Аннотация: и снова не очень блаженные острова: взгляд изнутри
1
"Тревога! Тревога! Третьей степени! Судно из края праха!" - надрывался громковоритель на стене почты над вечевой площадкой, так что на другой стороне сквера у Ники в окне дрожали стекла.
Ника подергала отца за рукав. Отец уронил к нижнему соседу ключ от цепи, которой летучую ладью чалили к перилам.
- Мешаешь!
- Пап, третья - значит, нельзя в ладье?
- В десять лет пора выучить степени тревоги... Что? Ах да! Слезай. На, держи рюкзак. Пошевеливайся! Поедешь электричкой. Сама. Не маленькая. Деньги в тумбочке.
*
Что за глупости - гудел народ в вагоне. К чему - третьей степени, когда судно - из края праха, то есть ходит по воде, то есть благополучно пробьет днище вон за теми волнорезами? Где то судно и где мы? Совсем не стало на Чистых землях ни разума, ни порядка, вон и ребенок рассиживается перед взрослыми - никакого уважения!
Вокруг Никиной лавки образовалось нечто вроде хоровода.
- Почему не в школе? - проблеяла козлиная борода, крашенная по моде в ярко-зеленый.
- Я еду в школу.
- А вот в краю праха детишки в школу - ходят. Ножками. Не занимают место в общественном транспорте, - засвистал тенорок у Ники за спиной, где-то в задних рядах.
Нашелся и защитник - плечистый, в блестящей гривне, из тех, кто в электричку пересядет разве что по тревоге:
- Да что же ты, друг? До Школьного по воздуху пятнадцать миль, малая до утра не доберется!
- Не знаю, не знаю. Может, смертным виднее, как воспитывать детишек? У них этого добра многонько... Не как у нас - на семь поселков одна кукла балованная.
Тут состав свернул от берега в тоннель. А когда вынырнул и погасли лампы, то из тамбура возник контролер в коричневом мундире - как у преподавателей, но значок поменьше. Проверил у всех билеты, а у Ники забрал, спрятал в карман и посоветовал сойти на следующей станции, дабы не сеять распри.
*
В хуторе на краю ущелья - в двух часах Никиным пешим ходом по шпалам от станции - дородная хозяйка пустила девочку обсушиться от измороси и налила молока.
- Помню тебя, доча. Ты родилась без очереди, у вас никто не погибал. Вам потом одолжила очередь семья с Лососьего пруда. Да? То-то. Тебя все помнят. Ты из Карантинного. Это с вашей стороны плывет прах. Ну давай рассказывай про него, что ли. Шхуна или каравелла?
Ника не знала таких слов - "каравелла", "шхуна". И не видела в жизни кораблей, а лишь слышала взрывы. Она повертела кружку и ответила, как на уроке, только не глядя в глаза:
- Когда судно приблизится, орудия стреляют. Это тревога первой степени. Надо вылить всю воду и сок тоже, там образуется трупный яд. На окнах опустить жалюзи.
С носа вдруг капнуло прямо в кружку.
*
Скрип-скрип - терлась цепь о перила. Над верандой покачивалась ладья, отсчитывала время, когда пора спать, а Ника не спит.
Нике мешала слишком мягкая перина. Грелка в ногах - вдруг протечет? Потная одежда - но прилично ли раздеваться в чужом доме? Обмыться ей не предложили. Наверное, на хуторе проблемы с водой или из-за корабля уже объявили тревогу первой степени.
Ника сидела, свесив ноги и прикрыв спину краем одеяла. "Балованная кукла", - бубнила она себе под нос. В школу не попала, домой по радио не пробилась сквозь помехи, поленилась. Злоупотребила гостеприимством и особым отношением к детям. Малой малости не смогла - поддержать интересную для хозяев беседу: шхуна идет или каравелла, и зачем идет, и знают ли смертные, что бывало с их предшественниками, и почему среди них мало рыжих. Если честно, Ника вообще не имела представления, какого цвета волосы у смертных.
Так странно щурилась хозяйка, заглянув сказать "спокойной ночи". Улыбаться улыбалась, но, похоже, была недовольна.
Скрип-скрип - доносилось через окно. Настежь окна - заходи кто угодно когда угодно, сразу видно, какой приличный дом, говаривал папа маме.
Ника шагнула закрыть раму. И снова разревелась, жалеючи и себя, бестолковую, и морячков из края праха, которым все равно умирать, завтра или через каких-нибудь полвека.
*
Всю ночь Нику донимали рваные сны, полные бессмысленных и трудных дел. Ее крутило вихрем в ладье над открытым морем, она звала: "Заберите меня", а потом теряла сознание, но ни разу никто не помог, потому что сама виновата. Когда она очнулась под пуховым одеялом, при ярком солнце за распахнутым окном, то обрадовалась, что всё случилось не взаправду.
2
Ребенок не вскроет замок от чужой ладьи и не отыщет в ночном океане суденышко из края праха, способное пройти сушу насквозь мимо людей и большинства радаров. Да и как бы Ника докричалась до смертных, разве поймут они человеческую речь? А насчет угрозы не худо бы стражей спросить - существовала ли она? Так грамотно и разумно папа доказывал на вече, что Ника чиста от яда смертных.
Нижний сосед взывал к папиной совести: мыслимо ли, чтобы общество причинило зло ребенку? Дитя растили всем поселком, как родное. Пусть оно предало родину и опозорило семью... Но если Ника вдыхала прах, то она больна, притом заразно, и лучшее, что можно сделать, - изолировать ее на одном из островов архипелага Ионы.
Толстая хуторянка специально прилетела заявить, что не имеет претензий. Цепь ее ладьи оканчивалась не замком, а якорем с крючьями, как на картинках в книжках о кораблях смертных. В ладье не хватало компаса и навигатора. Той памятной ночью навигатор Нике сначала пригодился: она правила прямо туда, куда он не позволял, и в результате выследила судно. Но ближе к полуночи у нее не стало сил выруливать, и она разбила прибор якорем. А что случилось с компасом, она не разобралась. Стрелка бегала по кругу, Ника смотрела не на стрелку, а за борт.
Всё, что требовалось от Ники на вече, - помалкивать за отцовской спиной. Она полезла выступать. Раздавала князьям Чистых земель заочные советы: не убивать пришельцев, а прогонять, отвлекать, куда-нибудь сманивать. Но кто займется этим и зачем рисковать бессмертными жизнями, когда легко устранить опасность? На эти вопросы новоявленная трибунша не дала внятных ответов. Мямлила: "Они живые..."
*
Островок, выделенный Нике, оказался даже приятнее, чем сулили папины справочники и нижний сосед. Воздух свежий, почти сладкий от западного ветра. Родники с водой подходящей для питья. Горячий ключ. Сотни видов съедобных и лекарственных растений. В роще ни одной зверушки страшнее ручных белок.
Первый год Ника провела с женщиной-инструктором. Дальше каждый месяц прилетала ладья и сбрасывала на парашютиках посылки, каждый год являлся врач, не находивший ухудшений, кроме как в психике. Что бы Нике сделалось? В ту ночь она заранее надела респиратор - кто-то оставил его в ладье на скамейке. Летела высоко, едва различала внизу судовые огни. И взмыла еще выше, как только в лучах восхода проступил чужой берег.
Садились на Никин остров птицы наподобие крупных ворон, приносили в когтях письма с других островов. Там обитали философы на покое, курортники и несколько заблудших, таких как Ника, - люди со всех Чистых земель. Из неспешной переписки Ника в первые недели почерпнула больше, чем за годы школьной зубрежки. Вороны тоже были умные, понимали команды вида "Это письмо на север, это на юг, на столе сухари, поклюй, перед тем как отправишься".
Некий бывший этнограф огорошил Нику: не исключено, что смертный экипаж испарился задолго до того, как судно засекли стражи на башне. По крайней мере, на севере большинство судов разбивается о скалы пустыми.
Как же так, недоумевала Ника. Она кричала, плакала, она включала инфразвуковой пугач и чуть не упала, разрядив ладью, она пыталась запутать смертных, чтобы те думали, будто стремятся за ней на запад, а сами возвращались на восток. Но не исключено, что ее представление прошло без зрителей. Кто же тогда развернул корабль?
Года три спустя она махнула рукой на загадки. В конце концов, край праха полон ими, а нам нужно жить здесь и сейчас.