Аннотация: Я не рыдала, когда от нас с мамой ушёл отец, когда умер дедушка, и когда я заполучила открытый перелом ноги... И вчера, когда меня, казалось, предал самый дорогой человек на всём белом свете, я тоже не рыдала. И сегодня я плакать не буду.
1. Об измене, анестезии и холодильнике
Я уставилась в белый потолок. Высматривать там совершенно нечего, зато ничто не отвлекает и от мыслей. Хорошо бы зареветь, но не ревелось. Как всегда, когда для слёз находился по-настоящему достойный повод, глаза мои оставались сухими. Вот если я разглядывала фотку с трогательной старушкой или печальным котёнком, или смотрела фильм, в котором Сандра Баллок не могла встретиться с Киану Ривзом, вот тогда у-у-у! Тогда приходилось срочно искать платок и чёрные очки, чтобы цеплять их на опухшую от плача физиономию. А сегодня, подумаешь, застала собственного мужа, взасос целующего собственную мою подругу... Что такого? Он же не бедный котик, а она не немощная бабка. И нечего рыдать, правда?
"Жизнь, она такая всякая, детка", - говорил мой любимый перед нашей свадьбой год назад. Всякая, да.
Наверное, мне нужно было вести себя с ними по-другому. Наверное, нужно было устроить громкий скандал... Такую современную разборку - с криком, матом и привлечением к процессу всех гостей, толпившихся в соседней комнате. Или нужно было молча за волосы оттащить Ирку от Ивана, а мужу врезать коленкой в причинное место. Или картинно разрыдаться и красиво, с бледным измученным лицом осесть на пол - Ванька не выносил, когда я плакала, сразу бросался утешать...
Наверное, нужно было, да. Упущенные возможности. Хотя, кто его знает, возможности ли? Кричать я не люблю, материться не умею, Ирка в женских драках сильнее меня, Ванька не только сильнее, но и быстрее, и ловчее... И на слёзы мои ему теперь плевать - Ирочка рыдать умеет не хуже, чем я.
Поэтому не собираюсь я жалеть о том, чего не сделала, а вот о чём жалею, так это о том, что хотела бы забыть, да не получается.
О том, как глупо, совершенно по-идиотски, хихикнула, сказала 'простите' и тихо прикрыла за собой дверь гостевой спальни.
И как бежала босиком с шестого этажа, потому что бежать в туфлях на десятисантиметровой платформе быстро не получалось, а о лифте я забыла в те минуты напрочь.
Как неслась по улице, не замечая камешков, осколков стекла и прочего мусора, впивающегося в ступни, рвущего в клочья тонкие колготки и кожу под их непрочной защитой.
Как с серьёзно и уверенно объясняла испуганной моим видом тёте Наташе, что она должна дать мне ключи от квартиры своей дочери - моей школьной подруги Белки, уехавшей в отпуск во Францию.
Вот почему-то о Белке во Франции мне помнить хочется, а сегодняшний вечер - да что там вечер, всю мою семейную жизнь - хочется забыть, забыть, забыть, как сон поутру.
"Говорила мама мне, ты не будь упрямою, только я не верила в слова..." Да, да, да, ведь я такая умная! Я знаю всё лучше всех! Ну и что, что все мне твердили, что Ванька - самый худший из бабников. Даже свекровь меня предупреждала, по-доброму причём предупреждала, заранее сочувствуя... Я словам не верю! Я верю поступкам! Мой Ванечка делом доказал, что перестал смотреть на других женщин. Мы уже давно вместе и он ни-ни! Добровольно, сознательно и на всю жизнь. Ванечка только меня любит, только меня хочет. И нет у меня повода усомниться, отстаньте все! Тоже мне, Кассандры нашлись. И три года всех друзей-родных-знакомых убеждала в своей правоте, и Ирку в том числе. А права ли я была? Или всё это время тешила себя прекрасной сказочкой?
Ничего-ничего. Вот теперь полежу, погляжу в белый Белкин потолок, может быть, увижу на нём изображение маленького грустного котёнка. Или старушку в трогательном платочке. Или печальные глаза погибшего героя Киану Ривза.
От беспрерывного прокручивания в голове дурацких мыслей у меня быстро заболела голова. Впрочем, ничего нового в истории болезни, ведь израненные мои ноги заболели ещё раньше. Нужно было вставать и топать в ванную лечиться.
Хотя полечиться можно было и на кухне - я прекрасно помнила, в каком из шкафчиков непьющая Белла хранит вот для таких вот случаев початую бутылку "Неписсухо" - так подружка весело коверкала гордое имя "Hennessy XO".
Сложная альтернатива для моего измученного мозга. Но духовная потребность победила физическую. Срочно требовалось отвлечься от образа моего прекрасного мужа, наверное, теперь уже развалившегося на розовых Иркиных простынях, поэтому я выбрала направление на кухню. Ноги терпели боль два часа, потерпят и ещё. А если сдохну от заражения крови, то так мне и надо.
Немного жаль было портить эстетику Белкиной квартиры, в частности, светлый Белкин пол, на котором оставались такие неэстетичные следы моих покалеченных лап, но я наплевала и на это.
"Неписсухо" - вот лучшее лекарство и анестезия.
Только я успела открыть коньячную бутылку, сделать пару глотков "из горла" и закашляться, как раздался звонок в дверь. Я не думала, что это Белла или тётя Наташа, а на остальных визитёров мне было начхать, поэтому я сделала ещё один глоток и отсалютовала бутылкой:
- За позднее прозрение!
Этот тост показался мне красивым и воодушевляющим, и я заглотила ещё грамм пятьдесят коньяку. Каждый следующий глоток был вкуснее предыдущего, уже не драл горло и почти не вызывал кашель. Я подняла бутылку в салюте ещё раз:
- За жён-дур и мужей-предателей! - слова выговаривались как-то неправильно, но тост получился чрезвычайно тонким и актуальным, и я снова присосалась к французскому пойлу.
Стоять посреди кухни мне быстро надоело, потому что пол стал скользким и неустойчивым, и я аккуратно, уронив всего лишь пару магнитиков, сползла вниз, опираясь на прохладный холодильник.
- За свободу от козлов!
Третий тост я произнесла медленно, словно не верила в него, но призадумавшись над его глубоким смыслом, поняла, насколько он правильный и своевременный, насколько срочно нужно за него выпить! Чокнувшись бутылкой с гладким боком холодильника, я попыталась допить остатки коньяка, но что-то мне мешало, создавало дикий дискомфорт. Прислушавшись к себе, моему другу-холодильнику и миру, поняла, что виноват, как всегда, мир и населяющие его идиоты.
- Ты кгото ждшь? - спросила я холодильник. Холодильник отрицательно покачался в ответ.
- Вот и я н жду!
Я допила остатки своего лекарства. Идиот за входной дверью давить на кнопку звонка перестал, но принялся долбить в несчастную эту дверь, и, кажется, даже ногами.
- Вс-тки, эт к тбе, - укоризненно сказала я холодильнику и попыталась принять вертикальное положение по отношению к полу. Получалось это плохо, мешала подействовавшая анестезия и ещё немножко пустая бутылка, которую мне отчего-то не хотелось выпускать из рук.
Кое-как я поднялась, и медленно, придерживаясь за стеночку, направилась в холл. Ибо, хотя я и очень ответственный жилец, отвечать перед Беллой и её мамой за сломанную дверь не хотелось.
Как я буду объяснять непонятливому гостю, что он ошибся адресом, я пока не представляла, но и путь до входной двери был неблизким. Добравшись до неё минут через пять, я покрепче стиснула верную бутылку, которую так и не бросила по дороге, и крикнула:
- Ктам?
Голос мой заглушила новая порция ударов. Дверь находилась в реальной опасности.
- Разве не пнтно, что в квртре нкого нет? Нееету нкого в квартре! Какого дьвола звнть, стчать? - бормотала я, пытаясь открыть замок одной левой. - Все лди прсто...
Договорить "идиоты" я не успела, потому что замок неожиданно поддался моим неловким пальцам, и дверь распахнулась. На пороге стоял Иван с перекошенной физиономией, которую украшали несколько царапин через всю щёку. Заглядевшись на эти, явно боевые, нанесённые маникюром с алмазным напылением, раны, я замешкалась, утратила стратегически выгодную позицию и дверь захлопнуть не успела. Муж слегка подтолкнул меня назад и вошел в квартиру.
- Светланка, как же ты меня напугала!
Я, ошалев от такой наглости и, наверное, от всё лучше действовавшей анестезии, замахнулась на Ваньку бутылкой.
"Ккго чрта ты сюда явлся?!" - хотела я заорать одновременно с замахом, но порыв мой закончился очень быстро, голова взорвалась утихнувшей было болью, ступни загорелись огнём, и с тихим вздохом я рухнула на пол, прямо под ноги мужа.
Нет справедливости в этом мире.
2. Добрый доктор и другие неприятности
...Открыла глаза. В помещении, где я находилась, было сумрачно, но не темно. Скорее всего, сейчас вечер. Тело затекло, правую руку я не ощущала, словно её вовсе у меня не было. Попыталась пошевелиться, но затылок пронзило чудовищное копьё, доставшее прямо до глаз. Вместе с головной болью вернулись воспоминания - разом, все-все, до того самого позорного момента, когда я, как бревно, упала к ногам неверного мужа.
Преодолевая ужасающие последствия своей попойки с холодильником и удара головой о Ванькин ботинок, я всё-таки оторвала затылок от подушки. Сразу прояснилось несколько вещей: я лежу в комнате с окном, задёрнутым плотными шторами, боль усиливается, если я шевелюсь, правая рука у меня не отвалилась - не чувствую я её, потому что её прижимает к постели черноволосая мужская голова. После секундного замешательства я даже опознала её владельца, ибо уткнувшись лицом мне в руку, скрючившись на широкой банкетке рядом с кроватью, спал мой муж.
...Бывший муж, если всё, что вчера случилось, не было кошмарным сном...
Я попыталась отползти от Ивана и заёрзала, при этом стараясь не сдвигать голову ни на миллиметр. Со второй попытки отодвинуться мне удалось, хотя сделала я это неловко, случайно вмазав своему неблаговерному по носу.
Впрочем, об этом я и мгновения не сожалела!
Муж тихо выругался и ловко - в отличие от меня он всё всегда делал ловко - вскочил на ноги. "И не отлежал себе ничего, скотина", - подумала я гневно. Правда, гнев быстро сменился печалью, а я сделала попытку отвернуться, забыв, что шевелиться мне крайне противопоказано. В голову мою немедленно ворвался конный эскадрон, и я замычала от боли.
- Пить хочешь?
Замечательный вопрос, своевременный. Я не ответила, зажмурилась. Смотреть на мужа не было ни сил, ни желания. В голове продолжали безобразничать пьяные гусарские лошади.
- Только сегодня! Комплексное предложение! Пьянчужка, трусиха и страус - три в одном.
У мужа отчего-то было хорошее настроение, ни вины, ни раскаяния в голосе его не звучало. Да и выглядел он распрекрасно. До чего ж несправедливо, а? Моё душевное состояние, которое и так находилось где-то ниже плинтуса, стремительно опускалось... Если я б смогла разлепить губы, то сказала бы, что оно, это состояние, стремилось в подвал. Или в гроб, там спокойнее.
- Приходи ко мне лечиться и корова, и волчица... - продолжая веселиться, Иван поднёс к моим губам стакан с шипящей жидкостью.
Я попыталась оттолкнуть его руку, но безуспешно - изверг не отставал. В конце концов, мне пришлось приподнять голову, чтобы сделать несколько глотков.
Очень хотелось заплакать, но слёз снова не было. Ещё хотелось уйти и не слышать, не видеть, не ощущать Иванова присутствия, но и этого я не могла. Ничего я не могла... Вдобавок к голове сильно заболели израненные ступни, на которые я неосторожно оперлась, пытаясь вывернуться из-под руки мужа.
Иван отставил стакан на тумбочку и улёгся на постель рядом со мной. От бессилия и боли я застонала. Ванька обхватил меня своими лапищами и прижал к себе, не обращая внимания на мои барахтанья и попытки освободиться.
- Отпусти меня, слышишь? Отпусти... - хрипло шептала я и извивалась, пытаясь вырваться.
Куда там. Сил хватало только на слабые трепыхания, а в словах даже мне самой слышалась неуверенность.
- Спокойно, не дёргайся. Не дёргайся, я сказал! - Иван навалился на меня всем телом.
Я сдалась. Всё равно, рано или поздно придётся поговорить и "расставить точки над и". А то, что я сейчас не в форме, туго соображаю и вообще достойным соперником быть не могу, так кого это волнует? Не моего мужа, это точно. Он знает толк в стратегическом преимуществе. Я замерла. Иван устроился на боку рядом со мной, из объятий меня не выпустил, только развернул лицом к себе.
- Посмотри на меня.
Я ещё старательней продолжила прятать от него взгляд. Единственная форма сопротивления. Гвардия умирает, но сдаваться не собирается.
- Посмотри... Да, чёрт, Светка...
Я зажмурила веки так, что голову охватил новый взрыв боли.
- Хорошо. Я знаю, что ты упёртая до невозможности, поэтому поговорим сразу... Без прелюдий.
Это он о разводе? Соглашусь.
- ...А то ведь дашь тебе остыть немного, ты окончательно напридумываешь себе такого, что останусь я свободным холостым индивидом...
- А разве ты не этого хочешь? - хрипоты в моём голосе добавилось. - В смысле: остаться свободным и холостым?
Иван прерывисто вздохнул и прижал меня к себе так, что я дышать почти уже не могла. Уперлась лбом ему в грудь, попыталась высвободить себе немного жизненного пространства. Безуспешно. Муж, как всегда, наполнял собой всё вокруг.
Я тяжело задышала, пытаясь избавиться от привычного, но такого неправильного, ненужного, сегодня просто опасного, наваждения: Иван рядом и со мной никогда не случится ничего плохого. Ничего плохого, да. Добилась я только того, что ноздри заполнил знакомый любимый запах... И никаких Иркиных духов. Душ, видимо принял, гад.
- Я тебе сейчас кое-что скажу и повторять больше не буду. Если ты... - Иван опять вздохнул. - Если ты меня не поймёшь... Я не знаю, что буду делать. Честно. Но повторять не буду. Все эти сопли, слюни... Я и так почти бабой с тобой стал! - он легонько меня тряхнул.
Вот заливает! Чего-чего, а Ивану обабиться не грозило. Увидев его в первый раз, моя бабушка вспомнила, кажется, все народные пословицы и поговорки о красавцах, несчастной любви и неверных мужьях. Белка окрестила Ивана "альфа-самцом", о чём сразу же поведала ему в свойственной только ей манере. Остальные подруги и приятельницы с большей или меньшей степенью откровенности Иваном восхищались, мне завидовали и всячески предостерегали. Некоторые, не особо оделённые разумом - ну, это я тогда так считала - приводили в пример своих "подкаблучных" парней и послушных мужей. А я любила Ивана таким, какой он есть. Хотя "как есть"... Муж, с моей точки зрения, почти не имел недостатков. Мой любимый мужчина обладал замечательным чувством юмора, если он хотел, то в секунду мог стать душой любой компании, зачастую был упрям, но при этом терпелив, не поддавался ничьей дрессуре, и его невозможно было поймать на женские уловки. Он был и оставался сильным, умным, самостоятельным. Он умел, как никто из моих знакомых, держать своё слово. Во всяком случае, я всегда была в этом уверена. Я верила в него безгранично. Вот поэтому, то, что случилось вчера, стало для меня такой неожиданностью... Невероятным, запредельно невозможным и невероятным событием! Я была не готова к измене. Иван сказал когда-то, что он меня никогда не предаст. Я поверила. Да, Ивану я верила больше, чем всем родным, друзьям... всему миру. Я не ревновала, не предполагала его предательства даже в теории... за что, наверное, и поплатилась.
Пока я гоняла по кругу свои невесёлые мысли, муж замолчал, видимо, готовился к признанию. Я тоже приготовилась. Понятно всё, чего уж... Он, наверное, впервые в жизни собирался забрать свои обещания, отказаться от той смешной клятвы "о любви до гробовой доски", которую я в шутку вырвала у него за пять минут до регистрации. Мой Иван, о нежных чувствах не болтающий от слова "вообще", в тот момент был серьёзнее меня. Я думала, что серьёзнее... Сейчас же... Что ж, отказываться от своих слов мужику - это ж о-го-го, как сложно! Мужик же не баба!
Муж вздохнул в третий раз.
3. Не о котятах
- Я никогда тебе этого не говорил. Потому что всегда считал, что это всё женские глупости и ерунда, но... - он замолчал, а я затаила дыхание. - Я люблю тебя так, что у меня от твоего голоса искры из глаз сыплются, сердце заходится. Вчера... Я понял, что сделаю ради тебя всё, что угодно. Убью, украду, взорву всё к чертовой матери...
Ах, как красиво, ёлки зелёные. Чего только не наговоришь, если чувствуешь себя виноватым, правда?
Муж обхватил мой затылок и запустил пальцы в мои волосы. Удивительно, но от его осторожных движений раскалённая спица, которая сверлила мою несчастную черепушку, исчезла.
- Иногда мне кажется, я без тебя дышать не могу. Мы знакомы три года, и за всё это время я не посмотрел ни на одну женщину...
Я протестующе замычала ему в грудь и попыталась мотнуть головой.
- Не веришь? Не мотай башкой, думаешь, я не догадываюсь, как она у тебя болит?
- Ты всё врёшь. Врёшь! Я сама видела! - хрипота неожиданно ушла из моего голоса, я почти визжала. Противно визжала, если честно, поэтому - вовсе не потому, что мне хотелось слушать мужа дальше! - я замолчала.
- Видела, да. Я от этого твоего просмотра чуть не поседел вчера. А ведь мне ещё нет и тридцати.
Ванечка мой явно пытался свернуть с темы, самим же избранной, но - и это чувствовалось - ужасно для него неудобной. Чтобы не сбивать его - конечно, только ради этого, а не от того, что мне было невероятно хорошо в его руках - я притихла, прижавшись к мужниной груди щекой. "Ведь он пообещал, что выскажет мне это только раз. Надо потерпеть. А потом развод!" - уговаривала я себя... Вот кого хотела таким образом обмануть, а?
Муж некоторое время молчал. Я ждала, понимая, что ему разговор этот давался также тяжело, как и мне.
- Я три года не смотрел ни на одну женщину, э-э-э... Так сказать, не примерял никого для секса. Я никого не хотел, кроме тебя. Признать такое любому мужику, веришь, это как ... Как... - он запнулся, подыскивая сравнение, - как расписаться в собственной никчёмности. Как будто не мужик ты вовсе.
Теперь вздохнула я. Всё понятно, три года мучился этой своей никчёмностью, а вчера решил больше не мучиться.
- Я прямо слышу, как в твоей похмельной головёнке мысли шевелятся, - Ваня невесело хохотнул. - Точнее, одна мысль... Верно? Терпел, мол, терпел и не вытерпел?
Я в ответ сердито засопела. Похмельной... Я не пьянствовала вчера, я... лечение принимала! Грамм триста исключительной французской анестезии. И про мысли... Муж не прав: после того, как он лапой своей мою голову к себе прижал, мысли в ней шевелиться отказывались, сволочи.
- Так вот. Ничего не изменилось, Светка. Ты это знаешь, правда? Я бы не стал врать тебе. Я бы мог. Заморочить голову, уговорить, убедить, заболтать... Но не буду.
Ага, а чем вы, Иван Алексеевич, сейчас занимаетесь?
- Ирина твоя проспится, яд свой переварит и всё тебе расскажет. О своей вчерашней тяге к приключениям исключительно в горизонтальной плоскости. Ей, прости меня, вчера любые штаны бы подошли, но подвернулся я. Называется, выбрал место потише, чтобы Палычу позвонить... Это смешно...
Смешно мне не было ни вчера, ни сегодня, да и он сейчас вовсе не смеялся.
- ...Но не привык я бабу бить только за то, что она на шею ко мне бросается. Хотя, думаю теперь, что зря не привык. Если б с тобой вчера что-нибудь случилось... Как представлю тебя, дуру этакую, одну на улице ночью! - Он прижал меня к себе теснее, я пискнула, но решила потерпеть. - Сломанными когтями она бы не отделалась.
Иван заскрипел зубами, а я - ну кто бы мог подумать ещё пять минут назад! - моментально испугалась за Ирку.
- Это она тебя так? - я вспомнила пять глубоких царапины на его щеке и, высвободив руку, не глядя, провела ладонью по его лицу.
- Да.
- И ты не отвесил ей даже плюху? - с любопытством продолжала я выяснять картину вчерашнего события.
- Нет.
- Настоящие мужчины не бьют женщин, - выдала я банальность.
- Угу.
- Ты настоящий мужчина.
- Конечно.
- Хотя три года не смотришь на сексуальных женщин.
- Хмм.
- Поэтому ты считаешь себя не совсем настоящим мужчиной.
Муж замер.
- Но женщин всё равно не бьёшь! - триумфально завершила я.
Муж прокашлялся и выдавил из себя:
- Светка, ты издеваешься?
Я попыталась кивнуть и со всей возможной в этой ситуации важностью произнесла:
- Конечно. Настоящие женщины только тем и занимаются, что издеваются над ненастоящими мужчинами.
Муж ничего не ответил. Несколько минут мы лежали молча, не расцепляя объятий - теперь не только Ваня меня обнимал, но и я обвила руками его шею. И да, я конченная дура, но мне было хорошо и спокойно.
Через четверть часа муж как-то нервно проговорил:
- Так. Я не понял. Меня прощать собираются?
Я напустила возмущенного удивления в голос:
- Так всё-таки существует то, за что тебя нужно прощать?!
- Угу, - в голосе мужа послышалось облегчение. - Я обидел твою подружку.
- Переживу, - легкомысленно пообещала я. Не сообщать же ему, что этой подружки у меня больше нет.
Муж немножко отодвинулся и заглянул в мои глаза. Видимо, то, что он там увидел, его успокоило окончательно, потому что он полез ко мне целоваться.
Ко мне!
Целоваться!
Это после вчерашней анестезии!
Ни за что!
Я ладонью прикрыла его настырные губы и задала вопрос, который мучил меня несколько лет. Простой вопрос, влюблённые задают его легко, и так же легко получают ответ. А вот я всегда боялась это сделать. Боялась вопроса, боялась его ответных слов. Сегодня страх меня покинул, и я загадала, если Иван сейчас сморозит что-нибудь о моих прекрасных ногах, чудесных волосах или бездонных очах... Или вдруг непонимающе переспросит, мол, о чём это я... То... То все были правы, а я в нём ошибалась. Я люблю его больше жизни, он самый лучший на свете, но я ошибалась.
- Почему тогда ты выбрал меня? Почему именно ме...
Он не дал мне договорить. Убрал мою ладошку от своего рта, наклонился близко-близко, и прошептал прямо в мои похмельные губы:
- Потому что когда твоя подруга сказала: "Сколько тут звёзд!", ты единственная во всём этом чёртовом клубе посмотрела на небо.
Знаете, я обычно легко и светло плачу, когда вижу фотографии с котятами, щенками и трогательными старушками, когда читаю в сентиментальных любовных романчиках сцены смерти главных героев. Но я не лью слёзы в те минуты, когда происходит что-то по-настоящему для меня важное. Я не плачу от счастья или боли. Я не рыдала на нашей с Иваном свадьбе и от известия, что восьмичасовая операция на сердце моей бабушки прошла успешно. Я не рыдала, когда от нас с мамой ушёл отец, когда умер любимый дедушка, когда я заполучила открытый перелом ноги... И вчера, когда меня, казалось, предал самый дорогой на всём белом свете человек, я тоже не рыдала. И сегодня я плакать не буду. Вот правда, даже когда через несколько секунд пойму, что мои израненные после бега босиком по асфальту пятки промыты, смазаны антисептиком и аккуратно перебинтованы, я тоже не зареву.