Волос
![[]](/img/s/shurygin_a_w/hairstrandthe/hairstrandthe-1.jpg)
Трах-тибидох!
Старик Хоттабыч.
Борис набрал полную пригоршню холодной воды и с наслаждением ополоснул раскрасневшееся от духоты и напряжения лицо, мысленно продолжая обыгрывать вступление своей презентации.
И именно эти ключевые показатели мы намерены сегодня затронуть.
Шум спускаемой воды в незакрытой кабинке за спиной внезапно оборвался, и в туалете наступила странная, почти осязаемая тишина, нарушаемая лишь плеском бегущей из крана воды и звуками невидимой улицы за узкими бойницами окон, втиснутых под потолком. Снаружи в помещение радостно рвалось раннее лето, наполняя воздух щебетом беззаботных птиц, клокотом моторов и шелестом автомобильных шин. Где-то надрывно взвыла сирена и умчалась прочь, постепенно затихая. Борис вдохнул полной грудью. Мысли текли с трудом. Но с каждым мгновением в нём росла шальная решимость и крепла уверенность в конечном успехе.
Дверь в туалет приоткрылась, и внутрь протиснулась квадратная голова Козыря. Его атлетические скулы натужно работали, пережёвывая неизменную жвачку. Короткий ёжик ходил в такт ударно работавшим челюстям. Надув пузырь, Козырь лопнул его со смачным щелчком и произнёс:
— Начинается. Шевели поршнями. Там полный зал.
И дальше многозначительно уставился на Бориса, продолжая механически перемалывать свою жвачку.
— Что?!— непонимающе поинтересовался Борис, отрывая влажные руки от лица и косо глядя на коллегу и своего приятеля.
— Ничего! В темпе вальса!
Взгляд Козыря не выражал никаких эмоций, но за этим показным равнодушием Борис легко угадывал нотки зависти и даже скрытого восхищения. Да, многие недолюбливали Упыря за его манерность, подчеркнутую аккуратность и пустую исполнительность. Стильные костюмчики с иголочки, щегольская выправка, меткие замечания, отпущенные, как по волшебству, всегда к месту и ко времени. Мы всё это проходили. И при этом невообразимая пустышка, полный ноль. Щелкнуть по носу этого заносчивого идиота было заветной мечтой если не каждого, то очень многих.
— Порви нас сегодня всех!– Успел язвительно бросить Упырь, как бы случайно оказавшись на пути Бориса, отчаянно спешившего через вестибюль на своё рабочее место. Упырь крутил между пальцами невидимую соломинку, облокотившись о колонну и пребывая в беззаботной позе козлоногого Сатира. Взгляд его сверкал недобрым злорадством.
— Непременно!— Коротко огрызнулся через плечо запыхавшийся Борис и устремился прямиком к лифтам, лавируя между беспорядочно суетящимися людьми. А как же. И порву. Тебя в первую очередь, Петрушка напомаженный!
Стоит ли напоминать, что из десятка всевозможных вариантов именно оригинальной концепции Бориса со скрежетом зубовным Начальство дало зелёный свет. И вот, некстати, оно оказалось прямо у лифтов, ступив наперерез Борису. На этаже Начальство озабоченно взяло Бориса за пуговицу и отвело чуть в сторонку, чтобы бубнящим тоном напомнить о важности сегодняшнего мероприятия. Представители Высшего Руководства обещались заглянуть на огонёк, дабы на данном примере оценить работу всего отдела. И сделать выводы. Возражения и оправдания категорически не принимались!
Борис всё это прекрасно понимал и осознавал свалившийся на него груз почётной ответственности. Он клятвенно заверил Начальство в том, что не ударит, не посрамит и покажет им всем. Только дым будет стоять коромыслом.
Начальство не очень-то поверило расшаркиванию Бориса, но отпустило пуговицу и разрешило катиться на все четыре стороны.
Борис ясно отдавал себе отчет в том, что идея выдвинуть его концепцию принадлежала совсем другим, потусторонним и почти мистическим силам. Борис никогда не ходил у Начальства в любимчиках. И даже скорее наоборот— был не пришей кобыле хвост. Просто на днях в отдел совершенно случайно заглянул ещё более зубастый Начальник. Он, словно медведь, очнувшийся от спячки посередине зимы, шатался по длинным коридорам и бесконечным этажам офисного здания в поисках административного вдохновения и повода уволить всех и вся без разбору.
Народ в ужасе притаился за своими столами, боясь поднять глаза. У какой-то девочки, сидевшей ближе всего, не выдержали нервы, и она родила истеричный писк.
Зубастый Иерарх оглядел пищевую цепочку испытующим взглядом и, не найдя ничего достойного, обратил свой взор к Борису, который как раз некстати оказался на самом виду у широкой доски, объясняя Козырю свою гениальную, но пока ещё совсем сырую задумку. Козырь нахально чавкал жвачкой и издевательски кивал головой, готовясь разнести в пух и прах наивного чукотского юношу с его романтическими убеждениями в мире жестокого чистогана.
От страха Начальство закусило удила и за спиной у Большого Начальника отчаянными жестами стало сигнализировать Борису, чтобы тот сгинул, испарился, провалился сквозь землю. Козырь застыл рядом, раскрыв рот и побелев лицом до самых корней волос. Он, кажется, даже успел проглотить жвачку. Но было уже поздно.
Чуткий нос Большого Начальства мгновенно уловил аромат невероятных возможностей, а, вернее,— сладкий запах большой крови. Завыли волки на морозе, из пасти повалил пар. На эту кобылку стоило поставить, и в любом случае останешься с барышами. Решение заслушать на общем собрании неординарную идею в более развёрнутом виде было принято незамедлительно.
“Презентация!”— Многократно разнёсся между столов сдавленный шепоток.
Разумеется, по выходу из комнаты Большое Начальство тут же позабыло и про незаурядную идею, и про существование самого Бориса. Терзавшее его чувство самонереализованности отпустило. Административный долг был выполнен с честью и, как заслуженная награда, в предстоящие выходные его ждал царственный ужин с важными людьми в фешенебельном ресторане где-то на пике того самого знаменитого на весь город небоскрёба, затем— адюльтер, гольф, а на закуску— отдых до потери человеческого облика на затерянном в океане острове. Концептуально дело было оформлено и спущено вниз по сложной и витиеватой административной лестнице. Посему на презентацию было суждено отправиться всего-навсего одному или двум из более мелких дежурных прихлебателей на побегушках. Что, впрочем, ровным счётом ничего не меняло для Бориса, а только усугубляло ситуацию дальше некуда. Перчатки были брошены, плащи сорваны, мечи извлечены из ножен, кони били копытом, трубач трубил поход.
Козырь в очередной раз надул залихватский пузырь и многозначительно лопнул его перед лицом товарища с громогласным хлопком, который эхом отозвался в кафельных углах и безвозвратно канул в узких бойницах под потолком.
— Скажи мне, Козырь.— Вдруг ни с того ни с сего поинтересовался Борис, отрываясь от созерцания своего сосредоточенного до оскомины отражения и прямо глядя в глаза приятелю.— Тебе никогда не казалось, что ты не принадлежишь этому месту? Этим стенам, этим домам, этим улицам, этому городу? Что всё это праздное, наносное и несущественное?
Козырь в изнеможении закатил глаза и плавно выскользнул из дверного проёма наружу. Дверь на тугом доводчике затворилась с плотоядным придыханием.
Борис задумчиво цокнул языком, сам не понимая, откуда у него могли взяться такие мысли, и вернулся к своим текущим заботам по наведению лоска перед решающей битвой. Поднёс сложенные лодочкой ладони под тугую струю воды, набрал полную пригоршню, задержал дыхание, приготавливаясь в последний раз со знанием дела и расстановкой погрузиться в её спасительную прохладу, прежде чем с головой окунуться в предстоящее жаркое побоище, шансы выйти живым из которого он оценивал хуже некуда.
Но так и остался стоять, оторопев. Вода струйками убегала в раковину из неплотно сомкнутых ладоней. Ветер шелестел листьями за распахнутыми окнами.
Борис не сразу смог взять в толк, что же, собственно, с его лицом вдруг приключилось. Он какое-то время с замиранием сердца изучал своё отражение. А потом земля дрогнула у него под ногами. Темнота накинулась сразу со всех сторон. И Борис тщетно попытался убежать от неё широким гулким коридором, безнадёжно и нелепо размахивая руками, словно желая обмануть, обвести вокруг пальца коварную стерву.
Он снова был здесь, на том же самом месте, как будто никуда и не исчезал. Торчал, выпирая, нелепым отростком посреди гладко выбритого подбородка. Страшный, лоснящийся ядовитой чернотой бездонного космоса волос. Он делал Бориса похожим на старую каргу из недоброй сказки. Только бородавки впридачу не хватало.
Сегодня утром, ударно покончив с бритьём и придирчиво оценивая качество проделанной работы, Борис собрался уже выходить из ванной, но замер и невольно охнул. Гармонию гладко выбритой физиономии нарушал невесть откуда взявшийся на подбородке короткий и чёрный, как смоль, волос. Борис мог поклясться чем угодно, но ещё секунду назад ничего подобного на том самом месте не было. Сегодня он брился с особенной тщательностью.
Противный волос вызывающе выпирал наружу, заявляя свои законные претензии на обладание всеобщим вниманием отныне и во веки веков.
Под нестихающий смех невидимой публики и тыкание со всех сторон пальцами Борис судорожно подхватил с раковины бритву, едва не выронил её обратно, чертыхнулся и попытался по-быстрому соскоблить нелепый отросток. Но не тут то было. Волос странным образом извивался и постоянно ускользал от острого лезвия.
Борис часто заморгал, протёр глаза тыльной стороной ладони и повторил попытку, но тщетно. Зал просто взорвался новой порцией издевательского хохота. После очередной неудачи Борис решительно оставил эту затею. Руки его бессильно опустились.
— Черт!— В досаде воскликнул Борис. Он озадаченно посмотрел сперва на себя в зеркале, потом— на бесполезную бритву. И отчётливо повторил.— Черт!
Ситуация складывалась критическая. Зал уже не хохотал, он попросту клокотал и в бессилии катался по полу между рядами кресел, держась за животики.
— Милая! Киса!— Заголосил в отчаянии Борис и неуютно огляделся по сторонам, приказывая голосам заткнуться.
— Ну что ещё такое?— Шурша строгой элегантной юбкой, недовольная София возникла в дверях ванной, пытаясь застегнуть за спиной непослушную застёжку бюстгальтера. Борис невольно задержал взгляд на небольшой и упругой груди подруги.
— Ты только погляди!— Каким-то даже плаксивым голосом пожаловался Борис, демонстрируя подбородок. Зрительный зал рыдал и падал лицом в рукава. Борис лишь мысленно отмахнулся от них.— Ну что за ерунда?!
Справившись наконец с бюстгальтером, София тряхнула своей золотистой шевелюрой, взяла Бориса освободившейся рукой за подбородок, повертела влево-вправо, а потом отпустила, отвесив лёгкую пощёчину.
— Да нет там ничего! Не закатывай истерику, как маленький! Просто надо это сделать! А я опаздываю.— И она с лёгкой беззаботностью упорхнула в коридор. Там раздался шелест верхней одежды и деловитый звон парфюма.
— Ну как же!— С досадой в голосе промямлил растерянный Борис, предательски лишенный поддержки и всяческого сочувствия в самый важный для него момент в жизни. Он наклонился, чтобы достать из тумбочки свой последний аргумент— косметичку. Торопливо перебрав её содержимое, Борис извлёк пинцет, погрозил кому-то в пустоту кулаком, и с инструментом наперевес почти вплотную прильнул к зеркалу, твёрдо намереваясь исправить досадное недоразумением и поставить в этом деле жирную точку. Только не в этот день. На щите или со щитом. Но он был просто обязан выглядеть идеально.
Рука его так и осталась висеть в воздухе, а Борис в задумчивом недоумении прислушался к своим внутренним ощущениям.
Волос бесследно исчез. На идеально выбритом подбородке не было ни единого изъяна. Рука Бориса медленно опустилась. Он повертел головой и так и сяк. Для верности ещё ближе прильнул к зеркалу. Волос попросту испарился.
В коридоре за Софией гулко хлопнула входная дверь. Борис вздрогнул и опомнился. Ему тоже стоило бы поторопиться. Он кое-как запихал пинцет обратно в косметичку, застегнул замок и засунул всё это дело в карман домашних шорт.
Прежде чем выйти из ванной, Борис в последний раз с тревогой изучил своё отражение. Даже высунул язык и оттянул вниз веки. Затем махнул на всё это рукой, просто щёлкнул выключателем, наспех облачился в деловой костюм, подхватил с полочки ключи и выскользнул во входную дверь навстречу терзающему своей нервозностью моменту истины.
За дверью уборной в коридоре что-то звучно грохнулось на пол и покатилось по бетону. Приглушенно загудели на повышенных тонах возмущенные голоса. Борис пришёл в себя и тряхнул головой.
И вот этот самый проклятый волос как ни в чём ни бывало опять красовался прямо посередине гладко выбритого подбородка. Отчего-то Борису сделалось не по себе. Да разве бывают такие угольно чёрные волосы, мельком подумалось ему? Это щетина какая-то, кабанья шерсть, а не волос.
Но на этот раз Борис не стал оставлять врагу ни единого шанса. Ведь он заранее подготовился к любой неожиданности. Откуда-то из глубин подсознания в нём внезапно пробудился дремучий охотничий инстинкт. Залаяли гончие, затрубил рог. Сегодня этому волосу было суждено превратиться в ценный трофей над камином.
Не сводя глаз со своего отражения, Борис короткими и точными движениями выудил из бокового кармана пиджака косметичку и на ощупь расстегнул замок. Пальцы сами отыскали пинцет. Все пуговицы на пиджаке были расстёгнуты, чтобы ничего не стесняло движения.
Борис весь мучительно изогнулся, подобно хищнику перед решающим прыжком. Медленно, опасаясь спугнуть капризную и своенравную дичь, Борис взнял руку в исходное положение. Пинцет споро и надёжно сомкнулся на предательском отростке.
— Вот та-ак,— приговаривая это, Борис резко дёрнул рукой от себя.
Что-то звонко щёлкнуло и проскользнуло между кончиками пинцета. Борис моргнул и на мгновение замер в растерянности. Волос так и остался торчать на своём месте, сорвавшись с крючка.
Борис озадаченно хмыкнул и по новой взял пинцет на изготовку. Он весь напрягся и постарался сосредоточиться. От чрезмерного напряжения на лбу даже выступила испарина. Не на того нарвался! Ату его, ату!
Пинцет повторно сомкнулся на изворотливом поганце. Но на этот раз Борис не стал опрометчиво рвать с плеча, а осторожно и аккуратно потянул его наружу.
Медленно и неохотно волос сдвинулся с мёртвой точки. Сначала на миллиметр. Потом на два. Борис возликовал. Он даже тихонько замурлыкал одними губами какой-то несуразный бравурный марш.
Тем временем волос показался уже на пол сантиметра.
В ужасе Борис продолжал и продолжал тянуть из себя бесконечный волос. А тот всё никак не обрывался. Как тягучая неловкая пауза в неприятном и постыдном разговоре.
Гневные голоса за дверью отдалились и сделались еле различимы. Вода из крана перестала журчать, птицы за окном замолкли. Борис вдруг очутился в каком-то совершенно другом месте. Он словно бы спускался вниз по длинному канату в тёмный бездонный колодец. И с каждым движением руки свет над головой удалялся всё дальше и дальше и постепенно мерк. Пока в какой-то момент окончательно не схлопнулся над головой со звонким всплеском.
И тогда Борис безвольно выронил пинцет из ослабевших пальцев и мягко осел на кафельный пол.
***
Борис очнулся в тесном купе мчащегося на бешеной скорости куда-то в неизвестность поезда. Вагон неистово трясло и мотало из стороны в сторону. И ещё повсюду стоял этот низкий и заунывный гул, от которого выворачивало наизнанку все внутренности. Он исходил от стен, перегородок, от потолка, от чёрного прямоугольника прохода, ведущего в слепую пещеру коридора. Раздвижная дверь беспомощно билась в пазах вперёд-назад и никак не могла ни открыться, ни закрыться полностью.
Это похищение, мелькнула первая мысль в голове у Бориса. Он не знал, кем и для чего, но почему-то был полностью уверен, что это было именно похищение. Для начала, скажем, из страха. Он открыл что-то по-настоящему стоящее. И за это с ним решили поквитаться, закрыть ему рот.
Борис с трудом разлепил пересохшие губы и издал слабый хрип. Преодолевая боль в затёкшей шее, он повернул голову на бок и осмотрелся.
Окно в купе было почему-то наглухо задраено, отчего внутри стояла кромешная тьма. Только пара огоньков нервно перемигивалась друг с другом на рёбрах соседних полок. От их заупокойного света делалось только темнее. На самой верхней полке кто-то лежал без движения.
— Э-э-эй!— Слабо позвал Борись, удивившись своему обессилевшему до истончённости голосу.
Судя по коротким светлым волосам и стройной фигуре, то была женщина. Она была завернута в тонкий белый саван, и только правая нога бледным пятном выглядывала из прорезанной сбоку щели. Тело женщины трясло и подбрасывало в такт скачущему в бешеном галопе купе, нога ходила ходуном во все стороны.
На средней полке никого не оказалось. С нижней на пол свисал белый мятый саван и болтался беспорядочный колтун проводов. Лампочки на ребре тревожно вспыхивали ядовито-красным светом.
Борис провёл шершавым языком по пересохшим губам и нёбу и глянул вниз на свои ноги. От пяток до самого подбородка его так же укрывал белый саван, худые руки жалко высовывались из проделанных сбоку щелей. С правой стороны из стены к груди тянулись провода, а из предплечья торчала одинокая трубка капельницы.
Всё это время из коридора доносились далёкие глухие удары. Тишину разрывали резкие хлопки и слышались приглушенные гневные вопли. Но неожиданно к ним добавился новый отчётливый звук. Борис перестал копошиться, пытаясь высвободиться из пут, весь напрягся и нервно повёл ухом к проходу.
По коридору кто-то торопливо бежал, звонко и задорно шлёпая голыми пятками по гладкому клеёнчатому полу. Шаги медленно и неуклонно приближались, пока резко не оборвались где-то у самого входа в купе. Кто-то настороженно замер за стенкой, прислушиваясь к происходящему внутри.
Глаза Бориса в ужасе расширились, он с трудом затаил дыхание, уронил голову на плоский лежак и что есть силы сомкнул веки, чтобы ни коим образом не выдать себя. Сердце гулко застучало в груди, заглушая непрекращающийся монотонный гул. Так прошла секунда, другая.
Неясная тень, ещё мрачнее кромешной темноты, окружавшей её за спиной, быстро заглянула в купе и попала в слабый свет невесело мигающих огоньков. Прямо на Бориса глянула пустота.
Повисла тягучая пауза. Потом раздался дикий рогот. Кособокая фигура, угловато кривляясь, выскользнула обратно в коридор и понеслась себе дальше под задорный плеск босых ног.
Борис судорожно выдохнул сквозь сжатые губы, торопливо разодрал спеленавший его белый саван, приподнялся на локтях и принялся срывать с себя провода на липучках и беспорядочно откидывать их в разные стороны. В конце он аккуратно вынул иглу катетера и избавился от капельницы.
— Ладно,— подбодрил сам себя Борис, согнув руку в локте, чтобы остановить кровь.— Это ничего. Это ладно. Как-нибудь и с этим разберёмся.
Вцепившись одной рукой в края лежака, чтобы не упасть, Борис спустил ноги вниз и, сгорбившись, неуверенно сел. Его ступни с ходу угодили в какую-то липкую жижу, разлитую по всему полу. Борис чертыхнулся и поднял поочередно к мигающим огонькам то одну, то другую пятку. В тусклом свете они показались ему чёрными.
Чёрт знает что.
Глухие удары и крики зазвучали ближе и тревожнее. Кто-то уже вовсю топал ногами по потолку над самой головой у Бориса. Там что-то тяжело падало и куда-то катилось по полу.
Купе тряхнуло сильнее. Борис привстал, но поскользнулся на разлитой по полу жиже и едва не нырнул носом вниз в проход. В последний момент он сумел удержаться, едва коснувшись пальцами пола.
Поднеся измазанные пальцы к носу, Борис осторожно принюхался. В нос ударил резкий металлический запах. Это была кровь. Его едва не стошнило. Он принялся нервно вытирать испачканные пальцы о белый саван, но замер и с тревогой прислушался к происходящему в коридоре.
Оттуда послышались едва уловимые шлепки крадущихся босых ног. Они доносились с той стороны, куда недавно скрылась зловещая фигура.
Превозмогая брезгливость и с трудом удерживая равновесие на скользком от разлитой крови полу, Борис подобрался к выходу, с усилием попридержал рукой бившуюся в конвульсиях дверь и одним лишь краем глаза осторожно выглянул наружу.
Справа и слева вдаль слепо уходил казавшийся бесконечным коридор. Все окна были зачем-то наглухо задраены. Возможно, их не было и вовсе. В этом Борис не был уверен. Кое-где в распахнутых настежь купе перемигивались красные и жёлтые огоньки. Больше красных огоньков. И только справа вдалеке из одного прохода лился слабый голубоватый свет. Он узкой полоской падал на глухую бежевую стену напротив. На мгновение в этой полоске промелькнула извивающаяся в странном танце уродливая фигура. Она на миг замерла с диким, осоловевшим выражением на лице и, поняв, что её раскрыли, резко ускорила шаг, нырнув в темноту по направлению к Борису. В руке её тускло блеснул огромный столовый нож.
Борис резко отпрянул назад, в панике осмотрелся по сторонам и стал лихорадочно рвать ногтями непослушную дверь, безуспешно пытаясь её закрыть. У двери почему-то не оказалось ручки. Борис кожей чувствовал, как безумец подбирается всё ближе и ближе. Голые пятки соскальзывали в луже крови, Борис хватался за полки, словно тонущий в полынье человек, думая, как бы не свалиться. Дверь упорно не поддавалась. Давясь сухой слюной, в глупом отчаянии Борис принялся лупить по ней кулаками.
И неожиданно дверь сдалась. Она сама собой плавно соскользнула в сторону и с лёгким шипением зашла в пазы. Щёлкнул невидимый замок. Борис в изнеможении уронил голову на гладкий пластик.
И в этот самый миг снаружи дверь потряс страшный удар.
Сжатые зубы пронзила острая боль. Борис резко отпрянул. За тонкой перегородкой он различил нечеловеческое шипение и досадный рык, переходящие в злобное причитание. Удары понеслись с новой силой. Заскрежетало по твёрдому пластику острое лезвие ножа.
Зеркала на двери, какое обычно бывает купе, не оказалось. Борис опёрся локтем о край лежака и в глухом отчаянии схватился за голову. Его роскошная шевелюра ловеласа куда-то испарилась. На её месте оказался колкий ёжик арестанта.
Рука Бориса скользнула по полке и наткнулось на что-то мягкое и податливое. Холодея от ужаса, Борис ощупал находку, а после взял и притянул ближе к глазам. В мрачном свете вспыхивающих и гаснущих огоньков Борис разобрал очертания чьей-то оторванной руки.
Снаружи психопат принялся тяжело биться о дверь всем телом, шипя и изрыгая невнятные ругательства на непонятном языке. Дверь кряхтела и трещала под тупыми увесистыми ударами. Но не поддавалась.
Борис с омерзением отбросил мертвую руку, вытер ладони о порядком перепачканный саван и рухнул, не глядя, на свою койку. Он стал в отчаянии кусать ногти, сверля взглядом одну точку. Какофония из протяжного гула, тяжелых лязгающих ударов над головой и яростного шума ломящегося в купе психопата слились в один засасывающий водоворот. Не в силах больше этого выносить и желая отгородиться от происходящего, Борис просто закрыл лицо ладонями и начал раскачиваться взад-вперёд. Но что-то почувствовал под пальцами и остановился.
Лоб его был испещрён странными вертикальными шрамами, похожими на штрих код.
Борис перестал изучать шрамы кончиками пальцев и в страхе стал ощупывать всё лицо. Все остальное было на месте. На подбородке Борис наткнулись на что-то жесткое и короткое. Не особо задумываясь, он вцепился в это ногтями и машинально дёрнул наружу. И лишь в последний момент понял, что это был тот самый злополучный волос.
Оглушительный шум вокруг вдруг резко оборвался, и наступила зловещая звенящая тишина. А вместе с тишиной сверху на голову тяжёлым хламом с антресолей обрушилась кромешная тьма.
***
Следующее, что осознал Борис, была вязкая и холодная жижа, в которую он был погружён с головой. Кровь гулко стучала в ушах, глотку распирало и саднило от чего-то толстого и гладкого, с силой запиханного туда до самого желудка. И дико болела голова, как с неимоверно тяжёлого похмелья.
Борис попытался разлепить хотя бы один глаз и оглядеться по сторонам, но набухшие веки спеклись намертво.
Жутко воняло медициной. От этого запаха делалось ещё невыносимей. Тошнота тугим комком подкатывала к горлу, и облегчить эту муку не было никакой возможности из-за торчавшего в глотке зонда.
Борис замер и забился рыбой на мелководье. Он желал освободиться от невидимых оков, связывавших его по рукам и ногам. Из набитого битком рта вырвался протяжный хрип, словно у животного, безнадёжно увязшего в болоте. Тело его было парализовано ниже подбородка, и он не мог пошевелить даже кончиком пальца.
Так меня всё же похитили? Усыпили? Покалечили? Где я теперь?!
В голове промелькнуло жуткое видение купе в свете мигающих красных лампочек. Оно, словно дурной сон, пронеслось через рассудок. Протяжный гул, глухие удары в дверь и вопли неведомого психопата.
На нас напали террористы, болезненной вспышкой промелькнула новая мысль! В здание врезался самолёт с полными баками горючего, и все погибли! Именно так! Сгорели заживо, были погребены под бетонными обломками. Выжил я один, но впал в кому. И мне приснился долгий кошмар про мчащийся поезд. Прошло 30 лет, и все, кого я знал и любил, давно состарились или умерли!
Под закрытыми веками у Бориса навернулись слёзы. Он мысленно тряхнул головой, отгоняя апокалиптические видения, и снова постарался раскачаться из стороны в сторону, издавая хрипы и стоны. Э-эй вы, там! Я очнулся! Я здесь! Поскорее вытаскивайте меня отсюда!
Что с Софией? Где она теперь? Что с работой? А друзья?
Измотанный бесплодными попытками освободиться и хоть что-нибудь понять, Борис постепенно впал в забытьё. Перед глазами всплыла щегольская физиономия Упыря. “Ты нас действительно всех порвал!”— Издевательски харкнула она прямо в лицо Борису. И раскатистый хохот заметался в уголках воспаленного мозга. Странно извиваясь, Упырь стал угрожающе приближаться. В руке у него блеснул узкий кухонный нож. Раздался скрежет металла о пластик, и пронзительно запахло свежей густой кровью. А потом хохот звонко лопнул, как надутая жвачка. И вот перед Борисом уже старательно работал челюстями Козырь. Он молча и внимательно изучал лицо приятеля. Затем так же молча развернулся и стал куда-то удаляться. Борис беспомощно протянул за ним руку вслед, пытаясь ухватиться за одежду скрюченными пальцами. Но это был уже не Козырь. Это была София! Не оборачиваясь, она печально опустила голову и скрылась в темноте дверного проёма. Белое длинное платье тихо прошелестело полами. А следом за ней из этой темноты вдруг выскочило Начальство, схватило Бориса за пуговицу и вытянуло за неё на яркий свет.
Борис не знал, сколько прошло времени с момента его первого пробуждения. Может минуты. Может часы. Может дни.
Что-то переменилось за киселеобразным саваном над головой. Сквозь розовые сомкнутые веки Бориса ослепил резко вспыхнувший свет. Раздался клокочущий рёв, и липучая жижа, в которой плавал Борис, с чавканьем потекла вниз по бокам, обнажая его жалкое тело с пролежнями. Прозрачная крышка со вздохом приподнялась и отъехала в сторону.
Сначала Бориса пронзил обжигающий холод, еще более злобный, чем тот, что исходил от смердящего лекарствами киселя. Потом лицо обдало плотной струёй тёплой воды. Струя спустилась вдоль туловища, омывая его целиком. Следом за водой в лицо ударил поток сухого горячего воздуха. Невидимые тиски, сковывавшие виски, ослабли, от чего Борис стал слышать гораздо лучше. Пространство вокруг наполнилось гулкими звуками незнакомого, но, по ощущениям, огромного помещения.
Кто-то массивный колдовал сверху над Борисом. Что-то методично шипело, позвякивало и пикало, повизгивали сервомоторы. Веки Бориса поочередно развели холодные металлические пальцы, и в каждый глаз закапали по две капли жгучего препарата. На секунду Борис ослеп— поначалу от яркого света, потом— от разлившегося под веками огня. Но постепенно боль сошла на нет. И Борис смог с усилием приоткрыть один глаз. Морщась от боли, он попытался разглядеть своего благодетеля.
Над ним нависло нечто массивное, очертаниями напоминавшее огромного богомола. Силуэт был расплывчатым. Существо блестело белыми полированными боками. Его клешни, не переставая, орудовали над обездвиженным телом. Пять светящихся глаз на тонкой суставчатой шее внимательно разглядывали лицо Бориса. На белом гладком плече механизма бледнел неясный красный значок в виде окружности.
— С пробуждением, Борис-49732.— Произнесло существо мягким интимным голосом, в котором чувствовались едва заметные шершаво-металлические нотки.— Сейчас 01:23 общепалубного времени.
“А год, какой сейчас год?!— первым делом захотелось закричать Борису. Но вместо слов у него вышло лишь неопределенное мычание.— О каких палубах идёт речь? Что за палубы могут быть в больнице? Я что, оказался на каком-то корабле?”
Существо замерло и вопросительно уставилось на Бориса. Потом, словно спохватившись, виновато всплеснуло руками и наклонилось ближе.
— Сейчас будет немного неприятно. Надо потерпеть.— С этими словами богомол ухватился за зонд и что-то ещё позади Бориса и быстрым точным движением извлёк всё это из него.
Бориса словно сняли с шампура. Его едва не вывернуло наизнанку. Он зашёлся в диком кашле, от чего горло, раздираемое болью на лоскутки, перестало дышать.
Существо откинуло зонд в сторону, и, чтобы успокоить бившегося в конвульсиях Бориса, стиснуло стальной рукой ему рот и торопливо впрыснуло в глотку сладковатый спрей. По телу растеклось блаженное успокоение. Борис сделал глубокий свистящий вдох и облегчённо уронил голову на лежак.
— Произошёл нештатный выход из гибернации.— Протокольным тоном сообщило существо-богомол, сверкая на Бориса красными пятнами глаз.— Причины выясняются. Вы будете возвращены обратно в сон в самое ближайшее время. Нет повода для беспокойства. А пока вам следует расслабиться.
Голосовые связки не слушались Бориса. Он боролся с подступающим кашлем и не мог вымолвить ни слова. Он только глупо глядел на существо налитыми глазами. Какой, черт побери, год? Зачем в сон? Разве мало он проспал? Или лечение не закончено? Что в конце концов приключилось?
— А пока вы будете направлены в отдельную палату.— Существо-богомол ещё раз сверкнуло пятью глазами и посмотрело куда-то в сторону.
Лежак под Борисом пришел в движение, плавно поднимаясь вверх.
Борис почувствовал, как к конечностям постепенно возвращается чувствительность. Сначала судорога пробежала по левой икре, потом по правой ноге. Дернуло одну руку ниже локтя, затем другую у плеча. Вместе с тем холод становился нестерпимым.
Существо ловким движением приподняло трясущегося от озноба Бориса и в два приёма завернуло до самого подбородка в тонкий прочный саван. Затем Бориса переложили на гладкую каталку, повернули боком и сделали укол.
Лежа на боку, Борис краем глаза успел заметить плотный ряд овальных капсул, накрытых сверху прозрачными крышками. Капсул было несчётное количество. Они бесконечными цепочкам разбегались в темноте во все стороны. Кое-где от них к потолку поднимался пар.
В ближайшем к Борису коконе кто-то безвольно болтался в желеобразном бульоне, скрючив беспомощные посинелые руки на груди. От неподвижного тела тянулись многочисленные трубки, изо рта торчал толстый чёрный зонд, а из заднего прохода— внушительный калоприёмник. Борис даже успел порадоваться, что толком не чувствует ничего ниже пояса.
Кажется, то была женщина. Хотя трудно было сказать наверняка. Волос на голове у неё не было. Ровно как и бровей. И ресниц. Ещё Борис прочёл часть надписи на сияющей ровным зелёным светом информационной табличке. Символы ему поначалу показались незнакомыми. Он никогда не встречал таких раньше. И тем не менее каким-то образом он смог их разобрать. На табличке было выведено “Со…”
Дальше Борис прочесть не успел, потому что незаметно для себя провалился в глубокий сон, уронив голову на мягкую подложку.
Робот-богомол перекатил Бориса на спину, подхватил каталку и величественно потащил её среди бесконечных ровных рядов, состоящих из однотипных капсул, сияющих ровным приглушенным светом, с бегающими разноцветными огоньками на черных панелях управления.
***
Борис резко подскочил на узкой кровати и сбросил с себя тонкое покрывало, противно шуршащее крахмалом. В изголовье слабо зудел поблёскивающий зелёным экраном аппарат жизнеобеспечения. Чуть поодаль на уровне ног маячил желтоватым кругом ночник, обозначавший вход в ванную комнату. Комната была маленькой. И было необычайно тихо.
Борис свесил ноги с кровати и тут же резко вздёрнул их наверх. А после медленно опустил и осторожно нащупал пальцами пол. Пол был тёплым и шершавым. И абсолютно сухим.
Борис тряхнул головой и прочистил мизинцем ухо, избавляясь от протяжного гула и остатков видения пляшущего и скачущего на огромной скорости купе.
От аппарата жизнеобеспечения к тонким рукам Бориса тянулись многочисленные провода. Борис неловко попытался избавиться от них, но пальцы не слушались. Они странным образом скрючивались и хватали воздух. Неожиданно после нескольких бесплодных попыток провода отцепились от Бориса сами собой и змеями уползли в специальную нишу на стойке. Аппарат недовольно булькнул и отключился. Стало совсем тихо.
Тяжело поднявшись с кровати, Борис на неверных ногах побрёл на свет ночника, зябко кутаясь в просторную больничную накидку. В горле саднило от сухости. Голова раскалывалась на части. Во рту было необъяснимо странно. Будто там чего-то не хватало. Но Борис решил пока не придавать этому значения. Он страшно хотел пить.
В полутёмной ванной Борис огляделся в поисках выключателя. В скудном свете ночника белел странной формы унитаз и словно вросшая в стену раковина. Над ней бледнело массивное зеркало с неясным отражением Бориса.
Не найдя выключателя, Борис просто двинулся дальше. И тут же весь потолок вспыхнул ярким молочным светом. От неожиданности Борис зажмурил глаза и схватился за стену. Он на ощупь добрался до крана, коснулся его пальцами и пустил воду. Судя по всему, всем тут управляли сенсорные датчики. Пронзительный свет резал сухие глаза. Борис набрал полную пригоршню ледяной воды, сделал жадный глоток и с наслаждением погрузил в неё опухшее со сна лицо. Оно показалось Борису неприятно странным на ощупь. Борис осторожно ощупал лоб, но тот был абсолютно гладким. Тогда он убрал ладони от лица и, щурясь в слепящем свете, взглянул на своё расплывчатое отражение в зеркале. И обмер.
— Мама.— Пробормотал Борис.
Из зеркала на него глянула абсолютно лысая голова страшной резиновой куклы. На гладко выбритом черепе не было и следа волос. Голые надбровные дуги нависали над лишенными ресниц веками. Борис перевёл взгляд на свои ладони и с недоверием повертел ими перед глазами. Ногти исчезли. Уродливые кончики пальцев напоминали сморщившиеся грибы. Но больше всего Бориса поразил его словно провалившийся внутрь рот. Замирая от недоброго предчувствия, Борис по-обезьяньи оттопырил губы и осторожно раскрыл рот пошире. Как он и предполагал, там не оказалось ни единого зуба. Только гладкие голые дёсны. Пребывая в оцепенении, Борис скосил глаза к краю раковины, где в стакане воды совершенно обыденно болтались две розовые старушечьи вставные челюсти.
— Мама.— Снова в ужасе пробормотал Борис и мягко рухнул на пол, с хрустом стукнувшись лбом о край раковины.
Через какое-то время лампы на потолке погасли. И перестала журчать вода.
***
Борис устроился за два ряда от раздаточного прилавка, непринуждённо закинув ногу на ногу в лёгком сланце, повисшем на перемычке между двумя пальцами. Он меланхолично поглощал привычный обед, время от времени подслеповато щурясь на огромный экран под потолком.
За широким жестяным прилавком суетился дежурный робот, чем-то похожий на короткий пухлый карандаш. Гибким манипулятором он ловко хватал из стопки по левую от себя сторону подносы, тщательно полировал и без того до блеска начищенный металл и переносил их в другую стопку, на этот раз по правую от себя руку. Стопка отполированных подносов быстро росла. И когда она наполнялась до верху, робот продвигал конвейер назад, и подносы исчезали в тёмной нише в белой стене.
Вовсю работали кондиционеры. Освежающий поток приятно поддувал в просторные рукава и штанины серой фланелевой робы с наклеенной на груди биркой: “Борис-49732”.
За спиной Бориса на сколько хватало глаз раскинулось огромное пространство столовой. По ощущениям, оно могло вместить не меньше пяти тысяч человек за раз. Между близко расставленными столами деловито суетились роботы-полотёры, дезинфицируя и надраивая до блеска и без того начищенный до зеркальной белизны твёрдый плиточный пол.
Борис привычным движением поправил вставную челюсть, безразлично подковырнул ложкой розовое желе на стоящем перед ним подносе с секциями и снова пустым взглядом уставился на широкий проекционный экран, висящий прямо над головой.
Рекламно-пропагандистский ролик как всегда оборвался на фразе: “… первая партия отправилась в путешествие уже в…” и снова начался с заставки, изображавшей незамысловатый логотип, чем-то смутно знакомый Борису. С головой после пробуждения у него всё еще было неважно.
Такое происходило с самого первого дня, как Борис появился в столовой. Ролик заело на одном месте, и один и тот же фрагмент повторялся снова и снова. Борис пытался добиться от одного из карандашей за прилавком, чтобы трансляцию отключили к чёрту, но карандаш лишь непонимающе таращился на Бориса синими кляксами глаз. Борис просил о том же Стюарда. Но Стюард на голубом глазу заявлял, что это не входило в его компетенцию и что об этом надо просить персонал столовой. Круг замкнулся.
“Сотни тысяч инженеров на всём необъятном пространстве Конгломерата Свободных Поселений не покладая рук трудились над осуществлением грандиозного плана по первому межзвёздному перелёту.— Начал знакомое вступление вкрадчивый голос на фоне колышущегося белого полевого цветка во весь экран.— После ограниченного применения термоядерного оружия во имя мира и стабильности, жизнь на Земле превратилась в сущий кошмар для миллионов людей, не пожелавших поступиться своей свободой и независимостью. В стремлении ограничить выбор наших свободолюбивых граждан Объединённый Альянс запустил коварную программу по освоению ближайшей звёздной системы. И хотя за Альянсом стояла вся мощь его промышленности, основанной на рабском труде и эксплуатации природных ресурсов порабощённых колоний по всей Солнечной системе, Конгломерат доказал преимущество своей модели развития и первым вырвался к звездам. Сотни кораблей устремились к ближайшей звезде Альфа Центавра, неся на своём борту до сотни тысяч новых колонистов каждый— так называемый прогрессивный посев.”
Борису захотелось заткнуть уши, но деваться ему было некуда. Обеды в одиночестве в замкнутой каюте ему давно опостылели. Бесконечные капельницы, уколы и физиопроцедуры остались позади. Порции лекарств, которые он должен был поглощать ежедневно, постепенно уменьшались. Это немного улучшило его самочувствие. Голова стала соображать намного яснее. Как только он смог более-менее сносно передвигаться, он принялся скитаться по кораблю в поисках ответов на вопросы и просто чтобы отвлечься от мрачных мыслей. Депрессия не отпускала его все эти дни. Он ежедневно наведывался в Инкубатор, откуда его извлекли после пробуждения.
У капсулы Софии он падал на колени, клал голову на прозрачную крышку и так подолгу оставался без движения. За киселем поддерживающего раствора он почти не угадывал её черт и не узнавал её. Ему было странно ощущать себя принцем, склонившимся над гробом спящей красавицы. Хотя по-настоящему умер он, а она продолжала жить где-то там в невидимом мире. Никогда бы не подумал, что мёртвому может быть гораздо тяжелее, чем живому. Борис тяжко вздыхал и подавлял невольно вырывающийся всхлип. Он всё ещё был слаб, и новые переживания не добавляли ему сил.
Как обычно, на его плечо ложилась твердая рука Стюарда.
— Вам не стоит бывать тут так часто.— Наставительно произносил Стюард, мерцая зелёными глазами-кляксами.— Это отрицательно сказывается на вашем психо-эмоциональном и физическом состоянии.
Борис всё это понимал. Но иначе он не мог. В пустоте и холоде огромного сомнамбулического корабля-призрака ему позарез необходимо было хоть что-то знакомое, на что можно было бы опереться. Спасительная соломинка посреди океана кромешной черноты и холода.
— Когда меня вернут обратно?— Без особой надежды снова и снова вопрошал Борис.
— Работы над этим ведутся безостановочно.— Каждый раз заверял его Стюард.— Нет причин для беспокойства.
“Главной проблемой долгого межзвёздного перелёта,— продолжал уже бойкий голос диктора.— Стало сохранение психо-эмоционального состояния путешественников. Нельзя было повторить ошибок, допущенных во времена раннего бума колонизации Солнечной системы, когда долгосрочное пребывание в замкнутом пространстве вело к обострению психических состояний у путешественников, что, в свою очередь, приводило к самым печальным последствиям. И даже первые эксперименты по гибернации не приводили к желаемому результату.”
На экране всплыло изображение узкого тесного коридора со стенами, покрытыми мягкой бежевой обивкой, снятое камерой наблюдения. Внезапно в кадр врывалась толпа беснующихся людей, облаченных в одинаковые безликие космические комбинезоны. В воздухе замелькали металлические трубы, в ход пошли стулья, молотки и бутылки. Люди падали, хватаясь за животы, за разбитые головы, за другие части тела, и больше не поднимались.
Затем изображение сменялось. Еще один корабль. Кто-то в углу за креслом, согнувшись на коленях, методично молотил другого по голове. Тело на полу уже не подавало признаков жизни, лицо превратилось в окровавленную кашу. Только ноги в лёгких спортивных туфлях продолжали вздрагивать в такт ударам. А человек сверху продолжал наносить своей жертве тяжелые удары кулаком, обёрнутым в увесистую перчатку от рабочего экзоскелета. Ещё двое в ужасе жались к стене под камерой и безуспешно пытались привлечь чьё-то внимание по ту сторону экрана.
Потом Борис увидел, как на следующем корабле кто-то босоногий, с перекошенным злобным безумием лицом подбирается к камере с зажатым в руке страшным кухонным ножом, и изображение сменялось помехами.
Наконец, на последних кадрах было видно как величественная станция-корабль, объятая ядерным пламенем, тяжело накреняется на бок и начинает медленно падать на поверхность Ио.”
Слоняясь по кораблю, Борис натыкался на всё новые и новые запреты. Однажды Борис набрел на капитанский мостик. За толстыми стеклянными дверями вдалеке чернела блеклая сфера Главного Навигатора. Борис прислонился лицом к холодному стеклу, сплющив нос. Мониторы по обоим бокам мостика перемигивались змейками строк, поблескивали разноцветные лампочки. На пустующих креслах копилась многолетняя пыль. Впереди за Навигатором чернел голодной пустотой открытый космос. Но дальше стеклянных дверей проникнуть Борису не удалось.
— Сколько мы уже летим?— Безуспешно пытался выведать у Стюарда Борис.
— Эта информация вас не касается.— Невозмутимо отвечал Стюард.
— Отчего такая скрытность? Сколько человек на борту?
— Корабль рассчитан на 100000 пассажиров.
— Рассчитан?
— Да, но некоторых мы, к сожалению, уже потеряли.
— Сколько? Или это тоже страшный секрет?
Стюард секунду поразмыслил.
— Не больше 3%. Всё в пределах допустимого.
— И какой расчетный процент потерь за всю миссию?
Но Стюард лишь покачал головой и игриво погрозил Борису пальцем. Ты хитёр, но я хитрее.
Не пустили Бориса и в блок, отвечавший за производство еды и питательных веществ. Он был спрятан за глухими непроницаемыми дверьми с многочисленными табличками, предупреждающими про допуск, биологическую опасность и соблюдение санитарных норм. Само собой, путь Борису оказался закрыт и к силовой установке.
— Когда же меня наконец вернут в гибернацию?— Раздосадованный Борис не мог найти себе места.
— Терпение.— Продолжал увещевать его Стюард.
Борис отложил ложку и брезгливо отодвинул от себя поднос с разложенной по желобам аморфной массой. Жидкая кашица, желе, еще желе. Аппетита больше не было. Борис опустил на пол ногу в сланце, уперся в стол локтями и устало провел ладонями по голове. И вздрогнул. Отнял руки и озадаченно поглядел на них. Он никак не мог привыкнут к своему новому облику. У него не оказалось ни волос на голове, ни бровей, ни ресниц. Ни единого волоска на теле. Фолликулы были удалены лазерной хирургией.
— Это из санитарных соображений.— Был ответ Стюарда.— Волосы и ногти продолжают расти даже у покойников. Тут некому заниматься стрижкой и обрезанием ногтей. Или лечить зубы. От кариеса до сепсиса рукой подать. Да и не простая это задача, если тело лежит в формалине под крышкой.
— А что у меня с глазами?
— Кристаллики удалены и заменены искусственными. Чтобы избежать катаракты. Космическая радиация!
“Но решение было найдено!— Голос диктора возвысился до триумфального крещендо. Заиграла бравурная музыка. По экрану побежали стройные ряды гибернационных капсул. Сотни, тысячи, десятки тысяч однотипных коконов с прозрачными крышками.— Глубокий сон. Гибернация. Но не просто сон, а сон в симуляции. Все путешественники получили возможность жить совершенно нормальной человеческой жизнью в ограниченном мире Умной Симуляции. Упор был сделан на традиционные ценности: Бог, семья, работа. По задумке, в симуляции человек должен пребывать в гармонии с природой и самим собой. Размеренный и проверенный веками образ жизни, лишенный стрессов и соблазнов современного мира, поможет сохранить путешественнику рассудок, в то время как тело его будет нестись сквозь космическую пустоту с огромной скоростью.”
Бравурная музыка сменилась тревожным мотивом.
“Но у всякого решения существуют своя цена.”— Голос диктора перешёл на сурово-трагический тон.
Борис ещё раз провёл ладонью по гладкому черепу, ощупал почти зажившую шишку на лбу и флегматично вернулся к своей опостылой еде.
***
Наступило очередное безрадостное утро. Проезжавший мимо обеденного зала Стюард увидал сгорбившегося за далёким столом Бориса и резко свернул внутрь. Он проколесил на своём волшебном шаре мимо суетящихся роботов-уборщиков и замер за спиной у Бориса, покачиваясь.
Обернувшись и увидав Стюарда, Борис помрачнел ещё больше.
— Как ваши дела, Борис-49732?— Дежурно поинтересовался Стюард.
Борис еще раз глянул на робота исподлобья и коротко бросил:
— Пока не родила.
Стюард задумался на мгновение, переваривая ответ.
— Я уже говорил вам, что не стоит грубить.— Глаза Стюарда мерцали ровным зелёным светом.— Это не идёт на пользу ситуации. Вам не понравилась сегодняшняя еда?
Борис скорчил кислую рожу.
— Я просил выключить эту белиберду.— Вместо ответа зло ощерился он и кивнул в сторону большого экрана, где уже в третий или в четвёртый раз за утро начинался один и тот же рекламно-пропагандистский ролик.— Или хотя бы смените пластинку.
— Я вам уже говорил, что это не в моей компетенции. Поговорите с местным персоналом.
— Они не отвечают. Может, вы с ними поговорите?
— Они мне не подчиняются.
— А кому?
— Вероятно, Распорядителю. Или Навигатору.
— Тогда отведите меня к одному из них.
— Это невозможно. Навигатор не занимается приёмом рядовых членом экспедиции. Ровно как и Распорядитель. Это нарушение субординации. Кроме того, Навигатор чрезвычайно занят. В его ведении находится пилотирование целого корабля. А у Распорядителя— сотня тысяч пассажиров на борту и десяток тысяч кают. Не говоря уже об оранжерее, медчасти, складах…
— Тогда кто этим занимается?
— Если у вас есть какие-либо вопросы, то вы всегда можете обратиться с ними ко мне.— Невозмутимо сообщил Стюард.
— Я хочу, чтобы вы выключили этот чёртов экран и позволили мне спокойно принимать тут пищу! Разве я многого прошу?
— Это не в моей компетенции.
Борис издал стон и почувствовал, что закипает, но сдержал себя из последних сил.
— Так. Понятно. О наших делах можно не спрашивать?
— Лучше, если вы перестанете задавать один и тот же вопрос каждый раз как мы с вами видимся.— Тон Стюарда стал раздраженным и нравоучительным.— Вы первым узнаете, как только всё будет готово. Вас пригласят в медицинский блок для подготовки ко сну.
— Так, понятно.— Повторил Борис, с шумом отъехал назад и поднялся на ноги. Стальные ножки стула с визгом проехались по надраенному до зеркального блеска напольному покрытию.
Стюард продолжал невозмутимо возвышаться напротив Бориса, мерно покачиваясь но своём шаре. Борис зыкнул на него близорукими глазами и чеканным шагом направился к выходу. Роботы-уборщики брызнули из-под ног врассыпную. У самого выхода Борис демонстративно схватил ближайший стул, бросил многозначительный взгляд на Стюарда и покинул зал.
Стюард хмыкнул, но не придал большого значения демаршу Бориса. Он замер на месте, общаясь с другими блоками корабля.
Роботы-полотёры пришли в себя и с удвоенным рвением ринулись подтирать пол вслед за удалившимся Борисом. Робот-раздатчик плавно выкатился из-за прилавка и забрал поднос с недоеденной едой. Заодно он аккуратно задвинул стул и тщательно вытер со стола оброненные капли.
Когда через три минуты по кораблю прокатилась общая тревога, Стюард всё так же стоял, замерев на том же самом месте у стола. Повсюду вспыхнули красные проблесковые маячки, что говорило о высшем уровне опасности.
Ошарашенный Стюард встрепенулся, прослушал сообщение по внутренней связи и стремглав устремился к Капитанскому Мостику.
Примчавшиеся первыми на сигнал тревоги три охранника уже рассредоточились и медленно подкрадывались к Борису.
Борис еще раз с размаху залепил стулом в мощные стеклянные двери, преграждавшие ему путь на Мостик, и со звоном уронил его на пол стальными ножками, окончательно запыхавшись. Он исподлобья оглядел собравшихся вокруг охранников и уставился на своё тёмное отражение в толстом бронированном стекле. Массивные двери даже не шелохнулись. На них не осталось ни царапины. Внутри на всех панелях истерически мигали красные тревожные кнопки, лихорадочно подскакивали кверху бегунки, зашкаливали нарисованные стрелки.
— Да тихо вы!— Выругался на них раздосадованный Борис.
Охранники, похожие на три черных коротких огурца, окружили Бориса. Красные блики сигнализации весело плясали на их дородной лакированной броне.
Борис собрался с силами и неожиданно наотмашь рубанул стулом по воздуху, описав им широченный полукруг. Он рассчитывал одним ударом раскидать всех охранников, как кегли. Металлические ножки просвистели в миллиметре от чёрных гладких боков. Охранники дружно отпрянули назад, но не отступили.
Выкатившийся из дверей скоростного лифта Стюард тут же взял ситуацию под свой контроль.
— Обездвижить. Не навредить. Изолировать в каюте.— Коротко распорядился он.
Борис предпринял ещё одну отчаянную попытку достать стулом всех охранников сразу. Они опять легко увернулись, но на этот раз не остались на месте, а тут же набросились на Бориса и зажали своими телами так, чтобы тот не смог даже вздохнуть. Стул выпал из ослабевших рук и перекатился на бок. Борис почувствовал короткий удар электрошоком. Охранники расступились, и Борис свободно рухнул на пол лицом вниз, разбрызгивая вокруг себя слюну. Вставные челюсти вылетели изо рта и, щёлкая, проскользили по гладкому покрытию несколько метров.
— Под замок!— Коротко скомандовал Стюард.
Двое охранников подхватили обмякшее тело Бориса под мышки, третий взялся за ноги своими юркими манипуляторами, и втроём они поволокли его по направлению к лифту, включив проблесковые маячки.
Стюард озабоченно подобрал с пола челюсти Бориса, подцепил на локоть погнутый стул, как дамскую сумочку, бросил короткий оценивающий взгляд на прозрачные бронированные двери Капитанского Мостика и направился следом за охранниками к лифту.
Из щелей внизу стен незамедлительно повылазили роботы-уборщики и взялись старательно удалять следы недавней борьбы.
***
Наступил еще один ничем не примечательный день. Как обычно в 06:00 часов общепалубного времени гладкие стены каюты засияли невыразительным светом, и помещение наполнилось ароматами утреннего леса. Невидимые птицы защебетали скрежещущими голосами. Борис много раз просил отключить их, потому что его раздражал этот фальшивый звук, лившийся из невидимых динамиков между стыками стен. Почему-то в этом мире не знали, как поют настоящие птицы. Результат был предсказуем.
Борис сел, свесив ноги с кровати и всё еще кутаясь в тонкое покрывало. Было зябко. Климатическая установка работала исправно. Можно было бы увеличить температуру, но, по вескому утверждению Стюарда, холод полезен для здоровья. Борис не стал с ним спорить.
Кровать немедленно попыталась спихнуть Бориса на пол, чтобы сложиться в стену и утилизировать использованное постельное бельё, но Борис изо всех сил воспротивился этому. Борьба продолжалась какое-то время. Автоматический механизм недовольно жужжал, снова и снова повторяя попытку, но тщетно, и вскоре затих. Хотя бы в этом Борис одержал верх.
Сколько уже минуло этих однотипных подъемов по утрам? Борис сбился со счёта, но предполагал, что прошло около трёх месяцев. Он корил себя за то, что не сразу догадался завести календарь. Он не пользовался для этого выделенным ему персональным помощником, чтобы не давать лишнего повода Стюарду в чём-либо упрекнуть себя. Всё равно в помощнике не было календаря— тот был предусмотрительно заблокирован. Борис вёл календарь по старинке— оставляя надсечки на задней стенке письменного стола у стены.
Входные двери каюты мягко скользнули вверх давая проход Стюарду, катившему перед собой неизменную тележку. На ней красовался обрыдлый завтрак— разложенные по желобам на подносе разноцветные желе, жидкая кашица и белая кружка чего-то невразумительного с резким ароматом растворимого кофе. Рядом стоял стакан воды и лежала пригоршня опостылевших капсул с таблетками.
Борис поднял к Стюарду заспанное, помятое лицо, выражавшее только уныние и тоску.
— Вы меня пустите к Софии? Я хочу её видеть.— С порога встретил он Стюарда не то вопросом, не то ультиматумом. Больше всего в круглом одиночестве, сидя в каюте за запертыми дверьми, ему недоставало Софии. Хотя бы короткого взгляда на неё.
— Это больше невозможно.— Монотонно, потому что разговор этот происходил уже не в первый раз, отрезал Стюард.— Мы не можем допустить повторения того инцидента.
— Да ладно вам. Я же всё понял. Я уже много раз говорил вам.
— Этого не достаточно.
— Я что, арестован?
— Нет, вы находитесь в изоляции.
— Так что же это, если не арест?!
На лице Стюарда отразилось некое подобие недоумения. На секунду он задумался.
— На корабле нет помещений для ареста. Здесь не предусмотрена такая процедура, как арест. В случае девиантного поведения, повлёкшего сколь-нибудь значительные последствия для корабля, оборудования, других участников программы, создавшего малейшую угрозу успеху выполнения основной миссии, с данным индивидом контракт будет расторгнут незамедлительно.
— В расход.— Пробормотал Борис. Он уже смирился со своим положением, но спросил на всякий случай.— А что с моим вопросом?