Все родственники друга моего детства Эдика в разное время эмигрировали кто в Америку, кто в Израиль. Для меня до сих пор загадка, почему его родители решили оставаться в совдэпии. Родственники часто присылали им заграничные подарки. Поэтому в квартире Эдика всегда было что-то интересное:там был огромный, как шкаф, магнитофон "Шарп" и набор кассет с правильной эмигрантской музыкой, а также видеомагнитофон, который Эдику включать было, почему-то, запрещено. С этой целью родители прятали в укромном месте пульт дистанционного управления, перемотанный клеенкой и скотчем, чтобы, не дай Бог, его не испачкать. Но хитрый Эдик знал, где они прячут пульт...
На кухне у Эдика иногда можно было найти интересные продукты с иностранными надписями на этикетках. Но нас, конечно же, интересовали не продукты. Наиболее привлекательной вещью для нас был видеомагнитофон. Эдик точно знал, что где-то в доме хранятся кассеты с немецкими фильмами без перевода. Кассеты мы упорно искали, но так их и не нашли. Обычные кассеты с боевиками стояли в серванте рядом с фамильным хрусталем и черно-белыми фотографиями прадедушек и прабабушек. Фильмы нужно было смотреть очень аккуратно, чтобы не было следов преступления. Родители Эдика часто уезжали на дачу, в квартире можно было выпивать - закусывать, при этом смотреть на Брюса Ли и Джеки Чана. По приезду, мама Эдика всегда строго спрашивала:
- Эдуард, ты ведь не трогал видеомагнитофон?
Слово "видеомагнитофон" его мама произносила своеобразно, разделяя слова и по-английски произнося "оу" в конце. Получалось: видео - магнито - фоун... Эдик делал возмущенное лицо и размахивал руками:
- Мама, я вас умоляю! Зачем мне этот ваш магнитофон... я читал трех мушкетеров, это же гораздо интереснее!
При этом он сразу же покрывался пунцовыми пятнами. Эдик всегда краснел, когда врал. Выглядел он внушительно: у него уже тогда была приличная щетина, а лишний вес создавал иллюзию "взрослости". Но загадочное свойство покрываться красными пятнами в неловких ситуациях часто его подводило. Мы, школьные друзья, всячески пытались помочь Эдуарду избавиться от такого позорного свойства его организма. По сравнению с ним мы выглядели школьниками, и, по этой причине, нам не продавали спиртное. У Эдика же были все шансы, и мы долго подбадривали его перед каждой попыткой, как тренеры боксеров-профессионалов на ринге. Хлопали его по широкой спине, мол, давай старик... ты сможешь! Ты их сделаешь! В конце концов, Женя давал команду:
- Пошел!
Эдик, подергиваясь и потирая кулаки, как боксер перед поединком, шел к магазину. Он просовывал голову в окошко штучного отдела, и уверенным голосом требовал продать ему спиртное. Толстая продавщица лениво поворачивала к нему ярко накрашенное лицо:
- Шо-шо?
Почему-то после этого простого вопроса Эдик начинал что-то невнятно мычать, переминаясь с ноги на ногу. В полумраке, его покрывшаяся пятнами физиономия была похожа на морду пятнистой панды...
Однажды мы долго разрабатывали сложную операцию, в результате которой с гарантией мы должны были приобрести вожделенный алкоголь. Операцию разработал Женя, так как он общался с сидящим в тюрьме братом, он был более опытен в подобных делах. Дело было сложное, и требовало усилий всего коллектива: мы с Женей подходили к окошку и настойчиво требовали продать нам пойло. Продавщица, естественно, должна была нас послать подальше. И тут должен был появиться Эдик в папиной шапке и сказать что-то вроде "А ну, шпана, бегом домой, уроки делать!" и заказать уверенным голосом пару бутылок водки, небрежно бросив на прилавок деньги. План был стопроцентно рабочий. Пессимистично настроенный Эдик долго не соглашался, и, в конце концов, опытный Женя взял его за рубаху и твердо сказал:
- Харэ батонить! Ты че, баклан, с пацанами побухать не хочешь? Бабло, бегом, достал...
Эдик с испугом уставился на Женю. Он был из интеллигентной семьи и тюремный жаргон, который Женя почерпнул из опыта общения со своим братом-уголовником, его пугал.
Как ни странно, комбинация сработала. Пока мы с Женей канючили у продавщицы водку, жалостливо складывая брови домиком и пытаясь всучить ей "рваный" в качестве бонуса, Эдик нашел в себе силы заказать две бутылки столичной и портвейн. Общаковские смятые рубли он брезгливо бросил на прилавок. Продавщица, отругиваясь от вполне натурально плачущего Жени, выдала Эдику вожделенный нектар... Нашей радости не было предела, и тут же было решено направиться в апартаменты Эдика, так как его родители уехали на дачу.
- Будем офигенно втыкать! - Заявил Женя, указывая нам дорогу жестом Владимира Ильича, толкающего речь с броневика.
Через полчаса, уже накатив по соточке и включив для разгона на видике кино с названием "какой-то там дракон", в котором Брюс Ли махал ногами со звуком вертолетного пропеллера, мы шарили по шкафчикам богатой кухни Эдика. Женя извлек откуда-то банки с непонятными надписями.
- Слышь, Эдик... а это что такое?
Эдик в это время был занят. Он в очередной раз осуществлял попытку найти в кладовке немецкие кассеты, которые были гораздо интереснее, чем махающий ногами Брюс. Он отмахнулся:
- Хрен его знает... возьми лучше форшмак в холодильнике, мне мама оставила...
В Жениных глазах было любопытство первооткрывателя. Он посмотрел на меня. Я в это время мазал бутерброд маслом...
- Открывай! - скомандовал я, наливая всем водки.
В банке оказалась какая-то паста неопределенного вкуса, напоминающая по консистенции паштет. Женя достал еще одну банку, на ее этикетке были нарисованы сосиски.
-О! Вот это тема! Эдик, ты пить будешь? Мы уже третью наливаем!
Эдик разочарованно закрыл кладовку, проклятые кассеты и в этот раз не были найдены. Он подошел к столу, испуганно уставился на Женю, наблюдая, как тот вскрывает банку с сосисками.
- Жека, только одну... а то мать ругаться будет...
Сосиски, и правда, оказались вкусными. Эдика уже прилично вставило, он порылся в шкафчике, достал еще пачку каких-то сухарей и пару консервных банок. В это время Женя рассматривал следующую банку.
- Слышь, Эдик... а что тут написано?
Эдик, с полным ртом, набитым импортными сухарями, отвечал:
- Да фиг его знает... жратва, короче...
Женя, не слушая его, уже открывал следующую банку, а я это время мазал плоский сухарь безвкусным импортным паштетом и маминым форшмаком, посыпая все это желтой импортной приправой. Выпили еще по рюмке, пошли на балкон курить. На экране телевизора, работающего на заднем фоне, был Брюс Ли. Он бил какого-то мужика, при этом издавал странные звуки.
Примерно через час мы допили портвейн. Эдик, периодически икая и с трудом попадая кассетой в видеомагнитофон, поставил "полицейскую академию". Женя в это время принес пепельницу и вальяжно развалился в кресле с сигаретой в зубах. Эдик пытался возразить, но Женя отмахнулся:
- Ты же сам сказал, что предки завтра приедут... оно уже к тому времени проветрится!
Женя выпустил в потолок струю дыма. Эдик с трудом уселся в кресло и непослушными пальцами принялся нажимать кнопки на дистанционке. В этот момент в коридоре послышался громкий щелчок замка и скрип открывающейся двери. Резво, насколько это было возможно в нашем состоянии, мы заметались по комнате. Я забросил под сервант бутылки и стаканы, Женя выбросил в форточку сигарету вместе с пепельницей. Эдик так и остался сидеть в кресле с дистанционкой в руке, удивленно прислушиваясь к звукам, доносящимся из прихожей. Мы с Женей смело вышли в коридор. Там стояли родители Эдика, настороженно принюхиваясь. В руках у них были сумки с продуктами из сельской местности. По какой-то причине они приехали на день раньше.
- Ой, здравствуйте! А мы тут... к Эдику... в гости... зашли. Уже уходим...
Стараясь не дышать, мы протиснулись мимо его родителей, и, держась друг за дружку, направились вниз по лестнице. Из открытых дверей квартиры послышался возмущенный возглас папы Эдика:
- Эдуард... а зачем ты достал продукты, которые нам тетя Марта прислала из Хайфы? Это же кошерные продукты...
Затем послышался строгий голос мамы:
- Эдуард... ты что, курил?
И заикающийся голос Эдика:
- Нет... это ребята курили... а я просто рядом стоял...
Разговаривать ему мешала икота. Обычно, после икоты его тошнило. Эдик всегда плохо реагировал на портвейн, особенно после водки. Нам с Женей совместными усилиями удалось добраться до лавочки возле дома. Мы уселись на лавку, Женя достал сигареты и мы закурили, задумчиво глядя вдаль. Некоторое время молчали, каждый думая о своем. Наконец, он грустно подытожил:
- Фигня этот хумус... у меня от него изжога! А вот сосиски зачетные... как там их его папа назвал?