O Simona : другие произведения.

Персефона и ее история

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Я выделила из "Хроники Фемискира" отдельные - большие законченные - истории. Если ты читаешь "Хроники Фемискира" по порядку, то найдешь эти истории в Episode. "Хроники Фемискира" - большое мое творение. Безграничное, как Космос. Истории - лишь маленькие островки. Сейчас перед тобой - "Персефона и ее история". Если тебе удобно сначала сплавать на островок... Приятного путешествия! Ваша, O SIMONA
  Читатель!
  
  Я выделила из "Хроники Фемискира" отдельные - большие законченные - истории.
  
  Если ты читаешь "Хроники Фемискира" по порядку, то найдешь эти истории в Episode.
  "Хроники Фемискира" - большое мое творение.
  Безграничное, как Космос.
  Истории - лишь маленькие островки.
  Сейчас перед тобой - "Персефона и ее история".
  Если тебе удобно сначала сплавать на островок...
  
  Приятного путешествия!
  
  Ваша,
  O SIMONA
  
  
  
  - Маний, Профос, Кент, Гонзо, Погост? - Послышался женский мелодичный голос. - Где все?
   - Женщина. Я тоже хочу спросить тебя, где все, - амазонка увидела молодую женщину лет двадцати с небольшим.
  Даже девушка...
  И сразу встала на ее пути.
  Широко расставила ноги. - Мы вчера пришли сюда.
  Хотели потратить деньги в гостином дворе.
  Но никого - ни хозяина, ни рабов - не нашли.
  Пришлось заночевать без еды. - Семирамида полуобернулась к Джейн: - Рабыня, принеси мне стул. - Семирамида увидела, что Джейн находится в состоянии, близком, к потере разума.
  Пришелица надеялась, что появилась ее подруга...
  Теперь Джейн стоит закаменевшая, с отсутствующим взглядом.
  На окрик амазонки Джейн даже не шелохнулась.
   - Моя рабыня от голода потеряла страх, - амазонка сказала молодой женщине. - Ты местная?
   - Я - двоюродная сестра Мания, - девушка остро осматривала амазонку.
  Семирамида чуть не допустила ошибку.
  Она знала, что трактирщика звали Маний.
  Но нельзя было говорить...
   - Маний, кто он? - Семирамида строго спросила.
   - Амазонка, почему ты задаешь здесь вопросы? - девушка от отпора перешла в атаку.
   - Девушка, а ты, почему здесь задаешь вопросы?
   - Потому что Маний, мой дальний брат, хозяин гостиного двора.
  Ты, амазонка, здесь...
  Здесь не твое поле.
   - Амазонкам нельзя останавливаться в гостином дворе? - голосок Семирамиды опустился.
   - Нет, я не то хотела сказать, - девушка оправдывалась.
  Она даже слегка побледнела. - Я просто удивлена, что моего брата, слуг и рабов нет.
  Ты же здесь хозяйничаешь.
   - Я ничего хозяйского не забрала, - Семирамида усмехнулась. - Тот аромат, который влетает в твои ноздри - аромат от тетерева, которого я подстрелила.
  Не оставаться же нам голодными, если хозяин не обслуживает.
  А то, что мы заночевали здесь, так мы и хотели заночевать.
  Я отдам деньги хозяину. - Семирамида замолчала, чтобы не сболтнуть лишнего.
  Ведь хозяин и его слуги уже никогда не вернутся...
   - Я могу обслужить вас, - голос молодой женщины потеплел. - Я иногда помогаю Манию по хозяйству.
  Мое имя - Персефона.
   - Совсем другой разговор, - амазонка выдохнула свободно. - Мы не откажемся от хлеба и от фруктов.
   - Вино? - Персефона с вопросом посмотрела в глаза амазонки. - Хорошее нубийское вино в глиняных амфорах.
   - Я не пью вино, - Семирамида покачала прелестнейшей головкой. - Персефона, приготовь мне медовый напиток. - Больше всего в этот момент амазонка боялась, что Джейн попросит себе что-нибудь из еды.
  Рабы должны питаться объедками с хозяйского стола.
  Но Джейн молчала.
  Или она помнила наставления Семирамиды, что нельзя говорить, пока хозяйка не прикажет.
  Или все еще переживала, что не увидела свою подружку Бонни.
  Персефона отправилась на кухню.
  Амазонка поспешила за ней:
  - Персефона, мы хотели остановиться здесь на две недели, - Семирамида подсчитала в уме, сколько, примерно времени понадобится Калипсо, чтобы окрепнуть после ранения. - У нас встреча в этом гостином дворе...
  Но неожиданно, сегодня ночью прилетел голубь с посланием на папирусе.
  Я с рабыней ухожу.
  Моя подруга Калипсо остается.
  Но она слишком слабая еще.
  Ее медведь помял немножко.
   - Медведь? - сестра хозяина таверны спросила с недоверием. - Но в наших местах нет медведей.
   - Зато около Гелиополиса медведей стада бродят, - амазонка знала, что говорит.
  Пытаться обмануть знающую Персефону не стоит.
  Она может заподозрить, что не медведь помял Калипсо. - Мы думали, что обойдется.
  Доехали до этого гостиного двора.
  Но подружка еще не окрепла.
   - Я возьму с нее полную цену, - Персефона сразу уточнила.
   - Деньги у нас и у Калипсо есть, - амазонка важно потрясла кошелем.
  Все время в спину Семирамида давил взгляд Джейн.
   - Почему твоя рабыня без ошейника? - Персефона накладывала в корзинку фрукты. - Не боишься, что она сбежит?
   - Моя стрела догонит любую и любого, - амазонка нашла ответ. - Рабыня это знает.
  Поэтому она у меня смирная.
   - Сапожки у нее диковинные, - Персефона даже остановилась.
  Глаз не сводила с сапожек Джейн.
   - Из кожи ската морского, - Семирамида удивлялась, как получается складно лгать. - В Гелиополисе купили у Нордического купца.
   - Скат же шершавый, - дальняя сестра хозяина подловила.
  "А ты слишком въедливая, - Семирамида подумала с досадой. - Какое тебе дело до сапожек моей рабыни?"
   - В Норде шкуры скатов и акул шлифуют... шлифуют гранитом до блеска, - новая ложь от амазонки.
   - Зачем рабыне сапоги? - Персефона вынесла корзинку с фруктами во двор и поставила на стол. - Рабыням одежда и обувь не нужна.
  Лишние траты.
   - Обувь, зачем нужна моей рабыне? - Семирамида выигрывала время.
  Но ничего не могла придумать.
  Она выжидательно посмотрела на Джейн, а затем спросила ее: - Рабыня, ответь госпоже хозяйке, зачем тебе нужны блестящие сапожки на тонких каблучках. - И добавила поспешно: - Я разрешаю отвечать.
   - Сапожки - для красоты, - Джейн опустила головку.
   - Поняла, Персефона, что сапожки для красоты? - амазонка натянуто улыбалась.
   - Зачем рабыне красота?
  Вы что? - Глаза сестры хозяина гостиного двора округлились.
   - Нет, мы не что, - амазонка почувствовала, как ее щечки запылали.
  И тут прилетел ответ. - Сапожки у рабыни для красоты, потому что я девушка.
   - И что?
   - А то, что на нас, амазонок, повышенное внимание мужчин.
  Все на нас пялятся.
  Всем интересны мы.
  Поэтому я специально нарядила рабыню в блестящие сапожки.
  Они отвлекают внимание от меня.
   - Ты продаешь свою рабыню на ночь мужчинам, амазонка? - Персефона к раскалённой стенке земляной печи прилепила сырую хлебную лепешку. - Не одобряю.
  От рабыни получаешь выгоду.
   - Как бы да, - амазонка промычала.
  Даже, если бы Джейн была рабыней, то для любой амазонки неприятна мысль, что какие-то мужчины издеваются над женщинами.
  Пусть даже не над амазонками.
  Семирамида из огня выкатила палкой глиняный шар с запеченным внутри тетеревом.
  Разбила глину.
  Персефона с готовностью вылила на тетерева кружку вина:
   - От вина мясо станет мягче и ароматнее, - Персефона улыбнулась.
   - Спасибо, хозяйка, - Семирамида налила растопленный шипящий жир тетерева в кружку.
  И протянула Джейн: - Рабыня, отнеси бульон, два персика и гроздь винограда для госпожи Калипсо.
  Прислуживай ей во время завтрака. - Амазонка напряглась.
  Потому что Джейн непонимающе посмотрела на фрукты и бульон в чашке.
  Но затем Джейн вернулась в настоящее.
  Кивнула и удалилась с едой.
  "Из нее вышла бы хорошая покорная рабыня, - Семирамида подумала с грустью. - Ради любви к подруге Джейн готова на все.
  Даже служить и унижаться, пусть хотя бы не по-настоящему".
   - Хозяйка, - Семирамида присела на лавку и сделала широкий жест рукой. - Позавтракай со мной.
  Мне целого тетерева много будет. - Семирамида могла приглашать, потому что она платит...
   - С удовольствием, - Персефона присела за стол. - Спасибо за приглашение. - Сестра хозяина отщипнула розовое мясо с бока тетерева.
  Наклонилась ближе к амазонке: - Ты же не из местных, не из Калиопских амазонок.
   - Ты угадала, Персефона, - Семирамида снова насторожилась. - Я издалека. - И решила сказать полуправду.
  Потому что дорога отсюда одна - в Фивы. - В Фивы иду.
  Мне моя царица поручение дала.
   - Далековато она тебя послала, - Персефона покачала милой головкой.
  Испытующе посмотрела на Семирамиду.
  Но видно, что пока не спросила о чем-то для себя важном.
  Оставила на потом.
   - Далековато, - амазонка коротко согласилась.
   - Жизнь моя нелегкая, - Персефона налила себе в кружку вина. - Жили мы бедно.
  Из всех родственников только один - Маний - выбился в хозяева.
  Завел гостиный двор, - в голосе Персефоны появились завистливые нотки.
  Она приблизила свое лицо к лицу Семирамиды: - Знаешь, а ведь Маний меня домогался.
   - Домогался? - амазонка ахнула. - Но вы же брат и сестра.
  Хоть и не родные, но все равно - нельзя.
   - Нехороший он человек, - Персефона махнула рукой. - Никому из родственников не помогает деньгами.
   - Но ты же у него работаешь иногда, Персефона.
   - Работаю, - женщина горько усмехнулась. - Но не за деньги.
  Маний своему любимчику Погосту больше денег дает, чем мне...
  Вернее, мне совсем ничего не дает.
  Я работаю за еду.
  И счастье, если кто из гостей монетку обронит.
  Я подберу и спрячу на груди, - Персефона приложила ладонь к своей правой упругой груди. - Счастье мне тогда.
   - Зачем Маний к тебе домогался, если мог купить себе любую рабыню.
   - Рабынь ему не надо, - Персефона засмеялась зло. - Он девушек не любит.
   - Но ты же девушка... женщина.
   - Я единственная из девушек, которую он хочет.
   - Ты должна гордиться, Персефона.
   - Чем гордиться? - Персефона налила вторую кружку вина. - Если бы с пользой для меня.
  А так - баловство выйдет только.
  И унижение мое.
  Маний меня женщиной не считает.
   - Ты - мужчина? - амазонка неудачно пошутила.
   - Нет, я не мужчина, - щеки дальней сестры хозяина гостиного двора зарделись. - Хочешь, покажу, что я не мужчина.
   - Я вижу, что ты не мужчина, - Семирамида пожалела, что пошутила.
   - Я тебе так докажу, что я девушка, как никакая другая женщина не докажет.
  Ты же амазонка.
  Ты поймешь.
   - Когда я вернусь, тогда... - амазонка пролепетала.
   - Я подожду, - Персефона опустила подбородок на ладошку. - Я всю недолгую жизнь жду.
   - Почему Маний тебя не считает женщиной, - амазонка посчитала эту тему менее опасной, чем "хочешь, покажу, что я не мужчина".
   - Потому что он меня за своего друга держит.
  Привык с детства, что мы с ним играли по-мальчишечьи.
  Камнями кидались.
  Воровали персики из чужих садов.
  На ярмарке подбирал, укатившиеся от греческих купцов, орехи.
  По деревьям лазили за голубиными яйцами.
  С тех пор я для Мания - друг, а не подруга.
  И меня он хочет совратить, как мужчину, а не как женщину.
   - Ужас, - амазонка застонала.
   - Еще бы не ужас, - Персефона неожиданно расхохоталась. - Знаешь, когда я поняла, что что-то не так в нашей дружбе?
   - Не знаю, я же с вами не дружила.
  Не бегала в чужой сад за персиками.
  Не подбирала на ярмарке греческие орехи.
   - Мы подросли, но не так, а как бы уже, - видно, что Персефона хочет выговориться. - Однажды мы пошли собирать орехи.
  Я на пальму ловко вскарабкалась, как обезьянка.
  Маний, как всегда, внизу собирает в корзину.
  Я бросаю кокосы.
  Они не спелые.
  Но мы нищие, голодные.
  Бывало, что и землю ели...
  Вдруг, Маний говорит.
  Я даже не сразу узнала его голос.
  Задумчивый, тихий, нежный:
  "Персефона, у тебя бедра мальчишеские, узкие.
  Мне снизу они хорошо видны".
  "Я на пальме, хитон задрался", - я попыталась прикрыть бедра хитоном.
  Но он слишком короткий.
  "Персефона, а Персефона".
  "Что, Маний?"
  "Ты не кушай много".
  "Кто же меня покормит, чтобы я много кушала". - Я заподозрила, что кокосовый орех свалился Манию на голову и лишил его на время разума.
  "Вот и хорошо, что тебя никто не кормит, - голос Мания превратился в мед. - От еды у девушек бедра округляются.
  А мне нравятся твои узкие".
  "Нравятся - так смотри", - я фыркнула.
  Несмышлёная была, молодая.
  Не искала глубокий смысл там, где его нет...
  Набрали мы кокосовых орехов.
  Половину выбросили.
  Потому что червивые кокосы.
  Со змеевидными червями были.
  Я даже не подумала тогда о странностях Мания.
  Через три дня я в горах собирала черемшу.
  Жаркое солнце печет нещадно.
  Я задрала хитон на голову, чтобы голову не напекло.
  Слышу за спиной прерывистое дыхание.
  Я хитон обратно сбросила.
  Оглянулась - не горный ли барс подкрался ко мне?
  Нет, не горный барс, а - Маний.
  Маний стоял с красным лицом.
  За спиной у Мания тяжелый мешок.
  "Персефона, бежим", - Маний меня за руку схватил.
  "Куда бежать, Маний.
  Некуда бежать".
  "Во Флавию бежим, - Маний дыхание успокаивает постепенно. - Я из дома сбежал.
  И тебя с собой зову".
  "Я рада из дома уйти, - я черемшу связываю в пучок. - Нечего есть дома.
  И никаких радостей не будет в ближайшие сто лет до моей смерти.
  Кому нужна бедная девушка в жены?
  Никому нищенка не нужна".
  "А хочешь богатой стать, Персефона?"
  "Ого!"
  "Во Флавии скоро ярмарка открывается".
  "Для ярмарки деньги нужны, - я волосы поправляю, чтобы не путались в ногах. - У нас же нет денег покупать на ярмарке".
  "Не простая ярмарка, а - Олимпийская, - Маний возбужденно шипит.
  Наверно, он сам в тот момент поверил в свое вранье. - Цезарь приказал все на ярмарке бесплатно раздавать.
  Ты себе наберешь золотых браслетов, ожерелий с сапфирами и рубинами.
  Платьев - воз.
  Станешь богаче Цезаря".
  "Маний, что же мы стоим, - у меня сердце к горлу подскочило. - Бежим во Флавию.
  А то все добро другим девушкам достанется".
  "Во Флавию не бежать, а плыть нужно", - Маний все продумал.
  Были бы у него деньги, то он снял бы для нас комнату в таверне.
  Напоил бы меня сладким вином - тогда бы другая история с нами была...
  Но без денег все сложнее и дольше происходит.
  Маний задумал надругаться надо мной, обесчестить.
  Но так как был очень робкий и неопытный, то шел к своей цели дальним путем.
  Если бы он дружил с мальчиком, то еще бы проще Манию было.
  Но с нами, бедными, никто не дружил.
  Поэтому я и Маний с детства вместе...
  Без подруг.
  Без друзей...
  Маний задумал как-нибудь, где-нибудь во время нашего долгого путешествия во Флавию, надругаться надо мной.
  Я же ничего не понимала.
  Не могла даже догадываться о коварных планах Мания.
  
  
  ГЛАВА 275
  
  СЕМИРАМИДА И СЕРЖАНТКА ДЖЕЙН.
  ПЕРСЕФОНА И МАНИЙ
  
  На берегу нашей речушки привязана лодка старого философа Феодосия.
  Феодосий на ней выходил рыбачить, ловил карасей.
  Маний лодку отвязал.
  Мы ее украли и поплыли во Флавию.
  На берег выскочил Феодосий.
  Но поздно было уже.
  Мы на середину реки отплыли.
  Философ старец посылал нам вслед проклятия.
  Тряс кулаками над головой.
  Запутался в своей длиной седой бороде и рухнул на мокрый песок.
  "Феодосий, - я поднялась в лодке и закричала. - Я тебе из Флавии золотой браслет привезу в плату за лодку".
  Молодость верит себе, верит своим обещаниям.
  Небольшая речка впадала в Нил.
  К вечеру мы уже остановились на Нильском берегу.
  Около рынка рабов.
  Маний выгодно продал лодку старого философа Феодосия.
  "Персефона, мы, конечно, отдадим деньги Феодосию, - глаза Мания всегда косят, когда он лжет. - Но нам сейчас нужны деньги заплатить за плаванье на галере.
  До Шумер мы поплывем на галере.
  А от Шумер до Флавии - совсем близко". - Все рассчитал хитрый Маний.
  Я радовалась и глазела по сторонам.
  Раньше я никогда далеко от дома не отходила.
  Боялась, что меня похитят изуверы и продадут в рабство.
  "Скоро отплываете?" - Маний спросил рулевого на галере.
  "Очень скоро отплываем, - рулевой подозрительно отвернулся.
  Прятал глаза. - Вода поднимается.
  Пора отплывать".
  "Не раньше следующего утра отплывут, - купец с торгового места презрительно смотрит на старенькую залатанную галеру. - Где галера поплывет, а где ее за собой на веревках потащите.
  Стыд и позор Нилу.
  В Нормандии уже давно галеры с парусами плавают".
  Галера трещит, но держится.
  В трюме, где сидят на веслах рабы, кто-то истошно кричит.
  "Маний, его бьют?", - я крепко держала Мания за руку.
  "Еще как бьют, - Маний кивает и сплевывает в воду. - За дело раба бьют.
  Если раба не бить, то он грести не станет".
  Других галер не видно.
  "Где хозяин галеры?" - Маний спрашивает с робостью.
  Но на всякий случай выпячивает худую грудь.
  "Идите за камыши, - нам советуют с ярмарки рабов. - Увидите голого пузатого.
  Он купается в грязи.
  Он и есть хозяин Кефал".
  "Кефал, - мы находим хозяина галеры. - Скоро отплываете?"
  "Я уже поплыл, - хозяин галеры хохочет. - Сейчас выйду из воды и сразу поплывем".
  "Нам бы по рынку рабов пройти, прицениться", - Маний делает вид, что мы богатые.
  "По рынку рабов?
  Успеете до отплытия галеры".
  "Но ты же сказал, что выйдешь из воды и сразу поплывете?"
  "Все равно успеете.
  Я вас подожду".
  "Сколько стоят билеты на галеру до Шумер?"
  "До Шумер - три сольдо медных.
  Но с вас я возьму четыре сольдо".
  "Почему с нас возьмешь четыре сольдо?" - Маний грохочет голосом.
  Впервые я услышала рык Мания.
  Взрослеет мой друг детства.
  "Потому что баба на корабле - к беде", - хозяин галеры бесцеремонно тыкает меня пальцем в грудь.
  "Ой, больно!"
  "Моя подружка больше похожа на мальчика, чем на девушку, - Маний спорит.
  После продажи лодки у нас всего лишь три медных сольдо. - Узкие бедра.
  Грудей почти нет.
  Не наметились и не выросли еще груди".
  "Волосы длинные для парня".
  "В Алехандрии длинные волосы в моде у патрициев".
  "Но твоя подружка на патриция не походит".
  "Моя подружка может волосы состричь.
  Тогда еще больше будет похожа на мальчика".
  "Мои волосы, - на глаза мои набегают слезы. - Роскошные длинные волосы.
  Они - единственное мое приданное.
  Меня без волос никто замуж не возьмет".
  "Тебя и с волосами длинными никто не возьмёт замуж, - Маний прислоняет губы к моему уху. - Персефона, срезай волосы.
  Иначе мы не попадем на ярмарку во Флавию.
  И ты никогда не разбогатеешь".
  "Режьте волосы", - я почти кричу.
  Раз, два.
  Хозяин галеры Кефал огромным кривым ятаганом срезал мои роскошные длинные волосы до коротких.
  "Теперь, ты, Персефона, как мальчик", - в глазах Мания появился хищный блеск.
  "И мне нравится, когда девушка, как мальчик, - капитан галеры склонил голову и рассматривает меня. - Но только не вставай против ветра.
  И ноги на галере не расставляй широко.
  Бедра у тебя узкие.
  Волосы короткие, как у македонца.
  Но, если покажешь себя..."
  "Я не расставляю ноги широко, - я надула щечки. - Девочки не расставляют ножки".
  "Волосы, волосы я себе забираю, - хозяин галеры быстро скомкал мои отрезанные волосы и спрятал в котомку. - Можете плыть за три сольдо".
  "У нас денег много, - Маний важно поднял подбородок. - Но я - сын купца.
  Я всегда торгуюсь".
  "Ну-ну", - поверил ли хозяин галеры Кефал в богатство Мания, или догадался, что у нас больше нет денег - не известно.
  Мы ради любопытства отправились на рынок рабов.
  Посмотрели рабов, пощупали.
  Рабы, если им позволяла длина цепи, хватали меня, щипали.
  Хохотали:
  "Красотка, иди к нам".
  "Я не хочу быть рабыней", - я смеялась.
  Строптивые рабы, которые сидели в клетках, протягивали руки из клеток и пытались схватить меня за волосы.
  "Персефона, - Маний радовался, - очень удобно, что мы тебе отрезали волосы.
  Иначе рабы затащили бы тебя в клетку или подтащили бы к клетке и задушили бы.
  Хорошо быть, мальчиком, Персефона?" - Маний искательно заглядывал в мои глаза.
  Я отшучивалась и строила глазки самым красивым рабам.
  Мы вернулись на галеру.
  "Когда, наконец, мы отчалим?" - Маний бурчал.
  Мы переступали через лежащих на палубе рабов.
  Рабы, тюки с орехами, амфоры с вином.
  Галера загружена под борта.
  Мы спустились вниз, к гребцам.
  "Сами не знаем, когда поплывем, - гребцы звенят цепями. - Нам хозяин еще похлебку не разносил.
  Рабы на палубе спят.
  Когда смажут нам цепи, тогда поплывем".
  Мы заглянули в комнатку хозяина галеры.
  Он отсутствовал.
  На его ложе спала красивая александрийка.
  Ее волосы свесились с ложа до пола.
  По волосам пробегали мышки.
  Маний подмигнул мне и украл из корзинки два больших хлеба.
  Засунул за пазуху.
  На галере ворованный хлеб было страшно есть.
  Вдруг, капитан увидит?
  Поэтому мы снова спустились на ярмарку.
  Торговля раскинулась широко.
  Но народу мало - тихо и спокойно.
  Рабы мирно дремали на своих цепях и в клетках.
  Купцы сонно таращили на нас глаза.
  Даже около шатров не видно покупателей.
  Проходили к Нилу партии рыбаков с сетями.
  Около пальмы завязалась драка.
  Лениво махали кулаками купцы и ярмарочные зазывалы.
  Мы остановились около чинары и кусали вкусный хлеб.
  На нас не обращали внимания рослый статный раб и купец.
  "Шамболь, а Шамболь, - что же ты меня не выкупаешь из рабства? - раб взволнованно спрашивал купца. - Зачем же ты меня в рабство продал?
  Мы с тобой были друзьями детства".
  "Консуэло, - купец поправляет пояс на своем халате. - Ты мне напарник был по торговле.
  Но зачем ты предложил везти из Белых снегов медвежьи шкуры в Фивы?
  Шкуры во время плаванья закисли.
  Я потерпел убыток".
  "Мы потерпели убыток, Шамболь".
  "Все равно надо было деньги возвращать меняле.
  Поэтому я тебя продал в рабство, чтобы расплатиться с менялой".
  "Но ты все же продал шкуры, Шамболь.
  Теперь у тебя есть деньги, чтобы ты меня выкупил из рабства".
  "Ты мне даром не нужен, Консуэло, - купец Шамболь зевает. - Ты плохой купец.
  Угрюмый.
  Не доверяешь другим купцам.
  Слишком подвижный ты, Консуэло.
  А купец должен быть степенный и неповоротливый". - Шамболь сплевывает на проходящую вразвалочку утку.
  Утка недовольно крякает.
  "Даже утки тебя не любят, - раб Консуэло скалит желтые зубы. - Я сбегу из рабства, Шамболь.
  Подожгу твой шатер.
  Теперь ты не можешь спать спокойно, Шамболь.
  Каждую ночь станешь вскакивать в поту, проверять посты.
  Не ползу ли я к тебе с факелом и кинжалом".
  Купец и бывший купец продолжают лениво ссориться.
  Я и Маний возвратились к галере.
  Ее за веревку от берега уже оттаскивают пять рабов.
  Еще два раба длинными бамбуковыми заостренными палками отталкивают крокодилов.
  К пристани подходит другая галера.
  "Хозяин галеры одет лучше, чем хозяин нашей галеры", - Маний прикладывает ладонь ко лбу.
  С любопытством рассматривает хозяина большой галеры.
  Хозяин тоже заметил Мания.
  Посылает ему воздушный поцелуй.
  "Вы знакомы, Маний?" - я с ревностью спросила.
  "Все мы знакомы в какой-то мере", - Маний ответил уклончиво.
  "Скоро ли тронемся?" - я спрашиваю у хозяина нашей галеры.
  "Я уже тронулся, - хозяин Кефал большой шутник. - Мы дожидаемся галеру купцов из Византии".
  "Зачем нам галера купцов из Византии?"
  Постараюсь им продать что-нибудь из своих товаров".
  "Они купят?"
  "Нууууу, не знаю", - хозяин галеры Кефал протягивает.
  "Если вы очень спешите, - к нам подходит мужчина с кокосом в руке, - то я могу до Шумер доставить на своей лодке.
  Быстрая у меня лодка, как крокодил".
  "Не оттягивай к себе моих клиентов, - хозяин галеры Кефал лениво пихает подошедшего плечом. - Тем более что они оплатили мне уже до Шумер".
  "До Шумер? - подошедший чешет затылок. - До Шумер я беру десять песо".
  Огромная озвученная цена вызвала наш смех.
  "За десять песо я тебя на своих плечах до Шумер донесу, Кильвий", - Кефал шутит.
  "На твоих плечах я доберусь только до Паноптикума", - подошедший конкурент вяло ответил.
  "Не доберёмся мы до Паноптикума, - Кефал с готовностью отвечает. - Нас по дороге белый верблюд наместника обгонит".
  Хозяин нашей галеры и лодочник продолжают непонятный для меня и Мания разговор.
  Неожиданно они начинают ссориться.
  Так всегда бывает у мужчина на жаре.
  "Ты с ума сойдешь, когда я твою галеру на своей лодке обгоню, - лодочник Кильвий резко дергается. - Свирель у тебя на палубе не настоящая.
  Дунешь в дырку - никакого звука нет.
  Один рев из свирели.
  Зачем же ты уверяешь всех, что это свирель Пана?
  У Пана копыта.
  Как же он свирель в копытах удержит?
  И не подгонит свирель Пана твою галеру.
  Не обманывай пассажиров, Кефал.
  Мошенник ты, больше никто".
  "В воду тебя бы к крокодилам бросить, Кильвий, - хозяин галеры наливается красным. - Шею бы они тебя перекусили за твои дерзкие слова".
  "Мы поплывем, или - нет?" - я не выдерживаю.
  "Уже плывем, - хозяин галеры отвечает в своей шутливой манере. - Сейчас Жан в свирель Пана дунет..."
  "Не Пана это свирель", - лодочник не хочет мириться.
  "Искупаться мы успеем?" - Маний почему-то решил купаться.
  "Купаться?
  Купаться успеете.
  Как услышите три свистка из свирели Пана, так к галере подходите.
  После трех свистков мы отплываем".
  "Ты и пять свистков подашь, а не отплывешь", - едкий Кильвий замечает.
  "У меня настоящая ходовая галера", - хозяин Кефал косится на лодочника.
  Я и Маний отошли за камыши.
  "Я люблю тихие воды, - Маний разделся.
  Мы не стесняемся наготы друг друга, потому что растем с детства вместе. - Змей в Ниле много.
  И крокодилов.
  Но под вечер крокодилы заняты тем, что ловят змей.
  А змеи тоже озабочены - уплывают от крокодилов.
  Поэтому, надеюсь, что мы искупаемся без особых укусов в воде.
  Слышишь, как около лодки плещутся рыбаки?
  Тихо смеются.
  Весело им.
  Потому что радуются рыбаки поросшим берегам Нила.
  У меня остались жалкие воспоминания, как я с дядей Климом купался в реке Хуанхэ, которая протекает мимо нашей деревушки.
  Дядя читал мне смешные стишки с папирусов.
  Я хохотал.
  А потом дядю убили на Македонской войне.
  Копьем пробили хитон и папирусы.
  Надо было дяде Климу под хитон прятать не тонкий папирус, а глиняную дощечку.
  Может быть, глиняная дощечка остановила бы копье.
  Стрела не пробьет глиняную дощечку...
  Дядя Клим всегда был легкий.
  Поэтому не любил тяжелого.
  А глиняная дощечка весит больше, чем папирус.
  Потому дядя Клим не защищал свою грудь глиняной дощечкой.
  Грудь у дяди Клима была красивая, но слабая".
  "Мне нравится Нил, - я плескалась рядом с Манием. - Он широкий, с галерами.
  Рабы и гребцы веселые, с добродушными лицами.
  На остановках рабы и гребцы ловят рыбу.
  По ночам останавливают галеру и мирно спят под навесом из широких листьев баобабов.
  Я слышала раньше рассказы матери о Ниле.
  Сейчас же увидела его в первый раз и влюбилась в Нил".
  "Ты любишь Нил, Персефона?"
  "Я люблю Нил, Маний".
  "А меня ты любишь, Персефона?" - Маний подплыл ближе.
  "Я тебя люблю, потому что ты мой друг, Маний".
  Под водой я чувствую, как ладони Мания ложатся на мою попку.
  "Ты хочешь подбросить меня над водой, Маний?" - я смеюсь.
  Мы часто резвились в нашей узкой речке - подбрасывали друг друга во время купания.
  "У тебя узкие мальчишечьи бедра, Персефона", - глаза Мания затуманиваются.
  "Что же ты меня не подбрасываешь, Маний"?
  "Меня всегда тянуло к тебе, Персефона, - Маний неожиданно прижимается ко мне. - Но мягко и робко. - Твоя красота неяркая, как у молодого воина.
  Неожиданная красота, я бы так сказал".
  "Между нами бескорыстная дружба, Маний, - я смеюсь. - К сожалению, у дружбы нет цели".
  "Персефона, твоя небольшая мальчишеская..." - Маний не успевает договорить.
  Над рекой разносится противный, нудный, пронзительный визг.
  "Да чтоб тебя с твоей свирелью, Кефал, - рыбаки около лодки кричат изо всех сил. - Всю рыбу распугал свирелью Пана".
  "Не слишком приятный звук у свирели Пана", - Маний отплывает от меня.
  Мы выскакиваем на берег.
  Быстро одеваемся и несемся к пристани.
  Галера уже медленно разворачивается.
  "Мы же заплатили", - Маний бросается в воду.
  Мы плывем за галерой.
  Хозяин Кефал хохочет и сбрасывает нам веревку.
  Мы хватаемся за нее.
  Некоторое время болтаемся, как рыбы на привязи.
  Но затем медленно по веревке поднимаемся из воды на палубу.
  "Устраивайтесь между рабов, - Кефал указывает нам на кучку рабов.
  Они с недовольством смотрят на нас. - Места на галере мало.
  Кроме вас и рабов я перевожу вещи.
  Еще видите, около бортов?
  Мелкие купчишки из Вестланда и несколько рыбаков завьюжных.
  У них разговоров только - о рыбе и девках".
  "Кто этот красавец? - Я даже рот раскрыла. - Никогда не видела подобных богачей. - Я пальцем указываю на высокого сильного мужчину. - Седина тронула его благородные кудри.
  Но золотой венок на голове оттеняет седину.
  Шикарные сандалии.
  Тога, сразу видно, что дорогая".
  "Патриций Венценос, - хозяин галеры почтительно шепчет нам. - Я ему отдал место в своей каюте".
  "Но в твоей каюте девушка спит", - я неосторожно проговорилась.
  "Вы шарили по моей каюте, - глаза хозяина галеры превращаются в щелочки. - Значит, вы украли две хлебные лепешки?"
  "Мы не едим хлеб, - Маний открывает рот. - Найди в моем рту хоть одну хлебную крошку".
  Я смеюсь.
  Только теперь понимаю, почему на реке Маний так тщательно полоскал рот.
  "Значит, рабы дотянулись до моих хлебов, - хозяин галеры вяло зевает. - Продать бы рабов поскорее.
  Легче дальше плыть будет..."
  "Почему богатый патриций Венценос выбрал твою галеру, Кефал? - Маний спрашивает с подозрением. - Богатые плавают на своих галерах.
  Или на галерах цезаря".
  "Наверно, Венценос скрывается от цезаря", - Кефал ответил так просто, словно не знал, что скрываться от цезаря - величайшее преступление.
  "Кефал, как рабы?" - патриций подходит и спрашивает хозяина галеры.
  На меня и на Мания благородный нарочно не смотрит.
  От богача исходит одуряющий аромат дорогущих благовоний.
  "Ничего рабы, - хозяин галеры почтительно поклонился. - Не желаешь, ли, великий патриций, купить моих рабов".
  "Мы сами рабы своих желаний", - патриций отвечает философски и спускается под палубу.
  "Никакой он не богач, - Маний шепчет с завистью. - Иначе купил бы рабов.
  А так словами вывернулся..."
  "Рабы своих желаний на языке патрициев означает - все будет хорошо, - Кефал почесывает тугое выпуклое брюхо.
  Подмигивает почему-то мне. - Вы не хотите знакомиться с рабами, купцами и рыбаками?
  Дорога долгая.
  Некоторые подумают, что вы слишком надменные и заносчивые.
  Могут вас ночью за борт сбросить, если не подружитесь с ними".
  "Мы бы рады, но стесняемся", - щечки Мания порозовели от смущения.
  "Ты, что парень, - хозяин галеры дружески хлопает Мания по плечу. - Рыбаки с Нила очень добродушные.
  Вялое мягкое добродушие в каждом лице.
  Мдаааааааа.
  У рыбаков Нила особая складка на лбу.
  Выпейте с ними..."
  "Мы не пьем", - я дергаю Мания за рукав.
  "Боишься, что рыбак с толстыми губами и добродушной улыбкой на круглом лице будет к тебе приставать... мальчик?" - хозяин галеры хохочет.
  Мы подходим к рыбакам.
  "Что, дяди, можно к вам присесть"? - я усаживаюсь на тюк с кокосовой стружкой.
  Колени сдвигаю крепко-крепко, чтобы не разошлись и не выдали рыбакам, что я не мальчик, а - девушка.
  "Садитесь к нам, юноши, - рыбаки, как и обещал капитан, добродушно улыбаются.
  У каждого рыбака складка на лбу. - Смешно выходит: мы сидим, и в то же время плывем". - Раздается дружный хохот.
  Я и Маний тоже смеялись весело.
  "Около правого борта сидят рабы из Кентурии, - старый рыбак шепчет нам. - Не подходите к ним близко.
  Съедят.
  Их племена бродят вдоль Большого Нила, Голубого Нила, Желтого Нила, Великого Нила и Заударьи.
  Кентурийцы прячутся в узких протоках.
  Грабят лодки рыбаков.
  А рыбаков убивают и съедают".
  "Нам нечего боятся, - Маний залился звонким смехом. - Мы не рыбаки".
  Маний смеется долго.
  Я щиплю его, чтобы он перестал хохотать.
  Смех Мания резко оборвался.
  Рыбаки с осуждением смотрят на моего друга.
  "Нет на Ниле людей, который ругали бы больше, чем Кунтурийцев, - другой рыбак вступает в разговор. - Их ругают хозяева галер, когда кентурийцы на узких тростниковых плотах проплывают прямо под носом галеры.
  Ругают кентурийцев на ярмарках.
  Потому что кентурийцы либо воруют у купцов, либо торгуются долго, нудно и так долго, что некоторые купцы отдают товар даром, лишь бы не слышать надрывного воя кентурийцев.
  Ругают и на галерах, хотя кентурийцы платят, как и другие уплывающие.
  Вообщем, кентурийцы - козлы отпущения.
  Я же люблю кентуриек, - глаза рыбака закатились. - Неделю назад я провел прекрасную ночь с золотоглазой кентурийкой.
  Она, правда, у меня сеть рыболовную украла.
  Но сеть - сеть можно связать.
  А кентурийку не свяжешь".
  "Свяжешь, кого хочешь", - рыбаки хохочут добродушно.
  "Кефал, - седой кентуриец поднимает голову. - Скажи гребцам, что не туда гребут.
  Сейчас врежемся в тростниковый остров".
  "Буду я слушать какого-то кентурийца", - хозяин галеры кричит в ответ.
  Смотрит на реку и торопливо спускается к гребцам.
  Галеру, действительно, несет на тростниковый остров.
  "Завязнуть в тростниковом острове - огромный позор для хозяина галеры, - рыбаки нам разъясняют. - Нет ничего обиднее для гребцов и хозяина".
  "Хозяин Кефал, - широкоплечий кентуриец грохочет голосом. - Ты гребцов насмерть не забей.
  Они от твоего кнута вопят так, что уши закладывает.
  Если всех забьешь кнутом, то кто нас дальше повезет?
  Тебя посадим на весла".
  Шутка кентурийца рассмешила всех на палубе.
  Капитан галеры прислушался к совету кентурийца.
  Вопли гребцов стихли.
  Лишь слышны приглушенные стоны.
  Внезапно, галера дернулась и заскрипела страшно, словно у нее зуб выдирали.
  Хозяин выскакивает на палубу:
  "Скрипит?"
  "Скрипит и трещит", - с готовностью отвечают рабы.
  Капитан галеры приводит на палубу пять гребцов.
  В руке капитан держит цепи.
  Другие концы цепи закреплены на железных ошейниках гребцов.
  Гребцы с безысходностью прыгают с галеры в Нил.
  Скрываются под водой.
  Все на палубе подбираются к борту, чтобы посмотреть - что делают гребцы.
  "Отвалите от борта, - хозяин галеры истошно вопит. - Опрокинете судно".
  "Было бы у тебя судно, опрокинули бы его давно", - теперь купцы шутят.
  Маний воспользовался моментом, что все увлечены работой гребцов за бортом.
  Рука Мания шарит по моей груди.
  "Что ты ищешь на мне, Маний?"
  "Груди".
  "Нашел?"
  "Нет.
  Это очень хорошо.
  Тебя все принимают за мальчика, Персефона".
  На палубу поднимаются из воды гребцы.
  "Что там было?"
  "Сундук с сокровищами?"
  "Мель?"
  "Гигантский крокодил?"
  Вопросы сыплются на гребцов, как камни с неба.
  "Не сундук с золотом и не крокодил, - гребцы довольны вниманием к своим особам. - Мертвец в рыбацкую сеть запутался.
  Все между камнями застряло.
  С трудом мы распутали.
  "Хорошо ли сеть?" - рыбаки оживляются.
  "Очень хорошая сеть, - возможно, что гребцы преувеличивают.
  Но рыбаки не проверят. - Подобных крепких сетей даже в Славбуле не найдешь".
  На ответ гребцов рыбаки переглядываются.
  Начинают шептаться.
  Галера снова трогается по Нилу.
  "Когда солнце садится, то в реке начинают трепетать русалки, - около меня и Мания присаживается рыбак. - Я часто видел русалок.
  Потянешься к ней, а она стыдливо уплывает".
  "Не русалок ты видел, Дино, а крокодилов, - другие рыбаки смеются. - Ты своей бородой всех крокодилов в Ниле распугал".
  "Вы из зависти ко мне так говорите", - рыбак машет рукой.
  Галера причаливает к тихому берегу.
  Гребцы привязывают ее к корням деревьев.
  Мы укладываемся спать.
  "Пареньки, идите к нам", - рабы машут нам руками.
  "Что они у вас не видели, - купцы заманивают меня и Мания. - К нам, к нам, юноши".
  Каждый хочет с нами спать.
  "Лучше я стоя посплю", - я отвечаю робко.
  Кто знает, этих людей?
  Я боюсь незнакомцев.
  Первый раз покинула родные края.
  Вдруг, они все - головорезы.
  Душная бархатная ночь окутала нас.
  Жара поднимается, хотя солнца нет.
  Рабы без одежды, поэтому не так им жарко.
  Постепенно купцы, рыбаки и кентурийцы раздеваются.
  Потные голые тела устилают палубу.
  "Персефона, прижмись ко мне", - Маний держит меня за ноги.
  "Жарко, Маний, чтобы прижиматься, - я тяжело дышу. - Тебе хорошо, ты голый проветриваешься.
  Я же не могу снять хитон.
  Все увидят тогда, что я девушка".
  "А ты спи вверх спиной, Персефона".
  "Все равно во сне перевернусь", - я ухожу от Мания и спускаюсь под палубу.
  Может быть, внизу, ближе к воде, прохладнее?
  Гребцы спят на своих скамейках.
  Изредка звякнет цепь на ошейнике гребца.
  Или стукнет весло о пол.
  "Мягко скользит фелюга по дебрям шалашовки", - во сне бормочет немолодой у весла.
  Дрыгает ногой и попадает по груди спящего рядом гребца.
  "Гефест, снова свою шалашовку вспоминает, - ударенный не обижается.
  Он нежно и бережно подкладывает под голову спящего Гефеста мешок с каменной солью. - Наслушался Остских бардов и бредит".
  Я улыбаюсь гребцу.
  С удивлением перешагиваю через храпящего хозяина галеры.
  Около него валяется пустая глиняная амфора с отбитым горлышком.
  Я с любопытством прохожу к комнатке хозяина.
  Заглядываю в нее.
  "Юноша, заходи", - оказывается, патриций и прекрасная девушка не спят.
  Они возлежат на ложе и кушают персики.
  "Ложись с нами", - девушка пододвигается, освобождая мне место.
  "Никогда не лежала с патрицием и его женой", - я с благодарностью принимаю приглашение и опускаюсь на ложе.
  В мою ладонь скользит ароматный персик.
  Или не персик?
  "Никакие мы не муж и жена, - девушка томно произносит. - Мы даже имен друг друга не знаем".
  "Вот и причина - познакомиться на ложе, - патриций Венценос одуряюще пахнет благовониями. - Я - Венценос".
  "Нашел чем удивить, - имя патриция не производит на девушку никакого впечатления. - Патриций Венценос в бегах.
  Я же - Асуна, дочь визиря Клавдия".
  
  
  ГЛАВА 276
  
  СЕМИРАМИДА И СЕРЖАНТКА ДЖЕЙН.
  
  ВЕНЦЕНОС, АСУНА. НА ГАЛЕРЕ.
  
  "Дочь визиря Клавдия, - открытие окрыляет патриция. - Не лжешь, Асуна?"
  "Взгляни на мое родовое клеймо", - девушка поднимает правую ногу.
  На внутренней стороне бедра отчетливо видно клеймо - цветок лотоса.
  "Действительно, родовое клеймо Клавдия, - голос патриция благоговейный. - Асуна, замолвишь за меня словечко перед цезарем?"
  "Во-первых, кто ты для меня, Венценос, чтобы я за тебя хлопотала, - Асуна прижимается ко мне. - Во-вторых, даже мой могущественный визирь отец - всего лишь прах у ног Великого Цезаря".
  Рука Асуны скользит по моему бедру.
  "Ты трогаешь меня, как мой друг трогал, - я хихикаю. - Зачем вам это?
  Ничего кроме костей и кожи вы на мне не найдете.
  Золота на мне нет".
  "Ты не парень", - Асуна неожиданно обнаруживает.
  Я затаилась, сжалась.
  "Не бойся, так даже лучше", - Асуна шепчет.
  "Для меня, наоборот, хуже", - патриций Венценос зевает.
  И скоро засыпает...
  "Я помню, как в твои годы бегала от женихов, - Асуна улыбается воспоминаниям. - Приятно обдавала меня прохлада нашего персикового сада.
  Я пряталась под деревьями, в зарослях роз.
  Если день, то на небе Солнце светило.
  Если ночь, то звезды мерцали в призрачном тумане.
  Луна серпом прорезалась сквозь бархат ночи.
  Хорошо!"
  Мы медленно засыпаем...
  Я просыпаюсь мокрая.
  "Жара добралась и вниз", - я медленно выползла из объятий Асуны.
  Поднялась на палубу.
  Где-то далеко на горизонте появляется клинок рассвета.
  На борту галеры вздрагивает ночной огонек.
  С берегов доносится чавканье, хруст костей, крики жертв.
  По временам вспыхивают глаза крокодилов.
  Слышен смех ночных рыбаков.
  Я подхожу к кентурийцам:
  "Можно посидеть с вами до рассвета?" - не дожидаюсь разрешения и присаживаюсь на мешок с верблюжьими колючками.
  "Садись, мальчик, садись с кентурийцами.
  Не спишь?
  Не страшно тебе с нами?"
  "Говорят, что вы людей едите".
  "Когда голодные, то и людей едим.
  Во время голода каждый мечтает съесть другого".
  "Я не боюсь вас, потому что росла в нищете", - я рассматриваю красивые лица кентурийцев.
  "Ты сказал, что ты - росла...
  Ты девочка?" - кентурийцы замечают мою оплошность.
  "Иногда я девочка, иногда - мальчик, - я шучу.
  И перевожу тему в другое русло: - Вы не спите тоже".
  "Мы боимся, что нас сонных свяжет хозяин галеры, - кентурийцы качают головами. - На нас, как на рабов, всегда большой спрос".
  "Зачем же покупать злодея, - я неосторожная на язычок. - Вернее, все считают вас злодеями".
  "Потому мы дорого стоим, как злобные сторожевые псы, - кентурийцы печально смеются. - Злой пес дороже доброго.
  Нас на пирах и на оргиях хозяева показывают своим друзьям".
  "Я думала, что я одна страдала в своем доме, а, оказывается, что многие страдают", - мои слова вызвали приглушенный смех кентурийцев.
  "Я расскажу тебе, как по-настоящему страдают, - кентуриец с волевым лицом понизил голос. - В одном племени, ни в каком племени никто не жил.
  Ах, дожились до того, что никто не жил. - Кентуриец хороший рассказчик, потому что мы слушаем его с широко распахнутыми глазами. - Жили и не живут". - Кентуриец скорчил смешную рожицу.
  Мы все захихикали.
  Особенно заливался смехом молодой кентуриец с косичками на груди.
  Одет он в рыбацкую сеть.
  Многочисленные дыры в сети открывали крепкое тело парня.
  Я невольно сравнила его с Манием...
  "Смешливый, ты, Мелех, - кентурийцы добро смотрят на смеющегося. - Сразу видно - вят".
  "Кто они, вяты?" - меня распирает любопытство.
  "Вяты - кентурийцы, которые не помнят своего родства, - Мелех прекращает смеяться и объясняет мне.
  Лишь в его глазах мелькают горячие золотые искорки. - Я не помню, как родился, где родился, от кого родился.
  Нас не принимают в общину.
  Мы, вяты, так как неродовитые, не можем стать главой племени.
  За нас не отдают красивых девушек замуж.
  А на парней вятов другие кентурийские девушки даже не смотрят, как на женихов.
  Нет у нас ни своего дома, ни копья.
  Во время наводнения Нила, мы катаемся на крокодилах.
  Крокодилы сытые, поэтому не злые.
  За то, что мы смело восседаем на крокодиле, нам с галер бросают мелкие монетки.
  Во время засухи мы собираем сухие листья дурман-травы и продаем их на ярмарке.
  Иногда нам разрешат переночевать в пустом шатре.
  Ловим рыбу, собираем речной жемчуг.
  Продаем земляных крабов и устриц нильских.
  Иногда нас зовут наемниками на войну.
  Но лишь - в запасную когорту.
  Считается, что когда основное войско будет разбито, то в бой пойдет когорта.
  Но я еще ни разу не слышал и не видел, чтобы запасная когорта воевала.
  Если войско не разбито, то когорта запасная не нужна в бою.
  Если войско побеждено, то никакая запасная когорта не поможет.
  Мы драпаем изо всех сил.
  Я однажды, когда в когорту нанялся, встретил девушку из рабынь.
  Вилена прекраснее, чем рассвет над Нилом, - Мелех закатил глаза и чмокал губами. - Мы даже хотели стать мужем и женой.
  Но ни жилья у нас не было, ни лодки, ни денег, ни хлеба, ни соли.
  Мне Вилена сказала:
  "Мелех, нет у нас ничего.
  Возьми копье.
  Когда все будут воевать, ты в обоз беги.
  Может быть, из походной казны что-нибудь украдешь нам на свадьбу".
  Я послушал свою невесту.
  Войско сшиблось с противником грудью в грудь.
  Я же тайком к обозу пробрался.
  Вижу - огромный сундук.
  Думаю - золота в нем немерено.
  Открываю торопливо крышку сундука.
  А из него поднимается девица без одежд.
  Красоты необыкновенной.
  Понятно, почему ее от воителей прятали.
  Если бы воины на нее посмотрели бы, то ни за что не пошли бы сражаться, отдавать свои жизни.
  Голая девица на меня остро взглянула.
  Вышла из сундука и странно руками перед моим лицом водит.
  Что-то говорит на непонятном мне языке.
  Речь у нее плавная, бархатная.
  Девица меня совсем околдовала, то есть - покорила своей красотой.
  Девица меня за руку берет и ведет за собой в лес, дальше от битвы.
  Я, как осел на веревочке, следую за ней.
  Даже о Вилене не вспомнил.
  В лесу девица красавица хлопнула меня по лбу ладонью.
  Я замер.
  А она побежала и скрылась в зарослях.
  Я долго стоял, потому что не мог пошевелить ни рукой, ни ногой.
  Потом я не вернулся в запасную когорту и к своей подруге Вилене.
  Страшно мне было, что узнают и накажут за то, что девицу из сундука выпустил". - Мелех замолкает.
  Радостные улыбки кентурийцев освещают его красивое лицо.
  Все восхищены.
  "Парень, рот прикрой, а то летучая рыба влетит", - кентурийцы смеются.
  Я тяжело вышла из рассказа Мелеха.
  С трудом поняла, что "парень, рот прикрой" - это ко мне обращаются.
  Вдруг, с другого берега доносится отчаянный крик мужчины.
  "Кто кричит?" - я спросила с испугом.
  "Рыбак крокодилу на завтрак достался", - Мелех прислушивается.
  "Молод ты, Мелех, а еще кентурийцем вятом называешься, - пожилой кентуриец укоряет Мелеха. - Никакой не рыбак.
  Когда крокодилу в пасть попадают, то не кричат".
  "Кричат, я слышал".
  "Ты свой крик слышал", - кентурийцы замолкают.
  Я, как и они, напряженно жду.
  В воде, ближе к противоположному берегу, что-то плескалось.
  "Взгляну, может быть, девица какая-нибудь рано купается", - пожилой кентуриец поднялся.
  Прошел близко от меня.
  Я едва успела отодвинуть голову.
  Кентуриец после сна еще не оделся.
  Болтал мимо меня своим хозяйством.
  "У старого Антигона только одни девицы на уме, - кентурийцы негромко и незлобно хихикают над пожилым. - Волосы у него поседели за один день.
  А так ходил с черными смоляными кудрями.
  Не повезло Антигону.
  Он стадо баранов украл у пастухов.
  Когда баранов продал, то получил за них два золотых сольдо - целое состояние.
  На радостях отправился на ярмарку.
  А на ярмарке, как известно - балаган.
  Не помнит на следующее утро Антигон, отчего в канаве валяется голый.
  Ни кошелька с двумя золотыми сольдо.
  Ни одежды.
  Опоили его девки в балагане.
  Опоили, одурманили и обокрали.
  Вот и поседел от горя Антигон.
  Нам сказал, что поседел, потому что не успел прогулять деньги.
  На самом деле поседел он оттого, что его жена, как узнала, что он два сольдо потерял, так бросила его сразу.
  Вышла замуж за успешного патриция.
  Он с радостью взял в жены красивую статную кентурийку".
  "Да, наши кентурийки в больших городах быстро замуж выходят за богачей, - кентуриец лет сорока свесил голову на грудь. - Раньше кентурийка не имела право покидать племя.
  А сейчас нет уже былой нашей славы.
  Воруем мало.
  Обманываем на ярмарках - и того реже.
  Людей уже почти не едим.
  Разве, что рыбак заблудится в камышах...
  И девушки наши бросают нас.
  Я бы не поверил, но от меня, от самого невеста сбежала.
  Я, как положено, женихался.
  Думал, что Летиция никуда от меня не денется.
  Поколачивал ее.
  Смеялся над ее кудряшками.
  Летиция смотрела на меня грустными глазищами.
  А мне скучно было.
  По ночам я спал, как утопленник.
  Друзья позовут на разбой - сразу бегу к ним с радостью.
  О своей невесте забываю.
  Доразбойничался до того, что по глупости Летицию в рабство продал кабацким купцам.
  Через три дня одумался.
  Собрал деньги и побежал на рынок рабов.
  "Купцы, где моя кентурийка невеста Летиция?
  Я вам ее три дня назад продал.
  Выкупить хочу ее".
  "Выкупить? - купцы расхохотались. - Да за твою невесту патриций Олон заплатил сто золотых пиастров.
  У нас дюжина рабов продается за один золотой пиастр, а тут за одну девушку нам богатство привалило".
  "Где ее искать, мою Летицию невесту?" - я, словно в бреду.
  Будто змея ядовитая меня укусила в лоб.
  "В золотых палатах ищи свою невесту", - купцы так пристально ко мне присматривались, что я поспешил убежать с ярмарки рабов.
  Не продали бы меня в рабство...
  Бегаю по Римбургу, ищу золотые палаты.
  Вдруг, вижу - идет, поет моя Летиция.
  Не сразу ее узнал.
  Дождь льет, а Летиция веселая.
  Я промок до нитки, холодно мне.
  А она - сухая.
  Одежда у Летиции не намокает.
  Понял я, что Летиция не живая.
  Не настоящая, а только мне кажется.
  На меня Летиция смотрит и не узнает.
  Я подбегаю на колени падаю перед ней:
  "Летиция, хоть ты не настоящая, пойдем со мной жить".
  "Уходи, грязный болван, - все же узнала Летиция меня.
  За ухо больно дернула. - Ты меня унижал, смеялся надо мной, бил.
  Я же удачно теперь замужем за патрицием.
  Не позорь меня своей нищетой, гадкий женишок". - Летиция меня оскорбила.
  Я поднял руку, чтобы ее ударить.
  А ее слуга мне руку вывернул, сломал в двух местах. - Кентуриец показал кривую ссохшуюся руку. - Вот, что новые времена с девушками неверными делают".
  "Правду сказал, - кентурийцы загудели. - Ни к чему нам новые времена.
  Нечистые они, времена.
  И твою невесту ты должен был наказать".
  "Наказал бы, но трудно наказать, когда слуги руки вывернули.
  Ногами по голове и по ребрам бьют".
  "Ты бесстрашный", - я польстила кентурийцу.
  "Взял бы я тебя в жены, - он на меня пристально посмотрел. - Если бы ты был бы девушкой, а не юношей".
  Я выдохнула с облегчением.
  Не признал во мне девушку кентуриец.
  Я от группы кентурийцев тихо отошла к Манию.
  "Ну, как спала, Персефона?" - губы Мания после сна опухли.
  Или не после сна...
  "Я, пока ты храпел, Маний, завязала дружбу с кентурийцами, купцами, патрицием и подружкой патриция, которая оказалась не его подружкой, а дочкой знатного визиря, - я прошептала возбужденно быстро-быстро, на одном дыхании. - Теперь мы со всеми дружим.
  До Шумер нас не выбросят за борт и не съедят".
  "Много от тебя пользы, Персефона, - Маний обрадовался.
  По своей привычке руку на мою попку опустил. - Персефона, ты, вроде как потолстела.
  Твоя попка округляется.
  Ты превращаешься в девушку?" - В голосе Мания послышалась паника.
  "Нет, Маний, с тобой не потолстеешь и не округлишься, - я засмеялась. - Мы же почти ничего не едим.
  Показалось тебе, что я округлилась".
  "Хороший ты парень, Персефона, - Маний успокоился. - Давай, я тебя по-другому буду называть.
  В походе только.
  Чтобы и другие думали, что ты мой друг, а не подруга".
  "Как же ты меня назовешь, Маний", - я полюбопытствовала.
  "Ты будешь - Персей, - Маний даже в ладошки захлопал. - Персей - то же самое, что Персефона, только юноша".
  "Не нравится мне быть юношей", - я губки надула.
  "Придется, Персей, превратится в юношу на короткий срок, - Маний сказал строго. - Иначе не доплывем до ярмарки во Флавии и не накупим тебе разных драгоценностей.
  К девушкам больше интереса (ошибся Маний, ох, как ошибся до наоборот).
  Украдут тебя, как девушку..."
  "Если ты называешь меня мужским именем Персей, - я придумала, - то я буду называть тебя женским именем, например - Манька".
  "Персей, не шути так, - Лицо Мания превратилось в свеклу. - Ничего общего с девушками я иметь ни хочу.
  Ни имени, ни ягодиц".
  "Хорошо, Маний, - я опустила головку, - я согласна на время пути быть для тебя мальчиком".
  "Вот и славно, замечательно, - Маний в порыве восторге облапил меня. - С новым именем Персей и попка твоя уже не кажется мне округлившейся.
  Имя делает человека и превращает девушку в женщину, а парня в мужчину.
  Назови девочку Дафна, так она сразу округлится.
  А, если назвать девочку Дафний, то из нее получится грациозный гибкий юноша".
  "Откуда тебе известно, Маний?
  Ты настолько умный!"
  "Приснилось мне", - Маний отвернулся.
  Мы замолчали и наблюдали, как галера медленно отчалила от берега.
  Когда она вышла на глубокую воду, с борта, где сидели связанные рабы, послышалось проклятие.
  Затем старичок раб вскочил.
  Тонко закричал:
  - АААААААААААААА!
  И прыгнул за борт.
  "Приснилось ему страшное", - пожилой кентуриец вскрикнул.
  Старик раб был привязан к другому, молодому рабу.
  Когда старик повис на веревке, она потащила второго раба.
  Тот со сна не успел зацепиться за борт и не понял, что случилось.
  Старик за собой утянул его под воду.
  "Сам погибай и товарища убивай", - купец с окладистой седой бородой заголосил.
  "Где?
  Мель?
  Варвары напали?" - на палубу выскочил взъерошенный хозяин галеры.
  В руке он держал глиняную амфору с вином.
  "Пока ты храпел, дядя, - кентуриец Мелех, я запомнила его имя, весело сообщал хозяину галеры, - твой товар сбежал.
  С концами - в воду".
  "Горе, горе мне, - хозяин галеры рвал на себе волосы. - Одни убытки от этих строптивых рабов.
  Сидели бы тихо.
  Работали бы в каменоломнях.
  Нет, они лишить монет меня хотят. - Хозяин вызвал двух слуг-гребцов: - Остальных рабов прикуйте так, чтобы не пошевелились".
  "Мы не виноваты, хозяин, - худющий раб проскрипел - вроде бы костями говорил. - Ефрат сам утонул.
  За собой Тирана утащил.
  Вот ты и наказывай их мертвых.
  Или себя плеткой хлещи за то, что не усмотрел.
  Нас, зачем туго связывать?"
  "Страсти нильские, - хозяин галеры водил ладонью по лицу строптивого раба. - Да, плаванье по Нилу - не папирус на берегу собирать".
  "Кефал, - снизу поднялся Венценос, - если бы ты спрыгнул в воду, то тебя бы спасли твои слуги?"
  "Меня, патриций, спасли бы даже рабы, - хозяин галеры нехорошо посмотрел на патриция. - Но тебя, Венценос, я думаю, что твои же слуги еще бы и камнями забросали, а не спасали".
  "Что же ты так строго ко мне, Кефал?" - патриций Венценос насторожился.
  "Ты предал нашего цезаря.
  В бегах.
  Поэтому тебя не любим".
  "Что вы на меня глядите? - патриций Венценос нервничал.
  Кричал на смотревших на него.
  Все смотрели с любопытством. - Моя звание патриция на многое указывает.
  Всех вас казню".
  Последние слова успокоили хозяина галеры.
  Он сразу подобрел к патрицию.
  Купцы и кентурийцы отвернули от Венценоса головы.
  "Маний, а я с патрицием Венценосом и его подружкой Асуной, которая ему не подружка, всю ночь спала", - я похвасталась.
  "Спала? - Маний вытаращил на меня глаза. - Ты с ума сошла, Персей?
  Кто тебе позволил?
  Я тебе не позволял".
  "Ты запрещаешь мне спать, Маний?"
  "Нет, Персей, я не то хотел сказать, - Маний виновато улыбнулся мне. - нехорошо молодой девушке спать рядом с мужчиной".
  "Во-первых, он не мужчина, а - патриций, - я сдвинула бровки. - Во-вторых, я ближе к Асуне спала.
  Она меня обнимала.
  В-третьих, ты сам спал с купцами.
  И со мной спишь".
  "Персей, под словом "спишь" ты понимаешь немного другое", - Маний кусал губы.
  "Что же понимать?
  Спишь - когда глазки закрыты, ум улетает, а дыхание успокаивается".
  "Почти так, Персей", - Маний схватил меня за руку и подвел к борту.
  "Утопишь меня?" - я засмеялась.
  "Нет, Персей, я покажу тебе красоту природы Маний отвлекал меня от разговора о сне. - Мы приближаемся к крутому берегу.
  Пальмы на берегу стоят в тени себя же.
  Мне кажется, что я слышу таинственные шорохи сборщиков кокосовых орехов.
  И будто бы за нами из-за пальм следят изучающие глаза".
  Резкий противный звук свирели Пана раздирает уши находящихся на палубе.
  Хозяин галеры изо всех сил дует в свирель.
  "Чтоб ты сдох со своей свирелью, Кефал, - купцы злятся. - Почему не используешь простой свисток?
  Зачем надрываешь нас гадкими омерзительными звуками дурацкой свирели?"
  "Не нравится? - хозяин галеры хохочет.
  Он пришел в отличное расположение духа. - Но так положено - кто громче свистнет над Нилом, тот получит больше денег".
  "От твоей свирели с пальмы орехи посыпались, - кентуриец замечает. - Сборщики кокосов тоже посыпались на землю.
  Берега вздрогнули от надрывного воя твоей свирели, Кефал".
  "Так и надо", - хозяин галеры самодовольно улыбается. - Подплываем к Тиборгу, - голос хозяина галеры похож по мерзости на свист его свирели. - Будем продавать здесь рабов.
  Торговцы уже ждут на берегу с клетками.
  Кто хочет заработать, можете на ярмарке купить что-нибудь.
  Здесь очень дешевые бусы из нильского жемчуга.
  В Шумерах перепродадите в три раза дороже".
  "Маний, - мои пальцы заледенели.
  Я ущипнула товарища за руку. - Ты обязан купить мне бусы из нильского жемчуга".
  "У нас нет денег, Персей".
  "Если ты не подаришь мне здесь и сейчас жемчужные бусы из Тиборга, то мы расстанемся", - я сама не поверила своей дерзости.
  "Чтоооо? - глаза Мания выкатились из черепа. - Ты же мой друг, Персей.
  Моя подружка.
  Ты променяешь меня на бусы из Тиборга?"
  "Променяю, Маний".
  "Но во Флавии у тебя будет целый сундук бус из жемчуга.
  И все бесплатно, Персей".
  "Маний, когда нас не подслушивают, то будь добрым, называй меня - Персефона, - я зашипела и показала свой закалившийся на Ниле характер. - И по поводу жемчужных бус.
  До Флавии еще далеко.
  И неизвестно - может быть, сгорит Флавия до нашего приезда.
  Никакой ярмарки не будет.
  Тогда я останусь без драгоценностей, которые ты мне обещаешь, Маний.
  А здесь, в Тиборге, уже продаются бусы.
  Хочу! Хочу! Хочу!" - Я трясла головкой и топала ножками по доскам.
  Что-то во мне переменилось в тот день... к лучшему.
  Может быть, повлияло то, что я спала на одном ложе с патрицием и знатной дочерью визиря?
  "Хорошо, Персей..."
  "Персефона".
  "Ладно, Персефона, будут тебе бусы из жемчуга сегодня и здесь, - Маний заскрежетал зубами. - Но ты должна за это относиться ко мне несколько иначе, чем было до бус".
  "Я к тебе всегда хорошо относилась и отношусь, Маний"
  "Да, хорошо относилась и относишься, Персефона.
  Но надо еще лучше..."
  Мы наблюдаем, как гребцы за веревку привязывают галеру к деревянному столбику причала.
  Первыми с галеры степенно сходят купцы с глиняными амфорами в руках.
  Купцы и рыбаки уже плотно позавтракали.
  Они веселые и беспечные.
  Хозяин галеры Кефал за цепь поднимает рабов.
  Рабы покорно спускаются на берег и бредут за Кефалом на рынок рабов.
  Кентурийцы спрыгивают на сушу и растворяются среди покупающих и торгующих на ярмарке.
  "Воровать отправились кентурийцы", - на палубе появляется патриций Венценос.
  За ним грациозно следует дочка визиря Асуна.
  Она подплывает ко мне и прикладывает ладошку к моей щечке:
  "Красавица, понравилось тебе спать со мной?"
  "Понравилось", - я щекой трусь о руку Асуны".
  "Приходи, как только отплывем".
  "Но днем спать не хочется", - я округлила глазки.
  Маний с подозрением переводит взгляд с меня на дочку визиря.
  "Мы и не будем спать", - Асуна грозит мне пальчиком и смеется.
  Она величественно сходит на берег.
  "Персефона, что это значит?" - глаза моего дружка Мания налились кровью.
  "Я тоже ничего не понимаю, - я пожала плечами. - Приглашает днем спать.
  Но днем же не спят.
  Спят глубокой ночью".
  "Ночь не для каждого", - Маний уже на берегу.
  "Ты говоришь загадками, Маний, как философ", - я легко слетаю на берег.
  После прыжка неосторожно падаю.
  Поднимаюсь вверх попкой.
  "Персей, - Маний сдавленно шипит и одергивает на мне хитон. - Попка у тебя великолепная, как у юноши.
  Но не показывай ее всем..."
  К нам сразу устремляются ярмарочные зазывалы:
  "Молодые, идите к нам в шатер, - две девушки повисли на руках Мания.
  Два парня схватили меня. - Мы покажем вам небо в звездах.
  И всего лишь за какие-то жалкие две медные монетки".
  "У нас нет денег", - я опрометчиво призналась.
  "Нет денег? - Парни и девушки смотрят на меня с жалостью.
  На Мания глядят с презрением: - Те, которые без денег, по ярмаркам не ходят.
  Сидели бы у себя на галере".
  Они отходят от нас.
  Ищут новые жертвы.
  Другие зазывалы увидели, как от нас быстро ушли, тоже потеряли к нам интерес.
  "Персефона, зачем ты сказала, что у нас нет денег", - в глазах Мания укор.
  "Но у нас, действительно, нет денег".
  "Мы бы получили то, что они обещали в шатре, - Маний икает от волнения.
  От волнения он всегда икал. - А только затем бы сказали, что у нас нет денег".
  "Нас бы побили".
  "Ну, побили бы, - Маний пожимает плечами. - Не так страшно, когда бьют ногами".
  "Или продали бы нас в рабство за долги", - я догадалась.
  "Да, в рабство - намного хуже, чем побили бы", - Маний соглашается со мной.
  Мы подходим к кучке веселых ярмарчоных девушек.
  Они лихо торгуются с купцами с галеры и с рыбаками.
  "Что-то мало предлагаете, галерная команда", - девушки хохочут над купцами и рыбаками.
  "Ага, мы не дураки", - рыбаки хохочут.
  Визг, ругань, грубые лапанья.
  Девушки, оказываются, могут крепко ругаться, как гребцы на галере.
  Слышны взрывы пьяного хохота.
  Мы подходим к клеткам с рабами.
  "Купите меня, меня купите, - из клеток тянутся к нам руки. - Вы молодые, еще не испорчены.
  Мы будем вам служить верно".
  "Я бы купила раба, - я с вопросом смотрю на Мания. - Но они дорогие".
  "Зачем тебе раб, если у тебя есть друг - я", - Маний бормочет.
  "Тогда я бы купила себе рабыню подружку.
  Мы бы с ней играли".
  Маний делает вид, что не услышал мои слова.
  Мы слышим задорные возгласы.
  Даже рабы на привязи и из клеток вытягивают шеи и кричат:
  "Давай, ломай его.
  Шею.
  На шею наступи".
  "Вот и хозяин нашей галеры со своими рабами. - Маний разумно отводит меня чуть в сторону, чтобы мы лучше с пригорка видели. - Заставил рабов драться между собой".
  "Зачем рабам драться?" - я жалею рабов.
  "Они в драке показывают свою силу и ловкость.
  Потому цена на раба повышается". - Маний глядит на меня с видом знатока мудреца.
  Рабы возятся в песке.
  "Не сдавливай мне грудь, - раб вопит. - Грудь не трогай".
  "А что трогать?"
  "Бери за талию".
  "Ты не баба, чтобы тебя за талию брать".
  "Я тебе, сволочь, горло перегрызу, если не схватишь меня за талию".
  "Я дерусь, как умею".
  "Так умей, как я сказал".
  "Я тебя, как нильскому крокодилу пасть порву".
  Рабы скручиваются в клубок.
  Несколько человек катаются по земле.
  Покупатели с возбуждёнными глазами делают ставки на победу или проигрыш того, или иного раба.
  Некоторые купцы уже присмотрели себе рабов.
  Торгуются с их хозяином.
  Вдруг, словно от искры, драка переносится к покупателям.
  Купец наступил на ногу рыбака.
  "Ты не у себя в шатре, - рыбак загорелся".
  "Что ноги расставляешь?"
  "Ты сам, как девка раскорячился.
  Не обойти тебя".
  "Ударь меня первым".
  
  
  ГЛАВА 277
  
  СЕМИРАМИДА И СЕРЖАНТКА ДЖЕЙН.
  
  ЖЕМЧУЖНОЕ ОЖЕРЕЛЬЕ.
  
  "На, получай", - нешуточный удар.
  Купцу приходят на помощь купцы.
  Рыбаку - рыбаки.
  На дерущихся рабов уже мало обращают внимания.
  Потому рабы перестают драться.
  Поднимаются, отрясают с себя пыль.
  "Маний, тебе понравилась драка купцов?" - я обернулась.
  Маний исчез, словно его и не было.
  Вместо него на меня смотрел и мелено истекал кровью побитый купец.
  Сначала я подумала даже, что это - Маний, но изуродованный до неузнаваемости.
  Купец увидел мой испуг и разозлился.
  Но я, почему, должна улыбаться ему в ответ.
  Он стоял окровавленный, страшный.
  Налитые кровью глаза вращались.
  Не знаю, чем закончилась бы наша игра в гляделки, но с галеры раздался истошный вопль:
  "Где мой мешок?"
  Некоторые купцы, рыбаки и кентурийцы бросились к галере проверять и свои мешки и корзины - не украли ли...
  Я тоже побежала.
  Побитый купец пытался меня догнать, но, судя по всему, упал.
  Я не оглядывалась.
  Но его проклятия в мою спину удалялись.
  "Глупенькая я, у нас ни мешка, ни корзин нет", - на галере я опомнилась, что никаких вещей я и Маний не взяли.
  Но на всякий случай я осталась на галере.
  Волновалась - где же Маний?
  Далекая надежда, что Маний отправился добывать для меня ожерелье с жемчугом, согревала мое сердце.
  Тем временем купец на галере бушевал.
  "На галере множество мешков, тюков и корзин, но украли именно мой мешок", - купец грозил небу кулаком.
  "Что в мешке было?" - любопытные обступили пострадавшего.
  "Камни!"
  "Камни?"
  "Да, камни".
  "Драгоценные?"
  "Размечтались.
  Никакие не драгоценные, а камни с дороги". - Купец в досаде тяжело сопел.
  "Зачем тебе камни в мешке?"
  "Для отвода глаз я камни с собой ношу.
  Нападут разбойники, выхватят мешок и с мешком убегут.
  Подумают, что достаточно украли.
  И мои деньги не тронут".
  "Умно придумал ты, купец.
  Надо тоже с собой мешок камней носить". - Гул одобрения накрыл купца.
  Ему искренне сочувствовали.
  "Большие ли камни носил с собой?"
  "Разные, - купец потихоньку успокаивался.
  Но неожиданно возопил. - Разных размеров камни были.
  Чтобы разбойники воры не сразу догадались, что камни украли.
  Ладно - камни.
  Мешок жалко.
  Мешок почти новый.
  Только три заплаты на нем. - Купец снова возбуждался. - Поймаю воров - в Нил крокодилам их сброшу".
  "Может быть, воры приплыли сами по воде"
  "Хозяина галеры ко мне, - купец зарычал. - Бегом!
  Где лентяй Кефал?
  Он мне за все заплатит.
  За мой мешок".
  "Где хозяин? - усатый рыбак неистово закричал. - Только что я Кефала видел".
  "Галеру по щепкам разнесем", - даже кентурийцы заволновались.
  Поднялась людская буря.
  Ругались, кричали, даже подвывали.
  Я подумала, что закончится новой дракой.
  На всякий случай я прижалась к борту галеры.
  Если что - в Нил прыгну.
  Сожрет меня крокодил или нильский сом, укусит змея ядовитая - еще не известно.
  А в драке я обязательно пострадала бы.
  "Бегу, уже бегу, - на палубу выскочил хозяин галеры. - Не ломайте мою галеру.
  Если сломаете, то мы не поплывем".
  "Мешок у меня украли с камнями", - купец перенес свой гнев на хозяина галеры.
  "Мешок с камнями?" - голос у Кефала окреп, закалился.
  "Или деньги отдавай за мешок, он новый почти...
  Я на нем спал.
  Или тебя за борт вышвырну.
  Ты с разбойниками заодно, Кефал".
  "Кто посмел на моей галере воровать? - Кефал воткнул руки в бока. - Никто, кроме меня не смеет.
  Почтенный купец.
  Я сейчас тебе свой мешок принесу.
  Он тоже новый... почти. - Хозяин галеры сбегал вниз и вернулся с пыльным пустым мешком. - Отличный мешок для камней!"
  "Грязный он", - купец схватил мешок.
  "Так Нил - для чего тебе, купец? - Кефал перешел в наступление. - Вода вокруг.
  Вымой мешок.
  Я тебе свое отдал, а мог бы не отдавать свой мешок.
  Пожертвовал, а ты не довольный".
  "Прекрасный мешок, - купцы и рыбаки встали на сторону хозяина галеры. - Кермит, выполоскай мешок.
  Кефал умница и щедрый".
  Все успокаиваются так же быстро, как и накалились.
  Причина бунта на галере устранена.
  Нет причины - нет драки.
  "Не уплыли без меня", - Маний подбежал схватил мою руку.
  "Маний, - я обрадовалась. - Ты где был?
  Я волновалась за тебя".
  "Где, где, - Маний с трудом скрывал улыбку. - Ты хотела жемчужные бусы, я тебе их принес", - Маний с гордостью протянул мне чудо.
  "Маний, - мое сердечко затрепетал раненой птичкой. - Красотища.
  Я никогда подобного не видела.
  Спасиб, мой миленький Маний", - я завизжала и повисла на шее друга.
  "Ладно, ладно, не привлекай к нам внимание, - Маний заметно нервничал.
  Оглядывался по сторонам. - Почему не плывем?
  Пора уже отплывать!"
  "Маний, ты украл бусы и боишься, что тебя поймают? - я прищурила глаза. - Признайся мне.
  Я даже рада, что ты украл.
  Значит, мы с голода не умрем".
  "Нет, не украл, - Маний провел ладонью по увлажнившимся губам. - Какая разница, откуда бусы.
  Главное, что они есть у тебя".
  "Верно, - я не могла глаз отвести от красивейших жемчужин в бусах. - Ты - волшебник, Маний".
  "Отплываем, отплываем, - хозяин галеры тоже торопился, как и Маний. - Не мешайте гребцам.
  Разойдитесь по палубе". - Кефал несильно дунул в свою знаменитую свирель Пана.
  "Ты торопился отплывать, Маний, - я с подозрением смотрела в глаза товарища. - Хозяин галеры подгоняет гребцов.
  Что случилось?"
  "Ничего особенного, - Маний невесело засмеялся. - Жарко.
  Поэтому хозяин и поторапливает гребцов".
  "Я спрошу у патриция Венценоса или у Асуны, - я направилась к спуску вниз. - Может быть, они знают причину".
  "Персей... Персефона".
  "Да, Маний".
  "Не надо".
  "Что не надо, Маний?"
  "Не ходи к патрицию Венценосу и к Асуне".
  "Почему я не должна ходить к ним?
  У меня есть ножки, значит, я могу ходить".
  "Персефона, ты вряд ли найдешь патриция и Асуну в их комнатке".
  "А где я их найду?"
  "Я не знаю, Персефона, где ты найдешь их".
  "Маний, ты убил патриция Венценоса и Асуну?
  Ты завладел их деньгами и купил мне жемчужное ожерелье?"
  "Если бы я убил их и забрал бы их деньги и драгоценности, то смог бы купить весь жемчуг Нила, - Маний кусал губы. - Или хотя бы галеру.
  Стал бы хозяином галеры.
  Перевозил бы людей за деньги.
  Как я не догадался". - Маний направился к спуску вниз.
  "Маний, ты, зачем идешь к гребцам?"
  "Хочу навестить комнатку патриция Венценоса и Асуны".
  "Но ты же сказал, что их там нет".
  "Персефона, поэтому я и спешу пошарить в их вещах".
  "Но это же воровство, Маний".
  "Взять чужое - не всегда воровство, Персефона".
  "Тогда я с тобой пойду", - я прыгнула за Манием.
  Мы протиснулись мимо гребцов.
  На своих ногах я чувствовала прикосновения их мозолистых горячих ладоней.
  В комнатке для патриция и дочки визиря нас ждал неприятный сюрприз.
  "Кефал, что ты делаешь в чужой каюте? - Маний распахнул глаза. - Почему ты перебираешь их вещи?"
  "Ты еще спроси меня, Маний, где Асуна и патриций Венценос. - Хозяин галеры поднялся с платьем Асуны в руках. - Ты должен стыдиться своего поступка, Маний".
  "Я не знаю, что сделал мой товарищ, - я вышла из-за спины Мания.
  Маний сдулся, словно его съели. - Но я хочу знать, где Асуна и патриций?"
  "А что вы делаете здесь? - хозяин галеры злобно сверкнул глазами. - Вы заплатили за дешевые места на палубе.
  Почему-то ходите без приглашения вниз.
  Смущаете гребцов".
  "Асуна меня пригласила к себе", - я вспомнила.
  "Вот, когда появится Асуна, тогда к ней и приходи, - Кефал прокашлялся в кулак. - Что?
  Хотели рыться в вещичках дочки визиря и патриция?
  Не получится у вас ничего.
  Моя галера, моя каюта.
  Что хочу, то и делаю на своей галере.
  Если вам не нравится, то можете прыгнуть в Нил".
  "Пойдем, Персей, - Маний покачал головой. - Мы проиграли. - Кефал нас опередил".
  Мы с пустыми руками вернулись на палубу.
  "Наглый, гадкий Кефал, - Маний вытирал слезы отчаянья и бессилия.
  Я поняла, что сейчас он мне все расскажет: - Я так хорошо все задумал.
  Украл бы жемчужное ожерелье.
  Но купцы торгаши, как увидели, шныряющих по ярмарке кентурийцев, так, словно с ума сошли.
  Сразу спрятали свои вещи.
  Или садились на мешки и держали их обеими руками.
  Известно, что кентурийцы - воры, - Маний с завистью посмотрел на сидящих довольных кентурийцев. - Моя надежда - украсть жемчужные бусы - пропала.
  И тут я увидел радостных, счастливых Венценоса и Асуну.
  Они покупали сладкую пахлаву.
  Представляешь, Персефона, они ели пахлаву.
  А я - голодный".
  "У Венценоса и Асуны есть деньги, поэтому они покупали пахлаву.
  У нас нет денег, значит, мы не можем купить пахлаву".
  "Ни пахлавы, ни жемчужных бус без денег не получить, - Маний сорвался на тихий визг.
  Подвывал: - И тогда я...
  Тогда я...
  Вообщем, я продал их, Персефона".
  "Кого продал?" - я вертела головой и не понимала.
  "Патриция Венценоса и Асуну я продал торговцам рабов".
  "Патриция Венценоса и Асуну? - Я быстро-быстро моргала. - Но они же свободные, а не рабы.
  Их нельзя было продать".
  "Каждого можно продать в рабство, - Маний кашлял.
  Я похлопала его ладонью по спине. - Я подошел к толстому торговцу рабами.
  Спросил его - хочет ли он купить господина и прелестную девушку в рабство".
  "Торговец рабами, как и положено, спросил меня - мои ли они рабы.
  И тогда я солгал, что - да, Венценос и Асуна - мои рабы.
  Конечно, торговец прекрасно понимал, что они не рабы.
  Скорее я, в своем потрепанном хитоне, выглядел, как раб.
  Но все шло, как и положено на торгах.
  Я поклялся, что они мои рабы.
  Если бы я жил здесь, то меня через пару дней схватили бы стражники за ложь.
  Но сам я не местный...
  Не успели патриций и Асуна опомниться, как их заковали в цепи.
  Венценос и Асуна начала кричать.
  Но их крики не были слышны за криками дерущихся рабов с рабами и купцов с купцами.
  Торговец рабами засунул Асуне и Венценосу тряпки в рот, чтобы молчали.
  Затем торговец со мной расплатился.
  Он дал мне несколько монет.
  Намного меньше, чем я ожидал за продажу рабов.
  Когда я возмутился, что так мало, то торговец рабами закричал, что и так переплатил мне.
  И, если я буду возмущаться, то он позовёт стражников.
  Этих денег хватило как раз на жемчужное ожерелье, для тебя, Персефона". - Маний опустил голову.
  "Маний, ты поступил благородно", - я сгорала от счастья.
  "Поступил благородно, потому что продал свободных Венценоса и Асуну в рабство?"
  "Нет, Маний.
  Ты поступил благородно, потому что купил мне жемчужные бусы.
  Ты бы мог потратить все деньги на пахлаву.
  И съел бы ее один".
  "Пахлава была слишком сладкая, - Маний засмеялся. - Ее много не съешь.
  Последние куски я запихивал в себя через силу, - Улыбка сползла с лица Мания. - Ой, я тебе не принес пахлаву. - И тут же к Манию вернулась самоуверенность. - Тебе сладкое вредно, Персефона.
  От сладкого живот вырастает, и бедра округляются.
  Тебе же нужно сохранять свою мальчишескую фигуру".
  "Не очень я и хотела сладкую медовую пахлаву", - я сказала, чтобы не огорчать Мания.
  Ну, съел он пахлаву.
  Ну, наверняка, оставил себе несколько монеток после продажи патриция и дочки визиря.
  Но зато Маний купил для меня жемчуг.
  В моем животике голодно забурлило.
  В ответ раздалось сытое икание Мания.
  По берегу бежал парень с палкой.
  Он что-то кричал истошно и надрывно.
  Но разобрать слов невозможно.
  Навстречу нам спешила лодка.
  Рыбак тоже что-то кричал нам.
  Но и его мы не расслышали.
  "Зачем говорить, если никто не слышит?" - Маний сытно потянулся.
  Весь день я любовалась своими бусами.
  А ближе к ночи мы уже подплыли к Шумерам.
  "Малые Шумеры, - хозяин галеры подошел к нам. - Вам выходить".
  "Разве есть ещё город Шумеры, - я удивилась. - Если это Малые Шумеры, то..."
  "Да, есть и Большие Шумеры, и Средние Шумеры, - хозяин галеры надул щеки. - Но ваших денег хватило только до Малых Шумер".
  "А от каких Шумер ближе дойти до Флавии?" - Я следила, как гребцы бросают канаты в воду.
  "Флавия? - Кефал почесал затылок. - Никогда не слушал о Флавии".
  "Во Флавии ярмарка.
  Мы едем на ярмарку во Флавии", - я поглаживала жемчужины.
  "Флавия слишком далеко от Шумер, - Маний прятал глаза от меня. - Разумеется, что не все знают о ярмарке во Флавии.
  Иначе...
  Вообщем, нам пора".
  "Разве мы не будем приставать к берегу на ночлег?" - я надеялась, что хотя бы переночуем на галере.
  Но гребцы не спешили привязывать галеру к деревьям на берегу.
  "Нет, в Малых Шумерах мы не остановимся, - хозяин галеры покачал головой. - Здесь только убийцы, разбойники и воры живут.
  Мы, хоть и в темноте, но дальше поплывем".
  "Как же мы сойдем на берег, если вы не пристанете к нему?"
  "В воду прыгайте, - Кефал зевнул. - Поторопитесь.
  Иначе придется вам плыть до берега от самой середины Нила.
  Мы и так опасно близко подошли к берегу, - хозяин галеры вглядывался в густую листву пальмовых зарослей. - Разбойники могут с пальмы прыгнуть на галеру".
  "Нет, Кефал, - я топнула ножкой. - Гони галеру к берегу".
  "Персефона, не спорь с хозяином галеры", - Маний твердо заявил.
  "Маний, тебе не терпится, потому что ты с Кефалом...
  Потому что Кефал знает о твоем поступке на рынке рабов. - Я кусала губки. - Но я ничем не провинилась".
  "Ничем не провинилась, Персефона? - Маний разозлился. - А ожерелье жемчужное на тебе, откуда?
  На какие деньги куплено?
  Стыдись, Персефона". - Маний занес ногу над бортом галеры.
  Возможно, что и без меня бы Маний уплыл.
  "Следуй за своим товарищем, - хозяин галеры меня подгонял. - Иначе позову гребцов.
  Они тебя за борт скинут, как мешок с камнями".
  "Ну и ладно, - я со вздохом прыгнула в темную воду Нила. - Заодно и помоюсь".
  Я и Маний доплыли до берега и улеглись на уже прохладном песке.
  "Маний, я боюсь разбойников, убийц и насильников", - мои губы дрожали.
  "Мы спрячемся в песке, Персефона".
  "Но песок охладится.
  И в нем уже кто-то живет.
  Песок шевелится".
  "Тогда найдем рыбацкую лодку и под ней переночуем, - Маний посмотрел на меня и облизнулся. - Персефона, ты можешь раздеться.
  Сними мокрый хитон.
  Я тоже разденусь.
  Мы прижмемся тесно.
  Голыми телами согреемся".
  "Маний, а, если насильники нас увидят голыми на берегу?
  Что они тогда о нас скажут?
  Что они подумают о нас?
  Нет, мне стыдно".
  "Персефона, ну, давай же, - голос Мания охрип. - Я уже раздеваюсь". - Маний быстро освободился от одежды.
  "Тогда отойдем в кусты, Маний, - я направилась к темным зловещим кустам. - В кустах спрячемся".
  "Да, конечно, Персефона, в кустах нас никто не найдет", - Маний обрадовался.
  Он подхватил свою одежду.
  Я со скрипом стянула с себя мокрый хитон.
  Сразу стало теплее.
  Вдруг, почувствовала, как что-то трепещущее прижалось к моей спине.
  "Маний, мы же хотели в кустах греться, - я засмеялась. - Ты меня щекочешь, Маний".
  Товарищ крепче прижался ко мне и обнял.
  Его ладони опустились на мои грудки.
  "Так теплее, Персефона?"
  "Так теплее", - я согласилась.
  Мы минут пять стояли и грелись.
  "Маний, ты что сопишь и возишься?"
  "Все из-за холодной воды, - Маний бурчал. - Все сжалось.
  Не выходит, как я задумал".
  "А что ты задумал, Маний?"
  "Я сам с собой разговариваю, Персефона".
  Прошло еще пять минут.
  "Нет, с каждой минутой он все меньше и меньше, - Маний отлип от меня. - Волнуюсь.
  Холодный вечер.
  Мокрая одежда - не способствует".
  "Не понимаю тебя, Маний".
  "Спрячемся в кустах, Персефона и отдохнем.
  Может быть, когда я успокоюсь, то получится".
  "Что получится, Маний?"
  Но он мне не ответил.
  Отважно шагнул в кусты.
  И сразу раздался душераздирающий вопль.
  Он отразился от гладкой поверхности Нила и улетел к верхушкам пальм.
  "Маний, это ты кричишь, или чудовище вопит?"
  "Ууууу, - Маний выскочил из кустов. - Колючая акация.
  Я весь искололся".
  "По тебе кровь бежит, - я заметила тонкие ручейки крови. - И на голове змея".
  "Змея?" - Маний, как сумасшедший бросился в воду.
  "Я смыл змею?" - через минуту Маний выскочил из Нила.
  "Да, Маний, ты смыл змею.
  Но на ее место пришли еще две змеи", - я отважно палкой сбросила змей с головы Мания.
  "Змеиное место", - Маний быстро оделся и побежал по берегу.
  "Маний, подожди, я еще хитон не одела".
  "Голая ты интереснее, чем в хитоне, Персефона", - Маний зло ответил мне из темноты.
  Чтобы не потерять, испуганного змеями друга, я побежала голенькая.
  Летела над речным песком.
  "Лодка, - Маний остановился. - Счастье пришло к нам.
  Мы возьмем на время рыбацкую лодку".
  "Как в прошлый раз? - я обрадовалась. - Когда ты взял у мудреца лодку.
  Мудрец философ не понял, что мы ее вернем, а не украли...
  Он потом бежал по берегу и проклинал нас".
  "Как в прошлый раз", - Маний вытер пот со лба.
  Долго меня разглядывал.
  "Маний, ты смотришь на меня, словно в первый раз видишь", - я засмеялась.
  "Сначала - лодка, а потом все остальное, - Маний присел на корточки. - Ужас.
  Она на цепи под замком.
  Ну, что за люди.
  Жадные до своего добра.
  Как я вскрою замок, если не умею".
  "Ты камнем сбей замок, Маний".
  "Отличная мысль, Персефона, - Маний засмеялся. - Из тебя вышел бы настоящий вор, если бы ты была парнем".
  "Маний, - я приложила пальчик к губкам. - Я сейчас подумала, как ты легко продал в рабство патриция Венценоса и дочь визиря Асуну.
  Но и тебя, и меня могли продать в рабство".
  "Могли, но не продали нас в рабство, - Маний камнем пытался сбить замок лодки. - Ничего не получается, Персефона.
  Наверно, рыбаки боятся, что лодку украдут.
  Кефал говорил, что в Шумерах живут мошенники, воры и разбойники.
  Против них рыбак поставил крепчайший замок".
  "На стук камня могут прибежать рыбаки или разбойники, - я насторожилась. - Маний, спрячемся где-нибудь до утра".
  "Но только не под этой лодкой спрячемся, - Маний протянул с сожалением. - Я уже достаточно громыхал камнем по замку".
  Мы побрели от лодки и от берега Нила.
  "Маний, - я захихикала и прикрыла ладошкой ротик. - Я забыла одеться.
  Смешно, правда?
  Мы идем, а я голая, как бесстыдница".
  "Действительно, смешно, - голос моего друга надорванный. - Но ты не одевайся, Персефона.
  Посмеемся еще..."
  Мы по дороге шли около часа.
  Ни малейшего сомнения, что мы идем в Флавию, у меня не возникло.
  Я полностью доверяла Манию, что он знает, куда идет.
  Девичье доверие хрупкое и с полной отдачей себя.
  Несколько лет мне понадобилось, чтобы понять, что никакой Флавии нет.
  Ее придумал Маний, чтобы колесить со мной п безлюдным местам.
  И в одном из этих безлюдных мест Маний надеялся меня обесчестить...
  Все ради глупой своей цели придумал.
  "Маний, заночуем в соломе, - я вытянула руку. - В соломе нас не найдут разбойники, воры и мошенники с насильниками".
  "В соломе можно попробовать, - Маний первый добежал до соломы. - Выше моего роста". - Маний разделся.
  "Маний, зачем ты разделся, - я, наоборот, оделась. - Солома колется.
  Голыми спать неуютно".
  "А я хочу с тобой, Персефона..." - Маний закашлялся.
  "Ты добрый, Маний", - я похлопала ладошкой по спине друга.
  Мы забрались в сено.
  Маний сразу прижался ко мне и запыхтел.
  "Маний, ты уже спишь?"
  "Да, Персефона, я уже сплю".
  Я провалилась в сон.
  Спала совсем чуть-чуть.
  Меня разбудили приглушенные голоса.
  Я тихонько ткнула Мания локтем в бок.
  "Чооо?" - Маний заворочался и открыл глаза.
  "Тише, Маний, - я шептала едва слышно. - Насильники".
  "Какие к Аиду, насильники.
  Чёёёёёёё?" - Маний затаился.
  Мы прислушались к переговорам насильников.
  "Серенад, - один насильник говорил другому. - Я уверен, что они в стогу соломы спрятались".
  "Тебе показалось, Калиостро".
  "Я уверяю, что видел голую девку, а с ней парня.
  Затем они исчезли, Серенад.
  Больше, чем в стогу, им негде прятаться.
  Все парни и девки в эту солому закапываются.
  Я ее нарочно держу около дороги, для соблазна.
  Сколько парней и девушек поймал на этом месте - даже не вспомню.
  Всех продал в Больших Шумерах".
  "Не убегут, Калиостро?"
  "Мы их свяжем, Серенад.
  Ты зайди с другой стороны стога и шуми.
  Парень и девка выскочат на меня.
  И попадут в две петли".
  "Умный ты, Калиостро.
  Тебе быть нужно патрицием при цезаре.
  А ты в стогу сена парней и девок ловишь".
  "Не хватает мне денег, чтобы купить должность патриция", - Калиостро вздохнул.
  "Маний, - я шептала на ухо товарища. - Как только насильник шуметь начнет, мы на него выскочим".
  "Опасно".
  "Но в другой стороне петли для нас.
  Ты же слышал".
  "Тогда ты первая выбегай, Персефона.
  Насильники за тобой побегут, а я тихонько выползу.
  Они тебя не догонят.
  Ноги у тебя длинные и быстрые".
  "Мы не потеряемся друг от друга, Маний?"
  "У нас нет выбора, Персефона, - Маний заскрежетал зубами. - Невезение.
  Только я стал бодриться.
  Только я окреп, а тут - насильники".
  "Расскажешь потом, Маний, как ты окреп".
  "Я уже не крепкий.
  Я снова..." - И тут Маний, вопреки нашему договору, выскочил из стога.
  "ААААААААААА", - раздались крики.
  "Он сбил меня с ног".
  "Кто?"
  "Парень".
  "А девка?"
  "Девку не видел".
  "Значит, она в стогу".
  И тут я полетела из соломы.
  Увидела двух здоровенных бородатых крестьян.
  "Лови ее, держи, - один истошно завопил. - Очень хорошая девка.
  Дорого продадим".
  
  
  ГЛАВА 278
  
  СЕМИРАМИДА И СЕРЖАНТКА ДЖЕЙН.
  
  РАЗБОЙНИКИ НАСИЛЬНИКИ
  
  
  Я чудом проскользнула между неповоротливых крестьян.
  И полетела на крыльях удачи.
  Впереди по дороге скакал Маний.
  Разбойники насильники крестьяне бросились за нами следом.
  "Персефона, я долго не смогу бежать, - из груди Мания вырывался сдавленный свист с хрипами. - Ты меня понесешь, если я упаду?"
  "Конечно, понесу, Маний, - я обогнала товарища. - Ты же мне бусы жемчужные подарил.
  Держись за моей спиной.
  Я для тебя буду рассекать воздух собой.
  Все же тебе легче станет бежать".
  Но крестьяне насильники нас догоняли.
  Я одна бы убежала от злодеев.
  Но даже мысли не появилось оставить Мания на растерзание ловцам людей.
  Дорога уткнулась в мостик через широкую речку.
  Она впадала в Нил.
  Около мостика стояла лодка.
  Не привязанная.
  Не прикованная.
  Наверняка, лодка крестьян Серенада и Калиостро.
  Они же должны были нас пойманных отвезти на рынок рабов в Большие Шумеры.
  Маний увидел лодку и приободрился.
  Даже меня обогнал намного.
  Откуда у Мания появились силы?
  Прыгнул в нее и упал на лавку.
  Сразу начал грести веслами.
  "Маний, подожди меня", - я по колени забежала в воду.
  Схватилась за корму.
  "Персефона, ты держись за лодку и бултыхай ногами, - Маний поспешно греб. - Так быстрее получится".
  Я начала усиленно барахтать ногами.
  Лодка медленно отчалила от берега.
  И вдруг, о, ужас.
  Один из насильников схватил меня за левую ногу.
  "Серенад, я держу девку".
  "Дяденька, отпусти", - я завизжала.
  "Калиостро, Калиостро, - второй насильник заверещал. - Выходи из воды.
  К тебе крокодил плывет".
  "Кто плывет?" - Калиостро не расслышал.
  "Крокодил".
  "Куда уходил?" - Калиостро, оказывается, слегка глухой.
  За моей спиной раздался нечеловеческий вой.
  Рука, державшая меня за ногу, исчезла.
  Я слышала барахтанье, крики умирающего.
  Затем все стихло.
  "Персефона, его крокодил сожрал", - голос Мания дрожал.
  "Калиостро, Калиостро, - Насильник Серенад кричал в отчаянье. - Как ты не вовремя умер.
  Ты же мне должен три медных песо".
  "Персефона, болтай, двигай ножками, - Маний отложил весла. - Я устал грести".
  "Течение реки не сильное, - я жадно глотала воздух. - Далеко уплывем.
  Мы же движемся в сторону Флавии?"
  "Да, эта река ведет как раз к Флавии", - Маний пальцами постучал по борту лодки.
  "Маний, спасибо".
  "За что - спасибо, Персефона?"
  "Ты выбежал первый из соломы.
  Отвлек на себя насильников"
  Хотя мы договаривались, что я отвлеку".
  "Я смелый", - Маний гордо выпятил грудь.
  "Маний, - опасность дошла до моего сознания. - Крокодил сожрал насильинка".
  "Да, Персефона.
  Крокодил съел насильника.
  Только он не стал для нас насильинкам.
  Разбойник - да.
  А насильником - не успел".
  "Маний".
  "Да, Персефона".
  "Крокодил и меня мог сожрать".
  "Мог тебя сожрать крокодил, Персефона".
  "Я боюсь", - я перекатилась в лодку.
  Дрожала от ужаса.
  "Садись на весла, Персефона, - Маний с готовностью пересел. - Греби.
  Ты же не устала, потому что ножками бултыхала в воде, пока я греб".
  "Ручки у меня тонкие, - я пересела за весла. - Но я смогу грести".
  "И ножки у тебя тонкие, как у мальчика, - Маний облизнулся. - Ты почаще ими болтай в воде".
  "Меня крокодил может укусить".
  "Укусит или не укусит крокодил, мы не знаем, - Маний зачерпнул ладонью воду, выпил. - Но, если не будем плыть, то нас отнесет обратно, к насильнику Серенаду".
  Мы плыли и плыли по извилистой речке.
  С каждой милей она становилась уже.
  Солнце уже припекало.
  По берегам реки стали появляться рыбаки.
  Я выбрала самого старого рыбака.
  Потому что он не казался мне разбойником и насильником.
  Даже, если разбойник и насильник он, то не справится со мной и с Манием.
  "Дедушка, далеко до Флавии?" - я крикнула рыбаку.
  "До чего?" - старик приложил ладонь к уху.
  "Персефона, зачем ты его спрашиваешь, - Маний заёрзал на сиденье. - Он глухой и ничего не помнит.
  Себя не помнит, Флавию не помнит".
  "Впереди чудо-озеро", - старик крикнул нам вслед.
  "Разве я его спрашивала об озере?" - я пожала плечами.
  "Чудо-озеро? - Маний встрепенулся. - Я давно мечтал на него взглянуть.
  Мне отец рассказывал, что чудо-озеро - необыкновенное.
  На его дне спрятан город.
  Иногда слышны из-под воды крики гладиаторов и звон мечей из утонувшего города".
  "Может быть, и Флавия утонула, - я забеспокоилась. - Тогда я не получу на ярмарке золотые браслеты бесплатно".
  "Флавия не затонула", - Маний выпятил живот.
  Мы плыли и вглядывались вперед.
  За поворотом реки открылся прекрасный вид.
  Среди цветов показалось голубейшее озеро.
  В самом тонком месте сухая перемычка между озером и нашей рекой была всего лишь несколько метров.
  "Чудо-озеро, - Маний поднялся в лодке и присвистнул. - Скажу честно, я представлял его иным.
  Немного разочарован.
  Неужели, под голубой водой затаился древний город?"
  "А мне нравится, - я дотронулась до жемчужин в ожерелье. - От чудо-озера поднимается радость.
  Вижу загадочную простоту в голубых водах.
  И в то же время - тайна недоступная в озере".
  "Не тайна, а - город древних. - Глаза Мания загорелись. - Персефона".
  "Да, Маний".
  "Может быть, на дне озера лежат несметные сокровища?
  Золотые монеты.
  Драгоценные камни - рубины, изумруды, сапфиры, бриллианты".
  "Но их из воды не достать", - я остановила лодку в камышах.
  "Нам много не надо золота, - Маний начал ныть. - Персефона.
  Всего лишь несколько монеток".
  "Зачем нам несколько монеток из озера, если на ярмарке во Флавии мы получим золото бесплатно?" - я фыркнула.
  "Согласен, Персефона.
  Но с золотыми монетами наш путь станет проще.
  Мы доберемся быстрее на лошадях".
  "Маний, ты будешь нырять? - я приложила ладошки к щекам. - Ужас!
  Очень опасно.
  Крокодилы, водяные змеи, гигантские сомы".
  "Опасно, - Маний согласно кивнул головой. - Поэтому ты ныряй, Персефона".
  "Яяяяяаааааа?"
  "Да, ты, Персефона, будешь искать золотые монеты на дне чудо-озера.
  Ты быстро плаваешь.
  Легкая, гибкая, грациозная..."
  "Ты меня захвалил, Маний", - я расплывалась в удовольствии.
  "Ты успеешь уплыть от крокодила.
  А я - неповоротливый, - Маний похлопал себя по животу. - У меня живот растет. - Маний состроил рожицу.
  Я засмеялась - очень смешно Маний рожицы корчит. - Персефона!
  Если не найдешь золото в чудо-озере, то хотя бы рыбу поймаешь нам на обед".
  "Прямо сейчас нырять, Маний?"
  "Чудачка ты, Персефона, - Маний заржал. - Мы сейчас на реке.
  А нырять нужно в чудо-озеро.
  Подойдем к воде, тогда и ныряй.
  В голубой прозрачной воде далеко видно".
  Я с содроганием подходила к чудо-озеру.
  Вошла по колено, а потом по линию внизу живота.
  Вдруг, камыши слева от меня заколыхались.
  "Крокодил?" - я спросила Мания.
  "Нет никакого крокодила в чудо-озере, - Маний скосил глаза. - Ныряй, Персефона.
  Крокодил, даже, если и появится, то не догонит тебя на глубине.
  Я слышал, что крокодилы плохо умеют плавать".
  "От кого ты слышал, что крокодилы плохо умеют плавать, Маний?" - мои зубы стучали от страха.
  Вдруг, что-то белое стремительно подплыло ко мне и схватило за ногу.
  "Меня похищает крокодил", - я завопила.
  "Персефона, не кричит громко, - Маний позеленел и оглядывался по сторонам. - Насильники могут тебя услышать".
  "Мне кажется, что именно насильник схватил меня за ножку", - я продолжала визжать.
  Видела сквозь прозрачнейшую воду чудо-озера, что меня держит за ногу человек.
  И он... она поднялась из воды.
  Девушка заливисто хохотала:
  "Я напугала тебя?" - девушка, примерно моего возраста, не могла остановить смех.
  "Нет, ты меня не напугала, - я натянуто улыбнулась.
  Не хотела показаться трусихой, которая боится какого-то крокодила. - Ты меня просто убила своей шуткой".
  "Я собралась нырнуть и увидела вас, - девушка перевела взгляд с меня на Мания. - Решила подшутить.
  Так скучно вокруг.
  В камышах я нырнула, потом подплыла к тебе и схватила тебя за ножку.
  Правда, очень смешно получилось?"
  "Если бы я была на твоем месте, то я бы тоже смеялась", - я согласно кивнула головкой.
  "Я - Жизель, а вы муж и жена?" - Жизель хитро скривила губки.
  "Какая глупость, - я захохотала.
  Смех разгонял мой страх перед крокодилом. - Маний - мой двоюродный брат.
  Я - Персефона.
  Мы плывем в Флавию, чтобы..."
  "Персефона не рассказывай первой встречной о наших делах, - Маний даже в воду забежал и приложил свою ладонь к моему ротику. - Наш секрет".
  "Не нужен мне ваш секретик, - Жизель надула пухленькие губки. - Наверно, вы сбежали от родителей, потому что любите друг друга.
  Но не можете пожениться, из-за того, что вы дальние родственники.
  Хотя в наших краях двоюродные брат и сестра считаются дальними родственниками и могут жениться".
  "Не собираемся мы жениться, - Маний выбежал из воды. - И мы не любим друг друга...
  Мы... дружим".
  "Ага, дружите, - Жизель погрозила Манию пальчиком. - Я видела, как ты облизывал губы, когда Персефона не видела.
  Ты сжирал ее взглядом".
  "Маний, Жизель не обманывает? - я обернулась к Манию. - Зачем ты пожираешь меня взглядом?"
  "Персефона, не слушай бред рыбачки, - Маний взвизгнул. - Мы на чудо-озере по делам".
  "Какие у вас дела на чудо-озере?" - Жизель засветилась любопытством.
  "Секретные наши дела.
  Все-все наши дела - секрет", - Маний сказал, как отрезал.
  "Не говорите, куда идете и, зачем, - Жизель допытывалась. - Даже о купании в чудо-озере не скажите.
  Я так думаю, что нет у вас никаких тайн.
  Напридумали, чтобы казаться загадочными и важными".
  "Считай так, Жизель, - Маний протирал руки влажным песком. - Ты плыви, купайся, как хотела.
  Мы же будем плавать в стороне от тебя".
  "Тогда вы утонете", - голосок Жизель опустился.
  "Почему мы утонем?
  Я чувствовала себя неловко в прозрачной воде. - Меня другие девушки будут хватать за ноги?"
  "Не девушки тебя схватят за ноги, а гладиаторы, - Жизель с гордостью выпятила грудки.
  Она совершенно не стеснялась своей наготы. - Озеро хитрое".
  "Я слышал о чудо-озере, - Маний напустил на лицо добрую улыбку. - Но мне, кажется, что ты, Жизель, знаешь о нем намного больше, чем мы.
  Расскажи, пожалуйста, странникам о чудо-озере".
  "Выыыыы?
  Хотите меня слушать? - Жизель подпрыгивала и хлопала в ладошки. - Прекрасно".
  Наверно, с Жизель редко, кто общался.
  Либо в окрестностях чудо-озера мало людей проживает.
  Либо люди сторонятся друг друга.
  Потому что все - воры, убийцы и насильники.
  Но я не стала спрашивать Жизель...
  Она же светилась от счастья, что расскажет о чудо-озере нам:
  "Великий полководец из атлантов Самсуниот влюбился в прекрасную Царицу Пенелопу.
  Но царица Пенелопа отказывала полководцу Самсуниоту в любви.
  Тогда он на берегу чудо-озера построил город и назвал его - Гладиатор.
  Полководец Самсуниот знал, что все девушки любознательные.
  Поэтому надеялся, что когда-нибудь царица Пенелопа из любопытства приедет в его город Гладиатор.
  Тогда он ею овладеет в своем городе.
  По древним законам атлантов, кто пришел в город, того можно использовать...
  Полководец Самсуниот украсил город прекрасными аренами для боев гладиаторов.
  Гладиаторы тренировались каждый день.
  И каждый день на арене проливалась их кровь.
  Но о чудесном городе Гладиатор узнали гадкие кочевники.
  Словно грозовые тучи они двинулись покорять город Гладиатор.
  Великий полководец Самсуниот вышел навстречу варварам кочевникам.
  Но не одолел их.
  Самсуниот убежал и скрылся в горах.
  Он питался кореньями и медом диких пчёл.
  Кочевники вошли в город Гладиатор.
  Но не нашли в нем ни одной золотой монетки.
  Перед своим побегом великий полководец Самсуниот спрятал на дне чудо-озера все свои несметные сокровища.
  Лишь одни гладиаторы на аренах остались в городе Гладиатор.
  Кочевники хотели их выпустить на свободу.
  Но гладиаторы набросились на кочевников.
  Они желали умереть в битве на арене в своем городе, а не от старости в шатрах, окруженные великолепными девами.
  Город Гладиатор погрузился в чудо-озеро и стал невидимым.
  Лишь гладиаторы продолжают свои вечные сражения в чудо-озере.
  В тихую погоду можно услышать стон раненых и восторженные крики умирающих древних гладиаторов в невидимом городе под водой". - Жизель торжественно закончила свой рассказ.
  "Полководец Самсуниот взял в жены царицу Пенелопу?" - у меня даже под мышками зачесалось от любопытства.
  "Ты задала самый нужный и правильный вопрос, Персефона, - Жизель радостно поцеловала меня в губки. - Мужчины только о сокровищах спрашивают.
  Нас же, девушек, больше интересуют свадьбы и женихи.
  Великий полководец Самсуниот и взял царицу Пенелопу в жены, и не взял".
  "Как это?" - я даже прижалась к Жизель, чтобы лучше слышать и не пропустить ни слова.
  "Самсуниот ваш не великий полководец, - в голосе Мания слышались нотки ревности и зависти. - Если бы был он великим, то взял царицу Пенелопу силой, а не строил город, чтобы заманить ее.
  И кочевников он побил бы, если бы был великим.
  Полководец Самсуниот оказался трусом, потому что сбежал из битвы и отдал город врагам".
  "Я же говорила, что вы, мужчины, ничего не понимаете, - Жизель с презрением посмотрела на Мания. - Великий Самсуниот поступил благородно и романтично.
  Подарил... хотел подарить своей возлюбленной прекрасный город.
  Но не получилось у него.
  Не вышло, у полководца Самсуниота.
  Все равно Самсуниот остался великим.
  Он взял царицу Пенелопу силой".
  "Иди ты", - я выдохнула в восторге.
  "Царица Пенелопа была очень стыдливая, - Жизель рассказывала с гордостью, словно она - царица Пенелопа. - Поэтому Пенелопа купалась отдаленно, чтобы никто не видел ее наготу.
  Она уходила далеко в горы к горному ручью.
  А как раз полководец Самсуниот прятался в горах от кочевников".
  "Великий полководец Самсуниот прятался в горах от кочевников", - Маний добавил с ядом на кончике языка.
  "Великий полководец Самсуниот, - Жизель недобро посмотрела на Мания, - отважно подстерег царицу Пенелопу, когда она купалась.
  Отважно набросился на нее в хрустальных водах горного ручья.
  И снасильничал.
  Опозоренная, обесчещенная царица Пенелопа не могла возвратиться в свой дворец.
  Что ее подданные скажут о ней?
  Подданные начнут смеяться, что их царица слабая.
  Не могла устоять против мужчины.
  Будут показывать на царицу пальцами и шептаться за ее спиной, что она распутница, что нарочно уходила от слуг и людей, чтобы прелюбодействовать в горах с любыми путниками.
  Поэтому царица Пенелопа была вынуждена жить в пещере с великим полководцем Самсуниотом.
  Вскоре они привыкли друг к другу.
  Жизнь в горах понравилась царице Пенелопе.
  Свежий воздух.
  Чистая, не загрязненная вода.
  Фрукты, рыба, дичь.
  Царица Пенелопа родила великому полководцу Самсуниоту десять детей.
  Все-таки Самсуниот был великий, потому что добился своей цели. - Жизель закончила с долей грусти. - Каждая девушка мечтает, чтобы ее похитил прекрасный и великий".
  "Ты тоже мечтаешь, чтобы над тобой снасильничали?" - я узнавала и узнавала новое об огромных наших царствах.
  "Конечно, я мечтаю, чтобы храбрый великий красавец похитил меня и унес на плечах в свое горное логово", - голосок Жизель задрожал от волнения.
  "Поэтому ты голая одна расхаживаешь вокруг озера, чтобы тебя украл насильник", - Маний вытаращил глаза.
  "А ты, парень, хочешь меня украсть?" - Жизель с надеждоой смотрела на Мания.
  "Нет, подруга, - на этот раз я негодовала. - Маний ведет меня на очень интересную ярмарку. - Я помнила, что не должна выдавать секрет.
  Разве что - часть секретика... - Когда будем возвращаться с ярмарки, то пусть Маний тебя украдет.
  Если вам это надо".
  "Надо", - глаза Жизель пылали.
  Маний пробурчал непонятное в ответ.
  "Маний, укради меня, ну, пожалуйста, - Жизель умоляюще выставила перед собой ладошки. - Когда будешь возвращаться с ярмарки.
  Я буду ждать".
  "Все ты придумала о великом полководце и его жене царице Пенелопе, - Маний сменил тему о кражах и насильничанье по желанию невесты. - Если царица Пенелопа купалась одна, ее никто не видел, то кто же рассказал, что Самсуниот...
  "Великий Самсуниот..."
  "Великий Самсуниот ее украл?"
  "Царица Пенелопа и великий полководец Самсуниот были моими предками, - Жизель засмеялась. - Здесь во всех деревнях проживают предки Великого полководца Самсуниота и его царицы Пенелопа".
  "Ты - царевна, Жизель?" - я распахнула глазища.
  "Да, я - принцесса, - Жизель скромно опустила глазки. - Я обнищавшая представительница древнего славного рода царицы Пенелопы".
  "Деньги у тебя есть?" - Маний даже икнул.
  "Нет, мы все нищие, - Жизель покачала очаровательной головкой. - Не работаем.
  Из века в век кушаем только то, что попадается - ягоды, грибы, рыбку.
  Мы живем надеждой найти спрятанные на дне озера сокровища великого полководца Самсуниота".
  "Сокровища"? - я и Маний переглянулись.
  "Кто-нибудь что-нибудь нашел?" - голос Мания задрожал.
  "Нет, пока никто ничего не нашел.
  Но мы будем искать.
  Не поля же нам, потомкам великой царицы, пахать".
  "Ты и сейчас поплывешь искать древние сокровища?" - Маний улыбнулся Жизель.
  "Я плаваю за сокровищами, а собираю устриц, - Жизель потянулась.
  Солнечные зайчики играли на ее шелковой коже. - Надо же что-то кушать".
  "Покажешь мне, где устрицы? - я облизнула пересохшие губки. - Мы тоже голодные".
  "И где ты ищешь сокровища, тоже покажи Персефоне", - Маний откликнулся.
  "Маний, ты не поплывешь с нами?" - Жизель спросила разочарованно.
  "Нет, я на берегу буду сторожить ваши вещи, - Маний выпятил грудь. - Кругом воры бродят".
  "Тогда мы отправляемся, - Жизель послала Манию воздушный поцелуй. - Не убеги от меня, Маний".
  "Не убегу", - Маний усмехнулся.
  Я и Жизель поплыли рядом.
  "Глубокое озеро?" - я со страхом смотрела, как вода подо мной превращается в черную бездну.
  "Местами дна нет на озере, - Жизель беспечно ответила.
  Даже нырнула.
  Засветилась попкой над поверхностью озера.
  Вынырнула через долгое время, отфыркивалась. - Мы палку на веревке спускали в озеро.
  Палка до дна не достала".
  "Как же палка пойдет ко дну, если она плавает", - я засмеялась.
  "Я сказала - палку к веревке привязали?" - Жизель округлила глазки.
  "Да, Жизель.
  Ты сказала, что вы привязали к веревке палку".
  "Ой, как смешно я сказала, - Жизель захлебывалась смехом и водой. - Перепутала в рассказе палку и камень.
  Не палку, а камень мы привязали к веревке".
  "Жизель, зачем ты меня рассмешила", - я хохотала.
  Глотала воду, выплевывала вместе со смехом.
  И поперхнулась водой.
  Закашлялась.
  Я в панике барахтала руками и ножками.
  Но почему-то опускалась и опускалась под воду.
  Жизель нырнула за мной.
  За волосы тащила меня вверх.
  "Персефона, больше не смейся в воде, - Жизель тяжело отдувалась. - Хорошо, что ты легкая.
  Иначе я бы тебя не смогла вытянуть за волосы".
  "Волосы у меня короткие, - я пожалела. - Маний потребовал, чтобы я срезала свои длинные волосы.
  Маний хочет, чтобы я выглядела, как мальчик".
  "Хочет, чтобы ты выглядела, как мальчик?"
  "Да.
  Маний говорит, что на девушек все обращают внимание.
  И нам, чтобы мы дошли, добрались до ярмарки, нужно быть, как два мальчика.
  Маний каждый раз повторяет, что у меня бедра узкие, мальчишечьи.
  И требует, чтобы я мало кушала.
  От голода бедра не округляются.
  А, если я стану кушать много, то мои бедра округлятся.
  И я буду похожа на девушку".
  "А я похожа на мальчика"? - Жизель спросила с волнением искристым в глазах.
  "Нет, Жизель, ты похожа на очень красивую девушку.
  Вернее - ты и есть очень красивая девушка".
  "Спасибо, Персефона, - тучка печали налетела на прекрасное личико Персефона. - Но, если Маний хочет, чтобы девочка была похожа на мальчика, то он не снасильничает надо мной и не возьмет меня в жены"
  "Может быть, у Мания другое мнение, - я пожалела, что рассказала о Мании.
  Вдруг, Персефона подумает, что я - соперница ей по пути к сердцу Мания и в следующий раз не станет меня спасать, когда я буду тонуть. - Наверно, ты понравилась Манию.
  Он на тебя смотрел с любовью", - я немного солгала.
  Но мы, девушки, верим даже в ложь, если ложь нам нравится.
  "С любовью на меня смотрел?" - вода около Персефона закипела.
  "Конечно, с любовью", - я успокоила Жизель и солгала во второй раз...
  Мы довольно далеко отплыли от берега.
  Озеро все не кончалось и не кончалось.
  "Жизель, долго нам еще плыть?"
  "Сейчас будет отмель с устрицами, - Жизель махнула рукой в сторону горизонта. - Там и остановимся нырять - около отмели".
  "Утешила меня".
  "Персефона?"
  "Да, Жизель".
  "Если Маний...
  Если я не понравлюсь Манию, и он не захочет над мной снасильничать и похитить меня, то ты будешь моей подругой?"
  "Конечно, я буду твоей подругой, Жизель".
  "Персефона..."
  "Да, Жизель".
  "Ты будешь моей близкой подругой?"
  "Я стану твоей близкой подругой, Жизель", - я забеспокоилась над глубокой водой.
  Лучше соглашаться во всем с Жизель, пока мы плывем...
  "Ты станешь со мной жить в одной пещере, Персефона?"
  "В одной пещере с тобой жить, Жизель?"
  "Мы будем жить, как муж и жена.
  Вернее - как две жены..."
  "Жизель, о чем ты говоришь? - я даже засмеялась от неожиданности.
  Нервный смех. - Две девушки не могут жить вместе, как муж и жена.
  Муж - мужчина.
  Жена - женщина.
  Мы же с тобой даже не женщины, а - девушки.
  Я не понимаю, о чем ты говоришь, и что ты предлагаешь мне".
  "У нас мало парней и мужчин, - Жизель приподняла попку над водой. - Поэтому, чтобы не пропасть, некоторые девушки живут с девушками, как жена и жена.
  Вдвоем легче собирать ягоды и ловить рыбу.
  Мы же с тобой вместе сейчас будем собирать устриц.
  Без меня ты бы утонула или умерла с голода".
  "В твоих словах есть правда, Жизель, - я отвечала уклончиво. - Но подождем, пока мы вернемся с ярмарки.
  В любом случае, все зависит от Мания". - Я думала, что удачно вывернулась из непонятной для меня ситуации.
  "Персефона?"
  "Да, Жизель".
  "Я тебе нравлюсь?" - Жизель продолжала атаковать меня вопросами.
  
  
  ГЛАВА 279
  
  СЕМИРАМИДА И СЕРЖАНТКА ДЖЕЙН.
  
  ЖИЗЕЛЬ
  
  "Нравишься, Жизель", - что я еще могла ответить далеко от берега?
  "Очень я тебе нравлюсь, Персефона?".
  "Ты мне нравишься... очень, Жизель".
  "Ты мне тоже нравишься, Персефона".
  "Я и Асуне нравилась", - я похвасталась.
  "Асуне?
  Какой еще Асуне?" - в голосе Жизель послышалось рычание тигра.
  "Мы плыли на галере, - я не могла остановиться.
  Меня распирало рассказать, какая я интересная для всех. - Асуна - дочь богатого и знатного визиря, приближенного к цезарю - разговаривала со мной и даже спала".
  "Вы спали вместе?" - снова вода около Жизель закипела.
  "Я, патриций Венценос и Асуна спали вместе, - я понимала, что говорю что-то, что не нравится Жизель.
  Но никак не могла угадать, что ей не нравится в моем рассказе. - Потом Асуна меня пригласила снова зайти к ней в комнатку".
  "И ты зашла?" - Жизель остановилась и смотрела в мои глаза.
  "Я бы зашла, - я ответила правду, - но Асуна...
  Асуну продали в рабство.
  Ее продали, и патриция Венценоса продали в рабство".
  "Как свободных патриция и дочку визиря могли продать? - мне показалось или на самом деле Жизель вздохнула с радостью. - Они же не рабы".
  "Были не рабами, а стали рабами", - я решила не признаваться, что Маний их продал работорговцу.
  "У тебя очень красивое ожерелье, Персефона", - Жизель не водила глаз с моей радости.
  Я решила, что лучше утону, но ожерелье ей не отдам...
  "Маний мне подарил жемчуг".
  "Что означает жемчуг? - Жизель тонким пальчиком дотронулась до жемчужины в ожерелье. - Красивые блестящие камешки".
  "Они и есть жемчуг, - я удивилась. - Жизель.
  Ты выросла на чудо-озере.
  Кушаешь устриц.
  И ни разу не видела жемчуг?"
  "Ни разу мы не видели жемчуг".
  "Что-то не так, Жизель, - я чуть не захлебнулась. - Во многих устрицах есть жемчуг".
  "В устрицах на чудо-озере нашем только круглые камешки.
  Мы их выбрасываем, чтобы не подавиться, когда высасываем устрицу".
  "Жизель, держи меня, а то утону, - я рассмеялась. - Вы выбрасываете жемчуг".
  "Но камешки круглые из наших устриц не блестят и не сверкают, как в твоем ожерелье".
  "Потому что вы не обработали их.
  Жемчужины надо обработать сначала", - я обрадовалась, что хоть что-то слышала о жемчуге.
  "Как их обрабатывать?" - Жизель тяжело дышала.
  "Когда найдем, я покажу тебе, как обрабатывать жемчужины, чтобы они заблестели", - сомнение закралось в мою душу.
  Вдруг, то, что я слышала о жемчуге - не получится на жемчужинах из устриц на чудо-озере.
  "Персефона, можешь вставать, - Жизель оказалась по грудь в воде.
  Сделала несколько шагов вперед. - Здесь самое мелкое место - по пояс".
  "Отдохнем", - я встала рядом с Жизель.
  "Видишь устрицы?"
  "Не вижу устрицы".
  "Они повсюду, - Жизель наклонился и вытащила из воды некрупную раковину. - Мелкие устрицы на небольшой воде.
  Но самые крупные - за ними нужно нырять".
  "Ныряем", - мой животик забурчал от голода.
  "Подожди, послушаем чудо-озеро, - Жизель приложила пальчик к моим губкам. - Вдруг, чудо-озеро в плохом настроении сегодня.
  Тогда нужно быстро возвращаться на берег без устриц.
  Поднимется сильный ветер с большой волной.
  Никакая отмель нам не поможет..."
  "Ты меня напугала, Жизель.
  Я слишком молодая и красивая, чтобы умереть".
  "Персефона, немолодые и некрасивые не меньше тебя хотят жить", - Жизель напряженно прислушалась.
  Я тоже стала слушать.
  Сначала только крик далеких чаек нарушал тишину.
  Но затем мне показалось, что среди криков чаек я различаю крики людей.
  Они становились громче и громче.
  Зазвенело железо под водой.
  Захрапело, будто перерезали горло, и из него с храпом вырывается кровь.
  "Жизель, мне кажется, что я слышу умирающих гладиаторов в сражении в древнем городе Гладиатор".
  "Ты тоже слышишь? - Жизель обрадовалась. - Они сражаются, как всегда.
  Хороший знак.
  Мы можем не бояться сегодня гнева чудо-озера нашего.
  Когда слышно гладиаторов из древности, то чудо-озеро не пошлет на нас урагана.
  Оно окутает нас благообразием".
  "Пока вокруг благообразие, давай собирать устриц".
  "Персефона".
  "Да, Жизель".
  "Чтобы ты не утонула и не потерялась на глубине, держись за меня".
  "За какое место на тебе держаться, Жизель?"
  "И, если я буду держаться, то я не смогу собирать устрицы".
  "Ты держись одной рукой за мою талию.
  Другой рукой собирай устриц".
  "Жизель, у тебя тонкая талия, - я засмеялась. - За нее удобно держаться."
  "Вот и держись, Персефона".
  "Вот и держусь, Жизель".
  Мы засмеялись и пошли на глубину.
  Вода выталкивала меня.
  Но я не отпускала Персефону.
  На глубине примерно в три наших роста мы стали собирать устриц.
  Я выбирала самые крупные.
  Когда уже не стало хватать воздуха, мы рванулись вверх.
  "Жизель, а сокровища великого полководца Самсуниота? - я тяжело дышала. - Ты видела хотя бы одну золотую монетку?"
  "Нет, не видела, - Жизель поправила волосы. - Иначе все было бы намного проще, Персефона".
  "Жизель, как мы откроем устрицы? - запоздалая мысль ударила меня в головку. - Вокруг песочек.
  А раковины устриц прочные".
  "Персефона, устрицы сами, как камень, - Жизель засмеялась.
  Ударила устрицей об устрицу. - Сейчас наедимся".
  "Наедимся и посмотрим на жемчуг, - я с жадностью ждала еду.
  И тут из меня вырвался странный вопрос.
  Вопрос не к месту: - Жизель.
  Если у вас нет парней..."
  "У нас есть парни и мужчины, но их мало..."
  "Если ваши девушки и женщины... некоторые... живут друг с дружкой, то почему ты, красивая, одна?
  У тебя ни парня, ни девушки.
  Ну, хотя бы девушка должна быть..."
  Я спросила и тут же пожалела о своем вопросе.
  До берега еще доплыть надо.
  А Жизель можешь разозлиться на мой вопрос.
  И у нее в руке обломок раковины устрицы.
  "Ко мне было много предложений...
  Даже от парней... - Жизель на меня внимательно смотрела. - Но я особенная".
  "Ты же сказала, что вы все особенные около чудо-озера.
  Принцы и принцессы - потомки царицы Пенелопы".
  "Я считаю себя особенной не только потому что я принцесса", - Жизель приблизилась ко мне.
  "Жизель, ты вся горишь, - я испугалась. - Ты заболела.
  От тебя жар, как от печки".
  "Да, я заболела, Персефона".
  "До берега доплывешь, Жизель?"
  "Я заболела не так, как ты думаешь, Персефона".
  "А как я думаю?"
  "Я заболела любовью".
  "Любовью заболела? - я захихикала. - Ты так сильно влюбилась в Мания?"
  "Я считала себя смелой девушкой, - Жизель кусала губки. - Но сейчас не могу ответить на твой вопрос, Персефона.
  Мне стыдно и страшно..."
  "Что стыдиться, Жизель, если нас, голеньких, никто не видит издалека".
  "Мне стыдно, - Жизель махнула ручкой. - Я лучше отвечу, почему я не живу ни с парнем, ни с девушкой.
  У меня слишком большие запросы, Персефона.
  Мне нужен необычный парень или девушка.
  Особенные мне нужны.
  Я ждала единственного и неповторимого для меня...
  Или единственную и неповторимую".
  "Ты дождалась Мания, - я улыбалась. - Я рада за тебя и за Мания, Жизель"
  "Я бы сказала, что Маний - не то, о чем я сейчас говорила, - Жизель натянуто улыбалась. - Я скажу - ты - особенная для меня".
  "Я?!"
  "Да, Персефона, ты.
  Сначала я влюбилась в Мания.
  Но пока мы с тобой плыли вместе, мою любовь к нему смыло кристально чистой водой чудо-озера.
  Я полюбила тебя, Персефона".
  "Ты шутишь, Жизель"
  "Я не шучу, Персефона, - Жизель крупно дрожала. - Вот я и сказала то, чего боялась".
  "Девушка может жить с девушкой, я слышала, даже видела.
  В наше деревне Анфиса живет и ведет хозяйство с Клеопатрой.
  Но полюбить девушка девушку - нет, не получится.
  Только мужчина и женщина любят друг дружку".
  "Я тоже так думала, Персефона, что женщина не может любить женщину, и мужчина не может любить мужчину.
  Но увидела тебя...
  Поговорила с тобой".
  "Так не бывает, - я оглядывалась по сторонам.
  Берег не стал ближе.
  Зато сумасшедшая Жизель приблизилась...
  Я заметно нервничала. - В любом случае, Жизель, мы должны вернуться на берег".
  "Возьми, кушай первая", - щечки Жизель порозовели.
  Она протянула мне открытую устрицу.
  "Очень крупная и сочная, - я схватила устрицу. - Видишь жемчужину?
  Она достаточно крупная".
  "Крупная и некрасивая".
  "Мы все исправим, Жизель", - я выдернула жемчужину.
  И с наслаждением всосала в себя мякоть устрицы.
  После трех устриц я похлопала себя по животику:
  "Спасибо, Жизель.
  Я давно так не кушала сытно.
  Теперь случится то, чего Маний боится.
  От обжорства мои бедра округлятся.
  И я перестану быть похожей на мальчика".
  "Нужно в день съедать по три дюжины устриц и так в течение нескольких лет, чтобы бедра твои округлились, - Жизель засмеялась. - И то - неизвестно.
  Округлятся или нет.
  Мне ты и так нравишься".
  "А, если моя фигура от обжорства изменится, - я склонила головку к левому плечу, - то я тоже буду тебе нравиться, Жизель?
  И ты не перестанешь меня любить?"
  "Я не перестану тебя любить, Персефона", - Жизель ответила с жаром.
  "Так приятно, - у меня защекотала в носу. - Мне никто ничего подобного не говорил раньше.
  Надо же - я нравлюсь кому-то.
  Хотя, конечно, это не правда".
  Я опустила жемчужину на язык.
  Жизель хотела мне что-то ответить на мое - "это не правда", но вскрикнула другое:
  "Персефона!
  Ты же подавишься круглым камешком из устрицы".
  Я замотала головкой и засмеялась.
  Катала жемчужину во рту, как сладкую изюминку.
  Через пару минут я осторожно опустила жемчужину в чудо-озеро и промывала ее.
  "Жизель, жемчуг сначала очищают во рту, согревают его, - я говорила, то что раньше слышала от ходоков. - Затем жемчужину оживляют теплом своего тела между грудей.
  Только девушки могут заставить жемчуг блестеть".
  "Ох, - Жизель схватилась за сердце. - После того, как ты подержала камешек во рту, он сверкает.
  Не так, как в твоем ожерелье, но все же блестит.
  А мы веками выбрасывали жемчуг обратно в озеро".
  "Блестит, но после согревания на груди жемчуг станет блестеть по-настоящему, - я пыталась зажать жемчужину между грудей: - Жизель, у меня грудки маленькие.
  Не соединяются".
  "Зато мои достаточные для жемчужин", - Жизель засмеялась.
  Она забрала у меня жемчужину и поместила между грудей.
  Мы болтали об озере минут пять.
  "Персефона, можно вынимать жемчужину?"
  "Уже можно", - я не знала, сколько времени нужно греть жемчуг на теле.
  Ходоки говорили, что согревают девушки на груди, между грудей.
  Но минуту, час или неделю..."
  "Обалдеть, - Жизель достала жемчужину и зачаровано смотрела на блестящее чудо. - Она горит ярче, чем жемчуг в твоем ожерелье, Персефона".
  "Жемчуг - не только красиво, но и дорого, - я захлопала в ладоши. - Ты, Жизель, теперь богатая".
  "Нет, Персефона, мы теперь богатые, - Жизель покачала очаровательной головкой. - Но как добыть жемчуг из устриц на чудо-острове мы никому не будем рассказывать.
  Останется нашей тайной".
  "Даже Манию не расскажем?"
  "Особенно Манию не расскажем, Персефона".
  "Жизель, у меня теперь секретики от тебя и от Мания".
  "Может быть, твой дружок..."
  "Мой дальний брат..."
  "Может быть, твой дальний брат Маний...
  Расскажи, Персефона.
  Я обещаю, что твоя тайна останется в моем сердце".
  "Жизель, - я расплылась.
  Желание поделиться тайной взорвало меня. - Маний ведет меня на ярмарку во Флавию.
  Во Флавии на ярмарке будут раздавать бесплатно золото и драгоценные камни.
  Так цезарь приказал.
  Я наберу себе много-много драгоценных украшений.
  И даже, - я сделала паузу, - тебе принесу золотую корону с сапфирами, рубинами, изумрудами и бриллиантами.
  Ты же - принцесса.
  Пусть у тебя нет даже своего огородика и дома, но зато будет золотая корона принцессы".
  "Персефона, - Жизель приложила пальчик к лобику. - В какую Флавию вы идете?"
  "Во Флавию.
  Я не знаю, в какую Флавию меня Маний ведет.
  Но он знает дорогу до Флавии".
  "Персефона.
  Нет никаких Флавий поблизости".
  "Нам уже говорили об этом, - я засмеялась. - Просто ты не знаешь о Флавии.
  Она, наверно, еще далеко".
  "Персефона".
  "Да, Жизель".
  "Я думаю, что твой друг тебя обманул".
  "Какой друг?
  У меня нет друзей, кроме Мания".
  "Маний тебя обманул.
  Никакой Флавии не существует".
  "Не может быть".
  "Нет, Персефона.
  Не может быть ярмарки, на которой золото и драгоценные камни раздают всем желающим бесплатно".
  "Маний не станет мне лгать", - я надула губки.
  "Не станет, но уже соврал, Персефона".
  "Жизель.
  Маний мой двоюродный дальний брат.
  Зачем он придумал, если придумал о Флавии?
  Какая ему от лганья польза?"
  "Не знаю, Персефона", - Жизель вытянула губки дудочкой.
  "Не знаешь, Жизель, а говоришь".
  "Например, Маний хочет путешествовать.
  Одному ему скучно и страшно.
  Маний взял тебя, как помощницу по хозяйству".
  "По какому хозяйству, Жизель?
  Какую помощницу?"
  "Ты же собираешь устриц в озере.
  Ты ищешь золото.
  Маний в холодке в безопасном месте, на белом песочке около воды отдыхает.
  Ты работаешь за Мания, Персефона.
  Вспомни еще.
  Выполняла ли ты опасную и тяжелую работу в то время, как Маний отдыхал?"
  "Не было ничего подобного, Жизель.
  Все ты придумала, чтобы поссорить меня с Манием". - На моих глазах появились капельки слез.
  "Вы приплыли на лодке, Персефона.
  Кто сидел на веслах?
  Ты!"
  "Сначала Маний греб веслами.
  Он утомился и передал весла мне".
  "Персефона, а когда Маний сидел за веслами, ты отдыхала?"
  "Нет, я не отдыхала, когда Маний сидел за веслами, - я засмеялась. - Я плыла позади лодки и ногами помогала ей двигаться быстрее.
  Заодно ножками крокодилов отгоняла. - Мой смех оборвался.
  Жизель с жалостью смотрела на меня. - Жизель.
  Но нашу первую лодку Маний украл сам. - Я вспомнила.
  Все сам, все своими руками.
  Не украл, а взял на время...
  И бусы из жемчуга, зачем Маний мне подарил.
  Он для этого продал свободного патриция Венценоса и свободную дочь влиятельного визира торговцам рабов.
  Получил за их продажу деньги на жемчужные бусы для меня.
  Значит, все же Маний не лжет мне". - Я проговорилась о том, что Маний продал Венценоса и Асуну.
  Но в данный момент они были так далеко - как по памяти, так и по расстоянию, что само событие их продажи уже казалось нереальным".
  "Может быть, Маний обманул тебя о ярмарке, где раздают золото бесплатно, солгал только для того, чтобы ты пошла с ним, а он тебя продал на рынке рабов?"
  "Если бы Маний меня хотел продать, то он продал бы меня вместе с патрицием Венценосом и дочкой визиря Асуной".
  Я отбивала обвинения Жизель.
  Но спор давался мне очень тяжело.
  "Может быть, Маний понял, что продешевил с продажей патриция и дочки визиря, поэтому не стал тебя продавать работорговцу, Персефона?
  Маний ищет другой рынок рабов".
  "Если Маний меня продаст, то ему не с кем будет путешествовать и дружить".
  "Персефона, ну, какую выгоду Маний хочет получить, когда тебя брал с собой?"
  "Нет для него никакой выгоды, Жизель.
  Я из бедной семьи.
  Наследства у меня не будет.
  Почти нищенка я".
  "Может быть, Маний хотел с тобой... ну сама, понимаешь, Персефона".
  "Не понимаю, Жизель, что хотел Маний со мной".
  "Он хотел с тобой жить, как муж и жена.
  Но боялся сделать это в вашей деревне.
  Потому что все осудили бы вас из-за того, что вы хоть и далекие, но родственники.
  Маний увел тебя подальше..."
  "И что, Жизель?
  Хотел бы - снасильничал бы.
  У него было время и моменты".
  "Персефона, я не знаю, как бывает Это между мужчиной и женщиной, - Жизель покраснела от смущения. - Но от женщин слышала, что не каждый мужчина может взять женщину силой.
  Поэтому мужчина поджидает удобный момент.
  Что, если твой друг Маний нарочно растягивает ваш путь, чтобы у него этот момент наступил?"
  "Ой, Жизель, - я махнула ручкой. - Напридумывала ты много.
  Нет, Маний хороший.
  Он постоянно хвалит меня и мою внешность.
  Говорит, что я похожа на мальчика".
  "Разве похвала для девушки, если ей говорят, что она похожа на мальчика?"
  "Жизель, я погрозила ей пальчиком.
  Ты не подумай плохое..."
  И тут я услышала плеск весел.
  Со спины Жизель к нам приближалась лодка.
  За веслами сидел убеленный сединой старец.
  Его длинная борода тащилась за лодкой по воде.
  Но старец - либо не замечал, что борода намокает, либо отмывал ее от вшей.
  Так многие философы поступают.
  Поэтому нарочно живут в норах у реки...
  "Жизель, - я подскочила - насколько можно быстро подойти в воде - к подруге.
  Шептала ей на ушко. - К нам подплывает насильник разбойник.
  Мы заболтались с тобой и не заметили его".
  "Персефона, прячь жемчуг, - Жизель быстро ссыпала очищенные сверкающие жемчужины под воду на песок. - Никто не должен их увидеть сейчас".
  "А что мы скажем разбойнику?"
  "Он сам нам скажет", - Жизель прижалась ко мне тесно-тесно.
  Обняла и накрыла своими жаркими губами мои губы.
  У меня закружилась голова.
  Я пыталась выскользнуть из объятий сошедшей с ума Жизель.
  Наконец, высвободила свои губки и зашипела.
  "Ты глупая, Жизель?
  Да?
  Зачем?"
  "Чтобы Яхонт подумал, что мы с тобой заплыли далеко для того, чтобы целоваться, - Жизель зашипела в ответ. - Иначе он заподозрит нас.
  У старика Яхонта глаза острые, несмотря на старость.
  Начнет около нас нырять.
  Чудо-озеро общее - кто, где хочет, там и ныряет.
  Яхонт подумает, что мы нашли золото из сокровищ великого полководца Самсуниота.
  Старик будет нырять около нас и найдет блестящий очищенный жемчуг".
  "Тогда ты очень правильно поступила, что прижалась ко мне и целовала", - я оценила мудрый поступок Жизель.
  "Что, девки, больше негде целоваться вам? - Раздался скрипучий старческий голос. - Жизель, я тебя знаю.
  А твою подружку вижу в первый раз".
  "Яхонт, все бывает в первый раз, - Жизель не отпускала меня.
  Она извернулась и повернулась к старику. - Озеро огромное, Яхонт.
  Но ты почему-то около нас бросил камень".
  Мы проследили, как старик спустил на веревке камень в воду.
  Сам Яхонт внимательно смотрел на песок под нашими ногами.
  Мы же стояли на жемчужинах, потому не могли двинуться с места.
  Иначе старик увидит нашу тайну - блестящий жемчуг.
  "Где хочу, там и ловлю рыбу", - старик захихикал.
  "Мне кажется, Яхонт, что, если мы отплывем к другой отмели, то ты сразу захочешь там ловить рыбу". - Жизель фыркнула.
  "Где хочу, там и ловлю", - старик пробурчал.
  "Ты старый сладострастец!", - я взвизгнула.
  "Девка, на моем чудо-озере я хозяин, - старик злобно сверкал маленькими слезящимися глазками. - Тебя надо сдать стражникам.
  Может быть, ты беглая рабыня?"
  "Сам ты беглый раб, - я не сдавалась. - Может быть, тебя надо сдать стражникам".
  От моей дерзости старик Яхонт выпучил глаза.
  Даже задыхался минуту.
  Затем прокашлялся.
  Опустил голову под воду.
  Вытащил и сделал вид, что мы не ссорились:
  "Вы, бабы, устриц, устриц сколько съели.
  Всю отмель разбитыми раковинами усеяли".
  Все же старик Яхонт начал что-то подозревать.
  "У нас аппетит отличный, - я с натугой захихикала. - Сколько хотим, столько едим устриц.
  Ты любишь повторять, что ты делаешь, что хочешь.
  Почему же ты запрещаешь нам есть устрицы?"
  "Я вам не запрещаю есть устрицы, - старик помотал головой.
  Искал, к чему бы придраться. - Но вы засоряете отмель.
  Пришли, нагадили.
  Убирайте за собой".
  "Как же мы за собой уберем, если у нас даже мешка для сбора раковин устриц нет", - я запищала.
  "Яхонт, мы возьмем с собой обломки раковин и закопаем на берегу.
  Очень глубоко закопаем", - Жизель ответила с раздражением.
  "Может быть, мы тебе, старик, в лодку побросаем осколки раковин, - я придумала. - Ты их довезешь до берега".
  "Моя лодка - не для перевозки чужого мусора, - старик засопел обиженно. - Вы мусорили, вы и убирайте".
  "И уберем, Яхонт".
  "Ну и убирайте, а я посмотрю".
  "Ты хочешь смотреть не на то, как мы убираем, а на то, как мы наклоняемся и изгибаемся голые, - я зарычала. - Уплывай, а то я твою лодку продырявлю большой крепкой устрицей.
  Устрица острая и тяжелая, как камень".
  "Ты грозишь испортить мою лодку, девка?" - Старик Яхонт обозлился.
  "Угрожаю испортить твою лодку, старый сластолюбец".
  "Жизель, накажи незваную девку", - старик показал на меня пальцем.
  Словно рядом с нами водили хоровод и другие незваные девушки.
  "Сам накажи, если сможешь, - Жизель разозлилась. - Я тебе не помощница, хитрый Яхонт.
  Более того, что я стану защищать мою Персефону".
  "Вот вы как спелись, - старик снял хитон.
  Наверно, хотел прыгнуть в воду.
  Но затем передумал и снова натянул. - Тебя, Жизель, ждет суд чести наших людей.
  А тебя, дерзкая незнакомка, ожидает казнь".
  "Сначала поймай меня, а потом казни", - все же я испугалась.
  Задрожала мелко в воде.
  Жизель почувствовала мою дрожь и разозлилась на старика еще сильнее:
  "Яхонт, если будешь угрожать моей подружке, то...
  Кто знает...
  Чудо-озеро переменчивое.
  Ты и утонуть можешь случайно.
  Выпал из лодки и утонул.
  Или в лодке пробоина оказалась.
  Правильно, говорит моя подружка - устрицы крепкие, как камень.
  Мы же скажем, что тебя древние гладиаторы на дно чудо-озера утащили".
  "Все, все, девочки, - старик пропищал.
  Мотал головой на тонкой шее. - Вы победили меня.
  Старого человека каждый может обидеть легко.
  Ну и что, что я подплыл.
  Где я еще красотой вашей полюбуюсь? - старик пошел на перемирие.
  Не хотел он утонуть вместе с пробитой лодкой... - Денег у меня, чтобы я купил рабыню для утех - нет.
  Для наших женщин я уже старый.
  Я подобен неустрашимому воину, который с мешком за спиной и с мечом в ножнах шел по жизни.
  Шел, шел и пришел.
  Меч потерял.
  Мешок продырявился.
  Меня стражники из норы дымом выкуривали, когда я в молодости в норе в Риме поселился.
  Даже связывали меня обнаженного и насмехались надо мной.
  Голодом морили до того, что я оглох на левое ухо.
  Можете мне кричать в него - не услышу ничего.
  "Значит, тебе не нужно слышать, Яхонт", - я пожалела бедного немощного старика.
  "Зато слышу этим ухом неслышащим, как гладиаторы вечно сражаются в утонувшем исчезнувшем городе, - старик похвастался. - Дзынь, клинь.
  Голова с плеч. - Старик говорил радостно, по-детски.
  Даже доброе изумление подогревало его некрасивое лицо. - Давно было, а я слышал и слышу утонувший город.
  Глаза у меня чистые, озерные.
  Загляните, Жизель и Персефона, в мои глаза". - Старик вытаращил глаза.
  "Яхонт, у тебя глаза чистые, озерные", - я солгала, чтобы старик порадовался.
  "Умная ты девка, - старик в благодарность меня похвалил. - Горе умной, если замуж не берут". - Тут же испортил похвалу.
  "Жизель, - я отвлеклась от старика и шептала на ушко подружке. - Твои груди увеличились и упираются в мои.
  Соски твои стали твердые.
  Мне даже слегка больно".
  "От холода соски затвердели", - щечки Жизель покраснели.
  "Ты не замерзла, Жизель?
  Я не замерзла.
  От твоих бедер жар идет, что вода становится теплая".
  "И от тебя, от твоих бедер, Персефона, горячо вокруг.
  Мы с тобой так можем стоять вечность и не замерзнем в прохладной воде чудо-озера".
  "Вечность я не хочу", - я захихикала.
  "Нам нельзя отсоединиться друг от дружки, - Жизель шептала. - Иначе сойдем с жемчужин.
  И Яхонт их увидит".
  "Подождем, пока старик уплывет", - я согласилась.
  "Мне кажется, что легче дождаться, пока он умрет от старости, чем уплывет от нас", - Жизель рассмеялась.
  "О чем шепчетесь, девки? - старик приложил руку к правому уху. - Надо мной смеетесь?"
  "Девушки всегда смеются", - я захихикала.
  "А я уже редко смеюсь, - старик снова перешел на сладостную для него тему - о себе, любимом... - В молодости я папирусы на ярмарке в Тире писал.
  Жалобы сочинял за деньги.
  А как к чудо-озеру вернусь - так никаких жалоб у меня в голове уже нет.
  Чудо-озеро успокаивает.
  Моя лодка пустая не бывает.
  Я в ней. - Мысли старика путались.
  От старости заплетались мысли, или оттого, что старик постепенно сходил с ума, глядя на нас обнимающихся. - Странники приходят к нашему чудо-озеру.
  Когда я молодой был, то девушка небывалой красоты пряталась в камышах.
  Я ей предложил - давай вместе жить.
  Девушка сказала, что с радостью, но ей нельзя еще три месяца.
  Закон ее страны не позволяет.
  Я три месяца кормил негодяйку.
  Она отъелась, бока отрастила.
  Зарумянилась.
  Лицо круглое.
  Щеки трясутся.
  Красотища!
  Только я собрался к ней под бочок подкатить, потому что три месяца прошли, как появился бывший воитель.
  Старый, перекрученный.
  Множество шрамов на лице и на теле.
  И сразу от меня красавицу увел.
  Я хотел ночью их зарезать, потому что обидно мне стало.
  
  
  
  ГЛАВА 280
  
  СЕМИРАМИДА И СЕРЖАНТКА ДЖЕЙН.
  
  МУДРЕЦ ЯХОНТ.
  
  Подхожу ночью, а они спят.
  Рядом пустые амфоры из-под дорогого вина валяются.
  Вроде бы спали.
  Но слишком много амфор.
  Я подкрался, занес нож над обидчиком.
  А из ноздри воина бывшего муха жирная вылетела.
  Противно жужжала зеленая трупная муха.
  Упились воин и моя красавица до смерти.
  Вот как бывает, когда других обманываешь, - старик Яхонт жевал сухие тонкие губы.
  Глаза старика замутились: - Вы кто?" - Ум у Яхонта за разум зашел.
  "Я - Жизель, а моя подружка - Персефона", - Жизель меня ущипнула под водой.
  Я захихикала над слабой памятью старика.
  "Жизель и Персефона.
  Вы - девушки или рыбы?"
  "Мы - девушки".
  "Я на лодке плыл из варяг в греки, - голос старика Яхонта стал глухой, как из бочки. - Ищу рыбу.
  Временами выкидывается рыба сама мне в лодку.
  Вижу - белеет далеко в воде.
  Подплываю, и вас вижу.
  Обнаженные тела девушек хорошо выделятся на фоне голубой воды чудо-озера".
  "Да, дедушка".
  "Подплыл к вам, а сам не знаю, что хотел.
  Может быть, с вами рыбу ловить?
  Искоса на вас поглядываю.
  Вы меня уважайте, тогда и я вас уважать буду".
  "Мы тебя уважаем, старик".
  "Здравствуйте, девки", - старик озорно подмигнул нам.
  Снова у него по кругу пошло безумство.
  "Или Яхонт притворяется?" - я шепнула Жизель.
  "Подождем.
  Может быть, нарочно делает вид, что ему память отбило, - Жизель вжалась в меня. - Хочет, чтобы мы раскрыли наш секретик.
  Но мы не..."
  И тут Жизель затряслась.
  Она кусала губки.
  Вжималась в меня и дергалась, дрожала.
  "Жизель, - я простонала. - Не надо".
  "Я не специально.
  Оно само собой получилось, Персефона.
  Извини".
  "За то, что получилось случайно не извиняются, Жизель". - И меня затрясло.
  Мы стояли и дрыгались, как две в одной.
  Широкие круги расходились от нас по чудо-озеру.
  Старик Яхонт говорил и говорил.
  Но мы его не понимали, словно он рассказывал на древнем умершем шумерском языке.
  Продолжалось бесконечно долго.
  Наконец, в голове моей стало проясняться.
  Я снова увидела восторженно - удивленного старика.
  "Мир вам, девочки, - старик Яхонт опять пытался нас узнать...
  Туманные глаза смотрели из-под нависших седых бровей. - Кто вы?
  Что за люди?
  Куда путь держите?"
  "Из варяг мы", - я пошутила и захихикала.
  Жизель тоже хихикала.
  Глаза ее не менее туманные, чем у старика.
  Только у старика Яхонта туман - от старости, а у Жизель - туман, как и у меня от...
  "Из варяг в греки?
  Приплыли искать золото древних гладиаторов?
  Вам бы прийти, когда озеро высохнет.
  И как вам нравятся наши края, девочки?
  Десять дней назад я только и успевал любоваться на чудо-озеро.
  Захожу в воду - любуюсь.
  Выхожу из воды - любуюсь.
  А сегодня на озеро не получается у меня любоваться.
  На вас любуюсь.
  Сейчас стоите, не шелохнетесь.
  А минуту назад вы волны поднимали гигантские на чудо-озере".
  "Так уж и гигантские волны", - я почувствовала, что мои щеки горят от смущения.
  Но старик уже потерял связь сказанного с мыслями.
  "Девки, хотите, я вам серебряные колечки подарю?"
  "Хотим!" - мы воскликнули в один голос с радостью.
  Но с сожалением поняли, что бредит старик...
  "Наденете колечки на тонкие ваши пальчики.
  Истома сразу пойдет.
  Трудно вас увидеть в воде.
  Но, как только истомитесь, то я увижу".
  "Яхонт, очнись", - мне надоели глупости старика.
  "Персефона, не надо, - Жизель шутливо ущипнула меня за попку. - Пока Яхонт без ума, мы можем в лодку залезть.
  Когда старик очнется, то он злой очень будет.
  Мы же в лодке поплывем - так легче".
  "Правильно ты придумала, Жизель", - я восхитилась.
  "Много рыбы наловили?" - старик безумствовал.
  "Много, дедушка, - Жизель схватилась руками за борт лодки.
  Болтала в воде ножками. - Сейчас полную лодку, под борта тебе нагрузим рыбами. - И мне шепчет: - В попку, в попку меня подтолкни.
  Я не могу забраться.
  Ручки у меня тоненькие".
  Я подставила ладошки под попку Жизель:
  "У меня тоже ручки тоненькие.
  Нет в них большой силы". - Я запыхтела от усилий.
  "Получилось, - Жизель в лодке оказалась. - Персефона ты это, что мы собирали и во рту, и между грудей моих держали, - Жизель говорила непонятно для старика, - мне передай.
  Я сяду на них.
  Яхонт не заметит под моей попкой.
  И ты тоже на них сядешь.
  Много мы жемчуга... камешков...
  Я потом тебя за руки в лодку втяну".
  "Я еще и устриц возьму для еды.
  Маний тоже кушать хочет".
  "И устриц обязательно для еды давай в лодку", - Жизель принимала от меня жемчужины и устриц.
  И тут у меня нехорошая мысль прошла в головке.
  Что, если Жизель обманет меня.
  Не поможет залезть в лодку.
  Уплывет со стариком.
  Она же говорила, что мужчин у них мало на чудо-озере.
  Жизель, может быть, хочет жить с Яхонтом старым, как с мужем.
  Расскажет ему о жемчуге.
  А меня оставит умирать на озере.
  Я одна не доплыву до берега.
  А Маний за мной, наверно, не поплывет.
  Мне так стало грустно в воде, обреченно.
  Что я поверила в свою догадку.
  Передала жемчуг и устриц Жизель.
  Стояла и ожидала, что она со стариком уплывут.
  Я даже была уверена в том.
  Зачем я им?
  Без меня тайна жемчуга в чудо-озере останется между Жизель и Яхонтом.
  Я - лишняя...
  "Персефона, что застыла? - Жизель пропела ласково. - Глаза у тебя затуманилась.
  Я тебе руки протянула, а ты мимо них смотришь.
  Держись крепко.
  Я тебя затаскивать буду в лодку". - Наши руки крепко сплелись.
  Мне стало очень стыдно, что я нехорошо подумала о Жизель, что она может предать меня и оставить умирать посредине чудо-озера.
  Мы снова пыхтели.
  Жизель тянула меня изо всех сил.
  Я легла животиком на борт лодки.
  Лодка зачерпнула воды.
  Но Жизель перегнулась и меня за попку подтолкнула.
  Я упала на дно лодки, на устриц.
  "Персефона, садись быстрее на... - Жизель показала на кучку жемчуга на скамейке лодки. - Я уже сижу на них.
  Как ты думаешь, не испортится он... оттого, что мы попками на него давим".
  "Если и испортится, то нового завтра наберем, - я присела на жемчуг. - Но, по-моему, не должен испортиться.
  Наоборот, еще ярче заблестит.
  Мы же его будем согревать своими... телами".
  Мы захихикали и взялись за весла.
  Жизель налегала на правое весло.
  Я - на левое.
  "Жизель, мы к Манию плывем?"
  "К нему, - Жизель ответила неохотно. - Моя одежда у него.
  Надеюсь, что твой друг ее еще не продал бродягам".
  "Плохо ты думаешь о Мании", - я обиделась за него.
  Вообще, чем ближе мы были к берегу, тем злее становилась Жизель.
  Казалось, что она приплывет и задушит Мания.
  "Рыбное чудо-озеро, - старик Яхонт обозначил себя.
  Ну, если о рыбе в озере говорит, то, значит, еще не пришел в ум. - Акулы, киты, скаты, семга, осетры.
  Караси огромные живут вместе с карпами.
  Жирные рыбы, как буйволы. - Ноги старика задрожали.
  Он сел на дно лодки. - Зарастать я стал за свои грехи, - Яхонт провел рукой по седым волосам на груди. - В молодые годы я был гладкий.
  Шебуршун-камнем волосы на теле изводил.
  Хоть бы один волосок нашли бы вы на моих яйцах.
  После купания вода с меня каплями скатывалась.
  Девкам это нравилось очень. - Старик икнул. - Где я?
  Вы кто?"
  "Мы - они", - Жизель ответила с полуулыбкой.
  "Я и смотрю, что вы - они.
  Не найдешь вас.
  На середине озера и отмели, и чёрная вода.
  В воде гладиаторы стонут вечно.
  Наверно, и у них за годы вечные волосы на груди выросли.
  Правду говорили, что в реке - течение, оттого река и течет.
  А в озере нет течения.
  Озеро стоит.
  Весной... а вы, милые, иероглифы на глиняных табличках на берегу чудо-озера видели?"
  "Видели", - Жизель ответила за нас двоих.
  "Смешные иероглифы древних, - старик захихикал. - Правду я говорю?
  Будто курица наступила на мягкую глину.
  А след лапы остался. - Старик Яхонт замолчал.
  Смотрел на небо бессмысленно.
  Но когда заговорил, то голос его окреп.
  А глаза прояснились. - Об утонувшем городе Гладиатор я вам правду расскажу.
  Парни, слушайте меня внимательно.
  Вам еще воевать предстоит.
  В битвах мой рассказ вам поможет. - Старик строго на нас смотрел. - Я тогда мальчиком был двадцатилетним.
  А теперь мне тысяча лет.
  Много или мало?
  Мне - мало.
  Другим - много.
  Да, дела. - Снова старик помолчал. - Я ягоды собирал на мокром лугу.
  Продавал ягоды на ярмарке.
  Пришла на полянку ко мне девица, не наша.
  Наверно, из варяг в греки направлялась.
  Собирает ягоды и на меня посматривает с интересом.
  Я же губы надул.
  Жалко мне, что чужая девка мои ягоды собирает.
  Смотрела она на меня, смотрела, затем не выдержала и заговорила:
  "Парень, - девица мне подмигивает. - Я рядом с озером пещеру видела.
  Пойдем в пещеру?"
  "Я ягоды собираю.
  Зачем мне в пещеру с тобой идти?"
  "Сходим в пещеру, а затем продолжай ягоды собирать, - девка, вроде как недовольно отвечает. - Я тебе в пещере кое-что покажу".
  "Знаю, что ты мне покажешь в пещере, - я разозлился. - Разденешься, полезешь ко мне целоваться.
  Не надо мне это.
  Ты врать начнешь.
  Скажешь, что ты дочь знатного патриция.
  Тебя хотели выдать замуж за нелюбимого визиря.
  Но ты сбежала из семьи.
  Потому что ты любишь молодого грациозного конюха.
  Хочешь стать женой конюха.
  Но, чтобы родители тебя простили, ты должна родить ребенка.
  А конюх тебе не может сделать ребенка, потому что твой возлюбленный конюх копытом между ног ударенный.
  Он только песни может петь, а не ребенка делать.
  Ты попросишь меня, чтобы я был с тобой.
  Чтобы ты родила ребенка от меня.
  Тогда ты выйдешь замуж за конюха.
  А твои родители будут думать, что ты родила ребенка от конюха.
  Все станут счастливы.
  Этих историй от вас, проходящие мимо чудо-озера девки, я уже наслушался".
  "Ну, ты, парень и..." - девушка с трудом сдержала в себе крепкое ругательное слово.
  Понимала, что я побью ее за дерзость.
  Я же парень, потому сильнее девушки, оттого и бить девок могу...
  "Пока ты меня в пещере соблазнять будешь, твои дружки или подружки мои ягоды соберут все и продадут на ярмарке".
  "Дурак ты, парень", - все же сказала.
  И камень, на всякий случай, в руку взяла.
  "Дурак, не дурак, а с тобой в пещеру не пойду".
  "Ну, как хочешь, парень", - девка обиделась.
  Снова ягоды молча собираем.
  Не выдержала девка.
  Опять меня заманивает.
  "Парень, я тебе в пещере покажу то, что ты не видел еще ни разу".
  "Что же я не видел?
  Я даже женщину с бородой на ярмарке видел".
  "Я тебе не женщину с бородой покажу", - все же заинтересовала меня девка.
  Стало мне любопытно.
  "Обещаешь, что не станешь в пещере раздеваться и соблазнять меня?"
  "Обещаю, парень".
  "И твои дружки или подружки не соберут ягоды с моего луга?"
  "Обещаю, что нет у меня ни дружков, ни подружек.
  Никто твои ягоды не тронет".
  "Ну, тогда пошли, девка, - я сдался. - Покажешь в пещере мне то, что я еще не видел в жизни".
  Девушка обрадовалась.
  Меня за руку схватила и потащила за собой.
  "Я около чудо-озера родился, - я удивляюсь. - Но ты тащишь меня по незнакомой тропиночке между корней деревьев".
  "Вот и пещера, - девушка тяжело дышала.
  Груди ее колыхались от волнения. - Я первая поползу - на случай, если в пещере дикий зверь затаился.
  Меня сожрет - меня не жалко.
  Главное, чтобы ты выжил, парень"
  Поползли мы.
  Я вижу все прелести красавицы.
  Загорелся бы я желанием, но нора узкая.
  Не о прелестях думаю, а о том, чтобы нас не завалило в узком проходе.
  Долго ползли.
  Я уже задыхаться начал.
  Наконец, свалились в пещеру.
  Девушка факел зажгла.
  "Смотри, парень, что за чудо, - красавица засмеялась. - Подпрыгни".
  Я подпрыгнул.
  Подо мной земля закачалась.
  "В пещере водоросли плотным ковром на воде растут, - девушка радуется.
  Мягко, удобно, сухо и качает.
  Нет лучше кровати для влюбленных". - Она мигом с себя одежды сбросила.
  Сияла своей наготой.
  "Так ты меня сюда заманила, чтобы со мной быть на ложе? - Я закричал в гневе. - Ты, как и все.
  Говорила, что покажешь то, что я не видел.
  А сама разделась, бесстыдница.
  На качающуюся на воде кровать затягиваешь".
  "Милый, дорогой, красивый, любимый", - девушка меня жарко целует.
  С трудом я вырвался из ее объятий.
  Пополз обратно по проходу.
  Девушка меня за ногу схватила, не отпускала.
  Я ногой сильно дрыгнул.
  Охнула девушка за спиной и отстала.
  Наверно, я хорошо и крепко ногой в лоб ей попал...
  Выполз я из пещеры.
  Бегу к лугу с ягодами.
  О, ужас.
  Ни моей корзины с собранными ягодами.
  Ни ягод на лугу.
  Злодеи - друзья блудницы - пока она меня соблазняла в пещере, мои ягоды украли.
  Я же все предугадал.
  Но попался на хитрость красавицы.
  На колени я упал.
  Кудри свои прекрасные мну в пальцах и рыдаю.
  Вижу сквозь слезы, как ко мне та девица подходит.
  Не оделась.
  Голая.
  "Парень, я не лгала", - губы девушки трясутся.
  "Уйди от меня лгунья и воровка".
  "Я не знала, что твои ягоды разбойники украдут.
  Я же тебе правду говорила, что нет со мной друзей и подруг.
  Наверно, проходящие воры украли ягоды.
  И в пещере я тебя не соблазняла.
  Разделась полностью, потому что жарко в пещере.
  Я обещала тебе, что покажу то, что ты еще не видел в своей жизни.
  И показала".
  "Голую себя ты показала, совратительница".
  "Мог бы и не смотреть на меня, парень, на голую, - девушка губки надула. - Я не собиралась в одежде потом в жаркой пещере обливаться.
  А показала я тебе качающийся пол из растений.
  И ложе для спанья удобное и удивительное".
  "Удивительно", - я согласился.
  Даже злость на девицу прошла.
  Может быть, девушка не лгала мне?
  И правду говорила - что у нее нет сообщников, чтобы мои ягоды воровали.
  И не соблазняла она меня, а разделась до голая, потому что жарко в пещере...
  "Мы подружимся? - девка меня робко спрашивает. - Я так спешила оправдаться перед тобой, успокоить тебя, что даже свою одежду в пещере оставила, забыла".
  "Нет, не подружимся, потому что мои ягоды и корзинку украли", - я поднялся и ушел.
  Слышал, как она тихо за моей спиной плачет.
  Потом я узнал, что проходили ловцы людей.
  Девушку ту в рабыни продали.
  Потому что она голая была.
  А голая, значит - рабыня.
  Рабыням одежда не полагается. - Старик Яхонт снова жевал губы.
  И опят спрашивал нас привычно: - Вы кто?"
  Мы не отвечали, потому что наш ответ старику не нужен.
  Яхонт опустил руку в воду:
  "Лодка полная идет.
  Много рыбы в лодке?"
  "Рыбы много, дедушка, - Жизель отвечает спокойно. - Два кита и три огромных осетра".
  Все равно, старик не вспомнит о рыбе, которой в лодке нет...
  "Два кита и три огромных осетра, - старик радуется, как ребенок. - Я в городе кошелек нашел.
  Нагнулся, а кошелек пропал.
  Вот, что чудо-озеро наше делает с людьми. - Снова начался бред. - К нашему озеру сам цезарь приезжал. - Старик засветился воспоминаниями. - Кони белые.
  Колесница золотая.
  Ну и что, что цезарь, если сандалия порванная.
  Я ему говорю, цезарю, что оргии и пиры до добра не доведут и что патриций Кронос на оргии умер.
  Цезарь меня молча слушал и в чудо-озере купался.
  Потом цезарь ко мне прощаться в пещеру пришел.
  Сказал, что хочет посмотреть на меня в последний раз.
  Я ответил, что передо мной множество дорогой по жизни расстилаются, а перед цезарем только одна дорога - во власть.
  Цезарь меня обнял и весталок вызвал.
  Весталки вокруг меня хоровод в пещере водили.
  После хоровода весталки переодевались в дорожные туники.
  Попросили меня и цезаря, чтобы мы отвернулись.
  Нельзя грешными блудливыми глазами на весталок смотреть.
  Я все же тайком немного подсмотрел за весталками, когда они разделись.
  Чудесные они.
  Лица у весталок красивые и веселые.
  Ускакал цезарь со своими весталками.
  Пыль от коней еще не успела осесть, как я на чудо-озеро побежал.
  Ранняя заря румянила воды чудо-озера.
  И освещает заря старого рыбака Самсона.
  Самсон тогда старый уже был, а я - молодой.
  Теперь и я старый.
  С Самсоном две девушки невиданной красоты.
  Девушка слева опустила свою прекрасную головку на левое плечо Самсона.
  Правая - на правое плечо склонила свою дивную головку.
  Тихо над чудом-озером.
  Слышно, как под водой кричит вечно страдающий всегда умирающий гладиатор.
  Наказание ему - всегда умирать, но не умереть в исчезнувшем в чудо-озере городе.
  Я прислушивался, прислушивался к стонам гладиатора и пропустил момент, когда девушки от Самсона ушли.
  Нехорошее дело, когда девушки уходят.
  И Самсон с того утра раннего пропал.
  Скрывался в зарослях горной колючей акации.
  Кто в те заросли зайдет, уже не может выйти.
  Так и живет до конца своих дней в акации.
  Я же девушек, которые были с Самсоном, три дня искал по ярмаркам.
  Спрашивал - где девушки.
  Мне отвечали - нет у нас девушек.
  Но находились купцы, которые говорили, что были девушки, но пропали без вести.
  И не объявлялись даже на самых больших ярмарках.
  Другие девушки плясали.
  Но те, озерные девки, словно их водой смыло.
  Я к бабке ходил за хлебом.
  Хороший хлеб бабка пекла в земляной печке.
  Упругий хлеб, молодой, ароматный.
  И даже бабка не знала, где девушки.
  На хлебе она гадала.
  Но никогда гадание до конца не доходило, потому что во время гадания гадальный хлеб съедали.
  Хлеб съедали, а овца во дворе бродила.
  Однажды пропала овца в горах около чудо-озера.
  Не верили мы, что она потерялась.
  Ждали день, второй.
  Но не возвращается овца.
  Стали мы с неспокойными сердцами овцу искать.
  Нашли ее на берегу чудо-озера.
  Овца блеет, а две те самые девушки, которые пропали навсегда, ей между рогов чешут, ласкают.
  Мы с бабкой побежали к ним.
  Девушки и овца увидели нас.
  Овца в ужасе заблеяла, и первая в лодку прыгнула.
  Не было лодки, но появилась, словно из-под воды.
  Поплыли они от берега.
  Быстро плыли.
  Бабка на песочке проклятия девушкам и овце посылает вслед.
  Я же - молодой, горячий - поплыл за лодкой.
  Плыву, широко руками загребаю.
  Ногами по воде бултыхаю.
  Девушки в лодке надо мной смеются.
  Песню с нехорошими словами обо мне поют.
  Лодка до середины чудо-озера доплыла.
  Туча налетела грозовая.
  Исчезла лодка в темноте.
  Меня огромной водой на берег вынесло.
  Упал я под ноги бабки, которая умела печь хлеб.
  Говорю, что лодка с овцой и девушками утонула.
  Бабка сурово на меня посмотрела.
  Отвечает, что лодка в подводный город опустилась к гладиаторам.
  Я же спорил с бабкой.
  Сказал, что зачем гладиатору лодка с овцой?
  Потом подумал, что хорошая овца и две девушки всегда гладиаторам пригодятся.
  Бабка на меня уже смотрит с любовью.
  Взгляд у нее спокойный и уверенный.
  Я все же стражников с ярмарки упросил, чтобы они лодку с овцой и двумя девушками искали на чудо-озере.
  Стражники прискакали на небольших пегих лошадках.
  Пили вино из амфор.
  Закусывали хлебом из земляной печи.
  Но лодку с овцой и девушками не искали.
  Отчитались стражники перед десятником, что все чудо-озеро вдоль и поперек по дну исходили.
  Я же десятнику подсказываю, что стражники даже в воду не заходили.
  И невозможно чудо-озеро по дну исходить.
  Потому что местами нет дна в чудо-озере.
  И город там стоит невидимый с огромными золотыми воротами.
  Десятник приказал мне сто ударов палкой по пяткам, чтобы я на стражников плохое не наговаривал.
  После десяти ударов у меня голос пропал.
  Между мной и стражниками пробежала тень отчуждения.
  Десятник меня пожалел и отпустил.
  Добрый он.
  Освободил от остальных ударов палкой по пяткам.
  Я бы и двадцати ударов не пережил бы.
  Я на коленях уползал.
  Чувствовал умиление.
  Но потребность доказать, что я всегда прав, не уходила от меня.
  Я один искал лодку, овцу и двух девушек.
  Туман над озером поднимался, значит - потеет озеро.
  Утром вижу - выходят из тумана овца и две те девушки.
  Из воды вышли, или на пляже отдыхали - не видно в тумане.
  Девушки хохочут.
  Овца блеет.
  Я же думаю, что чего-то в их компании не хватает.
  Вспомнил - лодки не было с ними.
  Спрашиваю строго - где лодка.
  Девушки перестали хохотать.
  Овца замолчала.
  Не блеет овца.
  И начали меня бить.
  Девушки кулачками колотят меня.
  Овца копытами по ногам моим бьет.
  Кулачки у девушек маленькие.
  Но, когда много даже маленьких, то всегда больно.
  Я спину согнул, чтобы удары на спину приходились.
  Негодовал, но молчал.
  Боялся слово сказать девушкам и овце.
  Солнце выше поднялось.
  Я глаза открыл и обнаружил себя на берегу чудо-озера.
  Рядом со мной лежала большая глиняная амфора.
  Вина в ней осталось на один глоток.
  Я сделал этот глоток...
  И догадался.
  Думаю - девушки и овца меня заколотили до того состояния, когда я потерял сознание.
  Но, чтобы мне никто не поверил, овца и две девушки подложили мне под бок глиняную пустую амфору.
  Начну я рассказывать о том, что видел овцу и двух девушек, а мне не поверят.
  Скажут - ты напился, а овца и две девушки тебе приснились.
  Я тогда показывал всем свои синяки от ударов копыт овцы и кулаков девушек.
  Надо мной смеялись.
  Говорили, что я пьяный после вина по камням катался.
  Вот и синяки.
  Я же не обижался на тех, кто смеялся.
  Чудо-озеро не простое.
  В нем много чего есть.
  Найдутся и девушки и овца.
  Даже чинара на берегу стояла.
  
  
  ГЛАВА 281
  
  СЕМИРАМИДА И СЕРЖАНТКА ДЖЕЙН.
  
  ЧИНАРА
  
  
  Сгнила старая чинара и в воду чудо-озера упала.
  Теперь гладиаторы из невидимого утонувшего города под той чинарой на дне озера отдыхают.
  Я после побоев овцы и двух девушек немного с ума сошел.
  Выйду на берег чудо-озера и пою песни о чинаре, о патрициях на оргиях.
  Других слов не знаю.
  Ко мне даже купцы с караванами дорогу проделали.
  Приезжали слушать меня.
  Бредут с караваном из варяг в греки.
  Но как только до чудо-озера доходили купцы, то с караваном сворачивали ко мне.
  Игра была у купцов - издеваться надо мной.
  Показывают купцы своих рабынь и жен и спрашивают хитро - узнал ли я девушек из озера.
  Я отвечал, что ни жены их, ни рабыни не похожи на девушек из озера.
  Купцы смеются.
  Овец ко мне подводят.
  И то же самое спрашивают - не та ли овца со дна чудо-озера.
  Я в ответ купцам песню пою о чинаре и патрициях на оргиях.
  Купцы меня хлебом награждают.
  Сытно я жил.
  Даже растолстел от хлебов.
  Настолько я красивый стал с большим животом, что меня дочка патриция полюбила.
  Схватила меня, обняла крепко и шепчет на ухо:
  "Нет, Яхонт, не убежишь от меня.
  Рабом моим будешь.
  Хоть из стороны в сторону качайся, но не выпущу тебя".
  Бойкая дочка патриция.
  Я бы взял ее в жены.
  Но она так стискивала меня, что я ни слова не мог сказать.
  Девушка отпускала меня на короткое время и раздевалась.
  Я же, вместо того, чтобы согласился стать ее мужем, в это время песни пел о чинаре и о патрициях на оргиях.
  Хотел одно сказать, а изо рта только песня вылетала.
  Так меня чудо-озеро заколдовало.
  Дочка патриция очень сердилась, когда я пел.
  Купцам моя песня нравилась, а дочке патриция - нет.
  Дочка патриция, чтобы меня заманить, на последнее пошла.
  Она сбросила с себя многочисленные дорогие одежда.
  Ласкалась ко мне.
  Я же смеялся.
  Она сдвигала брови и спрашивала - над ней ли я смеюсь.
  Считаю ли ее дурочкой.
  Я отвечал, что ее дурочкой не считаю.
  Дочка патриция снова с вопросами приставала - почему я смеялся.
  Я же шутил, что под водой город с гладиаторами.
  В городе Гладиатор ворота большие.
  В городе ворота, а у девушки любовь.
  Смешно же.
  Дочка патриция не выдержала моего смеха и песен о чинаре и патрициях на оргии.
  Плюнула и бросила меня.
  Я же..." - старик Яхонт остановил свой бред.
  Лодка ударилась о берег.
  Приплыли.
  И берег вернул старику разум.
  Вернее - остатки разума толчок лодки вернул.
  "Вы кто? - старик Яхонт закричал. - Почему в моей лодке. - Перевёл взгляд на Мания.
  Маний на берегу спал. - И этот - кто он?
  Купец?
  Патриций?"
  "Не купец он и не патриций, - я около Мания на корточки присела. - Уходи дед.
  Не до тебя и не до твоих глупостей".
  Я в волнении забыла, что до этого сидела в лодке на жемчуге.
  Когда к Манию подошла, то моя попка заблестела жемчужинами.
  Старик увидел и рот раскрыл от удивления.
  "Девка, откуда у тебя жемчуг".
  "На шее у моей подружки жемчужные бусы, - Жизель быстро другие жемчужины спрятала в песок. - Почему же Персефона не может приклеить к своей попке жемчуг".
  "В Риме я купила жемчуг, - я с опозданием исправляла свою ошибку. - Красиво, когда попка блестит жемчугом?"
  Старик Яхонт сделал вид, что поверил мне и Жизель.
  Распрощались мы как враги.
  Старик Яхонт в лодку с кряхтением забрался.
  Поплыл к середине озера.
  Жизель ко мне прижалась горячо-горячо и шепчет:
  "Я думаю, что старик к той отмели поплыл.
  Будет искать жемчуг".
  "Жемчуг он найдет, но необработанный, - я губки кусала. - Не знает старик Яхонт, как жемчугу блеск придавать.
  На язык опустит жемчужину.
  А язык у старика шершавый, не молодой язык.
  Не засветится жемчужина от языка старика.
  И между грудей старик не согреет жемчуг.
  Поэтому не получит ничего".
  Я успокоила Жизель.
  Маний глаза кулаками протирает после сна.
  На меня и на Жизель смотрит и не узнает.
  "Вы кто?" - Маний голосом старика спросил.
  Я и Жизель застыли от страха.
  "Вы - две девушки из чудо-озера.
  А где ваша овца?
  Вы были с овцой и лодкой". - Маний замолчал.
  Я трясусь.
  Жизель трясется.
  Значит, бред, которым старик Яхонт нас развлекал, не бред.
  Чудо-озеро всем ум мутит.
  Щеки Мания порозовели.
  В ум он пришел и спрашивает уже своим голосом недовольно:
  "Почему так долго плавали?
  Я проголодался".
  "На.
  Возьми.
  Ешь". - Жизель ножкой подбросила устрицу к Манию.
  Я отметила, что моя подружка выбрала самую маленькую устрицу для моего друга....
  "Как же я устрицу стану есть, если она закрыта?" - Маний на меня с осуждением смотрит.
  "Я сейчас тебе открою и даже не одну, а две устрицы, или три", - я устрицей об устрицу била.
  Открывала и Манию протягивала.
  На чудо-озере Жизель меня кормила.
  На берегу я кормлю Мания.
  Я на Жизель робко взглянула.
  Она меня взглядом прожигала любящим.
  Но как только на Мания смотрела, ее взгляд становился злым, ненавидящим.
  После купания на чудо-озере Жизель возненавидела Мания.
  "Персефона, - Маний накушался и вытирал руки о траву, - у тебя появился новый жемчуг".
  "Он не мой, - я приняла решение. - Жизель меня жемчугом украсила.
  Но я должна отдать его обратно", - я повернулась к Жизель и подмигнула ей.
  Я не хотела забирать свою долю намытого жемчуга.
  У меня бусы жемчужные.
  Мне хватит.
  А остальное добро я на ярмарке во Флавии получу бесплатно...
  Жизель поняла меня.
  Молча собрала весь жемчуг.
  Подошла и шепчет мне на ушко:
  "Я буду ждать тебя на берегу чудо-озера.
  День, десять дней, месяц, год.
  Сто лет.
  Ты приходи, Персефона.
  Я жемчуг буду намывать и собирать для нас.
  Много жемчуга соберу.
  Мы богатыми станем..."
  Я в ответ улыбнулась Жизель.
  "О чем шепчетесь?" - Маний спросил с подозрением.
  "Ни о чем мы не шепчемся, Маний, - я стала нашу лодку в воду реки сдвигать. - Просто Жизель своим дыханием согревала мое ушко.
  Ушко в холодной воде чудо-озера замерзло".
  
  Мы вошли в лодку.
  Я на весла села.
  Жизель осталась на берегу ждать меня.
  Одинокая фигурка на фоне голубого чудо-озера...
  Много лет прошло, а я думаю, что Жизель меня до сих пор ждет. - Персефона вздохнула. - Поплыли я и Маний дальше по реке.
  Чудо-озеро осталось позади...
  Болотный кулик пролетел над лодкой.
  Вернулся и мертвый упал мне на колени.
  "Будет нам хорошая еда", - Маний обрадовался.
  Схватил кулика, и перья из него дергает.
  Выпотрошил птицу.
  В речной воде вымыл.
  Надвигалась ночь.
  "Нужно искать ночлег, - Маний по сторонам выискивал. - Кулика запечем в костре.
  Не в лодке же нам спать".
  "В лодке тоже можно выспаться", - я лодку к берегу подогнала.
  Разделась и в воду вхожу.
  "Персефона, - Маний на меня смотрит строго. - Ты же уже в чудо-озере купалась.
  Зачем тебе сейчас понадобилось мочить себя?"
  "Я, когда гребла в лодке, вспотела, Маний", - я головкой покачала.
  Нырнула с головой.
  Вынырнула и слышу веселый крик:
  "Парень, девушка.
  Возьмите меня на ночь".
  Мужчина лет сорока вышел к нам с удочкой.
  На меня ласково смотрел:
  "Красавица, нырни еще раз.
  Очень ты красиво под воду уходишь.
  Сначала головка твоя прелестнейшая опускается.
  Затем спинка блестящая изгибается.
  Головка и спинка скрываются над водой.
  И в тот же миг попка поднимается перед нырком.
  Засветится пока.
  Потом - ножки вверх.
  И все.
  Тишина.
  Лишь круги по воде идут.
  Выныриваешь ты веселая.
  Пожалуйста, прелестница, ныряй для меня".
  "Странник, - Маний плечи расправил. - Почему моя двоюродная сестра должна для тебя нырять?
  Она - не рабыня тебе.
  Что я буду иметь от тебя". - Маний затряс головой.
  Меня больно в сердце кольнуло, что Маний спрашивает - что он будет иметь, если я ныряю.
  Как-то он только о себе подумал.
  Но я проглотила обиду:
  "Маний, я все равно купаюсь, - я улыбнулась. - Пусть человек посмотрит бесплатно.
  От меня не убудет.
  Не каждый день он видит чудо - меня".
  Что я - чудо, я придумала.
  Я не верила, что я красавица.
  Обыкновенная девушка.
  Но, если Жизель уверяла меня, что я красавица...
  И путник хочет смотреть, как я ныряю...
  "Нет, бесплатно ты, Персефона, нырять для чужих не будешь", - Маний сказал, как отрезал.
  Я и эту обиду проглотила.
  Значит, для Мания я должна нырять бесплатно, а для чужих - за деньги.
  И эти деньги Маний забирает себе.
  "А я за каждый нырок буду деньги давать, - рыбак показал на кошель. - Самую мелкую монету - сантим.
  Один нырок - один сантим".
  "Персефона, радость моя, - Маний даже подскочил. - Ты ныряй, старайся". - Маний принял от рыбака первую мелкую монету.
  "Старайся, девочка, - рыбак засмеялся. - Я же деньги плачу".
  Я и нырнула.
  Не знаю, как получилось.
  Под водой не видно лиц Мания и рыбака.
  Вынырнула и с вопросом посмотрела на рыбака:
  "Еще, еще ныряй, рыбка моя", - рыбак вторую монету Манию протянул.
  Значит, по душе ему мое купание пришлось.
  Я ныряла.
  Выныривала.
  Снова ныряла.
  Рыбак даже по пояс в воду вошел, чтобы меня лучше видеть.
  Деньги он Манию на берег кидал...
  "Нырни еще, рыбка, - рыбак меня подбадривает. - Немножко...
  Очень, очень даже..."
  Мне самой нравилось купаться.
  Я чувствовала горячий обжигающий взгляд рыбака, когда выныривала.
  Набирала полную грудь воздуха, чтобы подольше под водой пробыть.
  Пусть Маний и рыбак мучаются, думают, что я утонула.
  "Долго ты под водой была", - рыбак похвалил меня.
  Я ушла под воду в очередной раз.
  Вынырнула, а рыбак с Манием спорят.
  "Нет у меня больше денег, - рыбак кошель перевернул. - Разве нельзя просто так посмотреть на твою подружку?"
  "Нет денег - иди дальше своей дорогой, - Маний в лодку вошел. - Без денег на голых девушек не смотрят".
  "Маний, мы же собирались здесь переночевать", - я из воды вышла.
  Натянула тунику на мокрое тело.
  Стыдно мне теперь, что я обнаженная перед рыбаком...
  "Мы дальше поплывем, - Маний на рыбака покосился. - Мало ли что..."
  Мы поплыли в лодке.
  Рыбак, словно проснулся.
  Побежал по берегу.
  Швырял в нас песок горстями, камни и ветки.
  "Проклинаю, проклинаю", - кричал.
  Упал и не двигался.
  "Он умер? - я в лодке поднялась, чтобы лучше видела. - Нужно сойти на берег и помочь ему".
  "Не умер он, - Маний даже мне помогал грести, чтобы мы быстрее плыли. - Затаился, хитрит.
  Если мы к нему подойдем, то он вскочит.
  Набросится на меня с кинжалом.
  Убьет меня".
  "Зачем он станет убивать тебя, Маний?"
  "Убьет, заберет назад свои деньги,
  Потом эти деньги будет тебе кидать, чтобы ты и дальше ныряла".
  "Глупости все это, Маний", - я спрятала улыбку.
  Приятно мне, что из-за меня Маний с рыбаком поссорились.
  "Надо быстрее плыть, - Маний почему-то посмотрел на небо, словно оно должно лодку вперед толкать. - Места здесь неспокойные.
  Чудо-озеро странное рядом.
  Рыбак сумасшедший".
  "Я не могу быстрее грести, - я пропищала жалобно. - Я устала".
  "Я тоже не могу грести", - Маний не объяснил причину, почему он не может грести.
  Мы замолчали.
  Лодка замедляла ход.
  "Эй, господин, - Маний заметил рыбака в лодке. - Сядешь к нам в лодку грести?
  Я тебе сантим дам".
  "За сантим не буду грести, - рыбак звонко откликнулся. - Но за три сантима всю ночь буду веслами махать".
  "За три сантима, - я тихо захихикала. - Я за три сантима всего три раза ныряла.
  А он всю ночь будет грести.
  Легкие деньги я заработала..."
  "Садись к нам в лодку, - Маний рукой рыбаку махнул. - Я дам тебе три сантима". - Маний легко распоряжался мной заработанными деньгами...
  "К вам в лодку не сяду", - рыбак головой покачал.
  Привязывай свою лодку к нашей.
  Я знаю, как надо грести.
  Можете в своей лодке спать.
  Я мигом вас до Камышова дотяну".
  Мы привязали лианой свою лодку к лодке рыбака.
  "Дядя, ты, действительно, сильно гребешь", - Маний обрадовался.
  Наши лодки неслись так быстро, что почерневшие в ночи берега сливались в темные полосы.
  "Ложимся спать, Персефона", - Маний как бы приказал.
  "Холодно в лодке".
  "Я на тебя лягу и согрею".
  "На мне тебе будет легче спать, Маний?"
  "Не в этом дело", - Маний загадочно ответил и разделся.
  "Маний, почему ты разделся.
  Холодно ведь..."
  "Я разделся, чтобы тунику не смять.
  И ты раздевайся, Персефона.
  Побыстрее, а то у меня может опять не получиться".
  "Что у тебя опять может не получиться, Маний?" - я стянула с себя тунику мокрую.
  "Я что?
  Вслух сказал?" - голос Мания дрогнул.
  "Ты сказал, Маний, что у тебя может опять не получиться", - я засмеялась.
  "Не обращай внимания на слова, Персефона.
  Думай только о делах.
  Закрой глаза и вспомни, как ты ныряла".
  "Закрыла глаза и вспоминаю, как я ныряла, - я хихикала. - Но ныряла за деньги.
  Вспоминаю сантимы".
  "Зачем ты о деньгах сказала, Персефона, - Маний вскричал. - Кто тебя просил о деньгах говорить?
  Ты снова все испортила".
  "В чем я виновата, Маний?"
  "Во всем ты виновата, Персефона".
  "Даже в том, что я своим нырянием заработала для нас деньги, я виновата?"
  "Опять ты о деньгах, - Маний произнес с досадой.
  Раскрыл кошель. - Забирай все мои деньги, если они так тебе нужны".
  "Я забираю свои деньги, Маний".
  "Ну, и бери, Персефона".
  "Ну, и возьму, Маний".
  "Бери, бери, жадина", - Маний не отдал мне деньги.
  Убрал кошель.
  "Ты сказал, чтобы я брала деньги, Маний.
  Но мне их не даешь".
  "Девушкам деньги не нужны.
  Вы не умеете с ними распоряжаться.
  Только зря растратишь деньги, Персефона".
  "Деньги нужны, чтобы их тратить".
  "Глупенькая ты еще, Персефона", - Маний ответил покровительственно.
  "Тону", - рыбак в своей лодке закричал.
  "Как ты можешь в лодке тонуть?" - Маний вглядывался в темноту.
  "Лодка моя старенькая, разваливается", - послышалось бултыханье.
  Веревка из лианы между нашими лодками провисла.
  "Тогда мы тебе не заплатим".
  "Спасите меня", - рыбак истошно вопил.
  "Обманывает, - Маний мне шепнул. - Все нас обманывают.
  Мы ближе подплывем, а он нас свяжет".
  "Зачем рыбак нас свяжет?
  Мы же не рыбы?"
  "Он заберет все наши деньги.
  Лодку возьмёт нашу".
  "Лодка не наша.
  Мы ее украли, Маний".
  "Была не наша, а стала наша лодка.
  Нас в рабство продаст".
  "Что же нам делать, Маний?"
  Я спросила, но рот Мания был занят.
  Маний перегрыз лиану.
  Сел к веслам.
  Мы поплыли вперед.
  Лодка рыбака уже стояла полная воды.
  Рыбак отчаянно махал нам руками.
  Но Маний проплыл мимо.
  "Маний, как же он нас заманивал, если в его лодке течь?
  Он по-настоящему тонет".
  "Тем более он заберет нашу лодку, потому что свою потеряет", - Маний успокоил меня.
  А то я переживала, что мы не помогли рыбаку тонущему.
  Не рыбак он, а - разбойник.
  Вскоре проклятия рыбака затихли.
  Либо рыбак утонул, либо мы далеко от него уплыли.
  Для верности мы еще плыли и плыли.
  Ночь сгустилась чернотой.
  Вдруг, на берегу я увидела белое пятно.
  Пригляделась - девушка обнаженная набирала воду в амфору.
  Маний сразу направил нашу лодку к девушке.
  Девушка молча ждала, пока мы выйдем из лодки.
  В свете луны глаза девушки казались огромными.
  Губы опустились.
  "Не бойся, красавица, - голос Мания стал медовым. - Скажи, как нам найти ночлег?"
  "Я вас и не боюсь, девушка пожала плечами. - Я - рабыня.
  Что же мне еще больше бояться?
  Хозяин меня посылает за водой ночью на речку.
  Чтобы никто не увидел, что воду мы из реки черпаем, а не покупаем у водоноса".
  "Я спросил о ночлеге, - Маний напомнил мягко. - Деньги у меня есть. - Снова Маний назвал мои деньги своими... - Хлеба нам, персиков".
  "Хлеб и персики я вам возьму с хозяйского стола. - Девушка обрадовалась. - Вы мне деньги тайно от хозяина дайте".
  "Ты же рабыня, - Маний разглядывал девушку. - Зачем тебе деньги?"
  "Я бы тунику себе купила".
  "Туника дорого стоит", - Маний покачал головой.
  "Тогда идите сами к моему хозяину Клавдию.
  И договаривайтесь с ним, а не со мной". - Рабыня надула губки.
  "Где же я Клавдия найду, если я его не знаю", - Маний засмеялся.
  "Ты не знаешь Клавдия? - рабыня округлила глаза. - Тогда ты не знаешь ничего".
  "Не играй со мной, рабыня", - Маний показал девушке кулак.
  Рабыня опустила прекрасную головку и вдруг закричала,
  "Клавдий.
  Ты гдееее?"
  "Я в болотееее", - издалека ответил мужской голос.
  "Иди сюда, людей покажу.
  Они с деньгами".
  "Ужеее бегуууу".
  Через несколько минут к нам из кустов вышел толстый мужчина.
  Его туника измазана болотной грязью.
  И воняла ужасно.
  "Рабыня, постирай", - хозяин Клавдий снял тунику и бросил рабыне.
  Девушка безмолвно вошла в воду и болтала в реке грязной туникой.
  Я не видела, но как бы чувствовала, как в реке появилось черное пятно от грязи.
  "Рабыня голая стоит в реке, - я подумала. - Рабыне приказывают.
  Никто ей деньги не предлагает за то, что она купается и стирает.
  А мне рыбак деньги давал - по сантиму - за ныряние", - Приятные воспоминания согрели меня.
  Хозяин Клавдий придирчиво смотрел на меня и на Мания.
  Шатался из стороны в сторону.
  "Вы не подумайте, что я шатаюсь от усталости, - Клавдий почесал жирный живот. - Я не работаю.
  За меня мои рабы все делают.
  Я шатаюсь оттого, что вина много выпил.
  А вы откуда и куда?"
  "Издалека в далеко, - Маний ответил хитро. - Переночевать хотим и хлеб". - Маний не добавил о персиках.
  "Два сантима с вас", - Клавдий ответил быстро.
  "Лодку нашу не украдут?"
  "Лодку вашу моя рабыня будет ночь сторожить, - Клавдий зевнул. - В два сантима рабыня тоже входит.
  Заодно и рыбы наловит к завтраку".
  "Рабыня не убежит с лодкой?" - Маний покачал головой.
  "Чудак ты, парень, - Клавдий засмеялся. - Куда же голая рабыня побежит?
  Я ее кормлю, пою, крышу над головой в сарае дал.
  Спит она на соломе.
  Не боится разбойников.
  А убежит - ей же хуже будет.
  Нужно зарабатывать на хлеб.
  Прятаться от насильников и работорговцев.
  Нет, никуда она не уйдет.
  Она же не глупая".
  "Ты успокоил нас, Клавдий, - Маний потирал руки. - Веди в свой дом".
  "Мой дом к реке выходит, - Клавдий вел нас по тропинке. - Близко".
  "Ты в болоте, почему сидел?" - я поинтересовалась.
  "В болоте, девка?" - Клавдий обернулся и внимательно осмотрел меня.
  Словно приценивался - хорошая ли из меня рабыня получится.
  Я содрогнулась.
  Вспомнила слова Жизель о том, что, Маний, возможно, меня продать в рабство хочет.
  Глупости, конечно.
  Но страшно...
  "Я в болоте в грязи купался, потому что грязь лечит.
  Поняла?"
  "Не поняла, Клавдий.
  Разве грязь может лечить?
  От грязи все болезни".
  "Если не поняла, девка, то - пойми", - Клавдий произнес угрожающе.
  Маний ущипнул меня за попку и зашипел в ухо:
  "Персефона!
  Не зли хозяина.
  Иначе будем ночевать в лодке".
  Маний еще раз меня ущипнул за попку - для закрепления своих слов.
  Чтобы я лучше запомнила.
  Я обиделась на мужчин.
  И Маний и Клавдий смеются надо мной, потому что я - слабенькая девушка.
  Если бы цезарь или какой-нибудь патриций сенатор были бы на моем месте, то Клавдий и Маний кланялись бы мне, ловили каждое мое слово, называли мудрой и подобострастно улыбались.
  С мрачными мыслями я вошла в дом Клавдия.
  Главная жена хозяина дома встретила нас неприветливо.
  Смотрела на меня, как на свою новую рабыню.
  "Моя жена - Белла, - хозяин Клавдий пробурчал: - Белла, я привел на ночь гостей. - И тут же быстро добавил. - Они заплатят".
  "Я не испорченная женщина, чтобы ты ко мне приводил молодых девушек, - жена Клавдия Белла с усмешкой смотрела на мужа. - Тебе повезло, Клавдий, что я спокойная и добрая.
  В моих глазах светится доброта...
  В твоих же глазах, Клавдий, искрится хитринка.
  Признавайся, что ты задумал плохого?"
  Начиналась обыкновенная семейная ссора.
  Маний уныло присел на лавку к столу и широко зевал.
  На время муж и жена забыли о нас.
  Они ругались, переругивались, мирились.
  "Много наловил раков в болоте, Клавдий? - Белла улыбнулась. - Эх, ты!
  Не мужчина, а - баба ты, Клавдий.
  Нет, ты даже не баба.
  Баба больше наловит раков, чем ты".
  "Я не раков ловил в болоте, - Клавдий отвечал хмуро. - Я лечился целебной грязью".
  "Грязь грязью не лечат", - Белла засмеялась.
  "Я, вообще-то, плачу за ночлег и за еду, - Маний очнулся. - Если вы, муж и жена, придумали ругаться каждый раз, когда к вам приходят постояльцы, то мне не надо этой ругани.
  Может быть, вы дружите.
  Нарочно придумали делать вид, что ссоритесь, чтобы гости забыли о еде?"
  "Умный ты, парень, - хозяин произнёс с тоской. - Сейчас на стол накроют рабы.
  Успевай только глотать хлеб".
  "Неужели, вы станете есть на ночь? - хозяйка с интересом рассматривала Мания. - На ночь есть вредно.
  Растолстеете".
  "Персефону можете не кормить, - Маний ответил за меня.
  От наглости друга я даже ротик раскрыла... - Персефона кушает мало.
  Она сохраняет узкие мальчишечьи бедра.
  Но не думайте, что сэкономите на еде на нас.
  Я буду есть за двоих, как уплачено".
  "Пойду, приготовлю постели", - хозяйка дома подмигнула Манию.
  Подружиться с ним захотела?
  Хозяин позвал раба.
  Старый толстый раб протирал красные глаза пальцами.
  Сонно бормотал что-то недоброе и доставал из остывшей печи еще теплые хлеба.
  
  
  ГЛАВА 282
  
  СЕМИРАМИДА И СЕРЖАНТКА ДЖЕЙН.
  
  БЕЛЛА
  
  
  Вернулась хозяйка.
  Я надеялась, что она ляжет спать.
  Но, наверно, Белла хотела поболтать с новыми людьми - с нами.
  Скучно ей с рабами и мужем в доме на берегу реки.
  Белла присела рядом с Манием.
  Прижалась бедром к его бедру.
  Маний недовольно засопел.
  Но не отодвигался - не хотел обидеть хозяйку дома.
  Обиженная могла яд подсыпать в воду для питья...
  "На меня ты похож, парень, - Белла запустила пальцы в волосы Мания. - Только лицо у меня светлее". - Белла улыбнулась и засмущалась.
  "Клавдий давно муж тебе?" - Маний спросил, лишь бы что-то сказать.
  В ответ Белла закрыла рот ладошкой и покраснела еще сильнее:
  "Давно Клавдий мне муж.
  Но он еще не совсем старый, как кажется.
  Не работает, поэтому выглядит старше своих лет.
  Жиром заплывает, оттого и кажется стариком.
  Вместо того чтобы работой себя омолаживать, в болоте сидит по шею.
  Кто ему только подсказал о грязи?
  Не спит, много ест и в болото ходит.
  Я же еще молодая.
  Мне опора под боком нужна.
  Сколько я слез проливаю на пустую постель рядом с собой.
  А муж не разрешает заводить рабов.
  Только молодые рабыни у нас для развлечения моего мужа".
  "Раб старый и толстый приходил", - я напомнила хозяйке, что не только рабыни у них в доме.
  "Старый и толстый раб - Фраер - брат моего мужа, - Белла недовольно трясла головкой. - Ленивый, как и Клавдий".
  "Брат у брата в рабстве?" - Маний откусил от большой хлебной лепешки.
  Посмотрел на меня и отломил для меня маленький кусочек хлеба.
  "Так получилось, что брат у брата в рабстве, - Белла опустила ладошку на коленку Мания. - Фраер сам себя в рабство продал моему мужу".
  "Как сам себя в рабство продал?"
  "Так и продал сам себя в рабство брату, - Белла опустила головку на плечо Мания. - Фраер дома у себя ленился.
  Никакой работы не делал.
  Жена его постоянно била за леность.
  Не кормила.
  Он по ночам из амбара и с полей воровал еду.
  Надоело Фраеру в родном доме.
  Пришел он к нам в гости.
  Поговорил с Клавдием.
  Выпили две амфоры вина.
  Затем ушли на ярмарку балаган смотреть.
  Возвращаются.
  Муженек мой объявил - теперь Фраер, брат мой - наш раб.
  Я Фраера за три сольдо купил".
  "Я подтверждаю, что я теперь ваш раб", - Фраер сразу за стол присел.
  Я не успела опомниться, как он целого запеченного поросенка сожрал.
  Клавдий ко мне ластится.
  "Ты, Белла, не гони нашего нового раба.
  Нельзя над рабами издеваться.
  По новому указу нашего сенатора Калигулы хозяин должен заботиться о своих рабах, беречь их.
  Раб в любой момент может пожаловаться на хозяев в сенат.
  Тогда нам плохо придется, если Фраер подаст на глиняной табличке жалобу на нас".
  "Я не только на глиняных табличках могу иероглифы чертать заостренной палочкой, - Фраер отпил из амфоры, - но еще и на папирусах и на пергаментах умею жалобы строчить.
  Поэтому, заботьтесь обо мне, о рабе вашем". - Белла со злобой сверкнула глазищами на раба. - Никакой пользы ни от мужа, ни от его брата раба".
  "Белла, зачем ты первым встречным все наши семейные дела открываешь?" - хозяин дома обреченно вздохнул.
  "Потому и рассказываю, что больше рассказать некому, - Белла провела ладонью по щеке Мания. - Знакомым расскажешь - засмеют.
  А путники?
  Путники что?
  Путники послушают, а завтра их не будет.
  Уйдут с нашей тайной семейной".
  "Да, мы уплывем завтра утром", - я обещала.
  Не понравились мне слова, что завтра нас не будет.
  "Белла, ты рассказала, что в ваших краях раб может подать на хозяев жалобу в сенат, - Маний заинтересовался. - Но почему рабыня работает на вас, как проклятая?"
  "Она же - рабыня, а не раб, - Белла, ее муж Клавдий и даже раб Фраер захохотали. - Раб может, а рабыня не может.
  Сенат о рабынях не принимал закон.
  Зачем сенаторы будут себе жизнь усложнять?"
  "И я не стану никому жизнь усложнять, - я постаралась перевести разговор в шутку.
  Опасная тема для девушки о рабынях... - Я пойду спать".
  "Я тоже пойду спать", - Маний поднялся из-за стола.
  "Я провожу вас, а то в доме темно, - хозяйка косо посмотрела на мужа. - Кое-кто жалеет денег на масло для факелов".
  "А кое-то могла бы по ночам не бродить по дому", - муж тут же отозвался.
  "Нас рабыня проводит, - Маний пытался отвязаться от назойливой хозяйки. - Белла, не утруждай себя.
  Ты же уже приготовила нам постели".
  "Я иду с вами, - голос хозяйки заледенел. - Не обсуждается".
  Я, потрясенная дерзостью Беллы, шла за ней и за Манием.
  Никогда раньше я не уплывала далеко от дома.
  Никогда раньше я не ночевала в чужих домах...
  Все для меня новое.
  А новое - опасное всегда.
  "Здесь мы будем ночевать", - Белла распахнула двери.
  "Мыыыы?" - я проблеяла.
  "Мы", - хозяйка дома ответила бесцветно.
  Я больше не выражала удивление и недовольство.
  Меня никто не спрашивал.
  Ко мне никто не прислушивался.
  "Ого, вот так спальня, - Маний довольный цокал языком. - Купальня большая.
  Огромное ложе.
  На этом ложе уместятся все крестьяне нашей деревни.
  И даже тесно не будет им".
  "Крестьян на ложе мы не пригласим, - Белла тщательно закрыла двери на засов. - Но нам четверым места хватит".
  "Четверым? - Маний напрягся. - Но нас же трое. - Маний приложил палец ко лбу. - Понимаю, Белла.
  Ты пригласишь своего друга милого.
  Ты не хочешь показывать мужу, что у тебя любовник
  Поэтому закрываешь дверь.
  И устроила так, будто бы будешь всю ночь беседовать с нами".
  "Ты очень догадливый мальчик, - хозяйка дома поцеловала Мания в лоб. - Если бы ты был девушкой, то я бы тебя полюбила за ум.
  Ты угадал.
  Но только не любовник ко мне придет этой ночью.
  Любовника муж мне легко бы простил.
  Подумаешь - жена забавляется с конюхом.
  Нет, придет моя подруга, о которой мужу нельзя знать".
  "Подруга? - я оглядывалась по сторонам. - Вы веселитесь.
  Я же на полу высплюсь.
  Я привыкла спать на полу в нашем доме.
  Даже соломы у нас на подстилку для спанья не всегда хватает.
  Могу и под кроватью спать.
  Она - огромная.
  Не помешаю вам".
  "Персефона, вообще, я с тобой спать должен, - Маний обронил.
  Белла смотрела на него с легкой усмешкой. - Я не так хотел сказать, - Маний покраснел. - Я должен ночью тебя защищать от мало ли что и от много ли кого...
  Поэтому обязан быть всегда рядом с тобой".
  "Маний, Персефона, - хозяйка дома, оказывается, запомнила наши имена, когда я и Маний беседовали друг с другом. - Я позову свою подругу.
  Ничему не удивляйтесь".
  "Мы много повидали на свете, - Маний важно выпятил грудь. - Ничему не удивимся".
  "Вы ее знаете, видели, мою подругу".
  "Мы знаем твою подругу? - я даже присела на край кровати, чтобы не упасть от удивления. - Но у меня нет подруг".
  Тут я вспомнила о Жизель с чудо-озера.
  Неужели, она?
  Почему же я забыла, что у меня появилась подруга.
  Наверно, потому на время забыла о Жизель, что у меня не было раньше подруг.
  "Моя подруга - наша рабыня", - Белла опустила прехорошенькую головку.
  Говорила быстро-быстро.
  "Ваша рабыня?!"
  "Да, наша рабыня Клематис.
  Я люблю ее.
  Днем я обращаюсь с ней, как положено обращаться с рабыней.
  Заставляю тяжело работать.
  Ругаю, иногда даже отвешу ей пощечину.
  Чтобы мой муж не догадался.
  А по ночам..." - Белла махнула ручкой.
  По ее щекам потекли слезы.
  Раздался осторожный стук в витраж окна.
  "Ах, я заговорилась, а Клематис на улице ждет", - Хозяйка дома подскочила, словно ее клоп укусил за попку.
  Подбежала к окну.
  Руки ее дрожали.
  Белла через оконце впустила в комнату... ту девушку рабыню, которую мы видели на реке.
  "Что так долго, Белла? - рабыня недовольно бурчала. - Я под окном сидела, боялась.
  Вдруг, твой муж меня заметит.
  Я же должна сторожить лодку этих", - Клематис рабыня назвала меня и Мания "этими" и небрежно кивнула очаровательной головкой в нашу сторону.
  "Любовь у вас или не любовь, - Маний почесал за ухом. - Но лодка моя должна быть утром в целости и сохранности на том же месте у реки". - Маний говорил уверенно.
  Будто бы лодка, действительно, наша...
  "Ничего с твоей лодкой не случится, парень", - рабыня, оказывается, ничего не боялась.
  А чего она должна бояться.
  Она же на реке призналась, что не боится ничего, потому что она - рабыня.
  "Клематис, Клематис моя", - хозяйка дома гладила волосы рабыни.
  Открытая радость светилась на лице Беллы.
  Стыдливый девичьий румянец...
  Тонкими белыми пальцами Белла перебирала волосы рабыни.
  Рабыня затихла и смотрела в лицо Беллы снизу вверх.
  "Я забыла, - Белла неожиданно вскрикнула. - Надо же смыть с себя это".
  "Ты мне любая нравишься", - в голосе рабыни звенела грусть.
  Но Белла уже в фонтанчике омывала лицо.
  Она стояла к нам спиной.
  Долго вытирала лицо, сбрызгивала.
  Когда обернулась, то я и Маний раскрыли рты от удивления.
  Рабыня Клематис захихикала, глядя на нас.
  "Белла, - я произнесла с трудом, словно у меня на языке жемчужина. - Ты помолодела".
  "Я нарочно скрываю свою красоту и молодость под толстым слоем пудры и замазки греческой, - Белла молодо смеялась. - Чтобы мой муж Клавдий не ревновал меня к..." - Белла оборвала на полуслове.
  "Твой муж - тиран, - рабыня заскрипела зубами. - Беллочка, хочешь, я зарежу его?"
  "Нельзя, моя дорогая, нельзя моя милая, - Белла покачала очаровательной головкой. - Муж мой, хоть какой, но хозяин.
  На нем дом держится.
  Если не будет мужа, меня мытари обманут.
  Дом и рабов заберут.
  Где же я... с тобой жить будем?"
  "В лесу, Белла, в лесу".
  "Нет, Клематис, я не позволю, чтобы ты жила в лесу.
  Пусть остается все, как есть.
  По-прежнему... пока остается".
  "Ты не любишь меня, Белла", - в голосе рабыни зазвенела серебряная грусть.
  "Люблю, люблю тебя, Клематис, - Белла обхватила ладонями головку рабыни и целовала, целовала. - Ты для меня - все".
  "Все я для тебя, все, - рабыня засмеялась. - Не хочешь, чтобы я твоего мужа зарезала - не буду.
  И для меня он не плохой хозяин.
  Ну, ругается, ну ударит иногда.
  Заставляет его хитон стирать.
  Но мне не тяжело.
  Подумаешь - рабыня.
  Зато я сплю спокойно.
  О куске хлеба не задумываюсь".
  "Муж мой Клавдий раньше хороший был, - хозяйка дома прижалась к рабыне.
  Оправдывалась перед ней и перед собой.
  И, может быть, немножко перед нами... - Не только я одна удивлялась его красоте.
  Разговаривал он приятно и складно, как патриций.
  Не каждый умный философ так рассказывал, как Клавдий.
  Случалось, что сенаторы прислушивались к нему и головами качали".
  "Я тебя понимаю, Белла, - голосок рабыни шелестел летними травами.
  Она опустила прелестнейшую головку на грудь хозяйки дома. - Жизнь не так проста, как кажется цезарю.
  Я сама много переживала, когда люди страдают.
  Если кого хоронят и сжигают, я плакала.
  В пустом доме плохо жить.
  Мой отец купец после того, как караван свой потерял, постарел за один день.
  Глаза проплакал.
  Видеть стал плохо.
  Иногда путал чужих женщин с моей матерью.
  Щупает, щупает чужую.
  А они смеются:
  "Исидор, ты слепец.
  Не видишь, что не свою жену щупаешь, а - чужую".
  Днем мой отец на солнце лежал.
  А по ночам по пустой ярмарке бродил.
  Нюх у отца на деньги.
  Монету не видит, но по запаху найдет ее.
  Много монеток потерянных с ярмарки приносил.
  Из грязи их откапывал.
  Купцы - друзья бывшие - завидовали моему отцу:
  "Исидор, ты, как ослеп, стал больше монет находить, чем раньше наторговывал".
  Мой отец отвечал друзьям:
  "Хотите, я вам глаза выколю?
  Тоже станете слепыми.
  Тогда монеты по запаху будете находить".
  Пять лет мой отец слепой ходил от горя.
  Потом на хорошей жизни прозрел.
  Стал видеть, как коршун.
  Нюх на монетки у него пропал.
  Щупать чужих женщин, якобы по ошибке, уже нельзя.
  Надо отцу снова торговать.
  А он уже за пять лет отвык от работы.
  Привык находить деньги на земле, а не трудиться ради них.
  Бродит по дому.
  Ко всем пристает с нытьем:
  "Тоска у меня, - отец кулаком в грудь себе бил.
  Грудь у отца широкая.
  Кулак большой.
  Грохот раздавался из груди. - Дуньте на меня, отравите меня.
  Чтобы я стал мертвый.
  Сердце мое бьется без толку".
  Стали мы думать, как отца запереть, чтобы он нам не мешал жить.
  Сначала было даже противно думать, чтобы отца, нашего родного, запереть в каменном мешке.
  Потом мы привыкли к этой мысли.
  За рекой колдунья жила.
  Конечно, она не колдунья.
  Колдуний не бывает.
  Но называли ее колдуньей.
  Пошли мы к ней с просьбой, чтобы она отца нашего подпоила сонным порошком.
  Но колдунья в плохом настроении была.
  Начала ныть, как и наш отец:
  "Много зла я людям принесла, - старуха рыдает. - И в прежние времена плохо было.
  А сейчас - еще хуже.
  Меня моя мать три раза в реке топила.
  Я все время выплывала.
  Поэтому меня мать ведьмой назвала.
  Я натерпелась.
  Я же живая, ласки хотела".
  Колдунья говорила и говорила.
  Мы ушли от нее с пустыми руками.
  Не помогла колдунья нашего отца успокоить и в каменный мешок запереть.
  Думали, думали мы.
  Но судьба распорядилась по-своему.
  На нашу деревню варвары налетели.
  Стариков зарезали.
  Мужчин и женщин в рабство погнали.
  Привели нас на рынок рабов.
  И продают всех вместе.
  Торговец рабами на нас цену высокую поставил и кричит:
  "Целая деревня.
  Кому нужна целая деревня рабов?
  Готовая деревня.
  Со своими традициями, умельцами и песнями.
  Этих рабов не нужно обучать.
  Посадить их в поле, они сразу новую деревню построят".
  Купцы торговались, говорили надсмотрщику над рабами, что когда много покупают, то нужно цену сбивать, а не повышать.
  Но торговец рабами хитрый был:
  "Чем больше, тем дороже.
  Купцы.
  Вы же, когда одну танцовщицу в балагане приглашаете, то платите ей мало.
  Двум же танцовщицам вы платите не как за двух, а - как за трех.
  Чем больше рабов, тем они дороже стоят".
  У каждого своя правда: у купцов - своя, у торговца - своя, у рабов - своя.
  Долго нас не покупали всей деревней.
  Потом торговец рабами не выдержал.
  Стал нас распродавать отдельно.
  Моего отца его дружки купцы сразу купили.
  Был он им другом раньше, а теперь стал рабом.
  Приятно и весело купцам бывшего товарища пинать и заставлять работать на них.
  Я в клетке в ту ночь сидела.
  Тосковала, не спала.
  Все думала - кто меня купит.
  Вдруг, слышу, вроде бы крадется кто-то в темноте.
  Прислушалась - будто нет никого.
  Вдруг, по прутьям клетки кто-то постучал тихо.
  Я пригляделась - снова никого.
  Мое сердце заколотилось.
  Девушка я молодая.
  Сразу мечты полетели девичьи.
  Будто бы увидел меня на рынке рабов сын сенатора или даже сын цезаря.
  При всех не хотел меня покупать, стыдно ему.
  Люди скажут - сын знатного патриция, а рабынь себе покупает для утехи...
  Сейчас выкрадет.
  Возьмет с собой в колесницу.
  И помчимся мы по дорогам к счастью.
  Я закрыла глаза и снова слушаю.
  Открываю, тень вижу неясную.
  Шепчу:
  "Выходи, не прячься.
  Что ты за мужчина, если рабыню в клетке боишься?"
  Тогда мужчина вышел в свет луны.
  Конечно, я разочарована была, когда Клавдия увидела.
  Толстый, в годах почтенных.
  Не похож он на сына сенатора или сына цезаря.
  Последняя надежда у меня оставалась, что сам сенатор, или цезарь меня выкрадет.
  Отвезет меня к морю.
  Построит для меня большой дом.
  Купит мне рабов.
  "Не бойся, рабыня, - Клавдий шепчет. - Я с добром к тебе пришел".
  "Давай добро".
  "Добро тебе будет позже".
  "Что тебе надо от меня, мужчина?"
  "Купить тебя хочу, рабыня".
  "Приходи утром и покупай.
  Зачем ночью ко мне пришел?
  Я, хоть и рабыня, но честь свою берегу.
  Что другие рабы скажут, если увидят, что я с мужчиной ночью переглядываюсь?"
  "Днем я тебя не могу купить, - в голосе Клавдия появились просящие нотки. - Ты дорого стоишь.
  На тебя любуюсь.
  Представляю, как ты у меня по дому будешь ходить и работать.
  Ручки мои трясутся, ножки подкашиваются.
  Если бы я не сидел, то упал бы.
  Когда я от крокодила бежал, меньше боялся, чем, когда на тебя смотрю, рабыня".
  "Хочешь и не можешь, значит?" - я засмеялась тихо.
  Не хотела будить других рабов.
  У них завтра работа - выбирать себе и красоваться перед достойным хозяином...
  "Ты, Клематис, - Клавдий мое имя уже знал от торговца рабами, - завтра, когда я торговать тебя буду, прикинься умалишенной.
  Лицо грязью намажь.
  Мычи, словно сошла с ума.
  Торговец рабами на тебя сразу цену сбросит.
  Никому не нужна сумасшедшая рабыня.
  Сумасшедшая работать не станет на хозяина.
  Сумасшедшая может и кинжалом ночью ткнуть в бок, или отравит".
  "Умно ты придумал для себя, дядя, - я усмехнулась. - Только мне какая польза к тебе в рабыни идти?
  Ты же не богатый, если денег на меня не хватает.
  Лучше я подожду, пока меня богатый купит".
  "Жди, жди, девка, - Клавдий разозлился
  Конечно, мужчина не любит, когда его называют не богатым. - Я о других покупателях узнавал.
  Если патриций Мусс тебя купит, то он будет тебя запрягать в колесницу вместо лошади".
  "Зачем меня в колесницу вместо лошади запрягать?"
  "Во-первых, рабыни стоят дешевле лошадей, - Клавдий даже пальцы загибал. - Во-вторых, красиво, когда в колеснице обнаженные девушки бегут запряженные.
  На лошадей можно любоваться из колесницы.
  Но на девушек любуются еще сильнее, чем на лошадей.
  Поэтому патриций Мусс рабынь в колесницу запрягает.
  Быстро рабыни из колесницы на кладбища перебираются.
  Патриций Мусс кнутом хлещет рабынь".
  "А другие торговцы?" - я задрожала.
  "Если тебя разбойник Барбадосса купит, - Клавдий второй палец загибает, - то еще хуже тебе будет, Клематис".
  "Что же хуже, чем в запряженной в колеснице бежать под кнутом?"
  "Барбадосса - разбойник.
  Когда стражники пытаются в него стрелять из луков и копья метать, то он выставляет перед собой живой щит из красивых рабынь.
  Кричит стражникам - Вы же не варвары, не будете стрелять в невинных девушек".
  Пока стражники решают - что и как - Барбадосса убегает".
  "Не так страшно", - я задумалась.
  "Но обычно стражники стреляют в рабынь, - Клавдий безжалостен. - Вы начинаете кричать от боли.
  Хватаете стражников за руки и за ноги.
  Из последних сил пытаетесь отомстить стражникам - им волосы выдрать".
  "Ужас", - я приложила ладошки к щечкам.
  "О других покупателей рабов рассказывать, Клематис?"
  "Ты убедил меня, - я в отчаянье помотала головкой. - Завтра я прикинусь на торгах порченной.
  Ты купишь меня дешево".
  Сговорились мы с Клавдием.
  Но на другой день все пошло не так, как мы хотели.
  Клавдий начал меня торговать.
  Я упала на землю, корчилась.
  Лицо грязью вымазала.
  Мычу, как корова, плююсь.
  Непонятное говорю - У коня кольцо, в кольце - овраг, в овраге враг.
  И еще добавляю - Когда курица петухом запоет, тогда рак на горе свистнет, и придется плевать в колодец, вместо того, чтобы собирать камни.
  "Еще вчера эта рабыня выглядела здоровой и полной сил - душевных и телесных, - торговец рабами удивился. - Наверно, ночью ее сглазили".
  "Сглазили, сглазили, - Клавдий обрадовался. - Продай мне ее дешево.
  Или даром отдай.
  Зачем тебе строптивая сумасшедшая порченая рабыня?
  Прирежет тебя или отравит..."
  "Ты правду говоришь, почтенный", - торговец рабами уже готов отдать меня за бесценок.
  Но тут из толпы выдвинулся мудрец философ.
  Толстый, длинную бороду за собой по земле тащит:
  "Я покупаю порченую рабыню, - мудрец поправил на голове длинный колпак со звездами. - Даю за нее один серебряный дирхем".
  "Мудрец, - Клавдий побледнел.
  Не ожидал он, что кто-то меня, якобы сумасшедшую, покупать будет. - За серебряный дирхем ты можешь купить хорошую рабыню здоровую.
  Она усладит твой взор и твою плоть".
  "Мне нужна эта рабыня, - старик хихикает. - Никому не нужна, а мне нужна".
  "Зачем тебе она глупая?"
  "А тебе, зачем сумасшедшая рабыня? - торговец рабами на Клавдия взгляд перевел. - Ты же говорил, что она отравить может или зарезать.
  А теперь заинтересовался ты порченой рабыней".
  "Я хотел на ней сэкономить, - Клавдий проблеял. - В плуг вместо лошади рабыню порченую запрягу".
  "Я даю за рабыню больше, чем он, - мудрец на Клавдия сухим пальцем показывает. - Рабыня моя".
  "Нет, старец, рабыня не твоя, - Клавдий затрясся. - Я ее куплю и даже переплачу за сумасшедшую.
  Но не потому, что мне нужна именно эта рабыня.
  Просто я не привык отступать.
  И никому свое не отдаю, даже, если мне не выгодно.
  Даю один золотой сольдо". - Клавдий за меня немыслимую цену дал.
  Я даже его зауважала.
  Щедрых мужчин все любят.
  "Даю два золотых сольдо", - мудрец старик произнес спокойно, словно для него два сольдо - пустяк.
  Как два пальца.
  "Что же ты, гадина, в мой торг лезешь", - Клавдий схватил мудреца за седую бороду.
  "Попрошу во время торгов не драться, - торговец рабами почуял выгоду большую. - Иначе стражников вызову".
  "Он - сумасшедший, - Клавдий в неистовстве в старика пальцем тыкает. - Он опасен.
  Покупает сумасшедшую.
  Свой свою видит издалека".
  "Чтобы меня не обвинял какой-то нищий, - мудрец нарочно назвал Клавдия нищим, чтобы позлить, - я открою, почему заинтересован в этой рабыне". - Мудрец даже подмигнул мне.
  Я вспомнила, что нужно притворяться сошедшей с ума.
  Замычала, заблеяла и сказала:
  "Баран - не овца.
  Овца - не конь.
  На баране борозду не вспашешь.
  С овцой на свадьбе не попляшешь".
  
  
  ГЛАВА 283
  
  СЕМИРАМИДА И СЕРЖАНТКА ДЖЕЙН.
  
  ДЕМАГОГ.
  
  "Слышали, слышали? - мудрец старик даже захохотал от радости. - Что она говорит!
  Что она говорит! - Чмокал влажными губами. - Я - философ.
  Мое имя - Демагог.
  Я служу сенатору Энтони.
  Сенатор мне щедро платит за мои мудрости.
  Но мои мудрости не бесконечные.
  В последнее время я ничего нового не могу придумать для сенатора.
  Он на меня сердиться начал:
  "Демагог, - сенатор справедливый, но строгий. - Я тебя кормлю.
  Я тебя ублажаю.
  За мою щедрость ты должен служить мне.
  Ты подсказываешь мне мудрости.
  Я во время выступления в сенате выдаю твои мудрости за свои.
  Но в последнее время нет от тебя свежей струи мыслей.
  Кое-то в сенате начал шептаться, что я, сенатор Энтони, совсем ум потерял.
  Поэтому, Демагог, либо ты придумываешь для меня новые мудрости, либо я придумаю себе нового мудреца..."
  Я отчаялся.
  И тут, словно живой родник, услышал мудрости сумасшедшей рабыни.
  Конечно, она ничего не понимает.
  И даже не догадывается, что изрекает мудрое.
  Но я, в моих устах, и особенно, из уст сенатора Энтони, когда он будет выступать перед сенаторами, глупости превратятся в жемчужины мудрости.
  Рабыня сказала - У коня кольцо, в кольце - овраг, в овраге враг.
  И еще добавила - Когда курица петухом запоет, тогда рак на горе свистнет, и придется плевать в колодец, вместо того, чтобы собирать камни.
  А о танцах с овцой?
  Замечательно!
  Только за эти мудрости сенатор Энтони озолотит меня".
  "Я даю пять сольдо", - Клавдий, как услышал рассказ старика мудреца Демагога, словно с ума сошел.
  Цену перепрыгнул.
  "Десять золотых сольдо даю", - по виду мудреца Демагога видно, что десять сольдо - мелочь для него.
  Клавдий взревел.
  Обхватил старика мудреца.
  Хотел с ним бороться в грязи, как греческие борцы.
  Но потом лицо Клавдия прояснилось.
  Он отошел от мудреца и поднял лицо к небу:
  "Если хочешь, мудрец Демагог, то плати за сумасшедшую опасную рабыню десять золотых сольдо.
  Я же больше пяти золотых за нее не дам".
  "Вот и славно, - Демагог философ засуетился. - Так и должно быть.
  Рабыня моя". - Демагог рукой по поясу шарит.
  "Рабыня будет твоей, почтенный философ, если ты заплатишь десять золотых сольдо за нее", - торговец рабами не верил словам.
  И правильно...
  "Деньги, где мои деньги, - мудрец заколыхался. - Только что в поясе были золотые монеты.
  И пропали.
  Впервые со мной подобное. - Мудрец с подозрением взглянул на Клавдия. - Ты, ты украл мои монеты".
  "Ты обвиняешь меня? - Клавдий произнес спокойно. - Ты докажешь, что монеты твои?
  На них вычеканен лик нашего цезаря.
  Если бы я украл у тебя пояс с деньгами, то да, ты бы доказал, что я вор.
  Но монеты могут быть у любого.
  Наверно, ты, мудрец, свое золото в балагане оставил..."
  "Точно, Демагог всю ночь плясал в балагане с танцовщицами и пил вино из амфор", - заметил кто-то из толпы зевак.
  "Почтенный, - теперь торговец назвал Клавдия почтенным. - Дело мутное.
  И я не хотел бы, чтобы вмешалась стража.
  Придется мне стражникам платить.
  Разберемся с этой сумасшедшей рабыней по-дружески.
  Она никому, кроме тебя... ну и Демагога, но Демагог не при деньгах... не нужна рабыня эта...
  Ты отдашь за рабыню пять золотых сольдо, как обещал?"
  "Вот тебе пять золотых сольдо", - Клавдий под вой и проклятья Демагога отсчитал торговцу рабами пять золотых.
  Демагог стонал, рвал свою бороду:
  "Я вернусь.
  Сенатор Энтони даст мне новые монеты.
  Я заплачу за рабыню пятнадцать золотых".
  "Я думаю, что сенатор Энтони не обрадуется и не поверит тебе, поэтому не заплатит, - торговец рабами захохотал. - Я не верю словам.
  Я верю золотым монетам.
  Лучше пять золотых в руке, чем пятнадцать золотых обещаниями".
  Торг состоялся на меня.
  Я ушла с Клавдием.
  Мудрец Демагог остался без меня.
  Я сказала Клавдию, что - Демагог не мудрец и не философ, потому что мудрый никогда не останется без денег.
  Когда Клавдий ввел меня в дом, я зарыдала:
  "Конечно, я была бы рабыней сенатора Энтони.
  Жила бы в роскоши и сладостях.
  Ты поступил подло, Клавдий, что выкупил меня".
  "Ты была бы рабыней мудреца Демагога, - Клавдий возразил. - Он не признался бы своему покровителю патрицию Энтони, что берет мудрости у рабыни, а не придумывает их сам.
  Демагог держал бы тебя в каменном мешке.
  О твоем существовании знал бы он один.
  И, если бы возникла угроза разоблачения мудреца, то он просто-напросто засыпал бы тебя землей живую.
  Или сжег бы.
  Или залил бы яму водой.
  Поэтому, радуйся, Клематис".
  Я увидела тебя, Белла, и обрадовалась". - Рабыня простодушно закончила свой рассказ.
  "Я, как тебя увидела, Клематис, поняла, что жизнь моя озарилась новым светом, - хозяйка дома призналась. - Я искупала тебя в благовониях.
  Смотрю на тебя, а мне стыдно.
  Вижу, как ты ходишь по комнате.
  Я же на кровати сидела.
  Хоть кричи..."
  "Я тоже стеснялась, Белла".
  "Почему ты стеснялась меня, Клематис?"
  "Потому что я верила, что тебя мне судьба послала.
  Даже хотела солгать тебе.
  Но не знала, в чем обмануть.
  Ты в тоге с золотым шитьем ко мне вышла.
  Я же не мальчик, чтобы ко мне в тоге золотой выходить". - Рабыня Клематис замолчала.
  Она тихо улыбалась воспоминаниям и своему желанию обмануть хозяйку дома.
  "Я люблю твое милое лицо, Клематис", - Белла с рабыней улеглась на кровать.
  Опустила головку на грудь рабыни.
  "Белла?" - рабыня тихо спросила.
  "Что, Клематис?"
  "Ты рассказывала, что сначала меня не видела".
  "Да, Клематис, я тебя сначала не видела.
  Ты для меня была ярким пламенем.
  Смотрю на тебя, а глазам больно.
  Волнений у меня было - море.
  Я боялась, что мой муж Клавдий тебя на работе сожжет.
  Я даже странницу пригласила в дом, чтобы она мужа отвлекала.
  Странница больная была, вся в язвах.
  Кричит все время, потому что страдает.
  "Изведешься ты, странница, - мой муж пожалел ее. - Сходи в болото.
  В грязи посиди по горло.
  Твои болезни в болоте останутся".
  Клавдий отвлёкся от тебя, потому что на странницу переключился.
  Он любит лечить людей болотной грязью.
  От болотной гнилой воды - кто выживает, кто смертельную болезнь получает, но случается, что и вылечиваются...
  Странница смиренно на моего мужа посмотрела и пошла за ним в болото.
  Целый месяц я их не видела.
  Пришли, а я странницу не узнаю.
  Красивая, стройная она стала.
  Голос мягкий.
  Глазища глубокие.
  Кожа шелковая.
  Никаких язв и старых болезней.
  Клавдий меня с порога удивил:
  "Белла, жена моя.
  Странница будет жить в нашем доме.
  В моей спальне".
  "Хорошо, муж мой Клавдий, - я покорно поклонилась. - Как ты пожелаешь, так другие будут жить".
  Клавдий на странницу с любовью посмотрел и подмигнул ей.
  Я же подумала, что пусть муж мой живет со странницей, а я буду с тобой веселиться, Клематис.
  Но я перехватила взгляд, который странница бросила на тебя.
  А затем на меня посмотрела.
  Я поняла, что странница не потерпит других женщин в доме.
  Отравит тебя и меня.
  Ком к моему горлу подступил.
  Я схватила копье у слуги.
  И древком копья стала бить Клавдия.
  Сначала он закрывался руками.
  Кричал, что не понимает, за что я на него сержусь.
  Затем упал в крови и по полу мраморному катается.
  Вскоре затих он под моими ударами.
  Я на странницу посмотрела.
  Она бледная стоит, как смерть.
  Поняла странница, что и я не потерплю других женщин, кроме тебя, Клематис.
  Странница бочком-бочком и выбежала из дома.
  Муж мой Клавдий утром очнулся.
  Меня не осуждает, наоборот, с одобрением посмотрел:
  "Белла, ты защищала свое место в этом доме.
  Я не виню тебя, жена моя".
  Но где странница, интересовался.
  Убежал ее искать.
  По ярмаркам искал.
  Вшей и дурных болезней нахватался по притонам, где мечтал найти свою странницу.
  Не нашел ее даже в балагане.
  Вернулся домой тихий, похудевший, больной и спокойный.
  С тех пор мы с Клавдием мирно живем.
  Он свои дела делает.
  Муж мой отходчивый.
  Не пристает ко мне, потому что боится, что я его отравлю, или ночью задушу.
  Я же интригую по-женски". - Белла замолчала и благословенно улыбалась.
  "Мне старец сказал..." - Клематис через некоторое время подала голосок.
  "Какой старец? - Белла перебила рабыню. - Который у нас пытался колдовать в сарае с овцами?"
  "Нет, не тот старец, - Клематис засмеялась звонко. - Который старец колдовал с овцами, того овцы съели.
  Другой старец мне сказал, который хлеб у нас украл..."
  "Помню, помню вора", - хозяйка дома обрадовалась, что вспомнила о старце воре хлеба.
  "Он сказал, что странницу в язвах нам судьба в испытание дала.
  Что не странница она была, а - богиня Афина".
  "Да ты, что, Клематис? - Белла раскрыла ротик в удивлении. - Богини и Олимп - выдумки рабов.
  Ой, прости, Клематис. - Белла поцеловала рабыню в губы. - Ты же тоже - рабыня..."
  "Хозяева верят в цезаря, а рабы верят в богов Олимпа", - Клематис кротко ответила.
  "Я в тебя тоже верю, Клематис.
  Меня мать в утробе носила, молоком кормила для того, чтобы я выросла и верила людям.
  Я даже за странницу переживала.
  Плакала в купальне тайком.
  Добра ей желала". - Хозяйка дома снова замолчала.
  Рабыня потянулась к ней с улыбкой баловницы.
  "Персефона, - Маний ко мне прижался на постели. - И мы с тобой, давай..."
  "Что мы с тобой дадим, Маний?"
  "Ну, как Белла и Клематис".
  "Что, как Белла и Клематис, Маний?" - Я не понимала друга.
  "Прижмемся друг к дружке и начнем..."
  "Маний, - я тихо захихикала. - Белла и Клематис - две подружки.
  Мы же с тобой - подружка и друг.
  У нас все по-другому должно быть в жизни.
  Мы с тобой..." - Я не знала, что ответить, потому что не понимала, о чем Маний просит.
  Но Маний на меня неожиданно навалился.
  Перекрыл мне дыхание.
  "Маний, так я не засну", - я запищала.
  Вдруг, сильнейший удар потряс дверь:
  "Белла, я ухожу на охоту", - хозяин дома кричал с другой стороны.
  "Клавдий, - жена вскочила с ложа. - Если идешь охотиться, то, зачем ко мне в спальню завернул?
  Иди себе спокойно и не мешай спать мне и нашим гостям".
  "Я о тебе забочусь, Белла, - Клавдий не уходил. - Вдруг, гости тебя свяжут и продадут в рабство?"
  "Вообще-то, мы все слышим, - Маний с меня слез недовольный.
  И пробурчал едва слышно мне: - Опять мне все испортили.
  Словно заколдованная ты, Персефона".
  "Что тебе испортили, Маний?" - я присела на кровати.
  "Белла, я не уйду, пока ты мне не откроешь", - хозяин дома снова колотил в дверь.
  "Милая, - Белла провела ладошкой по роскошным волосам рабыни Клематис. - Вылезай обратно в окно.
  Если муж увидит нас вместе..."
  "Я уйду, но скоро вернусь", - рабыня обещала.
  Она подошла к окну.
  Подняла ножку и протискивалась мимо цветного витража.
  Белла подождала, пока рабыня скроется за окном в зарослях малины.
  Затем открыла дверь мужу.
  "Где она или он?" - Муж бегал по опочивальне.
  Заглядывал под кровать и за мебель.
  "Кто она или он?" - Белла скрестила руки на груди.
  Она стояла обнаженная и воинственная.
  "Совратительница или совратитель, Белла.
  Я не дурак.
  Я догадался, что ты решила спать с нашими гостями на одной кровати, чтобы усыпить мою бдительность.
  Сама же ты баловалась со своим дружком или подружкой".
  "Ты так считаешь, Клавдий?" - левая бровь Беллы поползла вверх.
  "Ага, попалась, - муж торжествовал. - Рядом с тобой место на постели нагрето.
  Кто-то лежал рядом с тобой".
  "Я! Я лежала рядом с Беллой", - я поняла, что нужно спасать хозяйку дома от ревности мужа.
  "Тыыыыы? - Клавдий протянул.
  Его глаза налились кровью. - Но ты же худенькая".
  "Что, худеньким нельзя около меня лежать?" - Белла выпятила грудь.
  Дальше мы втроем лгали Клавдию.
  Главное, что основная мысль была, что я лежала около Беллы.
  Остальное легко додумается и придумается.
  "Хозяйка сказала, что ей страшно, - Маний врал вдохновенно. - Будто бы она слышит шаги постороннего в доме".
  "Поэтому я пригласила к себе под бочок Персефону, - Белла совершенно успокоилась. - Не мужчину же мне к себе звать в кровати".
  "Спасибо, что назвала меня мужчиной", - щеки Мания загорелись.
  "Мы обнялись, как подружки и дрожали от страха", - я закончила вранье.
  "Почему же меня не позвали? - Клавдий, вроде бы тоже успокаивался.
  Будто бы поверил нашему вранью. - Я бы злодея саблей зарубил".
  "Для того, чтобы позвать тебя, Клавдий, нужно было выйти из комнаты, - Белла захохотала. - Но как же мы выйдем наружу, если там незнакомый разбойник бродит?"
  "Послали бы парня", - Клавдий ткнул пальцем в грудь Мания.
  Маний скривился от боли.
  "Если бы Маний побежал тебя звать, Клавдий, то он оставил бы нас двоих беззащитными, - Белла прилегла на кровать на бочок. - Еще вопросы и подозрения остались, муж?"
  "Нет, не осталось подозрений.
  Мое сердце успокоилось. - Клавдий провел рукой по заросшему лицу. - Боль сердечная затихла.
  Но я переменил планы свои, Белла.
  Я хотел охотиться на кабана.
  Он посевы риса уничтожал.
  Но теперь буду охотиться в своем доме на разбойника.
  Принесу его голову и брошу к твоим ногам, жена", - в голосе мужа послышалось торжество.
  "Принеси голову разбойника, - Белла зевнула. - Меня больше не беспокой по пустякам".
  "Персефона, Маний, вы пойдете со мной", - Клавдий нас оглушил неожиданным приглашением.
  "Мы - гости твои, Клавдий, - Маний проблеял. - Мы спать хотим".
  "Потому, что вы мои гости, вы дожны помочь мне - хозяину".
  "Мы не рабы.
  Рабы не мы. - Маний спорил. - Мы заплатили за спокойствие".
  "Я верну вам ваши деньги".
  "Вернешь деньги? - Маний почесал затылок. - Тогда я согласен.
  Пойдем с тобой".
  "Но зачем? - я пропищала. - Какая польза от меня и от Мания.
  Мы не охотники".
  "Я боюсь оставлять свою жену с вами, - хозяин дома сверкнул глазами на Беллу. - Слишком уж ты, Персефона, нагрела около нее постель.
  Не случилось бы беды".
  "Не забудь нам отдать деньги, хозяин", - Маний вышел следом за хозяином дома.
  Я остановилась, поправляла сбившуюся с ноги сандалию.
  Вдруг, Белла соскочила с ложа.
  Белой тигрицей пронеслась ко мне.
  И, когда я поднялась, Белла прижала ладони к моим щекам и жарко поцеловала в губы.
  "Персефона, хорошо, что нас сейчас не видит Клематис, - хозяйка дома с опаской обернулась к окну. - Ты настолько красивая, что я не удержалась.
  Останешься в моем доме рабыней?"
  "Нет, Белла, - я засмеялась. - Я не буду твоей рабыней".
  "Но у меня рабыни живут счастливо, Персефона".
  "Белла, сегодня уже второе приглашение мне остаться, - я захихикала. - На чудо-озере Жизель держала меня за руки и не отпускала.
  Теперь - ты.
  Что на вас нашло?
  Я же обыкновенная девушка".
  "Каждая обыкновенная девушка - необыкновенная", - Белла еще раз меня поцеловала.
  Может быть, она уговорила бы меня погостить еще недельку.
  Но послышался окрик из коридора:
  "Персефона, ты где?" - тонкий голосок Мания.
  "Немедленно иди к нам, Персефона, - бас Клавдия. - Если увижу, что ты снова кровать греешь около моей жены..."
  "Не увидишь, Клавдий", - я выбежала из роскошного зала-спальни Беллы.
  Я догнала Мания и хозяина дома.
  "Персефона, - Клавдий наклонился и обнюхивал меня. - От тебя пахнет моей женой".
  "Зато от тебя, Клавдий, твоей женой и не пахнет", - я думала, что удачно пошутила, в тему.
  Засмеялась звонко, серебряно.
  Даже головку назад откинула.
  Но услышала тишину.
  Маний и Клавдий не смеялись.
  Они смотрели на меня с осуждением.
  "Ну, где ваш разбойник?" - я вопросом отвлекла от интереса ко мне.
  "Перегородим путь к амбару от одного столба к другому, - через десять минут Клавдий командовал.
  Мы разматывали рыбацкую сеть. - В середине оставим единственный проход.
  За проходом - яма с врытым внизу колом.
  Разбойник - либо в сети запутается, либо в яму упадет.
  Не скроется от нас.
  Мы же затаимся в солому и будем ждать терпеливо".
  "Клавдий сказал, Клавдий сделал".
  Края сети примотаны к двум столбам.
  "Теперь тихо сидим, - Клавдий набрасывал на нас солому. - Не шевелимся". - Он прошептал.
  Мы спряталась.
  Минуту снаружи не было ничего слышно.
  Затем раздался тихий свист.
  "Мой брат Фраер свою ручную индийскую кобру подзывает", - Клавдий думал, что нас успокоил.
  "Зачем твоему брату ядовитая опасная змея?" - Я задрожала от страха.
  "Индийская кобра мышей ловит", - Клавдий зашевелился.
  "Мыши в сене водятся", - я проблеяла.
  "В соломе и в сене мыши водятся, - Клавдий одобрительно шептал. - Ты умная крестьянская девочка, Персефона".
  "Индийская кобра к нам заползет?"
  "Может и к нам заползти ядовитая змея", - Клавдий согласился.
  "Но кобра тогда нас покусает", - я с трудом сдерживала себя, чтобы не завизжала.
  "Чудачка ты, Персефона, - Клавдий захихикал. - Зачем же индийская кобра на нас свой драгоценный яд будет тратить?
  Она же не дура.
  Кобра мышей ловит.
  Мы же - не мыши".
  "Успокоил, Клавдий", - Маний язвительно ответил.
  Мы замолчали.
  Тишина снаружи наполнилась шорохами, свистами, шипеньем.
  Смертельно крикнул раненый кабан.
  Но хозяин дома в засаде сидел спокойно.
  Значит, ни один из шорохов не принадлежал разбойнику, которого я, Маний и Белла придумали...
  Через море тишины я почувствовала, как что-то прикоснулось к моей ноге.
  "Меня кто-то трогает", - я в панике хотела выбежать из соломы.
  "Не волнуйся, Персефона, - голос хозяина дома приторно сладкий. - Наверно мышь тебя обнюхивает".
  "Или кобра", - Маний засопел.
  "И правую ногу и левую мою трогают", - я сдерживала слезы ужаса.
  "И правую и левую, Персефона?"
  "Да.
  И правую и левую ножку щупают.
  Большое и влажное.
  Похоже на потную ладонь...
  На потные ладони.
  Они движутся по моей ноге вверх к...
  Может быть, разбойник меня хочет убить?"
  "Если бы разбойник хотел тебя убить, Персефона, то он душил бы тебя за шею, а не трогал бы ножку", - голос Клавдия взволнованный, с надрывом.
  "Спасибо, Клавдий, успокоил", - я нервно засмеялась.
  "Да, да, Персефона.
  Не разбойник. - Маний зашевелился в соломе. - Расслабься и ни о чем не думай".
  "Маний, если бы в темноте кто-то тебя лапал, ты бы расслабился и ни о чем бы не думал?" - Я успокаивала дыхание.
  "Конечно, Персефона.
  Если бы в темноте меня кто-нибудь лапал, то я бы ни о чем не думал, кроме как о приятном. - Маний вскрикнул. - Ой, и меня кто-то щупает".
  "Только не я тебя щупаю, Маний, - я продолжала дрожать от страха. - Мне нет смысла тебя щупать".
  "И меня щупает рука, - Клавдий отозвался. - Потная мягкая безвольная ладошка, похожа на твою ладонь, Маний".
  "Да упокойтесь же вы, - голос Мания хриплый. - Нас разбойник, наверно, щупает".
  "Нееее, не разбойник, - Клавдий ответил спокойно. - Это мышки балуют.
  Если бы разбойник нас трогал, то было бы по-другому.
  Так - мелкие мышки веселятся в соломе.
  И кажется нам, что они - ладони чьи-то.
  Мышки - шалунишки.
  Если бы енот к нам пришел, то он не так прост, как мыши.
  Или собака дикая - с ними мудрено.
  Начнет кусать, лаять".
  Снова мы замолчали.
  Я время от времени сгоняла мышей со своих ног.
  Очень любознательные мышки.
  Некоторые даже до моей груди добирались...
  "Эй, молодые, - Клавдий шептал. - Не колется ли солома?"
  "Не колется?"
  "Вы бы разделись, а то жарко в соломе".
  "Если мы разденемся, - я захихикала, - то солома еще сильнее колоть станет".
  "А я, пожалуй, разденусь", - Маний промычал.
  
  
  ГЛАВА 284
  
  СЕМИРАМИДА И СЕРЖАНТКА ДЖЕЙН.
  
  КЛАВДИЙ.
  
  "Словно ветер свежий подул, - голос Клавдия дрожал. - Дождик намечается?"
  "Клавдий, - любознательность меня распирает. - Ты часто в своем доме по ночам разбойников ловишь сетью и на кол сажаешь в яме?"
  "Часто".
  "Видел ли ты что-нибудь особенное, кроме разбойников?"
  "Ты спрашиваешь о ночных гулянках рабов, Персефона?"
  "Рабы по ночам гуляют?"
  "Рабы по ночам веселятся, Персефона.
  Я в соломе затаюсь, чтобы разбойник меня не заметил.
  А рабы к соломе тянутся. - Клавдий громко зевнул. - Неделю назад я сильно испугался.
  В соломе спрятался, жду.
  За рекой уже третью стражу в когорте римлян пробили.
  Вдруг, слышу тяжелое дыхание и треск палок.
  Что за ужас, думаю.
  Потом на миг стихло.
  И вдруг, храпящее, шипящее огромное с рогами ко мне в солому влезло.
  Звуки издает страшные.
  Я в чертей не верю, но в ту ночь поверил в них.
  Думал, что из Аида за мной минотавр пришел.
  Я минотавра за рог схватил.
  Он рванулся и выдернул меня из стога сена.
  Понес мимо дома в поле.
  Я краем глаза успел увидеть удивленного вора.
  Он тащил мешок риса из моего амбара.
  Около озера черт меня скинул.
  Я же упал и засмеялся.
  Не черт был, а - корова моя.
  Она перепугалась не меньше меня, когда голову в солому засунула.
  Корова хотела спокойно покушать.
  А тут в соломе чудище - я". - Клавдий засмеялся.
  Я подумала, что Клавдий особо не важничает.
  Обыкновенный хозяин своим рабам, рабыням, любовницам и жене.
  Неожиданно, около нас что-то крикнуло.
  И солома заколыхалась.
  "Держи, держи вора, - Клавдий выскочил из стога. - Подлец, что же ты делаешь.
  Мое добро воруешь.
  Ах, разбойник!
  Персефона, Маний.
  Держите сеть.
  Вор в сети запутался.
  Огромный, жирный попался".
  Я распахнула глаза, чтобы лучше видеть.
  В бархатной темноте ночи что-то колышется огромное и сопящее.
  "Может быть, снова корова?" - я спрашиваю с надеждой.
  Лучше корова, чем черт.
  "Корова на задних ногах не стоит, - Клавдий захохотал.
  Послышался сочный шлепок. - И не бьет с размаха кулаком под глаз, корова".
  Я схватилась за сеть.
  Рядом бьется Маний.
  Он пытался держаться за сеть, но и сам в ней запутался, как разбойник.
  "Сеть, сеть берегите, - Клавдий кричал с испугом. - Затянет разбойник сеть за амбар, на колючках всю порвет.
  Нет, не допущу.
  В яму, в яму на кол тащите подлеца".
  В темноте начинается суетливая возня.
  Клавдий кого-то дубасит палкой:
  "Нууууу.
  И силен разбойник.
  Как цезарь.
  Будто цезарь к нам в сеть попался на воровстве".
  Втроем спихиваем разбойника в яму, на кол.
  Раздался нечеловеческий человеческий раненный вопль.
  "Умница, на колу посиди, пока я стражников позову, - Клавдий прыгает около ямы. - Мне за тебя стражники заплатят".
  "Клавдий, - Маний стонет. - Меня из сети выпутай.
  Я, пока разбойника ловили, запутался, как карась".
  "Ну-ка, ну-ка, - Клавдий склонился над Манием. - Ты, парень мне всю сеть испортил.
  Теперь ты мне должен.
  Не отдам я тебе твои деньги".
  "Мы пострадали, да еще должны тебе, Клавдий".
  "Маний, не спорь, - я зашипела на друга. - Клавдий позовет стражников.
  У стражников будет к нам очень много вопросов.
  Кто мы?
  Почему у меня жемчужное ожерелье?
  Куда идем?
  Откуда идем и зачем?"
  "Девка права, - хозяин дома услышал, хотя я говорила тихо. - Разбойника свяжем, а вы бегите потом.
  Пока я добрый и не донес на вас стражникам".
  "Благодарность людская", - Маний бурчит, когда Клавдий его вытащил из сетей.
  "Я факел зажгу, - хозяин дома находится в прекрасном настроении: и разбойника поймал, и нам деньги не вернул за постой. - Вдруг, я самого Друида конокрада поймал. - Клавдий всю славу поимки разбойника приписал себе. - За Друида денег больше дадут".
  "Не сбежит ли разбойник? - я разволновалась. - Нашу лодку украдет и уплывет".
  "Не сбежит с кола, - Клавдий довольный руки потирает. - Он на кол напоролся в яме.
  Как с кола слезет?" - Клавдий зажигает факел и подносит к яме.
  Из нее глупо выглядывает... брат Клавдия Фраер".
  "Фраер?" - Клавдий чуть факел не выронил от неожиданности.
  "Клавдий, ты меня убил, - Фраер стонет.
  Но на убитого он не похож. - Сетью пытал.
  На кол меня посадил, родного брата-то.
  Я на тебя пожалуюсь стражникам.
  Мало тебе не покажется".
  "Брат, раб мой, брат, - Клавдий бегал вокруг ямы. - Как же ты в сеть попал и на кол?"
  "В сеть я попал, потому что какой-то дурак поставил сети не на реке, а около амбара, - Брат хозяина стонет тише. - А на кол ты меня столкнул, братец.
  Ты мне ответишь деньгами, Клавдий".
  "Отвечу, отвечу деньгами, - Клавдий булькает. - Ты убился, брат мой?
  Кол тебе утробу пропорол?"
  "Не дождешься, Клавдий, - Фраер кряхтит. - У меня бока жирные, с салом.
  Кол через сало прошел.
  За сало заплатишь, Клавдий".
  "За все заплачу тебе, мой любимый брат", - Клавдий осторожно спускается в яму.
  "Маний, - я друга за рукав потянула. - Бежим к реке отсюда.
  Клавдий может нас заставить его толстого брата из ямы тащить.
  Потом еще что-нибудь придумают против нас".
  "Бежим", - Маний опережает меня.
  Затем резко останавливается.
  Я натыкаюсь на него:
  "Маний, ты в другую сеть попал?"
  "Нет, Персефона, я не в сеть попал, - Маний шумно вдыхает воздух. - Вяленым мясом пахнет.
  Где-то окорока висят".
  "Где, где, вот же они", - я замечаю развешенные над потухшими углями куски вяленого мяса.
  "Берем, сколько сможем, Персефона".
  "Но это же будет воровством, Маний".
  "Нет, Персефона, это не воровство, - Маний срывает самый большой окорок и протягивает мне. - Мясо - плата нам за наши переживания и за то, что помогали Клавдию.
  Он еще нам деньги должен".
  Мы нагружаемся вяленым мясом так, что сгибаемся под его тяжестью.
  Только дошли до берега.
  Толко успели выгрузить в лодку украденное, как послышался истошный вопль Клавдия с горы:
  "Обокрали, обокрали меня.
  Ловите их.
  Они к реке, наверно, побежали".
  Зажглись факелы.
  "Персефона, - Маний от страха на весла сел.
  Греб так усердно, что лодка неслась стрелой по темной воде. - Если нас догонять станут, то бросай мясо в воду.
  Скажем, что мы ничего не воровали, а разбойники, наверно, украли мясо у Клавдия".
  "Тебя не догонишь, Маний, - я засмеялась. - Слышишь, как голоса затихают.
  Ты несешься, как ветер, Маний.
  Не налети на корягу или на берег.
  Разобьемся насмерть".
  "Я умею, да я умею", - Маний довольный сопит.
  Что он умеет - нестись на лодке, или убиваться насмерть?
  "Маний, течение изменилось? - я посмотрела на проплывающую мимо корягу.
  На коряге сидели три зайца. - Мы плыли против течения.
  Теперь плывем - по".
  "Персефона, - Маний потягивается. - Ты листьями водяных лилий прикрой вяленые окорока.
  И дай мне воооон тот лакомый кусочек".
  "Копченый язык бараний?"
  "Да, Персефона, копченый язык бараний", - Маний улыбается.
  Наше настроение поднимается вместе с солнцем.
  "Река расширилась, Маний, - я прикрываю ладошкой ротик. - Мы можем спать.
  Вода сама лодку понесет к Флавии".
  Я многозначительно замолчала.
  Думала, что Маний добавит о Флавии что-нибудь.
  Если, она, конечно, существует.
  Ведь Жизель была уверена, что Маний обманул меня с Флавией.
  "Персефона, ты спи, а я посторожу твой сон", - Маний не ответил мне о Флавии.
  Впрочем, меня это устраивает.
  Я устраиваюсь на дне лодке.
  Чувствую, как подо мной плещет черная глубина - бездонная.
  Просыпаюсь я от нестерпимой жары.
  Поднялась, а Маний спит.
  Завалился и храпит.
  "Хорошо же ты, Маний, сторожил мой сон", - я тихо засмеялась.
  Откусила от окорока душистое вяленое мясо.
  На душе неспокойно, потому что мы взяли у Клавдия мясо без спроса.
  Я старательно обхожу даже в мыслях слово - украли.
  "Просыпайся, ленивая Персефона, - Маний через пару часов чмокает губами и открывает глаза. - Ты уже проснулась?"
  "И давно я проснулась".
  "Спала, а я твой сон сторожил", - Маний даже не оправдывается, что заснул.
  Мы наблюдаем, как проплывает далекие берега.
  "Далеко до Флавии?" - Я не выдерживаю.\
  "Как доплывем, так я тебе скажу, Персефона", - Маний ответил недовольно.
  "Утро прекрасное, свежее, - я перехожу на другую тему. - Словно только что в первый раз утро".
  "Персефона, не умничай", - Маний насторожено смотрит на догоняющую нас речную галеру.
  Гребцы на веслах поют песню.
  "Далеко плывете?" - Надсмотрщик на галере спрашивает, когда галера поравнялась с нами.
  "Нет, мы не плывем, мы рыбу ловим!" - Маний осторожно отвечает.
  "Что везете?" - Надсмотрщик на галере щелкает кнутом.
  Пытается рассмотреть, что находится под листьями водяных лилий в лодке.
  Я не выдерживаю наглости надсмотрщика.
  Отвечаю дерзко:
  "Если мы рыбу ловим, то, что же мы можем везти, кроме рыбы?
  Ты, надсмотрщик, не стражник, чтобы нас спрашивать".
  "Я сейчас тебя поймаю и на весло посажу", - надсмотрщик краснеет.
  "Хулио, сначала догони девку, - гребцы на веслах хохочут. - Можешь спрыгнуть с галеры и плыви за их лодкой.
  Мы же не поплывем за ними.
  Мы не нанимались за твоими девками по реке гоняться.
  Нам хозяин сказал - плывите в Сикион.
  Хозяин не сказал - плывите за девками". - Гребцы ржут.
  "Зато я кнутом могу вас стегать", - Надсмотрщик взмахивает кнутом.
  Раздаются крики боли и проклятия.
  Галера убыстряет ход.
  И вскоре скрывается далеко впереди.
  "Персефона".
  "Да, Маний".
  "Ты в следующий раз не шути с мужчинами, - Маний опускает руку в воду. - Накажут".
  "Ты же меня защитишь, Маний".
  "Я убегу", - Маний смеется, будто пошутил.
  "Мне твоя шутка не нравится, Маний".
  "Будем держаться ближе к берегу, - через час молчания Маний подал голос. - В прибрежных зарослях скроемся, если на нас нападут.
  На середине реки мы - беззащитные".
  "Ты прав, Маний, - я примирительно качаю головкой. - Я не подумала, что на середине реки мы всем видны.
  Около берега - спокойнее".
  Мы снова плывем в тихом умиротворении.
  Я представляю, как с ярмарки во Флавии увезу мешок золотых украшений и драгоценных камней.
  Впереди шум водяного колеса.
  Рабы крутят колесо.
  Оно подает воду из реки на поля.
  "Вы, на лодке, - рабы нас замечают. - Не сбейте наше колесо".
  "Как же не сбить, если нас на него заносит", - Маний заскрипел зубами.
  Я бросилась к веслам и отчаянно гребу.
  Колесо все ближе.
  Нас тащит под него.
  "Что рты разинули? - я кричу рабам. - Остановите колесо.
  Иначе нас под него вода затянет".
  "Мы не можем остановить колесо, - рабы кричат. - Хозяин нас тогда убьет".
  Лодка на высокой волне проносится в опасной близости от колеса.
  Левым бортом слегка задевает за деревянную подпорку.
  На нас обрушивается вал воды с колеса.
  И через миг - водяное колесо с вопящими рабами остается за нашей лодкой.
  "Нам повезло", - я ладонями вычерпываю воду из лодки.
  Через несколько минут вода успокаивается.
  Мы плывем мимо рыбачек.
  Обнаженные женщины тянут сеть из воды.
  "Далеко ли до Флавии?" - я не получила ответ у Мания, поэтому спрашиваю рыбачек.
  "Флавия? - ближайшая рыбачка спрашивает нас с удивлением.
  Ее ответ зависает в воздухе. - Крокодилы у нас есть.
  Флавию не знаем".
  "Чья сеть? - Маний быстро переводит вопрос от темы Флавии. - Вашего хозяина сеть?"
  "Мы - бедные рыбачки.
  У нас даже хозяина нет.
  Не скопили денег на покровителя.
  А вы с нами не потянете сеть?"
  "На обратном пути вам поможем, - Маний отворачивается от рыбачек и бормочет: - Ни стыда, ни совести".
  "Ни стыда, ни совести, - я смеюсь, потому что уверена, что Маний шутит. - Ты, Маний, хотел бы, чтобы рыбачки в хитонах рыбу ловили.
  Осуждаешь их за то, что они голые в реке?"
  "Я не люблю рыбачек, - Маний ответом удивил меня. - Я рыбаков люблю".
  Я освобождаюсь от мокрого хитона:
  "Водяное колесо намочило нас, - я расправляю хитон на лавке. - Пусть сушится одежда".
  "Не надейся, Персефона, что я тоже разденусь, - Маний усмехнулся. - Я - парень.
  А парень просто так свою красоту не показывает". - Маний пристально смотрит на меня.
  Сжимаю колени.
  Пожимаю плечами.
  "Маний, посмотри, какой обрывистый берег.
  В нем пещеры.
  Может быть, в пещерах спрятаны клады древних Асирийцев?" - Я даже ротик открыла, и язычок высунула от волнения.
  "Персефона, - Маний засмеялся. - Закрой рот и убери язык
  Ты похожа на запыхавшуюся собаку".
  "Лучше быть похожей на собаку, чем ни на кого не быть похожей", - я обиделась.
  Маний крепился, держался, но направил лодку к обрыву.
  "Пальмы, кокосы, круглая вершина обрыва, - Маний голову поднял. - Я даже тропиночку вижу узкую.
  Звериная тропа.
  Персефона, мы поймаем на тропе степного льва".
  "Зачем нам лев?
  Я львов боюсь, Маний".
  "Сдерем со льва шкуру", - глаза Мания загорелись азартом.
  "Вижу, вижу вход в пещеру неожиданностей, - я встала на коленочки на лавку. - Дыра в обрыве.
  Дыра живо возбуждает мое любопытство".
  "Не берег, а неприступное болото, - Маний не знает, куда лодку поставить. - Долго придется бродить по болоту, чтобы выйти на обрыв".
  Мы долго петляем по болоту.
  Наконец, я останавливаю лодку около сухой кочки.
  Желтые глаза крокодилов смотрят на нас с вожделением.
  Но мы быстро - с кочки на кочку - добираемся до берега.
  Крокодилы разочарованно вздыхают.
  "Маний, а где тропа? - Я оглядываюсь по сторонам. - Где пещера неожиданностей с кладом древних асирийцев?"
  "Персефона, - Маний захохотал, даже за живот схватился и наклонился. - Ты забыла хитон в лодке.
  Как же ты голая покажешься перед людьми?"
  "Действительно, я забыла хитон, - я осматриваю себя.
  Сбрасываю летучую пиявку с левой груди. - Надеюсь, что мы с людьми на этом берегу не встретимся.
  Здесь могут жить только очень плохие люди - разбойники и насильники".
  "Как раз голая ты понравишься насильникам", - Маний встает на коленки и руками щупает землю.
  "Маний, ты ищешь сладкие болотные корни нам на ужин?" - Я присела на корточки.
  "Персефона, у тебя только корни сладкие на уме, - Маний пыхтит. - Я ищу тропинку, которую мы видели из лодки".
  "Если это звериная тропа, то лучше бы ее не находить", - я поднимаю камень.
  Хоть какое оружие.
  "Нашел!- голос Мания взволнованный. - Тропа.
  Древнейшая тропа".
  "Как ты узнал, что тропа древняя?"
  "Под землей выложены каменные плитки".
  "Каменные плитки, - я дотрагиваюсь пальчиком до расчищенной Манием плитки. - Зачем древним асирийцам плитки на тропе в древности?
  Здесь же никто не живет".
  "Наверно, тропа жертвоприношений, - Маний поднимается с коленей и тщательно вытирает руки осокой. - Дикий черт. - Маний вскрикивает и облизывает палец".
  "Где дикий черт?" - мое сердечко упало в животик.
  "Дикий черт - я так выругался, - Маний показывает мне окровавленный палец. - Я порезал палец об осоку".
  "Засунь палец в болото, Маний".
  "Засунуть палец куда, Персефона?"
  "В болотную грязь засунь палец.
  Клавдий сидел по шею в болоте.
  Целебная болотная грязь его лечила".
  "Но Клавдий сказал, или его жена сказала, что от болотной грязи некоторые выздоравливают, а некоторые - умирают или тяжело болеют".
  "Маний!
  Всего лишь палец.
  Если у тебя умрет палец или заболеет, то останутся еще другие пальцы, - я уговариваю друга. - Если же не вылечишь палец болотной грязью, то он либо заболеет, либо умрет".
  Моя угроза подействовала на Мания.
  Он засовывает палец в болотную грязь.
  Через пять минут хихикает.
  "Я смешная, Маний?" - только сейчас я поняла, как глупо выгляжу перед другом, потому что голая.
  Я стыдливо прикрываю листьями свои прелести.
  "Ты смешная, Персефона, - Маний продолжает хихикать. - И над тобой я смеюсь, и от щекотки.
  Кто-то в грязи щекочет мой палец".
  "Маний, вытаскивай немедленно руку, - я потянула друга за волосы. - Ты мой двоюродный брат.
  Я не позволю, чтобы моего друга и двоюродного брата щекотал за палец мертвец".
  "Персефона, как мертвец может щекотать? - Маний побледнел. - Он же мертвый и не движется".
  "Маний, если на тебя с траурной колесницы упадет мертвец, то ты тоже скажешь, что он не дотронулся до тебя? - Я визжу от страха. - Тебя сейчас за палец щекочет древний мертвый асириец".
  "Персефона, - Маний с чпоканьем выдернул палец из болотной грязи. - Ты так часто повторяешь - асириец, асирийцы - что будто бы веришь в них".
  "Я один раз слышала от мудреца Феофана, что в древности жили не мы, а - асирийцы.
  Поэтому они называются древними, что жили в древности".
  "Посмотри на своего асирийца", - Маний трясет пальцем.
  К нему присосались три зеленые пиявки.
  И один земляной краб держит палец клешнями.
  "Всего лишь пиявки и краб, - я засмеялась с облегчением. - Не мертвые асирийцы.
  Маний, краб и пиявки тебя вылечили.
  Вернее, вылечили твой палец.
  Я же сказала, и Клавдий говорил, что болотная грязь - целебная".
  "Как же меня пиявки и краб вылечили?" - Маний очищает свой палец от болотных жителей.
  "Пиявки высосали дурную кровь из твоего пальца, Маний.
  Краб болотный твой палец оживил своими укусами".
  "Спасибо, Персефона, что подсказала мне засунуть палец в болото", - Маний облегченно вздохнул.
  Мы поднимаемся по древнейшей тропинке к пещере.
  "В пещере светло, как на небе, - я первая вхожу в широкий вход пещеры. - Маний, здесь древнее кладбище асирийцев".
  "Опять твои асирийцы, Персефона", - Маний с опаской входит за мной.
  "Не мои они, асирийцы".
  "Персефона, кладбище не древнее, - Маний рассматривает могильные камни. - Оно - древнейшее".
  "Значит, здесь много золота", - я хлопаю в ладоши.
  Щеки Мания загораются.
  Он с трудом сдерживает спокойствие:
  "Персефона, кто же хоронит золото на кладбище?"
  "Древние асирийцы хоронили золото на кладбище, Маний.
  Не покойников же хоронить под камнями.
  Покойников сбрасывают в речку.
  Или сжигают - так проще и удобнее".
  "Большие, старые камни спят, - Маний произносит с благоговеньем. - Некоторые рисунки на могильных камнях исчезли от времени.
  Лишь видны нечеткие линии".
  "Линии на камнях остаются долго, - я важно киваю головкой. - Я в детстве нацарапала на камне иероглиф.
  Он до сих пор не стерся".
  "Персефона!
  Какой иероглиф ты нацарапала?
  Ты же неграмотная".
  "Я сама придумала иероглиф, - я показала Манию язык. - То, что ты называешь меня неграмотной - не правда.
  Ты от зависти, что я грамотная, так сказал, Маний.
  Как же я неграмотная, если я нарисовала иероглиф?"
  "И что означает твой иероглиф?" - Маний присел на древний могильный камень.
  "Мой иероглиф означает - "любовь"".
  "Врешь ты все, Персефона".
  "Вот и не вру, Маний".
  "Врешь, врешь".
  "Тебе завидно, Маний".
  "Докажи, что твой иероглиф означал "любовь"".
  "Древние асирийцы были неграмотные, все, - я говорила и верила себе. - Но как только они рисовали иероглифы, то становились грамотными.
  Начертил асириец три палочки скрещенные и придумал, что три скрещенные палочки означают - иероглиф "золото".
  Кружочек и палочка - иероглиф "небо".
  Треугольник и кружочек..."
  "Персефона, - Маний руки перед собой выставил. - Но о своих иероглифах знал только тот, кто их начертил".
  "И те, кому он рассказал, - я торжественно выпятила грудки. - Так древние асирийцы становились грамотными.
  И передавали друг другу, что кружочек и палочка - иероглиф небо".
  "А, если древний асириец никому не рассказал?"
  "Тогда все равно иероглифы его что-то значили... для него.
  Но для всех остались непонятными.
  Но это же не означает, что асириец был неграмотный.
  Теперь ты, Маний, знаешь, что иероглиф на камне около моего дома, иероглиф, который я придумала и начертала на камне, означает - "любовь".
  Поэтому я грамотная".
  "Персефона, ты меня запутала, - Маний сбил с моего плеча жирную зеленую муху. - Лучше бы ты знала, что означают иероглифы на этих могильных плитах".
  "Зачем нам знать? - Я захихикала. - Поднимай камень и посмотри, что под ним".
  "Поднимай, поднимай, - Маний попытался сдвинуть могильный камень с места. - Не поднимается он.
  Тяжеленный.
  Персефона, помогай".
  
  
  ГЛАВА 285
  
  СЕМИРАМИДА И СЕРЖАНТКА ДЖЕЙН.
  
  ПЕРСЕФОНА.
  
  "Разумеется, что камень неподъёмный, - я произнесла через несколько минут наших бесполезных усилий. - Зачем ложить легкий камень на могилу.
  Мертвец легкий камень сдвинет.
  А тяжелый камень он не поднимет".
  "Но тогда мы не доберемся до древних украшений под камнями", - Маний надул щеки.
  "Ты так нарочно говоришь, дразнишь меня", - я в свою очередь надула губки.
  "Что будем делать, Персефона?
  Мы даже самый маленький могильный камень не подвинули.
  Персефона, - Маний облизнул губы. - Я слышал от своего деда, что...
  Нет, Персефона, нет".
  "Начал - говори, Маний".
  "Если принести жертву, то, возможно, что камень сдвинется".
  "В Тире, в Пелопонесе, везде, даже у нас на ярмарке приносят жертвы перед богами.
  Но почему-то жертвенные камни не двигаются, Маний".
  "Те камни не двигаются, а эти, возможно, двинуться, если их оросить кровью".
  "Где мы возьмем жертвенную кровь, Маний".
  "Где мы возьмем жертвенную кровь, Персефона?" - Маний сделал два шага ко мне.
  "Маний, не пугай меня, - я отошла от своего двоюродного брата. - Надеюсь, что ты не собираешься моей кровью брызгать на могильные камни древних асирийцев?"
  "Только немного твоей крови, Персефона".
  "Почему моей крови, Маний?"
  "Потому твоя кровь понравится больше камням, что ты невинная девушка.
  Всегда приносят в жертву невинных девушек".
  "Ахаха, Маний, - я зло засмеялась. - Маний, поэтому жертвенные камни не двигаются, что приносят в жертву невинных рабынь.
  Значит, неправильная жертва выбрана жрецами.
  Надо приносить в жертву невинных парней". - Я показала зубки.
  Сделала три шага назад.
  И... оступилась.
  Оказывается, что слишком уж вышла из пещеры.
  На тропинке я зацепилась волосами за корягу.
  "Маний, - я трясла головкой. - Меня прояснило.
  В пещере древних слишком дурные мысли.
  Я проветрила головку, и они исчезли.
  Выходи из пещеры и глубоко дыши свежим воздухом".
  "Ты обманываешь, Персефона", - Маний прорычал.
  Но из пещеры высунул голову.
  Ноздри Мания раздувались кровожадно.
  Через несколько минут Маний пропищал:
  "Ты права, Персефона.
  Пещера на нас ужасно подействовала.
  Мы чуть не убили друг друга".
  "Если бы я не выпала из пещеры, то мы бы принесли нас в жертвы", - я дышала и не могла надышаться.
  Маний спустился ко мне.
  Мы настороженно смотрели друг другу в глаза.
  И... расхохотались.
  "Чуть не убили друг друга", - я повторяла и повторяла.
  "Принесли бы нас в жертву", - Маний вытирал слезы смеха.
  "Тише вы, болваны, - Послышалось от реки. - Всю рыбу распугаете своим ржанием".
  "Кто это? - я схватилась под левой грудью. - Асириец древний заговорил из могилы?"
  "В реке нет могил, - Маний поднял голову. - Рыбак местный.
  Но почему он отвязывает нашу лодку от лианы?" - Маний схватил камень и понесся по тропинке.
  "Не смей воровать", - я с воинственным кличем побежала за Манием.
  "Здравствуйте", - рыбак уже сидел в нашей лодке.
  Он отпустил лиану и делал вид, что интересуется только поплавком своей удочки.
  Будто ожидает, что мы пройдем дальше по болоту.
  "Здравствуй, рыбак, - Маний подбрасывает камень в руке.
  Камень падает в грязь и обрызгивает Мания и меня болотной грязью. - Ты, зачем нашу лодку отвязывал?"
  "Ваша лодка? - рыбак вцепился руками в борта. - Чем докажите?"
  "Тем докажем, - я запищала, - что под листьями водяных лилий на дне лодки лежит вяленое мясо наше".
  "На дне лодки под листьями водяных лилий спрятано мясо, которое я вялил, - рыбак поднимает листья.
  Нагло на нас смотрит и хохочет. - Моя лодка".
  "Ах, твоя лодка, - Маний замахнулся камнем. - А камень мой.
  Вылезай из нашей лодки, а то голову тебе камнем пробью".
  "Нельзя угрожать человеку, - рыбак вжал голову в плечи. - Я пожалуюсь на вас центуриону.
  Вас казнят.
  Привяжут к лошадям.
  Лошади побегут и разорвут вас на куски".
  "Все ты продумал, - Маний усмехнулся нехорошо. - Но только ты не дойдешь до центуриона своего".
  "Или дойдешь, но мы уже уплывем", - я не хотела, чтобы Маний покалечил рыбака.
  "Мы не похороним тебя на древнем кладбище, - Маний шагнул в лодку. - Мы сбросим тебя в речку крокодилам.
  Придут твои родственники искать тебя - где рыбак?
  Рыбак?
  Какой рыбак?
  Спросите у крокодилов, не видели ли они рыбака, который нагло ворует чужие лодки".
  "Дайте, хоть рыбку половить, - рыбак натянуто улыбнулся. - Из вашей лодки хорошо клюет". - Рыбак выдернул из воды толстую серебристую кефаль.
  Насадил ее на тонкую лиану и опустил в воду за борт лодки.
  "Ты много наловил, пока мы недолго отсутствовали", - я наклонилась и посмотрела в воду.
  На лиане болтались три рыбины.
  "Почему ты голая, девушка, - рыбак левым глазом косил на меня.
  Правым глазом - на поплавок. - Ты - рабыня?"
  "Почему, если девушка голая, то сразу - рабыня, - я потянулась, подхватила хитон и надела его. - Теперь, в одежде я не кажусь тебе рабыней, рыбак?"
  "В хитоне ты не кажешься мне рабыней", - рыбак кивнул вытянутой головой.
  "У меня жемчужные бусы, - я похвасталась. - Рабыни не носят украшения".
  "Я знал одну рабыню - рабыня Гектора, - рыбак дернул удочку.
  Рыбка сорвалась и упала в воду: - Мелочь пошла", - рыбак сплюнул за борт.
  "И что за рабыня Гектора?" - я шейку вытянула, чтобы лучше слышать.
  "Гектор влюбился в свою рабыню.
  Одевал ее, как жену патриция.
  Дарил золотые украшения с драгоценностями".
  "Если Гектор любил свою рабыню, то почему он не сделал ее свободной? - Маний камень из руки не выпускал. - Выкупил бы рабыню сам у себя и сделал бы ее свободной".
  "Ха, - рыбак посмотрел на Мания, как на глупенького ребенка. - Если бы Гектор сделал свою рабыню свободной, то она сразу бы от него ушла.
  Зачем свободной красивой девушке Гектор?
  Гектор старый и грязный.
  Не моется.
  Экономит воду".
  "Мы не экономим воду, потому что в реке ее вокруг много", - я удачно пошутила.
  Но рыбак и Маний почему-то не засмеялись.
  Лишь странно на меня посмотрели.
  "Дайте мне вашего замечательного мяса", - рука рыбака потянулась к самому большому вяленому окороку на дне лодки.
  "Хорошо, что ты называешь вяленое мясо нашим, - Маний легонько предостерегающе ударил камнем по руке рыбака. - Минуту назад ты говорил, что мясо ты вялил, и что лодка твоя".
  "Я есть хочу", - рыбак опустил ударенную Манием руку в воду.
  "У тебя рыба.
  Ее ешь".
  "Рыбку приготовить надо, - рыбак хныкал. - А мясо уже готовое".
  "Мясо денег стоит, - Маний щелкал пальцами. - Давай деньги за мясо".
  "У меня нет денег, - рыбак тяжело вздохнул. - Были бы деньги, то я бы купил рыбу, а не ловил бы ее на реке с крокодилами".
  "Мы не крокодилы", - я снова удачно пошутила.
  Но опять Маний и рыбак не поняли мою шутку.
  "Мы не станем тебе дарить вяленое мясо, - Маний торжествовал. - Тем более что ты хотел украсть нашу лодку".
  "Не станете дарить мне мясо, - рыбак впился глазами в мое лицо. - Тогда ты, девушка, стань моей женой".
  "Я слишком юная, чтобы выходить замуж, - я захихикала.
  И тут до меня дошел смысл слов рыбака. - Чтооооо? - Настолько поражена, что спросила не то, что хотела: - Далеко ли до Флавии?"
  "Я отвечу на любой ваш вопрос, если дадите мне мясо".
  "За каждый ответ мы разрешим тебе откусывать по кусочку, - я с надеждой посмотрела на Мания. - Правда, Маний?"
  "Я бы хотел получить ответы на многие вопросы, - Маний почти согласился. - Но только мне не нужен ответ - далеко ли до Флавии.
  Я сам знаю, сколько плыть до Флавии.
  Рыбак может нас обмануть о Флавии".
  "Я не знаю никакой Флавии", - рыбак переводил взгляд с Мания на меня и обратно на меня.
  "Вот видишь, Персефона, рыбак обманул нас. - Маний погрозил рыбаку камнем: - Ты знаешь, но не скажешь о Флавии, рыбак".
  "Я не догадываюсь о ваших отношениях, парень и девушка..."
  "Мы двоюродные брат и сестра..."
  "Если считаете, что я вам лгу о Флавии, то почему я должен верить вам, что вы брат и сестра.
  Может быть, вы обманываете меня".
  "Сила на нашей стороне", - Маний постучал камнем по борту лодки.
  "Сила у тебя, парень, - рыбак голову свесил. - У тебя и лодка, и девушка, и вяленое мясо.
  Все у тебя".
  "Зато у тебя рыба", - Маний поцокал языком.
  "Маний, Маний, пусть нам рыбак подскажет, - я вернулась к разговору о вяленом мясе. - И откусывает, когда рассказывает.
  Все равно, мясо протухнет даже вяленое.
  Жарко и влажно на реке".
  "На, кусай, - Маний выбрал самый заплесневелый кусок вяленого мяса. - Но только - из моих рук.
  Ты откуда?
  Из Афин?"
  "Из Рима я пришел", - рыбак откусывает огромный кусок.
  Вращает глазами и жует.
  Он смягчается.
  Лицо становится более приветливое".
  "В Риме ты торговал?"
  "Торговал в Риме", - рыбак ответил не очень охотно.
  "Если ты в Риме торговал, то, зачем далеко от Рима рыбу ловишь?"
  "Не из Рима я.
  Обманул вас, - рыбак жует и жует вяленое мясо. - Я старый солдат.
  Нет у меня дома и приюта.
  Нет жены, нет никого.
  Удочка моя - все мое богатство.
  На реке живу.
  По три месяца людей не вижу".
  "Счастлив ты?"
  "Счастливее меня нет рыбака во всей Македонии. - Болезненная улыбка кривит лицо рыбака. - Главное - рыбу поймать.
  Тогда живой остаюсь.
  Одно время я крокодилов добывал".
  "Мясо крокодилов пахнет болотом, невкусное", - Маний произносит, будто пробовал мясо крокодила.
  Он никогда не ел крокодилов.
  А о том, что мясо крокодила невкусное, услышал на галере...
  "Голодному бездомному и камень на ужин вкусный, - бывший воин смеется. - Я с крокодилов кожу сдирал.
  Вырезал из нее ремешки.
  Из тех ремешков сандалии плел и на ярмарке продавал.
  Хорошие деньги получал от жен патрициев".
  "И много заработал?"
  "Много, но ничего у меня не осталось.
  Все стражники забрали.
  Сказали, что я без разрешения префекта торговал на ярмарке.
  Побили меня палками.
  Отобрали деньги, кожаные сандалии из крокодилов.
  И сказали, чтобы больше не появлялся.
  Иначе меня на кол посадят.
  Я рыдал, просил отдать деньги.
  Говорил, что я тоже был стражником и солдатом.
  Пригрозил, что стражники, когда станут ненужными, будут, как и я без дома и без друзей.
  Меня за угрозу сильно побили.
  С тех пор я к людям не выхожу.
  Людей боюсь".
  "А, если появляются люди?"
  "Если появляются люди, - жизнь гаснет в глазах рыбака, - то я в пещере прячусь".
  "В пещере, где могилы?" - Маний икнул от волнения.
  "В пещере, где могилы, - рыбак насаживает на лиану пойманную ставридку. - Я близко к могиле.
  Израненный в сражениях.
  Мне без укрытия трудно - кости болят.
  Но река кормит, а пещера укрывает.
  Никто меня не ругает и за седую бороду не дергает.
  Рыбы мне хватает.
  Только скучно с рыбой.
  Птиц пытаюсь ловить.
  Но они летают, а я не летаю.
  Не могу догнать птицу.
  Дождик пойдет - я в пещере сплю.
  Голову на могильный камень опущу - и спать".
  "Страшная пещера", - я стараюсь узнать тайну пещеры.
  "Бездомному нищему даже смерть не страшна, - рыбак меня осматривает с ног до головы. - Никто меня не трогает в пещере.
  Лучше с мертвыми, чем с живыми.
  Я же видел из кустов барбариса, как вы в мою пещеру поднимались.
  Испугался, хотел убежать подальше.
  Лодку вашу увидел и обрадовался.
  Хотел лодку увести, а вы быстро вернулись - скатились с горы.
  Был бы я моложе, то не догнали бы меня.
  Плыл бы я в лодке до самого Киевграда".
  "Не уплыл, - я не знала, как спросить о сокровищах асирийцем.
  Не знала, поэтому спросила, не зная: - Скажи, дядя.
  Ты под могильными камнями золото искал?"
  "Под могильными камнями? - рыбак остро на меня взглянул.
  Седые брови зашевелились, как волосатые гусеницы. - Конечно, искал.
  Камни могильные в пещере тяжелые.
  Я один камень два месяца подрывал.
  Сдвинул, скатил с горы.
  Под камнем могила".
  "Золото?
  Сапфиры?
  Рубины?
  Жемчуг?
  Изумруды?
  Бриллианты?"
  "Если бы хоть одна золотая монетка, - рыбак с досадой стукнул по борту лодки.
  По воде побежали круги. - Череп и кости в могиле.
  Только череп и кости.
  Да, череп и кости.
  Только череп и кости..." - Рыбак не мог остановиться.
  Наверно, очень ему обидно было, что золото не нашел в могиле.
  "Череп и кости - асирийца древнего?" - я очень любознательная.
  "Что?
  Какого асирийца? - Рыбак рот раскрыл. - Твой отец что ли?"
  "Рыбак, не слушай мою подругу, - Маний, кусал губы. - Девушка умное не скажет".
  "Девушка умное не скажет, зато умное ответит", - я показала Манию язычок.
  Пусть не думает, что он здесь самый умный.
  "За мясо спасибо, - рыбак тяжело отдувался. - Больше не лезет.
  Знаю, что ночь спать не буду.
  Живот не даст.
  Но все равно - накушался".
  "Возьми остаток окорока, - Маний щедро предложил. - На кости еще много мяса осталось.
  Если не протухнет, то на неделю тебе хватит"
  "Радость, радость мне пришла, - рыбак засуетился. - Не протухнет мясо.
  Я в пещере его песочком присыплю.
  Песок не даст сгнить.
  Люди по тысяче лет в песке лежат мертвые и не гниют".
  "Тогда и от меня забирай бараньи ребра копченые, - я расщедрилась. - Добрый ты, рыбак
  Бездомный.
  Жалко тебя".
  "Не скрываю слез радости, - рыбак засопел и зарыдал. - Давно мне никто добра не делал большого.
  Разбойники дальше по течению живут на кладбище.
  Я к ним иногда захожу, когда мне совсем плохо.
  Иногда покормят, иногда побьют меня.
  Но и они не так добры, как вы".
  "Разбойники?" - Маний и я переглянулись.
  "Убиииийцы, - рыбак протянул. - Но мое дело - сторона.
  Захотят - убьют меня.
  Крокодилам на корм бросят.
  Все равно все умрем. - Рыбак тихо плакал. - На реке я битву видел.
  Две галеры столкнулись.
  Никто не хотел пропускать другого.
  Налетели друг на дружку.
  На саблях и на ножах бились.
  Я надеялся, что трупы к берегу принесёт волной.
  Я по кошелям пошарю.
  Одежду с мертвых сниму.
  В моем положении любая вещь - подарок небес.
  Но не повезло мне.
  Галеры затонули.
  А крокодилы всех - живых и мертвых - сожрали вместе с кошелями, саблями и одеждой.
  Я так понимаю - что если нищий бездомный - то никакие трупы с галеры не помогут разбогатеть.
  Иногда я в деревню прихожу.
  Все равно - никому не нужный".
  "Дядя, поплывем мы дальше", - Маний к веслам перешел.
  "Засиделся я с вами", - рыбак засуетился.
  Подхватил удочку.
  Рыбу на лиане вытащил из воды.
  Вяленое мясо, которое мы ему подарили, под мышками зажал.
  Вышел из лодки на кочку.
  Обернулся и глуповато улыбнулся:
  "Девка, спасибо тебе.
  Я с последней войны девок голых не видел.
  В войне рабынь мы завоевали.
  Но так давно было, что уже не помню - было или не было.
  А ты - живая".
  "Живая я", - я пощупала свои бедра.
  Все засмеялись.
  "Я научу вас, как разбойников около воды миновать без проблем, - рыбак расщедрился на советы. - Как увидите на берегу каменные столбы, так вы сразу хода прибавляйте.
  Гребите изо всех сил.
  Убийцы вас заметят в любом случае.
  Но, если медленно кто плывет, то разбойники в лодки прыгают и догоняют.
  Кто же быстро проносится мимо них, за теми даже погоню не устраивают.
  Ленятся убийцы".
  
  Через некоторое время мы с реки видим, как рыбак под тяжестью рыбы и наших подарков поднимается к пещере.
  "Напрасно мы его мясом кормили", - Маний запоздало жадничает.
  "Маний, - я с укоризной качаю головкой. - Рыбак нам подсказал, как мимо разбойников убийц проплыть.
  Иначе нас поймали бы и убили".
  "Придумал рыбак о разбойниках убийцах", - Маний неуверенно тянет речь.
  "Какая рыбаку польза от выдуманных убийц?"
  "Рыбак хотел показаться перед нами знающим и значительным".
  "Маний, каменные столбы, - я поднялась в лодке. - Как рыбак говорил".
  "И ты, Персефона, надеешься, что я налягу на весла, потому что поверил рыбаку об убийцах"? - Маний смотрит на меня с насмешкой.
  "Я не надеюсь, что ты будешь грести, Маний, - я присаживаюсь за весла. - Я сама буду уносить нашу лодку от убийц разбойников". - Я с силой - со своей девичьей небольшой силой - гребу по реке.
  "Около каменных столбов кладбище, - Маний вглядывается в берег. - Не обманул нас рыбак... наверно.
  Какие-то люди бегут к лодкам".
  "Какие-то люди, - я передразниваю Мания. - Если люди потрясают топорами, то они - разбойники".
  "Греби, Персефона, греби".
  "Гребу, Маний, гребу".
  "Я тебе помогу", - Маний усаживается рядом со мной.
  Вдвоем гребем мощно, напористо.
  Лодка ускоряется и несется.
  Почти несется.
  Почти, как стрела...
  Разбойники убийцы садятся в лодки, но не отплывают.
  Затем выходят из лодок.
  "Рыбак честный, - я торжествовала, словно ручалась за рыбака. - Он сказал, что разбойники убийцы ленятся гнаться за теми, кто быстро проплывает мимо их стойбища".
  "Признаюсь, что не зря мы рыбака кормили, - Маний соглашается с неохотой. - Он нас спас своим советом.
  Иначе нас разбойники убийцы коптили бы на вертелах".
  "Мир не без добрых рыбаков, Маний".
  
  К вечеру нас догоняет рыбацкая лодка.
  Мы не гребем.
  Рыбак в лодке рядом тоже не гребет.
  Течение нас несет.
  "С нашим Полуксом разговаривали?" - рыбак спрашивает.
  "С каким вашим Полуксом?"
  "Который в пещере жил", - рыбак смотрит на небо.
  "В пещере?
  Жил?"
  "Я за вами с реки наблюдал, - рыбак показывает зубы. - В это время сомы очень хороши.
  Сомов я ловил.
  Вы Полукса угостили вяленым мясом".
  "Угостили, - я трясу головкой. - Разве грех угостить бездомного голодного вяленым мясом".
  "Не грех, конечно, - рыбак кряхтит. - Но на пользу оно ему не пошло".
  "Главное, что пошло".
  "Полукс давно мяса не ел.
  Только рыбкой питался.
  Наелся вяленого мяса и помер".
  "Умер?"
  "Десять войн Полукс прошел, - рыбак смотрит на нас с осуждением. - На кол его сажали.
  Пикой протыкали.
  Колесницей давили Полукса.
  Наконечник стрелы у него под кожей застрял.
  А умер он от переедания.
  От жадности и голода все мясо сразу съел.
  Я зашел в пещеру:
  "Полукс, Полукс, дай ответ".
  В ответ услышал стон.
  Полукс синий лежит скрючившись.
  Руками за живот держится и стонет.
  "Убили, убили меня", - крикнул и задергался.
  Затем совсем умер, целиком". - Рыбак замолчал.
  "Мы не виноваты, - я твердо заявила. - Обвинять нас в том, что мы накормили нищего мясом - нечестно.
  Почему вы, жители деревни, не помогали бывшему воину?
  Он вас защищал от врагов.
  Вы же ему ни кусочка баранины не предложили.
  Если бы подкармливали Полукса мясом, то он не набросился бы жадно на вяленую баранину, которую мы ему подарили, и не умер бы от боли в животе".
  "Я с тобой соглашусь, девка, - рыбак поправил бороду.
  Перекинул ее с левого плеча на правое. - К нам в деревню он приходил.
  Мы на него снисходительно смотрели и улыбались.
  Не давали мясо кушать.
  Полукс полежит в тенечке под пальмой.
  Посмотрит на пасущихся баранов.
  Так и все время проводил в деревне, пока не оголодает.
  По три дня ничего не ел.
  Мы же не предлагали.
  А воровать он не умел".
  "Девок не портил ваш Полукс?" - Маний озадачил меня и рыбака.
  "Да ты что говоришь, парень? - рыбак даже заикаться стал. - Посмотрит на купающихся девушек в луже.
  Или по ночам в окна заглядывал.
  Нет, никого он не портил.
  Вреда от Полукса не было".
  "Дядя, а за нами, зачем плывешь?"
  "Я не за вами плыву.
  До следующего поворота реки только.
  Там ямы под водой глубокие.
  Сомы в тех ямах величиной с коня".
  Мы попрощались взглядами с рыбаком.
  "Персефона, - Маний вытянул ноги между моих ног. - Нам нужен хороший ночлег, но бесплатный".
  "Хорошо бесплатно не бывает, - я вспомнила поговорку тирбургских купцов.
  Они изредка заезжали в нашу деревню. - Причалим к берегу около пальмовой рощи.
  Может быть, кокос найдем вкусный".
  "На пальмовых листья хорошо выспимся", - Маний согласился.
  
  Согласиться-то согласился, но причаливать я должна...
  В последние дни я стала чуть хуже думать о моем двоюродном брате.
  Мысленно придиралась к нему.
  Наверно, я устала в дороге...
  Я вогнала лодку в камыши.
  Вышла и по колено в воде тянула лодку за собой к берегу.
  Маний же в лодке ожидал, когда можно ему выйти на сухой берег.
  Я лианой привязала лодку к пальме.
  Вдруг, я почувствовала, что за мной кто-то следит.
  "Маний, - я оглядывалась по сторонам. - На меня смотрят".
  "Фу, Персефона, перестань нервничать, - Маний пожал плечами. - Кому ты нужна... - И тут же исправился. - Конечно, ты нужна многим.
  Но не настолько, чтобы за тобой подглядывали".
  "Маний, я боюсь", - я шагнула за пальму.
  И увидела высокого патриция.
  Патриций надменно смотрел на меня.
  Парадная туника патриция расшита золотом.
  За патрицием стояла высокая красивая рабыня.
  Я поняла, что она рабыня, потому что - без одежды.
  Рабам одежда не нужна...
  Патриций и рабыня молчали.
  Ждали, что мы дожны оправдываться - зачем плыли, почему пристали к берегу, что мы хотим, не навредим ли.
  Патриций неотрывно смотрел на Мания.
  И к удивлению, первым заговорил патриций:
  "Юноша, ты, почему не в армии?"
  "Из нашей деревни в императорскую армию не берут", - Маний вытер нос.
  По ошалевшему взгляду понятно, что Маний удивился вопросу патриция.
  "Дяденька патриций, - я подумала, что нужно отступать к лодке.
  Неизвестно, что у патриция в мыслях о нас. - Почему столь высокий и благородный, ходит по дикому берегу реки?"
  "Любознательная девушка, - патриций с презрением взглянул на меня и снова обратил свой взор на Мания: - Грациозный юноша.
  Скулы благородно выдаются у тебя.
  Изящно очерченный нос и тонкие губы.
  Глаза маленькие, но выразительные и блестят.
  Волосы черные, кучерявятся.
  Не смотри на меня с недоброжелательством".
  "Ну", - Маний переступал с ноги на ногу.
  Не знал, что делать и что говорить патрицию.
  "Здравствуй, красивый юноша", - патриций видел только Мания.
  Я же Мания грациозным красавцем не считала...
  "Здравствуй, патриций", - Маний ответил приветливо, без нотки вражды и презрения.
  "Ты на лодке плыл?"
  Будто я не плыла с Манием на лодке...
  "Я - Маний, - мой двоюродный брат икнул. - Да, благородный патриций, я со своей сестрой двоюродной путешествую..."
  
  
  ГЛАВА 286
  
  СЕМИРАМИДА И СЕРЖАНТКА ДЖЕЙН.
  
  ПАТРИЦИЙ.
  
  "Приглашаю тебя, юноша, в мой походный шатер", - патриций развернулся и стал взбираться на высокий берег.
  На нас и на рабыню свою патриций даже не обернулся.
  Понимал, что мы будем слушаться беспрекословно.
  Маний догнал патриция и шел рядом с ним.
  Я плелась в конце нашей странной компании.
  Передо мной обнаженными ягодицами сверкала рабыня.
  Так как девушка поднималась, то я не видела ничего вокруг, кроме ее попки.
  "Я - патриций Тесей, - патриций взял Мания за руку. - Я направляюсь к цезарю.
  Здесь сделал привал.
  Не думал, что в глуши, на берегу реки я найду грациозного гибкого юношу".
  "А уж, как я не думал, что встречу патриция у реки", - Маний засмеялся.
  "Около Римбурга уже подобных диких мест нет, - патриций тяжело вздохнул.
  Обернулся и пронзил меня острым взглядом - с головы до ног.
  Или на рабыню смотрел, а мне показалось, что на меня. - Дикие пальмовый рощи около Римбурга уничтожены.
  И вода не столь чистая, как здесь.
  Ты какого рода племени, Маний?
  Страсбургский или Афинский?
  Если Афинский, то тебе одна дорога - в философскую школу Сократа.
  Примерно два дня отсюда идти пешком".
  "Нет, спасибо, Тесей, - Маний споткнулся о красный камень.
  Патриций тут же поддержал Мания за талию, чтобы он не упал. - В философскую школу Сократа я успею...
  На обратном пути.
  Меня лодка на реке ждет.
  Не пропадать же лодке".
  "Лодка, да, лодка, - патриций засмеялся. - А в лодке - что?"
  "В лодке ничего", - Маний не проговорился о вяленом мясе под листьями водяных лилий.
  "Ничего нет в лодке, - патриций многозначительно повторил.
  Он остановился и смотрел в маленькие глазки Мания.
  Старался угадать по глазам. - Лодка плавает.
  Зачем к берегу пристал?" - Патриций Тесей продолжал говорить с Манием, будто он один плыл в лодке.
  "Ночевать в пальмовой роще хотел, вот и пристал к берегу", - Маний принял игру патриция, что будто бы меня нет.
  Я почувствовала себя лишней и одинокой.
  "Может быть, сбегу? - я замедлила шаг и подумала. - Вернусь на чудо-озеро и к Жизель?
  Она говорила, что я ей нужна, и что она меня любит".
  Но в то же время я не имела права бросить Мания одного на растерзание патриция...
  Конечно, от меня - хрупкой, тоненькой - мало пользы в бою с патрицием.
  Но хотя бы своим присутствием подбодрю Мания.
  И тут мелькнула мысль:
  "А, что, если Маний обо мне уже забыл.
  Он - во время нашего восхождения на высокий берег - ни разу не оглянулся на меня".
  Патриций что-то шепнул Манию на ухо.
  Маний жеманно засмеялся, как девушка.
  Мы поднялись в пальмовую рощу.
  Десяток солдат с копьями, мечами пировали на траве под пальмой.
  Наверно, они охраняют патриция.
  Около кустов малины стоял высокий красивый шатер.
  Солдаты увидели патриция и вскочили.
  "Вольно, Крамер, - патриций небрежно махнул рукой. - Отдыхайте.
  Утром отправимся дальше, через Харибду". - Патриций Тесей вошел в шатер.
  Маний проследовал за патрицием.
  Рабыня осталась около входа в шатер.
  Я подумала и тоже хотела войти.
  "Тебе нельзя туда", - рабыня на меня посмотрела с жалостью.
  "Но там Маний.
  Он мой друг и двоюродный брат".
  "Пусть даже сам цезарь твой Маний.
  Тесей в свой шатер женщин не допускает".
  "Тогда я подожду около шатра", - я присела на жесткую траву.
  "Я бы тебе не советовала оставаться у шатра, - рабыня понизила голос.
  Голос у нее спокойный, мягкий.
  Рабыня чуть заметно кивнула в сторону сидящих воинов. - Они сейчас напьются вина из амфор и к тебе полезут".
  "Зачем они ко мне полезут? - Я пожала плечами. - Какая солдатам от меня радость?
  Я же не пью вино.
  Не умею рассказывать истории".
  "Ты, что?
  Ничего не понимаешь?"
  "Я много что понимаю", - я обиделась и надула губки.
  "Возвращайся к своей лодке.
  И, если заметишь, что кто-то спускается к тебе, то советую - отплыви подальше от берега.
  В реку с крокодилами даже пьяный солдат не полезет.
  А, если полезет - то сам себя накажет".
  "Ты говоришь загадками".
  "Йена".
  "Что за Йена?"
  "Мое имя - Йена".
  "Я - Персефона".
  "Персефона, поторопись, - Йена настороженно смотрела на солдат.
  Они стали оглядываться на меня.
  Даже посмеивались".
  Вдруг, седой воин поднялся и на шатающихся ногах двинулся к нам.
  "Персефона, идем, - Йена схватила меня за руку. - Я тебя до лодки твоей провожу".
  "Ты - рабыня.
  Как ты оставишь своего хозяина патриция".
  "Я не понадоблюсь Тесею до утра", - рабыня криво усмехнулась.
  Воин подошел и опустил свою ладонь на мою попку.
  "Галлий, нельзя, - рабыня бесцветно произнесла. - Тесей не разрешает ее трогать".
  "Какое дело нашему Тесею до простой крестьянки?" - Воин все же убрал руку с моей попки.
  "Ты войди в шатер и сам спроси Тесея, какое ему дело до простой крестьянки", - Йена усмехнулась.
  Видно, что она хорошо знала привычки патриция.
  "Я еще не сошел с ума, чтобы без приглашения зайти в шатер Тесея, - воин сплюнул мне под ноги. - Девка, еще кто с вами был?"
  "Нет, только я и Маний, - я отвечала охотно. - На галере с нами плыли купцы.
  Потом еще мы людей встречали.
  На чудо-озере..."
  "Ты очень глупая крестьянка", - солдат покачал головой.
  Йена меня тащила за руку к обрыву.
  Я оглянулась.
  Солдат внимательно смотрел на меня.
  "Еще не совсем упились солдаты, - Йена прошептала, когда мы стали спускаться вниз, к реке. - Но когда упьются, то перестанут соображать.
  Тогда я их никак не остановлю".
  "Что от меня хотел старый солдат?
  И зачем меня щупал?"
  "Жениться на тебе Галлий хотел".
  "Жениться?"
  "Да, жениться.
  А потом другие солдаты на тебе бы женились".
  "Разве можно жениться в поле?
  Женятся в храмах".
  "Солдатам все и везде можно, - Йена произнесла угрюмо и печально. - Законы на глиняных столбах не для них писаны.
  Воины могут все, если захотят".
  Мы обе помолчали.
  "Нет в солдатах доброты.
  Раньше была, а потом исчезла.
  И в солдаты идут уже меньше.
  Молодых убивают, а старики продолжают воевать".
  "Йена, а ты давно рабыня?" - я спросила осторожно.
  "Я родилась в рабстве, - Йена помогла мне перелезть через упавшее дерево. - Мои родители - рабы".
  "Тяжело?"
  "Я другой жизни, кроме рабства не видела, - Йена вошла в лодку.
  Я - следом за ней.
  Мы присели на разные скамеечки. - Даже бежать из рабства не хочу.
  На воле другая жизнь.
  Я же ничего не умею, кроме как прислуживать.
  Не умею покупать, продавать, растить хлеб, ловить рыбу.
  Бесполезная я буду без хозяина.
  И долго не проживу.
  Меня обманут и убьют", - Йена вздрогнула.
  "Я и не думала, что некоторые боятся убежать из рабства, - я наклонилась и извлекла из-под листьев водяной лилии кусок вяленого мяса. - Возьми, покушай, Йена".
  "Спасибо тебе, добрая Персефона, - Йена покачала очаровательной головкой. - Я не ем мясо".
  "Болеешь?"
  "Нет, я с детства не ем мясо, рыбу, дичь.
  Даже яйца не кушаю.
  И молоко не пью".
  "Бедненькая.
  Значит, все же - болеешь".
  "Нет, не болею, - Йена засмеялась. - Когда мне было пять лет, я увидела, как раб отрезал у другого раба ногу и жадно ел ее сырую.
  Меня вырвало.
  С тех пор я каждый раз, когда смотрю на мясо, то представляю, что оно - нога раба".
  "А рыба, яйца и молоко, причем здесь?"
  "Рыба, яйца и молоко - та же самая сырая нога раба", - Йена махнула тонкой ручкой.
  "И этот бараний бок кажется тебе ногой раба, Йена?"
  "Еще бы, - рабыня фыркнула. - Смотрю на вяленую баранину, а вижу сырую ногу раба".
  "Смешно, - я пару раз откусила мясо и спрятала под листья водяных лилий на дно лодки. - Теперь тебе не видится нога раба?"
  "Сейчас нет ноги раба", - Йена засмеялась.
  Мы молчали минуту.
  И минута молчания как бы нас сблизила.
  "Йена, я не выдержала, - если ты смотришь на мясо и видишь отрезанную ногу раба, то если посмотришь на отрезанную ногу раба, то увидишь баранину на ребрышках". - Шутка мне очень понравилась.
  Я хохотала, даже ножками стучала по дну лодки.
  Йена тоже залилась звонким серебряным смехом.
  Мы смеялись до слез.
  Вдруг, послышался треск.
  За ним раздались проклятия.
  "Персефона, отплываем", - Йена выскочила на берег.
  Быстро сорвала лиану, которая держала лодку.
  Оттолкнула лодку и перевалилась в нее.
  Мы отплыли метров на десять от берега.
  "Эх, упустил добычу, - серая тень на берегу превратилась в пятно. - Йена, греби к берегу.
  Я тебе кое-что на ушко скажу".
  "Ганимед, я на год вперед знаю, что ты мне скажешь", - Йена держала лодку на границе водяных зарослей.
  "Отдай нам девку, а сама плавай, сколько хочешь, Йена".
  "Персефона - не моя и не рабыня, - Йена остро взглянула на меня. - Как же я ее могу отдать?
  Она - не вещь.
  Если Персефона захочет, то она сама к тебе приплывет".
  "Я не хочу", - я ответила быстро.
  Шатающийся солдат меня пугал.
  Что-то было зловещее в его ухмылке.
  "Ганимед, слышал?
  Персефона не хочет к тебе".
  "Тебя Персефона зовут?" - Ганимед решил говорить со мной.
  "Персефона", - я присела к веслам, чтобы лодку не снесло.
  "Персефона, а, если я в тебя копье метну?"
  "Если ты в меня копье бросишь, Ганимед, то оно меня пронзит.
  И я умру". - Я дрожала от страха.
  "Или не попадешь, а копье утонет", - Йена заступилась за меня.
  "Ну, тогда я из лука выстрелю в тебя, Персефона".
  "Ганимед, патрицию Тесею не понравится, если ты убьешь Персефону или меня.
  Стрела и в меня может попасть.
  Рука у тебя сейчас неверная".
  "За мою руку не беспокойся, Йена, - солдат захохотал.
  И снова стал меня уговаривать.
  Словно птичку подманивал: - Персефона, а Персефона".
  "Да, Ганимед".
  "Ты деньги любишь?"
  "Люблю деньги, Ганимед".
  "Плыви ко мне.
  Я тебе золотой сольдо подарю".
  "Целый золотой сольдо, - у меня сразу губки пересохли. - На золотой сольдо можно купить три деревни, как наша".
  "Нет у него золотого сольдо, - Йена зло прошептала мне. - Обманет".
  "Йена, я все слышал, - солдат зарычал. - Не лезь не в свои дела.
  Или ты девку для себя присмотрела".
  "Ой, Ганимед, сам ты девка", - рабыня взглянула на меня и опустила глазки.
  "Рабыня, я приказываю, греби к берегу", - солдат завопил.
  "Я не твоя рабыня, Ганимед, - голос Йены сухой. - Я рабыня патриция Тесея".
  Йена присела ко мне на скамейку и прошептала на ушко тихо-тихо:
  "Уплывем отсюда.
  Ганимед может и из лука выстрелить.
  Ума совсем нет у солдата".
  "Куда мы поплывем?
  Здесь мой Маний.
  Я его не оставлю одного.
  Маний утром придет, а меня нет?
  Не согласна я уплывать".
  "По берегу нас могут найти солдаты, - Йена тряхнула роскошными черными волосами. - Подберутся тихонько.
  Скрытно ходить воины умеют отлично.
  Если бы пьяный Ганимед не споткнулся и не упал бы, то..." - Йена замолчала.
  "То, что было бы?"
  "Плохо тебе было бы, Персефона".
  "Ой".
  "Вот тебе и ой".
  "Йена, а что солдат имел в виду, когда говорил, что ты девку для себя присмотрела?"
  "Не слушай солдат, они убивают, - Йена заскрипела зубами. - По пути три семьи вырезали, - в голосе зазвенел металл. - Ночью тайно подошли и всех убили".
  "Зачем?" - я почувствовала, как от ужаса отнимаются пальцы рук.
  "Тесей приказал, - Йена пожала плечами. - Мне солдаты и патриций не докладывают.
  Я - рабыня.
  Надо было им - зарезали.
  Никто даже проснуться не успел.
  Солдаты умеют тихо подкрадываться".
  "А собаки?
  Собаки бы залаяли".
  "Собаки, - Йена усмехнулась невесело. - Собаки обожают солдат и армию.
  После солдат остаются вкусные убитые лошади.
  И люди... погибшие.
  Много мяса, много костей.
  Собака хозяина предаст ради солдата...
  Поэтому собаки не лаяли".
  "Ужасно", - я не могла успокоиться.
  "Где бы тебе спрятаться до утра?" - Йена провела ладошкой по лицу.
  "Мы плыли и видели небольшой островок около берега, - я вспомнила. - По воде до островка опасно добираться.
  Водяные змеи и крокодилы кишат.
  Солдаты не доберутся до меня.
  Но на островке...
  На островке, я думаю, что все спокойно".
  "Замечательно, - Йена вглядывалась в темную реку. - Кажется, я его вижу, островок".
  Через несколько минут мы доплыли до островка.
  Йена первая выпрыгнула из лодки.
  Выдернула ее на сушу.
  И подала мне руку.
  Я была приятно удивлена.
  Вспомнила, что Маний всегда ждал, когда я вытащу лодку.
  Затем только выходил сам на берег...
  Ну, разве, что за редким исключением, помогал мне.
  Мы осмотрелись по сторонам.
  "Ни крокодилов, ни змей", - Йена наклонилась и собирала сухие водоросли.
  Я следила за рабыней.
  Все не выходили из головы слова солдата о том, что Йена меня приберегла для себя.
  Она отрежет мою ногу и съест.
  "Будем спать на сухих мягких водорослях. - Йена улыбнулась мне и похлопала себя по бедру. - Персефона.
  Ты смотришь на меня задумчиво".
  "Ничего особенного, Йена.
  Мои глаза веселые, но сморят задумчиво". - Я осторожно опустилась на сухую теплую мягкую постель.
  Рабыня стояла и смотрела на воду.
  "Йена, а ты, почему не ложишься спать?"
  "Ты спи, Персефона, - рабыня обернулась.
  Уголки ее рта растянулись в мягкой улыбке. - Я любуюсь рекой.
  Давно я так спокойно не стояла и не наблюдала.
  Жизнь рабыни - постоянное ожидание.
  И ожидание плохого.
  Но я уже говорила, что другой жизни я не знала и не умею.
  Я не представляю, как ты со своим другом плыла в лодке.
  Плыли вы свободно.
  Никто не указывал вам, где остановиться, что делать.
  Вы сами выбирали свою дорогу.
  Я так не могу.
  Я из другого мира.
  Из мира рабов", - плечи рабыни затряслись.
  "Йена, - я не выдержала.
  Поднялась.
  Подошла и обняла ее. - Не плачь.
  Жизнь моя не лучше рабской.
  У меня нет денег.
  Нет своего дома.
  Замуж меня никто не возьмет, потому что я бедная".
  "Но ты свободная и умеешь жить".
  "Да, я свободная и умею жить", - я почувствовала разницу между свободной, пусть даже бедной девочкой, и рабыней - пусть и рабыня богатого знатного патриция.
  Йена не думала о том, что кушать.
  За нее решал хозяин.
  И не задумывалась, где переночевать в безопасном от разбойников насильников месте.
  Всю жизнь решали за рабыню..."
  "Река течет, - рабыня опустила головку на мое левое плечо. - Никто реку не выдумал.
  Никто не назовет ее рабыней, хотя она не может выйти на свободу из своих берегов.
  Никто не скажет, что река бедная, хотя у нее нет золотых монет.
  Мы умрем.
  А река будет спокойно жить".
  "Умирать я не собираюсь", - я с напряжением выдохнула.
  "Персефона, а ты видела падающую звезду?
  Самую большую, которая небо расколола?
  Было пять лет назад.
  Ночь осветилась.
  Стало светло, как днем.
  Будто второе солнце зажглось.
  Купцы говорят, что эту звезду видели во многих царствах".
  "Я видела ту звезду, Йена, - я обрадовалась. - Я очень испугалась.
  Я тогда тихонько срывала персики в чужом саду.
  Когда звезда ослепительно взорвалась, я упала с персикового дерева.
  Думала, что боги Олимпа на меня рассердились за то, что я воровала персики.
  А я всего-то пять штучек взяла.
  Голодная была очень.
  Я персики оставила и побежала домой".
  "Глупенькая ты, Персефона, - Йена погладила меня по головке. - Богов Олимпа нет.
  Их придумали жрецы.
  Даже если бы они были, то не послали бы на одну хрупкую девочку огненную Звезду.
  Если на каждую девочку с персиками бросать яркую звезду, то звезд на небесном своде не хватит".
  Мы засмеялись.
  Наши взгляды молчаливо скользили по далекому берегу.
  Течение смерти повеяло на меня холодом.
  Я вспомнила древнее кладбище в пещере.
  "Йена, - я не понимала, что говорю.
  Слова отдельные понимала, но общий смысл не доходил.
  Но я должна была сказать: - Я скоро разбогатею.
  Во Флавии на ярмарке, по приказу цезаря всем будут раздавать золото и драгоценные камни.
  Так Маний обещал мне.
  А я Манию верю.
  Я наберу на ярмарке много-много золота.
  И выкуплю тебя из рабства.
  Ты будешь свободная, Йена.
  И до конца своих дней можешь не нуждаться.
  Золота на всех хватит.
  И на меня, и на тебя, и на Жизель!"
  "Жизель?
  Кто она?
  Тоже рабыня, как и я?"
  "Нет, Жизель - не рабыня, - я подумала, что напрасно проговорилась малознакомой рабыне.
  Но с другой стороны, она стала как бы подруга для меня. - Жизель хорошая.
  Она живет на чудо-озере.
  Уговаривала меня остаться.
  Я же сказала, что на обратном пути с ярмарки я загляну к ней.
  И, возможно..."
  "Персефона, ты сказала о ярмарке во Флавии?" - Йена смотрела на меня с солнечной теплотой.
  "Да, на ярмарке во Флавии будут раздавать золото, сапфиры, бриллианты, изумруды и рубины.
  Всем желающим..."
  "Персефона, нет никакой Флавии".
  "Йена, ты повторяешь слова, которые говорили мне многие.
  Лишь один Маний утверждает, что и Флавия и чудесная ярмарка - существуют". - Я чуть не рыдала.
  С одной стороны понимала правоту Йены.
  С другой стороны - я верила Манию.
  "Я много городов и империй объехала с патрицием Тесеем, - в уголках глаз Йены появились слезинки. - Но ни разу не слышала ни о Флавии, ни о чудесной ярмарке, где раздают золото и сапфиры бесплатно.
  Если бы подобное происходило, то о Флавии знали бы даже в самом отдаленном уголке земли".
  "Все равно Флавия и ярмарка во Флавии существуют, - я топнула по сухой траве. - Ой. - Я подпрыгнула и скакала на одной ножке. - Иголка в пятку воткнулась".
  "Иголка? - Йена подлетела ко мне.
  Выдернула из ноги длинную иглу акации. - Сейчас водой смочим и травку приложим.
  Я знаю, какую травку.
  Меня мудрецы лечили.
  Чтобы в походе, если что с моим хозяином случится, то я смогла бы ему помочь вылечиться. - Йена суетилась вокруг меня.
  И видно, что ей приятна эта суета... - Персефона, ложись и спи, - Йена вывела меня из задумчивости. - С твоей ножкой теперь все будет в порядке.
  До утра заживет.
  Я же еще немного постою.
  А за то, что ты хотела меня выкупить из рабства, когда разбогатеешь, я тебе безмерно благодарна". - Йена легонько хлопнула меня по попке.
  По-подружески. - Я опустилась на сухую постель.
  Оставила мысли о том, что Йена может быть опасной для меня.
  "Может быть, Йена приберегла меня для себя - означает, что она хотела с кем-то, со мной поговорить ночью.
  Ей, вообще, не с кем было разговаривать.
  Кто воспринимает рабыню всерьез?
  Ей только приказывают и ждут от нее работы.
  У рабыни нет ни друзей, ни рабов.
  Все холодно замолкают, когда она рядом.
  Ее не стесняются. - Сердце мое застучало быстро-быстро. - Даже, если она съест мою ногу, то пусть ест.
  Хоть какая радость девушке, которая родилась в рабстве.
  А я?
  Я умру раньше, чем..." - Мысли были невеселые, но в то же время - спокойные и умиротворяющие.
  Почему-то я подумала, что смерть от солдата я бы приняла с ужасом, со страхом, а от Йены - со спокойствием и пониманием.
  Наверняка, ничего подобного не было в мыслях Йены, но я так ощущала окружающую вокруг себя ночь.
  Я погрузилась в сон.
  Проснулась от веселого задорного пения болотных куликов.
  "Йена, ты, что не ложилась?" - я увидела рабыню.
  Она стояла, как и перед моим сном.
  И смотрела на реку.
  "Я успею выспаться в походе", - Йена улыбнулась.
  Ее прекрасное лицо преобразилось.
  "Йена, ты стала другая за одну ночь". - Я распахнула глазища.
  "Какая другая?"
  "Новая.
  Ты светишься.
  Спокойствие и уверенность появились".
  "Ты заметила? - рабыня засмеялась. - Я тоже почувствовала, что со мной что-то произошло ночью.
  Что-то перевернулось во мне.
  Кажется, что я родилась заново.
  Родилась свободной, не рабыней.
  И все благодаря тебе, Персефона".
  "Почему я?"
  "Без тебя, я бы не приплыла на этот островок.
  Не вдыхала бы свободу реки.
  Знаешь, Персефона.
  Я поняла, что я могу жить одна, свободная, на реке.
  Как старый солдат, который жил в пещере и ловил рыбу.
  Я могу кушать только рыбу".
  "Но ты же говорила, что ни мяса, ни рыбы, ни яиц, ни молока ты не ешь", - я даже подпрыгнула.
  "Это было вчера, - Йена свободно засмеялась. - Сегодня я - другая. - Она подбежала к лодке.
  Подняла со дна листья водяных лилий.
  Схватила кусок вяленого мяса и впилась в него острыми белейшими зубками. - Вкуснотища. - Через несколько минут Йена опустила оставшийся кусок обратно в лодку.
  Бережно прикрыла его листьями. - Вчера я была другая.
  Сегодня я - новая.
  Я больше не вернусь к патрицию Тесею".
  "Ох, Йена.
  Боюсь, что ему не понравится твой поступок".
  "А я не боюсь, Персефона.
  Я пойду по реке вниз.
  Одна".
  "Йена, может быть, ты поплывешь со мной и с Манием?" - я кусала губки.
  Догадывалась, что Манию присоединение к нам беглой рабыни очень не понравится.
  "Нет, Персефона, - Йена опустила ладони на мои плечи. - Я же все понимаю.
  Для тебя я - подруга.
  Для твоего друга..."
  "Маний - мой двоюродный брат".
  "Для твоего друга я - чужая.
  Он не примет меня в лодку". - Йена произнесла то, чего я боялась.
  "Посмотрим, кто кого, - я упрямо сжала губы. - Если Маний меня не послушает, то пусть плывет дальше один".
  "Как же твоя мечта о Флавии с чудесной ярмаркой с золотом и драгоценными камнями?"
  "Сама найду Флавию", - сердечко мое заболело.
  "На ловца и зверь бежит", - Йена резко обернулась к берегу.
  
  
  ГЛАВА 287
  
  СЕМИРАМИДА И СЕРЖАНТКА ДЖЕЙН.
  
  ЙЕНА.
  
  "Маний?" - я увидела друга и закричала.
  Маний показался мне родным-родным.
  Он добежал напротив островка.
  Опустил на траву мешок и размахивал руками.
  "Маний, почему ты ничего не говоришь?" - я кричала.
  "Персефона, замолчи, - Йена приложила ладошку к моему ротику. - Судя по всему твой дружок..."
  "Мой далекий брат..."
  "Твой далекий брат не хочет, чтобы его слышали.
  Он спешит, чтобы мы его забрали как можно быстрее", - Йена сдвинула лодку в воду.
  Прыгнула на скамеечку.
  Я вбежала в воду, подтолкнула лодку и перевалилась в нее.
  С горы послышались вопли:
  "Где он?"
  "Мания ищут", - Йена со всей силы налегала на весла.
  Кусты на берегу разошлись.
  Из них выскочил один из солдат стражи патриция Тесея.
  Маний обернулся на него в панике.
  Понял, что не успеет прыгнуть в лодку.
  Солдат схватит его.
  "Маний, плыви", - я истошно завопила.
  Маний подхватил мешок и бросился в воду.
  Слева сразу разошлись кувшинки.
  И два желтых глаза поднялись над водой.
  "Крокодил, - Йена прошептала. - Не говори Манию.
  Иначе он испугается и запаникует".
  "Крокодил его съест".
  "А, если Маний выскочит на берег, то его убьют", - Йена зашипела на меня.
  Крокодил сначала ринулся за Манием.
  Речной хищник был ближе к нему, чем наша лодка.
  Ближе и быстрее.
  Я перегнулась и хлопала ладошкой по воде.
  "Персефона, что ты делаешь?" - Йена удивилась.
  Дыхание тяжело вырывалось из ее очаровательного ротика.
  "Отвлекаю крокодила от Мания".
  "Зато привлекаешь других крокодилов", - Йена оглянулась через левое плечо на плывущего к нам Мания.
  "Ой, - я привстала в лодке. - Крокодил развернулся от Мания.
  Он поплыл к солдату.
  Наверно, солдат показался ему более..." - я не успела договорить.
  Стражник уверенно плыл за Манием.
  Понимал, что догонит его.
  И, вдруг, стражника подбросило.
  Крокодил выпрыгнул уже с человеком в пасти.
  Солдат дико закричал.
  Крокодил рухнул со своей добычей.
  И исчез вод водой.
  Наступила зловещая тишина.
  "Вода скрывает звуки", - Я подала Манию руку.
  "Сначала мешок, Персефона", - Маний пытался перебросить мешок через борт лодки.
  "Давай свой мешок", - Йена схватилась за мешок.
  "Не трогай его, рабыня, - Маний завизжал и выдернул мешок из руки Йены. - Моя добыча".
  "Тогда оставайся со своими крокодилами", - Йена обиделась.
  Я с трудом вытащила тяжелый мешок.
  Затем помогла Манию забраться в лодку.
  "Вовремя, - Йена ядовито заметила. - Три крокодила кружат вокруг лодки.
  А с берега в нас целятся".
  "Йена, не дури, - воин Ганимед размахивал руками. - Вышвырни вора и его девку из лодки.
  Плыви к берегу".
  "Я не твоя рабыня, - Йена направила лодку к центру реки. - Я не рабыня уже".
  "Вот ты как заговорила, Йена", - кто-то из стражников выпустил по нам стрелу.
  Стрела упала далеко справа от лодки.
  "Сандерс, - Йена захохотала - зло, и в то же время торжественно. - У тебя руки дрожат, Сандерс, после вчерашней попойки.
  Или Судьба не позволяет стрелять в девушку".
  "Ты не девушка, Йена.
  Ты - рабыня нашего патриция".
  "Что?
  Что вы говорите?
  Не слышу?" - Йена продолжала хохотать.
  Она, словно с ума сошла.
  Еще бы - убежала от хозяина.
  Впервые в жизни почувствовала себя свободной.
  
  Лодка летела к середине широкой в этом месте реки.
  Берег и голоса стражников исчезали в утреннем тумане.
  Стрелы, воины уже не казались страшными.
  "Нужно плыть как можно дальше и, как можно быстрее", - Маний отдышался.
  "Маний, ты удивительно мудрый, - я пропищала. - Как можно дальше, и как можно быстрее плыть от стражников, которые хотят тебя убить.
  Маний, почему они называли тебя вором".
  "Патриций Тесей заплатил мне, - Маний заскрежетал зубами. - Я подумал, что слишком он мало дал мне монет.
  Поэтому я, когда патриций заснул, прихватил еще монет из его кошелька.
  И немного серебряной посуды в мешок...
  Я не вор.
  Я взял то, что мне положено.
  Я заработал своей..."
  "Маний, за что тебе патриций Тесей заплатил?" - я раскрыла ротик.
  "Персефона, не спрашивай о том, что не хочешь услышать", - Йена постучала пальчиками по веслу.
  "Не твое дело, Персефона, за что я получил СВОИ деньги".
  "Маний, ты, почему дерзишь мне?"
  "А ты не спрашивай, Персефона".
  "Маний, ты же сам сказал, что патриций Тесей заплатил тебе".
  "Сказал, что патриций мне заплатил.
  А за что деньги дал - тебя не касается.
  Деньги мои, и только мои".
  "Ах, так, Маний", - я надула щечки.
  Жгучая обида терзала меня.
  "Не обижайся, Персефона, - Маний произнес примирительно. - Я же сделал как можно лучше для нас.
  Пока ты отдыхала, я работал".
  "Я отдыхала? - я чуть из лодки не выпрыгнула.
  Завизжала. - Меня стражники хотели убить.
  Йена меня спасла.
  Вот, как я отдыхала.
  А ты, Маний, даже не побеспокоился, когда оставил меня одну с десятью пьяными стражниками".
  "Но ты же живая сейчас, Персефона, - Маний сел на мешок. - Поэтому не выдумывай, что тебя хотели убить".
  "Йена спасла меня.
  Если бы не она, то меня уже бы не было в живых.
  И тебя она спасла от стражников и крокодилов.
  Так что, Маний, не обижай мою новую подругу".
  "Не было у тебя подруг, Персефона, а как только со мной поплыла, так обросла подругами, как дно лодки обрастает ракушками", - Маний пробурчал.
  "Ты завидуешь мне, Маний?
  Но у тебя тоже появился друг - патриций Тесей".
  "Шутки у тебя, Персефона, шутки висельника".
  "Маний, не будем ссориться", - я улыбнулась другу.
  "Кстати, рабыня, почему ты с нами? - Маний недобро посмотрел на Йену. - Ты привлечешь к нам ненужное внимание.
  Мы высадим тебя на берег".
  "Я не рабыня, Маний", - в груди Йены заклокотало.
  "Ты - рабыня патриция Тесея, - Маний надул щеки. - Я бы мог вернуть тебя к хозяину..."
  "Которого ты обворовал, и который приказал тебя убить", - Йена ответила с сарказмом.
  "Ну, тогда я бы мог продать тебя на рынке рабов".
  "Маний, - Йена грациозно потянулась.
  И неожиданно, обвила руками шею Мания.
  Уперлась ногами в его поясницу. - Ты, как все мужчины.
  Вы издеваетесь над девушками, потому что вы сильнее.
  Но как только девушка вас обижает, вы превращаетесь в овцу".
  "Отпусти, ты меня задушишь, рабыня", - Маний захрипел.
  "Персефона, отпустить твоего дружка?"
  "Моего двоюродного брата...
  Не отпускай пока.
  Но не задуши.
  Я задам Манию пару.
  Нет - один вопрос".
  "Персефона, ты сговорилась с рабыней, - Маний верещал. - Ты больше не подруга мне".
  "Может быть, я тебе не подруга, потому что ты получил деньги и богатство, Маний, - я сузила глаза. - Не хочешь делиться со мной?"
  "Я и не собираюсь с тобой делиться, Персефона.
  Моя - добыча.
  Ты бы могла в это время у солдат по кошелям пошарить..."
  "Хороший друг плохому не научит", - я расхохоталась.
  "Персефона, ты хотела задать вопрос, - Йена с трудом удерживала Мания. - Я долго его так не удержу.
  Мы рабы, учились друг у другу приемчикам, как выжить в рабстве.
  Мы брали лучшее от стражников, от воинов и от разбойников.
  Удержать Мания я долго не смогу.
  Этот захват подразумевает, что жертву надо сразу душить".
  "Ты опасная, рабыня, - Маний верещал. - Отпусти меня".
  "Скажи, что я не рабыня", - Йена усилила нажим на шею Мания.
  "Ты... ты не рабыня...
  Отпусти, сумасшедшая".
  "Нет, Маний, еще скажи, что я самая красивая девушка, которую ты видел".
  "Ты не рабыня.
  И ты - самая красивая девушка". - Маний обливался потом.
  "Маний, теперь я спрошу, - Я нависла над другом: - Ты обманул меня о Флавии?
  Ведь нет никакой Флавии?"
  "Нет никакой Флавии, - Маний задыхался. - Персефона.
  Я обманул тебя.
  Даже, если бы Флавия существовала с ярмаркой, где бесплатно раздают золото, сапфиры, бриллианты, изумруды и рубины, то все равно я бы поплыл обратно домой.
  У меня уже есть богатство...
  В мешке".
  "Флавии не существует, - ножки мои подкосились.
  Я упала на дно лодки. - Маний, ты...
  Зачем ты меня обманул?
  Для чего придумал поход на ярмарку во Флавию?"
  "Персефона, это второй вопрос, - лицо Мания посинело. - Ты обещала один раз спросить".
  "Йена, отпусти Мания", - я выдохнула.
  "Маний, если ты задумаешь снова бунтовать, то я у меня для тебя найдется еще много удушающих приемов, - Йена зловеще прошептала. - А то, что я - рабыня, а ты свободный, ты ошибся.
  Теперь ты мой раб.
  Я твоя свободная госпожа.
  Могу продать на ярмарке для рабов.
  Деньги поделю с Персефоной".
  "Но ты же голая.
  За милю видно, что ты рабыня", - Маний произнес осторожно.
  "Я оденусь.
  А тебя раздену.
  Кто тогда будет из нас казаться рабом?"
  "Я - свободный", - Маний выпятил грудь.
  "Ты был свободный, когда я тебя держала и не выпускала?" - Йена засмеялась.
  "Перестаньте ругаться, - я замахала ручками. - Патриций и солдаты устроят за нами погоню.
  Они будут искать нас".
  "В нашей деревушке нас не отыщут, - Маний тряс головой. - Слишком бедная деревня".
  "До нее сначала нужно добраться, - я посмотрела на Йену. - Ты с нами, Йена?"
  "Нет, я уже сказала, что не стану вам обузой, - Йена грустно мне улыбнулась. - Я сойду на берегу".
  "Мы плывем обратно, потому что Флавии нет, - Маний обвиняюще на меня посмотрел, словно я придумала Флавию и богатую ярмарку, а не он. - Я видел протоку, узкую речку.
  Мы в ней скроемся".
  "Маний, - я вспомнила. - Ты же не умеешь плавать.
  Плохо плавал.
  А с мешком плыл быстро и уверенно, как крокодил".
  "Наверно, я забыл, что я не умею плавать, - Маний засмеялся. - Поэтому и плыл".
  Напряжение в лодке упало.
  Мы некоторое время плыли молча.
  Я сменила на веслах Йену.
  Маний не выказывал желания сесть к веслам.
  "Девушки мирно купаются, - я указала пальчиком на песчаный пляж. - Подплывем?
  Спросим?"
  "О чем спросим, Персефона?"
  "Не видели ли они стражников поблизости".
  "Патриций Тесей еще не успел добраться до этих мест, - Йена приложила ладошку ко лбу. - Сначала надо собрать шатер.
  По берегу в любом случае дольше, чем по воде.
  И, я думаю, что солдаты не знают, в какую стороны мы поплыли".
  "Они могут искать по всем сторонам".
  "Нет, слишком мало солдат, - Йена покачала миленькой головкой. - Если они разбредутся, то, кто патриция Тесея будет охранять?
  Места неспокойные.
  Варвары кочевые устраивают набеги".
  "Десять стражников не защитят патриция от варваров", - Маний обрадовался, что хоть в споре победил Йену.
  Но рано радовался.
  "Плохо ты знаешь солдат, крестьянский парень, - в голосе бывшей рабыни прозвучала гордость за солдат армии цезаря. - При осаде Калки тридцать спартанцев остановили трехтысячное войско кочевников".
  "Не хочу", - Маний потряс головой.
  "Что не хочешь, Маний?"
  "Я о своем задумался".
  "Купальщицы в лодку сели, - Йена произнесла с тревогой. - К нам плывут.
  Что им надо?"
  "Подплывут - узнаем, что они хотят от нас", - я ответила храбро.
  "Их две, а нас - трое", - Маний тоже храбрился.
  "Я себя неуютно чувствую, - Йена жалко улыбнулась. - Первый день я свободная.
  Не знаю, что и как говорить".
  "Йена, - я решительно сняла с себя хитон. - Одевайся в мою одежду".
  "Персефона, я никогда не носила одежду", - Бровки Йены поднялись.
  "Ты теперь свободная.
  Привыкай к одежде".
  "Но тогда ты, Персефона, будешь голой и похожей на рабыню", - Маний проблеял.
  "Никогда я не стану похожей на рабыню", - может быть, мои неосторожные слова обидели Йену.
  Но они вырвались из меня как-то сами по себе...
  Девушки подплыли к нам.
  Одна не оделась.
  Вторая сидела на корточках и высунула голову их небрежно наброшенного хитона.
  "Путники, нет ли у вас что поесть? - обнаженная девушка спросила. - Мы - погорельцы.
  Дома наши со всем добром сгорели.
  Мы даже рыбу не можем ловить - нечем.
  Голодаем, и одежды нет".
  "Кто же вас поджег?"
  "Солдаты".
  "У нас нет лишней еды", - Маний пробурчал.
  "Возьмите, - я сняла листья и достала два увесистых куска вяленого мяса. - Больше ничем я вам помочь не могу".
  "Персефона, - Маний хотел отобрать куски мяса.
  Но Йена схватила его за руку.
  Маний рухнул на дно лодки: - Нам самим мало. - Маний завыл. - Почему ты распоряжаешься моим мясом, Персефона?"
  "Потому что я отдала свою долю, - я покачала головкой. - Твоя доля мяса осталась тебе.
  Не бойся, Маний, твоего я не трону".
  "Ну, если у вас мало припасов", - девушка из-под хитона жадно смотрела на мясо.
  "Берите", - я отдала два куска.
  "Они же не худые, - Маний не мог успокоиться. - Груди налитые.
  Бедра округлые.
  Девушки не голодали".
  "Не голодали мы, пока у нас были дома и хозяйство".
  Они жадно рвали, как волки, мясо белыми зубками.
  "Можно остановиться где-нибудь, где мало людей?" - Йена осмелилась и спросила.
  Ее голосок дрожал.
  "От солдат скрываетесь, - девушки переглянулись. - Мы тоже боимся теперь каждого.
  Ждем, когда наша родня к нам на выручку приедет.
  Пережидаем на реке в камышах.
  Нет, здесь солдаты бродят.
  Зато ниже по течению, как увидите, что речка впадает, туда сворачивайте.
  Берега там болотистые.
  Туда мало, кто ходит.
  Разве что - за болотными ягодами".
  "Та протока, о которой я говорил", - Маний довольный потирал руки.
  "Вы, чьи будете?" - девушки любознательные.
  "Чьи, чьи, зато не ваши", - Маний ответил неприветливо.
  "Фу, - девушка обнаженаня надула губки. - Нехороший парень.
  Может быть, мы с добрыми намерениями".
  "Какие могут быть добрые намеренья у голой девушки?" - Маний захохотал.
  Его смех отражался от гладкой поверхности реки.
  "Что, если мы замуж за тебя просимся?"
  "Замуж?
  За меня? - Маний рот распахнул.
  Я и Йена захихикали. - Но вы же бедные.
  Нет у вас ничего".
  "Нам родственники помогут".
  "А, что, девочки, если я уже женат? - Маний расплылся в улыбке.
  Ему понравилось, что к нему сватались. - Разве вы не видите двух девушек в моей лодке?"
  Почему-то Маний назвал лодку своей.
  Но я уже привыкла, что у него все вокруг, якобы принадлежало ему...
  Не похожи на твоих жен. - Бойкие местные девушки подмигнули мне и Йене. - Ты - далеко сидишь от нее, - на меня пальчиками указали. - А от второй девушки - ты на нее косишь с опаской.
  Будто бы боишься", - девушки кивнули на Йену.
  "Глазастые вы, - Маний проблеял. - Смотрите, не потеряйте глаза, а то выпадут".
  "Ярмарка в ваших местах есть?" - Йена загорелась желанием пойти на ярмарку.
  Просто так - посмотреть.
  "Ярмарка?
  Чего?
  Ярмарка в Писурах съезжается.
  Торжища у них по понедельникам.
  Сегодня же - среда.
  У нас одна ярмарка - жрец Конкорд.
  Конкорд для нас - и ярмарка, и торговля бойкая, и мудрец-философ, и весельчак", - девушки засмеялись.
  Толкали друг дружку локоточками.
  Прятали глазки.
  "Судя по вашему веселью, жрец Конкорд - великий шутник", - Йена произнесла тихо.
  "Шутник, но помогает нам жрец Конкорд.
  Когда солдаты сжигали дома и грабили, он в колодце отсиделся.
  Сейчас за ягодами отправился на болото".
  "Не он ли возвращается с ягодами", - глазки у меня зоркие.
  "Жрец Конкорд", - девушки быстро поплыли от нашей лодки к берегу.
  Кричали на ходу:
  "Вы плывите ближе к берегу.
  Ветер в спину вам поможет - быстрее будете".
  "Жреца Конкорда нам только не хватало", - Маний процедил сквозь зубы.
  "Жрец расскажет о нас солдатам патриция Тесея", - я за беспокоилась.
  "А я думаю, что жрец Конкорд солдатам не станет помогать, - Йена пересела ко мне ближе. - Солдаты сожгли дома.
  Он в колодце сидел из-за солдат.
  Не будет он с ними откровенничать и помогать им".
  Мы снова молчали.
  Оживились, когда увидели протоку.
  "Сюда, сюда греби", - Маний указывал Йене.
  Она послушно повела лодку к впадающей в большую реку маленькой речке.
  Но около сухого места, возле слияния двух рек неожиданно для нас причалила лодку к берегу.
  "Я отсюда пешком пойду".
  "Куда же ты пойдешь Йена?" - я удержала ее за руку.
  "Пойду искать место для своего нового житья", - Йена мягко улыбнулась мне.
  "Правильно, что уходишь, - Маний обрадовался. - иди, Йена, и нигде не останавливайся, пока не почувствуешь, что нашла свое".
  "Маний, а почему ты приказываешь моей подружке? - Я неожиданно разозлилась. - Она не рабыня тебе".
  "Персефона, не ссорься с братом, - Йена опустила ладони на мои плечи. - Вам вместе жить.
  У меня же никого не осталось".
  "Я - твоя подружка, Йена".
  "Спасибо тебе, Персефона".
  "Знаешь, что, Йена, - я сбросила листья с кусков вяленого мяса на дне лодки. - Бери, сколько унесешь.
  На первое время тебе хватит..."
  "Персефона..." - Маний завизжал.
  "Маний, - я широко расставила ноги и воткнула кулачки в бока.
  В моем голосе сливался мед с молоком. - Я потом буду просить у тебя прощения.
  Унижаться перед тобой.
  Но - потом, а не сейчас.
  Сейчас, не смей меня тронуть".
  "Не смей тронуть Персефону", - Йена повторила.
  "Вы сговорились, - Маний заскулил и закрыл глаза. - Я ничего не вижу, ничего не слышу.
  Иначе мое сердце разорвется. - Маний заткнул уши пальцами. - Ничего знать не хочу".
  "Йена, - я дрожащими руками развязала мешок, который Маний притащил с собой от патриция Тесея. - Ты долго служила патрицию.
  Не скопила даже на одежду.
  Если тебя хоть немного успокоит, то возьми. - Я вытащила из мешка тяжелый кошель. - Плата за твое рабство.
  Не знаю, сколько монет в кошеле патриция.
  Надеюсь, что золотые.
  И кувшин серебряный забери.
  И еще чашу серебряную".
  "Персефона", - глаза бывшей рабыни загорелись зелеными звездами.
  "Ничего не говори, Йена.
  Я сама потом отвечу Манию.
  Ему хватит добра надолго.
  Ты же...
  Нет, не ходи с деньгами и серебром на ярмарку.
  Тебя обманут.
  Ты отправляйся к моей подружке Жизель на чудо-озеро.
  До него осталось недалеко.
  По большой реке вниз - и увидишь его.
  Передай Жизель от меня привет.
  Скажи, что я сама не могу вернуться с пустыми руками.
  Я обещала ей золото и драгоценные камни с ярмарки во Флавии.
  Когда я разбогатею, а я обязательно разбогатею, я приду к Жизель и тебе.
  Надеюсь, что вы подружитесь.
  Жизель хорошая, - я слезы глотала. - Вы будете вместо добывать жемчуг.
  А я... а я..."
  "У нас деньги есть, - Йена пронзала меня взглядом. - И о жемчуге ты говоришь.
  Мы же не будем бедные - я, твоя подруга Жизель, и ты".
  "Все я вру, - я вытирала слезы ладошкой. - Нет, о деньгах не вру.
  Я найду деньги.
  Но главное, почему я не могу пойти с тобой на чудо-озеро к Жизель - Маний.
  Я не оставлю его одного.
  Он обманывал меня.
  Будет обманывать.
  Но он - мой двоюродный брат.
  Без меня он пропадет.
  Я только провожу его до дома.
  Маний рад даже будет, когда я от него уйду к вам на чудо-озеро.
  Он же боится, что я попрошу свою долю из его мешка.
  И из тех денег, которые ему патриций Тесей дал, не знаю за что...
  Так что - ждите меня.
  Жизель обещала, что будет ждать меня всю жизнь..."
  "И я тебя буду ждать всю жизнь, Персефона, - Йена, бывшая рабыня хотела меня поцеловать на прощание.
  Но отвернулась. - Прости, Персефона, что не прощаюсь с тобой по-нормальному, - голос Йены дрожал. - Не умею я прощаться.
  И не хочу с тобой прощаться". - Йена сняла хитон.
  Завернула в него куски вяленого мяса, серебряный кувшин и серебряную чашу.
  Кошель с монетами повесила на пояс.
  С мешком медленно удалялась от меня.
  "Йена", - я крикнула в спину подружки.
  "Да, Персефона", - Йена не обернулась.
  Ее плечи дрожали.
  "Ты Жизель очень легко найдешь на чудо-озере.
  Я уверена...
  Или она тебя найдет".
  Йена опустила дивнейшую головку и ничего мне не ответила.
  Пустота разлилась в моем сердце.
  Мне казалось, что я предала Йену, как ее предавали все.
  Что я от нее отказалась, как и другие отказывались от нее...
  И она не говорит мне об этом.
  Я хотела побежать следом.
  Но взглянула на беззащитного Мания.
  И осталась.
  Лишь шептала:
  "Йена, Жизель.
  Я вернусь к вам на чудо-озеро.
  И мы будем жить вместе.
  Никогда не расстанемся".
  
  
  ГЛАВА 288
  
  СЕМИРАМИДА И СЕРЖАНТКА ДЖЕЙН.
  
  МЕШОК МАНИЯ.
  
  Я осторожно завязала мешок Мания.
  Сидела и долго трясла головой.
  "Сколько же вы, девки, будете болтать? - Маний открыл глаза и вытащил пальцы из ушей. - Уже ушла рабыня?"
  "Маний, Йена не рабыня".
  "Хорошо, - Маний с подозрением рассматривал меня. - Твоя подружка ушла?"
  "Она уже далеко".
  "Баба в воду - лодке легче", - Маний захихикал".
  "Маний, а ты изменился сильно за время нашего плаванья".
  "Персефона, ты тоже стала другая, - Маний торопливо развязывал мешок. - Смелая, гордая.
  Я даже скажу - резкая и дерзкая.
  Но мы же останемся друзьями, Персефона?"
  "Мы с тобой дальние брат и сестра, Маний.
  Мы будем дружить всегда".
  "Персефона, ты ничего еще не дала моего рабыне?"
  "Маний, она не рабыня, - я устало вздохнула. - Нет, Маний.
  Ничего я твоего не дала рабыне.
  Только несколько кусков вяленого мяса".
  "Мешок был тяжелее, Персефона".
  "Маний, тебе кажется, что мешок был тяжелее".
  "Ты развязывала мешок, Персефона?"
  "Маний, я не развязывала ТВОЙ мешок, Маний.
  И ничего не дарила твоего Йене.
  Хотя надо было отблагодарить за то, что она спасла тебя и меня от смерти.
  Ты бы остался без твоего любимого мешка с украденным добром патриция, и без голов остались бы мы...
  Йена нас спасла", - я повторила в очередной раз.
  "Мне кажется, что было больше вещей в мешке, - Маний засунул голову в мешок. - Я не помню, что бросал в мешок.
  Темно было в шатре патриция Тесея.
  Но все же..."
  "Маний, я бы не смогла развязать узел, который ты затянул на мешке, - я лгала и была противна сама себе. - И мясо, которое я подарила Йене...
  Все мясо уже попахивает.
  Оно, хотя и вяленое, но все равно на реке на солнце заплесневело и протухлилось слегка".
  "В огне обжарить мясо, и тухлоты не будет вообще", - Маний завязал мешок.
  Вроде бы успокаивался.
  "Домой, Маний?" - я вынужденно улыбнулась.
  "Домой, Персефона", - Маний мне кивнул.
  Я села за весла.
  Лодка с трудом сдвинулась с места в узкую речку.
  Лес ветвей, корней ходячих деревьев, стволов кокосовых и финиковых пальм тянулся со всех сторон к лодке.
  Нас толкало и кидало в разные стороны.
  Впереди, на повороте стояли непроходимые заросли камыша.
  "Прорвемся, - я стиснула зубки и налегла на весла. - Правильно сказали девушки на реке - сюда мало, кто заглянет.
  Нас не отыщут слуги патриция Тесея.
  А потом о нас он забудет.
  Начнется очередная битва, и патрициям будет не до крестьянских парня и девушки".
  Маний меня не слышал.
  Она мило спал на дне лодки.
  "Патриций Тесей, - Маний зачмокал во сне. - Еще, пожалуйста".
  Я засмеялась.
  Потому что патриций Тесей, к нашему счастью, был далеко.
  Из воды тянулись к нам ветви утопленных диких деревьев.
  Сверху нависали с пальм яркие сочные лианы.
  На них резвились птицы и карликовые обезьянки.
  Я веслом отбивала особо назойливую зелень, или отталкивала плывущую корягу.
  За очередным поворотом я увидела высокого сгорбленного худого человека.
  Он был в красных сандалиях жреца, в длинной тоге, подпоясанной золотым пояском.
  Мозолистые руки старца находились в постоянном движении.
  На голве незнакомца высилась остроконечная шапка.
  На лбу выжжен иероглиф Солнца.
  "Ко мне плывешь, красавица?" - старик назвал меня красавицей, поэтому я улыбнулась приветливо.
  "Может быть, и к тебе, добрый человек.
  Нам нужно заночевать. - И спросила в лоб: - Ты - жрец Конкорд?"
  "Нет, я не жрец Конкорд, - лицо старика покраснело.
  Глаза воспалились и заслезились.
  Появилась страдальческая улыбка. - Жрец Конкорд мой частый гость.
  Мы с ним вместе...
  Впрочем, это тебе не интересно и не понятно.
  Я - Фемистокл - жрец болотного храма.
  Ты сказала, что вам нужно заночевать.
  Ты не одна? - Жрец вытянул шею и рассмотрел спящего в лодке Мания. - Ты с парнем?
  Как жаль".
  "Он - не парень.
  Маний - мой дальний брат".
  "Тогда совсем другое дело, - на лице жреца Фемистокла заиграли солнечные блики. - Брат - не муж.
  Я приглашаю вас в свой храм переночевать и отдохнуть с дороги.
  Вы, наверно, заблудились.
  Редко, кто входит на лодке в эту узкую протоку.
  Слишком много змей. - Жрец Фемистокл сорвал за хвост зеленую змею с лианы и бросил в воду.
  Змея невозмутимо проплыла мимо моей лодки. - На деревьях змеи.
  В воде змеи.
  На земле змеи".
  "Что же ты живешь в столь ужасном месте, жрец?" - Я с ужасом заметила, как по лианам вьются алые змейки.
  "Я разговариваю на змеином языке", - жрец Фемистокл ответил важно.
  "Жрец, скажи змеям, чтобы они меня не трогали.
  Замолви за меня и моего брата Мания словечко перед змеиной царицей".
  "Слово у меня одно, - жрец сдвинул седые брови. - Только за тебя попрошу, чтобы тебя не кусали змеи.
  Твой брат дальний пусть сам от змей отбивается".
  "Что?
  Змеи?
  Кто?
  Где?
  Когда?
  Ты кто? - Маний поднялся в лодке. - Прижал к груди мешок. - Не украли мой мешок. - Маний выдохнул с облегчением. - Персефона, ты не лазила в мешок?
  Не развязывала его?"
  "Не лазила в ТВОЙ мешок, Маний.
  Не развязывала его", - я ответила холодно.
  "Что в мешке прячешь, парень?" - жрец Фемистокл заинтересовался.
  "Ээээээ прах моей матери и прах моего отца в глиняных амфорах, - Маний покраснел от вранья. - С собой всегда вожу отца и мать".
  "Похвально, похвально, благородный юноша", - жрец Фемистокл вроде бы хвалил Мания.
  Но в его словах звучало презрение.
  "Я - Персефона", - я сказала жрецу, чтобы отвести внимание от насупленного Мания.
  Он вцепился в мешок, как орел в зайца.
  "Я уже понял, что ты - Персефона, - жрец Фемистокл улыбнулся мне и крякнул. - Позволь, Персефона, я помогу тебе выйти из лодки". - Жрец протянул мне руку.
  "Как мило", - я охотно вложила свою ладошку в горячую потную ладонь старого жреца. - Мне никто еще не делал подобного предложения".
  Я солгала, потому что Йена помогала мне выйти из лодки...
  Но не скажу же я жрецу о Йене...
  "Я же не замуж тебя зову, Персефона", - жрец Фемистокл икнул.
  "Знаю, Фемистокл.
  Я сказала, что мне никто раньше не предлагал помощь...
  Никто из мужчин".
  "А твой брат?"
  "Я всегда помогаю Персефоне", - Маний солгал.
  Кажется, он очень недоволен ситуацией.
  Постоянно косо смотрел на жреца Фемистокла.
  Маний провалился по колени в грязь.
  Я же, с помощью жреца, оказалась на сухом месте.
  Даже ножки не замочила.
  "Юноша, привяжи лодку", - жрец не обернулся к Манию.
  "Никуда она не уплывет", - Маний с сомнением посмотрел на грязь, отделяющую лодку от него.
  "Уплывет, обязательно уплывет ваша лодка, - жрец засмеялся. - Обезьяны ее уведут.
  Они подсмотрели, как рыбаки лодкой управляют с помощью весел.
  Прыгнут обезьянки в лодку и уплывут в дальние края.
  Мне не вашу лодку жалко.
  Обезьянок я жалею".
  В ответ на слова жреца с лиан заверещали обезьяны.
  Они скакали по пальмам.
  Катались на лианах.
  С нетерпением ждали, когда мы уйдем.
  "Персефона, - Маний неуверенно позвал меня. - Привяжи нашу лодку надежно".
  "Маний..." - я раскрыла ротик от наглости моего двоюродного брата.
  "Парень, девушка не будет себя загрязнять, - за меня заступился жрец Фемистокл. - Ты - мужчина.
  Ты можешь грязный войти в храм.
  Но девушка должна быть чистая во всем, даже без болотной грязи на подошвах".
  "Придумают же жрецы", - Маний пробурчал.
  Жрец сделал вид, что не услышал его замечание "придумают же жрецы".
  "Болеем мы в храме, - через несколько шагов жрец Фемистокл признался. - Болезнь - не заразная.
  Но жрецы лежат ни живые, ни мертвые.
  Я хоть к реке хожу.
  А другие жрецы поленьями лежат на ложах".
  "Жрецы болеют - плохо", - я не знала, что сказать.
  "Храм осмотришь, Персефона? - жрец смущенно на меня смотрел.
  И добавил нерешительно: - Можно, конечно можно и храм осмотреть, и отдохнуть славно.
  К счастью, жрец Конкорд ушел помогать оставшимся в живых, после того, как кто-то сжег дома..."
  "Солдаты сожгли", - я переступила через вялого питона.
  Судя по тому, что его живот раздулся, питон недавно съел человека, или кабана.
  "Не вспоминай около храма о солдатах, - жрец Фемистокл погрозил мне пальцами. - Не надо нам ни солдат, ни жреца Конкорда сегодня в гости.
  Без них я и ты повеселимся.
  А то жрец Конкорд очень шустрый весельчак.
  Ни одна жрица от него не уйдет без подарка".
  "Красивый храм?" - Я хотела спросить о подарках от жреца Конкорда.
  Но что-то меня остановила.
  Сзади, за моей спиной обижено сопел промокший и униженный жрецом, Маний.
  Он нарочно громко жалобно вздыхал.
  "Храм?
  Храм - смотреть есть на что. - Мутные глаза старого жреца прожигали меня.
  Будто что-то хотели сказать.
  Но глаза не разговаривают... - Но ты сама, юная Персефона, храм".
  "Я - храм?"
  "Да, каждая женщина - храм, - жрец Фемистокл закряхтел. - Храм нашей надежды - женщина.
  Одна женщина подобна золотому храму.
  Каждый хочет в него войти.
  Но допускаются в золотой храм только избранные.
  Другая женщина - серебряный храм.
  Благородный храм с благородными чертами.
  Бывают женщины - запущенный храм.
  Но и в запущенный храм войдет достойный и украсит храм, отмоет, устранит недостатки.
  Нет плохих храмов, как нет и плохих женщин".
  "Очень приятно слышать подобные слова от жреца, - я захихикала смущенно. - Жрец Фемистокл.
  А я - какой храм?"
  "Ты, Персефона, какой храм? - Жрец остановился и хитренько поглядывал на меня. - Я позже скажу тебе, Персефона, какой ты храм".
  "Ну, пожалуйста, ну пожалуйста, жрец Фемистокл, скажи, скажи, - я подпрыгивала от наречения и хлопала в ладошки. - Я очень любознательная.
  Какой же я храм?"
  "Сначала надо в храм войти, а потом судить о нем", - жрец Фемистокл закашлялся.
  "Так войди же в мой храм, жрец Фемистокл, - я округлила глазки. - И скажи, какой я храм - золотой, или серебряный".
  "Персефона, опомнись, - Маний заверещал, как белка. - Не навязывайся старцам".
  "Тихо, парень, - жрец Фемистокл зло блеснул глазами на моего друга. - Если не замолчишь, то я напущу на тебя змей.
  Иди и не скули".
  "Вы, мужчины, говорите загадками, - я надула губки. - Не пойму, о чем вы".
  "Персефона, ты хочешь, чтобы я вошел в тебя, как в храм?" - жрец Фемистокл смотрел на меня быстро, скользяще, изучающе.
  Затем вздохнул.
  "Конечно, я желаю быть храмом", - я захихикала.
  Маний сзади зарычал.
  "Почему ты голая, Персефона?
  Ты рабыня?
  Тогда где твой ошейник?"
  "Я не рабыня.
  Я отдала свою тунику...
  Нет, я зацепилась туникой за ветки, когда мы проплыли мимо колючего дерева.
  Моя одежда осталась на акации".
  "Наверно, далеко ты была, потому что у нас не растут акации", - жрец Фемистокл произнёс жарко.
  "Жрец, ты осуждаешь меня?" - я спросила робко.
  "За что же тебя осуждать, красавица?"
  "Потому что я обнаженная, без одежды".
  "Персефона, где ты видела храм в одежде?" - жрец чуть в яму не упал.
  Настолько искренне удивился.
  "Но другие женщины, не рабыни, ходят в одеждах.
  И ты их тоже называл - женщин - храмами".
  "Женщины, перед тем, как станут доступным храмом, в который можно войти, раздеваются", - жрец произнес наставительно.
  "Меня сейчас вырвет от ваших храмов, - Маний подбежал и шептал мне на ухо. - Храмы, жрецы.
  Персефона, давай убежим".
  "Где же мы тогда переночуем, Маний?
  На лианах змеи, в воде змеи, на земле змеи.
  А жрец Фемистокл за меня... за нас слово сказал змеям, чтобы не кусали".
  "Меня уже кто-то укусил за пятку", - Маний пожаловался.
  "Наверно, жук тебя укусил за пятку, Маний", - я боялась подумать, что моего друга укусила змея за пятку.
  Неожиданно, пальмовая роща расступилась.
  На берегу небольшого озера стоял светлый прекрасный храм.
  Из чистого белого мрамора.
  Колоны упирались в небо.
  Вокруг болотного храма виднелись статуи юношей и девушек.
  На траве, на мраморных ложах лежали и спали жрецы.
  Я посмотрела на множество глиняных амфор и курдюков.
  Одни амфоры были пустые.
  Другие - полные вина.
  Жрец Фемистокл пристально посмотрел в мои глаза.
  Наши взгляды встретились.
  Я поняла, какая болезнь сразила жрецов в болотном храме.
  Имя этой болезни - вино.
  "Не осуждай нас, Персефона.
  Грех осуждать жрецов.
  Мы слабые духом, но сильные телом.
  Вернее, наоборот.
  Раньше были сильные телом, но слабые духом, а теперь наш дух укрепился, а силы телесные покинули нас.
  Почти покинули нас силы телесные". - Жрец Фемистокл повторил.
  "Что за статуя?" - Я открыла ротик.
  Над нами возвышался голый мужчина в мраморе.
  Могучие мускулы казались настоящими.
  "Статуя Аполлона Бельведерского", - жрец Фемистокл произнес с почтением.
  "Он на тебя похож, Фемистокл", - я решила польстить старику.
  "Правда? - румянец засветился на щеках жреца. - Да, похож немного.
  У нас мужское маленькое..."
  "Так куда ты лезешь со своим маленьким мужским, жрец", - Маний не выдержал.
  Жрец вместо того, чтобы накричал на Мания, улыбнулся.
  Опустил руку на затылок моего товарища.
  И, вдруг, неожиданно сильно схватил за левое ухо Мания.
  "Парень, - жрец Фемистокл торжествовал и благодушествовал. - Я с твоей дальней сестрой осмотрю храм.
  Ты же не переступай черту. - Жрец кончиком сандалии начертил на земле линию. - Тебе в храм нельзя.
  Хочешь - болей вместе с остальными жрецами.
  Найди амфору полную и болей себе на здоровье".
  "Почему я не могу пойти за вами?" - Маний ответил дерзко.
  "Потому ты не можешь пойти за нами, парень, что ты для меня не храм.
  Для меня храм - женщина.
  Вот, если придет жрец Конкорд, то ты станешь для него храмом.
  Жрец Конкорд найдет храм в каждом: и в мужчине, и в женщине".
  "А, если я переступлю твою черту, жрец Фемистокл?" - Маний сделал вид, что хочет перепрыгнуть через черту.
  "О, Маний, не делай этого, - в голосе жреца Фемистокла разлился яд. - Тогда боги Олимпа на тебя рассердятся очень и очень".
  "Я не верю ни в Олимп, ни в богов Олимпа", - Маний ответил дерзко.
  "Можешь верить, или не верить в Олимп и в богов Олимпа, - жрец Фемистокл прищурил глаза. - Но они моей рукой пошлют тебе яд, или змею.
  Или еще что-нибудь пришлют, когда топор опустится на твою голову".
  "Жрец Фемистокл, ты ужасы рассказываешь", - я распахнула глазища.
  "Девочка, ты дрожишь, - жрец Фемистокл обнял меня за плечи.
  Его руки - костлявые, сухие, как ветви высохшего дерева. - Мы быстренько осмотрим статуи и захоронения.
  Затем ты в купальне согреешься".
  "Купальня?
  Для меня?"
  "Только для тебя одной сегодня будет купальня".
  "Жрец Фемистокл, ты меня балуешь".
  "И ты меня побалуешь, Персефона".
  "Я никогда не была в настоящей мраморной купальне.
  Купальни - для патрициев и благородных горожан.
  Я же простая девушка.
  Всегда моюсь на реке".
  "Простая может стать золотой", - жрец Фемистокл повел меня от Мания.
  Маний пыхтел.
  Но судя по тому, что его пых удалялся, Маний не переступал черту, которую сандалией провел жрец Фемистокл.
  
  "Наш болотный храм очень богатый, - жрец вел меня по дорожке между статуями и могилами. - Осторожнее, Персефона.
  Ножку выше поднимай.
  Здесь кости из земли торчат.
  Могилы, кругом могилы.
  Самые великие города и храмы стоят на костях.
  Без костей город и храм не построишь. - Под ногой жреца Фемистокла хрустнул старый череп и рассыпался. - На стенах нашего храма ты видишь налет глубокой древности.
  Храм болотный поднялся на болоте очень и очень давно.
  Сначала была купальня и мраморные лавки для вдохновенья.
  Затем купальня и лавки обросли стенами, колонами и статуями.
  Но самое важное в храме - могилы.
  Обрати внимание на могилу, которая стоит отдельно.
  Могила выложена гранитом и покрыта золотой пылью".
  "Она отличается от других могил, - я с интересом рассматривала золотую пыль на гранитный плитах. - Могила цезаря?"
  "Нет, не цезарь, а простой варвар покоится под этой плитой.
  Вернее - варвар не очень простой".
  "Почему же он похоронен около великого храма, если он варвар".
  "Варвара звали Калле, - жрец Фемистокл согнулся.
  Вся его фигура показывала немощь.
  На лице светилось осуждение. - Он вместе с другими варварами напал на храм.
  Но тогдашние жрецы приняли варваров радушно.
  Угостили, предложили вина.
  Варвары храм не разрушили.
  Через три дня они ускакали.
  Остался лишь один Калле варвар.
  Он сказал, что не уйдет из храма, пока не выпьет все вино из амфор.
  Богатырь был варвар.
  Ему подносили одну глиняную амфору с вином за другой.
  Варвар пил, и не упивался.
  Все жрецы лежали, не могли подняться, а варвар Калле веселился на оргии".
  "С кем варвар веселился, если все жрецы лежали и не могли подняться?" - я спросила с любопытством.
  "Один он веселился, - жрец Фемистокл провел рукой по седой бородке. - Все умел варвар Калле.
  Даже оргию один сам с собой устраивал...
  Когда ему нужна была жена, то Калле выходил на большую дорогу.
  Бросал в первую проходящую женщины свою дубину.
  Затем оглушенную или убитую женщину за ноги тащил в свое логово".
  "Но как же можно жениться на женщине, которая оглушена или мертвая? - Я приложила пальчик к губкам. - Вдруг, она не согласится стать женой варвара?"
  "С варваром Калле все соглашались, - жрец Фемистокл покачал головой. - Он так и не смог выпить все вино в нашем храме.
  Неистощимо вино в болотном храме.
  Много лет варвар Калле жил при храме.
  А потом умер.
  Потрясённые мощью варвара, жрецы сделали исключение.
  Похоронили его около храма, а не сбросили тело в болото.
  Много раз могила варвара Калле спасала храм.
  Прискачут варвары.
  Хотят храм разорить, а жрецов убить.
  Жрецы сразу ведут варваров к могиле Калле:
  "Могила вашего собрата варвара.
  Наш болотный храм находится под его защитой.
  Даже мёртвый Калле хранит нас".
  Варвары удивлялись.
  Затем присаживались к столу слушать, как пил и гулял варвар Калле, их легендарный предок.
  На том и стоим".
  "На могиле стоите?"
  "Все на могилах стоят, - жрец Фемистокл подвел меня к статуе женщины: - Афина Паллада.
  Древняя статуя.
  Ее заморские купцы принесли в дар храму.
  Купцы купили ее по случаю на ярмарке, дешево...
  Не знали, куда деть.
  Вот и подарили нашему болотному храму.
  Рядом - статуя Венеры Милосской".
  "Почему статуя без рук?"
  "Статуя без рук, потому что какой-то злодей ночью отбил и украл мраморные руки Венеры Милосской, - жрец Фемистокл в гневе тряс головой. - Поймать и оторвать руки вору".
  "Да, надо вора наказать", - я подумала о Мании.
  Он тоже немного вор, но руки у статуй не воровал... еще не воровал.
  "Особенная статуя, - старец любовно поглаживал мраморные бедра выбитой из камня девушки. - Жрица весталка Гермиона.
  Она при жизни мертвых поднимала, и после смерти силу дает".
  "Она сейчас дала тебе силу, Фемистокл?"
  "Приложи руку к мрамору, Персефона, приложи, - жрец взял мою ладонь и опустил на мраморную попу весталки Гермионы. - Что ты чувствуешь?"
  "Чувствую теплый мрамор".
  "Силы у тебя прибавилось, Персефона?"
  "Не знаю, жрец, прибавилось ли у меня силы.
  Я - девушка слабенькая, хрупкая".
  "Вижу, что ты хрупкая, Персефона".
  "Маний говорит, что у меня узкие бедра, как у мальчика".
  "Твой друг Маний бредит.
  Хорошие у тебя бедра, славные, Персефона".
  "Как бедра могут быть славными?
  Славными бывают великие полководцы.
  Они добиваются славы в сражениях".
  "Иная девица своими бедрами одержит больше побед, чем великий полководец.
  Поэтому ее бедра называют славными".
  "Я еще не одержала ни одной победы.
  Я не воин".
  "Одержала, одержала ты, девка, много побед.
  Но еще не догадываешься о них".
  "Ты - философ мудрец, жрец Фемистокл".
  "Каждый жрец - философ и мудрец, но не каждый мудрец философ - жрец".
  "Ты очень умно говоришь, Фемистокл".
  "Я не только говорю, но и делаю".
  "Жрец, а как весталка Гермиона поднимала мертвых?"
  "Однажды весталка Гермиона купалась в реке, - голос жреца потеплел. - Солнечные лучи играли на ее блестящей влажной попе.
  После омовений весталка Гермиона стояла на берегу и любовалась речкой.
  На следующий день на ярмарке объявился древний старик Гипократ.
  "Чудо, со мной произошло чудо", - Гипократ стоял на пьедестале и поднимал руки к небу.
  "Гипократ, мы думали, что ты умер, - знающие старика удивлялись. - А ты живой и помолодевший".
  "Я тоже думал, что я умер, - Гипократ ликовал. - Вчера я лежал под кустом около реки.
  Я три дня не ел и готовился умирать.
  Ноги и руки отказали мне.
  Лишь в голове теплился лучик солнца.
  Я лежал долго, бесконечно долго.
  Подумал, что уже умер.
  И ожидаю около реки ладью Харона.
  Он перевезет меня в царство мертвых, в царство Аида.
  Вдруг, я услышала тихий шорох.
  И спросил - Харон?
  Молчание было мне ответом.
  Я с огромным трудом открыл глаза.
  Боялся, что вместо Харона за мной пришел Минотавр.
  Сначала я видел светлое пятно.
  Затем оно проявилось в девичью фигурку.
  Зрение постепенно возвращалось ко мне.
  И я любовался красавицей.
  Позже я узнал, что она - весталка Гермиона.
  Гермиона вошла в речку и мило омывала себя.
  Она натирала шелковую кожу ароматными цветами.
  Потом весталка вышла на берег и поглаживала себя, чтобы сбить прилипшие к коже лепестки цветов.
  Я же в величайшем удивлением осознал, что чем дольше смотрю на весталку Гермиону, тем больше у меня сил становится.
  Она меня подняла из мертвых
  Когда весталка Гермиона удалилась, то я прыгал и скакал по берегу, как горный козел.
  И видите, граждане, что я помолодел.
  Весталка Гермиона - кого хочешь поднимет из мертвых".
  Так вещал помолодевший старец Гипократ на ярмарочной площади.
  С того дня весталка Гермиона трудилась с утра до ночи, и с ночи до утра.
  Она вставала перед народом.
  И каждый уходил с новой порцией силы.
  Приносили мертвых.
  Мертвые поднимались, когда весталка Гермиона сбрасывала с себя хитон.
  Правда, недоверчивые, говорили, что многие прикидывались мертвыми, чтобы попасть вне очереди к весталке Гермионе.
  Но никто их не осудит.
  А эту статую для нас изготовил купец Микеланджело Рафаэлло.
  Высекал из мрамора и рыдал, рыдал и дальше высекал весталку Гермиону". - Жрец Фемистокл прослезился.
  "Фемистокл, вино закончилось в амфорах", - неожиданно около нас возник молодой жрец.
  Он едва держался на ногах.
  Черные глаза жреца то загорались, то туманились.
  "Кастор, - жрец Фемистокл строго посмотрел на молодого. - Не лги мне.
  Не лги мне, Кастор.
  На храмовой площади много полных амфор с вином".
  
  
  ГЛАВА 289
  
  СЕМИРАМИДА И СЕРЖАНТКА ДЖЕЙН.
  
  ЖРЕЦ ФЕМИСТОКЛ.
  
  "Жрец Фемистокл, - молодой захныкал. - То вино кислое и крепкое, кунжутское.
  Я от него умираю постоянно".
  "Если ты умираешь, то подойди и потрогай статую весталки Гермионы, - я посоветовала молодому жрецу. - Весталка Гермиона даст тебе силу".
  "А ты мне дашь?" - молодой жрец нагло уставился на меня.
  "Что тебе дать?
  Я не весталка.
  И, как ты видишь, у меня и на мне ничего нет".
  "Кастор, возьми ключ от кладовой, - жрец Фемистокл протянул молодому жрецу большой бронзовый ключ. - Возьми из наших запасов амфору сладкого Афинского.
  Только другим жрецам не говори.
  Они осудят меня за то, что я балую тебя.
  Ну, иди, ступай, Кастор".
  Молодой жрец принял ключ.
  Стоял и колебался во всех смыслах.
  Еще раз посмотрел на меня и нехотя медленно удалился.
  Или мне так показалось, что нехотя и медленно.
  "Войдем в храм, в купальню древнюю", - жрец Фемистокл провел меня по ступенькам.
  "Она замечательная, купальня, - я завизжала от радости. - Красивая, с цветной мозаикой".
  "И вода в купальне всегда теплая.
  Земля снизу ее подогревает огнем", - жрец Фемистокл произнес с гордостью.
  "Прелесть, прелесть, прелесть, - я вошла в воду.
  С удовольствием в нее погрузилась с головой. - Я чувствую себя жрицей храма".
  "Нравится?
  Оставайся у нас жрицей в болотном храме, - Фемистокл оживился. - Храм мужской.
  Но, если для варвара Калле мы сделали исключение, то и для тебя прикроем глаза на правила болотного храма".
  "Мне нельзя здесь оставаться, - я покачала головкой.
  Легла на спинку в воде и подняла ножку. - Меня Маний ждет".
  "Маний?" - голос жреца стал угрожающим.
  "Жрец Фемистокл, присоединяйся ко мне в купальне, - я произнесла быстро, чтобы жрец не придумал зло против моего друга Мания. - Места в купальне много".
  "С удовольствием к тебе присоединюсь, Персефона, - жрец Фемистокл скинул с себя одежды, словно только и ждал моего приглашения. - Благодушия во мне много". - Жрец сошел в воду.
  "Жрец Фемистокл", - снова объявился молодой жрец Кастор.
  "Что тебе, Кастор, опять? - Фемистокл чуть из купальни не выскочил. - Ты же должен быть не с нами, а с амфорой сладкого Афинского.
  Не мешай мне работать".
  "Жрец Фемистокл, - Кастор не уходил. - Жрецы не поднимаются.
  Надо их водой из реки обливать".
  "Кастор, вот ты сходи на реку и поливай жрецов".
  "Не могу один.
  У меня руки дрожат.
  Ноги подгибаются.
  И я змею боюсь.
  Пойдем со мной, жрец Фемистокл".
  "Иди, жди, Кастор, - жрец Фемистокл отмахнулся. - Я скоро приду и прогоню змею". - Жрец Фемистокл подождал, пока молодой жрец удалится.
  Оживился.
  С него сошли признаки усталости и немощи.
  С робкой улыбкой жрец стал приближаться ко мне.
  Но его настроение испортилось, когда снова появился модой жрец Кастор.
  "Жрец Фемистокл, Синоним уже не дышит".
  "Кастор, сделай Синониму насильное дыхание, - жрец Фемистокл прорычал. - Изо рта в рот".
  Кастор переступал с ноги на ногу.
  Опять ушел.
  Но появился скоро.
  Жрец Фемистокл как раз в этот момент приложил свою ладонь к моей коленке.
  Я не знала, зачем он так сделал.
  Наверно, хотел спросить - не болит ли у меня нога...
  "Жрец Фемистокл, - Кастор проблеял. - Жрец Ехидний на коленях полз и головой о мраморное ложе ударился".
  Молодой жрец Кастор подходил, и все время вызывал гнев жреца Фемистокла.
  "Персефона, а что, если я..." - жрец Фемистокл не успевал договорить.
  "Жрец Фемистокл, жрец Синоним уже дышит", - Кастор - Фемистоклу.
  "Персефона, хочешь, я покажу тебе дорогу в твой храм?" - Жрец Фемистокл - мне.
  "Жрец Фемистокл, я амфору разбил", - жрец Кастор - Фемистоклу.
  "Персефона, я вздохнуть не могу, - жрец Фемистокл - мне. - Я человек строгий, но не откажусь..."
  "Жрец Фемистокл, Гальваник на Микеля упал", - Кастор - Фемистоклу.
  "Персефона, некоторые утверждают, что мужчинам от девушек только одного надо", - Фемистокл - мне.
  "Фемистокл, я на статуе Фемиды царапину нашел", - Кастор - Фемистоклу.
  "Персефона, неразумные мы.
  Поняла?" - Фемистокл - мне.
  "Жрец Фемистокл, когда на болото пойдем?" - Кастор - Фемистоклу.
  "Мало, Персефона, у нас..." - Фемистокл - мне.
  "Жрец Фемистокл, где хлеб взять?" - Кастор - Фемистоклу.
  "А что это у тебя, прекрасная Персефона внизу живота?" - Фемистокл игриво - мне.
  "Жрец Фемистокл, - на этот раз фигура молодого жреца Кастора выражала безмолвное осуждение. - Жрец Вильермо подавился костью".
  "Иду, иду, не осуждай меня, Кастор" - Фемистокл с кряхтеньем выбрался из купальни.
  Надел парадные одежды и двинулся за молодым жрецом.
  Я вышла из купальни.
  "Так и не сказал мне жрец Фемистокл, какой я храм - золотой или серебряный", - я с сожалением вздохнула.
  
  "Персефона, бежим, - из-за статуи рогатого мужчины вышел Маний.
  Глаза его возбужденно блестели. - Нам нельзя здесь оставаться".
  "Маний, откуда у тебя второй мешок?" - я увидела в руке своего товарища новый мешок.
  Старый был привязан к спине.
  "Нашел", - Маний отвернул глаза.
  "Из-за твоего "нашел" теперь жрецы болотные устроят за нами охоту", - я догадалась, что Маний опять что-то украл.
  На этот раз - обворовал жрецов.
  Мы осторожно вышли за храм.
  Скрытно спустились к реке.
  На прихрамовой площади жрец Фемистокл о чем-то спорил с жрецом Кастором.
  Мы плыли по реке, а в моей памяти жрец Фемистокл рассказывал и показывал.
  "Жрецы за нами погоню не устроят, - Маний вольно раскинулся в лодке. - Нет у них лодок.
  А, если бы и были, то не заметят, что что-то пропало.
  Жрецы - не патриции.
  Патриции все замечают".
  "Маний, что ты взял у жрецов? - я осуждающе покачала головкой. - Воровать - грех.
  А воровать у жрецов - тройной грех".
  "Персефона, какая тебе разница, что я забрал у жрецов, - Маний засопел. - Они мне еще должны остались.
  Нет у жрецов ничего приличного, что обрадует меня. - Маний развязал мешок: - Я о тебе не забыл, Персефона.
  Захватил для тебя подарок.
  Ты осуждала меня, что я все себе и себе.
  Нет, я и тебе тоже".
  "Мне?
  Подарок? - Я чуть из лодки не выпала от удивления и восторга. - От тебя?
  Тогда, Маний, тебе прощается твое воровство.
  Что ты подаришь мне?
  Золотой браслет с сапфирами?
  Перстень с рубином?
  Ожерелье с изумрудами?"
  "Вот, надевай, - Маний вытащил смятую поношенную тунику. - А то голая привлекаешь слишком много к нам внимания.
  Свою тунику ты рабыне подарила.
  А я тебе дарю".
  "Во-первых, Маний, старая поношенная туника с подозрительными пятнами - не подарок.
  Во-вторых, я не к нам, а к себе привлекаю внимание.
  Ты обманул меня, Маний.
  Я надеялась на красивый подарок, а не на тряпку грязную".
  "Ты слишком капризная, Персефона".
  "Маний, лучше бы ты сказал, что я слишком красивая".
  Мы молча плыли целых два часа.
  Маний осторожничал со мной заговаривать.
  Я же не знала, о чем болтать с Манием.
  Раньше мы по несколько часов не закрывали рты и не могли наговориться.
  Сейчас...
  "Маний, между нами, словно черная кошка пробежала".
  "Между нами пробежал жрец Фемистокл".
  "Нет, Маний.
  Между нами пробежал патриций Тесей".
  Мы снова не разговаривали.
  Стало темнеть.
  Маленькая речка в полутьме выглядела зловещей.
  На свесившемся до воды дереве я увидела девочку.
  Она с ветвей ловила рыбу на удочку.
  "Девочка, до ближайшей деревни далеко?" - я обрадовалась возможности хоть как-то развязать свой язык.
  "Мчоооо?
  Мучёёё?" - Девочка раскрыла рот и глазища.
  Смотрела на нас, как на диких зверей.
  "Девочка, ты что, никогда не видела людей?" - Я пошутила.
  Маний лишь презрительно смотрел на нее.
  "Неа, никого не видела", - девочка, наверно, произнесла самое длинное предложение в своей жизни, поэтому удивилась.
  "Ты откуда?"
  "Мы - лесные люди".
  "Лесной человек, - Маний говорил свысока. - Где деревня?"
  "Чёо?"
  "Проплыли, - я приветливо кивнула девочке, когда мы миновали и дерево полузатонувшее и ее. - Маний, не суди ее строго.
  Она же людей не видела из-за жизни в пальмовом лесу".
  "Кто она, чтобы я ее судил, - Маний снова был высокомерен. - Она - простая лесная девка.
  Я же..."
  "Ты же с самим патрицием Тесеем ночь в шатре провел", - я произнесла неожиданно зло.
  Не нравится мне, когда девочек обижают.
  "Персефона, ты, почему на меня сердишься?" - после минуты сопения и переживаний Маний очнулся.
  "Маний, кто ты, чтобы я на тебя сердилась?
  Ты - простой деревенский парень.
   Я же..." - Я нарочно замолчала.
  Пусть Маний додумывается.
  Он и думал, пока река не разделилась на две реки.
  "Куда нам плыть?" - Маний почесал лоб.
  "Ты же прекрасно знал, как плыть во Флавию на ярмарку.
  Теперь же не находишь дорогу к нашему дому".
  "Персефона, ну, не злись на меня", - Маний пробурчал почти виновато.
  "Ладно, Маний, не буду на тебя злиться.
  Ты же мой двоюродный брат.
  Я тебя знаю с детства.
  А речку эту я не знаю, - я пошутила. - Плыви в левую реку".
  "Почему в левую?"
  "Потому что она больше заросла, чем правая.
  Значит, по правой - время от времени - плавают.
  А нам главное сейчас ни с кем не встретиться".
  "Поплывем в левую, - Маний согласно кивнул головой.
  Будто он сидел за веслами, а не я. - Надеюсь, что ты не подведешь меня, Персефона".
  "Ах, так, Маний, - я почти визжала. - Ты заставил меня выбирать дорогу.
  И тут же на меня переложил ответственность.
  Если левая река окажется правильной, ты мне даже спасибо не скажешь.
  Но, если я ошиблась, то ты не слезешь с меня".
  "Не слезу с тебя, - Маний впервые за длинную дорогу захихикал.
  Стал прежним. - Беру левую речку на свои плечи. - Маний поднял листья водяных лилий в лодке. - Персефона.
  Поужинаем?
  Поздний ужин придаст нам сил.
  Тебе же еще грести и грести целую ночь".
  "Я буду грести ночь, - я заскрипела зубами. - Ты, Маний, что в это время делать будешь?
  Спать?"
  "Я стану охранять нас", - Маний выпятил грудь.
  "Маний, мясо протухло и заплесневело", - я принюхалось.
  "Слегка заветрелось только, - Маний скривился. - И немного плесени.
  Но мясо вяленое.
  Оно даже тухлое, не опасное".
  "Маний, я девочка.
  Я не стану есть тухлое мясо".
  "Напрасно, Персефона.
  Тогда греби голодная". - Маний откусил от мяса.
  Медленно переживал.
  "Маний, - я захохотала.
  Мой смех жутко звучал в наступающей темноте. - Я не вижу, но чувствую, что твое лицо позеленело".
  "Действительно, тухлое", - Маний икнул.
  Перегнулся через борт лодки.
  Его вырвало.
  "Маний, выбрось мясо в воду, - я отвернула лицо. - Иначе ты проголодаешься так, что соблазнишься тухлым мясом во второй раз.
  И тогда, возможно, что отравишься по-настоящему.
  Здесь нет весталки Гермионы, чтобы она тебя вернула из царства мертвых".
  "Какая весталка Гермиона?"
  "Мне жрец Фемистокл рассказывал, что весталка Гермиона своей красотой давала мужчинам силу.
  И даже поднимала мертвых.
  Мертвые, как взглянут на нее, так сразу оживают".
  "Персефона, мертвые не могут глядеть.
  У них глаза тоже умерли".
  "Маний, откуда ты наешь, что мертвые не могут глядеть?
  Ты, что, умирал?"
  "Не умирал, но умру от вони тухлого мяса", - Маний пересилил свою жадность и выбросил куски мяса в речку.
  "Надо было Йене дать больше этого мяса", - я пожалела.
  "Ты дала бы ей больше мяса, и она получила бы больше тухлого мяса", - Маний засмеялся.
  "Зато мы бы не казались столь жадными".
  Вдруг, на реке плеснуло.
  Мелькнуло белое брюхо, лапы и хвост.
  "Крокодил?" - Маний посмотрел на меня.
  "Я не похожа на крокодила".
  "В этой малюсенькой речке водятся крокодилы?"
  "Маний, почему бы им не жить здесь?
  На них никто не охотится.
  Еды хватает.
  Проплывающие выбрасывают из лодок тухлое мясо".
  "А я хотел ножки перед сном помочить в реке", - Маний содрогнулся.
  "Ты же говорил, что не будешь спать".
  Мы снова плыли молча.
  Вернее - я плыла в лодке, а Маний сидел на лавке.
  "Маний, возьми длинную палку и отталкивай коряги от лодки".
  Маний, к моему удивлению, послушался.
  Длинной толстой палкой освобождал нам путь.
  "Все равно не заснуть на берегу, - я спорила сама с собой. - Крокодилы, змеи, неизвестные дикие девочки лесные с удочками".
  "Должна же быть скоро большая вода", - Маний зевнул с хрустом челюстей.
  Я наблюдала, как сначала темнеют отражения финиковых пальм в реке.
  Потом погружается в бархатную темноту прибрежная трава.
  На небе угасает день.
  Дохнул прохладный ветер.
  В сумраке обозначились быстрые тени.
  Лес загудел ночными звуками.
  Ветер внезапно стих.
  Вокруг нас чавкало, крякало, хрустело, булькало, шипело.
  И казалось, что только наша лодка - нереальная.
  "Дед, далеко до Афин? - Маний чмокал губами. - До Кельбурна за неделю домчитесь на веслах. - В Кельбурне обязательно посетите городскую купальню.
  Хотя, наврядли вас пустят.
  Ночевали бы лучше в болоте".
  "Маний, ты с кем разговариваешь?" - мне стало страшно.
  Но мой товарищ не ответил.
  "Спишь, значит, - я не очень огорчилась.
  Коряг стало меньше.
  Маний уже не нужен для их отталкивания от лодки. - Обещал не спать.
  Мелкая монета - цена твоим обещаниям, дальний брат".
  Мои руки деревенеют.
  Глова наливается синевой.
  "Не всех же едят на реке, - я отчаянно зеваю. - Иначе никто вокруг бы нас не жил ночной жизнью".
  Я не в силах думать и сопротивляться.
  Опускаюсь на дно лодки и проваливаюсь в сладкий крепкий сон.
  Я проснулась от предчувствия утра.
  Оно находилось на границе.
  Я три раза хлопнула ресницами.
  И утро начало отбирать у ночи ее владения.
  Маний мирно посапывал.
  Его голова уютно лежала на лавке.
  Вокруг тела обматывалась красивая пестрая болотная змея.
  Я хотела закричать.
  Но криком не помогла бы другу.
  Я подняла весло и ткнула в змею.
  Она дернула головой и с недоумением на меня уставилась.
  Словно говорила:
  "Девочка, зачем ты со мной жестокая?
  Я же тебя не тронула.
  А твой друг тебе же не нужен".
  "Змея, змея, - я присела на корточки.
  Не сводила глаз с красавицы змеи.
  Если она разозлится, то сдвинет свои кольца и задушит Мания. - Должен же быть кусочек тухлоты.
  В темноте Маний, наверно, не все протухшее вяленое мясо выбросил в речку.
  Что-нибудь и тебе осталось.
  Надеюсь... - Я шарила рукой под лавкой.
  Нащупала что-то слизкое и зловонное.
  Возможно, что вяленое мясо впитало в себя воду на дне лодки.
  Я не смотрела на ЭТО.
  Положила слизкое на широкую часть весла. - Змея.
  Поверь мне.
  Оно вкуснее, чем мой товарищ". - Я снова приблизила весло к змее.
  Она недоверчиво сверкнула красивыми бездонными глазами.
  Потянулась к куску слизкого на весле.
  Я отодвинула весло чуть дальше.
  Оно зависло за бортом лодки.
  Змея начала медленно распускать кольца.
  И, о, радость, вскоре сползла в воду.
  Я опустила весло и наградила змею тухлым мясом.
  "Мы в расчете, змея", - я засмеялась.
  "С кем ты в расчете? - Маний проснулся и протирал глаза. - Я - змея?
  Персефона, зачем ты меня разбудила?"
  "Маний, ты же не хотел спать.
  Должен был нас охранять".
  "Охранять я могу и во сне.
  У меня сон чуткий". - Маний закряхтел, как старый философ.
  "Ага, сон у тебя чуткий, Маний, - я со злорадством подумала. - Если бы я не спасла тебя от водяной змеи, то ты бы никогда не проснулся".
  "Кушать хочу", - Маний с надеждой на меня посмотрел.
  "Я не отдам тебе свою ногу на завтрак", - я вспомнила рассказ бывшей рабыни Йены о том, как она в детстве была ошеломлена, когда увидела, как раб отрезал рабу ногу и пожирал ее.
  
  "В Салемполис посмотреть на ведьм плывете?" - раздалось за нашими спинами.
  Я подпрыгнула от неожиданности.
  Маний выпучил глаза.
  Неужели, нас догнали солдаты патриция Тесея или жрецы из болотного храма.
  Я медленно повернула головку.
  И с огромным облегчением выдохнула.
  Нашу лодку догнал рыбак.
  Сначала показалось, что он плыл на бревне.
  Но я присмотрелась - его лодочка была настолько узкая и невысокая, что казалась бревном.
  "Да, мы плывем", - Маний ответил многозначно.
  "Лодка ваша большая, - рыбак цокал языком. - Неудобно на ней по заросшей реке плыть.
  Моя лодочка узкая, тонкая, везде пройдет.
  Давайте, меняться".
  "Нет, мы лучше на большой лодке", - я ответила как можно приветливее.
  Вдруг, рыбак в нас метнет копье, или из лука выстрелит.
  "Ну, дело ваше, - рыбак крайне огорчился. - Пожалел я вас. - Он поднял голые ноги.
  Они торчали над лодкой. - Вы думали, что до Салемполиса быстро доплывете?
  Неееаа. - Рыбак укоризненно качал головой. - Не надейтесь.
  Вода низкая.
  Не раньше, чем через год в Салемполисе окажитесь.
  На моей лодке за один день бы домчались".
  "Год и день? - Маний захохотал. - Ты шутник, рыбак.
  Если день на лодке плыть, то и пешком можно за два дня дойти.
  А ты говоришь - год".
  "Лодка ваша встанет, жить в ней год будете.
  А пешком - пешком по болоту вы три года топать станете.
  И то - не дойдете никогда до Салемполиса. - Рыбак вытянул тощую гусиную шею.
  Заглянул в нашу лодку: - В мешках, что везете?" - Его очень заинтересовали мешки Мания.
  "Прах моих родителей, - Маний привычно солгал. - И еще в мешках камни". - Пришлось приукрасить ложь, потому что мешков два.
  Какие же должны были быть родители Мания, если их прахом наполнились два мешка.
  Циклопами они должны быть...
  "Зачем вам камни", - рыбак хитро прищурил глаза.
  "Если разбойники попадутся, то мы в них камнями бросим", - я ответила простодушно.
  "Разбойников камнями не закидаете, - рыбак расхохотался.
  Подплыл ближе и дотронулся до борта нашей лодки: - Лодка у вас хорошая, но большая.
  Большая, но хорошая.
  По узкой реке не проплывете.
  Ах, милые, как я вас жалею.
  Далеко ли плывете?" - Рыбак начал надоедать своей назойливостью.
  "Ты же сам ответил за нас, что до Салемполиса мы плывем".
  "Ох, до Салемполиса, - снова огорчение мелькало в глазах рыбака. - Не доплывете вы до Салемполиса в большой лодке.
  Застрянете в корягах.
  Змеи и крокодилы вас съедят".
  "Пошел по второму кругу, - Маний недовольно пробурчал. - Скажи, рыбак, есть у тебя для нас еда?
  А то мы не сделали запас".
  "Еда?
  Добрый час нам всем, - рыбак заохал. - Еда сейчас будет.
  Рыбку поймаю.
  В глине речной запеку.
  Никто лучше меня на реке рыбу не запекает".
  "В лодке запекать будешь?" - я спросила с раздражением.
  Догадывалась, что Маний ради сытного завтрака сделает остановку.
  "Зачем в лодке? - рыбак взглянул на меня с ласковым сожалением. - В лодке костер не разожжешь.
  Одежда сгорит.
  Мы на берегу сейчас огонь разведем.
  Ты - девка бойкая - сухих пальмовых листьев принесешь для огня.
  Поверьте, нет лучше рыбки, чем запечённая около реки".
  "Много говоришь, мало делаешь", - у Мания голодно бурчал желудок.
  "Греби к берегу, девка, - рыбак несказанно обрадовался. - Твой товарищ кушать хочет.
  Или не товарищ, а - муж?"
  "Рано нам женихаться, - Маний засмеялся. - Мы - двоюродные брат и сестра".
  "Счастье, счастье, - рыбак ладонью оглаживал свою бороду. - До Салемполиса не доплывете в широкой лодке, дальние брат и сестра.
  Дооолго, долго веслами махать до Салемполиса и пробираться между коряг. - Рыбак ловко пригнал свою быструю узкую лодку к берегу. - Я вам помогу.
  За лиану вашу лодку привяжу.
  Не уплывет ваша лодочка-то.
  А уплывет - недалеко.
  Застрянет в водяных лилиях, застрянет. - Рыбак ловко вогнал нашу лодку в песчаный берег.
  Сначала помог выйти Манию.
  Затем меня за руку взял. - Девка.
  Если бы случилось наводнение, или пожар по пальмам побежит.
  Станешь моей женой?"
  "Мы не знакомы, а ты уже в жены зовешь, - я попыталась выдернуть свою ладонь из ладони рыбака.
  Но он не отпускал меня... - Ты же меня совсем не знаешь.
  И приданного за мной нет.
  Я - бедная".
  "Приданное у тебя на шее висит, - рыбак потрогал мои жемчужные бусы. - Не у всякой девки подобное приданное есть".
  "А у тебя, рыбак, какое приданное? - мне стало любопытно. - Твоя лодочка-бревно?"
  "Сама ты бревно, - рыбак обиженно сдвинул брови. - Мое приданное вот здесь". - Он костяшками пальцев правой руки постучал себя по лбу.
  Мы замолчали.
  К счастью, Маний влез в наш разговор о женитьбе:
  "Когда запеченная рыба будет?"
  "Ой, а я и забыл совсем, - рыбак всполошился. - Сюда, сюда иди, парень.
  Тебя как зовут?"
  "Маний".
  "Приятно познакомиться, Маний, рыбак говорил, как благородный. - А я - Корвет.
  Как назвали родители, так и живу", - рыбак развел руки в стороны.
  "Я - Персефона, - пришла моя очередь представиться. - Я - девушка", - зачем-то глупо добавила.
  Думала, что смешно получится, но вышло глупо.
  "Теперь можно рыбку ловить, - рыбак из лодки достал верёвку, свитую из конского волоса.
  На конце веревке загнут бронзовый крючок. - Ты, Маний, как главный, на берегу стой.
  Рыбу хватай, которую мы из воды будем выбрасывать.
  Ты же, Персефона, скидывай свой хитон".
  "Не стану я раздеваться, - я закусила губки. - Ты мне не муж, чтобы я голая щеголяла перед тобой".
  "Тогда в хитоне входи в воду, - рыбак не спорил. - Я стосковался по рыбке.
  Думаю - как рыбку поймать.
  Кто мне поможет?
  И тут вы плывете.
  Долго же вы плыли до встречи со мной.
  Не на мели ли сидели? - С силой ударил кулаком в свою худую грудь. - Жизнь, жизнь моя.
  Ты, Персефона из воды рыбу на берег кидай.
  Братец твой ее будет держать".
  "Ты, тогда зачем нам нужен, Корвет? - я с опаской зашла по колени в воду.
  Огромная жаба ткнулась носом в мою ногу.
  Подумала и поплыла дальше по своим жабьим делам. - Если я буду бросать рыбу, а Маний ее станет ловить?"
  "Ну, славные времена, - рыбак засмеялся. - Омут глубокий.
  Как же без меня вы рыбу поймаете.
  Дорогие вы мои, - Корвет вздохнул, словно с облегчением.
  Насадил на бронзовый крюк стрекозу и бросил веревку с крюком в воду. - Лодка у вас огромная для наших мест.
  Девка ты красивая, чтобы жила одна без мужа.
  В рыбалке вы неопытные, с голоду без меня померли бы.
  Вы для меня сейчас самые близкие люди.
  Я от вас любую беду отведу.
  Мне одному кусок рыбы в горло не полез бы
  Я думаю - друзей найти себе.
  Думал, думал, а вы плывете по реке.
  Медленно плывете, потому что лодка ваша большая.
  Я спросил, куда вы плывете.
  Потому что понял - не доплывете вы в большой лодке".
  "Рыбак, а ты что думаешь о нас?" - я вошла по пояса и ждала, когда рыбу хватать и на берег бросать.
  "Я думаю, что вы хорошие, - рыбак в лодочке своей раскачивался. - Не видали вы других народов.
  Летом по этой реке никто не плавает.
  А зимой иногда купцы в болотный храм плывут по большой воде.
  Купцы очень приметные, большие. - Рыбак Корвет прищурился и вглядывался в мое лицо: - Персефона, хитон твой намок.
  Все просвечивает.
  Напрасно ты стеснялась передо мной голая в воде ходить.
  Теперь ты, как голая, а хитон намочила, - Корвет качал головой сокрушенно: - Вы не асирийцы?"
  "Дядя, асирийцы вымерли давно", - я и Маний засмеялись.
  "Знаю, знаю, что вымерли асирийцы давно, - рыбак не смутился. - Но кто-то из них остался.
  Обязательно остался.
  Если обидел вас, хорошие вы мои, то извините.
  Я так полагаю, что асириец тоже не проплыл бы в большой лодке по моей реке. - Рыбак Корвет назвал речку своей. - Хорошее дело, если плывешь быстро.
  Если медленно, и за коряги цепляешься, то - плохо.
  Можно петлю на обезьяну поставить, или на крокодила.
  Но крокодил быстрый, а обезьяна еще быстрее.
  Моя лодка тоже ходит весело.
  А ваша большая лодка - груз, а не лодка.
  На широкой воде ваша лодка удобная.
  А на узкой речке - бесполезная.
  Ошиблись вы, когда в нее сели.
  В этой лодке даже обниматься не получится".
  
  
  ГЛАВА 290
  
  СЕМИРАМИДА И СЕРЖАНТКА ДЖЕЙН.
  
  РАЗБОЙНИК КОРВЕТ.
  
  "Дядя Корвет, а зачем нам обниматься?" - я отогнала палкой небольшую водяную змею.
  Змея узкой лентой исчезла в глубине реки.
  "Не нужно вам обниматься, потому что вы брат и сестра дальние.
  А, если бы мужем и женой были?
  Что тогда?
  Обнимались бы, обнимались, да дообнимались бы.
  Привычка у молодых обниматься.
  Руку на затылок положите - и вся правда.
  Знайте, что я за свою жизнь двадцать крокодилов поймал. - Рыбак от обниманий перешел к крокодилам. - Обо мне даже в Римбурге слышали.
  Цезарь приказывал мне явиться к нему.
  Я что?
  Я не согласен так далеко плыть.
  Если хочет цезарь на меня посмотреть и послушать, как я двадцать крокодилов поймал, то пусть сам ко мне приезжает.
  Или высылает за мной свою колесницу.
  Многие говорят, что я слишком слаб, чтобы крокодила тащить из реки.
  Действительно, силы в моих руках мало.
  Как у тебя, Персефона, у меня силы в руках.
  Но не сила нужна, а вот что, - рыбак снова постучал костяшками пальцев по лбу.
  По тому месту, где у него приданное... - Фигура моя прозрачная.
  Но глаза острые.
  Когда я крокодила ловлю, то особая уверенность и спокойствие во мне появляются.
  Я на своей реке живу.
  Она мне и дом, и жена, и муж и хозяйство мое.
  Ни на что реку эту не променяю.
  Несусь в своей узкой лодочке над бездной глубины.
  Огонь, а не лодка.
  Ваша лодка больше моей, но на реке не развернется.
  А, если крокодил? - Рыбак замолкает и пристально смотрит в мои глаза.
  Находит в них что-то важное для себя и с удовлетворением мычит. - Крокодил - огого. - И тут же напрягается. - Дергает рыба за крючок.
  Лишь бы не черепаха.
  Черепаха большая, а мяса в ней мало.
  Зато злая, дерется под водой черепаха". - Рыбак Корвет тянет за веревку из конского волоса.
  В глубине что-то широко ходит на крючке.
  "Дядя Корвет, я боюсь", - с ужасом смотрю на темную воду.
  "Ты его или ее камнем, камнем по голове бей", - рыбак истошно вопит.
  "Кого камнем бить?
  Персефону бить камнем по голове?" - Маний или шутит, или не понял рыбака.
  "Кого ловим, Персефона, камнем бей.
  Маний, у тебя в мешке камни.
  Дай один".
  "Свои камни не дам", - Маний прижал мешок к груди.
  "Под ногой у меня камень", - я нагибаюсь и с трудом поднимаю тяжеленный подводный камень.
  "На тебя веду, на тебя, Персефона, - рыбак хрипит от волнения. - Хватай, не отпускай.
  Иначе без рыбки останемся".
  "А, что если оно - не рыба, а - крокодил?" - я проблеяла.
  "Тогда будет мой двадцать первый пойманный крокодил", - рыбак с трудом удерживает свою лодочку.
  Она крутится на месте. - Живой он слишком. - Непонятно о ком. - Бей его". - С губ рыбака летит пена.
  И тут я увидела, как из глубины на меня несется что-то большое.
  Рыба или речной черт.
  В чертей я не верила, но придется верить...
  Безумные глаза рыбы ищут спасения.
  Я поднимаю камень выше.
  Но тут рыба сбивает меня с ног.
  Я падаю.
  Рыба влетает под меня.
  Я хватаюсь за хвост рыбины.
  Она в панике несет меня от берега.
  Я исчезаю под водой.
  Появляюсь над поверхностью.
  Снова исчезаю.
  В промежутках слышу обрывистые советы мне и ругань.
  "Дура...
  Неумеха...
  Не смогла...
  Держи...
  Не отпускай".
  Я лечу под водой попой вперед.
  Моя головка - к хвосту рыбы.
  Ножки - около ее головы.
  Вдруг, рыба ускоряет ход.
  Я чувствую, что она свободна.
  "Утопит, под корягу унесет", - я в панике отпускаю освободившуюся огромную рыбу и выныриваю.
  С огромной скоростью плыву к берегу.
  Не слышу отдельных звуков.
  Краски и звуки сливаются в единую шумовую цветную полосу.
  Я очнулась на берегу.
  Стояла на четвереньках и выплевывала из себя воду, мелкие ракушки и водяные растения.
  "Что же ты девка наделала? - рыбак уже причалил и стоял надо мной. - Всю рыбалку испортила.
  Всю рыбу распугала в округе.
  Останемся голодными.
  Держать надо было крепче".
  "Сам бы держал, рыбак", - я переворачиваюсь на песке на спину.
  "Маний, она у тебя всегда неумелая?" - Рыбак повернул голову к моему товарищу.
  "Какая есть", - Маний бурчит.
  "Есть и есть девка, а нам нечего есть", - рыбак шутит.
  "Что на мне?
  В чем я?" - я провожу рукой по оголившимся ногам.
  "Рыбья слизь и рыбья чешуя на тебе, девка, - рыбак хохочет. - Ты превратилась в деву-рыбу".
  "Фу, гадость", - я поднимаюсь на дрожащих нога.
  Иду к речке омываться.
  Сейчас мне все равно - не до стыда.
  В голове шумит.
  Живот неприятно полный речной водой.
  Я стянула с себя хитон и обнаженная обтираюсь песком.
  Затем долго вытираюсь ароматными водяными цветами.
  "Персефона, если бы не ты, то мы бы уже кушали рыбу", - Маний меня обвинил.
  Но у меня нет силы отвечать дальнему брату.
  "Пусть обтирается, не мешай ей, - рыбак неожиданно вступается за меня. - Провинилась, но теперь исправляется.
  Дорого стоит посмотреть, как голая девушка на реке щекочет себя цветами".
  "Вот и покушали", - я наклонилась и полоскаю хитон в реке.
  "Не покушали, но покушаем, - рыбак Корвет ответил доброжелательно. - Моя... подруга сюда придет.
  Она никогда без хлеба ко мне в гости не ходит.
  Хлебушка поедим.
  Голодными не останемся.
  А то вы собирались до Салемполиса на вашей большой лодке доплыть.
  С голода умрете, пока на лодке вашей будете пробираться сквозь затонувшие деревья".
  Я молча ухожу от Мания и Корвета к нашей лодке.
  Ложусь около нее и забываюсь в безумстве.
  Катание на огромной рыбе по реке меня полностью лишило сил.
  Пятнами всплывают мысли о крокодилах, об огромных водяных змеях и свирепых черепахах.
  Только сейчас осознаю опасность.
  Меня от зубов крокодилов спасла только огромная скорость рыбы.
  Я пролежала бревном до вечера.
  Проснулась и почувствовала легкий запах запеченной рыбы.
  "Рыбу поймали?" - я поднялась и с трудом отрыла глаза.
  "Проспала ты рыбку, - Маний засмеялся. - Персефона.
  Кто долго спит, тот остается голодный".
  "Я поймал золотую форель, - рыбак Корвет потыкал палкой в костер. - Запекли ее и не удержались.
  Я хотел тебе кусочек оставить, Персефона.
  Но слишком сочная была форель".
  "Сочная и жирная", - Маний облизывал пальцы.
  "Кто не работает, Персефона, тот не ест", - Корвет назидательно погрозил мне пальцем.
  "Ты, Персефона, не старалась, - Маний сытно рыгнул. - В следующий раз держи рыбу".
  "Как же вы рыбу без меня поймали, - во мне была пустота. - То я вам нужна была, то без меня обошлись".
  "Мы поняли, что ты никчемная при ловле рыбы, Персефона, - рыбак выбросил остатки рыбы в речку. - Поэтому и не будили".
  "Корвет, ты же сказал, что я всю рыбу распугала.
  Как же ты форель поймал?"
  "Надо было - и поймал", - рыбак отвел глаза в сторону.
  Поднялись птицы в роще.
  "Моя Эльвира подходит к нам, - рыбак прислушался. - По лесу плывет, а не идет.
  Легкая она, воздушная.
  Ты, девка, - рыбак мне подмигнул, - даже не пытайся пройти по лесу, как Эльвира ходит.
  В сучьях запутаешься навсегда.
  Только она так умеет сквозь наш лес проходить".
  "Я и не собираюсь в лес", - я пожала плечами.
  Заранее уже не любила Эльвиру, которая умеет ходить по лесу, а я - ничего не могу.
  Ни рыбу, ни походку...
  
  Из кустов барбариса вышла...
  Нет, действительно, выплыла девушка.
  Она ступала так, словно не по непроходимым зарослям, а - по мощеной камнями дорожке.
  Девушка улыбалась.
  Или она увидела нас и улыбалась, или по жизни улыбалась всегда.
  Она подошла ко мне.
  Бросила под ноги объёмистый мешок.
  Широко расставила ноги и с детским любопытством разглядывала меня.
  Будто недоумевала, что увидела еще одну девушку.
  На Мания и рыбака Корвета девушка не смотрела.
  "Эльвира, хлеб принесла?" - рыбак крикнул вместо приветствия.
  "Принесла, Корвет, доставила, Корветушка, - девушка очнулась. - Я всю ночь готовила хлеб.
  Добавила в него кокосовое масло.
  В огонь бросала только ветки кипариса и лавра.
  Чтобы хлеб поднялся и не подгорел".
  Эльвира подошла к огню, на котором рыбак и Маний приготовили форель и сами ж ее съели.
  Потом она подбежала ко мне и взяла меня за руку:
  "Ты кто? - Глазища Эльвиры распахнулись. - Лесная нимфа?"
  "Я - Персефона", - я смутилась.
  "Наша Персефона не умеет ловить рыбу", - Маний тут же подал голос.
  Ему не нравилось, что Эльвира не обращает на него внимания.
  Может быть, внимание ее не понравилось бы Манию.
  Но она не смотрела на него.
  "У Персефоны руки не из того места растут", - рыбак Корвет забыл, как подластивался ко мне.
  "А из какого места у тебя руки растут, Персефона?" - Эльвира округлила ротик в любопытстве.
  "Я платье сушу, поэтому сейчас без одежды, - я пробурчала. - Голая перед тобой.
  Сама посмотри, откуда у меня руки растут".
  "У Персефоны руки растут из правильного места, - Эльвира закричала радостно. - Опустила свою руку на мое плечо.
  И добавила к моему и всеобщему удивленью: - Персефона сейчас пойдет со мной спать".
  "Но я уже спала", - я пыталась по взгляду девушки угадать ее намеренья.
  "Незачем Персефоне спать", - Маний недружелюбно пробормотал.
  "Незачем Персефоне спать с тобой, Эльвира", - рыбак Корвет вроде бы те же самые слова произнес, что и Эльвира.
  Но в них был иной смысл.
  "Пойдем со мной, - Эльвира приблизила свое прекрасное свежее лицо к моему и шептала. - Очень важно для тебя, чтобы ты сейчас пошла со мной".
  "Почему важно для меня", - я почувствовала горячую ладошку Эльвиры на своих губах.
  Глаза девушки умоляли меня, чтобы я не сопротивлялась и не говорила громко.
  "Я иду с Эльвирой спать", - я не смогла скрыть любопытство.
  "Персефона, ты не..." - Маний промычал.
  Но рыбак Корвет стал шептать ему на ухо.
  При этом Корвет хихикал, как девушка.
  Маний тоже захихикал.
  "Не подсматривайте за нами, мальчики", - Эльвира повела меня за руку в кусты барбариса.
  "Странно - я прижалась сзади к Эльвире. - Перед тобой кусты расступаются и не цепляют иголками.
  Меня же кусты пытаются оцарапать.
  Я прижималась к тебе - не подумай плохого - чтобы не оцарапаться".
  "Прижимайся сильнее, - Эльвира подбодрила меня.
  Она остановилась на небольшой полянке, окруженной колючими кустами. - Отсюда мы увидим, если кто к нам захочет подобраться", - Эльвира сказала спокойно, не особо тихо.
  "Кто к нам захочет подобраться?" - я насторожилась.
  "Корвет или твой друг могут полюбопытствовать, чем мы здесь занимаемся".
  "Чем мы будем заниматься в кустах, Эльвира?
  Здесь же ничего нет, чтобы две девушки этим занимались".
  "Ты будешь отдыхать, а я тебе кое-что скажу, - Эльвира спокойно прилегла на сухие листья.
  Похлопала ладошкой рядом с собой. - Ложись, Персефона.
  Тебе понадобится много сил в дороге".
  "О какой дороге ты говоришь, Эльвира? - я прилегла рядом с ней и опустила свою головку на животик Эльвиары: - Ты не возражаешь, если моя головка отдохнет на твоем животике?
  Так мне тебя лучше видно и слышно".
  "Конечно, не возражаю, Персефона, - щечки Эльвиры загорелись. - Лежи, отдыхай".
  "Ты, словно волнуешься за меня".
  "Волнуюсь за тебя, Персефона".
  "Почему?
  Ты же меня не знаешь, Эльвира".
  "Волнуюсь, что Корвет хочет вас убить".
  "Нас убить? - я подскочила.
  Но Эльвира опустила ладошку на мою головку.
  И я снова прилегла. - За что?"
  "Не за что, а почему, Персефона".
  "Почему, Эльвира?".
  "Не знаю, почему, Персефона.
  Но я слышала от крестьян, что за вами охотится какой-то патриций Тесей.
  И жрецы болотного Храма недовольны вами.
  К тому же, Корвет, никого не отпускает от реки".
  "Как не отпускает?"
  "Корвет убивает редких путников.
  Все добро их... ваше... забирает".
  "Но Корвет показался мне милым и добрым, - я раскрыла глаза. - Он радостный.
  Хотел лодками обменяться".
  "Милый и добрый Корвет, потому что радуется, что вас убьет и обворует.
  Лодками предлагал обменяться, чтобы отвлечь ваше внимание и успокоить вас.
  Вы же не подумаете, что тот, кто хочет обменяться с вами лодками, вас обворует".
  "Не подумаем".
  "Поэтому я тебя предупреждаю, Персефона, бегите, если сможете.
  Корвет так просто не отпустит вас".
  "Эльвира, почему я должна тебе верить?"
  "Ты должна мне верить, Персефона, потому что девушки обязаны друг дружке верить.
  В этом наш маленький девичьий секретик".
  "Эльвира, а зачем ты тогда с Корветом, если он разбойник?"
  "Я с Корветом, потому что он мой отец".
  "Твой отец? - Я растирала щечки ладошками. - Но он называл тебя своей любимой девушкой".
  "Разве дочь - не любимая девушка для отца?"
  "Эльвира, но ты же идешь против отца, когда нам помогаешь".
  "Хватит с меня смертей, - Эльвира вздохнула. - К тому же, как я увидела тебя, так сразу пожалела твою красоту.
  Ты сразу мне понравилась".
  "Правда, Эльвира?
  Я - красивая?"
  "Да, Персефона, ты красавица".
  "И ты красавица, Эльвира".
  "Я - красавица? - Эльвира смутилась. - Ты так нарочно хвалишь меня, Персефона, потому что я спасаю тебя и назвала тебя красавицей".
  "Как можно нарочно назвать красавицей, Эльвира? - Я засмеялась звонко. - Нарочно называют, когда хотят оскорбить.
  Например, нарочно говорят - ты урод, или уродина.
  Но я говорю, что ты красавица, Эльвира".
  "Персефона, спасибо, - дочь разбойника в смущении водила пальчиком по песку. - Отдыхай, Персефона.
  Тебе и твоему товарищу придется несколько дней убегать.
  Не сможете отдыхать".
  "Эльвира".
  "Да, Персефона".
  "Ты помогаешь мне, потому что я тебе понравилась".
  "Да".
  "Но зачем ты помогаешь Манию, моему двоюродному брату.
  Ты даже на него не смотрела".
  "Я помогаю и твоему другу, потому что ты огорчишься, если мой отец его убьет.
  А я не хочу, чтобы ты огорчалась".
  "Очень мило, Эльвира", - я с наслаждением вытянула ножки и пожаловалась. - Пока тебя не было, твой отец и Маний заставляли меня ловить рыбу.
  Я стояла в воде.
  Потом на меня набросилась огромная рыбина.
  Она выпучила глаза.
  Я на рыбине опускалась на дно реки и взлетала вверх.
  Потом я отцепилась от рыбы.
  На берегу я обнаружила, что вся покрыта рыбьей слизью и чешуей.
  Маний и твой отец разбойник ругали меня за то, что я упустила рыбу.
  Называли меня неумехой".
  "Какой ужас, - Эльвира всплеснула руками и побледнела. - Мужчины очень жестокие и неблагодарные.
  Я отцу каждый раз хлеб выпекаю.
  Ни разу он меня не похвалил".
  "Отец не хвалит свою дочь - тоже ужасно", - я с пониманием покачала головкой.
  "Персефона".
  "Да, Эльвира".
  "Если ты плавала на рыбе, и она обмазала тебя своей слизью рыбьей и вываляла в чешуе, то почему ты не пахнешь рыбой, - Эльвира присела и обнюхивала меня. - Очень даже приятно пахнешь".
  "ХАХАХАХА, Эльвира, - я же обтирала себя песочком и ароматными травами".
  Мы радостно засмеялись.
  Я закрыла глаза.
  Эльвира затихла.
  Через несколько минут я открыла глаза.
  "Персефона, ты не спишь?" - Эльвира сложила губки сердечком.
  "Не сплю, Эльвира".
  "Не хочешь спать, или волнуешься перд побегом от моего отца?"
  "Эльвира, ты тоже не спишь.
  Значит, заботиться обо мне".
  "Охраняю тебя, Персефона".
  "Эльвира?"
  "Да, Персефона".
  "Я очень напряжена.
  И у меня спинка чешется между лопаток.
  Почеши, пожалуйста, если тебе не трудно".
  "С удовольствием, - Эльвира расцвела. - Я рада тебе помочь".
  Дочь разбойника опустила прохладные ладошки на мою спинку.
  Поглаживала, разглаживала, постукивала, почесывала.
  "Очень приятно, Эльвира, - через розовый туман я мурлыкала. - Но ты уже не спинку мне чешешь".
  "Ой, Персефона, прости, - Эльвира испуганно вскрикнула.
  Ее ладошки, как бабочки упорхнули от меня. - Я так поняла, что ты сказала, что у тебя спинка чешется, Персефона.
  А потом ты сказала, чтобы я почесала.
  Я не подумала, что почесать - значит только спинку.
  Тебе неприятно было, Персефона?"
  "Приятно, Эльвира.
  Если тебе не трудно, то продолжай чесать, пожалуйста.
  У меня после твоих поглаживаний попка зачесалась.
  И ножки".
  "Ножки нужно обязательно погладить перед дальней дорожкой, - ладони Эльвиры скользили по моим ногам. - Если в дороге зачешется, то нельзя будет остановиться.
  Погоня - не шутка".
  "Конечно, Эльвира, нельзя будет остановиться", - что-то ударило меня в голову.
  Лишило на время сознания.
  Горячая волна поглотила меня.
  "Я, что заснула от твоих поглаживаний и почесываний, Эльвира?" - я с трудом разлепила веки.
  "Ты заснула на чуть-чуть, - Эльвира выглядела тревожной. - Но до этого ты дергалась, стонала и изгибалась.
  Я причинила тебе боль, Персефона?"
  "Я не чувствовала боли, Эльвира.
  Со мной творилось непонятное".
  "Я огорчила тебя", - Эльвира надула губки.
  "Совсем не огорчила, Эльвира.
  Если думать, что подружка может огорчить подружку, то небесный свод обрушится и придавит всех".
  "Значит, ты на меня не сердишься, Персефона?"
  "Не сержусь, Эльвира.
  Наоборот, я очень благодарна тебе.
  Ты почесала мне везде.
  Теперь я расслабленная.
  И у меня ничто не чешется".
  "Зато я чешусь, - Эльвира пыталась тонкими пальчиками почесать себе между лопаток. - Комары искусали.
  До всех мест добрались мошки.
  Зуд в теле необыкновенный".
  "Эльвира, я тебя почешу, чтобы не чесалось", - я с готовностью поднялась.
  В головке слегка кружилось.
  "Ты слишком добра ко мне, Персефона, - Эльвира провела пальчиком по губкам. - Но ты устанешь меня чесать".
  "Не устану, Эльвира.
  После твоих поглаживаний у меня сил прибавилось".
  "Ну, разве только так, Персефона", - Эльвира вытянулась на травке.
  "Эльвира, мне неудобно тебя чесать и поглаживать.
  Твой хитон очень грубый".
  "Отец экономит на мне, поэтому покупает хитоны самого низкого свойства, грубые", - Эльвира засмущалась.
  "Сними его, Эльвира".
  "Снять?"
  "Конечно, сними.
  Я же не стесняюсь перед тобой.
  Я обнаженная, пока мой хитон после купания сушится.
  Кроме нас никого рядом нет.
  А мы подружки.
  Подружки не стесняются друг дружки".
  "Я и не подумала, - Эльвира стянула с себя хитон. - У меня не было подружек до тебя, Персефона.
  Отец говорит, что подружки отвлекают.
  Он считает, что нельзя девушке с девушкой дружить".
  "Твой отец взял тебя, свою дочь, в рабство, вот и говорит тебе всякие глупости".
  "Наверно, ты права, Персефона", - Эльвира прошептала и закрыла глазки.
  "Ого, как тебя комары искусали, - я рассматривала Эльвиру. - Все тело, все ножки, ручки, животик - все в красных точках укусов".
  "Комары злые".
  "Да, комары злые, Эльвира", - я опустила ручки на плечи дочки разбойника.
  Начала потихоньку поглаживать.
  "Персефона?"
  "Да, Эльвира".
  "Ты издалека приплыла?"
  "Еще не знаю - далеко или близко.
  Маний дорогу знает.
  А почему ты спрашиваешь?"
  "Если ты недалеко, то мы могли бы иногда встречаться с тобой".
  "Было бы прекрасно, Эльвира, - мои ладони опустились ниже.
  Я говорила горячо, убежденно. - Ты сказала, что у тебя нет подружек, и не было.
  У меня тоже не было подружек.
  Даже Маний считает меня мальчиком.
  Я Манию - друг, а не подруга.
  Хотя мы двоюродные брат и сестра.
  Теперь у тебя есть подружка - я.
  И представляешь, Эльвира, у меня в походе сразу стали появляться подружки.
  Сначала на галере - дочь богатого визиря Асуна пригласила меня спать вместе с ней в комнатке..."
  "Ты спала с дочкой богатого визиря, Персефона?" - Эльвира задрожала под моими ладонями.
  "Эльвира, ты дрожишь.
  Тебе холодно?
  Или я плохо чешу укусы от комаров?"
  "Я сама по себе не дрожу, Персефона.
  Я лежу, а тело мое дрожит.
  И почему дрожит, я не знаю.
  Мне не холодно.
  Мне жарко.
  Внутри меня пылает огонь.
  А тебе, Персефона, повезло, что ты спала с дочкой богатого визиря.
  Интересно же, как они богатые выглядят, как чувствуют себя.
  Я только один раз в жизни видела патриция на ярмарке.
  И то - он пронесся в колеснице".
  "Подумаешь, патриций, - я чувствовала себя бывалой путешественницей. - Я на галере даже разговаривала с патрицием Венценосом.
  И позже патриций Тесей был..."
  Я не стала уточнять, что патриций Тесей интересовался только Манием, а не мной.
  Наверно, Маний был для патриция лучшим собеседником, чем я.
  
  
  ГЛАВА 291
  
  СЕМИРАМИДА И СЕРЖАНТКА ДЖЕЙН.
  
  ЭЛЬВИРА.
  
  "Ты общалась с патрициями, с дочкой визиря, - Эльвира произнесла с восхищением.
  Повернула головку и с восторгом смотрела на меня. - Ты счастливая, Персефона".
  "Была бы я счастливая, если бы сейчас за мной не гнался тот самый патриций Тесей и не хотел бы меня убить", - я захихикала.
  Эльвира тоже засмеялась звонко, утрене.
  "Ты очень хорошо поглаживаешь и чешешь, Персефона, - Эльвира таяла под моими ладонями. - Где ты научилась?"
  "Эльвира, ты не поверишь, если я отвечу, где я научилась", - я продолжала смеяться.
  "Поверю, Персефона.
  Ты же не станешь обманывать свою подружку".
  "Не стану обманывать свою подружку, - я чуть надавила пальчиками и продолжала поглаживать. - Я до сегодняшнего дня никого не поглаживала и не чесала.
  Я научилась от тебя, Эльвира.
  А тебя, кто научил?"
  "Меня отец научил и заставляет разминать его мышцы, - Эльвира вздохнула. - Только мне не нравится гладить отца.
  Он жесткий.
  Ты - совсем другая, Персефона".
  "Эльвира?"
  "Да, Персефона".
  "А ты где живешь с отцом?"
  "Мы живем в шалаше у реки.
  Причем раз в несколько дней меняем место".
  "Неудобно, Эльвира".
  "Очень неудобно и тяжело, Персефона".
  "У вас нет дома?"
  "У нас был просторный хороший дом у дороги.
  Но отец его продал.
  Он говорит, что слишком много людей интересуются мной.
  Боялся, что меня уведет жених, - Эльвира вздохнула печально. - Поэтому отец продал дом и увел меня в глушь".
  "Зачем же вы меняете часто место?"
  "Чтобы нас не нашли родственники тех, кого мой отец убил и обокрал.
  И, чтобы стражники не вышли на наш след".
  "Но ты же не грабила и не убивала, Эльвира".
  "Я никого не обижала.
  Ни у кого ничего не брала, - голосок Эльвиры задрожал. - Но отец напугал меня.
  Он предупредил, что, если нас поймают, то меня казнят, как и его", - Эльвира задрожала.
  "Тебе нравится жить с отцом разбойником в шалаше, Эльвира?"
  "Я ненавижу жизнь в шалаше, Персефона.
  И с отцом мне не хочется.
  Но мне некуда идти.
  И отец за мной следит..."
  "Эльвира..." - я чуть забылась.
  Мои пальчики сильно надавили.
  Эльвира коротко вскрикнула.
  Выгнулась дугой.
  По ее телу побежали крупные волны.
  С тяжелым вздохом Эльвира опала.
  "Прости, я слишком сильно надавила тебе, Эльвира. - Я распахнула глаза. - Задумалась, заслушалась, и не усмотрела.
  Я же неопытная в поглаживании.
  Очень больно?"
  "Больно? - Эльвира присела на корточки и трясла дивной головкой. - Не понимаю, кто я, где я.
  Я на Олимпе?
  Мне так хорошо никогда не бывало, Персефона.
  Ты затронула какую-то очень расслабляющую точку радости во мне".
  "Я и не подумала, - я погладила подружку по коленке. - Значит, ты на меня не сердишься, Эльвира?"
  "Сержусь?
  Я благодарна тебе, Персефона.
  Ты подарила мне что-то новое.
  Пока не знаю, что это, но оно - восхитительное".
  "Я подарила тебе дружбу, Эльвира.
  Ты мне подарила дружбу.
  Дружба нас так обрадовала".
  "Как прекрасно дружить, - Эльвира расслабленно потянулась. - Я пока не буду одеваться.
  Ты не возражаешь, Персефона?
  Мой хитон очень грубый.
  И я не хочу, чтобы тяжелая ткань одежды стерла приятные воспоминания о твоих нежных ладонях на мне".
  "Конечно, не одевайся, Эльвира.
  Остынь".
  "Спасибо, Персефона", - дочка разбойника опустила глазки.
  "Я что хотела сказать, - я вернулась к своей мысли, которая мне казалось замечательной: - Мою подружку дочку визиря Асуну Маний продал в рабство..."
  "Продал в рабство твою подружку?" - Эльвира в ужасе приложила ладошку к влажным губкам.
  "Он не нарочно продал Асуну, - я посчитала, что нужно заступиться за Мания. - Мой двоюродный брат продал в рабство и патриция Венценоса.
  Маний очень хотел подарить мне бусы из Нильского жемчуга.
  Но у него не было денег.
  Поэтому Маний продал дочь визиря Асуну и патриция Венценоса.
  Работорговец все равно обманул Мания.
  Заплатил очень мало за двух хороших рабов.
  Но денег хватило на жемчужное ожерелье".
  "Красивое, - Эльвира очень осторожно дотронулась до крупной жемчужины в моем ожерелье. - Я боялась тебя даже спросить о нем.
  Одета ты бедно, а ожерелье дорогое.
  Твой друг поступил благородно, потому что на деньги вырученные от продажи людей в рабство, сделал тебе подарок.
  Это искупает грех Мания".
  "Мне тоже очень нравится это ожерелье, - я провела язычком по губкам. - Эльвира, если ты не хочешь жить в шалаше, если тебе неприятно, что твой отец разбойник и ты сбежала бы, но некуда, то я тебе предлагаю..."
  "Предлагаешь поплыть с тобой", - глазища Эльвиры распахнулись.
  В них засверкали золотые звезды.
  "Со мной плыть нельзя, потому что Маний не обрадуется тебе, Эльвира, - я произнесла виновато. - Но мы с тобой обязательно скоро встретимся.
  Я в пути нашла себе еще одну подругу - рабыню Йену.
  Вернее, сейчас она уже не рабыня..."
  "Ты ее выкупила, Персефона", - Эльвира смотрела на меня с обожанием.
  "На выкуп рабыни у меня денег нет, - я пожала плечиками. - И патриций Тесей не продал бы мне свою рабыню.
  Он бы просто отнял у меня деньги.
  Многие мужчины считают - зачем продавать, если можно просто обмануть и украсть...
  Йена сбежала от своего хозяина. - Я решила промолчать, что Маний обокрал патриция... - Я предложила бывшей рабыне - она очень хорошая, добрая, милая, она спасла меня от солдат - отправиться к моей другой подружке..."
  "У тебя еще подружка?" - По прекрасному лицу Эльвиры блуждала милая улыбка.
  "Да, Эльвира.
  У меня в походе еще одна подружка появилась.
  Жизель - с чудо-озера.
  Жизель - прекрасная и добрая.
  Она приглашала меня жить с ней навсегда на озере.
  Озеро большое.
  Рыбы всем хватит. - И о жемчуге на озере я пока не рассказывала Эльвире... - Я обещала, что приду к Жизель позже.
  Когда стану богатая...
  Бывшая рабыня Йена пошла на чудо-озеро к моей Жизель".
  "Жизель примет бывшую рабыню?" - Эльвира заволновалась, словно она - Йена.
  "Конечно примет, - я беспечно махнула ручкой. - Жизель замечательная и добрая.
  Когда узнает, что Йена тоже моя подружка, то они будут вместе.
  И вместе станут ждать меня".
  "Везет им, везет тебе", - Эльвира опустила головку.
  "Везет тебе, Эльвира, - я приблизила свое лицо к головке Эльвиры и поцеловала ее в лобик. - Я приглашаю тебя на чудо-озеро. - Я приглашала, словно я хозяйка озера, а не Жизель. - Там ты спрячешься от своего отца разбойника.
  Не будешь больше помогать ему.
  Пусть он сам один убивает, ворует, печет хлеб, сам себя нахваливает и чешет.
  Так ему и надо, злодею".
  "Было бы прекрасно сбежать от отца на чудо-озеро, - в глазищах Эльвиры засветилась надежда. - Я даже знаю, где чудо-озеро.
  От купцов давно слышала, когда мы еще при дороге в доме жили...
  Найду.
  Но согласятся ли твои подружки, чтобы я была с ними?"
  "Обязательно согласятся", - я уверяла горячо.
  "Но я не хочу с тобой расставаться даже на миг, - Эльвира пропищала. - Мы только что подружились.
  Нам хорошо вместе.
  Но ты меня уже покидаешь.
  Вдруг, ты обманешь меня?
  Выйдешь замуж за Мания?
  Или за другого парня.
  И не вернешься ко мне". - Эльвира тихо заплакала.
  "Эльвира".
  "Да, Персефона".
  "В пути все подружки помогают мне.
  Асуна пригласила спать с ней в комнатке на галере, а не на палубе.
  Жизель помогла мне радоваться.
  Йена спасла меня от злых солдат, которые хотели меня убить.
  Ты спасаешь от своего отца разбойника.
  Разреши и мне спасти тебя.
  Возьми мои жемчужные бусы". - Я с душевной болью сняла с шеи свои жемчужные бусы и повесила на шею Эльвиры.
  "Не возьму, Персефона.
  Они слишком дорогие". - Эльвира была потрясена моим поступком.
  "Мы их будем носить по очереди, Эльвира.
  День - я, день - ты.
  Мои бусы успокоят тебя и дадут уверенность, что я к тебе вернусь на чудо-озеро.
  К тому же, по бусам Жизель и Йена поймут, что ты моя подружка очень хорошая".
  "А, если Жизель и Йена позавидуют, что ты мне подарила бусы, а им не подарила бусы?"
  "Скажи, что я, когда вернусь, всем подарю дорогие подарки.
  Подружки не обидятся.
  Подружка - потому и подружка, что не обижается на подружку".
  "Персефона, - Эльвира засмеялась. - Ты столько раз повторила "подружка", что у меня головка закружилась".
  "Моя головка тоже кружится", - я смеялась вместе с подружкой.
  "Персефона?"
  "Да, Эльвира".
  "Я когда сбегу от своего отца..."
  "Не медли, Эльвира.
  Если стражники и жрецы ищут меня и Мания, то они могут на этой речке наткнуться на тебя и на твоего отца..."
  "Я сбегу сегодня же, - в голосе Эльвиры сталкивались камни. - Отец бросится догонять вас.
  Я же - побегу от отца в другую сторону.
  Мои ножки быстрые.
  Я - легкая.
  Меня никто в джунглях речных не догонит.
  По пути я...
  Да, я успею из тайника отца взять деньги.
  Твои подружки примут меня, как ты говоришь...
  Но я тоже хочу им быть приятной сразу.
  Я приду с деньгами".
  "Ты знаешь, где твой отец прячет украденное богатство?"
  "Не богатство, а - немного монет.
  По нашей реке богатые купцы и знатные патриции не плавают.
  А с простого крестьянина или рыбака отец не разбогател.
  Но все же мелкие монеты я принесу на чудо-озеро.
  И еще. - Эльвира решительно подняла подбородочек.
  Я поразилась, как она преобразилась, когда решила сбежать от отца-разбойника. - Я попрошу писаря, чтобы он придумал, как тебе избежать казни, если тебя поймают.
  Писари все законы цезаря знают".
  "Неужели, найдешь писаря для меня, Эльвира? - я, если бы не сидела, то упала бы от удивления. - Говорят, что все писари - мошенники".
  "Нет, не все писаря негодные".
  "Ты знаешь хорошего, честного писаря?"
  "Знаю, но у него нет правой руки.
  Очень хитрый писарь.
  Любой закон цезаря в свою сторону истолкует.
  Стражники его ненавидят.
  Но ничего с этим писарем сделать плохого не могут.
  Только руку отрубили ему мечом". - Эльвира засмеялась.
  Я тоже смеялась, когда представила, как писарь стражников разозлил.
  "Он возьмется за закон и поможет мне?"
  "Обязательно поможет тебе, Персефона.
  Писарь с темной душой.
  От него всем достается.
  Но те, кто ему платит, тем он помогает.
  Ум у писаря огромный, больше, чем у мудрецов и философов.
  Даже шатающегося пьяного купца назовет трезвым тот писарь".
  "Пусть он и Манию поможет, - я облизала пальчики. - Ну, даже если ты писаря этого не найдешь, то все равно мне беды не будет от стражников.
  Они меня на чудо-озере не поймают.
  Я на лодочке заплыву на середину озера.
  Там мель.
  На той мели хоть день, хоть год можно прятаться от стражников и воинов.
  Еды в озере хватает.
  Мидии под ногами.
  А воины не поплывут за мной по озеру.
  Потому что чудо-озеро может все волной смыть.
  В чудо-озере на дне невидимый город Гладиатор.
  И под водой до сих пор с древних времен сражаются гладиаторы на арене того города.
  Слышны из-под воды озера крики раненых и умирающих гладиаторов".
  "Ого, - Эльвира захлопала в ладошки. - Хочу!
  Хочу, хочу на чудо-озеро к твоим подружкам, Персефона".
  "На чудо-озере встретимся, Эльвира".
  Я поднялась с сухих мягких листьев.
  "Эльвира, я жду тебя, - издалека раздался голос разбойника Корвета. - Мы весь хлеб уже съели".
  "Надо же, они весь хлеб съели, - я топнула ножкой и подняла несколько листочков. - Нам ни рыбки, ни хлеба не оставили.
  Нашли, чем гордиться - хлеб съели".
  "Персефона, ты где? - тут же добавился трубный голос Мания. - Не занимайся глупостями".
  "О каких глупостях он говорит? - Эльвира сдвинула бровки недовольно. - Чтобы заняться чем-то, нужно покушать.
  А они все скушали.
  Я хлеб выпекала, а даже не попробовали с тобой".
  "Эльвира, пора", - снова отец-разбойник Корвет призывает.
  "Пора? - Эльвира побледнела. - Наше тайное слово.
  Отец говорит "пора", когда собирается грабить и убивать".
  "Значит, нам пора, Эльвира", - я обняла подружку.
  "Персефона".
  "Да, Эльвира".
  "Давай, поцелуемся в губки.
  Поцелуй в губки тоже будет наш тайный знак.
  О нем будем знать только ты и я...
  И наши подружки..."
  "Ты умно придумала, Эльвира, чтобы наш тайный знак был - целование в губки", - я обрадовалась.
  Мы поцеловались в губки в знак дружбы.
  "Обменялись знаками тайными", - Эльвира захихикала.
  Она взяла меня за ручку и повела за собой.
  "Где вы были, и что делали?" - отец-разбойник Эльвиры встретил нас подозревающим взглядом.
  "Где, где", - я дерзко передразнила разбойника.
  Он тут же расплылся в милой улыбке добряка.
  Показывал, что он спокойный и хороший.
  "Мы ягодки барбариса кушали", - Эльвира ответила отцу кротко и опустила прелестнейшую головку.
  У меня закралось сомнение, что Эльвира передумает убегать от своего отца.
  "Персефона, - взгляд Мания добро не предвещал. - Ты почему отдала свое ожерелье, ожерелье жемчужное, которое я тебе подарил?
  Зачем ты подарила Эльвире?"
  "Во-первых, ожерелье стало моим.
  Что хочу с ним - то и делаю.
  Кому хочу - тому дарю".
  "Во-вторых... - щечки Эльвиры стали розовенькие.
  Губки превратились в бутон розы.
  Подружка ответила за меня. - Во-вторых, Персефона дала мне поносить ожерелье.
  Не навсегда".
  "Да, да, не навсегда, - отец-разбойник Эльвиры обменялся с дочкой быстрыми взглядами. - Моя Эльвирочка отдаст ожерелье".
  "Отец, мы кушали ягодки барбариса в кустиках, если тебе интересно", - Эльвира пропищала и повторила.
  "Зачем вы собирали ягоды?" - Маний считал, что он вправе спрашивать Эльвиру.
  "Затем мы собирали и кушали ягодки барбариса, - теперь я ответила за подружку, - что вы нам еды не оставили.
  Хлеб съели.
  Рыбку съели".
  "Персефона, разве ты голодная? - Маний похлопал себя по округлившемуся после еды животу. - Ты худенькая.
  Тебе мало надо.
  Еда тебе вредит.
  Бедра округлятся от еды.
  И ты перестанешь быть похожей на юношу". - Маний понял, что сболтнул лишнее.
  Вжал голову в плечи.
  Но Корвет и Эльвира сделали вид, что не слышали его.
  "Ты, Маний дружишь с Персефоной, - отец Эльвиры стал нам зубы заговаривать, отвлекал, убаюкивал пустой болтовней. - Так ли?
  Верно!
  Большая дружба где?
  У цезаря большая дружба с патрициями и сенаторами.
  Цезарь - великий!
  Слава цезарю!
  Разве можно дружбу нарушить?
  Без дружбы нет...
  Без дружбы нет дружбы".
  "Само собой", - Эльвира робко произнесла.
  Либо она так прятала свою дерзость и смелость, либо очень боялась своего отца-разбойника.
  Корвет зло сверкнул глазами на дочь, но говорил Манию:
  "Без дружбы даже в трактир не пускают.
  Если хочется спать - надо спать.
  Когда приходит время дружить - дружим.
  Один скажет о спящем с презрением, что он дрыхнет без задних ног.
  Но другой успокоит и иные слова подберет, что не дрыхнет спящий, а - отдыхает, розовые сны видит.
  Так и в дружбе - если ты цезарь, или простая девушка из леса, то не подлецы, когда дружат".
  "Корвет, - я подошла к его узкой небольшой лодочке, - можно я покатаюсь в твоей лодке?
  Немного всего лишь...
  Кружок сделаю около берега".
  "Зачем тебе кататься в чужой лодке, Персефона?" - Маний влез не в свое дело.
  Я ему отчаянно подмигивала так, чтобы разбойник Корвет не заметил.
  Маний на меня таращил глаза и не понимал, что я хочу сказать подмигиванием.
  "Зачем спрашиваешь, Маний? - разбойник Корвет улыбался лучисто, солнечно. - Девочка покататься хочет в моей лодочке.
  Ваша лодка большая, неповоротливая.
  По нашей реке не накатаешься в ней.
  Вы еще плыли по чистой воде, хотя с корягами и затонувшими целыми деревьями.
  Дальше не сможете проплыть.
  Дальше река заросла на многие мили.
  А здесь, пусть Персефоночка, поплавает".
  "Спасибо, Корвет за щедрость", - я даже подпрыгнула от радости.
  Присела в лодочку.
  Сделала несколько гребков веслом.
  Привыкала.
  Лодка опасно колыхалась, но не переворачивалась.
  "Маний, Маний, замечательно в лодочке узкой.
  Садись ко мне". - Наступил решительный момент.
  Лишь бы Маний не упрямился.
  Но он, конечно, заупрямился.
  "Не сяду я в маленькую лодочку.
  Она утонет или перевернется.
  Но может сначала перевернуться, а потом утонет.
  Не стану я собой кормить крокодилов".
  "А мной можешь кормить крокодилов? - я взорвалась.
  Но огромными усилиями успокоила себя. - Ты мне на коленочки присядь, Маний". - Я всячески уговаривала друга.
  "Лодка слабая, утонет", - Магий сопел.
  К счастью, разбойник Корвет заступился за свою лодку:
  "Моя лодочка со стороны похожа на бревно.
  Маленькая, быстрая, везде пройдет.
  И очень крепкая и выносливая.
  Слон...
  Да что слон!
  Слон и цезарь в лодку присядут, и она не утонет.
  А вы всего лишь парень и девушка, а не слон и цезарь".
  "Маний, иди ко мне на коленочки", - я призывно улыбалась.
  Но в душе кипела злостью на старого друга.
  Даже подумала, что если разбойник Корвет сейчас набросится на Мания, то я уплыву одна.
  Против сильного и хитрого убийцы Корвета я не устою.
  И тут я почесала за ушком:
  "Может быть, Эльвира придумала, что спасает меня от своего отца?
  Солгала, что он разбойник убийца и грабит на реке.
  Только зачем ей лгать мне?
  Чтобы я подарила ей жемчужные бусы?"
  Я кусала губки.
  "Ладно, на твоих коленочках, Персефона, я посижу даже в слабой лодочке", - Маний пробурчал, словно делал мне огромное одолжение.
  "Мешки, мешки с собой, зачем берешь, Маний? - разбойник Корвет озаботился. - Пусть на берегу полежат.
  Никто не украдет твои мешки.
  Кому нужен прах твоих родителей и камни в мешках?"
  "А, если бы в мешках был бы не прах моих родителей и не камни? - Маний грузно уселся мне на коленочки.
  Лодка опустилась бортами чуть-чуть выше воды. - Тогда бы их украли?" - Маний, оказывается, очень тяжелый и рыхлый.
  Мои коленочки затрещали.
  Я стиснула зубки, но терпела ради побега от разбойника.
  "Камни тяжелые, - маленькие глазки разбойника забегали быстро-быстро. - Они лодку перегрузят".
  "Ты же сказал, Корвет, - я пищала из-под Мания, что твоя лодка выдержит слона и цезаря.
  Неужели, слон и цезарь меньше весят, чем прах родителей Мания и камни в его мешках?"
  "Слон, конечно, цезарь, конечно", - кажется, что разбойник Корвет стал подозревать нас, что мы сбежим.
  Он быстро взглянул на свою дочку.
  Но Эльвира улыбалась ему невинно и солнечно.
  Тогда разбойник - на всякий случай - направился к нашей лодке.
  "Покатаемся, поплаваем", - я отчалила от берега.
  Лодка шла быстро, как разбойник и обещал.
  Конечно, ему нужна быстрая лодочка, чтобы он догонял свои жертвы на реке.
  Но опасно лодка двигалась - чуть не черпала бортами.
  "Персефона, поворачивай к берегу", - Маний заверещал и взмахнул руками.
  Лодка немного зачерпнула левым бортом.
  "Сядь, идиот", - я зашипела на Мания.
  Впервые за время нашего знакомства обозвала товарища грубо.
  Маний от удивления застыл.
  Ну и хорошо, что не двигался.
  "Персефона, поворачивай к берегу", - разбойник повторил за Манием и сел в нашу лодку.
  "Сейчас, сейчас поверну, - я удалялась от разбойника и от берега. - Хочу повернуть, но лодка несет нас по реке".
  "Поворачивай", - разбойник Корвет зарычал.
  Начал грести за нашей лодкой.
  "Поворачивай, Персефона, - Маний тоже рычал на меня. - Ты нас утопишь.
  Ты сошла с ума".
  "Ты сошел с ума, Маний, - я шептала зло. - Корвет - разбойник.
  Он убьет нас".
  "Глупости говоришь, Персефона, - Маний побледнел. - Корвет добрый.
  Он угостил меня рыбой и хлебом".
  "А меня рыбой и хлебом не угостил, Маний.
  Разбойник тебя задабривал и отвлекал едой.
  Потому что ты - парень.
  Я - девушка, поэтому разбойник убийца не считал меня опасной для него".
  "Не ври, Персефона.
  Зачем Корвет хочет нас убить?" - Маний снова заерзал на моих коленках.
  Лодка еще раз зачерпнула бортом.
  "Разбойник убьет и заберет нашу лодку и твои мешки, Маний", - наконец, я сказала то, во что Маний поверил.
  Еще бы - его мешки хотят украсть.
  Разбойник Корвет приближался к нам на нашей большой лодке.
  Я на разбойничьей лодке, хоть и старалась, но разбойник догонял.
  Силы у него хватало.
  А мне трудно везти себя и Мания.
  Ручки мои быстро уставали.
  Краем глаза я заметила, как с берега легкая невесомая тень метнулась в колючие кусты барбариса.
  "Не обманула меня Эльвира, - на моем сердце стало тепло. - Все же ее отец - разбойник убийца".
  "Персефона, - разбойник протянул руку, чтобы схватить борт нашей лодки. - Вернись к берегу.
  Обещаю, что тебе ничего плохого не сделаю".
  Маний взвизгнул и ударил по руке разбойника.
  Лодки немного разошлись.
  "Своим "обещаю", что мне ничего плохого не сделаешь, ты доказал, что ты разбойник убийца", - я не выдержала.
  "Кто тебе сказал, что я убийца-разбойник, Персефона?" - Гримаса ненависти покрыла улыбку Корвета.
  Странно было видеть на одном лице ненависть и показное, лживое добродушие.
  "Эльвира, твоя дочь мне сказала, что ты грабишь на реке и убиваешь людей, - меня понесло словами.
  К сожалению, лодку не понесло. - И еще она сказала, что ты держишь ее в рабстве.
  Не даешь веселиться.
  Вы живете в шалаше в лесу, а не в доме".
  "Эльвира, я тебя накажу", - разбойник оглянулся на берег.
  За это время я чуть отплыла.
  "Ну, раз вы все знаете обо мне, - Корвет показал желтые с черными точками зубы, - то не поймите меня неправильно, когда я вас резать буду.
  Я хотел вас пожалеть, не убивать.
  Только забрал бы вашу лодку.
  Но теперь..."
  "Сначала догони нас и свою дочку", - я нарочно сказала об Эльвире, что она убежала.
  Чтобы отомстить разбойнику за его нехорошие слова и намерения.
  "Ты подговорила мою дочку сбежать от меня? - голос разбойника стал мягким и прикрыто добрым. - Персефоночка.
  Я тебя не убью.
  Обещаю.
  Я тебе глазки выколю.
  И продам слепую на рынке рабов".
  "Зачем кому-то слепая рабыня?" - я даже застыла.
  С весла слетали капельки в реку.
  "Персефона, греби", - Маний завизжал.
  "О, Персефона, ты даже не догадываешься, что слепые рабыни очень ценятся.
  Слепая рабыня развлекает гостей на оргиях.
  А, когда слепая рабыня станет не нужна на оргиях, то ее отправляют на мельницу.
  Она вместе со слепыми ослами вращает мельничный жернов". - Лодка разбойника опасно приблизилась в очередной раз.
  Но теперь Корвет не протягивал руку.
  Он своим веслом толкнул нашу лодочку.
  Наша лодка очень и очень сильно зачерпнула.
  "Маний, вычерпывай воду из лодки". - Я паниковала.
  "Чем вычерпывать?
  Ковша в лодке нет".
  "Ладонями вычерпывай, Маний", - Я направила лодку к дереву в воде.
  Оно перегородило реку.
  И показала язык разбойнику убийце Корвету:
  "Корвет, ты дурак".
  
  
  ГЛАВА 292
  
  СЕМИРАМИДА И СЕРЖАНТКА ДЖЕЙН.
  
  ЛОДОЧКА.
  
  "Почему я дурак?" - На этот раз удивился разбойник.
  "Потому ты дурак, Корвет, - Маний истерил, но истерика помогала ему панически быстро выплескивать воду из нашей лодочки, - что если нас утопишь, то утопишь и мои мешки.
  Они же тебя интересуют".
  "Мне не нужны прах твоих родителей и камни в мешках", - разбойник Корвет снова протянул весло, чтобы толкнуть нашу лодку.
  "В мешках не прах моих родителей и не камни, а богатства", - Маний умно решил, что, если сейчас не признается и не покажет, что у него в мешках, то разбойник утопит нашу лодочку.
  Места здесь тихие, крокодилы голодные.
  Без лодки я и Маний до берега не доплывем.
  "Серебряная чаша, - Корвет разинул рот. - Я видел ее в болотном храме у жрецов.
  Вы обворовали болотных жрецов. - В голосе убийцы послышалось одобрение. - Мне очень повезло, что я встретил вас.
  Много добра возьму". - Разбойник уверен, что мы от него не сбежим.
  Дерево упавшее не пропустит нашу лодочку.
  Я в отчаянье направила лодку в полузатопленные ветки.
  Наша тонкая лодчонка подпрыгнула, взвизгнула и... перелетела через полузатонувшее дерево.
  Сзади послышался тупой удар и треск.
  "Не догонишь, не догонишь", - я панически захохотала.
  Тяжелая лодка с разбойником не смогла преодолеть дерево в воде.
  Слишком низко сидела лодка.
  И, кажется, что в ней образовалась течь широкая.
  "Корвет, передавай привет крокодилам", - Маний загрохотал хохотом над рекой.
  В ответ неслись проклятия от разбойника-убийцы.
  Он проклинал полузатонувшее дерево, свою дочь Эльвиру, меня, Мания, тяжелую лодку и даже себя проклинал, что поверил нам.
  "Я не дооценил тебя, Персефона", - голос разбойника донеся до нас издалека.
  Или из-под воды, потому что разбойник утонул, или с берега, если Корвет выбрался на сушу, или из тонущей лодки...
  "Я не рабыня, чтобы меня оценивали", - я вытирала слезы истерики и смеха.
  "Корвет не обманул", - Маний ерзал на мне.
  "Маний, не двигайся, - я зашипела. - Иначе утонем".
  "У меня ноги затекли и попа", - Маний заныл.
  "А у меня ничто не затекло под тобой, Маний? - я усилено гребла. - Ты же на мне сидишь.
  Я ног не чувствую".
  "Тебе хорошо, Персефона, - Маний продолжал, надеялся, что я его пожалею. - Ты не чувствуешь своих ног подо мной.
  А я свои ноги чувствую, как они затекают".
  "Поменяемся местами, Маний? - я спросила с сарказмом. - Ты будешь грести, а я уютно устроюсь на твоих ногах".
  "Нет, лучше ты греби, - Маний сразу сдался. - У тебя лучше получается грести".
  "Умно ты придумал, Маний, - я восхитилась. - Как другого заставить работать за себя.
  Нужно только сказать - у тебя лучше получается, чем у меня".
  "Персефона, не скандаль", - Маний приложил палец к моим губам.
  "Твой палец пахнет рыбой, которую ты съел и не оставил мне ни кусочка, и хлебом, которым ты тоже меня не угостил".
  "А твои пальцы, - Маний понюхал мою руку, - непонятно чем пахнут, Персефона".
  "Мои пальцы пахнут чистотой, - я смутилась и опустила ручки за борт.
  Вымыла их... - Маний, почему ты сказал, что разбойник Корвет нас не обманул?" - Я запоздало спросила, чтобы отвлечь Мания от моих пальчиков.
  "Он не обманул, что его лодка быстрая и пройдет там, где наша с тобой лодка не прошла бы по реке, потому что наша лодка большая, а лодка разбойника маленькая".
  "В этом Корвет не обманул нас, - я согласно кивнула головкой. - Но в другом - он обманщик.
  Поэтому он злодей".
  
  "Персефона, смотри, большая чистая вода, - Маний закричал. - А Корвет говорил, что дальше по реке мы не проплывем".
  "Значит, он нас и о реке обманул, чтобы завладеть нашей большой лодкой, - я вглядывалась в расширяющуюся реку. - Маний, на берегу большой город".
  "Но он нам не нужен, Персефона, - Маний тяжело вздохнул. - За нами охотятся слуги патриция Тесея и жрецы болотного Храма".
  
  Мы проплыли мимо города и купающихся девушек. - Персефона подняла головку от стола. - Вскоре я и Маний приехала в родную деревню.
  Маний меня бросил.
  Ну, как бросил.
  Перестал проводить со мной время.
  Он на ворованное купил этот гостиный двор.
  Со мной не поделился.
  Иногда приглашает помочь ему.
  - Персефона, почему ты не ушла к своим подругам на чудо-озеро? - Неожиданно раздался голосок Джейн. - Если Маний тебя обманул, то ты со спокойной совестью могла пойти к Йене, Эльвире и Жизель.
  - Рабыня, - амазонка Семирамида с удивлением повернула очаровательнейшую головку. - Ты подошла тихо.
  Я даже не заметила.
  Кто тебе разрешил подслушивать и разговаривать?
  Я тебе не разрешала говорить.
  - Я не рабыня, - Джейн фыркнула. - Можно подумать, что Персефона не поняла.
  - Я догадалась, - Персефона напряглась. - Получается, что вы что-то от меня скрываете.
  Я оказалась в вашей тайне.
  Теперь вы меня убьете?
  - Убить тебя? - Семирамида задумалась.
  - Никого мы не будем убивать, - Джейн решительно топнула.
  Подняла пыль. - Мы все подданные Империи.
  Мы должны дружить и сплотиться вместе против проклятых жухраев.
  - Сплотиться?
  Жухраи?
  Подданные Империи? - Персефона с непониманием переспросила.
  - Долго рассказывать, - амазонка поднялась из-за стола.
  - Амазонка, не принимай решений, о которых будешь жалеть, - Персефона побледнела под цвет белого лотоса. - И произнесла быстро: - Если вы разбойницы, то я вас нанимаю на одно дело.
  - Интересно, - Семирамида усмехнулась ядовито. - У тебя же нет денег, чтобы нанять разбойников.
  Ну, конечно, мы не разбойницы...
  - У меня нет денег, но если вы мне поможете, то у меня будут деньги, - Персефона смотрела в глаза амазонки.
  Голую Джейн она не боялась.
  Но вот амазонка...
  Об амазонках многое говорят.
  Может воткнуть кинжал и даже не моргнет от досады.
  - Помочь тебе обслуживать гостей? - амазонка дышала в лицо Персефоны. - Печь хлеб в земляной печи?
  Подавать на столы рыбу?
  - Гостиный двор не мой, - слова давались Персефоне с трудом.
  - Гостиный двор принадлежит твоему брату дальнему - Манию, - амазонка опустила ладонь на рукоять кинжала. - Мы уже слышали от тебя...
  - Гостиный двор не мой, - Персефона не сводила испуганных глаз с ладони амазонки на рукояти кинжала. - Но он может стать моим...
  На недолгое время. - Персефона говорила быстро, давилась словами. - Я продам эту таверну.
  Мне она не нужна.
  Мне нужны деньги.
  Я хочу с деньгами вернуться к своим подружкам на чудо-озеро.
  Много лет я не могла, а теперь у меня появился шанс...
  Я не хотела без денег к ним приходить.
  - Деньги? - амазонка задала вопрос из одного слова.
  - Вы поможете мне, я помогу вам, - Персефона облизнула пересохшие губы. - Я прослежу за вашей подружкой.
  Даже, если ей будет угрожать опасность, то я ее спрячу.
  Я знаю, где у Мания вход в тайную пещеру под таверной.
  Я не обижу вашу раненую подругу.
  Конечно, ее не медведь помял...
  Если думаете, что я вас обману, то подумайте, что вы найдете меня на чудо-озере и отомстите.
  - Я почти поверила тебе, Персефона, - амазонка убрала ладонь с кинжала. - Говори, что нужно...
  - Если, если... - Персефона набрала силы, чтобы сказать. - Если Маний не вернется на этот постоялый двор, то он будет принадлежать мне.
  Я уже сказала, что не так долго.
  Я его сразу продам.
  И, если Маний и его проклятые любимчики не придут сюда...
  - Ты нанимаешь нас... меня, чтобы я убила твоего двоюродного брата? - амазонка в удивлении подняла брови. - И его дружков?
  - А Маний меня не убивал все это время? - из глаз Персефоны брызнули слезы. - Я родилась нищая и сейчас нищая.
  Мне стыдно на чудо-озеро прийти к подружкам.
  Бывшая рабыня Йена пришла с серебром.
  Дочь разбойника Эльвира... Эльвирочка... принесла награбленное ее отцом.
  А я?
  Мне стыдно.
  - Но тебе не было стыдно, когда ты столь же нищая с Манием пришла к чудо-озеру и познакомилась с Жизель, - Джейн произнесла с жалостью. - Жизель тебя приняла нищую.
  Нищета в Империи не означает, что...
  - Джейн, подожди, пожалуйста, - амазонка опустила ладонь на бедро Джейн. - Я лучше знаю наши обычаи.
  Обычаи дикарей на неинтересной для Империи удаленной планетке.
  - О чем вы? - снова любопытство появилось в очах Персефоны.
  Но ни амазонка, ни сержантка Джейн ей не ответили.
  - Мы договорились? - Персефона искательно смотрела в глаза амазонки.
  - Договорились, - Семирамида ответила четко.
  - Тогда я принесу вам сейчас деньги, - Персефона подскочила. - Я знаю, где Маний их хранит.
  Надеюсь, что он не спросит меня о том, что я взяла его деньги... - Двусмысленно.
  - Маний тебя не спросит, зачем ты взяла его деньги, - амазонка ответила понятно. - Никто не спросит тебя, Персефона, о тех деньгах твоего двоюродного брата.
  - Я быстро, - Персефона улетела в дом.
  - Джейн, - амазонка вздохнула. - Конечно, ты можешь на нашей дикарской планетке не играть в рабыню.
  Сейчас в тебе взыграла гордость, и ты сказала Персефоне, что ты не рабыня.
  Конечно, нам повезло, что никого вокруг нет.
  Персефона испугалась, что мы ее убьем.
  - Мы бы ее не убили, - Джейн пробурчала.
  - Я бы убила, - амазонка ответила просто. - Иначе, Персефона, возможно, рассказала бы стражникам, что амазонка и ее голая подружка перерезали много человек в гостином дворе ее двоюродного брата.
  - Нужно быть честными, - Джейн кусала губки. - И не рабынями.
  - Ты можешь всем говорить, что ты не рабыня, - амазонка повторила с нажимом. - Но тогда, поверь мне, Джейн, мы не сможем искать твою подругу Бонни.
  Нами будут интересоваться на каждом шагу.
  - Семирамида, ради Бонни я согласно на все, - глазища Джейн загорелись. - Даже в рабыню поиграю.
  Интересно и рабыней побыть.
  Я, как бы работаю на Империю, как шпионка.
  Внедренная на дикую имперскую планету шпионка.
  Сержантка Джейн - шпионка, - Джейн смаковала слова.
  - Я и не верила, что упрямая ты согласишься играть в рабыню и хозяйку, - амазонка вздохнула с облегчением. - Но твоя любовь к подруге...
  - Мы крепко-крепко дружим с детства, - солнечная улыбка осветила прелестное лицо Джейн.
  - Почему Персефона так долго? - амазонка внимательно смотрела на дом.
  - Она сбежала?
  - Нет, Персефона не убежит.
  Она любит своих подружек.
  И хочет к ним вернуться на чудо-озеро.
  Поэтому покупает наши... мою услугу.
  Персефона хочет, чтобы я убила ее двоюродного брата и его слуг и рабов.
  - Убила? - Джейн протянула.
  - Джейн, мне казалось, что ты поняла, - амазонка подняла левое плечо.
  - Я думала, что она... вы шутите.
  - Хороши шутки.
  - Семирамида, я не позволю убивать подданных Империи, - Джейн выпятила небольшие, но красивые грудки. - Я - сержантка Имперской армии.
  И воюю против жухраев, а не против наших имперцев.
  - Джейн, я бы могла с тобой долго спорить - о наших обычаях, о правилах - если не убьешь, то убьют тебя.
  Но сейчас успокою тебя - никого я убивать не буду.
  Ни Мания, ни его слуг и рабов.
  Я их уже убила...
  - Кошмар, - Джейн присела на корточки и обхватила головку руками. - Куда я попала...
  Куда моя бедненькая Бонни попала...
  - Волновались? - из дома выбежала Персефона. - Переживали, что я вас обману? - Девушка протянула амазонке увесистый кошель. - Я из тайника Мания взяла для вас мелкие, средние и золотые монеты.
  Если бы только золотые, то они бы привлекли к вам внимание.
  А внимание к вам повышенное, как я полагаю, в вашем походе не нужно.
  Здесь монетами на десять золотых.
  - Много, - амазонка подбросила кошель.
  Поймала и развязала. - Действительно, много денег.
  Десять золотых - огромнейшие деньги.
  Ты могла бы нам дать меньше, но дала больше.
  Почему, Персефона?
  - Потому что вы мне понравились, - Персефона улыбнулась. - Вы напомнили мне, как я убегала с Манием от стражников, жрецов и разбойника.
  Вы же тоже убегаете от кого-то?
  - Как сказать, - амазонка ответила уклончиво. - Все мы убегаем.
  И в то же время догоняем.
  - Да, да, - Джейн оживилась. - Я и Бонни убегали от неизвестных.
  Они нас догоняли.
  Теперь я догоняю Бонни.
  - Ты очень откровенная девочка, - Персефона провела ладонью по волосам Джейн.
  - Джейн не из наших мест, - амазонка буркнула.
  - Я догадалась, - Персефона засмеялась: - Амазонка.
  Ты спросила, почему я дала тебе больше денег, чем могла бы дать?
  - Да, я удивилась.
  - Потому что вы мне понравились.
  - Ты уже это говорила, Персефона.
  - Я бы все равно вам дала деньги на дорогу.
  И за вашу подружку, за уход за ней я не возьму ни сольдо.
  - Ты можешь спокойно продавать свой гостиный двор, Персефона, - амазонка заявила после недолгого молчания.
  - Я догадывалась, - Персефона приложила руку к сердцу. - Вы убили Мания и его слуг.
  - Не мы, а - я, - Семирамида заскрежетала зубами. - Мне ничего не оставалось делать, как защищать себя и мою Калипсо, - Семирамида кивнула в сторону комнаты, где находилась ее подруга. - Твой брат Маний, хозяин гостиного двора, приютил наших убийц.
  Затем стал на их сторону.
  Не лез бы Маний не в свои разборки, остался бы живой и здоровый.
  Но он...
  Не хочу говорить.
  Ты сама поняла, Персефона.
  - Да, Маний мог предать... - на глазах Персефоны появились слезинки.
  Но она их быстро смахнула пальчиками.
  - Наемные убийцы...
  Они убили мою Калипсо. - Семирамида решила рассказать до конца.
  Амазонки открытые.
  Редко хранят тайны...
  - Но твоя подружка Калипсо не мертвая, а раненая, - Персефона подняла бровки.
  - Она была мертвая, и осталась бы мертвая, убитая, если бы Джейн не помогла.
  Она умеет возвращать умерших из царства Аида. - Семирамида ласково посмотрела на Джейн.
  - Ну, Семирамида, ты меня захвалила, - уголки губ Джейн растянулись в улыбке. - Просто нам всем повезло - тебе, Калипсо и мне.
  Ты оплакивала свою подружку убитую...
  - Не оплакивала, - Семирамида вздрогнула. - Амазонки не плачут.
  - Плакала, оплакивала, - Джейн показала язычок. - Но я увидела, что еще не поздно сделать внутримышечно иглами и запустить кровяной мотор...
  - Что сделать?
  Что запустить? - Персефона распахнула глазища.
  - Не твое дело, Персефона, - амазонка ее резко и грубо оборвала.
  И тут же смягчила: - Нет времени на разговоры, Персефона.
  - Значит, ты, все-таки убила Мания, - Персефона вернулась к прежней теме.
  - Убила, но раньше, чем ты предложила мне убить его и его слуг.
  Жалеешь, Персефона, что заплатила деньги мне?
  - Ты, что, ты что, - Персефона замахала ручками.
  Подняла ветер. - Я бы все равно дала тебе деньги.
  Даже, если бы заранее знала твердо, что моего двоюродного брата нет в живых.
  - Жалеешь Мания? - Джейн вытянула шейку.
  - Жалею, - Персефона ответила зло. - И жалею, что он умер.
  И жалею, что не убила его раньше сама.
  Он издевался надо мной.
  Всю жизнь мне загубил.
  - Не слишком всю жизнь, - амазонка хитро прищурила глаза. - Ответь, Персефона, - Семирамида приблизила свое лицо к лицу испуганной девушки. - В твоем рассказе многое не сходится.
  Почему Маний был в рассказе всего лишь на несколько лет старше тебя.
  А при жизни выглядел на пятьдесят?
  Ты же девушка лет двадцати.
  - Так и есть, - Персефона засмеялась невесело. - Если мне не поверите, то можете проверить.
  Найдите мертвого Мания и загляните ему под балахон.
  - Фу, заглядывать мертвому под балахон, - амазонка и Джейн взвизгнули вместе.
  - Маний пересадил себе на лицо кожу с зада, - Персефона захихикала. - Поэтому выглядит, как пятидесятилетний.
  Живот отрастил, как бочку.
  А всего лишь на четыре года старше меня... был...
  - Оойойй, верится с трудом, - амазонка покачала дивнейшей головкой. - Зачем нормальный здоровый парень будет снимать у себя с задницы кожу, и приживать ее на лице?
  Это же глупо.
  - Вот и не глупо, - Джейн опустила ладошку на плечо амазонки.
  Семирамида посмотрела на руку Джейн, но ничего не сказала. - Мы в гимназии проходили на уроках дикой истории, что в древности многие люди пересаживали себе кожу с попы на лицо.
  Вы не древние, но вы живете в древности.
  Когда кожа на лице дряблая, старая, или в ожогах, то пересаживают кожу.
  И не только на лицо.
  - Что ты говоришь? - амазонка приложила руку к сердцу.
  - Не только кожу, но и другие органы пересаживали. - Джейн рассказывала с вдохновением. - Глаза, печень и все остальное.
  Брали у мертвых и вставляли живым.
  Мужчины даже, - Джейн захихикала, - себе пенисы новые пришивали, больше прежних.
  - Что пришивали? - Персефона и амазонка раскрыли рты.
  - Вот это, мужское, - Джейн прислонила пальчик к низу живота.
  - У тебя не мужское, а - женское, Джейн.
  - А у мужчин мужское.
  Вы меня поняли.
  - Зачем мужчине большой х...? - Семирамида высказала грубое словцо.
  У амазонок о мужчинах почти все слова презрительные... - С большим х... неудобно скакать на лошади.
  В ногах он путается.
  И некрасиво очень.
  Омерзительно, я бы сказала.
  - Это у вас у дикарей омерзительно, - Джейн покраснела от стыда. - Но другие дикари, в древности, считали что большой пенис - придает мужество.
  Действительно, дикие отсталые раньше были в Империи нашей.
  Не догадывались, что только бластер в руке придает мужчине мужество.
  - Бластер? - Персефона привычно переспросила о незнакомом слове.
  - Пересадки в прошлом, - Джейн небрежно махнула ручкой. - Вернее, они сильно изменились.
  Сейчас приживляют выращенное в инкубаторе, или чужую ногу, отрезанную у мертвого.
  Любой орган присаживают.
  Просто и быстро.
  Даже голову заменяют.
  Но только - если очень быстро...
  - Отрубленную голову заново приживляют? - амазонка раскрыла ротик.
  - Девочка, ты откуда? - Персефона тяжело дышала.
  - Неважно, откуда она, - Семирамида подняла руку, чтобы окончить разговор. - Ты, Персефона, все равно уйдешь скоро в счастливую жизнь с подружками на чудо-озеро.
  Зачем тебе на озере знать много?
  - Ты права, амазонка, - Персефона улыбнулась предстоящему возвращению к чудо-озеру, к Жизель, к Йене, к Эльвире.
  - Маний обгорел, поэтому кожу на лицо пересадил? - Джейн полюбопытствовала.
  - Ему философ в лицо горячий кипящий жир плеснул, - Персефона провела ладошкой по лбу. - Философ зашел в гостиный двор и потребовал кипящий жир барсука.
  Маний спросил - зачем.
  Философ сказал, что выпьет.
  Маний ответил, что горячий жир сожжет внутренности.
  Философ сказал, что видел, как цезарь пил кипящий жир.
  Цезарь не сжег свои внутренности, и он - философ не сожжет.
  Философ захотел уподобиться цезарю.
  Маний принес кипящий жир в котле.
  И насмехался над философом.
  Говорил, что философ выпьет булькающий жир и сразу умрет.
  Философ воскликнул - попробуй на себе, хозяин гостиного двора.
  Ты же не умрешь.
  И выплеснул кипящий жир барсука в лицо Мания.
  Пока Маний кричал и катался по земле с обожжённым пузырящимся лицом, философ сбежал.
  Он лишь крикнул издалека:
  "Извините, я не знал, что так получится".
  К счастью, у Мания гостил лекарь из Римлини.
  Он и пересадил манию кожу с зада на лицо.
  - Теперь все понятно, хотя можно было обойтись без этого, - амазонка поправила лук и стрелы. - Джейн, тебе не кажется, что пора нам идти.
  Мы слишком задержались на гостином дворе.
  Солнце уже высоко.
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"