С перерывами в две-три недели в Воронеже участились квартирные кражи с десяти до двенадцати дня, когда их хозяева были на работе. При отработке версий, оперативники не исключали, что кражи совершались ворами-гастролерами.
Начальник УВД, генерал Солохненко собрал руководителей райотделов города и потребовал выловить обнаглевших воров. Посетовал, что потерпевшие завалили милицию жалобами.
После совещания у генерала, начальник милиции Ленинского района Плутахин собрал в зале сотрудников отдела. Обычно сдержанный и спокойный в этот раз завелся:
-- Ворье обнаглело, а мы хлопаем ушами. Дожили, что люди нам не верят. Повернув голову к своему заместителю по оперативной работе Васильеву сказал:
-- Сегодня же, Иван Александрович, составьте график дневного патрулирования. Задействуйте всех, кого можно, распишите по улицам, дворам и переулкам. Дежурить будем до тех пор, пока не изловим преступников. Шумно вздохнув, добавил:
-- Увиливать никому не советую: кражи раскрывать за нас с вами никто не будет.
...Старший участковый инспектор милиции Колесников и милиционер-мотоциклист дивизиона вневедомственной охраны Лещев сидели на скамейке в тени деревьев большого двора. Одеты по гражданке. Августовский день солнечный, теплый. Это их первое совместное дневное дежурство. Чтобы не примелькаться перед жильцами, они периодически меняют места наблюдений. Лещев, сотрудник молодой, любознательный, его интересует все. Колесников разговор поддерживает, но за обстановкой следит. Мысли крутятся вокруг спецзадания.
-- Изловят ли воров? Если это гастролеры, то поймать их не просто: грабят нагло, быстро и тут же скрываются. Где появятся и когда -- неизвестно.
-- Вам-то, товарищ майор, воришек небось не раз приходилось ловить? -- спросил Лещев, пододвигаясь ближе. Рассказали бы, все равно делать нечего?
-- Почему бы и не повспоминать, - подумал Колесников, - может молодому на пользу пойдет. Долго молчал, потом закурил и негромко начал:
-- Идем однажды на пару с оперуполномоченным Воробьевым по улице Куцыгина. Мы с ним частенько утречком по участку пешочком хаживали: то в магазин заглянем, то во дворах обстановку разведаем. Всякая пьянь где по утрам собирается? Ясно, что у магазинов, да в закутках разных. Слышим из магазина, что в девятиэтажке женский крик раздается. Мы туда... Лещев рот приоткрыл, слушает.
-- А там, кто-то стащил у пожилой женщины сумку. Она плачет, говорит, что в семье денег больше нет.
Прищурившись, Колесников оглядел двор, спортплощадку, подъезды, потом посмотрел на Лещева.
-- Слушать-то слушай, но поглядывай, не гоже, если провороним.
-- Сами же видите никого, - прошептал напарник.
-- Ладно, слушай что дальше было.
-- Воробьев и я стали продавцов и покупателей опрашивать, вопросики им разные подбрасывать. Они вспомнили, что около женщины отирался какой-то молодой тип: среднего роста, смуглый, одет в темный свитер и коричневые брюки. Одна из продавщиц его и раньше видела в магазине.
-- Мне это было важно знать, пояснил Колесников, так как на своем участке "трудных" наперечет знал. Стал перебирать по памяти худощавых, смуглых и, естественно, кто за что раньше сидел. Не сразу, а постепенно вырисовывался образ того, кто крутился около женщины. Спрашиваю Воробьева:
-- Ну как?
Тот пожал плечами. Тогда рассказал о своем предположении.
Словом, была у нас на улице Станкевича одна семейка: мать-- пенсионерка, два сына -- лоботряса и дочь. Отца дети не помнят. Братья за кражи не раз судились. Я, признаться, малость сомневался, потому как один из братьев в это время как раз срок отбывал, а второй, Виктор, буквально днями из колонии вернулся. Неужели, думаю, жизнь ничему не научила?
-- Дальше-то что? -- поторопил Лещев.
-- Дальше,-- пожал плечами Колесников, - дальше надо было принимать решение. Квартиру, где жила семья, я знал: мать и сестра, врать не буду, ко мне с уважением относились, мамаша не раз по сынам советовалась. Попросил потерпевшую во дворе с часок подождать, а сам с Воробьевым бегом на четвертый этаж. Хозяйка дверь сразу открыла. Зашли, поздоровались. Воробьев занялся проверкой использования электроприборов: жильцами такие нарушения допускаются. Ну, а я стал расспрашивать о сыне. В это время слышу из другой комнаты голос раздался .
Но Лещев вдруг цепко схватил Колесникова за локоть.
-- Товарищ, майор, кажется дождались, -- и многозначительно кивнул головой на подъезд, откуда с чемоданом вышел рослый мужчина. Оглядываясь, он то и дело поднимал голову на верхние этажи пятиэтажки.
-- Ну и мордень, -- покачал головой, -- делать-то что будем, товарищ майор?
-- С кем?
-- С тем, что чемодан тащит... -- Ишь, как нервничает... Колесников не успел ответить, как с балкона третьего этажа послышался женский голос:
-- Сергей, ты же ключи на столе забыл? Подожди, Светка вынесет.
-- Вот и мордень, -- съязвил Колесников, -- в таком деле с выводами, товарищ сержант, спешить нельзя.
-- Обознался, -- неохотно признался Лещев, а с виду -- ворюга ворюгой, да вдобавок - с чемоданом. -- Ладно, будем ждать. -- Так кто же из комнаты крикнул?
-- Сын хозяйки, что из отсидки вернулся. А тут и он появился: смуглый, в коричневых брюках и в темном свитере, точь- в- точь как обрисовали.
-- О-о, сам начальник пожаловал! -- воскликнул вроде бы радостно, но голос-то заметил дрожит, значит нашего прихода совсем не ждал. Воробьев между тем ходит по квартире и смотрит куда бы Виктор мог сумку засунуть. Меня этот вопрос не меньше его волнует. Решил я не хитрить-мудрить, а сразу -- в лоб: верни сумку! Вернешь - потом зачтется. Добавил, что во дворе сидит женщина, у которой он отнял последние рубли.
-- Ты что, начальник, -- обиделся Виктор. -- Какая сумка, зачем обижаешь?
Мы с Воробьевым слушаем, а в голове крутится одно и тоже - куда он сумку спрятал? С левой стороны от двери заметил футляр от ручной машинки. Саму машинку видел в углу другой комнаты. Думаю, если б кто-то шил, то она стояла на столе, а не в углу. Что-то не вяжется. Подошел к футляру, а сам искоса поглядел на Виктора. Даже мимолетного взгляда было достаточно, чтобы заметить, как он напрягся и изменился в лице. Неспешно сбросил с футляра разные вещички, поднял его, а под ним - коричневая с молнией сумка. Пригласили понятых и потерпевшую. Та как увидела ее, радостно закричала:
-- Моя, моя! Вот, собственно, и все.
Лещев несколько разочарован, что все так быстро закончилось. Он-то готовился слушать и слушать.
-- Ладно, хватит об этом, сказал Колесников, а то еще подумаешь, что хвастаюсь. Давай лучше позицию поменяем: ты иди к подъезду, откуда мужик с чемоданом вышел, а я у спортплощадки с ребятишками покручусь.
...Шли день за днем. После утренней планерки в отделе Колесников встречался с Лещевым у инженерно-строительного института, потом вместе шли дежурить. Пока ничто не настораживало. -- Город огромный, мало ли где воры-гастролеры объявятся, - думал Колесников. Могут запросто в другой город махнуть, но ведь свой пост без команды не бросить? От такой мысли становилось не по себе. Подошел и сел рядом Лещев. Он в светло-коричневой куртке, темных брюках и голубеньких с белыми полосками кроссовках. Пожав плечами, сказал: - Пусто. Повернувшись к Колесникову попросил: -- Расскажите еще что-нибудь?
-- Стоит ли?
-- Мне интересно.
-- Ладно, расскажу, только вначале сходи в столовую. -- Да, купи мне, как всегда, батон с кефиром. Колесников достал из кармана пиджака кошелек. Из-за болезни желудка в столовую он не ходил.
-- Всего-то? -- удивленно переспрашивал Лещев, принимая один и тот же заказ.
-- С меня хватит.
В столовой Лещев не задержался.
-- Уже? -- хмыкнул Колесников. -- Быстро, однако, обернулся.
-- Народу мало. Хотел пару котлеток прихватить, так вы же не просили? Если что - мигом обернусь.
-- Нет, нет, эта пища не для меня. Колесников принялся за еду, а Лещев зашел в почтовое отделение, и, встав у окна, стал просматривать двор, подъезды, не упуская из вида ни одного проходившего человека. Изредка к двери почтового отделения подъезжали машины, заходили и выходили почтальоны. Закончив кефирный обед, Колесников закурил. Лещев, еще раз окинув взором примелькавшиеся подъезды, вышел во двор и сел на скамейку рядом с ним.
-- Краж, особенно мелких -- стал говорить майор не торопясь, будто это такая повседневность, -- всегда хватало, да и сейчас их хоть отбавляй. Мне помогает, что на своем участке знаю весь "негатив". Был к примеру такой случай. Одна семья в частном секторе кроликов держала. Пришли с работы, а четырех кроликов -- тю-тю. Представляешь? Заявили тут же в милицию, куда же еще, а их заявление для проверки мне отписали.
-- Получается, как у нас сейчас, -- заметил Лещев. -- Люди уходят на работу -- вещички целехоньки, а придут -- квартиру обчистили.
-- Нас с тобой Бог пока миловал,-- не согласился Колесников, -- но может случиться и такое, если провороним. Соображаешь?
-- Так вот, кража случилась в частном секторе, а точнее, -- в переулке Бестужева, что напротив Электромеханического завода. Людей в округе знал всех: кто где работает и как ведет себя. Сходил к потерпевшим, думал они чего-нибудь подскажут, бесполезно. Переговорил с уличкомом, но и она ничем не помогла. Украсть кроликов пришлым, мысленно соображал я, никто не мог. Выходит, что это кто-то сделал из ближних, кто знал, что хозяева работают и дома никого нет. Но кто? Перебирал по памяти семью за семьей, всех кто мог это сделать.
Прикинув раз, другой, я остановился на одной, намылившей мозги, семье. Колесников положил ладонь на плечо Лещева.
-- Давай пройдемся по кругу, а то говорю, говорю, как бы и в самом деле воришек не упустить. Встав со скамейки, потянулся.
-- Лишь бы только появились, -- уж точно не сорвутся, -- сказал многообещающе поигрывая плечами Лещев.
-- Возможно затаились, но это временно, вздохнул майор. Вор есть вор, его к чужому добру словно магнитом притягивает. Обогнули вокруг двора несколько раз, но ничего подозрительного не заметили. Опять сели на скамейку. Колесников закурил. Подумал, если зачастил с куревом, значит нервишки сдают.
-- Так что за семья? -- напомнил Лещев о прерванном разговоре.
-- Семейка та еще. Но начну со старшего сына -- Михаила. Это был когда-то вежливый, такой красивый и обходительный паренек - дурного слова не услышишь. В армии крупного начальника на машине возил. А как вернулся, так сразу в таксопарк устроился. Между прочим, неплохо зарабатывал. С этого, собственно, и началось. Другой бы рублик к рублику и в какое-нибудь дельце определил или домишко перестроил: ветхий он у них был, еще с послевоенных времен. Не-нет, же, пристрастился Миша к выпивке.
-- Скажи, Лещев, кого водка до ума довела? Да, кого? Напарник сдвинул к носу брови. Ладно, не ломай голову, таких не найдешь. Вначале Михаила освободили от машины и перевели в ремонтный цех. Зарплата, естественно, стала меньше. Другой бы вывод сделал, он же не-ет. Потом неудачно женился: взял женщину с ребенком. Дело не в ребенке. Сама она пивом торговала, а он видно в ларек частенько окунался. Жена не отвлекла Михаила от спиртного, хуже того, теперь запили вдвоем. Была семья, но какая? Все у них крутилось вокруг выпивки. Стал Михаил безработным. Это я сразу узнал, потому как с такими же крутился по утрам у гастронома. Предупреждал его и он давал слово, что исправится, но остановиться уже не мог. С женой вскоре разошелся; тут потеря небольшая. Плохо, что младшего братишку испортил. Длинный такой, худой, "Чапой" дразнили. Поначалу старший заставлял его подрабатывать и покупать спиртное. Но работа была не всегда, вот и стал "Чапа" воровать.
У людей, что рядом жили начали пропадать куры, еще что-то, но они по-мелочевке в милицию обычно не обращались. Поговорят между собой и на том кончалось. Младший еще больше похудел, одежда висела на нем как на огородном чучеле. К тому же, не брился, в баню не ходил. Говорили еще об одной его странности: будто с некоторыми ребятишками вел беседы, намекая на сожительство с ним. Сразу же предупредил, что если подтвердится, то для него это плохо кончится. Свою мать сыновья совсем не слушали, словно она и не мать была им вовсе.. Вот в эту семейку и решил пойти вместе с уличкомом. Женщина она пожилая, по характеру добрая и никак не могла поверить, что смешной, "Чапа", ворует. Пришлось убеждать, что оба брата нигде не работают, а частенько под газом. Спрашивается -- за что? Полагал, если поход не удастся, все равно поговорю по их трудоустройству. Одно другому не помешает.
-- Теперь скажи, товарищ младший сержант, для чего понятых приглашают? Прищурив глаза, Колесников с подвохом посмотрел на Лещева.
-- Знаю, знаю, не такой уж профан, -- ответил тот. -- Только без санкции прокурора обыск проводить нельзя? Или не прав?
-- Почему не прав -- прав. Но не подумай, что пришел и с порога заявил, а где тут кролики спрятаны? Признавайтесь, а то обыск начну проводить? Колесников рассмеялся. -- Нет, совсем не так, каждый приход к подозреваемому -- дело тонкое.
-- И чем же закончилось?
-- О-о, какой прыткий, -- покачал головой Колесников, потерпи, скоро узнаешь. Помолчали.
Так вот, подходим к калитке, звоню -- в доме тишина. Думаю, что за черт, неужели куда ушли? Уличком постучала в дверь кулаком. Слышим по двору чьи-то шаги: шур -- шур, значит кто-то идет. Калитку открыла хозяйка: глаза мрачные, сразу видно, что нашему приходу не рада..
-- Здрасьте, говорит, вы зачем?
-- К вам, отвечаю, к вам, о сынах поговорить надо.-- Где они? Говорю, а сам думаю, почему во двор не пускает, да и калитку открыла не сразу. Хотя и неохотно, но впустила. Пояснила, что старший куда-то еще утром ушел, а младший прихворнул: кашляет, озноб бьет, второй день в постели валяется. Спрашиваю хозяйку:
-- Михаил-то устроился?
-- Он мне не докладывает, -- увильнула та от ответа.
-- Матери и не говорит? -- удивился я.
-- Он чай не малолетний ребенок. Каждое утро куда-то уходит, а вот младший простыл. Встала у двери и в дом не идет.
-- Ну ведите, ведите к сыну, чего стоять, -- тормошу хозяйку. Потоптавшись и повздыхав, впустила. "Неужели, думаю, сорвалось и уличком окажется права? Но ведь кроме этой семьи кроликов украсть больше поблизости некому".
Длинный, как оглобля, младший сын лежал в постели: легкое одеяльце натянул под самую голову. Кивнул и повернулся к стене. Уличком с хозяйкой стали обсуждать чем сына подлечить, а я по комнате глазами -- зырк-зырк. Потом к больному подошел. Вид у него зачуханный, небритый, лохматый, даже запах неприятный идет. Осмотрел буквально все: ведь кролики не булавка, не могли же они за сутки всех кроликов поесть? Понимаю, что пацан не болен, а все это подстроено, чтобы нас побыстрей выпроводить. Уже собрался уходить, как, вдруг, под одеялом у "Чапы" что-то завозилось. Он попытался наше внимание отвлечь, а под одеялом шевелится и шевелится. Чтобы ты думал там было?
-- Не знаю, -- пожал Лещев плечами, -- может кошка или собачка.
-- Не кошка и не собачка, а два кролика. Они мирно сидели, сидели, потом видно им надоело, вот и завозились. Пацана я сразу поднял и стал спрашивать -- откуда кролики? Уличком подошла и только руками от удивления разводит. Дальше закрутилось -- пригласили понятых, потерпевших, те своих кроликов сразу по меткам узнали и стали выяснять куда другие подевались, да чуть не избили "Чапу". Вот, собственно, и все.
-- Что потом?
-- Как всегда, -- вздохнул Колесников, - материалы передал по инстанции. А трудная семейка от нас вскоре перекочевала в Северный район. Для них может так и лучше: спокойной жизни я бы им не дал. Колесников глянул на часы. Заканчивался очередной день дневного дежурства. Безрезультатно. Что принесет день завтрашний? Тяготила предстоящая неизвестность. Сколько еще придется торчать? Что, если воры не залетные, а свои? Узнав какой наделали в городе переполох, они поглядывают на них теперь со стороны и посмеиваются: ищите, мол, ищите, а как кончите, мы вновь напомним о себе. Вполне возможно, что воров кто-то предупреждает из работников милиции. А если это так, то сидеть впустую придется ой -ей-ей сколько.
Прошли еще два дня. Большой двор изучен так, что Колесников и Лещев могли с закрытыми глазами пройти по нему из конца в конец. Знали в каких подъездах входные двери держатся на одной петле, где выбиты стекла, и в каких местах поломан деревянный штакетник, огораживающий посаженные весной и вытоптанные за лето цветники. Колесников заметил, что когда нет настроения, окружающая серость так и режет глаза. Хорошо что Лещев слушает его побаски. С воспоминаний о кражах он перешел на грабежи. Тут тоже было что вспомнить.
Вчера рассказал как однажды задержал грабителей. Грабежи той зимой случались почти каждые сутки: с пожилых людей срывали головные уборы или вырывали сумки. В то время участковых постоянно привлекали к дежурствам в райотделе и ему не раз приходилось выезжать на места происшествий. Тогда в переулке Штормовом с головы женщины двое неизвестных сорвали шапку из меха норки и скрылись. Переговорив с потерпевшей, спросил где удобней ее взять с собой в экипаж и вместе попатрулировать. Во время патрулирования женщина обрисовала приметы грабителей, показала в какую сторону они скрылись. Минут через двадцать на улице Краснознаменной увидели двух молодых парней, одного из них, тот что сорвал шапку, потерпевшая сразу опознала. Обыскали, но шапки при них не было. Подозреваемых задержали, чтобы поработать с ними.
-- Неужто стали лупить? -- угрюмо заметил Лещев.
-- Зачем же, -- недовольно возразил Колесников. Завязался разговор о формах и методах работы с подозреваемыми. Ведь когда преступление раскрыто, то все кажется удивительно просто, зато с самого начала -- сплошные потемки. В данном случае, тот кто сорвал с женщины шапку, стал все отрицать: шапки не срывал, а женщина в темноте обозналась. Его подельник твердил тоже самое. Но при допросах было установлено, что молодые люди с улицы Краснознаменной далеко не уходили. "Значит шапка ими где-то спрятана, -- подумал Колесников, -- и по всей видимости в сугробе". На этом и сыграл, сказав, что люди видели, как двое неизвестных прятали что-то в сугробе. Добавил, что разбираться поедут, как только наступит рассвет. Не забыл ребятам напомнить, что они еще не испорчены, а чистосердечное признание облегчит меру ответственности. Под утро грабитель не выдержал и сознался, что он сорвал шапку и показал куда закопал ее.
Но это было вчера, а сегодня Лещев сидел какой-то насупленный и ни одного вопроса. С чего бы это? Может приболел или что-то случилось дома? Колесников задумался. С детства мечтал стать военным. После школы поступил в Одесское зенитно-артиллерийское военное училище. Три года учебы и он -- командир огневого взвода. Но служба была недолгой -- попал под хрущевское сокращение. Оказавшись на гражданке, стал работать слесарем на механическом заводе, затем водителем троллейбуса. Поступил заочно на юрфак университета. В 1965 году коллектив трамвайно-троллейбусного управления рекомендовал его для службы в Управление охраны общественного порядка. Стал работать участковым инспектором милиции в Ленинском отделе, затем командиром опердивизиона. Несколько лет поработал инспектором и старшим инспектором в службе по руководству медвытрезвителями УВД. Но из-за частых командировок обострился желудок и пришлось вернуться на должность старшего участкового.
Отбросив мысли, легонько толкнул локтем Лещева.
-- Хватит в молчанку играть, говори, в чем дело?
Лещев, как ребенок, недовольно засопел, и, собираясь с мыслями, исподлобья глянул на Колесникова.
-- Я все знаю, -- сказал тихо.
-- Ты это о чем?
-- Вы мне просто не доверяете!
-- Я!? -- Не доверяю?!
-- Да, не доверяете, потому и одного боитесь оставить.
-- Ах, вон ты о чем? -- рассмеялся Колесников. Ну, братец, ты и загнул! Это ж додуматься надо! Разъясняю популярно -- в общепит не хожу из-за желудка, -- он постучал ладонью по животу. Рад бы, да нельзя, хотя, если честно, то и тебя одного оставлять опасаюсь. Мало ли что может случиться? Как видишь не скрываю...
-- Думаете не справлюсь?
-- Уверен, что справишься, но все равно боюсь. Но уж если ты так ставишь вопрос, то на зло своему желудку в столовую сегодня пойду. Хотя, мог бы и здесь булку с кефиром спокойно оприходовать. Доволен? Учти, только ради твоего каприза.
-- Если так, то не настаиваю, -- виновато пробурчал Лещев. -- Поймите и меня...
-- Все понимаю, -- перебил Колесников, -- сказал пойду, значит пойду, а ты один походишь.
Колесников был расстроен, он даже и в мыслях о недоверии напарнику не допускал. Попытался думать о чем-то другом, но не получалось. Ведь если, не дай Бог, воров проморгают, то в первую очередь спросят с него, как со старшего. Какое-то время сидели молча. Столько дней отдежурили, а результатов никаких. Может отбросить в сторону все эти меры предосторожности? Подумаешь, на какой-то часок отойдет пообедать? Посидит, ничего с ним не случится. Прикрыв глаза, подумал, что лето пролетело, уходят последние теплые денечки. Но пока солнце, будто авансом, отпускает людям тепло за свой скорый уход в предзимье. Хочется расслабиться, забыться, уйти в себя.
Непроизвольно и как-то совсем случайно, глянув на стык между двумя пятиэтажками, его тело будто пронзило чем-то острым. Крутнув головой и протерев ребром ладони глаза, вновь посмотрел туда, что заставило заволноваться. Моментально бросил взгляд на Лещева, но тот, сдвинув брови, смотрел в обратную сторону. И опять метнул взгляд на стык между домами. "Неужели те самые, кого они так долго поджидали? Когда же успели проникнуть в подъезд?" Тем временем, два молодых амбала, выскользнув из крайнего подъезда, уже заворачивали за угол пятиэтажки. У одного в руках объемный узел, в руках другого чемодан, а через плечо перекинут свернутый в трубку ковер. "Чего же они-то сидят? Ведь улизнут? Колесников толкнул Лещева, но тот и сам уже заметил незнакомцев с поклажами и мгновенно напрягся. Его глаза вопросительно уставились на майора. Колесников тихо скомандовал:
-- Беру на себя, что с ковром, ты -- другого. И бросились наперерез, со стороны гаражей частников. Только не упустить, ведь там за гаражами, поросший кустарником глубокий овраг и дорога.
Увидев неожиданно появившихся перед собой Колесникова с Лещевым, незнакомцы растерялись.
-- Куда спешим, чего несем? -- сказал Колесников.
Тот, что был с ковром, недовольно пробурчал:
-- А вы, собственно, кто такие?
Пришлось показать удостоверения личности. Отвечавший долго разглядывал милицейские удостоверения, потом улыбнулся:
-- Так бы и сказал, начальник, а то сразу куда, зачем? Думал может бандиты какие? Он был выше среднего роста, не хилый, прилично одет, а вот глаза мрачные, словно на морозе подзастывшие. Колесников посожалел, что как назло не взял с собой табельного оружия. Прилично одетый между тем пояснял, что вещи его и что он попросил друга перенести их на другую квартиру. При этом небрежно махнул рукой в сторону частного сектора. Его друг молча кивал головой.
-- Как улица называется? -- спросил Колесников. Названия близлежащих улиц он хорошо знал.
-- Да тут рядом, только вот не помню как называется, -- из головы выскочило.
Колесникова насторожило, что незнакомец назвал его начальником, кроме того, названия улицы не помнит. Неужели врет? Говорит, что на новом месте жилье дешевле. Он его мысленно окрестил "квартирантом", а второго -- "молчуном".
С наигранным добродушием "квартирант" вдруг предложил:
-- Если не верите, давайте вместе пройдемся, тут всего-то...Паспорт покажу, или? Прищурив глаза, состроил подобие улыбки. Колесников его "или" понял как намек на собственную трусость.
-- Что ж, пошли, -- согласился, рассчитывая, что проверка паспорта делу не помешает. От майора не ускользнуло, что задержанные между собой как-то подозрительно переглянулись. Двинулись цепочкой: впереди - "квартирант", за ним, чуть отстав, Колесников, затем -- "молчун", а замыкал шествие -- Лещев. Колесников держал руки в карманах плаща: пусть думают, что там пистолет. Майор изредка бросал взгляд по сторонам и злился, что по пути никто не встречался. Шедший сзади "молчун" стал понемногу отставать, а с ним отставал и Лещев. "Квартирант" наоборот, прибавил хода, а когда Колесников крикнул, чтобы задние подтянулись, засмеялся:
-- Не бойсь, начальник, с такой поклажей никуда не денемся.
-- "Опять зэковский жаргон, -- подумал Колесников, -- будто специально злит" Отступив метра на полтора от "квартиранта", он старался предугадать его дальнейшие действия. Попетляв по улочкам, "квартирант", неожиданно остановился, но ковер и чемодан из рук не выпустил.
-- Вот, черт, думал как ближе, да совсем запутался, -- сказал расстроенно.-- Помню, шли по улице какой-то Веры, а фамилию никак не вспомню.
-- Фигнер, -- подсказал Колесников. Веры Фигнер, -- повторил он. Но эта улица за оврагом и качнул головой в обратную сторону.
-- Точно, Фигнер и есть, так что придется вернуться. Проходя мимо Колесникова, хмыкнул: -- Извиняй, начальник...
-- Шагай, шагай, -- как можно спокойней ответил Колесников, не вынимая рук из карманов плаща. Подошли к оврагу. Он насторожен, следит за каждым движением "квартиранта". Что может тот выкинуть? Бросить вещи и прыгнуть в кусты оврага или сделать какой-нибудь приемчик? Шедший сзади "молчун" прилично отстал.
-- Вот обогнем овраг, а за ним -- улочка и сразу направо, -- слышит голос "квартиранта".
-- Двигай, двигай, -- прогудел недовольно Колесников. Ему все это порядком надоело. Надо б было доставить "квартиранта" с другом в опорный пункт и без всякой нервотрепки разобраться. Основания были: нет документов, в адресах путается. Нет же, хотел как лучше, чтобы гражданское самолюбие подозреваемых не задеть. Лещев идет молча, хотя бы голос подал. Видно полностью доверяет ему и не хочет встревать. Внизу, метрах в двадцати сбоку от оврага проходит дорога. Она пуста, но за поворотом виднеется машина. Полуобернувшись к Колесникову, "квартирант" небрежно кивнул на шедших сзади.
-- Все отстают и отстают... Непроизвольно, не больше чем на какой-то миг, и скорее машинально Колесников повернул голову, как тут же был сбит торцом свернутого ковра. Бросив чемодан и ковер, "квартирант" прыгнул с обрыва. Колесников услышал его громкий голос:
-- К тачке!
Удар ковром по голове был сильным, но касательным, мягким: майор упал, тут же вскочил и подбежал к обрыву. В руках спрятавшегося за кустом "квартиранта" сверкнул нож. Позже выяснится, что нож был заранее тут спрятан и "квартирант" долго водил за собой, чтобы притупить бдительность работников милиции. Частично ему это удалось.
-- Ну прыгай, прыгай, начальник, я тебя приласкаю, -- кричал он из-за кустов, пробираясь к дороге и понимая, что Колесников не вооружен.
Оценив обстановку, Колесников принял решение не дать сбежать второму задержанному. И во время: тот, бросив вещи, рванул к обрыву. Колесников с Лещевым настигли и сбили его с ног, потом быстро связали ремнем руки. Собрав разбросанные вещи, повели задержанного в опорный пункт на улице Некрасова. Колесников нес ковер с чемоданом и чертыхался.
-- Надо же так опростоволоситься? Кажется все предусмотрел, а вот удар свернутым ковром не учел! Кто бы мог подумать! Ведь и обернулся на какой-то миг. Хорошо что второго не упустили, вот позору-то было? Ускорил шаг. Надо быстрей связаться с дежурным райотдела и передать приметы сбежавшего бандита. Рядом со свертком молча шел Лещев. Он тоже оценивал происшедшее и свои действия. Собой был недоволен. Если бы был один, то задержанный мог запросто сбежать: сильный, вдвоем еле руки скрутили. Об утреннем споре вспоминать не хотелось: майор оказался прав.
... На утренней планерке начальник милиции Плутахин сказал, что квартирные воры-гастролеры, наконец-то, себя проявили и один из них уже задержан, а еще трое будут задержаны в ближайшее время. Похвалил Колесникова и Лещева. Уголовное дело было поручено вести следователю Деревянкину. Плутахин не скрывал, что дело многоэпизодное и следователю придется немало поработать: задержанный уже дал показания о нескольких кражах в Воронеже, но это лишь начало.
Как будет позже установлено, бандгруппа орудовала на территории Ворошиловградской, Донецкой и Воронежской областей. Сгруппировалась она в Ворошиловграде, там же и были совершены первые квартирные кражи. Потом наездами кражи совершались в городе Сталино Донецкой области и в Воронеже. Обворовав одну-две квартиры, возвращались в Ворошиловград. Последняя поездка бандгруппы в Воронеж стала для нее роковой. Главарь группы, тот самый "квартирант" по кличке "Фрейер", вскоре будет задержан. Прав окажется Плутахин, когда говорил, что следователю придется долго распутывать целый клубок квартирных краж.
Уже после того, как преступники были осуждены и отбывали сроки в Архангельской области, Деревянкину не раз приходилось выезжать в колонию по вновь открывшимся фактам краж. Но это будет позже, а пока, к радости собравшихся, начальник райотдела объявил, что дневные дежурства отменяются.
В личном деле бывшего старшего участкового инспектора милиции Колесникова Николая Константиновича о случае раскрытия данных краж сохранилось два документа: представление исполнявшего обязанности начальника Ленинского отдела милиции Васильевна в УВД на поощрение Колесникова и Лещева, а еще выписка из приказа начальника УВД, где отмечено, что за проявленную смелость и находчивость при задержании квартирных воров майор милиции Колесников Н.К. поощрен денежным вознаграждением в сумме семидесяти рублей.