, прямо противоположную той, на которую я рассчитываю. Я неоднократно убеждался, когда нет чувства, что
нужный результат будет получен, не следует что-либо предпринимать.
28.07.10 г.
|
Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души"
М.Николаев "Вторжение на Землю"