Бедуин сидел напротив, курил и ныл. Содержание Бедуинского нытья было на редкость однообразным. Как сказал бы незабвенный Глеб Жеглов, ему надо было вовремя со своими женщинами разбираться. Но Бедуин не внял и запутался вконец, теперь у него была одна законная жена, моя, между прочим, подруга, и еще одна женщина, незаконная, но любимая и беременная. А совести у Бедуина не было. Кто еще, кроме совершенно бессовестного мужика, может притащиться на работу к лучшей подруге жены и рассказывать ей, подруге то есть, о том, как он любит не-жену и не знает, что ему делать. И так в течение продолжительного времени.
Конечно, мне следовало заткнуть этот фонтан откровений в самый первый раз, когда Бедуин явился ко мне в офис под вечер с бутылкой мартини (он всегда был при деньгах) и своими слезными речами. Но любая женщина продажна, я купилась на мартини, и с тех пор была обречена слушать жалкие Бедуинские сетования на несправедливость устройства этого мира. Ну, что я могла сделать? Настучать на Бедуина Лильке, жене его? Кто от этого станет счастливее? Я? Бедуин? Это существо не от мира сего, Лилька? Нет, счастья в мире не прибавится, а значит, мне надо молчать. Самое интересное, что Бедуин-паразит нисколько не сомневался в том, что я так и буду делать, а потому смело валил на меня все, вплоть до Нинкиного токсикоза. Нина -- это его вторая вторая половина.
С Бедуином и Лилькой мы еще в школе вместе учились, так что право выливать на меня все свои горести у него было, но мне все равно было очень неуютно. И билась у меня одна подлая мыслишка, просто жизни не давала. Вот бы Лилька, думалось мне, завела себе кого-нибудь, просто для тонуса и попрания чести бесчестного Бедуина. Понимаю, нехорошо толкать примерную жену на измену. Но Бедуин того заслужил. Но как же сложно было с Лилькой! Думаете, она была против? Ничуть!
Лилька работала актрисой. Она именно работала ею, а не была. Это очень большая разница. В ней был и талант, и темперамент, и фактурная внешность: смешение цыганской, еврейской, польской и, по-моему, африканской кровей. Но в ней не было искры. Жизнью для нее была обычная жизнь, а не сцена. Режиссеры клевали на Лильку на раз, а на два разочаровывались. Сначала ее взяли чуть ли не в самый главный театр. Там и выяснилось, что играет Лилька прилежно, как по нотам, с нужными интонациями и жестами, но великое "не верю" мог бы сказать даже самый неискушенный зритель. Лилька пошла вторым составом и еще на гастрольные поездки. Тут-то и выяснилась другая ее черта. Она сводила мужчин с ума и до безумия их же боялась.
На гастролях вышла у нее некрасивая история с премьером, немолодым уже дядькой, с первого взгляда запавшим на Лилькины черные кудри, чувственные ноздри и газельи глаза. Лильке страшно хотелось страсти. Их семейная жизнь с Бедуином, начавшаяся чуть ли не со школьной скамьи была, как можно было догадаться, не малиной. А тут цветы, конфеты и премьер у ног. Лилька растаяла и отправилась в его привилегированный номер, "посмотреть телевизор". Пока шли речи восторга под шампанское, все было отлично. Знакомая мизансцена, отработанные реплики, но премьер не за тем Лильку звал. А Лилька будто только тогда об этом и догадалась, когда он полез ей под юбку. Чуть ли не с криком оскорбленной невинности она выскочила из его номера. Премьер шутки не понял, но все же сделал второй заход на следующий вечер, потому что весь день Лилька безбожно строила ему глазки, стараясь загладить вину. Но и во второй вечер "просмотр телепередач" кончился Лилькиными криками.
Премьер был человек солидный и не привык ухаживать долго. На Лильку он потратил неделю. По ее же собственному признанию, он с ней заводился с одного оборота, чем Лилька с одной стороны очень гордилась, а с другой -- не знала, что ей делать, спать с премьером она боялась. То есть это я сделала такой вывод, Лилька же говорила, что хранит верность Бедуину, а мужские слюни нужны ей, как актрисе. Когда я сказала, что неприлично так над мужиком издеваться, взрослые ведь люди, ясно, зачем зовут "телевизор смотреть", она уже и сама поняла, что была не права. Ее уволили из театра не без протекции премьера.
Лилька устроилась в детский театр, где, благодаря нестандартной внешности, стала играть всех гордых, но злобных королев и роковых, но вредных красавиц. С мужиками не клеилось и там. В душе Лилька была скромной домохозяйкой, верной хранительницей домашнего очага, а жизнь кинула ее в столь губительную для подобных существ среду, что тут же образовался внутренний конфликт, часто перетекающий во внешний.
Мужики сатанели от Лилькиной внешности и приобретенной в богемной среде разухабистой манеры поведения. Представьте себе питерский, но солнечный, мартовский день у залива, когда после пары баночек джин-тоника это существо демонической наружности отлепляется от теплой каменной стенки прибрежного кафе и собирается купаться, не взирая на громоздящиеся у берега ледяные торосы. Когда она успела снять с себя все, кроме трусов и лифчика лично я не заметила. Мы со спокойной, как пьяный удав, Гретой, еще одной старинной подругой, открыли зажмуренные от яркого света глаза, когда услышали одобрительные возгласы резко тормозящих на смотровой площадке мужиков. Лилька красовалась, почти в чем мать родила, на фоне ледяных глыб, вся довольно-сияющая в лучах негреющего солнца. Пришлось спешно одевать ее и уговаривать пождать до лета, по пути не очень вежливо отказываясь от басовитых предложений купить нам еще "по стаканчику". Они не знали, что тут и за литр ничего не выгорит.
Те мужчины, которым удавалось как-то добраться до Лилькиного тела, в последний момент сталкивались с искренним и яростным сопротивлением примерной девочки и любящей жены, которая так ни разу мужу и не изменила. Некоторые обижались сами, некоторые обижали Лильку, а тут еще и Бедуин со своими гаремными наклонностями. Я поняла, что подругу надо спасать. Об этичности вторжения в чужую жизнь я как-то не очень задумывалась. В конце концов, Лилька взрослая женщина, никто ее никуда на аркане не тянет. Но создать ситуацию было нужно. Довел меня Бедуин со своим мартини!