Люди делятся на три типа. Одни считают себя лучше, чем они есть на самом деле. Такие думают, что делают большое одолжение своему другу, когда спят с его женой, спасая бедняжку от одиночества. Другие считают себя хуже, чем они есть. Они мнят себя злыми гениями, а сами с трудом тянут на мелкую сволочь. Третьи прекрасно отдают себе отчет в том, каким дерьмом они являются.
Я не тешу себя слезливыми воспоминаниями о том, каким мир был до. И мне наплевать, каким он будет после. Мир тряхануло, ну и галус с ним. Тот самый галус, который водится на пустыре, хлопает крыльями в сумерках, кудахчет и кукарекает, напоминая тем самым обычного домашнего петуха. С единственной разницей, что никто его не видел. А если видел, то рассказать об этом не в состоянии. Так что, живи, радуйся, таскай барахло через пустырь, и не думай о смысле жизни. Сколько там ее осталось.
Любой дурак знает: через пустырь лучше всего идти втроем. Тогда точно никакая гадость не прицепится. В крайнем случае, вдвоем. Если померещится что - товарищ рядом, спугнет наваждение, чужой страх не опасен, главное - со своим не повстречаться. А вот идти одному по пустырю, да еще в сумерках - гиблое дело. Налетят твари, закудахчут, захлопают крыльями петушиными , высосут волю до донышка, и будешь ты - не живой и не мертвый, без мыслей в голове и без желаний в сердце. Да и я бы через пустырь не пошел, если б не Джонни.
У нас тогда выдался на редкость удачный вечер. Отмечали отъезд роскошной дамочки Нелли Гордеевой, помпезно сваливающей в дальние страны со своим богатеньким мужем. Вообще-то эта стареющая потаскуха уехала еще накануне, увезя с собой чуть ли не целый чемодан ювелирки, ничуть не подозревая, что добрая половина ее сокровищ - искусная подделка. Джонни подошел к делу творчески. Нелли, наверное, до сих пор обливается слезами умиления, вспоминая, как этот красавчик благородно отказался от печатки с бриллиантом, которую она собиралась ему на прощанье подарить.
Небось тешит себя воспоминанием о своей последней любви. А Джонни при другом раскладе бы цацку взял. Просто мы ее уже успели подменить.
Да, работа, конечно, кропотливая. Один ювелир чего стоил. А товар по Гордеевским тайникам искать? Да так, чтоб никто не заметил?
Тут я постарался. Найти то, не знаю что - моя специальность. Захожу я в дом, и словно чую, что там от глаз посторонних хозяева спрятали. Где половица, под которой тайник, а где книженция, в страницах которой углубление прорезано. Где банки консервные с рыжьём вместо тушенки, а где аквариум с рыбками, плавающими поверх драгоценных камушков. Зато Джонни грамотно придумал всю маклю. И ювелира он нашел. У него вообще свои связи, которыми он не делится. Говорит, я без его связей целее буду. Короче, брателло мой теперь имел полное право отмечать свой гонорар. В кабаке у Семена оттягивались не только мы, а все, кто мог заплатить за выпивку, а это в наше поганое время большая редкость. Девки липли к нам, как мухи к вазелину. Я так увлекся тратой кровно заработанных чужих денег, что не сразу заметил, что Джонни пропал. А если б заметил, то не сильно бы удивился. Как говорил один перец: "Что я, сторож брату моему?" Да тут этот старый жук, Семен, вроде как, невзначай, выгружая разносолы свои на стол, говорит:
- У Джонни твоего, похоже, проблемы.
И глазами косит в сторону, где проблемы эти, стало быть, происходят.
Я метнулся к черному входу, выскочил на улицу. Может, подоспей я раньше, оно как-то бы иначе вывернулось, но против четверых у Джонни мало шансов было. Один отморозок мне говорит, мол, вали, Винт, отсюда, у нас к тебе претензий нет. А вот к Джонни - есть. Я не стал объяснять ему, что он не на того напал, а съездил по харе его противной, хорошо съездил, судя по тому как харя эта хрустнула, словно кулак в мешок желудей попал. У меня рука тяжелая, хоть с виду я не бугай. Ну, и меня приложили крепко, нос сломали, ну и хрен с ним - был бы кислород, найду чем дышать. Остались мы с Джонни вдвоем на мостовой. Я сначала не понял, что с ним. Джонни живучий был, как кошка. Но заточка в печень - не синяк под глазом. Держись, говорю, брат, сейчас доктора тебя полечат, в миг на ноги поставят. Хотя, какие в нашей дыре доктора - одни коновалы безрукие. Эти со страху так залечат, что потом печенок не досчитаешься. Выхода нет, видать, придется через пустырь к ведьмихе топать. Ведьмиха жалостливая, да и до барышей жадная. Что же касается медицины всякой, то она покруче любого лепилы будет. Взвалил я Джонни себе на плечи и пошел. Тяжелый он был. Держись, говорю, не помирай, кто ж за мной присматривать в этом дерьмовом мире будет? Следить, чтоб я делов никаких не наделал? Я ж пропаду без тебя, да и вообще у нас с тобой сейчас столько бабла, что стремно помирать. Так и шел с ним через пустырь, дома брошенные миновал, где нечисть обитает, слышал только, как сердце мое стучит, и ни звука больше. Даже хлопанья крыльев петушиных не слышал. Запаха серы тоже не чуял - много тут нанюхаешь со сломанным носом. Дошел до хибарки ведьмихиной. Eдва пустырь закончился, она из под земли передо мной выросла. Ведьмиха словно ждала меня, дверь открытой держала:
- Что ж ты, сынок, один по пустырю ходишь? Опасное это дело...
Я ей все золото из карманов вместе с камушками выложил, но она даже не взглянула.
- Я, - говорит, - покойников не лечу.
Это Джонни-то покойник? Да он поживей тебя, старая, будет. Ты ему только перо из-под ребер вытащи и лекарства какого-нибудь дай, в миг очухается.
Я никак не мог поверить, что Джонни мертв, наглухо и безнадежно. И перевернутый мир наш для меня снова перевернулся.
Я похоронил его за ведьмихиным забором. Хотел приладить табличку с надписью "Здесь лежит Джонни, самый фартовый скокарь в этом гребаном городе". Потом передумал и просто написал "Женька".
Я пробыл у ведьмихи пару дней, она поила меня какой-то гадостью, от которой перестали болеть ушибы и посветлело в голове. Старая колдунья сказала, что Джонни, скорее всего, умер почти сразу. Выходит, я , действительно, шел через пустырь один. Тогда почему никакая нечисть ко мне не прицепилась? Старуха объяснила, что поскольку я считал Джонни живым, то там, в более тонких мирах, откуда нечисть родом, он тоже вроде как живой.
Как бы там ни было, а с тех пор я хожу через пустырь один.
***
В какой момент наш мир тряхануло, никто толком не помнит. Началось с того, что денег стало много, а толку от них не стало никакого. Помню, мы с пацанами спорили, от какой банкноты лучше прикуривать. Оказалось, наши деньги горят лучше иностранных. Краска другая. А вот косяк из червонца никуда не годится. Опять же, краска. Cпутниковую связь тряхануло по полной, радиоволны переглючило, законы термодинамики, или как ее там, наизнанку вывернуло, но по большому счету, все осталось как прежде: кому подфартило, тот устроился, а остальным не повезло. Золото не горит, ясен пень, поэтому и спрос на него, как и на все, что не горит. Но как-то стало вдруг заметно, что рядом с нами кто-то поселился. Это как в дом подселили жильцов, которые работают по ночам. Ты их вроде как и не видишь, но они есть. Они с тобой под одной крышей, жгут твое электричество, гадят в твоем подъезде, жарят рыбу на твоей кухне. Иногда слышно, как они ругаются, шипят. Бьется посуда, двигается мебель. Хлопают крылья. И никого не видно. Только запах серы кругом, словно чиркают спичками, а огня нет. Чудаки ученые, пытаясь прикрыть фиговым листом умной бодяги свой косяк, придумали мистической живности название - "галус демонический", и даже пытались ее классифицировать. На большее дармоеды, закончившие университеты за государственный счет, были не способны. А нечисть продолжала топтать наш мир своими петушиными ногами, вселяя ужас в слабонервных психопатов. Многим такое соседство сделалось невыносимым, и они съехали. Куда? Неизвестно. В брошенных домах завелось нечто. Или некто. Нечисть. Галус, мать его, демонический. Так появились пустыри - там все дома брошенные. И вот туда без напарника лучше не лезть. Попадаешь на пустырь, и лезет тебе в голову дурь несусветная. Покойники мерещатся, чудища крылатые, а иной раз - сундуки с деньжищами, а то и девки голые. Попробуешь такую кралечку за ляжку схватить - глядь, а у нее вместо ног лапы петушиные с когтищами желтыми. Короче, если не пропадешь по дороге, то мозгами точно тронешься.
Только я стал теперь через пустырь один ходить. И никакая тварь крылатая меня не трогает. И никакая погоня мне теперь не страшна. Главное, до пустыря добраться, а туда ни братки, ни менты, ни черт с кочергой не сунутся. И удача ко мне поперла. За версту знал, где и что плохо лежит, и как взять это, чтоб за руку не поймали. В напарники ко мне набивались всякие, только куда им до Джонни. Да и не я им был нужен, а удача моя. А что удача, если радости от нее никакой?
***
А потом я встретил фею. Она стояла с огромным зонтом на проспекте Строителей и сквозь капли дождя была похожа на призрак из другого мира.
- Простите, как отсюда пройти в институт культуры и искусства?
Вот так прям и говорит. Как в кино каком-то. Только я в кино уже сто лет не был, может поэтому и повелся.
Детка, это ты мне? Нужен тебе этот институт? Пошли-ка, лучше, со мной. Я тебе такое искусство покажу, ни одна культура не сравнится.
Почти сказал. А сам смотрю на нее, как лох на тотализатор.
Я не верю в фей. Тогда не верил и теперь не верю. Но она выглядела точно как фея в книжках из детства, которого у меня не было. Глазищи огромные цвета неба, губки бантиком, реснички, кудряшки золотые. Вся она, казалось, была пронизана тонким светом, редким в наших краях, и потому бесценным. В натуре, фея.
Без крыльев только. Имя у нее оказалось подходящее - Света.
И защемило у меня в груди, рашпиль в свое время не попал, а она попала - в сердце самое. Вообщем, понеслось.
Ох, какую же я гнал пургу. И про то, как грузчиком работал, и про бабкино наследство в виде мешка золота за печкой. Надо ж как-то было объяснять на какие шиши мы по кабакам гуляем и цацки покупаем. И пальцем ее не трогал. Как же можно, фею-то...
Всем, кто мог ей про меня сболтнуть, дал понять: язык вырву.
Я реально начал подумывать соскочить. Бросить все и свалить куда-нибудь, где меня никто не знает. Вот только сорвать большой куш, чтобы было чем новую жизнь проплатить.
И тут моя удача сыграла со мной в очко. Вечер начинался вполне сносно. В известном заведении "У Маруси" хозяйка скинула мне побрякушки, которые девочки приворовывают у клиентов. Потом я зашел к Семену. В кабаке вместо хозяина за стойкой стоял его помощник. Это само по себе подозрительно, но я совсем расслабился, веря в свою удачу. Не удержался от искушения пощипать одно жирного павлина, от которого рыжьем несло как от коня навозом. Тут меня и повязали со всем добром. Терпила оказался липовый.
Как ушел - не помню. Да пустыря вели меня, а дальше, шакалы, сунуться побоялись.
Дошел я до ведьмихи. Думал отсидеться у нее. А вместо старухи открывает мне красавица моя, фея.
Сказать, что удивился?
- Ну, - говорю, - может, пустишь?
Пустила. Смотрит на меня, ресницами своими длиннющими хлопает.
- Витя, у тебя кровь на лице.
Нет сил на вранье. Да и к чему оно? Все равно, рано или поздно узнает.
- Винт. Меня зовут Винт. Загляни в архив криминальной хроники. Там все про меня сказано.
Молчит, того гляди заплачет. Оно мне надо?
Нет сил в глаза смотреть.
- Я - вор, детка. Вор. А ты что думала?
- Думала, хуже.
А глаза ее вовсе не лучистые, темные глаза, словно озера в ночь новолуния. Что, собственно говоря, она тут делает, у ведьмихи в хибаре?
- Я здесь живу, у тетки, - словно мысли мои прочитала, - Вить, я знаю про тебя больше, чем ты думаешь.
Вот как? Зато я, детка, похоже про тебя ничего не знаю.
- И что теперь?
- Раздевайся, - это она - мне.
Не понял. Пока соображал, стянула с меня рубашку, намазала мазью противной, зато полегчало сразу, вроде как и не мяли мне ребер. Сижу я возле печки, злой сам на себя, на девчонку, на мир этот дурацкий. Чувствую, смотрит она на меня, шрамы на моей спине изучает. Сам знаю, не красавец, ну и не урод ведь!
- Витя, нам надо поговорить.
Началось. Сейчас пойдут лекции на тему "какой я гад" и слезные взывания к совести, которой у меня отродясь не было.
Сняла она с руки своей браслет, так, обычная цацка копеечная, и одела мне на запястье.
- Посмотри вокруг.
Я сначала не врубился, что произошло. Мир видоизменился, как будто видел я его через цветное стекло.
- В зеркало глянь, - и сует мне зеркальце. Лучше б не смотрел. Все тело мое окутал плотный туман, а в тумане этом копошились какие-то твари, не то кошки, не то мыши летучие, бестелесные, но вполне осязаемые на вид. Если б я только что не выбрался из передряги и адреналина в моей крови было поменьше, клянусь, заорал бы. А так спросил почти спокойно:
- Это что за хрень?
А фея моя схватила пальчиками одну тварь за хвост. Тварь извивалась и теперь была похожа на садовую змею с крыльями.
- Вот это ты подцепил в борделе у Маруси.
Фея отправила тварь в открытую печь, где та исчезла, превратившись в сгусток сизого дыма.
- А вот эту парочку в кабаке у Семена. Остальные присосались к тебе на пустыре , -твари, извиваясь, полетели в огонь.
- Черти-прилипалы, низшие из демонов. Обитают в злачных местах, питаются грязными мыслями и негативными эмоциями. Боятся огня, света и душевной теплоты. Сосут энергию, подпитывая в человеке злое начало.
- А те, что на пустыре? Галус этот петушиный?
- Те - ребята по-серьезней, демоны высшего порядка. Они лишают человека силы воли и желания жить. Они селятся в домах и живут там вместо людей. У них своя иерархия и они, потенциально, могут стать хозяевами нашего мира, если еще не стали.
- Ты, может, знаешь, откуда они все вообще взялись?
- Они не взялись, они всегда были. Их мир - изнанка нашего. Представь себе шкатулку с перегородками. В одном отделении - пуговицы, в другом нитки, в третьем - иголки... Все они части одного целого и все нужны портному, чтоб пошить платье. И вот представь, что шкатулку хорошенечко потрясли, и все в ней перемешалось. За одной перегородкой оказались нитки разных цветов, иголки, пуговицы и булавки одновременно. Все перемешалось, запуталось, а что-то вообще развалилось на части. Но важнее всего то, что без нужных инструментов портной не может продолжать своей работы. Ему бы навести в шкатулке порядок...
Все демоны - эту сущности более тонкого мира, который как бы паразитирует за счет нашего, как блоха за счет собаки.Главное, чтоб блоха и собака не поменялись местами.
- И что тогда?
- Тогда портной выкинет поломанную шкатулку и сделает себе новую.И миру нашему придет конец.
- И я, значит, должен поверить, что ты прикидывалась божьим одуванчиком, чтобы сообщить мне о приближающиемся конце света?
Светлана молчала, уставившись в пол.
- Ради чего, ответь, я целый месяц корчил из себя дешевого фраера, если ты лучше меня знаешь, кто я такой? Если ты этих тварей видишь, то ты и меня насквозь видишь, так? Чего тебе от меня надо?
- Ты ходишь через пустырь, - тихо сказала Светлана, - из всех, кого я знаю, ты один ходишь через пустырь и возвращаешься. И они тебя не трогают. Ты всегда находишь то, что ищешь. Ты сможешь найти то, что они прячут.
- И что же они прячут?
- Не знаю. Но ты узнаешь. Ты ведь умеешь находить то, что спрятано?
- Это что же выходит, пока я тут перед тобой принца на белом коне играл, ты себе планы стоила как бы меня получше использовать? Да ты еще хуже чем девки из Марусиного борделя! Те хоть голову не морочат, - я не мог поверить, что какая-то девчонка пыталась обвести меня вокруг пальца, - а больше, значит, никого найти не смогла?
- Я все объясню, - пыталась оправдаться Светлана, - мы собираем по кускам чертежи, выкройки, по которым можно переделать и починить то, что сломалось. В брошенных домах спрятаны обрывки чертежей. Тетка считает, что у тебя должно получиться. А уж она знает, поверь. У большинства людей мысли - как демоны с пустыря, проникают извне и хозяйничают в доме, постепенно вытесняя владельца. А у тебя к чужим мыслям что-то вроде иммунитета. Поэтому тебя нечисть не трогает, когда ты переходишь пустырь.
У меня кончилось терпение слушать эту ерунду.
Я швырнул браслет, натянул рубашку и шагнул к двери.
- Подожди, Витя, ты не можешь вот так уйти...
Еще как могу. Прощай, детка.
- Неужели тебе все равно, что будет с нашим миром, с нами?
- С нами? А что должно быть с нами? Разве тебя волнует, что будет конкретно между тобой и мной? Мысли, говоришь, у меня правильные? Да если хочешь знать, у меня сейчас одна мысль, - я схватил девушку за руку и притянул к себе, - успею ли я уложить тебя вот на этой койке, пока старая карга не вернулась.
По тени страха, мелькнувшей в ее глазах, я понял, что успею. И успел.
Люди делятся на три типа. Я, кажется, уже говорил. Зачем казаться лучше, чем ты есть, если тебя видят насквозь?
Я настолько увлекся несуществующей феей и настолько взбесился, что она оказалась обычной девчонкой, что даже не мог предположить, что у обычной девчонки не было мужчин до меня. Идиот.
- Прости, я не хотел.
- Хотел.
Все, что я скажу сейчас, будет глупо.
- Я не хотел так. Я хотел увезти тебя подальше от сюда. Туда, где мир еще не успел вывернуться. Я хотел, чтобы все у нас было по-настоящему. Прости, Света.
- Уезжать некуда, Витя. Скоро пустыри будут повсюду, и в наших домах тоже поселится нечисть.
Я не знал, что ответить. Вертел в руках ее браслет. А потом надел его. Комната наполнилась бестелесными тварями, похожими на летучих мышей, сотканных из серого дыма. Они кружили вокруг нас, высовывая свои змеиные языки. Меня аж передернуло.
- Откуда они взялись?
- От нечистых мыслей, - ответила Света.
- Моих что ли?
- Моих тоже. Прилипалы слетаются на запах похоти, разврата и отсутствия любви.
- А что, отсутствие любви может пахнуть?
- У отсутствия любви запах разложения, запах смерти. Вот когда ты за мной ухаживал, чувства твои пахли васильками, а мысли были как утренняя роса. Верни их, и черти исчезнут.
- Я не могу думать на заказ. А уж тем более чувствовать.
- А ты глаза закрой и попробуй.
Я закрыл глаза, и ощутил ее губы на своих. Что-то большое и сильное накрыло нас обоих, и да, я почувствовал запах васильков, только что сорванных с цветущего поля, вкус утренней росы, впитавшей в себя первые лучи солнца, услышал щебетание птиц и шелест листвы. Не выдержав нахлынувшего на меня восторга, я открыл глаза. Демоны исчезли.
Клубы дыма в потолок между глотками вишневого самогона из ведьмихиного погреба. Сумерки, превратившиеся в ночь.
Тень, растянувшаяся по стене, напоминает силуэт портного, склонившегося над выкройкой платья. Ножницы, иголки, наперсток... Изнанка ткани, где прослеживается каждый шов, каждый узелок. Трещит полено в печи, огонь озаряет лицо портного, и мне кажется, что он похож на Джонни. Женька, единственный близкий мне человек, мой старший брат, который был для меня и отец, и мать, и уголовный кодекс. Который даже после смерти спасал мою паленую шкуру, каждый раз проводя через пустырь.
Скажи, брат, ты верил в фей?
А вот я почти поверил.
Моя несостоявшаяся фея хлебнула вишневки прямо из горла. Крепко зажмурилась, скривив нежные губки. Похоже, самогонку она тоже пила впервые.
Ладно, хватит соплей, а то сейчас пущу слезу. Демоны, говоришь? Черти? Галус демонический? Хрен собачий, детка.
Только, чтоб ты знала, выкройки твои я тебе принесу не потому, что ты меня разжалобила. И не потому что старая грымза, твоя тетка меня со свету сживет за порчу племянницы. И не за глаза твои красивые, потому как от слез они у тебя совсем припухли. А потому. Просто потому.
В дверях я столкнулся с ведьмихой. Она слегка коснулась моей ладони сухой костлявой рукой.