Аннотация: Жизнеутверждающая история о столкновении феи с реальной жизнью. Научное фэнтези.
Вызов Евгения Спиридоновича настиг меня внезапно, оторвав от мужа, с которым мы упоённо занимались главным семейным интимом. Деньги пересчитывали. Шучу, шучу. Я угостила почтовую птаху капелькой сиропа, поцеловала мужа, надела сарафан с лиственной вышивкой по подолу, провела по волосам щёткой, а по губам вишнёвым блеском и выпорхнула из дупла. Слюдяные крылышки за спиной расправились и запели приветственную песнь утреннему ветерку. В смысле, издали тот особенный шелест, который издают крылья молодой влюблённой феи, только что хорошенько пересчитавшей деньги со своим мужем.
От избытка чувств я сделала несколько воздушных па и устремилась к земле. Дупло начальника располагалось у самых корней Восьмого Древа. Не то чтобы Евгений Спиридонович боялся высоты, сквозняков или налёта закатных филинов. Просто родился ещё в те времена, когда нашу колонию населяли люди, сам имел четверть человеческой крови, а люди - существа приземлённые.
Впрочем, был Евгений Спиридонович не каким-то там косолапым, волосатым уродцем, а мужчиной видным - с выправкой военного и фигурой танцора. Главным украшением его узкого лица служили усы. Нафиксатуренные, грозно торчащие, словно пики или шпаги. Дёрн его знает, для какой надобности были ему такие усы. Может, чтоб больней ранить многочисленных своих воздыхательниц? С воздыхательницами он не особенно церемонился - поступал просто и грубо. Так просто, что описывать нужды нет; и так грубо, что возьмись описывать, в минуту окажешься похабницей.
Я опустилась на мшистый коврик и деликатно побарабанила костяшками пальцев по дверце. Дверца была примечательной: керапластовая заслонка внутреннего люка с корабля первопоселенцев. Мой стук она поглотила, как росянка муху, но Евгений Спиридонович услышал.
- Входи, девочка, - пророкотал он.
Диафрагма заслонки раскрылась, и я вошла. Начальник сидел почему-то не в кресле, а на уголке стола. Красивое лицо было хмуро, острые кончики усов понуро смотрели в пол. Мундир цвета наваринского дыму с пламенем выглядел так, словно и впрямь побывал в дыму, а может и в пламени. Запах стоял соответствующий. Весь кабинет гарью провонял, говоря начистоту.
Дело плохо, сообразила я.
- Знаешь, кто такой золотарь? - не поздоровавшись, спросил Евгений Спиридонович и глянул исподлобья, что твой закатный филин.
- Не-а, - беспечно ответила я. - Наверно, это человеческое название ювелира?
Начальник засопел. Не слишком-то ему нравилось, когда кто-нибудь упоминал о его происхождении, даже косвенно. Он спрыгнул на пол, в два огромных шага придвинулся ко мне, навис и пророкотал:
- Золотарь, он же ассенизатор. Тот, кто убирает фекалии.
- Ты хотел сказать говночист? - спросила я и упёрлась ладошкой в грудь Евгения Спиридоновича. - Отойди, папочка. От тебя дымом несет.
Он грозно пошевелил жучиными своими усами, но отошёл. Попятился и снова взгромоздился на угол стола.
- Вылитая мать. Так же любишь эпатаж. Говночист, надо же!
- Я много чего люблю. Например, чтобы мне не морочили голову. Итак, ты хочешь, чтобы я нашла этого самого гов...
- Золотаря! - перебил отец.
- Да-да, прости. А вообще, забавно получается. Мы питаемся цветочным нектаром и солнечным светом. Какаем бабочками да мотыльками, пукаем цветочными ароматами, тошнит нас радугой... и вдруг нам понадобился ассенизатор. Похоже на шутку.
Всё сказанное мной было чистейшей, дистиллированной, третьей возгонки правдой. Семьдесят лет назад один из кораблей Звёздных Первопроходцев обнаружил в системе Геллады планетоид размером со спутник Юпитера Элару. Корабль шёл неспешно, на дюзовой тяге, но пролетел бы мимо, если бы не одна странность. При диаметре всего восемьдесят километров у планетоида существовала мощная атмосфера, открытые водоёмы, а так же флора: два десятка полукилометровой высоты деревьев были видны даже из космоса. Планетоид назвали Сказкой, высадили на него экспедицию. Оказалось, что атмосфера у Сказки пригодна для дыхания, животный мир богат, а гравитация аномально высока для такой крохи, целых 0,65g. Обнаружились также следы неизвестной гуманоидной цивилизации. Бронзовые статуи, действующие фонтаны сложных конструкций, обжитые дупла в деревьях-гигантах, подземные полости невыясненного предназначения, но никаких следов самих гуманоидов. На Сказке, которая, по всей видимости, являлась искусственным объектом, оставили группу исследователей. Тогда-то и начались настоящие чудеса. В течение нескольких лет исследователи мутировали, превратившись в существ, более всего напоминающих фей и эльфов. У всех серьёзно изменилась биохимия, а у некоторых даже появились крылья наподобие стрекозиных. Выяснить причины мутаций не удалось. Более того, прибывающие исследователи сами очень быстро 'офеивались', бросали научные труды и вливались в колонию на правах жителей. Лет через двадцать метрополия махнула на Сказку рукой. Проблем в галактике хватало и без неё.
- Ты же знаешь, Виола, я никогда не шучу, - сказал отец.
- К сожалению, знаю. А где прежний золотарь? Он вообще был?
- Был. Нездешний и даже не человек. Из эфемеров. Но он, понимаешь, окуклился. Совершенно внезапно. А когда вылупится, толку от него уже не будет.
Уж это точно. От гигантской бабочки, пусть даже разумной, толку мало.
- Слушай, папа, можно ведь пригласить специалиста с Земли. Там ассенизатор - одна из самых распространённых и уважаемых профессий.
- Я уже послал запрос. Но ближайший внепространственник пойдёт с Земли к Гелладе-три лишь через неделю. Да потом ещё оттуда до нас - месяц на дюзах. А дело не терпит отлагательств. По секрету, девочка, мы на пороге экологической катастрофы. Я знаю, тебя здесь все любят. Не то, что меня. И убеждать ты умеешь. Найди мне человека, который не боится замараться.
- Человека? - Я усмехнулась. - Папочка, ты неисправим.
***
Первым делом я направилась к загонам единорогов. Если кто и умеет лучше других управляться с ведром, лопатой и черпаком, так это конюхи, правильно? Сегодня была смена Веронички и Евсея. Феечка, ненавидящая тесноту даже самых просторных помещений, наверняка угнала единорожий молодняк на выпас ещё до рассвета. Евсей же был домоседом.
Подлетев ближе, я убедилась, что он на месте. Стоя на невысокой, но широкой скамеечке позади смирной старушки Евтерпы, он одной рукой ласково оглаживал кобылу по крупу, а другой зачем-то теребил пряжку ремня, поддерживающего лосины.
- Если даже она провинилась, бить единорогов запрещено, - крикнула я издалека.
Евсей от неожиданности вздрогнул, зашатался, но на скамеечке устоял. Повернул ко мне смущённое лицо и пробормотал:
- Так я, как бы, и не собирался. Я это... ну...
На большее его не хватило. Он закряхтел, похлопал Евтерпу по тугому бедру, пробормотал 'беги, славная' и вспорхнул со скамеечки. Треща крыльями, словно гигантский хрущ, подлетел ко мне. От него исходил нежный запах единорожьего пота и терпкий - эльфийской пламенной страсти.
Надо же, как искренне любит животных, поразилась я.
- Ты это... Ты зачем здеся?
- Хочу предложить вам стать спасителем колонии, - сказала я задушевно.
- Как это?
- Нужно поработать золотарём. Месяц-два.
- Кем-кем? Говночистом, что ли?
Не одна я, оказывается, люблю эпатаж.
- Ага, им самым. Не за спасибо, конечно. Два абзаца в будущем учебнике истории Сказки спасителю обеспечено. И премия из фонда начальника колонии.
- Премия, она, это самое... Не помешает. Только почто я-то?
- Вы убираете за своими питомцами. Чистите стойла от навоза и так далее. Вам не привыкать.
Конюх усмехнулся, показав кроличьи зубы. На пухлых щеках возникли младенческие ямочки, резко контрастирующие с клочками пегого пуха, заменяющего ему бороду.
- От навоза? Да ты, девонька, видать, плоховато в школе училась. Прогуливала биологию-то?
- Я на Земле училась. Там единорогов нет.
- Вон оно что! Ну, айда, покажу тебе наш навоз.
Он тяжело полетел в сторону загонов. Я - стараясь держаться левее и выше пахучего кильватерного следа - за ним.
Образованные переплетёнными ветвями ветревалий и черемшанок своды пропускали достаточно света, чтоб рассмотреть внутреннее убранство. Я никогда здесь не бывала, даже девочкой, когда нас водили всей группой кататься на единорогах, поэтому смотрела по сторонам с интересом. Стойла животных, выращенные из желтоватого костяного дерева, кормушки, выточенные из глыб каменной соли, ручей с зеленоватой водой, текущий по каменистому ложу... В дальнем углу обнаружился громадный бак из керапласта, украшенный эмблемой Звездных Первопроходцев. К баку и направился Евсей.
- Ну, смотри. Смелей!
Я с опаской заглянула в ёмкость. Её до половины заполняли лепестки роз вперемешку с лепестками гвоздик.
- Это и есть помёт единорогов? - на всякий случай уточнила я, хотя и так всё было очевидно.
- Он самый! - самодовольно подтвердил Евсей.
- Но ведь лепестки, наверно, гниют... - не сдавалась я.
- Не успевают. Каждый вечер мы их ферментами спрыскиваем. За ночь разлагаются на розово-гвоздичное масло, воду и кислород. Ещё вопросы?
- Только один. Как думаете, стоит мне рассказать всем, что вы собирались пристроиться к Евтерпе с предосудительными целями? - сказала я задумчиво.
Евсей посмотрел на меня со сложным выражением на лице и вдруг расхохотался.
- Дитятко! Сюда половина мужиков колонии за этим самым ходит.
***
Алиса начищала статую якающего мальчика. Круглая мордашка бронзового хвастуна выражала предельную степень заносчивости, пухленький указательный палец правой руки упирался в грудь, левый кулак отведён назад, точно для удара. За плечами развевался непомерно большой плащ.
- До чего же он противный, - сообщила я, приземлившись подле Алисы. - Привет, подруженька.
- Замужество феям на пользу, это все знают. Может, и тебе уже пора?
- Хочешь сказать, что я-то смотрюсь неважно? - Алиса притворно насупилась.
Я засмеялась и ткнулась ей лбом в плечо. Она обняла меня.
Выглядела Алиса сногсшибательно.
У неё было треугольное личико египетской храмовой кошки, большие - тоже кошачьи - глаза и короткая стрижка с косой чёлкой до подбородка. На этом кошачье в ней заканчивалось и начиналось тигриное. Пластика движений, крепость мышц, пропорции, которые при чрезмерных для феи габаритах Алисы оставались соразмерными и изящными. Она могла бы танцевать в балете-ню или сниматься в боевиках, в роли непобедимой эльфийской лазутчицы. Такой, которая разрывает врагов голыми руками. Будто червей.
Но она предпочитала чистить статуи и фонтаны в богом забытой колонии.
- Почему бы не убрать его отсюда? - спросила я, покосившись на гадкого сорванца. - Все только спасибо скажут.
- Да я пробовала, и неоднократно. Как-то раз в западное полушарие увезла. Но он же, паразит, через пару недель снова появляется. Только рожица становится ещё неприятней. Решила, пусть стоит. В назидание детишкам.
- А откуда они вообще взялись, все эти статуи? Так и не выяснили?
Алиса помотала головой.
- Нет. Да никто и не пытался. Если уж забросили исследования мутации людей в эльфов... - Она махнула рукой. - Такая мелочь, как происхождение полусотни истуканов тем более никого не интересует. Ты зачем пришла-то? И почему без мужа?
- Я по делу.
- Ну, излагай.
Я наморщила нос, собралась с духом и выпалила:
- Прости за прямоту, но тебе не в новинку руки марать...
Пока я говорила, Алиса оставалась неподвижной, под стать своим бронзовым подопечным. Когда закончила, она подняла с постамента брошенную тряпицу и принялась молча натирать плащ статуи.
- Это значит - нет? - спросила я, так и не дождавшись от нее ни звука.
- Точно, подруженька.
- А почему?
- Посмотри на меня. Я же красивая девка. А фигура! - Она провела свободной рукой по впечатляющей груди, по обнажённому животу с прекрасно очерченными квадратиками пресса, по округлому бедру. - Но ни один, сука, парень, ни один мужчина в колонии даже не пытается заговорить. Боятся. Единорожику трахать ходят, а от меня шарахаются!
- Уроды, - прошептала я.
- И всё-таки у меня ещё остаётся надежда. Но если начну возить дерьмо...
- Понимаю, - сказала я. - Извини.
- Да ерунда. Заходи ещё. Только просто так, ладно? Без предложений.
- Ладно.
- И мужа в следующий раз не забудь. Виолка-альвеолка.
- Не забуду, - пообещала я и полетела прочь.
Отлетев на десяток метров, не вытерпела, обернулась. Алиса сидела на траве, привалившись спиной к постаменту, и рвала ветошку на узкие полоски.
Якающий мальчик смотрел на меня с мстительным высокомерием.
***
Дядька Ферапонт точил косу. Сплошь покрытая татуировками мускулистая ручища с зажатым в кулаке камнем размеренно двигалась вдоль изогнутого лезвия, извлекая из него одну звонкую ноту за другой. Рядом стоял ведмедоид и внимательно следил за действиями. У ведмедоида были выбриты и так же густо, как у дядьки Ферапонта, татуированы передние конечности - от плеч до кистей. Отец рассказывал мне, что такова мода лесных пластунов. Даже уволившись в запас, эти страшные ночные бойцы продолжают брить лапы. Один из псевдопальцев ведмедоида был забинтован длинным, узким листом белого подорожника.
Закончив точить, дядька Ферапонт сунул камень в кожаный мешочек на поясе и спросил ведмедоида:
- Понял?
- Тот кивнул тяжёлой башкой, стрельнул в мою сторону взглядом раскосых глазок и протянул лапу к косе.
- Если опять воткнёшь в землю, уши оторву, - пообещал ему дядька Ферапонт.
Ведмедоид снова кивнул, с довольным ворчанием сгрёб косу и начал махать ею с такой энергией, будто не травку косил, а головы корнезмеям отсекал.
Дядька Ферапонт полюбовался на работника и поманил меня. Я подлетела ближе, но опускаться на землю не спешила. Нрав ведмедоидов весьма скверен, раздражаются они по самому ничтожному поводу, а в бешенстве кровожадны и неудержимы.
- Не бойся, племяшка, Херг парень смирный. Да и дружим мы. Лет пятнадцать уже.
- Отец тоже так думал. Пока ему дружок-ведмежок ногу не отгрыз.
- Батя твой сам был виноват, - строго сказал дядька Ферапонт.
- Да теперь-то какая разница, - сказала я и сложила крылышки.
Упасть не успела, дядя подхватил меня на руки, закружил, хохоча. Я чмокнула его в нос. Наконец он поставил меня на ноги и спросил:
- С чем пожаловала? Вижу ведь, что не просто так.
- До чего ж ты у нас проницательный. - Я подмигнула. - Ты, когда на Гелладе-три воевал, не только в пластунах состоял, но и в похоронной команде, правильно?
- Было дело.
- Значит, с останками возиться приходилось.
- Ну, а как без этого.
- То есть трупным запахом и видом гниющей плоти тебя не смутить.
- А вот тут ошибаешься.
- Не поняла? - удивилась я.
- Наша похоронная команда могилы не копала и тела в них не таскала. Принцип другой был. Места сражений засевались грибными спорами. Открытые пространства с воздуха, закрытые - из распылителей. За пару суток грибница полностью пожирает мягкие ткани трупов, а твёрдые размягчает. Остаются такие, знаешь, кочки вроде моховых. Потом на них выпускают муравьёв. Муравьи поедают грибы и всё остальное. Затем под воздействием феромонов маршируют к передвижным ферментаторам, где их перерабатывают на удобрения. Ну, и ещё на кое-то, о чём тебе знать не нужно. Всё.
- По-моему, это ещё отвратительней, чем мертвецы, - сказала я, поморщившись.
- А много ты мертвецов-то видала, Виолочка?
Возразить было нечего.
- Ну да ладно, - сказал дядька Ферапонт. - Ты, собственно, по какому вопросу прибыла?
- Отец попросил, чтоб я нашла того, кто согласиться быть золотарём.
- То есть гов?..
- Да-да.
- Позволь-ка спросить, где он отыскал то, что золотарь убирать будет?
- Сама в недоумении. Весь день голову ломаю. Неоткуда же взяться!
- Выходит, плохо ты своего папку знаешь.
Мне надоело это жонглирование словами, и я спросила напрямик:
- Ну так что, дядя Ферапонт, поможешь?
- Нет, Виолочка. Однажды я за ним уже разгребал дерьмо. Когда он целую расу против нас настроил. - Мы, не сговариваясь, посмотрели на молодецки размахивающего косой ведмедоида. - Нахлебался я тогда досыта. Всё ещё комок в горле. Хватит.
- Спасибо за откровенность, - сказала я, расправляя крылья.
- Ну а как иначе. Мы ж родня, - отозвался дядька Ферапонт.
После чего отвел взгляд и с криком: 'Херг! Опять косу в землю засадил, сухорукий! Ну, всё, прощайся с ушами!' - вперевалку побежал к ведмедоиду.
Мне показалось, что в голосе его звучала не угроза, а облегчение.
***
К концу дня я облетела всю колонию. Я побывала у земледельцев и землекопов, у древомагов и раколовов, у пивоваров и даже у единственного бродяги. Всё впустую. Измотанная и утратившая веру в себя, я вернулась в семейное дупло.
Муж ждал меня у накрытого стола. Искрился нектар в высоких бокалах, божественно благоухали уложенные пирамидой шарики из пыльцы толеаты. Солнечный свет даёт нам силы, но ощущения сытости не дарит - сегодня я убедилась в этом сама. Великое Древо, как же мне хотелось есть! Да и пересчитать с любимым денежки, пожалуй, тоже. Но время для этого ещё не пришло.
- Михаил, - сказала я строго. - Скажи, только честно. Будешь меня любить, если я займусь чем-нибудь странным?
- Конечно, - сказал он, шагнул ко мне и обнял. Уткнулся губами в макушку, тихонько дотронулся пальцами до основания крылышек. Я едва сдержалась, чтобы не замурлыкать от удовольствия.
- Даже не спросишь, насколько странным может оказаться моё занятие? Вдруг оно будет странным-престранным? - Рвущая тряпочку Алиса не шла у меня из головы.
- А мне всё равно.
Его пальцы скользнули вниз. Вот хитрюга! Ещё несколько секунд, и я позабуду отцовское задание - да и весь мир, пожалуй. Собрав волю в кулак, я отшатнулась, попятилась и спиной вперёд вывалилась из дупла.
...Отец выглядел ещё ужасней, чем утром. На мундире появились дыры - кажется, от кислоты. Сапоги были заляпаны какими-то химикатами. Усы растрепались, под глазами залегли тени. Мужественные складки, сбегающие от крыльев носа к скулам, сделались будто вдвое глубже. Нос заострился.
- Как успехи? - спросил он хрипло.
- Полагаю, лучше, чем у тебя.
- Неужели нашла? - оживился отец. - И кто же доброволец?
- Твоя дочь, - сказала я.
Он поник.
- Ничего не выйдет. Даже я не могу заниматься этим дольше пары минут. Куда уж тебе, девчонке.
Иногда папочка бывает нуден, иногда несносен, но чаще - удручающе невыносим.
- Ты забываешь, что я училась на Земле. Там у людей пищеварение грубое и примитивное, не то, что у нас. От брезгливости пришлось избавиться, притом быстро. - И мучительно, добавила я про себя. - Кстати, ты мне так и не сказал, откуда у нас появляется... ну, то, что нужно убирать.
- Сама увидишь.
Он поколдовал у дальней стены дупла. С хрустом обломившейся ветки распахнулась неприметная дверца, за ней виднелся коридор, ведущий вниз.
- Крылышки береги, здесь тесно.
Я завернулась в крылья, как в плащ, и отправилась за отцом. Освещённый лишь мерцанием наросших на стены люм-лишайников, коридор углублялся и углублялся. Мы прошли, наверное, с полкилометра, прежде чем добрались до следующей двери. Она была точным подобием папиного входного люка - керапластовая диафрагма земного производства. Рядом, в глубокой вертикальной нише виднелся молочно-белый кокон погруженного в метаморфоз эфемера.
- Прежний работничек, - сказал отец, мотнув головой в его сторону. - Готова?
- Да, - ответила я, ещё плотнее закутавшись в крылья.
Диафрагма разошлась. В лицо ударила волна смрадного воздуха. Мне защипало глаза, но открывшуюся полость я рассмотрела отлично. Она была огромной, высоченной, с множеством узких горловин, ведущих на поверхность - через них внутрь заглядывали острые и пристальные зрачки звёзд.
Пол был покрыт наслоениями зелёной гадости, и лишь возле самой двери виднелся расчищенный пятачок - частью обугленный, частью вытравленный едкими химикатами.
Все стены, значительная часть потолка, нити свисающих корневищ были облеплены мириадами бабочек и мотыльков. Тех самых, которыми мы, жители Сказки...
- Великое Древо, так вот куда они улетают! - пробормотала я.
За спиной утвердительно икнул отец.
- Ну, и в чём затруднение? Пусть гадят. Яма глубокая, на сто лет хватит. Или мне что-то неизвестно? - Я обернулась.
Отец прятал лицо в ладонях и вздрагивал всем телом. Вот тебе и четверть человеческой крови. Он, наконец, собрался с духом и проговорил:
- Когда объём этой массы увеличивается до определённого значения, она обретает свойства живого организма. Очень агрессивного, очень подвижного. Плотоядного. Думаю, предыдущие жители Сказки оттого и исчезли, что были чересчур беспечны.
Я посмотрела на зелёные напластования. Нервы сыграли дурную шутку или тени переместились, но мне вдруг почудилось, что внутри смрадной массы зародилось медлительное тягучее движение. Через мгновение всё исчезло. Я встряхнулась, похлопала икающего отца по плечу.
- Или чересчур брезгливы. Ладно, Евгений Спиридонович, хватит болтать. Мне понадобится широкая лопата, тележка с хорошо зарывающейся ёмкостью, перчатки, респиратор и сапоги.