Автор:  Natascha

            Ангелы летят

- Ангелы, ангелы летят! 
Высунувшись, я посмотрел в небо. Ночь, мороз... какие-такие 
ангелы? Быстренько закрыв окно, я ещё чуть-чуть попрыгал, 
заставляя себя согреться, и, взяв кисточку, снова уселся у 
камина. Я рисовал рождественские открытки, которые потом 
продавал на рынках. Хорошо продавал. Особенно хорошо 
раскупали чудные миниатюрки с серебряной ниткой по краям и 
крошечным колокольчиком. Я придумал их сто лет назад, когда 
был ещё студентом. 
- Господин Юца? 
В дверь постучали, и мне снова пришлось оторваться от дела:
- Да. 
Передо мной стоял почтальон и протягивал конверт:
- Распишитесь.
Я расписался маленькой кисточкой с лиловой краской. 
Почтальон поклонился и, повернувшись ко мне спиной, вдруг 
спросил:
- Вы слышали? 
- Что? 
- Ангелы летят!  
Я вздохнул и захлопнул дверь. 
Огонь в камине разгорался всё больше и больше. Я стянул 
с плеч шерстяной шарф и снова уселся за рисование. 
Но миниатюрка не получалась. В конце концов я заляпал её 
золотым дождём и, добавив звёздной крошки, отбросил в 
сторону. Вытянувшись на ковре, взял конверт, где большими 
буквами стояло "господину Юца". 
Это было обыкновенное скучное письмо, каких я получал сотни 
в год, от какого-то мальчишки, который загадал на Рождество 
какую-то дребедень, и просил меня, чтобы желание исполнилось. 
Как это вам? 
Скомкав письмо, я бросил его в камин и уже взялся было 
за другую миниатюрку, как у меня за спиной кто-то громко 
закашлялся. Я вздрогнул и быстро обернулся. В комнате было 
пусто, и лишь за книжной этажеркой колыхалась крупная тень. 
Вскочив, я кинулся к книгам и, схватив одну из них, что 
потолще, со всего размаху хлопнул по стене:
- Ну что же вы делаете?, - послышалось тут же.
- Кто здесь?
- Если бы я попросил вас отойти чуть в сторону, - всё ещё 
откашливаясь говорили из-за этажерки, - Вы стоите прямо на 
моей ноге.
Я выпрямился и сделал большой шаг в сторону. 
- Так?
- Погодите.
И всё смолкло. Подождав минут пять, я снова подошёл к книгам 
и постучал по стене:
- Эй...
Тихо. Никто не отзывался. Пожав плечами, я вернулся к камину. 
Сел за рисование, поминутно оглядываясь и прислушиваясь.
За окном завьюжило, стуча по стеклу. Старый фонарь, стоявший 
напротив, задуло ветром, и стало совсем темно. Только в 
соседних домах слабым светом горели окна, и где-то далеко в 
небе падали звёзды, оставляя после себя серебряные хвосты.
- Ром пьёте? - спросил кто-то и я снова вздрогнул так, что 
закружилась голова. 
Он стоял слева от меня и, протянув руку, закрывал лицо от 
света. Прийдя в себя, я встал и трясущимися руками потянулся 
к каминной полке, где стояла бутылка.
- Вы меня напугали, - сказал я.
- Вы меня тоже.
Подоткнув платье, он присел на корточки. Теперь я мог видеть 
его лицо. Оно было белым, как декабрьский снег, с ясными 
бирюзовыми глазами. На голове он носил меховую шапочку с 
жемчужной вышивкой, на ногах атласные туфли. 
- Давайте выпьем, - сказал он громко, и огонь в камине 
вспыхнул.
Мы выпили, и он согрелся, перестал ёжиться. Я сидел тихо и 
смотрел на него, размышляя, откуда он взялся. Он же смотрел 
в камин и пьянел. Через несколько минут он сказал:
- Когда-то очень давно я услышал поэта, который писал обо 
мне. Он читал свои стихи так красиво, что я остановился и 
заслушался о том, как я зажигаю свет в начале дня, качаюсь 
на звёздах и шепчу детям добрые сказки, ещё он называл меня 
солнечным сыном и выдумывал истории, как я шагал по проводам, 
держась за лунное запястье, и сыпал золотым дождём на старые 
улицы бедного города. 
Он подумал. Потом продолжал.
- Читал поэму о том, как я спасаю мир и, расправив руки, 
лечу к вершинам гор и разговариваю с ветром. Расплескав по 
небу мысли, ухожу с рассветом в сомненье и оставляю после 
себя музу. 
- Музу? - тихо вставил я.
- Да. Разве вы её не знаете?
Я вежливо промолчал.
- А потом поэт пел балладу о моих чудесах и вере в 
волшебство, - он вдруг улыбнулся, - Вы верите в чудеса?
- Нет, - категорично ответил я.      
Он кивнул. Налил себе ещё рюмку. 
- А я поверил, понимаете? Я думал, что это должно быть так 
красиво - шагать по небу и щуриться от звёздного света, 
валяться в облаках и гоняться за ветром, сыпать хрустальным 
горохом на землю и выть рождественские песни в трубы... 
- Вы просто счастливый мальчик.
- Мне тридцать лет...
Я забегал глазами. Он сидел передо мной, бледный и сказочный, 
и смотрел на огонь. У него были прозрачные руки. На шее висел 
хрустальный рожок. 
- И я начал творить, - сказал он, - Я дарил поэтам музы и 
строил города, разгонял облака и водил за руку солнце. 
Я задумывал новый день и золотую эру, дул на улицы, разгоняя  
старый мир, баловал гениев, дарил таланты направо и налево, 
и звонил в серебряные колокола, оповещая о чуде. И мне 
казалось, что я живу. 
Он вздохнул.
- Но праздник кончился. Поэты больше не писали, а снежные 
хлопья занесли их последние строки. И я вдруг понял, что 
устал. И я ушёл. Я уходил и думал, что завтра всё будет не 
так. Я стал легче и уходил по небесной аллее, не 
оборачиваясь, а хрустальный дождь за моей спиной пел мне 
хвалебную тысячами колькольцев...
Он снова улыбнулся. Я тоже улыбнулся. Он вдруг повернул 
голову и взглянул в окно, где за стеклом улыбались такие же 
бледные лица. Они зазывали его, дружелюбно оборачиваясь и 
смотря в ночную темноту. Их глаза светились неоновым огнём, 
а  голоса тонко звенели. Они поднимали головы к звёздам и 
добродушно смеялись. Небесные фавориты. 
- Пора, - он протянул мне руку...
 
Я ещё долго чувствовал его хрупкую ладонь, и видел его лицо, 
и слышал его голос. Я даже посмотрел за этажеркой и понюхал 
его рюмку. 
Долго шарив в открытках, я, наконец, нашёл ту самую 
миниатюрку, что испортил, и повесил её над камином.  Потом я 
вскочил на стул, распахнул окно и что есть мочи закричал:
- Ангелы, ангелы летят!