Два воробья, два брата - лишь внешностью похожи.
Один всё лезет вон из перьев и из кожи,
Всё напряженно трудится практически весь день.
Другой - иной совсем. Ему трудиться - лень.
Рутина повседневности чужда его возвышенной натуре.
Мысль эта проявляется в его осанистой фигуре.
Однако брюхо каждый день бормочет спозаранку,
Что надо думать с усердием не только про осанку.

Однажды этот воробей, ища насущный хлеб, устав летать туда-сюда,
Сообразил, что для него есть место в разделении общественном труда.
Не обязательно, он понял, крыльями и лапками трудиться.
Ведь можно ловкими речами прокормиться!
Хотя нет в стае воробьиной никаких существенных раздоров
(За исключением оценки содержания бульварных разговоров),
Хотя летают воробьи в пространстве неба мирном, чистом,
Решил, однако, по их врагам он стать специалистом.

С неистовством, для местных орнитологов - нездешним,
Стал разъяснять: враг "внутренним" бывает или - "внешним"!
Без гибели врага в делах нам не видать удачи!
Без гибели и тех, естественно, кто думает иначе!
Глаза у просветителя народа воробьиного, как факелы, горят.
Его за ум недремлющий и прозорливый уже зерном благодарят.

Беспроигрышная всё же тема - инстинктивный страх.
Её начнёшь эксплуатировать - услышишь сразу "Ах!".
Что может быть ужасней зрелища - "гнездо под сапогом"?!
Одну лишь мысль старается оратор-воробей скрывать:
"Работать надо, но проще воевать,
Особенно с несуществующим врагом!".