От переводчика: В данном эссе великая мусульманская писательница Бенгалии Рокея Хуссейна Бегум (1889-1932) рассказывает о битве при Кербеле и гибели имама Хусейна - великого шиитского святого. Битва произошла в 680 году. Целью этого произведения была попытка примирить шиитскую и суннитскую общины Бенгалии.
перевод с бенгальского
"Жажда", или "Скорбь месяца Мухаррам"
*** Говорит невеста: "Слушай, дорогой жених! Стал для нас разлукой вечной встречи сладкий миг!" *** Есть одно страданье только, только лишь одно: Это жажда, погрузился я в нее давно! *** Я смотрю, смотрю, и что же? Вижу лишь одно, о боже! Огненные буквы: "Жажда! Жажда! Горе нам!" И в ушах лишь место этим только есть словам.
Вся душа объята пламенем неутолимой жажды! И нет этому конца, жар не ослабнет и не уйдет. Куда бы я ни посмотрела, всюду передо мной предстает изможденный образ моего сердца. Ослепленные солнцем глаза кроме этого марева мрачных иллюзий не видят ничего другого. Хотя вокруг может цвести земля, покрываясь красочным ковром весенних цветов, - как, наверно, красив ее вид, но это - увы! - не для меня! Я больше не воспринимаю радующую сердце красоту окружающего мира. Так что же тогда я вижу, что постоянно наполняет мой слух? Если бы фотограф смог сфотографировать мое сердце или скульптор - снять с него слепок, я бы поняла, что с ним произошло, а так... Но зачем об этом говорить! Наступил месяц Мухаррам, первый месяц мусульманского календаря. Вновь на улицу выходит траурная процессия, люди несут погребальные носилки в знак памяти о гибели Хасана и Хусейна - сыновей Али, играет похоронная музыка, люди бегают и кричат. Да, это - Мухаррам (Здесь Рокея Бегум говорит о шиитском празднике, дне поминовения имама Хусейна. - Прим. переводчика). Но что означает праздник этого месяца? И праздник ли это вообще? Сейчас я вижу вокруг себя только радость и какое-то театральное представление, какую-то игру. И это мы называем Мухаррам? Но что же на самом деле символизирует собой этот праздник, кто даст ответ? Когда я думаю об этих событиях, произошедших в далеком прошлом, у меня сразу же темнеет в глазах и начинает кружиться голова, ведь это - день поминовения имама Хусейна! Ладно, пусть всё остается так, как есть. Люди несут на плечах эти погребальные носилки и выкрикивают какие-то слова. Это явно доставляет им удовольствие, они бегают и резвятся. Но неужели ни у одного из них этот праздник не вызывает в памяти трагические события далекого прошлого? Ведь даже ветер, играющий флагами, кажется, говорит: "Жажда! Жажда!" Неужели даже это не вызывает в их сердцах леденящие душу образы тех далеких событий? Да, конечно, каждый человек умрет, но эта смерть, была ли она похожа на все остальные?* ***
От переводчика:Здесь речь идет об одном из сыновей имама Хусейна, Али Абадине. Он был единственным мужчиной в стане своего отца, который остался в живых. Шимар - непосредственный руководитель войска, выставленного сыном четвертого калифа Муавии Язидом. Узнав о совершенном Шимаром поступке (убийстве имама Хуссейна), Язид заявил о своей непричастности к данному убийству, дав понять, что Шимар действовал по своему почину. _____ Примечание автора: Однажды Джаянал Абадин (сын Хусейна) спросил у мясника, собиравшегося зарезать козленка: "Вот, к тебе привели это животное, покормишь ли ты его перед смертью?" "Да, - был ответ, - но сначала его надо как следует напоить!" Услышав эти слова, Джаянал произнес: "Ты этого козленка решил напоить перед убоем, но Шимар, прежде чем убить моего отца, заставлял его три дня мучиться от жажды перед смертью!"
Во время битвы при Кербеле Джаянал был тяжело болен и поэтому не смог принять в ней участие. _____
Однажды я видела ночью во сне - это был только сон, будто я оказалась на поле битвы при Кербеле. Пылающая от жара пустыня, раскаленный песок, и знойное марево так и пышет на вас со всех сторон. Сухой ветер громко свистит, завивая струйки песка, и кажется, что он хочет кого-то найти! И всё, что я слышала там, это слова: "Пить! Пить!" Раскалившиеся песчинки с болью произносили: "Какая жажда! Мы хотим пить!" Я посмотрела по сторонам, и увидела пустоту, вокруг ни души, и только где-то там, далеко из песков поднимается ужасающий призрак олицетворенной жажды. Как ужасен ее образ! Я сразу же побежала прочь, подальше от этого места. Но что я увидела потом? Нечто еще более ужасающее и печальное. Я увидела залитую кровью пустыню...*
После смерти великого пророка Мухаммеда (мир ему!) мусульманским сообществом правили один за другим три халифа, вот их имена: Абубакр Сиддик, Омар Хаттаб и Осман. Но что касается четвертого халифа, то по его кандидатуре возникли серьезные разногласия. Одна группа мусульман считала, что четвертым халифом должен быть Муавий, тогда как другие говорили, что двоюродный брат благословенного пророка, несомненно, должен занять этот трон. Так между этими двумя группами начался спор.
Сыном Муавия был Язид, а старшим сыном Али - Хасан. Желая избавиться от своего соперника, Язид отравил Хасана, а потом, через год, пригласив на встречу младшего сына Али, Хусейна, заманил его в Кербелу и там навязал ему битву*. [*Примечание переводчика: Здесь Рокея Бегум излагает шиитскую точку зрения на предысторию битвы при Кербеле. Сунниты считают, что имам Хусейн покинул Мекку и поехал в Куфу, чтобы возглавить восстание против власти Язида. По дороге в этот город он попал в засаду при Кербеле и погиб. Но Хусейн еще в Мекке знал о подавлении восстания, к тому же он взял с собой очень мало солдат (всего 72 всадника) и - всю свою семью, включая жен, дочерей, и даже годовалого сына, Али Асгара. Все это дает повод шиитам говорить о том, что имам Хусейн был приглашен Язидом в Кербелу на какой-то праздник].
Хотя битвой, собственно, это не назовешь: просто имевшие численное превосходство солдаты Язида заблокировали все подступы к Евфрату и таким образом лишили воинов Хусейна запасов воды. После чего солдаты Язида, назвав это битвой, попросту за один день перебили обессилевших от жажды людей. Хотя по этому вопросу существуют определенные разногласия: одни утверждают, что битва длилась три дня, тогда как другие говорят, что все воины Хусейна были убиты за один день. Не допустив Хусейна к воде, Язид выказал себя необыкновенно жестоким человеком.
Среди людей Хусейна был восемнадцатилетний сын его старшего брата, юноша по имени Касым. Он очень любил дочь Хусейна Сакину, и поэтому прямо там, на поле битвы, он женился на ней всего за одну ночь до своей смерти! Вся Кербела могла видеть, как в течение нескольких часов Сакине пришлось сменить свадебный наряд на вдовьи одежды. Свадьба и вдовство - в один день! О Кербела! Кто может без содрогания смотреть на это горе?
Хорошо, мужчины сражались, но что делали женщины? Волновались за сражающихся и оплакивали убитых! Оплакивали участь Касыма, рыдали над мертвым телом Али Акбара! Омочив слезами тело Касыма, каждая из них потом кидалась к телу погибшего Али Акбара и плакала, прижимая его голову к своей груди, а потом бежала к раненому стрелой совсем маленькому Али Асгару! О материнское сердце! Ты всего лишь одно, но сколько тебе пришлось пережить! Эта женщина (Шахарабану, жена Хусейна) прижимала к своей груди голову убитого сына и потом сразу же кидалась к умирающему от жажды маленькому ребенку, который, к тому же, был ранен стрелой! Она изнывала от горя, - но тут, через какое-то время, она вдруг получила отрезанную голову своего дорогого мужа (враги послали ей этот "дар")! Она смотрела на эту голову, прикасалась к ней руками... Тут совсем юная Фатима (дочь Хусейна), увидев голову своего отца, буквально задохнулась от рыданий. А мать, Шахарабану, как же ей успокоить свою дочь? Увы! девочка потеряла сознание, ведь, увидев такое, невозможно сохранить свою жизнь! Да и много ли может выдержать обессилевшая от жажды совсем еще маленькая девочка? Конечно, нет. Фатима сразу же умерла! А что остается делать матери, Шахарабану? Она не знает, то ли ей надо успокаивать оставшуюся в живых дочь Сакину, то ли оплакивать только что умершую девочку?
Увы! Кто способен вынести столько горя! О мои, привычные к страданиям за своих сыновей, сестры! Только посмотрите, сколько пришлось пережить безутешной Шахарабану или (родной сестре имама Хусейна) Зайнаб! Одной смерти было бы вполне довольно, чтобы отуманить горем глаза любой из этих женщин, а тут - горы мертвых тел! Каждая из вас, о сестры, даже просто разлучившись с близким человеком, сразу же начинает сотрясаться от рыданий, а тут речь идет совсем о другом! Посудите сами, что должна была делать Зайнаб: оплакивать своего сына, или любимых племянников, или же орошать слезами окровавленную голову Хусейна, своего брата? Увы! Тогда в этом месте кроме слез не было никакой другой воды!
От переводчика: Воин, подобный Имаму Хусейну, не мог попасть в плен. Здесь Рокея излагает шиитскую версию его смерти: враги взяли уже изнемогшего от жажды и практически мертвого полководца.
О сердце героя! Посмотрите на безграничное самообладание самого Хусейна! Вот, он стоит на берегу реки - рядом с ним не осталось ни одного воина, все полегли, и только он один возвышается над полем битвы! Так или иначе, ему удалось пробиться к самой реке. Вот, он зачерпнул в пригоршню воды и, кажется, начинает ее пить. Но нет, это не так, он не пьет, он застыл в тяжелом раздумье! Из-за этой воды Али Асгар в страшных мучениях умер у него на руках, а Али Акбар жадно облизывал его безнадежно сухой язык! И что же? Эту воду он будет теперь пить? Нет. Вот он смотрит на эту воду, и в его сердце возникает неодолимое желание выпить этой воды. Но, вместо этого, он выплескивает ее обратно в реку! Так поступают только настоящие воины!
*** В день поминовения битвы при Кербеле сунниты остаются в стороне, они не присоединяются к шиитам в этом неудержимом порыве скорби. Но они забыли, к сожалению, безнадежно забыли одну очень важную вещь. Благословенный Али и члены его семейства в равной степени почитаются представителями обоих мусульманских течений. И даже сейчас кто из суннитов сможет веселиться в этот день? Думаю, никто, разве что одни неразумные дети. Но ни один настоящий суннит никогда не назовет день скорби месяца Мухаррам днем всеобщей радости и веселья! Хотя, надо признать, сунниты никогда не принимали внешнюю помпезность, с который шииты проводят этот день. Сунниты считают, что просто от биения себя в грудь или от ношения траурных одежд в сердце не возникнет настоящего ощущения скорби. Что касается существующих между этими двумя течениями разногласий, то они заключаются вот в чем: шииты считают, что досточтимая Аиша (одна из жен Мухаммеда, дочь Абу Бакра, первого халифа. - Прим. переводчика), приемная мать Фатимы (родной матерью Фатимы, жены Али, была первая жена пророка, Хадиджа. - Прим. переводчика) неправомерно отдала трон халифа (одному из сподвижников пророка) Муавию, отказав в этом Али. И это всё. Других разногласий нет! Учитель всего мира, благословенный Мухаммед не назвал имени четвертого халифа, он просто указал на него перстом. Но в это время в месте, на которое он указал, стояло рядом два человека: Али и Муавий. Поэтому возникли эти споры. Одни говорили: "Четвертым халифом должен быть Муавий!" И другие им отвечали: "Нет, Али!"
Аиша высказывалась против кровопролития, поэтому трон халифа получил Муавий. Это единственная причина, почему она поддержала его своей речью. Сунниты с очень большим уважением относятся к этой женщине, тогда как шииты ее критикуют. Это - единственная причина существующих между ними разногласий, и именно поэтому в исламе образовались две группы. __________________________________________________ От переводчика: здесь заканчивается исторический комментарий Рокеи Бегум и далее будет продолжен сам очерк.
...Но кровь уже высохла, она не могла свободно течь, ведь кругом такая жара, целый мир изнывает от жажды, мгновенно осушая все потоки! Поэтому кровь повсюду лежала сухими пятнами, которые, казалось, складывались в страшные слова: "Какая жажда! Мы хотим пить!"
Совсем юный Али Акбар (сын Хусейна), утомившись в битве, подошел к своему отцу и начал прерывающимся от страданий голосом говорить: "Ал-атша! Ал-атша!" ("Пить! Пить!") Только посмотрите, имам Хусейн дает сыну облизать свой язык, но это не помогает! Да и как это может помочь, ведь язык Хусейна уже давно безнадежно сух! А повсюду, кажется, звучат лишь одни слова: "Какая жажда! Мы хотим пить!"
Тогда имам Хусейн берет на руки (своего младшего сына) Али Асгара и начинает (у неба) просить воды! Кто без содрогания может слушать об этом? Он поднимает свои умоляющие глаза к небу, но небо чисто и безоблачно, увы! - совершенно чисто! Свои страдания он может терпеть, - лицо его печально, но всё-таки жажду он может еще как-то переносить! В нем даже еще остаются силы утешать своих близких. Сакина и другие подросшие дети не просят воды - они знают, что ее сейчас не достать. Но Али Асгар этого не понимает, он - грудной младенец, не осознающий пока вообще ничего! От голода и жажды иссякло молоко в груди его матери - и ребенок сам начал страдать от жажды.
Шахарабану (жена Хусейна) могла вынести практически всё - но только не страдания своего грудного младенца! Вот она смиренно передает Али Асгара на руки своему мужу, чтобы он пошел с ним попросить воды. Она говорит: "Нам не надо воды. Но для этого младенца постарайся раздобыть хотя бы каплю спасительной влаги! Враги сами напоят его водой, поэтому я не даю тебе никакого сосуда!"
Глядя на страдания своей жены и мучения своего сына, досточтимый Хусейн решился попросить воды у врагов. Он подошел к солдатам Язида и сказал: "Я смиренный странник, пришедший сюда из далекой страны, ваш гость, поступите со мной так, как сочтете нужным, я приму всё, но ребенок... Что сделал вам плохого этот, умирающий от жажды, младенец? Так дайте ему хотя бы каплю воды! Ваше милосердие от этого станет еще прекрасней!" Но враги ответили так: "Не слишком ли ты многого хочешь? А ну, быстро пошел прочь!"
"Дождь пошел, но очень странный, тучи, тучи стрел, А воды враг для ребенка всё же пожалел!"
"Тучу я просил: воды мне, дай же мне воды, Но оттуда гром ударил - с дикой высоты!"
Вот как там встречали гостей! Хусейн, возвратив матери раненого стрелой ребенка, со слезами сказал: "Теперь Али Асгар напился - на много дней вперед! Больше уже не просите у меня воды! Больше не говорите: "Пить! Пить!" С меня довольно!" *****************************
А в каком положении была жена Хусейна, несчастная Шахарабану? На руках - умирающий от жажды раненый Асгар, а здесь, прямо перед ней - окровавленное тело ее, погибшего в бою, второго сына - Али Акбара! На руках - младенец, и дикая боль в душе, тоска о том, что ее тяжело раненый сын, Али Акбар, истекая кровью, перед смертью еще вынужден был страшно мучиться от жажды: умирая, он так и не получил ни одной капли воды! Ей казалось, что даже на залитой кровью земле проступают эти страшные буквы: "Жажда! Жажда!" И даже от закрытых глаз и спокойного лика погибшего воина как бы исходят эти слова: "Какая жажда! Мы хотим пить!" Страшная, раздирающая душу картина, и кто же смотрит на нее? Сама мать!
Тот цветок, что цвел прекрасно утром, к ночи был Сорван - и его лишь кровью вечер окропил.
От переводчика: сестра Хусейна, Зайнаб, была единственным выжившим очевидцем происходивших в стане Хусейна событий. Это она потом поведала миру об этой трагедии.
А потом - другое видение. Досточтимый Хусейн лежит на поле битвы. А вокруг него лежат изнывающие от жажды воины. И кажется, что из их пересохших ртов исходят лишь следующие слова: "Какая жажда! Мы хотим пить!" Вот идет сестра Хусейна, Зайнаб. У нее распущены волосы, и она похожа на сумасшедшую. Что ей надо? Она хочет проститься со своим братом. Вот она подходит к нему и громко, очень громко кричит: "О брат! Ты лежишь здесь, на раскаленном песке! Я приехала сюда с тобой, но для чего? Чтобы расстаться, расстаться навек! Я ехала сюда в нарядной одежде, украшенная драгоценностями, а возвращусь - с безнадежно пустым сердцем! Что же, давай простимся с тобой, о брат! Ну, скажи хоть слово, что ты молчишь? Открой хотя бы один раз свои глаза - посмотри, что случилось теперь со мной!" Но ей ответила только пустыня: "Увы! Увы!" Казалось, что эхо приносит эти горестные восклицания откуда-то издалека!
*** Всё. Сон кончился, и я проснулась. И что я слышу? Только слова: "Жажда! Жажда!" - в отдаленном завывании шакалов! О! Уж не сошла ли я с ума? Почему мне видится повсюду лишь знойное марево, почему в моих ушах звучат лишь одни и те же слова: "Жажда! Жажда! Мы хотим пить"?
Я иду к могиле близкого мне человека. Путь мой проходит через лес, и кажется, что все деревья и кустарники своими листьями тихо шепчут мне вослед: "Какая жажда! Мы хотим пить!" И даже от могилы исходят эти слова! Разве такое можно вынести? Близкий мне человек перед смертью не смог попить воды - ему запретили это делать врачи. Поэтому он умер от жажды.
Увы! Только посмотрите, что делают эти врачи! Они запрещают некоторым больным (есть такая болезнь) пить воду. Видно, у них совсем уж окаменевшие сердца! Если не можешь вылечить человека, то, по крайней мере, облегчи его страдания, избавь его от жажды, дай ему напиться воды! Я не стану выполнять это их указание. А не то - весь мир запылает от жажды.
Один тяжело больной человек за день перед смертью говорил так: "О отец! Дай мне испить воды из твоего кувшина!" Он хорошо знал, что в кувшине его отца вода всегда была очень холодной. А отец, видя, что приходит смерть больного, напоил его своей собственной рукой. Тогда как другие люди - враги в обличии друзей - ни за что бы не позволили утолить ему эту безмерно страшную жажду. И что стало с душой этого человека? Не страдает ли она до сих пор от жажды, так, как страдали воины Хусейна в Кербеле? Нет! В раю жажды не существует! Жажда - явление временное и преходящее. Уснувшим вечным сном людям она уже не страшна. Жажда жжет только бодрствующих людей. Что еще тут можно сказать? Близкий мне человек за один день до смерти тайно от врачей попросил у своей матери немного воды. Но поскольку врачи запретили ему давать воду - ему ее никто не давал. И только мать украдкой дала ему совсем немного, один глоток. Поэтому в момент смерти он изнывал от жажды - увы! Люди не знают, что это такое!
И этот ребенок знал, что я ни за что не дам ему воды. Ведь я слепо исполняю все предписания врачей, поэтому воды он от меня не получит. Поэтому он даже не пытался просить. Что за терпение! Он попросил у меня чаю вместо воды. Вместо холодной воды - горячий чай! Наконец чай заварен и стоит перед ним на столе. И вот он начинает его пить, но как удержать в руках эту пиалу, ведь она буквально раскалена! Но этот, страдающий от жажды мальчик хватает ее обеими руками, заворожено глядя на дымящуюся в ней влагу - и быстро, обжигаясь, пьет чай! Увы! Люди не знают, что такое жажда! Огненная жажда! Жажда, отравляющая всю жизнь!
В этот момент он полностью потерял самообладание - ведь иначе как бы он смог удерживать горячую пиалу в своих нежных руках? А мальчику всего восемь лет - мой племянник, сын моей сестры, - и раскаленная пиала в его руках! А в ней - этот горячий чай! И он, не отрываясь, жадно глотает этот кипяток! Как же так? Эти нежные, как масло, ручонки покрываются страшными ожогами! Этот чай был последним из преподанных ему уроков - больше ему уже нечего было здесь постигать.
И теперь меня терзает одна мысль - почему я не дала ему воды! Я надеялась, что болезнь уйдет, но если она не уходит, то зачем, зачем я все-таки не дала ему пить! И теперь день и ночь я слышу одни и те же слова: "Какая жажда! Пить! Пить!" Как я страдаю! Перед моими глазами всегда стоит эта пиала с горячим чаем, сердце мое разрывается от тоски и вся душа моя объята страшным огнем. Стоит мне только закрыть глаза, как передо мной яркими буквами высвечиваются эти слова: "Жажда! Жажда!"
Ночью я вышла на веранду своего дома. Небо было усеяно миллионами звезд, и среди них золотым огнем сияла луна. А мои, воспаленные от слез глаза, видели только одно - как звезды складывались в те же слова: "Жажда! Жажда!" Я сама страдаю от жажды, и кажется, что со мною страдает весь мир. Мне кажется, что я всюду слышу только эти слова: "Жажда! Жажда! Мы хотим пить!" Всюду - только отражение моего внутреннего состояния, моей изнуряющей жажды, хотя, я думаю, что кроме меня здесь от жажды не страдает больше никто. Но это не так. На самом деле, от жажды изнывает весь мир!
Вот я вхожу в огромный цветник, и что же там? Я слышу, как цветы тихо шепчут, изнывая от жажды: "Пить! Мы хотим пить!" На каждом листике, на каждой травинке четко высвечиваются эти слова: "Жажда! Жажда!" Я не ощущаю улыбок этих нежных цветов. Я вижу только, как они изнывают от жажды.
И что мне слышится в сладостном пении птиц? Опять только эти слова: "Какая жажда! Мы хотим пить!" Одни и те же слова звучат в птичьем пении на разные лады. Утром - на мелодию бхайрави, вечером - на мелодию вихаг - мелодии разные, но смысл этих песен один. Птица чатака, изнывая от жажды, постоянно кричит: "Дайте мне чистой дождевой воды!" А в песнях кукушки: "Ку-ку, ку-ку" - мне слышатся жалобы на изнуряющую жажду тысяч живых существ! Но почему? Почему мне слышатся только эти слова? Увы! Куда мне деваться! Куда мне пойти, где бы я уже не слышала этих слов: "Какая жажда! Мы хотим пить!"
Тогда я сказала себе: "Что же, надо пойти к реке! Там уж точно никто не будет произносить такие слова!" Но... что это? Только послушайте: в мерном течении Ганги, в мелодичном звучании ее волн всё равно мне отчетливо слышатся эти слова: "Какая жажда! Пить!" "Но как же, - говорю я реке, - ведь ты вся состоишь из воды, так почему же и ты изнываешь от жажды?" Но в ответ я слышу только эти слова: "Какая жажда! Пить! Пить!" Увы! Так что же? Неужели все в этом мире изнывают от жажды? А может, океан... Ведь, о Ганга, ты течешь к нему, вливая в него свою жизнь, быть может, хоть он не страдает от жажды? Надо пойти посмотреть.
Однажды я сидела на влажном песке берега океана и слушала мерный шум волн. Волны с каким-то беспокойством и - кажется - даже тоскою накатывались на берег и потом вновь и вновь отходили прочь. Что это? Откуда это беспокойство? Откуда эта тоска? Тогда я с удивлением спросила у океана:
В шуме волн я только слышу: "О тоска! Тоска!" Почему? Ответ: "От жажды, знай наверняка!" "Но ведь жажду эту можно утолить водой, Для тебя ведь слово жажда - словно звук пустой!"
Но я снова в гулком рокоте волн услышала только эти слова: "Какая жажда! Мы хотим пить!" Увы! Спасаясь от сжигающей сердце жажды, я прибежала из знойной пустыни сюда, к берегу океана, но здесь - опять всё то же, только жажда! Я закрыла свои глаза - чтобы не видеть страданий набегающих на берег волн, но океан опять начал говорить, и я опять услышала, с какой-то болью и изумлением, те же самые слова: "Какая жажда! Пить! Пить!"
"Жажда! Жажда!" - о глупые люди! Вам неизвестна причина этой жажды! Разве вы не слышали, что страдает от нее даже океан? Как нам постичь всю глубину этой неутолимой жажды наших сердец? Эта жажда столь же сильна, как глубоки наши помыслы и надежды! Да и кто в этом мире не страдает от жажды? От нее страдают здесь все. Бизнесменов жжет жажда наживы, ученых - жажда знаний, а простых людей - жажда мирских удовольствий. Распускающиеся по ночам лотосы томятся жаждой по свету Солнца, а птица чатака - по свету Луны! А от какой жажды должен страдать сам огонь! Увы! Без этого ощущения жажды перестал бы вращаться весь мир! А всё почему? Потому что в наших сердцах изначально заложена безграничная жажда любви, и мы неосознанно страдаем от нее каждый день! Влюбленные изнемогают от жажды любви, а весь мир томится безграничной жаждой по Господу! Как этого можно не понимать?
******************************************* Поняв эту истину, я стала думать: почему в моем сердце постоянно звучат эти стоны, почему оно постоянно исходит такой сильной болью? Ведь живущая в нем жажда не является жаждой какой-то материальной воды! Совсем нет! Это - безграничная жажда любви. Господь является объектом неосознанного устремления всех живых существ, и все они стремятся лишь к нему одному. Все они изнывают от жажды этой безгранично вожделенной любви!
О, так значит, я не сошла с ума! Все эти страдания от жажды, которые я вижу вокруг, не являются вымышленными. Это - правда. И эти слова: "Жажда! Жажда!" - тоже на самом деле постоянно звучат в окружающем меня мире! Господь является любовью, и вся вселенная изнывает от жажды этой любви. ______
перевод с бенгальского
От переводчика: Здесь заканчивается одно из самых ярких и известных произведений мусульманской литературы Бенгалии первой половины двадцатого века.