Утром меня, как обычно, разбудили крики, проникающие через полуоткрытое окно. Немного помаявшись в постели, так как спать я лег довольно поздно, и чувствуя, что уснуть мне уже все равно не удастся, я встал и подошел к окну.
Небо было почти чистое. Редкие лазоревые облака мчались к западу, пытаясь скрыться от яростных лучей солнца. Утренняя прохлада приятно ласкала и бодрила намаявшееся в ночной духоте тело.
Я выглянул из окна, чтобы еще раз убедиться в причине моего раннего пробуждения. Все было, как обычно. Дядя Жора, сосед из первой квартиры, мелкой трусцой бегал вокруг дома. Перед ним, выдерживая дистанцию, скакал и дирижировал зажатой в руке ромашкой шестилетний Вовка из седьмой квартиры. Можно было подумать, что они сообща занимаются утренней разминкой, если бы... Если бы дядя Жора на ходу не размахивал кулаками и не выкрикивал на русском народном языке свое мнение о Вовке и его родных и близких вплоть до седьмого колена.
Дядя Жора был знаменитостью нашего небольшого и, в общем-то, дружного двухэтажного дома. Маленький, лысый и толстый, он производил впечатление добродушного весельчака. В действительности же был полной противоположностью. Имея громогласный бас, заглушающий любое другое мнение, и повышенную активность в личной жизни, он постоянно был занят каким-нибудь делом. В перерывах между делами ругался с соседями, проявляющими недовольство по поводу его очередных, идущих в ущерб интересам всего дома действий. Его жена, тетка Варвара, высокое сухопарое существо, прической выдающее свою принадлежность к прекрасной половине человечества, имела сварливый характер, не уступающий характеру мужа.
Жильцы дома уже давно смирились с печальной необходимостью совместного существования с этой семейкой, как неизбежным злом, и относился ко всему философически. Лишь молодое поколение, незнакомое с диалектикой, пыталось вступить с ним в борьбу, но неизменно терпела поражение.
В этот раз дядя Жора под предлогом создания цветника, облагородившего бы двор, отгородил метровым забором приличный кусок двора, отхватив при этом половину детской площадки. Цветы на отгороженном участке были. Мелкие, бледные ромашки и ноготки уныло покачивались на тоненьких стебельках. За ними же вздымалась буйная поросль картофеля и помидор, тянулись к небу длинные плети огурцов. Заглушив своим басом робкие попытки соседей восстановить справедливость, дядя Жора теперь холил и лелеял свое зеленое царство, целыми днями возясь на участке и стоически отражая набеги местной "вольницы". Соседские дети уже смирились с ущемлением их жизненных интересов. Только один Вовка продолжал неравную борьбу, отзвуки которой каждое утро будили весь дом. Вовка перед уходом в детский сад каждый раз норовил предъявить права на бывшую площадку, вынуждая дядю Жору подниматься рано утром для охраны огорода от Вовкиных посягательств.
Вот и сегодня дядя Жора, прозевав момент нарушения своей монополии на огород, запоздало гонял Вовку вокруг дома, в доходчивой форме объясняя тому неправомерность его действий.
Вовка нырнул под защиту вышедшей матери, победно строя рожи запыхавшемуся дяде Жоре. Последовала небольшая словесная перепалка, мать слегка шлепнула Вовку и, схватив его за руку, потащила в детсад, то убыстряя, то замедляя бег под действием накатывающихся звуковых волн раскатистого дяди Жориного голоса. Отойдя на приличное расстояние, она воровато оглянулась, поцеловала Вовку, и они весело зашагали дальше.
Дядя Жора, еще немного пошумев, успокоился и, открыв кран, стал поливать водой из шланга свой огород. Растения, истосковавшиеся за ночь по живительной влаге, начали медленно распрямляться, расправлять свои поникшие листья и лепестки цветов. Солнечные лучи, рассыпаясь цветами радуги на водных брызгах, нежно ласкали бутоны. Те, очнувшись от дремы, стали медленно раскрываться.
-Дядя Жора - дурак! - хрипловато шипели цветки на огуречных лозах.
-Дядя Жора - дурак! - басили цветы на картофеле и помидорах.
Дядя Жора опустился на колени, наклонил ухо к одному цветку, прислушался, проворно просеменил на четвереньках к другому, третьему. Затем сел и вытер грязной рукой выступивший на лбу пот.
Цветы говорили. Цветы дразнились. Отчего? Что с ними случилось?
Какофония голосов оглушала, мешала думать.
Дядя Жора обвел растерянным взглядом свой огород, дотянулся до ближайшего цветка и сорвал его.
-Дядя Жора - ..., - запел цветок, но докончить не успел.
-Ах, ты так! - рявкнул дядя Жора, смял своими мощными руками хрупкий цветок и изорвал его в клочья. За ним последовал другой, третий...
Не желая присутствовать при этой драматической развязке, я отошел от окна и занялся своими делами. Первым делом надо было разобрать и сложить все еще стоящий на окне аппарат, которым я ночью облучил растения на огороде. Этот аппарат, разработанный недавно в нашем институте, заставил буквально заговорить цветы, до сих пор хранившие молчание. Цветы, облученные им, приобретали способность вибрировать, издавая тем самым звуки. Подбирая программу облучения, можно было добиться от них такого сочетания звуков, при котором слышались отдельные слова и даже целые фразы. Разум у них от этого, конечно, не появился, но эффект для впервые сталкивающихся с такими говорящими цветами был потрясающий. Что в данный момент и происходило с дядей Жорой.
Звонкие голоски, изредка пробивавшиеся сквозь дяди Жорин рык, постепенно угасали.
Когда через полчаса, закончив с домашними делами, я вышел из подъезда с чемоданчиком в руке, огород представлял собой жалкое зрелище. Будто здесь происходил бой быков. Истерзанные, смятые растения втоптаны в перепаханную дяди Жориными коленками землю. Посреди участка сидел заляпанный с головы до ног грязью дядя Жора и, тяжело дыша, нервно сжимая и разжимая пальцы, взирал дикими глазами на плоды своей деятельности.
-Ты победил, Вовка! - мысленно воскликнул я и заторопился в институт. Надо было срочно уничтожить черновики программы облучения цветов. Целый месяц провозился я с этой программой, пока не отладил и не отработал ее. Не дай бог, если кому-нибудь в руки попадет. Нет, все-таки намного приятнее, если даришь любимой женщине цветы, а они звенят ей своими хрустальными голосками: