В океане есть остров, в недрах которого боги каждый день прячут от людей рыбу Луну;
Затосковав в одиночестве, каждую ночь Луна бежит из плена, чтобы рассеять по небу свою икру;
Но убежать, сохранив безупречность своего лика, ей удается далеко не всегда;
Порою побег и вовсе не удается; в такие ночи небеса над водами черны и безмолвны;
Икра Луны бесплодна, и суждено ей в одиночестве скитаться по небу за ночью ночь.
Те Ранги Инкандо, "Песни неба и вод", XXIIC год от Исхода, Руанокль, Мандибуа-Гоу.
Весь долгий день пути - тайными тропами под пологом влажного леса - перед глазами маячит узкая спина проводника. Прихотливая вязь татуировки покрывает смуглое тело от выбритого затылка до пят. Проводника зовут Каланги. Молчаливые сородичи, украшенные куда скромнее, к жилистому старику относятся с подобострастным уважением. Каланги считается у них кем-то вроде колдуна. Держится с достоинством; кейс с подношением принял, едва кивнув. Свою часть договора - мультимаран для трансфера с архипелага, десяток носильщиков и функция проводника - выполняет исправно.
Колдовство или нет, но спорную акваторию, которую официально держат под контролем обе сверхдержавы, проскакиваем без сучка и задоринки - очень кстати поднимается предрассветный туман, сделав невозможным визуальное обнаружение; для радаров мы и так невидимки.
Кто знает - может, и впрямь колдовство?
На закате отряд достигает гребня. После дня пути по душному аду джунглей упавшая с неба ночь приносит иллюзию прохлады. Великая штука самообман. Мы с Номером Первым исходим потом. Проклятый нуль-генератор вплавился в спину - доверить его голым дикарям мы не смеем. Монтируем оборудование, стараясь не потерять сознания от духоты. Носильщики словно и не замечают жары: жуют бетель, длинно плюют красной слюной. Старый колдун раскуривает длинную трубку, и все вокруг ненадолго скрывается в клубах пряно пахнущего дыма. Когда дым рассеивается, унося напряжение и тревоги, мир приобретает кристальную ясность.
Отсюда, с гребня, лагуна как на ладони.
- Сейчас, - говорит Каланги.
Мы обращаемся в ожидание.
Кроны пальм, нависших над оком атолла завитыми ресницами, шевелит налетевший вдруг из ниоткуда ветер. Ночная тьма, проколотая иглами тысячи звезд, отражается в черном зеркале океана за кольцевым окоемом рифа. Вдали, у горизонта, неторопливо плывут ходовые огни сторожевых кораблей.
В бездонном зрачке лагуны, окруженном песчаным пляжем, возникает движение.
Бледное, мертвенное поначалу свечение поднимается из глубины лагуны. Ровный жемчужный свет раздвигает мрак, играет теплыми отсветами серебра на стене леса, подступившего к берегу. Остовы кораблей на мелководье вспыхивают, словно облитые жидким металлом, сверкают-переливаются живым ртутным блеском, превращаются в ощетиненные ребрами шпангоутов, дыбящиеся хордами стрингеров скелеты огромных рыб.
Свечение в лагуне делается все ярче, серебря весь мир, застя звезды, заставляя океан играть мириадами взблесков полированной стали, слепя глаза почище отраженного во льду солнца. Каланги надевает очки из створок раковины моллюска-акани с пропиленными в них горизонтальными щелями. Мы с Первым торопливо влезаем в высотные костюмы и сдвигаем на лица визоры шлемов. Мир снова чётко прорезывается сквозь поток лунного света.
Из угольно-чёрного провала, выдавливая пузырем воды лагуны, поднимается огромный шар жемчужно-белого сияния. Вода ниспадает с него потоками ледянистого жидкого пламени, с шумом ударяется в берега, закруживается светящимися воронками вокруг разбитых кораблей и с оглушительным шорохом возвращается в лагуну.
По пляжу, словно ослепленные фарами зайцы, мечутся тени тех, кто тоже пришел за Луной, но теперь останется с носом. В рокоте низвергающихся с Луны водопадов бессмысленным перетреском помех стучат выстрелы. Кое-кто не умеет проигрывать достойно.
- Пора! - командует Первый, и я, выверив прицел безоткатки, которую весь вчерашний день, таясь от чужих глаз, мы тащили сюда, на гребень кольцевого хребта, ловлю в панораму самый центр лунного диска и детонирую патрон.
Эхо выстрела мечется над вспененными водами лагуны. Гарпун, разматывая с карбоновых катушек сверхпрочную нить фала, красиво чиркает по ослепшему небу алым росчерком трассера и уходит ровно туда, куда я его и послал - в неприметную точку на печальном образе, совсем рядом с кратером Тихо. Там расцветает беззвучная вспышка черного пламени - якорь впивается лапами пирозахватов в податливую лунную плоть.
Покойный лик Луны поочередно искажают недоумение, боль, страдание. Луна содрогается и заходится в крике.
Крик ломает пальмы и сбивает наземь перепуганных птиц. Океан стремительно уходит от кольца рифов, оставляя миллион коралловых рыбок, одинаково безликих в залившем весь мир серебре, биться в агонии на скальном основании острова.
Носильщики бросаются в чащу леса. Каланги серебряной статуей замирает на высоком скальном останце, бесстрастно наблюдая за тем, как мы с Первым торопливо герметизируемся и встёгиваем друг друга в упряжь. Он спокоен настолько, что кажется, будто старик видит всё это уже не в первый раз.
Над нашими головами с горестным криком мечется заарканенная Луна, роняя в море искристые капли плоти, и океан тянется протуберанцами водяных гор к похищенной у него драгоценности.
Кто владеет Луной, повелевает приливами. Прописная истина из школьных учебников.
Остров содрогается под ногами. Вторым концом трос из наноуглеродной нити уходит сквозь тубус орудийного ствола по нуль-каналу прямиком в безумный зрачок чёрной дыры и дальше - на противоположную сторону Земли. Пленнице теперь не вырваться - для этого пришлось бы вывернуть наизнанку Землю, но даже магия Луны не в силах посрамить законы современной физики.
Перекрывая лунный плач, где-то вдали зарождается рокот. Становится громче, оглушительнее с каждым миг, заполняет весь мир. Воды океана стенками огромной чаши черного стекла нависают над атоллом, ставшим в одночасье вершиной горы. Сошедшее с ума тяготение отрывает нас от земли; импульсные движки плюются выхлопом; ролики сбруи скользят по тросу, вознося нас в небо - к Луне. Болтает ужасно, но трос держит пленницу отлично.
Мимо, перекрывая безумным хохотом шум взбешенной воды, проносится Каланги; раскинутые в стороны руки и ноги помогают ему искусно справляться с воздушными потоками. Старик воспаряет к скорбному лицу Луны лику и растворяется в его ослепительном свете, махнув нам на прощание. Мы продолжаем не то падение, не то подъём.
Вблизи Луна пахнет ванильным пирогом. Сквозь поры в её светящейся шкуре рвутся клубы испарений. Необъятное тело содрогается в судорогах стрессового нереста. Бесчисленные зевы яйцекладов, оспинами изрывшие лунный лик, конвульсивно распахиваются наружу и извергают мириады жемчужин. Каждая - уменьшенная копия родительского организма.
Первый взмахивает рукой; по его жесту я выщелкиваю из креплений стремительно удлиняющуюся телескопическую штангу силовой ловушки. Чудовищный сачок, сплетенный из невидимых линий магнитного поля, разворачивается в четырёх измерениях, словно спятивший зонтик. Первый продолжает жестикулировать, одновременно плавно и решительно, как дирижер, руководящий слаженной игрой оркестра в сотню душ.
Уперев основание штанги в нужный разъём упряжи, активирую сервоприводы. Ловушка, выгибая, словно бамбуковое удилище, пьезолитовую рукоять, стремительно мечется по замысловатой траектории вперёд-назад-влево-вправо-обратно в такт сложному плетению жестов Первого. Сачок выхватывает из эфира жемчужину за жемчужиной и переправляет их сквозь короткий нуль-порт в клейново пространство дорожных мешков на наших с Первым поясах.
Дело непростое и требует отличной реакции, но Первый большой дока по части координирования любых телодвижений, да и я парень не промах. Годы тренировок в ловле бабочек не проходят бесследно, и я умудряюсь не упустить ни одной.
Много позже, утомленные сверх всякой меры и безмерно довольные, мы с Первым без сил сидим на краю кратера Тихо, разбросав ноги по склонам кольцевых гор, а под нами гигантским глобусом проворачивается Земля.
Пленённая Луна, давно оставив тщетные попытки освободиться от пут, покорно плывет над ночным океаном. Поводок больше не нужен, и сингулярность снова мирно уснула в коконе сверхсильных магнитных полей. Эскорт из воздушных и морских кораблей почтительно держится поодаль, всё больше отставая с каждой минутой.
Луна минует Хайнань, пересекает линию побережья Южно-Китайского моря, накрывает ласковым, нестрашным цунами городки-миллионники Прибрежной Индустриальной Агломерации и долго катится над необъятными пыльными просторами центральных районов Поднебесной.
От неспешности перемещения адски клонит в сон. Так и хочется наподдать сонной скотинке пятками по толстым бокам, срывая её с флегматичной рыси в стремительный поднебесный галоп.
Внизу - заснеженный Алтай; за лесистыми склонами растянулась на полмира стылая байконурская степь. Над плешивой равниной, залитым серебряным светом Луны, навстречу нам из-за горизонта всплывает вдруг вздутый шар багрово-красного бархатного свечения, словно чуть припудренный пылью или тончайшим песком. Двойные тени внизу, удлиняясь, тянутся навстречу друг другу, становятся короче и, соприкоснувшись, разбегаются прочь, истончаясь до нитяной, волосяной, паутинной бесплотности.
Через все тело красной планеты, перечерчивая экватор рубцами от когтей неведомого зверя, тянутся долины Маринер. Пучит подслеповатый зрак чудовищный пупырь Олимпа, отыскивая свирепым взглядом ту, ради которой двойка Номера Второго вытащила его из тайного гнездилища в пучине Ледовитого океана.
Третий! Где же Номер Третий? Я кручу головой по небесной полусфере в поисках голубого свечения богини любви. Команда Третьего должна привести сюда Пенорождённую, чтобы ее чары скрепили союз серебра и багрянца.
Вот и она. Над горизонтом разливается лазоревая заря.
Я распускаю горловины узилищ, и жемчуг икринок воспаряет к тёмной чаше небес, исполненной звезд. Время проснуться, малышки, напутствую я их. Облака красноватой пыли окутывают теплое жемчужное сияние, и лучи Эос озаряют зарождение новой жизни.
Впереди долгие годы ожидания дня, когда каждая из икринок превратится, наконец, в истинную копию своей матери. Космическое излучение и мегатонны планктона, чёрная кровь Земли и льдистый блеск звезд, безумный танец северного сияния и магматические выбросы вулканов - вот тот материал, из которого вырастут новые Хозяйки приливов.
Терпения нам не занимать.
Особенно теперь, когда мир замер в благоговейном страхе.
Ведь кто знает, чего теперь ждать от нас - любителей цыган, медведей и водки.
Луну с неба мы уже достали.
Что дальше?
Мне тоже очень интересно будет узнать.
Номер Первый разливает по первой.
Мы выпиваем, крякаем: эх!.. Подмигиваем друг другу, откидываемся на спину, закладываем руки за головы и ждём, болтая ногами в небе над руинами древнего космодрома.
Вечность уже не кажется долгим сроком.
Где-то рядом лихо отплясывает старый Каланги, вознося хвалу давно умершим богам.