|
|
||
|
Есть поразительное высказывание Анны Ахматовой: "Скажите,зачем великой моей стране, изгнавшей Гитлера со всей его техникой, понадобилось пройти
всеми танками по грудной клетке одной больной старухи?" |
Идут двое. -У меня давление,- говорит она, упорно глядя на него.- Зайди в аптеку, купи что-нибудь от давления. Он никак не реагирует на её слова. Он думает о том, как в подобного рода случаях с совершенно неожиданными её жалобами и желаниями, он бросался их исполнять. Эти его реакции исполнительности были у него, видимо, врожденными, потому что ему всегда было трудно удержаться от их исполнения. Немедленное исполнение каждой её просьбы давало эффект, прямо противоположный ожидаемому. Он приносил ей то, что она просила, она возмущалась и говорила, что он принес совсем не то, что ей нужно, что его ни о чем нельзя попросить. Или же говорила, что ей стало еще хуже, и чтобы он сделал что-то другое. И во всём этом её состоянии виноват он и только он, и это не жизнь и так жить невозможно. И он не мог понять, за что она его так? И всё это тянулось и тянулось до тех пор, пока он не начинал чувствовать себя совершенно уничтоженным. Тогда она успокаивалась. И сейчас, когда она заговорила о давлении и требовательно смотрела на него, а он никак не реагировал, в глазах её стоял невыразимый упрек. Некоторое время назад, когда он перестал реагировать на её желания, она начинала говорить ему, что она будет умирать, а он и пальцем не пошевельнет, что он человек без сердца и пр. Так как её обвинения не приводили к желаемому результату, она с некоторых пор перестала предъявлять их ему, и теперь у неё в качестве оружия был её несчастный вид и несловесное обвинение в его жестокости к ней, что само по себе действовало на него гораздо сильнее, чем словесное. Весь этот её вид подавлял его, у него было ощущение, словно она его, как лошадь, запрягла и понукает, и он должен молчаливо исполнять её понукания, и только так он может как-то искуплять свою бесконечную и неискупимою вину перед ней, и что он безусловно обязан это делать. В нём было ощущение это - что он должен делать то, что она хочет, и ему стоило большого труда удерживать себя от того, чтобы не исполнять всех требуемых ею от него бессмыслиц.. Её понукания, требования не ощущались как нечто неправильное, неестественное. Напротив, это чувствовалось им так, что это как раз то, что и должно быть, и что в этом и заключается его жизнь с нею, и что для такой жизни он и создан. И от того, что он ощущал правильность и естественность происходящего, он испытывал так же постоянное как естественное чувство вины перед нею, которую, однако, чем дальше, тем труднее ему становилось переносить.. Однако то, что он понимал головой, что он должен выделывать все те вещи, которые она требует от него, это, наконец, отказалось выполнять его тело, так что он и хотел бы делать то, что делал, но, видимо, существует для его тела некоторая критическая масса, которая была превышена, и тело теперь отказывалось делать то, что он пытался ему приказывать. И от этого он испытывал еще большее и постоянное чувство вины. Неожиданно пришла ему в голову странная, удивительная мысль: "У неё давление - ну, и зайди в аптеку, и купи то, что тебе нужно. Почему ты сама не можешь этого сделать, а обязательно кто-то другой должен это за тебя делать." Эта мысль была новой, словно пришедшей со стороны, и от неё словно подул свежий ветер свободы. Он подумал, что вот он живет, и думает, что жизнь, которой он живет, это и есть вся возможная для него жизнь. Он замкнут в границах этой жизни, и то, что он знает, это её взлеты и падения, и он не может выйти за границы этой жизни. И что что бы он ни делал, в какую бы другую жизнь он ни входил, всё это будет всё та же самая жизнь, которой он живет сейчас, с какими-то вариациями, но в принципе все та же. И, однако, несмотря на эти свои мысли, он этого не понимал, но это было в его теле, и это было ощущение того, что та жизнь, которой он сегодня живет, это жизнь терпения. Он терпит эту жизнь, потому что она ему дана. Он не полагал, что что-то сам сделал для того, чтобы получить эту жизнь, и он действительно ничего не сделал для этого. Она действительно была ему дана стечением обстоятельств. "Так получилось". И ему казалось, что всё то, что ни есть в жизни, это дается, это так получается, а он сам тут не причем. Но что-то жило в нем, в этом его терпении его жизни, какая-то мысль, что это длится, но должно же это когда-нибудь закончиться, когда он избавится от неё и, наконец, станет свободным и будет делать то, что он хочет, когда он будет принадлежать себе и сам строить свою жизнь. И это медленное осознание значения терпения в текущей жизни, благодаря которому должна же она когда-нибудь закончиться, умереть сама собой, своей естественной смертью, было в его сознании ярким светом в конце тёмного тоннеля его сегодняшнего существования, его высшей идеей и целью. В его воображении возник образ коробки. Живет человек свободный, принадлежит себе, и живет другой человек свободный, и принадлежит себе, Они встречаются, и входят в красивую коробку. И коробка захлопывается за ними, и они оба оказываются в ловушке, которая держится, может быть, даже не самой этой коробкой, а теми отношениями близости, которые возникают между людьми, которые начинают удерживать их рядом друг с другом, не принося радости ни одному, ни другому. Так что остается просто терпеть, не жить и... ждать своего воскресения друг от друга. И он и она находятся внутри этой коробки, потому что однажды переступили какую-то черту, и теперь они удерживаются рядом друг с другом силами, которые от них не зависят, которые подчиняют обоих, превращая жизнь обоих в постоянное нескончаемое терпение. И эти силы совсем не общество, не законы, а что-то совсем иное, принадлежащее природе вещей и от них не зависящее. Она остановилась, и он чувствовал раздражение, охватившее её: "Так трудно тебе пойти в аптеку?!" - в глазах её стояла готовая прорваться наружу ненависть. Он мог бы сказать: "А что тебе мешает самой это сделать?" Но это был странный человек: он боялся слов. Он знал правду, но у него был инстинкт, что правда - это запретная вещь, о ней нельзя говорить. Никто не говорит правды. Правда - подпольная вещь, её скрывают, прикрывают всячески какими-то другими словами. Он не мог высказать своей правды, потому что это противоречило бы законам коробочных отношений. Вместо ответа он сказал: "Вместе живут два человека с импульсами, которые противоречат друг другу. И этим двум людям тяжело, неудобно друг с другом, они связывают и повязывают друг друга." Ответ её был неожиданным. Она зло посмотрела на него и сказала: "И что ты решил? Что ты будешь делать?" - и по тому, как она это сказала, и по выражению её лица и по всей напряженности её фигуры он понял, что она думает о том же, о чем думает он, и хочет того же, чего хочет он. И еще он подумал, как далеки истинные причины поведения человека от тех форм, в которых они непосредственно проявляются. "Ничего не буду делать" - сказал он. И двое пошли дальше. 03.05.11 г. |
|