Волны с шумом разбивались о прибрежные скалы, ветер своей неистовостью раздувал волосы, заползал под рубаху. Птицы шумною стайкой вились вокруг человеческой фигуры, что скорчившись сидела на камне и идиотским взором наблюдала вьющуюся вокруг дичь, нет, она не была в буйном восторге от стихии, не по душе ей был и холодный ветер, чьими усилиями выступали мурашки на спине, и не по душе были и птицы с их идиотским криком, хотя нет, птицы были по душе, даже скорее по желудку. Человеческая фигура оттого была так немощна, что просто хотела есть, да-да есть, ведь уже которые сутки этот полуживой организм не испытывал тяжести в животе, только тяжесть в голове, да странная тошнота. Может быть он умирал? Ведь сколько раз, хватая подвернувшийся под руку камень, человеческая фигура, с поистине не человеческим звуками кидалась в сторону вьющейся стаи, но, как оказывалась коварна природа, дикая в своей простоте и не внемлющая гласу голодного человеческого существа. Истощенный организм в слезах падал на землю и лежал в течении долгих часов, ведь так голод притуплялся, все, что давала коварная природа - лишь всласть напиться чистой, холодной воды, той от которой ломит зубы, да пучки травы, что хило растет в тени больших камней, но это ли надо тому, кто возомнил себя царем природы!