Симонов Сергей Савельевич. Записки Наркотизатора

Сергей Симонов

Записки наркотизатора

(Маленькая повесть или почти история болезни)

Памяти анестезиологов семидесятых, которые своими молодыми жизнями вымостили дорогу для современной анестезиологии.

Предисловие или пять лет домашнего ареста

В 2005-ом году на страницах газеты "2000" я долго дискутировал по поводу советской системы здравоохранения с главным врачом, земляком из Луганска, доказывая, что без значительных изменений эта система не сможет существовать в современном обществе дикого капитализма. Это нонсенс. В советской медицине было много хорошего, но она была далеко не идеальной. Так меня "умилял" Луганский почин: безотказный отпуск лекарств из аптеки - верх лицемерия, когда врач имел право выписывать больным рецепты лишь на те лекарства и в тех количествах, в которые они были в настоящее время в аптеках города, даже если больному нужны были другие, жизненно необходимые лекарства. Иначе врач вызывался "на ковёр" к главному врачу города. И многое другое "умиляло": липовые отчёты для галочки, липовая диспансеризация и т. п.

Но, к сожалению, наша дискуссия не нашла откликов у читателей, поэтому я и попытался подробнее рассказать о моих взаимоотношениях с лучшей в мире системой здравоохранения.

С 1975 по 1980 годы я работал анестезиологом-реаниматологом в небольшом, но очень сильно промышленном городе Донбасса. Зарплата была в полтора-три раза меньше зарплаты рабочих основных производств города. Но особая прелесть была в том, что в те годы отделения анестезиологии-реаниматологии еще не существовало (в 1980 году я участвовал в его создании), а по-этому и не было, как сейчас у анестезиологов, посменной работы. Поскольку наркозы и реанимационную помощь необходимо было проводить круглосуточно, то работали мы с шефом, Тульновым Евгением Георгиевичем, с 8.00 до 17.45 - на полторы ставки в больнице, а с 17.45 до 8.00 - на постоянном дежурстве на дому. Итак все пять лет. Выехать из города (даже в нерабочее время!) без разрешения главврача - нельзя, идя к другу, подруге, за покупками, в ресторан и т. п. - необходимо было обязательно сообщать адрес и номер телефона (если он там был), так как пейджеров или мобильных телефонов еще не было.

Откуда меня только не забирали после работы на срочные наркозы и реанимацию: из дома, от родственников, из кинотеатра, автовокзала, с собственного дня рождения, празднования 23 февраля и т. д.... За мной закрепили не только центральную городскую больницу (вместе с Тульновым), но и роддом со всеми возможными женскими отделениями, где я был один. Плюс вызовы вместо других, ненайденных анестезиологов: так как я был "самым непьющим из всех мужиков", у меня была семья, маленький ребенок и отец, прикованный к постели, то меня всегда можно было найти. И поэтому почти каждую ночь я где-то работал.

Вы думаете систему "безоплатной" работы медиков изобрели в девяностых годах? Да я это прошёл ещё в семидесятых! На бумаге, в союзных приказах существовала система оплаты дежурств на дому в размере 50% ставки за отработанное время, но реально к нам она не применялась, ведь постоянное, ежедневное дежурство на дому занимало 24-9.45=14 часов 45 минут. За 7 часов нам должны были постоянно платить, а это ведь больше, чем одна ставка. "По жизни" получать 2,5 ставки было невозможно даже теоретически, а две ставки - иногда, несколько месяцев в году, только с разрешения области. А вот работать на 2,5 ставки было можно всегда! Забота государства о моём здоровье - это верх лицемерия: по КЗОТ (Кодекс Законов о Труде) работать сутками постоянно, без перерыва на отдых, было запрещено, но если государству очень хотелось - то можно было.

В течении пяти лет я должен был быть ежесекундно, ежеминутно здоров, трезв и готов к немедленной работе. А семья? А праздники, где друзья сильно не понимают, почему я практически не пью, а кино, куда хочется пойти с женой? Я научился не терять контроль над собой при принятии спиртного, спать стоя на работе в минуты отдыха, а чтобы слышать звонок телефона не закрывать двери в туалете. И ведь не раз "с горшка снимали"!

До сих пор (а прошло уже более двадцати пяти лет) я сажусь в кинотеатрах и концертных залах только на крайние места, чтобы не выслушивать "незлих тихих слiв" соседей, когда в середине сеанса, после слов фельдшера "скорой помощи": - Доктор Симонов - на выход! - поднимаешь половину ряда! До сих пор рефлекторно реагирую на любой телефонный звонок, даже в отпуске, а домашним и на работе сообщаю, где и сколько буду находиться!

Такими были все пять лет моей работы анестезиологом-реаниматологом - пять лет "домашнего ареста". И за это родное украинское государство не посчитало их год за два как другим анестезиологам, так как работал я не в отделении анестезиологии, а входил в анестезиологическую группу при хирургическом отделении. Получается, что те, кто сейчас работает в отделении анестезиологии посменно, день-ночь - два дня дома, без дежурств на дому - получают год за два, а те, кто работал как я, со значительно большей физической и психической нагрузкой, но не в отделении (их тогда просто ещё не было!) - не получают. Такая вот забота о людях...

Советское государство выжимало из анестезиологов все соки - и выбрасывало. Но мы-то ещё не все "вымерли", хотя анестезиологов моего поколения осталось очень мало. Мой шеф Тульнов умер в машине "скорой помощи" от инфаркта в 37 лет; первый заведующий нашего отделения анестезиологии Писарев - от инсульта в 45 лет, нет уже и многих анестезиологов из поколения, пришедшего после меня. А я как-то проскочил, почти дожил до мизерной пенсии. Правда, с тремя инфарктами, побывав на том свете, но дожил.

Мы, ветераны великих отечественных анестезиологических битв семидесятых, достойны того, чтоб наш труд был оценен нормальной пенсией!

Дожил я потому, что через пять лет ушел из анестезиологии. После трёх пневмоний, в диагностическом отделении областного туберкулёзного диспансера, куда меня отвезла главврач города, врач-фтизиатр, глядя на мои рентгеновские снимки лёгких, спросил: - "А вы в шахте не работали? Лёгкие у вас как у шахтёра-силикозника." - "Да нет, - отвечаю - работал анестезиологом с эфиром, фторотаном, закисью азота, а при реанимации имел дело с хлорофосом, карбофосом и др. Не остался в стороне и родной воздух, загаженный металлургическим и химическим заводами, курение, постоянные стрессы." - "Что мне делать с моим пневмофиброзом?" - спросил я у заведующего отделением после обследования. - "Ну что сказать: лечить - это постоянный приём гормонов, а пока советую - уйди из анестезиологии и живи, пока живётся". Что я с тех пор и делаю.

Второе предисловие или о чём ниже написанное

Что такое детектив? Смерть и расследование её причин. А если удалось "героическими" усилиями предотвратить смерть, вырвать больного из её "цепких лап", то это что?

По-моему - это недодетектив, то есть почти детектив. Такие короткие недодетективные рассказики и предлагаются вниманию читателей. Они писались более 10 лет: с 1997 по 2009 год, после того, как на встрече с земляком, анестезиологом восьмидесятых, во время рассказа о своей работе в семидесятые годы я увидел недоверие в его глазах: мол, заливай, заливай, сказки рассказывай!

Написанное не сказки. Так было. Анестезиологи семидесятых, работавшие на периферии, узнают в рассказах себя. А остальные познакомятся с тем, как тогда работали анестезиологи.

Пояснение медицинских терминов

-- Наркотизатор - устаревшее название специальности медицинского работника, проводящего наркоз. Сейчас это анестезиолог (врач) и анестезист (ка) - средний медицинский персонал.

-- Anamnesis Vitae - история жизни, один из разделов заполняемый в истории болезни или амбулаторной карте.

-- Anamnesis morbi - история заболевания, один из разделов заполняемый в истории болезни или амбулаторной карте.

-- Премедикация - медикаментозная и немедикаментозная подготовка к наркозу. Проводится накануне и (или) перед проведением наркоза с целью стабилизации жизненно важных функций организма и обеспечения безопасности наркоза и операции.

-- Релаксанты - лекарственные препараты для расслабления мышц и выключения самостоятельного дыхания у больного.

-- Ларингоскоп - прибор для проведения интубации.

-- Интубация - установка трубки в дыхательное горло (трахею), для проведения интубационного наркоза.

-- Интубационный наркоз - наркоз с применением релаксантов, интубации трахеи и перевода больного на искусственную вентиляцию лёгких (ИВЛ).

-- Искусственная вентиляция лёгких (ИВЛ) - проводится с помощью аппарата для ИВЛ в ручном или автоматическом режиме.

-- Периаппендикулярный инфильтрат - воспаление вокруг аппендикса, в образовании которого участвует близлежащая брюшина, стремящаяся ограничить, локализовать воспаление.

-- Сердечные гликозиды - группа лекарственных препаратов для лечения заболеваний сердца. В те годы широко использовались. Кроме прочих эффектов они урежают пульс.

-- Мезентериальный тромбоз - сгустки крови (тромбы) в сосудах брыжейки кишечника, часто приводящие к инфаркту (отмиранию) части кишечника.

-- Реверсивный полузакрытый контур - тип проведения наркоза, при котором кислород с парами анестетиков поступает в организм, а выдыхаемая воздушно-наркозная смесь частично возвращается к больному, при этом в наркозной смеси больного повышается концентрация анестетика, углекислого газа и влаги. Преимущества контура - экономия кислорода и анестетиков. Недостатки - трудности контроля стабильности концентрации воздушно-наркозной смеси. Трудноуправляемый наркоз, из-за чего он редко проводится.

-- Адсорбер - химический поглотитель углекислоты и влаги, обязателен к применению при работе по реверсивному контуру.

-- Реверсивный клапан - клапан, используемый при работе по реверсивному контуру.

-- Нереверсивный открытый (полуоткрытый) контур - тип проведения наркоза, при котором кислород с парами анестетиков поступает в организм, а выдыхаемая воздушно-наркозная смесь не возвращается к больному, в выводится в атмосферу. Преимущества - простота управления наркозом. Является наиболее безопасным видом наркоза. Недостатки - большой расход кислорода и анестетиков, загрязнение атмосферы операционной.

-- Нереверсивный клапан - клапан, позволяющий проводить наркоз по нереверсивному контуру.

Глава 1

Премедикация к наркозу или Anamnesis Vitae (история жизни, описываемая при заполнении истории болезни)

Родился в семье врача и бухгалтера, и родительские гены чувствуются до сих пор: всю жизнь проработал врачом и очень люблю медленно считать-пересчитывать свою большую зарплату. Особенно любил в девяностых годах: миллион туда, миллион сюда. С детства пропадал как в больнице у мамы, так и в строительном училище у отца, а между этим - на улице, где у меня было прозвище "врачихин сын". Внешне и характером похож на отца, но мамины гены победили. Учился в первой школе, которой в 2007 исполнилось 100 лет. Учили хорошо, учился легко и доучился до серебряной медали. К окончанию школы в медицину пойти не решился, так как вид крови слишком меня впечатлял. Выбор стоял между моими любимыми историей и географией. Написал тёте в Москву, но она быстро охладила мой пыл, позвонив, что в Московском университете таких желающих, как я очень много, а мест мало, поэтому шансов у меня нет. В это же время моя первая любовь - одноклассница Людмила решила поступать в мединститут. И тогда я решился поступать вместе с ней. По совету брата, оканчивавшего Куйбышевский мединститут, мы поехали на Волгу. К моей радости, безо всякого блата сдав на пять баллов (учили-то хорошо) экзамен по химии, в институт я поступил. А моя одноклассница, по незнанию, нет. Сдав три экзамена, она в моё отсутствие (я поехал за вещами для учёбы) не зная толком, что это такое не согласилась стать кандидатом, и наши пути разошлись. Был такой вид поступления - кандидат, у меня в группе их было четверо, и через год все они стали полноценными студентами. Людмила же через несколько лет всё-таки поступила в мединститут и уже много лет работает врачом в Подмосковье. На первом курсе учился неплохо, а затем, по просьбе мамы, в связи с резким ухудшением здоровья отца, перевелся в Донецк. Институт окончил врачом-лечебником и был направлен (из-за болезни отца) в свой родной город. Во время интернатуры с удовольствием подрабатывал врачом "скорой помощи", что в дальнейшем утвердило меня в желании стать, как и брат, врачом-анестезиологом. Проработав полгода участковым врачом, случайно встретился со своим будущим шефом: разговорились, он пожаловался, что ему одному почти на весь город тяжело и нужны ещё врачи-анестезиологи. Я предложил себя и после хлопот шефа был направлен на пятимесячные курсы в родной Донецкий мединститут; откуда и вышел с корочкой: врач анестезиолог-реаниматолог.

Глава 2

Наркоз или Anamnesis morbi (история болезни)

Первый наркоз или есть в жизни счастье!

На анестезиолога-реаниматолога учили меня пять месяцев, но в основном теоретически, так как нас было много, а возможностей самостоятельно провести наркоз (а не посмотреть, как другие проводят), было мало. Как только я вернулся после учёбы в свой маленький, но сильно промышленный город Донбасса и начал там работать, Тульнов, мой старший коллега и учитель, два года толком не бывший в отпуске, с радости, после нескольких дней совместной работы, ушел в отпуск и уехал подальше от города, чтобы не нашли и не смогли вызвать.

Через несколько дней урологам срочно понадобился наркоз для тяжелой больной с гнойным воспалением левой почки на фоне сахарного диабета. С опытной анестезисткой Ольгой Михайловной провожу вводный наркоз - всё хорошо; ввожу релаксанты и начинаю интубировать. Но не тут-то было, трубка не вставляется, больная внезапно становится серо-фиолетовой, и я не могу её "раздышать". Сёстры, бывшие в операционной, чтобы после интубации правильно для урологов уложить больную, начали кричать: - " Больная умерла!!!", на что уролог Валентин Ефимович им громко - "Цыц!", а мне спокойно: - "Серёжа, работай". Собравшись, я быстро вспомнил, что нужно делать при спазме бронхов, скомандовал сестре и вскоре больная начала розоветь. Теперь необходимо было дальше проводить наркоз, а у меня ручки-то трясутся! Что делать? Поменялись мы с анестезисткой местами - она начала проводить по моей просьбе масочный наркоз, а я стал "на вену и давление".

Наркоз прошел успешно, урологи свое дело сделали. Когда мой старший коллега вернулся из отпуска, я ему всё честно рассказал о спазме бронхов, на что он ответил, что это был не спазм бронхов, а ларингоспазм (спазм голосовой щели), иначе бы больная умерла.

...Эту же больную я встретил через пять, когда заканчивал работать анестезиологом в заводской больнице с обширными гнойными ранами на фоне сахарного диабета.

День рождения или как я научился "дышать"

Через три недели после начала самостоятельной работы анестезиологом я праздновал свой день рождения: вечером, после работы, у друга-соседа, как вдруг прибегает мама и сообщает, что меня срочно вызывают в хирургическое отделение городской больницы и уже послали за мной машину.

Приезжаю в лёгком подпитии, когда голова работает ещё хорошо, а вот страха уже нет. Хирургу нужен был небольшой внутривенный наркоз, чтобы после местного обезболивания расширить операционное поле: он шел на аппендицит, а оказалось что-то гинекологическое.

Ввожу вначале сильное обезболивающее (фентанил), и... больная перестаёт дышать (у него бывает такое побочное действие). Что делать? До этого дышать за больную без интубации, только с помощью маски наркозного аппарата, я ещё толком не умел, сказалось в основном теоретическое обучение на курсах. А здесь больная не дышит и нужно срочно что-то делать! И... всё получилось само собой, быстро и красиво. И так все последующие пять лет работы.

Такой вот положительный эффект отрицательного влияния алкоголя.

Вызов к прокурору

Неожиданно я получил повестку: явится в городскую прокуратуру. Оказывается, подала заявление на лечащих врачей мать психически больного (шизофрения) молодого человека, которого я две недели тому лечил от отравления хлорофосом.

Это был мой первый больной с таким отравлением. Только что сменился способ бытовых отравлений: после резкого ужесточения контроля за выпиской и использованием снотворных средств отравления ими практически исчезли, но на смену им пришли отравления ядохимикатами (хлорофосом, дихлофосом, карбофосом) незадолго до этого вошедшими в употребление в быту. Молодой человек с целью самоубийства выпил, по словам матери, около стакана хлорофоса, после чего в крайне тяжелом состоянии был доставлен в центральную городскую больницу. При осмотре: сознание отсутствует, зрачки очень узкие, как булавочные головки и на свет не реагируют, очень низкое давление, редкий пульс, а также обильная пена с резким запахом хлорофоса изо рта. Единственным доступным нам в то время методом лечения этих отравлений была атропинизация: введение большого количества атропина. После первого же внутривенного введения трёх ампул атропина состояние его резко улучшилось: исчезла пена изо рта, появились признаки сознания, поднялось давление, нормализовался пульс. Но через минут 20-30 состояние больного стало прежним и только после семикратного введения атропина (ввели всего 21 ампулу атропина, собрав его со всей больницы), состояние больного стабилизировалось, и угроза его жизни миновала. А так работа в палате реанимации велась на "общественных началах", помимо основной анестезиологической работы, то молодой человек с рекомендациями о дальнейшем лечении и наблюдении был переведён в психиатрическое отделение нашей больницы,... где через два дня внезапно умер. Впоследствии, уже после визита к прокурору, я выяснил, что рекомендованная дальнейшая атропинизация в поддерживающих дозах была быстро снята и когда у него, на фоне редкого пульса, появились боли в области сердца, дежурный врач-терапевт ввел ему сердечный гликозид, лекарство ещё больше урежающее пульс - и больного не стало. Не знаю, как оправдывался терапевт, но в дальнейшем (а таких отравлений у меня было ещё много) я жестко контролировал атропинизацию больных, где бы они после "палаты реанимации" не лечились.

Мужской день 23 февраля или "пить или не пить?"

23 февраля был обычным рабочим днём, а вечером я был приглашен хирургами на мужской вечер за город на Исаковское водохранилище. Отказаться было сложно, портить отношения с хирургами не хотелось и я решил поехать, тем более, что автобус отвозил и привозил обратно, а Тульнов взял дежурство на дому на время моего отсутствия на себя. Погуляли хорошо, спиртного было больше, чем закуски и, после активной наркозной работы днём с эфиром и фторотаном, (на полупустой желудок), меня "взяло". Вернувшись, я позвонил Тульнову, принял дежурство на себя и в надежде, что пронесёт, уснул тяжёлым хмельным сном. Но не пронесло. Через пару часов я понадобился в роддоме. Хорошо, что на улице был снег с дождём, а "скорая помощь" задержалась, и за полчаса стояния во время дождя на крыльце своего дома, я немного пришёл в себя. Но в тепле роддома опять навалился хмель. А тут наркоз один из самых сложных: кесарево сечение, где отвечаешь за жизнь и ребёнка, и матери. Как интубировал, как проводил наркоз, дышал за больную вручную - не помню. Очнувшись к концу наркоза, я спросил у анестезисток, всё ли было нормально, и признался, в каком состоянии я был. - "А мы ничего не заметили - хором ответили они - всё было как обычно". - "Да, мастерство не пропьешь!" - была первая мысль. - "Повезло!" - была вторая. С тех пор в состоянии алкогольного опьянения я наркозов больше не проводил.

Маленький юрист или советская система здравоохранения в действии

Со вчерашнего дня неважно себя чувствовал: слабость, потливость, озноб, сухой кашель. Несмотря на это я всю ночь провёл на срочных наркозах. Попав же рано утром домой, упал в кровать и уснул. А в восемь часов утра, несмотря ни на что, нужно было быть на работе: у хирургов начиналась плановая операция. Очнувшись около восьми, звоню хирургам и прошу перенести наркоз, так как "не могу", заболеваю. И опять засыпаю. А через полчаса звонок главврача: - "Вам необходимо срочно явится в хирургию, на наркоз". Отвечаю, что операция плановая, а я сейчас не могу физически, заболеваю, и вообще я сутки был на работе, и знаю, что по КЗОТ имею право на отдых, так как больше суток непрерывно работать нельзя. А в ответ слышу: - "Ах, да вы маленький юрист?! Чтобы срочно были на наркозе, если не хотите неприятностей!"

Дополз я как-то до больницы, провёл наркоз, а на следующий день свалился с очередной пневмонией. Такая вот забота о человеке по-советски.

Крёстный отец или роддом 1

Всего несколько месяцев я проработал анестезиологом, когда был срочно вызван в роддом: только что родился ребёнок с очень большим дефектом (грыжей) передней брюшной стенки и если в течении первых часов жизни его не прооперировать - он умрёт от дефекта, не совместимого с жизнью. Вызывать анестезиолога из области было и некогда, да и не принято это было как-то тогда. Оперировать должен был городской хирург, за сорокалетнюю работу прооперировавший половину нашего города. Странная всё-таки штука медицина: у хирургов существует очень чёткое деление на то, кто, какой квалификации и стажа работы может проводить ту или иную операцию, в зависимости от её тяжести, а у анестезиологов этого нет - любой, самый молоденький по стажу и опыту анестезиолог обязан давать наркоз у любого, самого тяжелого больного. Так что отступать было некуда.

Специальной наркозной системы для новорожденных (системы Эйра) не было и пришлось проводить обычный масочный наркоз системы больше-больше, меньше-меньше. Ребёнку и мне очень повезло с хирургом: Пётр Семёнович советовался со мной о возможном времени его работы и подбадривал меня. Всем повезло. Операция прошла быстро и успешно: удалось значительно уменьшить грыжу, до не угрожающих жизни размеров. Ребёнок быстро и без осложнений вышел из фторотанового наркоза.

... Через пару лет ребёнка ещё раз прооперировали и полностью убрали грыжу, и он стал совсем здоровым ребёнком!

Не дай бог или роддом 2

Утром, когда бежал на работу в роддом и встретил на его территории "кубическую" беременную женщину (рост - 150 см, объём - 150 см, вес - 150 кг) мельком подумал: - "Не дай бог встретится с ней на наркозе!!" и накаркал: в середине дня зовут к ней на осмотр - предстоит кесарево сечение, нужен наркоз. А наркоз при кесаревом сечении один из самых сложных, так как необходимо учитывать интересы и рождающегося ребёнка, и его матери, а они не всегда совпадают. Попотеть на наркозе пришлось порядочно: женщина страдала ожирением последней стадии и слабо реагировала на релаксанты; Слава богу, что я тогда работал без наркозного автомата и дышал за больную вручную, поэтому, как-то изворачиваясь, удалось без вреда для ребёнка, не повредив лёгкие матери за счёт большого давления на вдохе, провести этот наркоз.

Ребёнок родился здоровым, мать осталась живой.

... До сих пор приятно вспомнить.

Опухоль или роддом 3

В роддоме я работал всего два дня в неделю (в остальные дни в центральной городской больнице) и, что удивительно, это сыграло определённую положительную роль в судьбе одной больной.

В роддом с большой опухолью "по-женски" поступила средних лет женщина. Диагноз опухоли был подтверждён в области и рекомендована срочная операция. Её уже назначили, а у меня не получилось: срочные наркозы в городской больнице. Операцию гинекологи отложили и неделю женщину лечили консервативно: уколы, капельницы. Наконец наступил день операции. Во время вводного наркоза я услышал разговор идущих на операцию гинекологов о том, что опухоль ведёт себя странно: при сегодняшнем осмотре стала меньше в размерах, чем при поступлении. И действительно, когда вскрыли брюшную полость и подошли к опухоли:... оказалось, что гинекологической опухоли НЕТУТИ, а есть большой периаппендикулярный инфильтрат. Срочно вызвали хирурга и удалили инфильтрат по всем правилам общей хирургии. Женщина, уже приговорённая опухолью к мучениям в дальнейшей жизни, вдруг стала ЗДОРОВОЙ!!!

...И у всех на душе стало радостно!

По-блату, по-блату... или роддом 4

Есть в роддоме место, куда не допускают без крайней необходимости даже своих сотрудников: палата новорожденных. И я, работая в роддоме анестезиологом, не попал бы в эту палату, если бы не необходимость срочно заменить там баллон с кислородом. Захожу в палату и по дороге к баллону вижу ребёнка, кожа и слизистые которого цвета остывающего чугуна. - "Это для этого ребёнка?" - спрашиваю. - "Да!". Во мне что-то начало шевелиться: - "А чей это ребёнок?". И вдруг вижу округлившиеся глаза акушерки: - "Э-э-э-э - это ваш ребёнок..."

За несколько дней до этого моя жена благополучно родила сына, но вчера её, после введенного во время родов по-блату нового лекарства, с большим послеиньекционным воспалением перевели на оперативное лечение в заводскую хирургию. И тут ещё это! - "Что с ним?" - спрашиваю. - "Аспирационная пневмония (по простому - молоко из соски вместо желудка по недосмотру акушерки попало в лёгкие)". - "А ну бегом врачей!"

Срочно началось лечение. Вызывались даже консультанты из области. Но, к глубокому сожалению, не только сейчас, но и тогда существовали так называемые стандарты лечения, и ребёнку, вопреки моему категорическому запрету, вводили гормоны, переливали кровь и ещё много чего делали, а в результате - нарушили иммунитет и с тех пор его преследует аллергия.

...Из-за усиливающейся аллергии я с семьёй был вынужден уехать из Алчевска под Киев, где аллергия уменьшилась, а мы ещё два года наслаждались чистым сельским воздухом.

... А затем грянул Чернобыль!...

Великий наркозный день или роддом 5

Обычно я проводил два-три наркоза в сутки, с перерывами между ними. Но однажды в роддоме "повезло".

Плановый операционный день начался как обычно, в девятом часу утра. Укладываем больную с фибромой матки на операционный стол, фиксируем, делаем премедикацию - и тут вбегает дежурный врач: - "Поступает очень тяжёлая больная с внематочной беременностью, давление низкое, в животе много крови". Оставляем больную, фиксированную после премедикации на операционном столе, укрываем её, перевозим наркозный аппарат в предоперационную, где был второй операционный стол, и начинаем наркоз. Больная в шоке: давление очень низкое, конечности и губы синюшные. По вскрытию брюшной полости - около двух литров крови. Гинекологи решают провести ренифузию крови: профильтровать её от сгустков и перелить обратно больной. Перелили, провели другие противошоковые мероприятия. Больная порозовела, нормализовалось давление и дальше всё прошло спокойно, больная легко вышла из наркоза. Переходим в основную операционную, где второй час мёрзнет первая больная, и проводим наркоз, прошедший без особенностей. К концу этого наркоза вновь прибегает дежурный врач: - "Срочное кесарево сечение в родзале!" Выводим вторую больную из наркоза и бегом с анестезистками в родзал, проводим третий наркоз и возвращаемся в гинекологическую операционную, где нас уже ждёт наркоз при плановой гинекологической операции; проводим и его, а в конце этого четвёртого наркоза, в очередной раз прибегает дежурный врач...

Проводим пятый наркоз и, наконец, около восьми часов вечера, когда всё утихомирилось, я с анестезистками сажусь передохнуть. Фу-у-у..! Великий наркозный день закончился!

Неделя больничного ареста или детская больница 1

В детской больнице от тяжёлой пневмонии погибал годовалый ребёнок (не помню уже, был ли это мальчик или девочка). Внезапно он начал задыхаться, синеть и потерял сознание. Так как своей анестезиолого-реанимационной службы в детской больнице тогда не было, то обращались к тому, кого быстрее найдут. Нашли анестезиолога из рядом расположенного онкодиспансера. Он очень грамотно оказал ребёнку первую помощь, а так как "реанимационная палата" в полуподвале центральной городской больницы была единственной в городе, то он быстренько на руках перенёс ребёнка к нам. Состояние ребёнка оставалось крайне тяжёлым, и я принял решение продолжить интенсивное лечение ребёнка в нашей палате. Началась неделя больничного ареста, когда жена носила мне, как арестанту, передачи с едой: лечение ребёнка было дополнительной "общественной нагрузкой, и с меня никто не снимал основную работу в городской больнице и роддоме. Днём я на наркозах, и за ребёнком смотрит моя медсестра, выполняя назначения, а как только освобождаюсь - бегу в палату. Педиатров вначале пугал тот объём лечение, который приходилось проводить, но выхода у нас не было. Первые три дня ребёнок был без сознания, ни на что не реагировал, а затем потихоньку начал плакать, когда к нему кто-то подходил в белом халате. Это меня очень обрадовало: зрение работает - а это ведь признак появления сознания! Мы на верном пути!...

Прошло ещё четыре дня, ребёнок полностью пришёл в сознание, его состояние стало стабильно хорошим, и я его отправил в детскую больницу для долечивания. Мне же остались воспоминания о неделе больничного ареста и радости от успешного лечения.

Через несколько лет я узнал у педиатров, что ребёнок полностью выздоровел и в дальнейшем рос и развивался нормально, не отличаясь от других детей.

Post Scriptum (после написанного)

История с ребёнком имеет несколько необычное продолжение.

Несколько лет назад, в Алчевске, я встретился со вторым героем этого рассказа: тем самым анестезиологом из онкодиспансера, Кривуцей Юрием Михайловичем. Когда "бойцы вспомнили минувшие дни" выяснилось, что он хорошо, намного лучше, чем я запомнил этот случай.

Рассказывает Юрий Михайлович:

Ребёнка звали Дима. Когда ко мне впервые обратились из детской больницы, я как раз проводил наркозы в онкодиспансере одновременно на двух операционных столах и обещал позвонить, когда закончу. Закончил, позвонил, узнал, что ребёнок погибает, схватил ларингоскоп - и к ребёнку. Он уже был серо-коричневого цвета и практически не дышал.

Интубировал - и бегом в реанимационную палату горбольницы, на ходу проводя искусственное дыхание. В палате подключили ребёнка к аппарату ИВЛ и начали лечить. Из истории выяснилось, что у ребёнка тяжёлая пневмония и перед этим ему вводили массу различных антибиотиков. Чем же лечить? Вспомнил о советах старого врача из Брянки: кашица из лука и чеснока. Родители мигом принесли их, перетёрли, и я добавил эту смесь в наркозный аппарат для ингаляции ребёнку. Тут подоспел из роддома ты и принял пост. Ребёнок был в очень глубокой коме: не было рефлексов, зрачки широкие и все консультировавшие его специалисты в один голос заявляли, что не выживет. Но мы с тобой рискнули, и через неделю появился первый признак выхода ребёнка из комы - реакция на белый халат. Ты смог после недели больничного ареста, наконец, отоспаться дома, а ребёнок пролежал реанимации ещё около месяца, постепенно приходя в сознание, а затем в достаточно хорошем состоянии был переведен для дальнейшего лечения обратно в детскую больницу.

Через несколько лет меня вызвала в посетительскую онкодиспансера какая-то женщина. Она поздоровалась со мной и говорит стоявшему рядом малышу: - "Дима, это твой крёстный, подойди к нему - поздоровайся!" Тогда я вспомнил и ребёнка, и маму, спросил о состоянии психики ребёнка (ведь была очень глубокая кома), на что мама ответила, что Дима в развитии не отличается от других детей.

P.S. 2

Константин Симонов в своих военных дневниках вспоминал, что при их написании он использовал память, фронтовые записки и официальные сводки о боях и часто описание одних и тех же событий в этих трёх источниках не совпадало. Так мне и Юрию Михайловичу одна и та же история запомнилась по-разному. Нам бы очень хотелось, чтобы Дима и его мама откликнулись, и мы узнали о дальнейшей судьбе этого малыша.

Куриная ножка или детская больница 2

Звонок раздался около восьми утра: в детскую больницу родители привезли ребёнка, который во время еды внезапно посинел и перестал дышать. Своего реаниматолога у педиатров не было, нашли меня. Пока бригада "Скорой помощи" доставила меня в больницу, прошло около получаса. Надежды, что удастся спасти ребёнка, уже почти не было. Так и оказалось. Смерть ребёнка была уже в необратимой стадии. При осмотре горла был виден тонкий, длинный инородный предмет в пищеводе с круглой хрящевой верхушкой, перекрывавшей дыхательное горло. Предмет удалось легко извлечь и оказалось что это ... не пережёванный кусок мяса с куриной ножки с хрящом. Пятилетний ребёнок завтракал перед садиком, торопился, ... и всё случилось. Родители растерялись и не попытались, подняв ребёнка за ноги, постучать по спине и попытаться избавиться от этого предмета. Может быть, и удалось бы?

Этот случай до сих пор перед глазами.

Закон парной подлости

Отстояв день на наркозах в центральной городской больнице, уставший я добрался домой и только прилёг, как по закону подлости раздался звонок: - "Серёжа! Это Муковозов Валентин Борисович из заводской больницы. Выручай! Не можем найти своего анестезиолога, а только что "скорая" привезла очень тяжелого больного с ранением в область сердца!"

... В хирургическом отделении застаю "весёлую" картину: работает одна операционная (вторая на ремонте), на единственном операционном столе идёт аппендэктомия, и молоденький интерн только-только удалил аппендикс и зашивает кишечник. Мой больной лежит на каталке в предоперационной, ему что-то вливают в вену, а из-за глубокого кислородного голодания, лицо и губы у него малиново-серые, пульс слабый, артериальное давление очень низкое. Напичкав больного всем, что только можно было для удержания давления, через минут двадцать попадаю с больным в операционную. С момента ранения прошло уже больше часа. Вводный наркоз прошёл обычно, но как только больного подключили под аппарат искусственной вентиляции лёгких, как у него остановилось сердце. - "Шеф! - говорю как можно спокойнее хирургу - остановка сердца!" Тут-то я и увидел класс любимого хирурга. Буквально несколько движений скальпелем, и он уже проводит прямой массаж сердца. С третьей попытки сердечная деятельность восстановилась, и началось ушивание "дырки" в сердце.

В это время в операционную вбегает палатная медсестра и, чуть не плача, докладывает хирургу: - "Только что молодой заключенный из зоны, поступивший полчаса тому с большой резаной раной живота, несмотря на все её просьбы, встал с кровати, взял в руку выпадавший из живота кишечник и пошёл в туалет." - "Что с ним сейчас?" - спрашивает её шеф. - "Вернулся в палату." - "Ну, тогда не переживай, закончим эту операцию, и подашь его сюда." - "Приехали, - подумал я, вот и вторая подлость - работает всё-таки закон парной подлости!"

Закончилась операция на сердце, а больной не приходит в сознание: из-за тяжелого кислородного голодания у него начался отёк мозга. Что делать, стол-то один? Решили оставить его на каталке в предоперационной, с интубационной трубкой, и провести противоотечное лечение.

Когда положили на операционный стол "зэка", он, увидев меня, предупредил: - "Доктор! Будешь усыплять - убью!". - "Да нет, не буду! - говорю, но в вену-то жидкость нужно вводить. - Так что ты уж потерпи." А сам киваю анестезистке: начинай наркоз. Во время операции, к большому удивлению хирурга, оказалось, что, несмотря на резаную рану во весь живот, кишечник абсолютно не повреждён, и "прополоскав" его в дезинфицирующих растворах, брюшную полость зашили. Из наркоза он вышел прекрасно, об угрозе даже не вспоминал, и его быстро увезли в палату. А мой "сердечник" всё ещё не приходит в сознание. Дело было уже глубокой ночью и я, оставив его на анестезистку, вышел покурить в предбанник - и уснул за столом с сигаретой в руке. Утром просыпаюсь, а больного в предоперационной нет! Я к шефу: - "Где больной? Что случилось?" - "А ты что не помнишь? - смеётся он. - Ты же сам его в палату отправил." - "Как это?" - удивился я. - "Лежал-лежал он с интубационной трубкой и вдруг закашлял... и выдернул трубку." Я прибежал к тебе и спрашиваю: - "Что делать, Серёжа, больной выдернул рукой трубку?!" - "Сам?" - спрашиваешь ты. - "Сам." - "Дышит?" - "Дышит." - "Тогда везите в палату." А сам продолжаешь спать.

Утром я поспешил к себе на работу в городскую больницу. Послеоперационный период у больного протекал без осложнений, и в свои обычные сроки он был выписан в удовлетворительном состоянии.

Вот так невероятно счастливо закончилась эта история, а я ещё раз убедился, что закон парной подлости - работает!!!

Здоровый детский сон или Закон парной подлости 2

Мой небольшой, но очень промышленный город, в котором я работаю анестезиологом-реаниматологом, готовится ко сну. Отработав свои полторы ставки, зная, что впереди постоянное дежурство на дому с возможностью в любой момент попасть опять на работу, здоровым детским сном засыпаю и я. Рядом жена и маленький сын. Жизнь прекрасна!...

Идиллия заканчивается в полночь: в городскую больницу "Скорая помощь" привезла мужчину с попыткой суицида - товарищ по пьянке решил повеситься, но остался жив, хотя и был в тяжёлом состоянии, без сознания. Наша, громко сказано, "реанимационная палата" (на две койки) находилась в полуподвале, рядом с приёмным покоем. Положили мы с анестезисткой товарища на койку, и началось активное лечение. Через пару часов ему стало лучше, состояние стабилизировалось и, дав сестре подробные инструкции по лечению, я прилёг на соседнюю койку... и уснул. Проснулся я оттого, что меня тянут за ноги. Оказывается, везут ещё одного повешенного, а койка-то занята, и разбудить меня сестре не удаётся. Да! Я ещё раз убедился, что закон парной подлости действует! Чтобы в небольшом городе двое одновременно решили повеситься!! Второй больной был примерно в том же состоянии, что и первый, но, со слов родственников выяснилось, что у него ещё больные почки. - "Мама миа - мелькнула мысль. - Это же надо такое сочетание: отёк мозга и почечная недостаточность - всё равно, что выпить ведро воды и завязать узлом мочевой пузырь". Но обошлось. Оба больных остались живы. В восемь утра я уже был на работе в хирургическом отделении. Предстояли новые наркозы. Жизнь продолжалась!

P.S. Одного из этих товарищей я через месяц встретил в роддоме, когда он забирал свою жену после родов.

Передозировка наркоза или "всё равно жить не будет"

Часа в четыре утра меня вызвали в травматологическое отделение медсанчасти завода, так как их анестезиолог Витя в очередной раз испарился, а наркоз был срочный, операция уже начиналась. По приезду узнаю о больном: в химзаводе, на высоте его прижало толкателем, а когда он закричал и толкатель убрали - упал с высоты. В результате смята грудная клетка справа и травма головы. Начинаю готовить наркозный аппарат к работе и, о ужас! нет нереверсивного клапана. Имеется реверсивный клапан для работы по полузакрытому контуру, но он требует обязательного применения адсорбента, которого нет в наличии. Таким образом провести интубационный наркоз с выключением дыхания больного невозможно. Что делать? Срочный наркоз крайне необходим. Оцениваю обстановку: травматолог, бывший незадолго до этого на курсах по реанимации уже ввёл больному для обезболивания - промедол, а для выключения сознания - оксибутират натрия (ГОМК), который, к счастью не угнетает дыхание. Решаю продолжить проведение этого наркоза, периодически дополнительно, по состоянию пульса, давления, зрачков и дыхания больного, вводя те же лекарства. Так как из носа выделялась прозрачная жидкость (ликвор - спинно-мозговая жидкость) интубировал больного, уплотнил пространство вокруг трубки бинтом, чтобы ликвор, выделяющийся из-за перелома основания черепа, не попадал в лёгкие. Началась операция. Травматологи лихо поворачивают больного на левый бок и, на моё замечание, отвечают: - "А, всё-равно жить не будет!" - и начинают свою работу.

Операция длилась несколько часов, раз пять пришлось дополнительно вводить промедол и оксибутират натрия, и общее количество их было значительно большим, чем обычно. Но такие дозы я вводил без боязни, так как помнил после курсов по анестезиологии, что были зарубежные научные работы, где такие дозы вводились. Наркоз прошёл при самостоятельном дыхании больного через интубационную трубку. После наркоза я расписал лечение в раннем послеоперационном периоде этими же лекарствами, и поехал на основную работу. А в обед "проснулся" Витя и начал выговаривать мне за передозировку лекарств для наркоза. Пришлось послать его за клапан и передозировку далеко-далеко.

Да, после этого наркоза анестезистки нашли всё-таки нереверсивный клапан для работы по полуоткрытому контуру, и больше таких проблем не было.

Хирург от бога

Памяти Муковозова Валентина Борисовича

Бывая последние годы в Алчевске, я всегда бежал в поликлинику "Эскулап", где в то время работал Валентин Борисович. Он был как всегда приветлив, не забыл меня, хотя прошло много лет, с тех пор как мы не виделись. Я подарил ему свои "Записки..", как опубликованные к тому времени, так и неопубликованные, где шлось о нём. - "Ну и как Вам "Записки.."?" - спросил я во время следующей встречи. - "Нормально, только зачем ты из меня сделал героя?"

И в том году, я сразу же зашёл в кабинет хирурга, а там уже другой врач. - "А где Муковозов?" - "А его уже нет. Царство ему небесное!"

Стало очень грустно, нахлынули воспоминания о совместной работе. Четыре года я встречался с Валентином Борисовичем, когда заменял внезапно исчезавшего анестезиолога из заводской больницы, а в последний год, когда его наконец уволили я был "временно" (на год) прикомандирован (взят в аренду) к медчасти. Это был лучший год моей анестезиологической жизни!

Анестезиолог - заклятый друг хирурга. Как любили шутить хирурги семидесятых: - "Мы вас породили, мы вас и убьём". Да, породили нас действительно хирурги, но убить уже не удастся, анестезиология прочно заняла свое место в медицине, а вот хирурги массово отвыкли, разучились грамотно проводить местную анестезию, не только инфильтрационную, но и другие виды. А убить хочется, ведь какую-то долю славы анестезиологи у хирургов забрали. В семидесятые годы эта доля была совсем маленькой: когда у родственников больных я спрашивал, кто оперировал, то всегда чётко называлась фамилия хирурга, а когда спрашивал, кто давал наркоз, то ответ был: беленький, чёрненький, с бородой и т. п. Сейчас, правда, получше: длительная борьба за равноправие какие-то плоды дала, но в основном материальные, а хирурги по-прежнему пытаются быть "старшими братьями" для братьев наших меньших - анестезиологов.

Но встречались исключения и в моё время. Валентин Борисович Муковозов - великолепный хирург, хирург от бога, кутюрье от хирургии и при этом человек скромный, никогда не страдавший классической хирургической манией величия по отношению к больным и коллегам. Он умудрялся работать даже с заводским анестезиологом Витей, которого по-хорошему нельзя было подпускать к медицине на пушечный выстрел. До меня не сразу дошёл смысл вопроса, когда, на первом же плановом наркозе в медсанчасти с Валентином Борисовичем, я услышал от него фразу: - "Серёжа, а что ты сделал? Куда подевался кишечник?" Отвечаю: - "Ввёл релаксанты". Позже выяснилось, что Витя грубо нарушал правила введения интубационного наркоза, когда после первой дозы релаксантов, вводимой для интубации трахеи, в дальнейшем, на протяжении всей операции, необходимо было обязательно продолжать регулярно их вводить. Витя же вводил релаксанты только для интубации, а затем вся операция проходила без них, на самостоятельном дыхании больного и без расслабления мышц. И как эти больные не погибали от шока? Но даже в таких условиях Валентин Борисович нормально проводил операции. А в городской больнице, где часто, несмотря на достаточное расслабление мышц, хирургам всё время "дуло" кишечник и затем у анестезиологов возникали проблемы выхода из релаксации, Витю сразу же бы выгнали с работы. Оперировал Валентин Борисович ("шеф", как я любил его называть) с одним врачом - интерном (без стажа работы), у него не стояли "на крючках" по два хирурга, умеющих самостоятельно хорошо оперировать. Оперировал он качественно и очень быстро, в полтора-два раза быстрее других хирургов города. Коллег он уважал. На всю жизнь запомнилось: - "Серёжа, ты что-то неважно сегодня выглядишь (перед этим я всю ночь провёл на срочных наркозах) - говорит "шеф" - давай плановую операцию на желудке перенесём на завтра?" Естественно, завтра я с особо хорошим настроением провёл этот наркоз. В этом весь Муковозов. Такого никогда, ни один хирург мне не говорил. Любимые слова других хирургов: - "Давай, давай быстрее снимай больного со стола (хотя он ещё не вышел из наркоза); у меня следующая плановая операция.

Вспоминается и другой случай. Накануне Нового Года "шеф" оперирует женщину с "острым животом" неясной причины. После вскрытия брюшной полости выяснилось, что у больной обширный мезентериальный тромбоз, почти весь кишечник почернел, омертвел. Обычно хирурги на этом и заканчивают операцию, обрекая больного на смерть, как неоперабельного. Шеф же не может не рискнуть и не использовать даже маленький шанс больной на выживание и удаляет значительную часть кишечника, почти в прямом смысле соединив двенадцатипёрстную кишку с прямой. Больная плохо выходила из наркоза и "шеф" просит меня: - "Серёжа, дотяни её хоть до Нового Года, а то план по операционной смертности я уже и так перевыполнил". У хирургов, оперирующих не рискуя, операционная смертность, конечно же, была ниже, а то, что у них больше, чем у Муковозова, умирало больных без проведения операции, так это другая строка отчёта. Наша больная прожила ещё две недели после Нового Года и в нынешнее время, когда лекарства для питания послеоперационных больных стали намного лучше, чем тогда, имела шансы выжить.

Что также отличало Валентина Борисовича, так это стремление сделать всё как можно лучше для больного, даже если хирургу при этом тяжело и неудобно. Уже в конце своей работы хирургом медсанчасти он прооперировал мою знакомую по поводу годами не заживавших обширных трофических язв на обеих голенях на фоне варикозной болезни. Прооперировал не так, как обычно, вначале на одной ноге, а через некоторое время на второй. По просьбе больной тяжело переносившей обезболивание, провёл её сразу на обеих ногах. Длилась операция несколько часов, физически тяжело далась Муковозову, но прошла очень успешно, и язвы исчезли.

Я работал практически со всеми хирургами города того времени, но наиболее комфортно мне было с Валентином Борисовичем! У него напрочь отсутствовал типичный для хирургов синдром "меньшовартости" анестезиологов.

P.S. Этот рассказ не мог появиться раньше. Его герой возражал бы против публикации из-за своей необычайной скромности и стеснительности, так нехарактерной для хирургов. Но его уже нет с нами. Пусть земля ему будет пухом, а этот скромный рассказ - светлой памятью о нём.

КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ.

Киев-Алчевск-Татаров

1997- июнь 2009

Комментарии: 1, последний от 18/08/2011. © Copyright Симонов Сергей Савельевич Размещен: 09/08/2010, изменен: 09/08/2010. 51k. Статистика. Рассказ: Мемуары		Ваша оценка:

Симонов Сергей Савельевич : другие произведения.

Записки Наркотизатора