Эхо в горах, вещь обманчивая и каждый звук словно бьется об отвесные кручи, а не просто пребывает в свободном полете.
- Сделай тише!
Девушка водила машину недавно и обеими руками цепко держалась за руль. Дорога сложно петляла, карабкаясь вверх по краю обрыва. Над крепкими каменными домиками, увитыми виноградной лозой, ровными рядами мандариновых деревьев, торчащих зелеными остролистыми жабо над кривенькими, узловатыми стволами, словно стыдясь своих корней и догадываясь, что на свете есть стройные, высокие сосны. Но, при этом источали ни с чем несравнимый, тонкий кисло-сладкий аромат юга, списывающий все огрехи непривлекательности.
Из мощных "Пионеровских" динамиков рвался ритмичный, электронный, пикающе-клакающий звук, сильно рассчитанный на любителя.
- Борзеешь, подруга. Мы договорились вести по очереди, а я почти скучаю.
- Какая ты, все-таки грубая, Алка, диву даюсь, как в такой интеллигентной семье могла вырасти такая...
- Предупреждаю, еще одно непочтительное слово в мой адрес, и я буду добираться до моря автостопом, и пусть тебе будет завидно, что я твоя лучшая подруга проведу этот незабываемый двухнедельный отпуск значительно интереснее тебя. - Алла обожала "Команду капитана Флинта", но звук убавила.
- Я бы тебе знаешь, какую рожу сейчас скорчила, но боюсь морщинок, говорят, загар их только закрепляет.
И они дружно захохотали.
- Все равно ты не права. Я где-то слышала, даже, наверное, читала, что как раз тихая музыка в салоне отвлекает водителя больше, чем в меру громкая.
- В тебе нет меры, Алка. Ты безмерная.
- Между прочим, у меня талия уже твоей и это доказанный факт.
- Ау меня совершенно случайно сантиметр с собой. После обеда сравним?
- Он у тебя китайский и все врет, и не надо играть на моих слабостях.
Алла любила поесть, но это никак не отражалось на ее фигуре. Пока...И она где-то гордилась этим.
Ее круглое личико сделалось дерзким, и ангельски невинным голосом она вскрикнула, указывая вперед:
- Ты погляди, какое милое местечко, совсем как крымское "Ласточкино гнездо". Ведь, правда?! Давай остановимся.
Сходство имелось. Бортики ограждения по сторонам от кафе были выложены ракушечником и облизанные волнами плоские камни плотно устилали бетонированную площадку, имитируя средневековую булыжную мостовую. Две фальшивые башенки соединяла зубчатая стена. А-ля "Хроники короля Артура". Чуть в стороне стоял мангал, где на углях томились шашлыки из молочного барашка. Так вещала реклама над сводчатым входом в кафе.
Под ложечкой засосало. Подружки вмиг раскисли и свернули к двум уже припаркованным автомобилям.
Не морить же такую красоту голодом. На отдыхе тем более!
- Павы дивные, подходите, не стесняйтесь. Я вас таким шашлыком угощу, мягким как хурма, ароматным как цветущий фруктовый сад, нежным как поцелуйробкого юноши. - Кавказец заискивал и лебезил настолько притворно, что Алка, сделав вид, что принюхивается, брезгливо сморщила носик и так прямо и рубанула:
- Собачатина, что ли?
Улыбка вмиг схлопнулась, сползла с лица гостеприимного кавказца, сместилась куда-то в центр злой морщинкой под выступ черных торчкастых усов.
- Зачем так говоришь. Обидеть хочешь? У нас на Кавказе собачек не едят,- старался на полном серьезе шашлычник, убеждая Алку. - Вкусно покушаешь, виноградным вином жажду утолишь, песни порадуешься и мужчиной себя чувствуешь, а с собачьей еды, которую забегаловки всяким разным продают, только на столб помочиться и захочется. На большее сил не будет...- И он глазами пошарил по Алкиной фигуре проникновенно и сладострастно, на грани фола.
Алка хихикнула.
Кажется, они нашли общий язык. Вторая девушка пошла к столику, который был уже занят. За ним сидела семейная пара. Двое близнецов-мальчишек весело уплетали пастообразное сливочное мороженое из плоских вазочек, хрумкая ореховой пудрой.
Отец - плотный мужчина, наливал из пластиковой бутылки минеральную воду в обыкновенный граненый стакан и обсасывал палец, вымазанный в шашлычном соусе.
- Салфетки же есть...- выговаривала ему жена, обмахиваясь соломенной шляпой и подозрительно глядя на молоденькую девушку.
Мужчина цыкнул на жену и вылил стакан минеральной воды прямо себе за шиворот. Мальчишки завизжали от восторга.
- Извините, - обратилась девушка к главе семейства. - Я впервые на этой дороге, вы не подскажите, где здесь можно заправиться?
Мужчина расплылся в довольной улыбке, но девушка не ответила ему тем же, стараясь не злить насупившуюся женушку.
- Тут ехать - всего ничего, - мужчина почесал кончик носа и выкинул пухлую руку, указывая куда-то вперед. - Проедите вверх еще километров пять, пожалуй, или около того, там будет развилка такая приметная и табличка:" До бензоколонки пятьсот метров", - и добродушно развел руками.
Девушка поблагодарила, пожелала счастливого пути, не забыв улыбнуться супруге, и пошла обратно.
Она была хороша в свои непонятные двадцать два года, в меру стыдлива и коварна. Как любая женщина на свете ценила внимание к себе и верила в появление принца и в свое ему предназначение. Некоторые женщины умеют ждать всю жизнь, только никто не знает, сколько это - вся жизнь. Точное соотношение части и целого - информация без адресного доступа. Каждый претендует на вечность, но не каждый умеет ждать даже целую жизнь, не говоря уже о вечности, на которую претендует каждый.
Девушка подошла к подруге и что-то прошептала ей на ушко, та мотнула ей в ответ головой и обе стали обладательницами бесценной женской тайны. Распущенные по плечам волосы слились как две реки, по берегам которых метался чернявый мангальщик в надежде поплавать... Прядистые, мутные потоки рванул налетевший ветер и две пучины сплелись и погладили друг друга мелированными кончиками.
- Потом не говори, что я тебя не предупреждала. - Уже громко напутствовала подругу девушка. - Я заскачу на заправку и сразу вернусь. Договорились? Не забывай, что я тоже еще голодная. - Девушка запнулась,выпучила глазищи и обе так, и прыснули от смеха, вдруг поняв двусмысленность сказанного.
- Лишь бы тушь не потекла, - заволновалась Алка. - Ой, что-то мы много сегодня смеемся, подруга. Не к добру, правда, Гурам? - И они снова согнулись на слабеющих ногах в припадке гомерического смеха.
Это больше походило на истерику.
Кавказец вежливо улыбался, довольно потирая руки о край халата.
Да ну тебя. - Девушка махнула рукой и пошла к машине. - Я поехала, а ты смотри у меня, и бессильно погрозила пальчиком.
Курортное настроение делает людей беспечными, а молодость разрешает многое.
Девушка осторожно сдала назад, вывернула колеса и, проезжая мимо подруги, посигналила. В ответ ей неожиданно помахала семейная пара за столиком.
Аллу вдруг что-то укусило внутри, она внезапно запаниковала, стала оглядываться. Ее словно кто-то позвал, окликнул неприятным, редким и обидным словом. Голос был таким узнаваемым, что только добавляло обиды. Внезапная слабость и начавшийся звон в голове репродуктировали несложную мысль:
"Ты теряешь ее"
Она оглянулась, впервые угадав направление, куда нужно смотреть и, понимая, что уже опоздала.
Здесь убыло, а где-то прибыло.
Машина лучшей подруги ехала себе вверх по дороге и слабо светилась, ускользая в пространстве. А колеса вертелись, отражая все подряд от двигающейся отполированной, отталкивающей поверхности авто.
Или это был солнечный зайчик, или кролик, или горностай с искрящейся шкуркой? Любой зверек имеет право на своего солнечного двойника - лучшего обманщика и баламута на свете, с хорошим имиджем и короткой судьбой.
Вот опять внезапный, болючий укус.
Алла попробовала вздохнуть чуть глубже...
"Да что это может быть!"
... и не смогла. Все-таки они были подругами по любви, а не по мелким выгодам и интересам.
- Тебе плохо, березка моя,- пришел на помощь ухажер - кавказец и попытался поддержать, обнимая.
- Сам ты чурка. Отстань! - Алла не следила за языком, потому что еще ни разу не была наказана за беспечное отношение к словам. С таким везением можно смело играть в лотерею или отправляться на заработки в Лас-Вегас.
Лицо горячего мужчины словно обдали кипятком, и его стала стремительно заливать алая краска гнева. Но Алла этого не понимала, она видела только растянутую прозрачную струну, опускающуюся сверху вниз, на праздничный торт жизненных надежд.
Кремовые розочки так схожи с бумажными цветами на венках.
Прозрачная нервущаяся струна располовинела сначала звуки, потом отношения, обязательства, привязанности и связанные с ними планы.
В такие мгновения рождаются близнецы. Люди с дуальными судьбами.
Расчленила соприкасающиеся причастности, лики судьбы на обособленные половинки.
Если у вас, невзначай, затерялся один тапочек, он легко мог остаться в другой реальности. Поищите там.
Разбегающиеся солнечные горностаи, это всего лишь свет сгорающих множественностей несбывшихся вероятностей.
Или это несфокусированный блик на огромном отточенном скальпеле главного вивисектора судьбы - твоего я.
- Вам какой кусочек?
- С кровью, если можно.
- Сделаем, но это будет дороже.
- Боль всегда дороже стоит.
Такова специфика.
Девушка, пожалуй, впервые почувствовала машину, когда наработанный навык пробует перейти в мастерство. Происходит перераспределение ролей, машина больше не везет тебя, а ты управляешь ей и растешь в собственных глазах, упиваясь простотой своего умения. Это чудо, не внушающей страха скорости, как все легко. Машина слушается малейшей прихоти хозяйки, плечи расслабляются, и руки опускаются в нижнюю часть руля, слегка поигрывая им. Мягкие губы протекторов нашептывают изгибающейся дороге всякий вздор и покрывают разгоряченную кожу асфальта бесконечными поцелуями. Вдруг та коварно виляет в глубоком реверансе, словно хочет уйти от его прикосновений. И тут девушка не сплоховала, выровняла машину, резко затормозив и снова разогнавшись, вскрикнули от боли шины, оставив на дорожном полотне темный засос мести за непокорность лошадиной норовистости двигателя. В новый поворот машина вошла на подъеме, и сова помчалась вниз, закладывая правый поворот.
Белая цистерна с нанесенной огромными буквами надписью "ОПАСНО" перегородила всю дорогу, удлиненная рама оставила узенький промежуток по встречной полосе у самого края обрыва. Из широченного ствола шланга, брошенного прямо на асфальт, похожего на бесконечно длинную пружину рессоры, обмотанную тугими витками изоляционного корда, выплескивались белые хлопья пены, от образовавшейся на асфальте лужи шел пар. Водитель сидел верхом на кабине и закручивал какой-то вентиль вручную. Увидев мчащуюся машину,он бешено замахал руками, и девушка увидела, что половину его лица закрывает маска респиратора. Она набрала в легкие побольше воздуха, задержала дыхание, ударила по тормозам и стала уходить влево, в спасительный зазор между ограждением и кабиной водителя. Переднее правое колесо заехало в пенистую лужу, совершило полный оборот вокруг своей оси и взорвалось, разъедаемое концентрированной кислотой. Бампер автомобиля дернуло, правая сторона провалилась до обода. Машину понесло. Девушка закричала, бросая руль, и автомобиль ушел под тяжелую раму грузовика,сминая стальной каркас кабины, срезая стойки и того, кого не смог уберечь ремень безопасности. Прекрасную девушку, которой бы жить и жить. Но чудес не бывает.
""А" и "Б " сидели на трубе..."
"Китова холка",транспонирующий баржекадер миновал усеянный кратерами разбившихся метеоритов продолговатый спутник планеты, шаркнул по жиденькой атмосфере, используя его гравитационное поле для предфинального торможения корабля, и стал "забуриваться" в воздушную оболочку Милавы, сберегая драгоценные остатки горючего в полупустых баках.
Капитан Гуль был калач тертый и умел экономить на всем и на всех, но не на риске, очевидном и запланированном.
- К чему весь этот маскарад? - обратился к нему руллер-механик Ашанти.
Капитан Гуль мог выделить ему только один глаз, потому что второй вытек и болтался на жилке, ссохшимся комочком, облюбованный для себя:
- На, клей и не задавай глупых вопросов. Я здесь не был, врать не буду, но знаю, как не возвращаются на борт целые экипажи. Была б моя воля, я бы на эту мерзопакостную планету только тех-команды посылал, пусть с роботами штуки свои проделывают.
Гуль ковырнул обломанным ногтем уголок защитной пленки, содрал предохраняющую обертку и залепил безобразной, рваной раной моргающий глаз Ашанти.Отошел на пару шагов, как живописец, терзаемый творческими муками, посмотрел на творенье рук своих и, довольно цокнув, снизошел до комплимента:
-Красавец! - Чуть покрутил головой и добавил. - Еще бы пригорбить тебя немного, а то больно ты ростом вымахал.
- Ты нас, вообще, в уродов каких-то прокаженных обряжаешь
- Знаю, что делаю! Сам до смерти заласкаю, будете ерепениться.
Легкий ропот команды не сулил ничего хорошего.
Когда посадочные мачты откалибровали "Китову холку" в вертикальном положении и раскинули лапы фиксирующих опор. Капитан Гуль обратился к экипажу с последним предупреждением:
- Выгрузка, дозаправка и сразу взлет. Все меня поняли? Работаем бегом и не пялимся по сторонам, а то я вас знаю.
Четыре члена команды, обряженные в лохмотья с накладными фурункулами, мокрыми, налитыми влагой, волдырями и щербатыми коронками на передние зубы, выглядели чересчур возбужденными, глаза горели, и блеск их был виден даже через контактные линзы, выполненные в виде бельмастых уплотнений.
Не было в них страха, на который так рассчитывал капитан Гуль, одно кривляние и притворство. Значит, кто-то прознал о Милавских красавицах. Надо было отказываться сразу, но рейс на Милаву оплачивался так щедро, что желающие нашлись бы незамедлительно, стоит только рот открыть. А его только разинуть можно, проморгав выгодный контракт или открыть и тоже потерять, сачканув заработать " гробовые" деньжата. Шахматки кораблей месяцами ждут выгодного рейса, а вынужденная стоянка на поле космодрома стоит недешево. Может, обойдется? Сколько раз на удачу проносило. Авось, и на этот раз легким испугом отделаемся.
Кто не рискует - тот чужими байками скуку выветривает и в безденежье вечном пребывает.
Блок - отсек нулевого уровня "китовой холки" развел "юбку" корабля, расфальцевал створки клиньев приемного люка и медленно и неторопливо выдвинул сходень баржекадера на положенные одиннадцать метров.
- Наше вам здрасте за ваши напасти, - пробубнил себе под нос капитан Гуль, поскреб щетину на подбородке и первым вышел на сходень.
Так бывает всегда. Каждый раз. Человек привыкает к замкнутому пространству корабля, его исхоженным, узким коридорам. Автоматически подгибает голову, ныряя в низкие люки, и для него становится естественным и нормальным, что свет рассеян и равномерен, и изливается всегда, откуда нужно, и в единственном необходимом направлении, куда заинтересован смотреть человек. Ниши в стенах подсвечены, а табло управления затемнены и упрятаны под тень козырьков. Циклично замкнутые помещения неизменяемого корабельного пространства напоминают о своей подлинной убогости в момент выхода на атмосферную планету. В лицо ударяет, наполненный запахами, наивкуснейший из ветров. И мозг судорожно ищет аналоги, тужась и припоминая что-то подобное, причудливо перемешивая давно забытое с совершенно незнакомым, и убеждая самого себя, что узнал этот непередаваемый ферамонами искус чужого мира. Основательно путая кулинарию с парфюмерией. Ест воздух ноздрями и давится слюной от восторга.
С небом еще хуже. Хоть не смотри совсем.
Ты - никто. Вышедший из темных казематов, полуослепший инвалид, задыхающийся от наполненного планктоном жизни, после долгого кислородного голодания. Крот, со слезящимися глазами, от резкого удара настоящим, избыточным светом. Ты - ленивый старец, поддавшийся предупредительному угодничеству техники, который теперь не способен пробежать и трех кругов, вокруг своего же корабля, чтобы страдальчески не схватиться за бок и не почувствовать себя полной развалиной. И все это происходит при небе, которому нет равных, при траве, каждый стебелек которой - откровенное, самостийное чудо, выращенное из семян сада эдемского. И все это будет жить, цвести и пахнуть, существовать при тебе. И ты понимаешь, что до тебя здесь было не хуже. Такой вот мазохизм прибытия наблюдателя всякий раз, когда планета хороша собой, как эта. Чувство опасности стыдливо прячется, не желая выходить на поверхность вместе с тобой. Оно не видит причин для своего присутствия здесь.
Ну и ладно.
В капитане Гуле старости было не больше, чем жизнелюбия. И бесенок желаний, также тыкал в него своими острыми рожками. Он шарил единственным наклеенным глазом по сторонам, стараясь держать рогатую скотину на расстоянии. Затруднение вызывало то удовольствие, которое приносил с собой ветер и ясно видел доступный глаз. Проложенная в степи великолепная ровная дорога. Прямо перед собой, на краю летного поля, он видел здание космопорта. Прозрачная башня, разделенная широкими смотровыми площадками, через каждые два этажа, сквозилась воздухом.Архитектурная вертикаль здания подчеркивала плоский ландшафт и заставляла устремлять взгляд в нужном направлении. Кратно, примечательно и зазывисто. Не перегружая условностями незнакомый пейзаж.
И, правда, зачем?
Капитан Гуль испытал легкость, ему нравилась такая стремительная адаптация к местным условиям. Простор нехоженой, незагаженной "полосы отчуждения" был как одна большая лужайка возле дома. Две автострады, с полной дорожной разметкой разделяла "аллея безопасности", с равномерно распределенными тропинками между зелеными, ритмически повторяющимися насаждениями. Аллея прерывалась на "полосе отчуждения" и начиналась вновь за ее окончанием.Во всем этом угадывался определенный замысел, единая штриховка ландшафтного дизайнера или кого-то, кто был не лишен чувства пропорции.
Капитан Гуль не подозревал, что в нем есть предрасположенная тонкость к созерцанию пейзажа. Каждому приятно открывать в себе особые богемные наклонности.
Капитан хотел сплюнуть вниз, за сходень "Китовой холки", но опомнился и сдержался, и от этой сдержанности ему сделалось еще приятней. Он горделиво задрал голову вверх и смотрел на дорогу, которая ровным кофейным загаром бежала сквозь степь еще дальше. Угадать что-либо там было уже трудновато, но все равно хотелось, потому что именно там простирался город.
Он старался за себя, этот город со звучным названием Экстарионос. Всех, кто находился снаружи, он приглашал внутрь себя. Экстарионос напоминал брошенную в мокрый песок горсть аляповатой бижутерии. Ее хозяйка, похоже, была экзальтированная модница и баловала себя сверх всякой меры.
Браслеты, изгибающиеся длинными ленфоидными лентами кварталов. Переливающаяся россыпь зеркальных окон. Купола и башенки, воткнувшиеся под немыслимыми наклонами и спускающимися вниз рюлексами скоростных лифтов. Шариками жемчуга, застрявшими на венцах небоскребов. Разноцветные бусы переплетающихся многоярусных автострад, непрерывно скользящих по клубкам оживленных развязок. И все это небрежно и вызывающе блистало кристаллами маяков, возвышающихся здесь и там, с каким-то непонятным смыслом и великолепием. Золотая пыль летательных аппаратов не оседающая, наверное, никогда роилась и пульсировала над городскими вышками, в деловом хаосе и неисполнимом претенциозном стремлении к безраздельному, контролируемому благополучию. И если на минуту задуматься, то можно представить себя, вместо кого-то из них, можно себе допустить...
Вот оно! Наваждение Милавы, о котором его предупреждали!
Капитан Гуль прищурил заветный глаз, вмиг превращаясь в самого себя. Сразу даванула чугунным воротником чужая гравитация, навалились усталость и раздражение. Кости и суставы заныли, а перед глазами поплыли разноцветные пляшущие круги, кружочки и целые кольца, жестким обручем сдавливающие черепную коробку.
"-Вот так то оно лучше будет,- радуясь и кривясь от боли, подумал капитан Гуль. - По нормальному рассуждай, губу не раскатывай, ноги унесешь и никому не должен в итоге останешься."
Его голова вдруг испуганно дернулась на близкий гулкий звук. Будь у него оба глаза в порядке, он бы и раньше увидел строительную площадку. Слева, в каких-нибудь ста метрах, немного прокрытый корпусом "Китовой холки", работал трепанг большегрузного швартового крана, разбирая под собой шестиугольные плиты летного поля. Работа спорилась. Вновь загудела лебедка, и стрела медленно поплыла вокруг своей оси, осторожно стравливая с барабана, расположенного над противовесом, стальной, многониточный трос, на крюке которого, чуть раскачиваясь, висела "шашечка", кубическая плита под десять тонн весом. Что вдоль, что поперек, впаянная в металлоконструкцию, каменная чушка.
Капитан Гуль посмотрел вниз. Там разверзся полуразобранный подземный этаж летного хозяйства. Из под недостающих "шашечек" торчали зашхеренные кабеля старт-запуска, расползались в разные стороны разводки труб дренажной системы и, высиненные многократным перекаливанием, в исчадье адовом отрывающихся от "стола" кораблей, выглядывали ренготы фланцевых раструбов пламяотводов.
-Капитан, у нас гости.
Гуль неприветливо посмотрел на Илью, выполняющего на корабле работу связующего навигатора, но это были скорей отголоски собственных переживаний. Ничего личного.
Не замечая стыки на плитах летного поля, к ним приближался продолговатый "утюг" с полупрозрачным верхом. У него, кажется, было всего три колеса, состоящих из шляпистых шаров, напоминающих грибницу. При вращении шарики подминались и комкались под тяжестью кабины и выправлялись с другой стороны, надувая ламповидные отростки покрышки. Мягкий ход, плавное движение прервались в нескольких метрах от сходня "Китовой холки"."Утюг" остановился и поднял проходящие по всему корпусу двери и от этого стал походить на приготовившегося к взлету перламутрового жука, проветривающего свои крылышки.
Из тесной кабины выбрались трое. Капитан Гуль бегло осмотрел каждого. Правило первой встречи: если из троих улыбается только один, он и есть самый главный над всеми начальник, и капитан приветственно поднял руку, адресуя свой жест ему.
Спикер-карго лучезарно улыбался, поправляя сбившийся узел галстука. Чуть позади него остались стоять два Мантыскьера из охраны космопорта. Мантыскьеры соблюдали невозмутимый вид почетной охраны представителя власти и держали оружие на виду. Хитрая помесь угрозы и уважения.
Легкое прикосновение к ореолу и Хилес почувствовал, что "зверьки" полны до краев. Переполнены...Хилес испытал легкое возбуждение. Сзади к нему тянулись голодные позывы Вериглов. Естественно, сытых, но желающих снять пенки. "Зверьки" держались на стороже и были немного напуганы, сердиты и, поэтому беспокойны, но их карма была нетронутой. Хилес без труда определил причину их тревоги и нервозности. Мзгирь ощупал кракелюр усталости, особенно яркий и слегка кислящий привкус клята. Их было всего пять зажатых "зверьков" мужского пола. Хилес тут же поправился, не "зверьков", а "источников" более лояльное название, которого Мойра придерживалась сама и требовала употреблять других. Сикер-карго осклабился еще шире. Их пошлое, неумелое комедиантство выглядело забавным. Они искали защиты в неприглядности, под бутафорским слоем накладных болячек и драной, замызганной спецодежды, не осознавая, КАКИМ проницательным взглядом он смотрит на них. Легкая добыча и очевидная предсказуемость. Впрочем, они хотя бы пытаются оказывать сопротивление. Эта примитивная хитрость жертвы будила в нем дикого охотника. Хилес мог бы "взять" их по одному за несколько часов, но сейчас это была не охота с его стороны, а вежливое донорство "зверь..." нет, конечно " источников". Мы живем в цивилизованном мире, поправил себя Мзгирь, и его щекипорозовели.
Не дождавшись приглашения, один "источник" стал спускаться вниз. Проделав короткий путь, он подрагивающими пальцами развернул ребусоид веер-экрана, нахмурился, чуть подстроил "расческу" излучателя чтоб ослепительное солнце не забивало изображения.
-Вот подтверждение легальности нашей посадки на Милаве Характер груза и цена услуги, уважений...
-Зовите меня Хилес - Представился Спикер-карго.
- Транспонирующий баржекадер " Китовой холки" с вашего разрешения и ее владелец, капитан Гуль, к вашим услугам.
- Спикер-карго едва заметно кивнул, уколол стержнем декорациона в каждую из трех печатей. Те, как бы вышли из рисунка документаиперевернулись, показав оборотную сторону, и вернулись в исходное положение.
Хилес улыбался чуть меньше, а говорить стал намного больше, укладывая в футляр стержень декорациона,многократно направляя его как маршальский жезл.
- Ваши документы в полном порядке, в этом не может быть никаких сомнений, уважаемые капитан Гуль. - Он закрыл футляр и передал его одному из Мантыскьеров. -Но понимаете, какое несуразное недоразумение. Корабли прилетают и улетают. На реконструкцию времени совершенно не остается. Вам еще повезло, могли проторчать на орбите, ожидая посадочных площадей. Да, да, уважаемый, и так бывает. Сколько раз я просил хотя бы начать строительство дополнительного космопорта. Нет, отсутствие равномерной заполняемости в течение всего года не стимулирует выделение средств на какое-либо расширение. Но что я вам жалуюсь. Вы здесь - и слава богу. Мои проблемы, это мои проблемы. А теперь поговорим о ваших. Взлетно-посадочное поле космопорта делится на площадку "А" и площадку "Б". -Спикер-карго развел руки в разные стороны, указывая направления, которыми никто не заинтересовался. -Принимающий маяк примилавил вас на площадке с литером "Б". Капитан Гуль уже не ожидая от разъяснений ничего хорошего мотнул головой, соглашаясь с этим обстоятельством. Несколько десятков кораблей стояло в секторе "А" и половина из них были крупнее его посудины, а некоторые просто казались громадными. Тем временем Хилес продолжал:
- Если бы маяк сделал запрос "Китовой холке", он бы знал, что горючего на борту недостаточно и посадил бы вас на площадке с литером "А", где склады горюче-смазочных материалов не находятся на консервации, как на площадке "Б". Недочет наш, мы с себя вины не снимаем. В других обстоятельствах мы могли бы закачать горючее, пустив его через межъемкостную резервную трубу, но в связи с ремонтом взлетно-посадочной полосы как вы и сами видите, система подачи горючего находится в разобранном состоянии, и с этим на сегодняшний день ничего поделать нельзя. Вы, конечно, можете взлететь и опуститься на площадку "А" и теперь, когда ваши документы проверены, нам не составит никакого труда встретиться с вами вновь, и принять груз, в обслуживаемой зоне космопорта.
Капитан Гуль был вне себя от услышанного, когда заговорил сам:
-Вы, уважаемый, Хилес, не хуже меня должны знать, что взлет и посадка, самый горючезатратный маневр для корабля, тем более на плотноатмосферной планете, и я хочу сообщить вам, что "Китова холка" не обладает таким запасом горючего у себя на борту... - Капитан Гуль запнулся, вдруг для себя сообразив, а ведь Спикер-карго с самого начала знал, что в его баках почти ничего не осталось. Откуда? Все это было подстроено изначально и, если бы даже горючего было достаточно, все равно ничего не сложилось бы. Этот скользкий тип наверняка имел у себя в рукаве пару-тройку других способов задержать их отлет на неопределенный срок. Присутствие вооруженных Мантыскьеров, в этих обстоятельствах, приобретало совершенно определенное значение. Капитан Гуль был бессилен. Бурля от негодования, он сложил веер-экран, отключил ребусоиди потребовал:
- Я бы хотел поговорить с членами других экипажей, задержавшихся на Милаве. У меня возникли вопросы, на которые ваши ответы меня не устроят.
Кракелюр гнева топорщился и вздрагивал, пульсируя радужкой и выбрасывая прядки, направленной прямо в него, едва сдерживаемой, лучащейся агрессии. Мзгирь "слизнул" излишнюю эмоциональность "источника", "отрыгнув" часть питательной энергии своим пособникам Вериглам. Им было не дано отличить снятый Хилесом с крови, неповторимый рисунок вкуса ароматный ореол богатой насыщенности первоисточника. Они и этим довольны, если не баловать.
Настоящий, свежий,без бродящей затхлости и осадков вакантности иных наслоений, сочный вкус клята.
Спикер-карго поборол сонливую сытость и ответил, с ноткой благодарности в голосе за хорошую "кухню", не усугубляя, и разводя мосты конфликта в разные стороны:
-Вы злитесь на меня, я вижу. Мне досадно, и я готов принести вам свои искренние извинения, капитан, но большего совершить не в состоянии даже для вас. А что касается экипажей других кораблей, то вы их легко найдете в черте Экстарионаса. Мне трудно судить по первой встрече, насколько вы общительны. Поверьте, посещение города пойдет вам на пользу. Расслабитесь всей командой, сходите в кино или закатите вечеринку. Зашкуренные в перламутр, городские кварталы безопасны в любое время суток. Полный блеск лазурной глубины витрин и много хорошей музыки на открытых площадках, негромкой и переливчатой, как приглушенный отблеск запотевших ночных фонарей, в свете которых можно повстречать очаровательную незнакомку и много, много всего, отчего не следует отказываться. Я описал мечту, до которой рукой подать. Вы не пожалеете, я уверяю вас.
-Сутенер.
- Что вы сказали?
- Я пытаюсь перевести выражение "Сукин сын" на местный язык и, кажется удачно.-Капитан Гуль отвернулся от Спикер-карго и пошел к своей команде, на ходу отрывая накладной, отныне бесполезный глаз.
"Хлопок по спине"
Илья наблюдал за девушкой из темного, пустого зала. Посетителей не было. Пол был тщательно вымыт и мокро блестел. Илья не спешил его пачкать и просто стоял у входа и смотрел на нее. Девушка протирала фужеры, наброшенным на плечо полотенцем. Ухаживала. Дышала на них маленьким ротиком, поднимала на свет, тщательно проверяя чистоту. Она хмурилась, когда находила малейшую матовость на фужере, мочила салфетку в растворе уксуса и принималась оттирать неугодное пятнышко. Прошедшие проверку фужеры отправлялись наверх. Она переворачивала их, удерживая двумя пальцами за тонкую ножку, и подвешивала в направляющие полозки барных кердолей. В ее стремлении к порядку наблюдался определенный фанатизм. Илья попытался подойти незаметно, но влажный пол однажды липко скрипнул и выдал его. Девушка укоризненно посмотрела на него, выражая тем самым недовольство по поводу его неудавшейся шуточки, отложила работу и развернулась к посетителю.
- Что вы хотели?
- Дайте мне белое молоко, - попросил Илья, продолжая пребывать в некотором дискомфорте.
- Почему вы сказали "белое молоко", - ухватилась она за эту его оговорку. - Разве оно, может быть, синим или красным?
Девушка заметно развеселилась.
- Я просто так сказал. Случайно. - Ее ироничная улыбка начинала раздражать Илью. - Да, налейте мне стакан молока. Это вы можете для меня сделать?
Девушка хмыкнула, достала из холодильника графин с белой жидкостью и опустила на стойку бара.
- Мы все подаем только в специальных фирменных кружках, - зачем-то предупредила его она. - Одноразовая посуда вредна, она выделяет формальдегид.
-Хватит. Мне уже расхотелось пить.
- Жаль.
Ей было и вправду жаль, но Илья терпеть не мог зануд.
- А какой процент жирности в вашем молоке? Илью, казалось, не на шутку интересовал этот вопрос.
- Я не знаю.- Девушка сразу сдалась и сникла, но тут же вспомнила о его промахе и твердо заверила. -Это свежее молоко. Никто не замеряет его жирности.
- Как это неосмотрительно,- зацокал Илья, - ведь оно пахнет.
Его победа была недолгой.
Девушка презрительно фыркнула:
- Такое замечают только люди, привыкшие к порошковому молоку.
Илья нахмурился:
- Спасибо вам за стакан так и не выпитого мною молока, я получил по заслугам. Запомните вы.... На космическом корабле нет коров, они, представьте себе, исключительно плохо переносят невесомость, и никто не желает отскребать с пандуса коровьи лепешки. Порошковые сливки и молоко перевозить намного удобнее, чем стадо буренок. Но для вас бы я сделал исключение.
Девушка смотрела на него пустыми глазами, нащупывая под стойкой кнопку вызова охраны.
Не дожидаясь сопровождения, Илья вышел из бара, показавшегося ему таким уютным вначале. Ему хотелось отдохнуть по своему, пока из этого ничего не получалось. Он выспался, но чувствовал себя усталым и как следствие обвинял себя в излишней раздражительности. Илья был не в лучшей форме и испытывал неловкости, не зная как поступить. Немедленновернуться на "Китову холку", означало обречь себя на общение с капитаном, который безвылазно сторожил борт и не желал его покидать. Гуль доставал своими расспросами, выведывал о каждом твоем шаге, каждом новом знакомстве и подозревал тебя в неискренности, подвергал тщательному допросу, переспрашивал заново, заходя с другого конца, пока ты сам не переставал что-либо понимать в его расспросах.
Илья нуждался в понятном, бесхитростном, приятном времяпрепровождении, где плоть не задает лишних вопросов разуму. Он занимался поиском заведения, в котором можно без осложнений проторчать до рассвета и вернуться на "Китову холку" уже под утро, в надежде, что к тому времени бдительного капитана сморит сон или он еще не успеет проснуться.
Он двигался на свет, придерживаясь широких улиц. Каждая реклама что-то настойчиво советовала и гарантировала. Илья пробегал по ним глазами, но искал конкретное место, где обещал бытьНайджел, грузотонажный балансайдер "Китовой холки".
Приподнятый над крышей рамник ночного клуба "Хрустальная черепаха" Илья увидел издали. К размерной неторопливости этого существа, огромный, ярко горящий зеленый банан не имел никакого отношения. Верхом на гипертрофированном банане восседала соблазнительная дамочка, интенсивно двигая тазобедренностью. Откровенно нагая мамзель была собрана из светящихся штыречков, которые попеременно мигали, создавая эффект движения.
Заведение пользовалось популярностью. Пока Илья переходил улицу, вращающиеся двери,разрисованные под морской берег, на его глазах еще замахнули двух посетителей в летной форме, издав шум набегающей волны. Подойдя вплотную ему пришлось пропустить впереди себя еще одного космолетчика.Воспользовавшись заминкой, Илья прочел надпись на его шевроне: "Стойкий".
Надо же!
Все питейные, развлекательные, увеселительные заведения на Милаве открывали кредит для членов экипажей, придерживаясь абривиатуры личного имени их корабля. За вынужденную задержку рейса, причин для которой оказалось уйма, руководство космопорта платило неустойку ежедневно и аккуратно. Но до всех доводилось неписанное правило: совокупно потраченная сумма всеми членами экипажа за день не должна превышать размера ежесуточной переводимой неустойки, выделяемой конкретному борту.
Фифти-фифти как говорится.
Илья нырнул между лопастями вертушки, над головой прошумела разбивающаяся о берег волна, и он очутился в тускло-малиновом коридорчике. Под невидимым потолком что-то непрерывно булькало. Илья невольно вздрогнул. По нему скользнули чьи-то руки и принялись ощупывать каждый сантиметр его тела.
Вау!
Работу секьюрети с металлоискателем в этом ночном клубе с успехом заменяли две напористые девицы. Они были бесцеремонны и очень подробны.... И они сами, и весь их наряд был выдержан сплошь в розово-оранжево-красной цветовой гамме. И накладные ресницы,и ногти, и подводка глаз, не говоря уже о губной помаде, и даже пудра. Парик вовсе, (вряд ли это были их настоящие волосы) напоминал кровосток на мясокомбинате.
Нельзя сказать, что обыск остался для Ильи неприятным воспоминанием, скорей даже наоборот.Вот как с собой справился космолетчик со "Стойкого", одно название корабля которого требовало постоянного подтверждения?
Илье нравилось. Что здесь не оказалось ступени. Еще не хватало растянуться на глазах у изумленной публики. Илья вошел в зал овальной формы. Клубная музыка, транквилизирующая смесь всех мыслимых и немыслимых жанров и направлений трещала и бухала, взвизгивая и галопируя на барабанных перепонках в рыкающем аллюре, отдубасивала по полной программе, оставляя слабую надежду на возможность личного общения.
Посреди зала возвышался длинный покатый язык. Два осьминога с выпученными глазами поддерживали кончик языка. Их щупальца разобрали все желающие и пялились в освещенное прожекторами пятно сцены. Столики располагались слева и справа от сцены, выполненные в виде раскрытых раковин-диванчиков, возле каждой стояла перламутровая жемчужина с как бы обрезанной верхней частью. Сначала Илья не понял предназначение стеклянного бассейна. Он подошел ближе. Это оказалась опрокинутая на каску панциря та самая хрустальная черепаха, беспомощно задравшая лапы и далеко высунувшая приплюснутую голову. Плоской пластины панциря,прикрывающей живот, не было. Вместо него бултыхался бассейн, полный янтарного цвета жидкости. Каждую минуту кто-то из посетителей подходил к черепахе, снимал с петельки одну из многочисленных поварешек, подвешенных по краю панциря, и черпал в свой бокал янтарную жидкость. Илья позаимствовал у проходящего мимо официанта с подноса чистый бокал. Снял изящную поварешку и налил себе до краев. Напиток напоминал ароматный, немного резкий вкус настойки крожжевельника и бодрицы градусов десять-тринадцать. Сегодня он собирался не один раз "пообщаться" с хрустальной черепахой.
- Илья! - Послышался справа призывный крик.
Он обернулся. Найджел, видимо, звал его давно, да разве в этом шуме что-нибудь услышишь. Илья обрадовано зашагал к приятелю, который отдыхал определенным образом не один. За столиком их было трое. Илья поставил на стол -жемчужину свой бокал и поздоровался.