В полусне Пётр прислушивался к медленному скрипу половиц. Звук приближался и отдалялся, становился громче и тише. Скоро вместе со скрипом начал появляться образ ходящей по дому матери. Весь мир плавно покачивался из стороны в сторону, вкрадчиво следя за каждым мгновением. Он мягко пульсировал, и все его части свободно втекали друг в друга. Но вот возникла первая, маленькая одинокая мысль, и через несколько секунд всё стало таким же, каким было до сна. Прямо сейчас надо встать, одеться и пойти к речке набрать воды, а потом нарубить дров и вместе с остальными мужчинами отправиться охранять деревню. "Доброе утро", - сказал он матери и улыбнулся, подумав о трагичной нелепости таких слов. Мать устало кивнула головой. Начинался новый - очередной день войны.
Тысячу дней назад в деревню пришли первые письма от Государства - в них говорилось, что несколько человек должны пойти воевать. С тех пор люди получили ещё много таких извещений: мужчины уходили на фронт, присылали оттуда письма, некоторые из них возвращались искалеченными, другие пропадали навсегда. Поначалу все боялись только того, что скоро заберут кого-то ещё, но скоро война перестала быть далёкой - к ним начали приходить вражеские солдаты. Всего по нескольку человек, но и этого хватило, чтобы оставшиеся жители стали охранять деревню. С тех пор война шла каждый день.
Каждый раз, выходя во двор, Пётр представлял, как встретит там почтальона, и как тот, робко ухмыльнувшись, протянет ему клочок бумаги с его именем. И потому он не ощущал страх сегодня, стоя на снежном крыльце с только что врученным государственным письмом. "Сколько ещё сегодня уйдёт?" - спросил Пётр. "Трое", - ответил почтальон и странно улыбнулся.
***
Снег сжимался под твёрдыми шагами четырёх призывников. Далеко за полями и облаками, под тем же самым Солнцем их ждали свои и противники. Где-то там сейчас таял снег и горела земля. Но здесь, вокруг новобранцев, ничего не говорило об этом: бесконечные поля предвещали только долгий неизменчивый путь. Никто из призывников не знал, что каждый из них думает об одном и том же.
Ночью на привале их грело тепло трепетного костра. Спать не хотелось: каждый ждал, когда уснут остальные. Тогда можно будет тихо собрать в мешок свои вещи и уйти обратно в деревню - там не было никого, кто смог бы наказать за это. Изредка появлявшийся между ними разговор быстро пропадал, оставляя от себя только короткие отголоски. Огненный свет разжигался вместе с напряжением, которое сгущалось у костра. Чем ярче был огонь, в который призывники подбрасывали ветки, тем тяжелее, плотнее оказывалось место их привала. И сами они становились твёрдыми и неподвижными. Чувство ожидания застыло в каждом, оно мёртвенно ждало, когда ему можно будет отойти в сторону, чтобы позволить действовать задуманному плану. Но время не прекращалось, огонь становился слабее, и из ещё недавно бешеного пламени показывались мёртвые, почерневшие ветви деревьев. Оберегающий свет огня становился угрюмее, сжимался и уже почти не покрывал собой сидящих рядом с ним бойцов. И в них самих желание убежать уходило куда-то вглубь, забывалось, и переставало быть значимым. Медленно вместо него приходили свободные, не знающие смысла мысли. А за ними наплывали ощущения лёгкого ночного воздуха, неподвижной земли и треска костра, который спокойно заканчивал свою жизнь. По ту сторону туч светили миллионы далёких звёзд; горела совсем близкая, родная Луна. Все они жили вместе с засыпающими солдатами, с каждым их вдохом, ударом сердца, ощущением проснувшегося жука, который полз по руке одного из них... И здесь, под тучами, в абсолютной темноте вместо костра остались только маленькие, быстро исчезающие огоньки. Жар огня рассеялся по Земле, и новобранцы уже не ощущали его. Каждый из них лежал на снегу, скрутившись, чтобы греть себя своим теплом, и плавно падал в сон.
***
Через несколько дней призывники дошли до своего отряда. На снежной земле под ярким Солнцем стояли десятки палаток. Между ними ходили солдаты, одетые в тусклую зелёную форму. Некоторые из них держали в руках винтовки, каски, гранаты... Большинство прогуливалось, засунув руки в карманы, или дышали дымом сигарет. Казалось, что здесь был построен настоящий город, создатели и жители которого не собирались жить долго, и от этого уже не думали о том, что будет завтра. Навстречу новоприбывшим вышел человек в тёмно-синей форме; на его плечах сверкали золотые погоны. Пётр растерялся, понимая, что при появлении офицера надо что-то делать. Все четыре призывника выпрямились и вытянули шеи, внимательно смотря, как человек твёрдыми шагами приближался к ним. Этот офицер мог бы быть великаном, и тогда он точно так же не глядя ходил бы по человеческим городам, раздавливая дома и людей. Когда он подошёл, каждый призывник неумело приставил руку к голове и незаметно для себя попробовал показаться маленьким и послушным. Пётр ощущал, как внутри появляется странное желание нравиться этому большому, красиво одетому человеку. "Вольно! - негромко, но необычайно твёрдо сказал офицер. - С этого момента вы находитесь под моим командованием. Обращаться ко мне будете "товарищ лейтенант". Немедленно получить форму, переодеться и ждать дальнейших приказаний". Пётр почувствовал, как спина сама по себе вытягивается вверх, рука поднимается к голове, а рот радостно выкрикивает: "Есть!" Он наблюдал, как всё внутри него раздваивается: страх и отвращение смешиваются с желанием быть самым послушным солдатом в отряде.
Новоприбывшим пришлось долго искать место, где они смогли получить форму. Никто из солдат не мог помочь им. Пётр ожидал увидеть исхудавшие, заживо гниющие лица, но все бойцы выглядели здоровыми и радостными. Из многих палаток слышались весёлые разговоры и смех: люди там играли в карты, рассказывали анекдоты, спорили друг с другом... Пётр решил, что этот отряд ещё не воевал, и солдаты не встречались со смертью. Посреди десятков разгуливающих людей выделялся одетый в белый халат человек. Он вылез из большой длинной палатки, покурил несколько минут и снова залез внутрь.
Пётр попытался заглянуть за горизонт, почувствовать, как где-то там воздух рассекается тысячами чудовищно стремительных пуль, а снаряды вырывают огромные куски земли. Каждую секунду кто-то из людей умирает... Их криков не слышно за грохотом оружия, и в безумной толпе каждый чувствует себя единственным живым человеком...
Подул ветер, развеяв прикрывшее реальность воображение. На земле всё так же лежал снег, отражая лучи Солнца. Ходили солдаты, слышались их голоса, пели птицы, которых обмануло временное отступление зимы... Наконец, в одной из палаток новобранцам выдали форму. Одевшись в неё, Пётр сразу ощутил себя больше и сильнее. На поясе висела аптечка, сумка с патронами и две гранаты. Сержант, который выдавал снаряжение, спросил у новоприбывших, умеют ли они обращаться с оружием. Солдаты неуверенно покачали головами, и сержант, вздохнув, взял одну из винтовок. Приставив её прикладом к своему плечу, он начал показывать: "Прицеливаться надо вот так. Вот предохранитель, а вот обойма. Стреляйте в тех, кто ближе к вам. Ясно? Идите".
Стоя снаружи, Пётр внимательно рассматривал винтовку. Она обжигала своим холодом, пугала и притягивала к себе. Он наблюдал нечеловеческую твёрдость дерева, из которого был сделан приклад; видел, как металлический ствол отражает падающий с неба свет. Становилось холоднее, наступал вечер.
Ночью сквозь храп спящих солдат слышалось гудение беспощадного ветра. Пропадали надвигающиеся сражения, военно-полевая кухня, приказы, обмундирование... Ничто не могло изменить сплошную пустоту, в которую опустилась Земля. Ветер тряс палатки, стучал в них падающим снегом и совсем не замечал этого. А сознание медленно гасло, уступая дорогу сновидениям.
***
Рано утром всем роздали лопаты и кирки. Лейтенант ехал на коне перед выстроившимися солдатами и показывал, как должен тянуться окоп. "Приступайте!"
Замёрзшая земля сопротивлялась. Приходилось долго изо всех сил бить по ней киркой, чтобы она ослабла, развалилась и позволила достать себя наружу. Скоро мороз зимнего утра сменился жаром работы, и на холодную мёртвую землю закапал горячий пот живых людей. Пётр разогнулся, чтобы немного отдохнуть, и встретил взглядом стоявшего рядом солдата. Он был старше большинства бойцов; глаза его выглядели другими, непохожими на остальных. Солдат обрадовался, что может сказать несколько простых слов - так, как будто случавшееся здесь не было слишком ужасным. "Могилу себе роем... Значит, прорвали всё же фронт. Я видел разведчика - напуганный как чёрт. Наверное, много их там... Говорят, паёк нам днём выдавать не будут. Это они всегда так, когда помирать отправляют. Экономят... Ну, копай, сынок, копай. Ничего не поделаешь. Постигай солдатский быт". Он вздохнул и продолжил изо всех сил бить лопатой по земле, как будто уже позабыв всё, о чём только что говорил.
Когда бойцов позвали на обед, окоп был почти готов. Поле пересекало длинная яма, за которой валялась раскопанная земля. Пётр посмотрел в сторону, откуда к ним сейчас должны были приближаться вражеские войска: там стояла маленькая полуразрушенная деревня. Казалось, что дома качаются от ветра, дующего с той стороны. А здесь уже ощущался запах каши, и от этого живот и горло начали сдавливаться, жгуче болеть. Страх собрал и выпустил наружу всю нечеловеческую внимательность к каждому движению и звуку; обнаружил чудовищную страсть к жизни. Ни голода, ни желания отдыха не осталось внутри; тело с отвращением отталкивало всё, что не было частью скорого сражения. Что-то должно было происходить прямо сейчас, всё нуждалось в немедленном движении, и границ у возможностей больше не было. Но Пётр с болью удерживал безумную энергию. Он хотел пустить её на бегство, но знал, что через несколько секунд после этого ему выстрелят в спину. Вместе с остальными солдатами он пошёл получать приготовленную для них еду.
***
После обеда солдаты поставили у окопов заграждение из мешков с мукой и приготовились к обороне. Они просунули дула оружия в оставленные посреди мешков отверстия, и внимательно вглядывались в чистое пространство перед собой. У Петра не получалось поверить, что где-то в той стороне на них движется целое войско со смертельным оружием. Невообразимое число людей идут вперёд, чтобы убить всех, стоящих здесь, - таких живых. Хотелось закричать, схватить стоящего рядом пулемётчика и объяснить ему, что этого не может быть.
Несколько птиц совсем рядом пели свои песни, и снег весело сиял солнечным блеском. Ярко-белые тучи растворялись в голубом цвете неба, и всё оно покрылось сиянием. С каждым мгновением Земля становилась всё более живой, ласковой и подвижной. Здесь, внутри неё, это ощущалось особенно сильно. Пётр следил за всем вокруг и пытался представить, что войны больше нет, и никогда не будет. Но ничего не получалось, и его наполняло отчаяние, которое заставляло лихорадочно находить слова, которые сделали бы страх видимым, понятным, не таким сильным... Мысли оказывались странными, непохожими друг на друга. Тело превращалось в твёрдый холодный камень, а где-то внутри с безумной силой горел жаркий огонь. Слов становилось всё больше: они спрашивали, почему мир не ощущает приближение смерти. Пётр чувствовал, как деревья вместе с зарождающимися в земле травами и всеми живыми существами начнут мучиться и умирать. Но сами они всё так же торжествовали, вечно и бессмертно. Ничтожным краем сознания улавливалось, как капля пота щекочет лицо.
Думать об этом было невозможно, и Пётр стал оглядываться, пытаясь найти в окопе своих земляков. Десятки, сотни солдат стояли недалеко друг от друга. Одни держали автоматы, другие - тяжёлые пулемёты, третьи всматривались в прицелы снайперских винтовок. Каждый из них поставил палец на курок. К их поясам так же, как у Петра, были привязаны аптечки, обоймы, ножи и гранаты. Головы прикрывали железные каски. Разного роста, с разными лицами - все они были похожи друг на друга. Пётр не мог узнать ни одного из них, и страх от этого становился ещё больше. Громовой голос прорычал сверху: "Солдат, стать на позицию!", и Пётр тут же снова начал прицеливаться в пустоту. Через пару минут оглушившего его ужаса он понял, что выполнил приказ.
Резкие громкие звуки появились один за другим. В нескольких шагах что-то с силой хлопнуло, прогремело, и земля затрепетала. Куски грязи разлетелись перед глазами. Всё вокруг замерло, звуки исчезли, осталось только эхо недавно возникшего шума. И тут Пётр услышал, как слева и справа от него загремели выстрелы - так громко, что мир яростно закружился. Показалось, что жизнь вышла из тела; и оно, слабое и ничего не чувствующее, стекает на землю. В затмевающем сознании появилась еле заметная спокойная мысль, что это может быть смертью.
Но сквозь отверстие между мешками Пётр увидел, как издалека навстречу ему бегут солдаты. Огни взрывались в той стороне; сквозь выстрелы улавливались звуки ударявшихся о мешки патронов. Люди приближались всё быстрее, и страх снова превратил все силы в желание выжить. Пётр нажал на курок. Винтовка с силой ударила в плечо, почти беззвучная в шуме разрывающихся снарядов. Ничего не изменилось, как будто этого выстрела не было. Пётр прицелился в одну из бегущих фигур и выстрелил ещё раз.
Каждый момент он ощущал, как навстречу ему может мчаться та пуля, которая будет смертельной. Не получалось даже попытаться выдержать это ощущение, и когда страх стал слишком большим, Пётр выпустил винтовку из рук, упал на землю и скрутился. Гром оружия уже давно оглушил его, и звуки войны теперь были где-то очень далеко.
Он почувствовал удар в спину, но боли не появилось. Удары повторились, и скоро чудовищной силы звуки снова начали оглушать сознание. Пётр открыл глаза. В его лицо было направлено дуло пистолета. Державшая его рука яростно дрожала. Это был лейтенант: он смотрел бешеными яркими глазами, кричал что-то неразборчивое - Пётр понял эти слова, не слыша их. Он осмотрелся вокруг, нашёл винтовку и неловкими движениями подобрал её. Попробовал встать, зацепился за что-то и упал. Лейтенант ударил его ногой по голове, но и тогда боли не появилось. Он поднялся, просунул дуло винтовки между мешками и начал стрелять по приближавшимся людям. Уже можно было рассмотреть, как они падали, и как некоторые из них на секунду останавливались, чтобы прицелиться перед выстрелом. Ничего не чувствуя, Пётр стрелял по ним, и не замечал, что патроны уже давно кончились, и курок беспомощно щёлкал.
***
Хриплый грубый голос несколько раз прокричал: "Прекратить огонь!" Только тогда Пётр заметил, что сплошной гром оружия исчез, а в пустоте изредка появляются звуки коротких, совсем тихих очередей выстрелов. Всё, существовавшее до боя, пропало. Растаял снег, на голой земли лежали клочья грязи и мёртвые люди. Были видны слабые очертания нескольких из них - тех, что смогли добежать поближе. Пётр стоял с приставленным к плечу ружьём и представлял, как он точно так же мог мчаться к окопам неприятеля. Как ужас заставлял бы его прижаться к земле, но знание, что это не спасёт, толкало вперёд и заставляло стрелять. Как он изо всех сил разжигал бы в себе злость, чтобы она своей силой вытеснила страх. Пуля прикоснулась бы к животу и разорвала кожу. Прошла бы дальше, мгновенно рассекая жаркое тело. За одно мгновение исчезнет весь существующий мир.
Проходящий мимо солдат случайно толкнул Петра. Он вспомнил о настоящем, и вместе с остальными вылез из окопа. Воздух как будто был отравлен; никакой ветер и никакая буря не смогли бы очистить его. Яд шёл из земли, деревьев, от каждого солдата. Вытекал из чего-то, что нельзя было увидеть или потрогать, но что существовало здесь и повсюду. Только небо оставалось таким же спокойным и беспредельным, каким было всегда.
Пётр посмотрел в окоп и прямо перед собой увидел застывшего мёртвого солдата. Из раны на лице покойника текла кровь - она медленно разливалась по твёрдой замёрзшей земле, уходила дальше... и через несколько метров втекала в лужу крови другого мертвеца.
Закружилась голова. Увиденное не могло быть понято, и от этого всё внутри мучилось, невыносимо болело. Казалось, что в следующее мгновение сердце не выдержит своей бешеной работы и остановиться, что голова разорвётся от огромного чувства, которое не могло вместиться в неё. Но ничего не изменялось. В окопе, который бойцы создали несколько часов назад, лежали убитые. Мир начал темнеть, Пётр слабо ощутил, как ноги стали мягкими и перестали держать его на себе.
Свет ярко бил по глазам, как от тысячи горящих солнц. Он проникал внутрь тела и впивался в него оттуда. Что-то обожгло ноздри, прошло дальше, в грудь, и тело тут же стало сильней - лучи света больше не делали ему больно. Пётр начал ощущать, как лежит на чём-то плоском и твёрдом. Рядом сидел врач - он, повернувшись в сторону, разговаривал с кем-то. Ощущался жгучий, неприятный запах. Слова доктора становились отчётливыми - он давал указания, куда положить лекарства. Его голос был тихим и спокойным - слушая его, приятно было представлять, что война только приснилась. Но когда Пётр поднял руку, чтобы почесать лицо, он увидел надетую на себя солдатскую форму, расслышал находящиеся снаружи громкие приказы офицеров, отчётливо вспомнил, что случилось... Доктор повернулся к нему: "Ну что, порядок?.. Свободен". Пётр встал со стола и удивился своему телу - такому твёрдому и уверенному. Казалось, что слабость не должна позволять шевелиться, но ноги жёсткими шагами шли к выходу. Снаружи вечерний лёгкий ветер опять закружил голову, заставил вздрогнуть и очнуться до конца. Всё было таким же, как вчера: палатки, курящие солдаты, ощущение маленького, готового вот-вот исчезнуть дома... Пётр подошёл к окопу - тел там больше не было. В темноте нельзя было разглядеть, что находится в стороне, откуда бежал неприятель. Рядом прошло два солдата, из их разговора различилось несколько слов: "Значит, завтра выдвигаемся".
***
Невероятно длинный строй солдат вытягивался вперёд. Они становились по пять человек в ряд, ровно друг за другом. Смотрели в спины тех, кто стоит впереди, и чувствовали на себя взгляды стоящих сзади. Несколько офицеров, сидя на конях, кричали и угрожали, подгоняя бойцов. Но солдаты не слышали их, они медленно и спокойно выполняли приказ. Все они знали, как будущее приближается к ним. Оно уже существовало, и приходило независимо от того, будут ли они спешить. Впереди их ждала война, две армии шли друг к другу, и ничего не смогло бы помешать их встрече. Солдаты молчали. Усталость уже просочилась в них - задолго до того, как их мышцам стало тяжело. У каждого на спине висела сумка с едой, оружием и патронами. Солнце ослепляло глаза, но его мягкое весеннее тепло приятно погружало в себя, как в бесконечное спокойное море. Скоро офицеры замолчали: одни из них поняли, что им не удастся подогнать солдат, другие испугались быть убитыми своими подчинёнными в следующем сражении, а третьи ощутили то же, что так давно почувствовали рядовые. Пётр уже переживал всю силу, с которой сумка тянет его вниз, когда послышался сплошной топот сапог по снежной земле. Через несколько секунд пошли вперёд стоящие перед ним солдаты, и он сделал первые шаги.
Скоро они вышли к одинокому шоссе посреди странного, манящего леса. Строй разбился, солдаты шли сплошной печальной толпой. Они долго двигались вперёд по совершенной пустоте без начала и конца. Солнце медленно плыло над ними, но никто не замечал этого - лучи прятались и приходили снова, никого не затрагивая. Возникшее ожидание привала медленно переходило в отчаяние от усталости, а когда сил уже не хватало и на неё, все ощущения пропали. Сквозь пространство Земли по прямому бесконечному шоссе солдаты шли с успокоенным знанием того, что им придётся умирать. Но напряжение пути медленно выдавливало и память, и скоро от них не осталось ничего, кроме упрямых шагающих вперёд тел. Усталость проникла и в ехавших на конях офицеров - они молча смотрели вперёд и тихо думали о чём-то, что было далеко от войны.
Отряд свернул на просёлочную дорогу, и через пару часов подошёл к старому деревянному мосту над таявшей рекой. Окружённые тысячами деревьев, солдаты по приказу офицеров небольшими группами переходили страшное место; и впервые за этот день в них появился страх. Смерть опять приблизилась к ним, и хватило бы одного шага в сторону, чтобы навсегда изгнать этот долгий, невыносимый путь в неизвестном направлении.
На другом берегу они сделали привал, и уже через час ели божественную кашу. Пётр увидел, как несколько солдат пошли в лес; скоро они вернулись с охапками сучьев и завалили ими весь длинный мост. Не вырастало никаких ощущений, даже любопытства - что-то внутри не разрешало пользоваться хранящимися силами. Один из офицеров достал спички и поджёг сучья - пламя мгновенно растянулось между двумя берегами. На той стороне осталась долгая дорога, чудовищное сражение, родной дом... Искры взлетали вверх и падали в реку, огонь становился сильнее и, казалось, уже доставал до неба. Солнце как будто упало на Землю - яростное, жаркое, ослепляющее... Пламя задрожало, покачнулось и, разломавшись посередине, полетело вниз, в холодную речную воду.
Через пару часов солдаты дошли до деревни, и по нескольку человек устроились в домах местных жителей. Ночью Пётр несколько раз просыпался и смутно видел, как по скрипящему дому медленными, трудными шагами ходила старая женщина. Она неразборчиво шептала что-то самой себе и часто крестилась сморщенной дрожащей рукой.
***
На следующий день отряд присоединился к фронту. Пётр снова ощущал страх: небольшой, но ужасно сильный. Жизнь как будто понимала, что если позволить этому чувству стать больше, то для неё не останется места. И где-то глубоко внутри, за тысячью каменных стен, переживаемый кошмар кричал и метался. А Пётр внимательно разглядывал, прислушивался к окружению, чтобы узнать, как выжить в нём. Когда-то на этом месте стояла небольшая деревня - теперь все маленькие старые дома были заняты армией. Рядом с одной избой на земле лежало несколько раненных солдат. Одни из них молчали и почти не шевелились, другие громко кричали, хватались руками за разорванную одежду, как будто стараясь достать себя из неё. Солдаты и офицеры проходили мимо и не смотрели в их сторону.
Каждые несколько секунд появлялись звуки выстрелов, и тут же исчезали. Пахло свежим, почти весенним днём. Ветер мягко дотрагивался до всего на свете, и Пётр ощущал, как эти прикосновения нежно гладят его беспокойную, мучительную душу. Смерть растворялась, прошедшее исчезало в ветре, который будет жить даже когда армия пойдёт в наступление.
К Петру подошёл офицер, и отвёл его с несколькими другими солдатами к окопу. Безумно длинная яма с выложенными перед ней мешками была обита деревянными досками, и это напомнило о том временном городе с палатками, в котором они когда-то жили.
Некоторые солдаты стояли, прицеливаясь в ту сторону, где должен был находиться неприятель - там не было видно ничего, кроме такой же бесконечно вытянутой полоски мешков. Другие лежали, поджав под себя ноги. Никто не заметил, что пришли новые бойцы. Пётр залез в окоп и начал вглядываться в пустоту перед собой. Он прислушался к разговору двух лежащих солдат. По хриплым, сухим голосам становилось понятно, что воюют они уже очень давно. "Если и дальше стрелять так будут, поведут нас ночью в атаку. Разведчика пошлют, и на прорыв. Всегда так. Ты, главное, если воронку встретишь, в неё прыгай. И сиди тихо. Прорвутся наши - вылезай. А нет - жди, когда те пойдут, и в плен сдавайся". Второй отвечал: "У них там, говорят, пленным говядину дают... И бабы в тылу есть... Тоже дают!". Они тихо засмеялись. Первый вытер с лица капли пота и прошептал: "Всё равно страшно". "Всё равно. Господи, лежать бы вот так всю жизнь..." Голоса исчезли за быстрым грохотом пулемётов - с разных концов их окопа начали поливать патронами далёкую сторону неприятеля. Когда обстрел на секунду замер, в оглохшие уши слабо просочилось пение не замечавших людей птиц.
Пётр ощутил прикосновение к своему плечу. Он обернулся и увидел, как совсем молодой солдат протягивает ему миску с супом. "Жри, пока дают". Есть не хотелось, но Пётр медленно, пытаясь как можно отчётливее ощутить вкус, проглатывал ещё тёплую, как будто живую пищу.
***
Ночью на небе не появилось ни единой звезды. Спать не хотелось. В темноте ничего не было видно, даже собственных рук. Все солдаты напряжённо прислушивались, вглядывались в давно затихшее потемневшее пространство. Казалось, что можно было услышать, как на той стороне точно так же дышат, смотрят в их сторону, тысячи врагов. Их пальцы прижаты к куркам, и любой шорох заставит их выпустить в ночь смертельные заряды. Птица, легко разбрасывая крыльями воздух, пролетела над окопами. Ветра не было. Фронт как будто отделился от Земли и улетел так далеко, что её больше невозможно было увидеть; и вряд ли находящиеся на нём солдаты смогут вернуться обратно. Нужно было хотя бы на мгновение перестать чувствовать это, и Пётр начал трогать своё снаряжение. В аптечке лежали мягкие, запутанные бинты и холодные выпуклые упаковки с таблетками - он не знал, для чего они нужны. Ледяные, нечеловечески гранаты, обоймы и патроны пугали своей тайной силой. Пётр открыл округлую приятную флягу и поднёс её к носу - обжигающий запах водки заставил взбодриться и вспомнить о том, что рядом стоят солдаты его армии, а где-то немного дальше - враги. Он снова понял, что в каждое следующее мгновение на той стороне мог появиться одинокий выстрел, который случайно попадёт в него. Пётр поднёс флягу к губам и сделал несколько жарких глотков. По венам стремительно потекла кровь, будто подгоняемая огнём. Тайный страх затихал, становился спокойнее и веселей. Появилось удивительное желание раззадорить и усилить его.
Громкий голос разбил пьяные ощущения: "Приготовиться к наступлению!" Пётр прислушивался к тому, что начали делать другие солдаты - он не знал, как надо себя вести после этой команды. Но почти сразу тот же голос закричал: "Вперёд!" Слышалось, как справа и слева, близко и далеко, другие голоса выкрикивали ту же команду. Появились звуки бега тысяч ног, обутых в грубые солдатские сапоги. Пётр вылез из окопа и медленно, осторожно побежал за ними. Он готов был прекратить каждое своё движение, чтобы при любой опасности упасть на землю и закрыть голову руками.
Впереди, совсем близко, послышались выстрелы. Они разбудили от страха - Пётр выпрямился и со всех сил побежал вперёд. Сзади темноту разорвали огромные прожекторы, и далеко впереди появились круги света - в них виднелись винтовки, направленные в сторону наступающих. Пётр нажал на курок.
Ночь исчезла, всё вокруг осветилось огнём стреляющего оружия и разрывающихся снарядов. Их становилось всё больше, и скоро темнота окончательно забылась в военном пламени. Звёзды упали Землю, и небо исчезло, руки сами по себе направляли винтовку в сторону каждого неприятельского солдата, а палец судорожно нажимал на курок. Мертвецы не отличались от живых, и страшная смерть была совсем близко.
Мир перевернулся, затрясся, ударился обо что-то невероятно твёрдое и исчез.
Где-то за тысячи километров грохотали выстрелы и взрывы. Здесь эти звуки были тихими и спокойными, а холодная нежная земля прикасалась к горящей коже и ласковым шёпотом рассказывала о чём-то далёком.
***
Над маленькой одинокой избой в расцветающем лесу пролетела стая белых птиц. Солнце опускалось за Землю, приближаясь к ней, становясь больше и ярче. Несколько людей ждали Петра внутри дома - кто-то из своих, самых близких на свете. Этим вечером каждый из них будет смотреть в небо, ощущать, как близки и далеки миллиарды звёзд. Ночью люди забудутся в крепком зимнем сне, и завтра наступит лёгкое, кроткое утро. А сейчас Солнце становилось всё ярче, и ощущались прикосновения его мягкого тёплого света. Где-то в глубоком лесу спали и пробуждались звери. Подул ветер, зашелестели первые молодые листья. Скоро станет темно...
Раскрывшиеся глаза увидели сплошной туман. Почувствовался холод. Было совсем тихо, и каждое движение тела оказывалось единственным на свете. Рядом лежало несколько мёртвых солдат. Вся земля была разворочена, на ней не осталось нетронутых снарядами кусков. Первый весенний туман. Пётр встал и тихо пошёл вперёд - медленно, ничего не ожидая. По земле были раскиданы изуродованные мертвецы. У некоторых из них виднелись лица - с закрытыми глазами, спокойные, тихие. Идти было тяжело, ноги двигались как неповоротливая упрямая машина. Пётр подошёл к окопу неприятеля, оглянулся - на поле сражения не было ни одного живого человека. Он - единственный оставшийся в живых солдат - знал, что белизна тумана ничего не скрывала за собой. Пётр перелез окоп и пошёл дальше. Ощущалась единственная потребность идти вперёд.
Туман рассеивался, военные следы исчезали, и в мире снова появлялись деревья, Солнце, звуки природной жизни... Уже представлялись люди, которые могли бы появиться здесь. Где-то дальше стремительно текла река, её поток гремел тысячью голосов, прилетавших сюда тихим эхом. Постепенно вода становилась ближе, громче, и скоро за ней стало сложно различать звуки своих шагов. Уже был виден обрыв и маленький, ничтожный мост на тот берег, где наступающая весна была точно такой же. Пётр пошёл туда. Он смотрел вниз, удивляясь, какую огромную пропасть побеждает такое слабое, человеческое творение. Когда под ногами снова появилась твёрдая земля, он обернулся и увидел, как на той стороне всё ещё плывёт дым бесконечной войны.
Пётр уже хотел идти дальше, когда вспомнил о чём-то, захлопал руками по солдатской одежде. В нагрудном кармане он нашёл маленький коробок, запачканными пальцами вынул из него несколько спичек и зажёг их. Ощущая близкий жар пока ещё маленького пламени, Пётр бросил его на уже готовый загореться мост.