ШИРМА

Люди любят запах древесной стружки. Потому наверное, что он напоминает им о (мифическом, на мой взгляд) положительном созидательном сделавшем-из-обезъяны-их-самих творческом труде. Не верю, что они могут создать из дерева что-нибудь такое, чего там нет изначально; по-моему, они просто выполняют роль акушеров.

Я появилась на свет при деятельной помощи старичка, преподававшего уроки труда в школе NN. (Ах, мон шер акушер! Семен Семеныч - для учеников, Семеныч - для своих, трижды небритый и дважды похмеленный.) Отшлифовав так, что я почувствовала себя до неприличия голой и покрылась сеткой фамильных узоров, он звонко шлепнул меня ладошкой - знатная получилась! - и густо измазал лаком. Три дня пришлось отбиваться от буквально липнущих ко мне особей обоих полов, пока я не утвердилась в своих взглядах на жизнь настолько, что даже брезгливый толчок пальцем не оставлял теперь ни малейшего следа. Первый палец, с которым случился подобный казус, обозвал меня скелетом, от него же я узнала, что родилась ширмой, вот только не мешало бы мне одеться поприличнее. Позднее мы с ним (а принадлежал он молоденькой учительнице ИЗО) даже подружились, и не раз вспоминали первую встречу... Но я забегаю вперед.

Учительница заказала меня (фи!) Семенычу, надеясь поделить свою маленькую комнату в "коммуналке" на две еще более тесных каморки - одной из них отныне предстояло исполнять роль детской, другой - гостиной, зала, спальни, кухни и т.п. Семеныч сам донес меня до нового дома, получил обещанную мзду и удалился. (С тех пор мы не виделись, вскоре у него началась черная полоса, и, став в одно утро уже четырежды непохмеленным, он решил, что такая жизнь продолжения не заслуживает.)

Я начала знакомиться со своими соседями, и вмиг разочаровалась - это была грубоватая неотесанная деревянщина, лака и не нюхавшая, и только книжный стеллаж привлек внимание своей интеллигентностью. Хотя, как и всем мужчинам, интеллигентность не мешала ему украдкой нескромно пялиться на меня, поблескивая корешками книг. Я складывалась в несколько раз, стыдясь наготы, но еще долгое время оставалась без одежды. Художнице некогда было возиться с моим гардеробом, ее больше волновал гардероб маленькой дочери, поэтому я несколько месяцев была сушилкой для ползунков, распашонок, чепчиков, пеленок и т.п. Незавидная доля, что и говорить, но меня никогда не оставляла надежда на лучшее. Маленькая лысая Наденька тоже заботилась обо мне (на свой лад, конечно), постоянно доставляя на просушку различные предметы одежды. Исследуя эти организованные кусочки материи, я не раз мысленно менялась с Надей местами, примеряла их и, честно говоря, завидовала девочке. Ее ножки были пока такими же маленькими и слабыми, как и мои, но вскоре - я знала - они окрепнут, и Надюшка сама сможет идти туда, куда хочет. А бедной ширме оставалось только погружение в бездны фатализма, да еще мечты, мечты, мечты...

Наконец исполнилась одна из самых заветных. Изголодавшаяся по творчеству художница подарила мне одежду, да какую! Она мечтала тогда - вы не поверите, о том же, о чем и я! - о свободе, о горах, с которыми была знакома чуть-чуть, потому хотела провести там всю жизнь, вольных речках и ручьях, душистых травах и огромном Млечном Пути на близком ночном летнем небе. Все это, в духе японских мастеров, моя хозяйка изобразила на большом куске старого застиранного шелка - как он заиграл, как молодой! - и одела на меня. С тех пор даже древняя табуретка перестала скрипеть по ночам - от зависти, наверное. Проживавшие в комнате особи мужского пола просто сошли с ума. Стол норовил подобраться поближе и жутко ненавидел младшего брата по имени Журнальный Столик за то, что тому этот маневр удавался гораздо чаще. Диван каждый свой скрип превращал в сексуальный стон-вздох; шкаф, когда не было хозяев, оживленно и, как мне казалось, призывно жестикулировал дверцами; холодильник густо урчал, а выключая агрегат, звенел, гремел, стучал всем своим содержимым, демонстрируя богатства, хранящиеся в его утробе. Стеллаж в материальном плане явно проигрывал холодильнику, зато в плане духовном явно выигрывал (да, да, доходя до крайнего пессимизма, допуская, что останусь здесь на всю жизнь, я всерьез думала о них, как о спутниках). По ночам он восторгался моим нарядом, и цитировал "Кокинвакасю" и прочие собрания японских классиков, в большом количестве имевшиеся на его полках. Я млела от восторга, но не поддавалась на его уговоры подойти поближе - сам он не мог, потому что был прикован к стене, как Прометей, о чем не забывал жаловаться по десятку раз за ночь. Откуда я знаю, кто такой Прометей? От стеллажа, конечно. Он же ознакомил меня с современной психологией, философией, классической литературой и всемирной географией. В том объеме, в каком эти сведения имелись на его полках, разумеется. Знакомил доходчиво, талантливо, видимо на нем как-то сказалась педагогическая профессия хозяйки. Лишь намного позже я поняла, что он, отчаявшись найти себе достойную подругу, решил воспитать таковую - вот нахал! - с юности.

Так могло продолжаться годами, но в один из отнюдь не прекрасных (если иметь в виду погоду) дней сбылась моя очередная заветная мечта, вызвав катастрофическое уныние среди мужского населения комнаты. Я, наоборот, ликовала.

Вот как это было. Неожиданно семья хозяйки смогла улучшить свои жилищные условия, переселившись в большую квартиру. На какое-то время я была всеми забыта и пылилась в углу. Тогда же выяснилось, кто из окружающих мужчин питал истинные чувства ко мне - все, кроме холодильника и стеллажа, удалились от меня в другие комнаты. Подозреваю, что и холодильник остался со мной не вполне искренне - на кухне появился молодой и более мощный соперник. Я грустила... Никто, и ничто не развеивали мою грусть. И вдруг! Учительница, воспрянув духом под напором жизненных удач, заручилась поддержкой школьного начальства и организовала из добровольцев-учеников младших классов кукольный театр. Оказалось, что ширма им просто необходима, и я вернулась в родную школу, где впервые увидела этот мир.

Выбор репертуара диктовал отнюдь не возраст детей (акселераты, что поделаешь), а набор кукол одной из прошлых инкарнаций театра. Куклы нашлись на пыльных полках школьного чулана (бр-р-р, страшное место). Петрушка, Царевна Несмеяна (она же - Матрена Ивановна, Прасковья Степановна) и целый зверинец, кроме традиционных медведя, волка, зайца, лисы имевший в своем составе Птеродактиля, Снежного Человека и Несси (вот мода некогда была!). В зависимости от сказки, экзотические персонажи притворялись кем-нибудь другим - у Птеродактиля неплохо получалась роль Змея Горыныча, Снежный Человек с переменным успехом убеждал всех, что он - Идолище Поганое, а Петрушка (вот уж от кого никаких усилий не требовалось) становился Иванушкой Дурачком. Только Несси не везло - даже с вывернутой набок и приклеенной пластырем шеей она никак не походила на Чудо-Юдо-Рыбу-Кит.

Еще более удивительные превращения происходили с людьми. В неуклюжем, страдавшем вечным насморком от долгого пребывания в берлоге медведе, говорившем грубым низким голосом, никто не угадывал ладного высокого мальчика, сына директора школы. Правда, кое-кто божился, что в медведе проглядывались черты его отца... Тщедушной инфантильной Принцессой Несмеяной становилась развитая не по годам толстушка-хохотушка из 5 "Б". Наблюдая за ними во время наших репетиций и представлений, я сделала открытие, приблизившее меня к хозяину-человеку. Я не могу быть человеком...нет-нет, хочется, конечно, хочется, но не стоит предаваться бесплодной мечте...н-н-нет, не могу. Зато я могу превратить человека в кого угодно! В период насморков и простуд, когда не хватало рук, хозяйка тоже укрывалась за мной, и я превращала ее в какое-нибудь бессловесное создание, что доставляло мне - не скрою - некоторое удовлетворение.

Мы с успехом выступали, даже гастролировали, весь этот сезон, а к концу его я познакомилась со школьным чуланом. Мне так и так пришлось бы познакомиться с ним на время летних каникул, но это был другой случай. Школу неожиданно расформировали, часть учителей, в том числе и моя крестная, выпали из сферы образования, решив "все, хватит!", а я вместе с куклами очутилась в чулане. Здание долгое время пустовало (к счастью, заботливо охранялось), пока за него боролись могущественные организации. Наконец, победила турфирма с очень знакомым мне по сказкам названием "Иди-ка ты туда, не знаю, куда", сокращенно ИКТТНЗК. В связи с непроизносимостью названия, длина его постепенно сокращалась, в конце концов, уменьшившись до ИКТ, что расшифровывалось уже как "интеллигентный культурный туризм". И опять я забегаю вперед!

В данный момент повествования я должна пылиться в чулане. Вот и пылюсь. Слушаю склоки никому не нужных вещей, скрип, писк мышей, покрываюсь пылью - живой упрек спорящим организациям. Наконец, подмазав, примазав, умастив, в наше здание вселяется ИКТТНЗК, и я слышу в (бывшем) актовом зале радостный гул голосов и хлопанье пробок. Вслед за очередным серьезным возлиянием новому хозяину (он же директор фирмы) взбрела в голову вполне понятная блажь - исследовать свои владения. После череды одинаковых, с детства знакомых школьных классов он натыкается на чулан...

Чулан - это то, что тоже знакомо с детства. В нем обязательно должны присутствовать бывшие родными (но ставшие остраненно-загадочными) предметы, паутина, толстый слой пыли со строчками мышиных следов и непременный лучик солнца в маленьком оконце с треснутым стеклом. Все это в нашем чулане было, и директор, удалившись от свиты (впрочем, они так упились, что не заметили его исчезновения), занялся разбором экспонатов рядовой кунсткамеры Министерства Народного Образования (или как там оно теперь называется?). Классные доски, с которых уже не удастся стереть следы мела, сломанные парты настолько древнего вида, что он засомневался в их реальности, флаги, изъеденные молью куски материи, наглядные пособия всех эпох до Р.Х. после Р.Х. и т.д. и т.п. Все предсказуемо, впору разочароваться, но новый хозяин искренне жаждал чуда, и оно произошло. Он встретился со мной, и не смог оторвать глаз. Что может быть более уместным в кабинете директора турфирмы, чем экзотическая ширма? И Несси (на его взгляд, символ Шотландии) из ящичка неподалеку. Остальные куклы вызвали в нем брезгливое отвращение, поэтому, пробормотав что-то о "квасном патриотизме", "гражданине Вселенной" и "космополитизме" он поджег их, засыпав для верности макулатурой. Его приближенные, учуяв запах дыма, тут же примчались, но было поздно - от школьного кукольного театра осталась горка металлических частей и золы, да мы с Несси, осиротевшие, но радующиеся помилованию.

Вскоре, после того, как в здании был сделан "евроремонт" (не комментирую), мы воцарились в Кабинете Директора. Да, в Кабинете с большой буквы, ибо в него была вложена изрядная часть капитала фирмы. Зато какое неотразимое впечатление производил он на клиентов! Директор, так и не закончивший десятилетку, как не крути, был большим знатоком современной психологии. А задача его была нелегкой - заставить клиентов расстаться с деньгами, которые они вкладывали в мифические отели на Канарах. Фотографии недвижимости демонстрировались с большим пиететом. Особенно упорным показывалась видеозапись отдыха Клиента Номер Один (конечно, это был зять директора, но кто знал?), после чего контракт, как правило, заключался. Я играла во всем этом немалую роль, изображая (сущая чепуха при моей театральной подготовке) один из японских раритетов. Обидно, мне кажется, что я выше 99% из них. Даже для несведущих в искусстве я все равно являлась объектом вожделения. Отодвинув меня, можно было проникнуть в уютный уголок с циновками, предназначенный для любителей экзотики. Диванчик для "своих", бар для всех. Вы становитесь совладельцем 1/10000000 отеля на острове Хоккайдо? Отлично! Получите фарфоровую чашечку с сакэ, пожалуйста.

Новые для меня функции "заслонять" и "уединять" органично сочетались с уже знакомой - "превращать". Я почти каждый день превращала секретаршу босса из невзрачной девушки-очкарика в секс-бомбу a la фугас, а директора - в нетерпеливого любовника, сбросившего лет 20-30, безропотно позволяющего облечь себя в дурацкие тряпки и высечь хлыстом. Не знаю, на что было похоже его удовольствие, но ее я хорошо понимала. Поверьте мне, в конце последнего (долгого, нудного) рабочего дня (бесконечной, ужасной) рабочей недели высечь хозяина было истинным наслаждением. Опять я погружалась в мечты, то и дело ставя себя на место девушки-секретарши. Пусть эта серая неделя, пусть босс помыкает, если на weekend ты и он окажетесь на Ибице, в центре бразильского карнавала, в парижском кафе! Пусть! Пусть! А что толку от знания всемирной географии, если у тебя такие маленькие деревянные ножки...

И тут на меня снизошло очередное просветление. Началось все с откровенной бытовухи, от которой я и не ждала ничего хорошего. В один из дней скрипнула, приоткрывшись, входная дверь, и в нее заглянула остренькая мордочка жены директора. От проснувшегося сквозняка по материи, натянутой на мои рамы, пошли волны, что вызвало у дамы одновременно два приступа - приступ злорадства и приступ негодования.

- А-а-а-а-а-а-а-а, я так и знала, что когда-нибудь застукаю тебя с этой шлюшкой во время "срочного заседания",- завопила она, и резко толкнула меня. Я покачнулась, но устояла, хотя и сдвинулась в сторону. Озадаченное лицо этой старой карги, увидевшей пустой диван, вознаградило меня за все перенесенные невзгоды.

Когда за ней закрывалась дверь, последний порыв сквозняка показался ничтожеством по сравнению с бурей восторга. Я могу заменять человека! Даже нескольких! Я равна своему богу, своему хозяину-человеку, возможно даже выше его! Материя на мне выгнулась, как паруса клипера...и одно полотнище, самое ветхое, треснуло. Грехопадение... какое печальное слово!

Хозяин, вернувшись из сауны, где они с секретаршей (от слова "секрет", надо полагать, причем во всех смыслах, вплоть до физиологического) неплохо порезвились. Только этим я могу объяснить его решение выкинуть меня на свалку и заменить новой ширмой, во французском стиле. Я, стало быть, начала вызывать у него угрызения совести...

Вот и вся моя немудреная история. Через некоторое время меня подобрала первая хозяйка, помыла, постирала одежки, кое-что залатала, кое-что сделала заново. Я вновь стала главным лицом этой квартиры, и стеллаж, изрядно поседев, приобретя еще большее количество книжек (странно, что количество книг обратно пропорционально остроте его ума), по-прежнему пытается овладеть моим сердцем. Видимо, я скоро поддамся его уговорам - извечный соперник, холодильник с объемистым брюхом, бесследно исчез. Никуда не могу деться от мысли о том, как это грустно - быть человеком...