Пентаграмму нарисовала, свечку посерёдке поставила и сама рядышком уселась. Всё сделала, как в книжке сказано. Осталось заклинание прочитать.
Книгу эту у бабули увела. На время. Бабуля у меня почти совсем слепая стала, сто и один год нынче исполнится. И книга эта - реликвия семейная, из поколения в поколение передается. Мое детство прошло в слушании сказок из неё. Родители, пока живы были, каждый вечер доставали из книжного шкафа и читали вслух, чтобы я быстрее засыпала. Засыпать-то засыпала, но, хотя и маленькой была, а видела и понимала, что книга не простая - перевёртыш. Возьмёшь в руки, перевернёшь и откроешь как бы с конца, а там - заклинания всякие, ритуалы колдовские, картинки старинные.
Это мне бабуля показала и объяснила, когда я подросла и в школу начала ходить - посторонний не видит, только те, кто из нашего рода, начало которого происходит от колдуньи, жившей в давние времена в лесах Полесья.
Много воды утекло с тех пор...
Сижу и жду. Вроде и надо начинать, но боюсь: вдруг что-то не так пойдет, придется бабулю звать, а она к соседке ушла - квартира, напротив, по лестничной площадке.
Жар-птицу хочу! Читала, что та зрение возвращает слепым, вот и готовлю подарок бабуле на день рождения.
Закрыла глаза и стала медленно считать до десяти. Пока считала, расслабилась, чтобы легче было установить контакт с астралом. Нахлынувшее тепло волной прошлось по всему телу, растворяя последние частички страха и неуверенности. Время словно замедлилось, тягучими каплями роняя мгновенья в вечность. Окно в иной мир открылось легко, как-то даже обыденно. Слова заклинания, которое я произнесла вслух, затейливой цепочкой потянулись туда, в сероватый туман...
Тихо. Ничего не изменилось. Никто не пришёл. Только туман сгустился, стал плотнее и темнее.
Наверное, я где-то не так что-то сделала. Вышла из транса как бабуля учила: мягко, постепенно. Молча сижу. Плакать хочется. Свеча потухла и... вроде как пол подо мною горячий. Щиплет, жжёт - ноги, попу. Высунула руку за пентаграмму - теперь можно - нет, пол холодный. Ламинат, он завсегда такой, словно его льдом нашпиговали на заводе.
Неужто сработало? Вылетаю из пентаграммы, вся на нервах, и... чувствую, что кто-то есть в комнате. "Кто? - кричу во весь голос. - Скажи хоть слово!" Тишина. Чего это я? Вот дура, она же только петь умеет. Пока соображала, ощущение присутствия чужого пропало. Мда, вот и поговорили... А тут и бабуля вернулась - слышу стучит чем-то на кухне. Быстренько прибралась, следы замела и - к компу. Типа, материал для реферата ищу.
Утром проснулась рано. На смартфоне - шесть часов ровно. В комнате светло, словно солнце уже в зените. Лежу и думаю: свет накануне вечером точно выключила, склерозом пока не страдаю. Тогда что? Встала, смотрю на стол компьютерный, который возле окна, а на нём, прямо на клаве, перо лежит и светится как двухсотваттная лампочка. Расцветкой перо похоже на павлинье. Только жёлто - красного много.
Вот это да! Никак подарок от Жар-птицы! Подбегаю, хватаю - тёплое ещё. Провожу пальцами по клаве, вроде целая, ничего не поплавилось. Интересно, однако. Несу перо осторожно - ещё одна будущая реликвия - и прячу под подушку. Тайник, конечно, не ахти, но тут просто рефлекс сработал.
Прислушиваюсь: в коридоре ширк-ширк... Ха, а бабуля чего так рано встала? Открываю дверь, а там... запахи из кухни - чуть язык не проглотила. Вкусняшка! Мои любимые блинчики и аромат кофе. Несусь быстрее курьерского поезда - моё, моё...
На кухню влетаю, словно ночная бабочка на огонёк. Бабуля возле плиты возится, на столе аппетитная горка блинчиков ласкает взор, запах кофе будоражит мое естество, как допинг - спортсмена. Хм... а кто же тогда в коридоре ходил? Чужой? Хотя нет, уже не чужой, а свой, вернее, своя. Чувствую, жаром пышит и ниточка между нами протянулась. Невидимая. Прочная. Бабуля голову чуть наклонила, смотрит поверх очков, улыбается и так ласково-ласково спрашивает: "Ну как, понравилось перо?" У меня блинчик изо рта чуть не выпрыгнул, хорошо, зубы успела сжать. "А ты откуда знаешь?" - отвечаю вопросом на вопрос, прожевав блинчик. "Как откуда? Да вижу я твою Жар-птицу. Вон, за спиной стоит". Я аккуратно положила очередной блинчик на блюдце, поворачиваюсь...
Вижу коридорчик, часть прихожки, а... Жар-птицу не вижу. В упор. Но ощущаю, что она здесь! Здесь!! Разворачиваюсь и жалобно смотрю на бабулю. Та качает головой: "Рано тебе ещё... Молода слишком, подрасти сначала. Да и не хочет она всем показываться".
Ну и ладно! Демонстративно допиваю кофе, встаю. Не люблю уходить с поля боя просто так, хотя бы на ничью надо свести. "Я уже взрослая, мне пятнадцать лет... на следующий год будет", - и удаляюсь в свою комнату с гордо поднятой головой. Пора в альма-матер...
Закрывая за мной дверь, бабуля напутствует: "Смотри, школу там не спали..." Ха, а причём тут я? Не у меня же перья пожароопасные растут. Не, сначала доучиться надо, а там посмотрим. Слышу, по лестнице кто-то топает. Слонопотам! Это Васька Щуров с третьего этажа - к гадалке не ходи! Одноклассник. Маленький, круглый, ниже меня ростом, а амбиций... Увидел меня, кричит: "Светик-самосветик, подожди, вопрос имею!" Это он из-за моих волос так обзывается - они у меня и не рыжие и не светлые, застряли где-то на переходном этапе. Палевый, короче говоря.
"Привет, Колобок-ака, чего надо-то?" - не остаюсь в долгу, встречая запыхавшегося Ваську. "Рефе-е-рат по хим-м-ке сделала?" - пыхтя как древний паровоз, спрашивает он. Пожимаю плечами, усмехаюсь. Знает же что сделала, щас просить будет, чтобы его писанину посмотрела и отредактировала.
Химию как предмет знаю неплохо, хотя уже и не самая лучшая в классе - из-за прошлогоднего скандального провала на городской олимпиаде. Какая-то тёмная, запутанная история. Всё мероприятие почему-то было проведено по старинке - на бумаге. Зачем? Сначала, даже интересно было, но когда мой лист с вопросами и ответами где-то "потерялся", а в жюри только руками развели, мне стало как-то не по себе. В итоге я оказалась за "бортом". Дело замяли, спустили на "тормозах". В лидеры вышла другая школа. Не знаю, что там наплели нашей химичке, но та с тех пор почему-то меня невзлюбила. Придирки, занижение оценок, игнорирование - обычный набор инструментов в её арсенале, который она стала применять на моей персоне, как на подопытном кролике.
Одной рукой достаю планшетник из рюкзака, другую - не глядя протягиваю Ваське. Он без слов вкладывает мне в ладонь флэшку. Вставляю её в узби-порт и открываю. Всё это мы делаем, не прерывая поступательного движения. Васька забегает вперёд и галантно открывает дверь подъезда, пропуская меня первой. Ну, надо же! На что только не пойдешь ради достижения своей цели!
Осень встречает нас тёплым солнышком - пока ещё теплым, - чистой небесной лазурью и птичьим гомоном. Деревья в скверах, словно манекенщицы на подиуме, демонстрируют свои красочные наряды - жёлтые, красные, зелёные, рыжие...
Подходим к школе. Квартал "проскакали" и не заметили. Вот что значит, когда мозги-руки работают, ноги идут... счастливые времени не наблюдают. Отдаю флэшку Ваське, тот безмерно рад и преданно смотрит в глаза: "Я твой до последней косточки, госпожа!" И сразу переходит на деловой тон: "Надеюсь, Павлина Херсановна, правильно оценит мой труд". "Наш", - поправляю, наступая ногой на первую из пяти ступенек на пути к заветной двери. Он согласно кивает головой. Ха, завтра же забудет! Мойра, которая плетёт Васькину нить судьбы, видимо, временами дремлет. Иначе чем можно объяснить его непутевость и наплевательское отношение к жизни.
Легкомыслен как ветер, беспечен как вылупившийся птенец! За что химичка наша его не очень-то и жалует, приклеив ему ярлык "Мой любимый бездельник". Очень быстро кличка стала популярна среди учителей. Васька отреагировал оперативно. Официально химичку зовут Полина Хирсановна, но за глаза, с его подачи, - Павлиной Херсановной. Кстати, она наша классная дама и любит "строить" всех подряд.
Вот так и живём - весело и увлекательно.
За всеми этими перепитериями я как-то забыла о птичке. Она напомнила о себе на четвёртом уроке - физре. Степан Николаевич, наш школьный физрук, работает у нас недавно - второй год. Молодой, но по нашим меркам старик, хотя ему ещё и тридцати нет. Девчонки на него заглядываются. Симпатичный. Накаченный. Старшеклассницы, так те вообще рядами вешаются ему на шею. Ходят слухи, что у него уже были романы с некоторыми из них. Кое-кто даже аборт успел сделать. Но как говорится: не пойман - не вор. Он продолжает работать и дальше.
Я далеко не спринтер и тем более не стайер - бегу как могу. У меня и в мыслях нет сделать лёгкую атлетику своей будущей профессией. Физрук наш думает иначе. Педагог он, конечно, неплохой, но нельзя же так фанатично стремиться обращать в свою веру всех подряд.
Вот и сейчас: бегаем вокруг спортплощадки, круги нарезаем. Он стоит почти вплотную к беговой дорожке, смотрит, фиксирует, кто как бежит и раздаёт замечания. Поймав в свой фокус мою тушку, язвительно произносит: "Рамзина, прибавь скорость, черепаха по сравнению с тобой, просто классный бегун" - и делает вид, что хочет хлопнуть меня по заднице. Типа, ускорение придать. Мы оба понимаем - жест чисто символический. Он никогда этого не сделает, у нас нет близких отношений. Я могу запросто "телегу" накатать за сексуальное домогательство...
Хм... но почему физрук трясёт ладонью, весь побледнел, словно его змея укусила. Останавливаюсь, смотрю: "Дядя Стёпа... ой, извиняюсь, Степан Николаевич, что с вами? У вас ладонь вся красная и опухла к тому же. Может "скорую" вызвать?" "Рамзина, - отвечает он, размахивая рукой и кривясь то ли от боли, толи от шока, - беги, куда бежала! Всё, забыли! И... брось эти фокусы".
Ну и ладно! Бегу дальше. Чувствую - жаром мне в спину веет, тепло так. И ниточка вновь протянулась. Ха, Жар-птица за мной присматривает! Я даже ускорилась от счастья и к финишу пришла... пятой. Достижение! Удивлённые глаза одноклассников, а Васька тут же подначивает: "Самосветик, поделись допингом. Я тоже так хочу". Не вопрос. Отвечаю шёпотом ему на ухо, но чтобы слышно было другим: "У бабули вчерашний суп остался. Гороховый. Приходи, накормлю. Специально для тебя бережём". Васька отшатывается, точно к краю пропасти подошёл. Вокруг улыбки, ржачка. Повеселились.
Впереди последний урок - химия.
Голгофа.
Васька сидит за мной, как за каменной спиной. Ну, это образно, конечно. Павлина видит его сквозь меня, словно я прозрачное стекло - каждый жест, каждый вздох его улавливает. Не женщина, а радар какой-то... На вид ей больше сорока, пожалуй, ближе к пятидесяти - старомодные очки на пол-лица, строгий темно - синий деловой костюм, причёска под стать, нитка красного жемчуга эффектно выделяется на фоне белой блузки. Наверняка дешёвка какая-нибудь, а не жемчуг. Бижутерия!..
Урок начинается с приёма-сдачи рефератов. Павлина зачитывает фамилию вслух, и имярек отправляется к её столу, держа в руках либо флэшку, либо карту памяти. На столе они отправляются в целлофановые пакетики с соответствующей фамилией. Никаких бумаг!
Почему она делает это не в конце урока, как остальные учителя, для меня загадка. Предмет свой знает великолепно, словно родилась с учебником химии в руках, и рассказывает так, что заслушаешься. Но... жёсткая, придирчивая, принципиальная, железной хваткой держит весь класс. Есть, конечно, у неё любимчики, как и у всех учителей. Я, похоже, из этой шеренги выпала. Надолго.
"Рамзина, - дошла очередь и до меня, - я жду твой реферат!" Её голос в пугающей тишине класса вызывает в моей голове ассоциации с пожарным колоколом. "Удачи!" - шепчет сзади Васька. "Да, и прихвати с собой Щурова!" - Павлина позволяет себе чуть-чуть ехидно улыбнуться. Я встаю. Делаю шаг и замираю...
Позади Павлины, расцветая всеми красками радуги, появляется сначала хвост, а затем голова Жар-птицы. Она открывает клюв и начинает... петь. За моей спиной недоуменно топчется Васька, он не может понять, почему я остановилась. Кроме меня птицу никто не видит и не слышит.
... Сыплется на столешницу жемчуг с оборавшейся внезапно нитки. Мелкий перестук падающих темно - красных капель естественно и как-то даже гармонично вплетается в песню. Я вижу по лицу Павлины, что она тоже слышит пение, только не поймёт откуда. Одной рукой она медленно снимает очки, а другой - также медленно - водит по столу, пытаясь собрать жемчужины в кучу. У неё красивые зелёные глаза. Зачем прячет их за этими страшными очками? От кого? Павлина пытается что-то сказать, но губы не слушаются. Две слезинки катятся по щекам, словно две звёздочки в ночном небе.
Взгляды наши встречаются, и я вижу в её глазах отражение женщины - одинокой, беззащитной, так и не устроившей своей судьбы...
"Рамзина... прекрати, прошу..." - и я вдруг понимаю, что именно это она пытается сказать.
Но я не знаю как!
Павлина вскакивает и, забыв про очки, выбегает из класса. Жар-птица исчезает, прихватив с собой песню. Волшебство словно нехотя растворяется в воздухе, оставляя после себя запах разноцветной детской мечты. И снова тишина. Никто ничего не понял - всё произошло неожиданно быстро: отрезок времени, выданный высшими силами на этот эпизод, оказался слишком мал. И оттого все притихли, затаились, не зная чего ждать в следующий момент.
Она вернулась перед самым звонком. Молча прошла по рядам, собирая оставшиеся SD-шки и флэшки. Когда я протянула свою, обожгла взглядом своих зелёных глаз, словно пыталась отгородиться стеной. Но флэшку забрала, стараясь не касаться пальцами моей руки. Села за свой стол и стала что-то искать в ноутбуке, водя мышкой туда-сюда. И тоже всё молча. Как только прозвенел звонок, собрала свои вещи и ушла не попрощавшись...
В пятницу, накануне дня рождения бабули, произошло событие, напрочь подкосившее моё существование. С того памятного дня, когда птица исполнила свою незапланированную арию, прошла почти неделя. С химичкой помирились, хотя она до сих пор вроде как побаивается меня. Носит новые модные очки, с оранжевым светофильтром.
Каждое утро я теперь просыпалась с ощущением присутствия Жар-птицы. Счастье переполняло меня, жизнь казалась светлой и радостной.
Но не в эту пятницу. За окном - хмурое, серое утро. Тучи свинцовым покрывалом закрыли всё небо до самого горизонта. На душе апатия, тоска и необъяснимая тревога, будто потеряла близкого человека. Я не чувствую Жар-птицу. Что-то случилось! Что? Села на кровати, обхватила коленки руками и... заплакала.
Тихо отворилась дверь и вошла бабуля, села рядом. Обняла. "Поплачь, милая, поплачь. На душе потом легче станет, - сказала она и погладила меня по голове. - Вызывая Жар-птицу, ты должна была знать, что осенью та умирает!"
Я не знала! Поторопилась как всегда, не прочитав в той книге мелкий шрифт в конце раздела!
Слёзы ещё сильнее полились из глаз, основательно намочив пижаму на груди. "Но каждую весну, когда появляются первые зелёные листочки на деревьях, когда прилетают с юга первые птицы, она возрождается заново... как птица Феникс, - и, наклонившись к моему уху, бабуля шепотом закончила: - Можно вызвать её снова... если захочешь".
Слёзы мои высохли, как утренняя роса под лучами солнца. Где-то там, в глубине души, затеплился робкий огонёк надежды. Во входную дверь постучали. Это, наверное, Васька. Обещал зайти, лыцарь мой. Я рванулась в прихожку, забыв, что всё ещё в пижаме. Ай, да ладно - жизнь потихоньку налаживается. Открываю. Васька, увидев моё зарёванное лицо и мокрый след на пижаме, понимающе выставил руки перед собой: "Сиди дома, скажу, что приболела. Типа ногу подвернула", повернулся и вышел.
В прихожке появляется бабуля: "А знаешь, врач мне новые очки выписал. Говорит, мол, зрение ваше улучшилось, потому что лекарства принимаете, которые я назначил, - хитро улыбается, - но мы-то с тобой знаем, что это не так!"
А то! Бабуля их вообще не принимает. И не покупает...