...Луи Иванович Седловой. Я развернул сложенный вдвое тетрадный листок с задачей. Переброска из мира воображаемого в мир реальный. Вероятность... Энергозатраты... Мне тут же вспомнился Корнеев, и его слова, что литературный персонаж вряд ли смог бы существовать в реальном мире, и что это никому, по большому счёту, не нужно. Но я сказал "Хорошо", я сказал "Приходите завтра", и назавтра отдал результат.

  Седловой возбужденно потряс мне руку, и ушёл, кажется, очень довольный. Я даже удивился такой реакции. Впрочем, кто их, абсолютников, знает? Странные люди. Но вскоре он вновь возник во плоти на пороге электронного зала, и вид при этом имел заговорщический.

  - Александр Иванович, - сказал он вполголоса, будто опасаясь, что нас могут услышать. - Вы не могли бы уделить мне пару минут? Нам нужно пообщаться наедине, так сказать, без свидетелей.

  Тут я удивился ещё больше.

  - Извольте, - мы проследовали в подсобку, где размешались дисковые магнитные накопители, и хранилась в стопках бумага для печатающих устройств. Здесь, под мерное завывание электромоторов, он заговорил:

  - Саша, вы конечно помните мой расчёт? Ну так вот, теперь всё окончательно подтвердилось! Что бы вы ответили, Саша, узнав, что некий персонаж из того самого, литературного, воображаемого пространства, живёт и, так сказать, действует среди нас? Нет-нет! Молчите! Я знаю, что вы думаете! Что такое почти невозможно, что детализация и мощность для переброски просто чудовищны... И доступны, быть может, только самым великим... Вот именно, великим! - он поднял палец. - Но, верьте мне, это есть! Во всяком случае, с очень большой вероятностью... - Седловой замолчал, и смотрел на меня снизу вверх, с торжествующим, и одновременно каким-то загнанным выражением. Редкие волосы топорщились над ушами, едва покрытыми седоватым пушком.

  Обескураженный его напором, я не знал, что сказать, и тоже молчал, чувствуя себя очень глупо. А он всхлипнул, и глядя в потолок, где мерно вращались лопухи вентиляторов, нараспев стал читать:

  - Тогда близ нашего селенья, как милый цвет уединенья, жила Наина. Меж подруг она гремела красотою... - запнулся, и выдохнул:

  - Ну, вы поняли, о ком я?

  От неожиданности я едва не сел на пол, и, стараясь скрыть идиотскую кривую улыбку, пробормотал:

  - Не может быть...

  - В том-то и дело, что может! - наседал Седловой. - Смотрите же, всё сходится: имя, ведовство, внешность!

  - Внешность?! - я засмеялся.

  - Ах, Александр Иванович! - трагически произнёс Луи, - Поверьте, против времени закона ничья наука не сильна! И во всяком случае уж точно нельзя исключить...

  - Но нужно хотя бы проверить!

  - Вот-вот! - он оживился. - И я о чём! Конечно, проверить! Иначе я к вам бы и не пришёл, и не побеспокоил бы вас!

  - Куда вы клоните?

  - Ну а кому же как не вам, Саша?! Вы так замечательно справились в будущем! Так помогли! А машину я теперь усовершенствовал! Вы только представьте, какой это будет резонанс! Какая слава! Дело, собственно, даже не в Наине Киевне. Берите выше, гораздо выше! Дело, мой друг, в Александре Сергеевиче! Доказать, что он был не просто гений словесности, а маг! Один из сильнейших! Открыть, так сказать, новое имя, новую страницу! Ну, вы согласны?

  Глаза его горели. Он ухватил меня за отворот халата, и мелко тряс, требуя немедленного ответа.

  - Нет, конечно... - я пожал плечами, одновременно стараясь отцепить от себя Седлового. - Это очень интересно, всё то, о чём вы говорите. Но постановка эксперимента, нужно хорошо всё продумать...

  - Ну разумеется! Разумеется! Чёткий план, полная безопасность! Всё будет в лучшем виде! Так вы согласны?

 

  Витька лежал на диване, курил, и пускал дым кольцами в потолок. Ойра-Ойра стоял, подперев спиной стену, и вежливо слушал.

  - Идиот, - сказал грубый Корнеев. - Они там от безделья совсем с катушек поехали. И ты идиот. Что не вытолкал его в шею. Ну какая из Наины Киевны пушкинская героиня? Там -- чистое, незамутнённое злодейство, а тут? Крохоборство какое-то! "Расписочку мне", - басом передразнил он.

  - Ну а всё же, Витька, давай прикинем, что нам о пушкинской Наине известно. Так, для очистки совести, - и я стал загибать пальцы: Обладает способностями ясновидения -- раз. Умеет превращаться в животных - два. И? А вот и всё, нету "три"! Уровень, выходит, примерно как у нашей Наины. Как в кошку она перекидывается я, положим, не видел, а вот мои анкетные данные указала точно. А о ней самой что известно? Откуда она взялась, как в НИИЧАВО оказалась? Никто же не знает. И отчество... Киевна! Когда там Кий жил? Восьмой век, кажется.

  - Ерунда, - презрительно процедил он, - Эдак у нас в Соловце все бабы ведьмы, а те, что постарше - уж точно ведьмы, и пушкинские героини. Но главное -- вспомни как Пушкин Наину описывает. "Старушка дряхлая, седая, с горбом, трясучей головой". И всё! Голая, Саша! Голая! Пушкин, конечно, гений, но как ты это себе в реальности представляешь?

  - В благородном безумии всегда есть что-то такое... - Роман пошевелил пальцами. - А идея, овладевшая массами, становится материальной силой.

  - В благородном! - взвился Корнеев, подскакивая с дивана. - Какая тут, к дьяволу, идея?!

  - Идея ведьмы, старухи. Если готовить для переброски оригинальный персонаж, штучный, то действительно его придётся продумывать едва ли не до ангстрема. А Наина, что пушкинская что наша, - это же клише, архетип. Вполне возможно, достаточный для существования. Конечно, нужно всё просчитать, - он посмотрел на меня, - Но как рабочая гипотеза... Почему бы и нет?

  - Я не догадывался, что сумасшествие так заразно, - ядовито ухмыльнулся Витька. - Скажите, безумные гении, -- на кой Пушкину всё это нужно? Пусть даже он маг. А это тоже потребуется доказать, кстати. Зачем ему перебрасывать в реальность Наину? Ведь толку от этого -- как с кота молока. Короче, мотив! Мотив где?

  - Так может Саша нам пояснит? - спросил Роман.

  - А кто сказал, что он только Наину перебросил? А что если другие тоже тут... Ходят где-то.

  Роман удивлённо приподнял брови, а Корнеев скорчил рожу, и процедил:

  - Ну, Привалов, я всегда знал, что ты умишком ущербный.

  - А вообще, - не сдавался я, пытаясь как-то выправить положение, - что, если это не Пушкин Наину перебрасывал? Что, если не он тот самый великий маг? Что, если вообще всё не так было, как Седловой представляет? Пушкин только записал историю, которая когда-то где-то происходила, художественно её обработав. А настоящий маг -- финн! Может такое быть? - они молчали, и потому я продолжил:

  - Да вы вспомните! Между Наиной и финном всё очень даже непросто... мутная какая-то история, я бы сказал! "И там в ученье колдунов провёл невидимые годы" - он говорит! Сорок лет как один день! Ну да, как же! Явное художественное преувеличение! Не мог он так счёт времени потерять! Тогда вопрос - зачем было Наину привораживать? А что, если он ей отомстить хотел? А она... поверите ли, что все сорок лет ждала? Чего? И фраза: "Вот -- мужчины! Изменой дышат все они!" Откуда это "они"? И отчего она вдруг берётся помогать Фарлафу? Самому ничтожному из троих претендентов! Может он ей не чужой вовсе? А почему финн даёт Руслану кольцо, только воскресив его из мёртвых? Почему сразу не дал, если такой ясновидец? И откуда у него вообще оказалось кольцо для пробуждения Людмилы? И если финн -- реально существовавший маг, то...

  - То вся твоя история, Привалов, коту под хвост! - презрительно выдавил Витька. - Тогда и Наина реально существовала. Точнее существует. И почему бы тебе тогда просто не пойти к ней и не спросить. А вообще, знаешь, это уже не наука, а какое-то сводничество. Пожалуй, подарю я тебе бритву, Привалов. На ушах шерсть брить. Рыжую, с прозеленью.

  - Да, Саша, кажется, ты и в самом деле... увлёкся, - тихо сказал Роман.

  И вот теперь остановиться я уже точно не мог.

 

  Внешне аппарат почти не изменился, и был всё такой же помесью мопеда с велотренажёром. Добавился разве усеянный электродами сетчатый шлем, и небольшой экран, стоящий рядом на тумбочке.

  - Это телепатограф, - пояснил Седловой, - теперь мы сможем держать с вами связь, и немедленно прервать путешествие, как только возникнет какая-нибудь опасность. Даже если сами вы будете... э-э-э... не в состоянии.

  Я взгромоздился на аппарат. Седловой нахлобучил мне на голову шлем.

  - Пожалуйста помните, Саша, всё, что от вас на данном этапе потребуется, только увидеть и опознать, она это, или не она. Не нужно ничего делать, ни во что вмешиваться! И ещё, имейте в виду, что вот это описываемое, так сказать, прошлое, оно существует и не существует одновременно. Не существует, пока вы не вошли с ним в контакт. Это как если бы вы читали книгу -- текст всего лишь мёртвые знаки, пока ваш мозг не интерпретирует напечатанные буквы. Так что в известной мере зависит от вас, что и как вы там увидите. Ну, в путь!

  Я надавил на стартёр, машина вздрогнула подо мной, затряслась -- вал Седловой так и не заменил. Уже привычно выжав сцепление, и поддав газу, я покинул реальный мир. Наверное, я рванул слишком резко с места, и тут же влетел в какую-то серо-зелёную массу, будто со всего разгона въехал на мопеде в кусты. Промелькнуло что-то вроде коры, веток, дубовых листьев. Чей-то голос произнёс за моей спиной: "Характер нордический, выдержанный", чьи-то два жёлтых глаза уставились на меня, моргнули, и я услышал отдалённые звуки битвы. Кричали люди, грохотали выстрелы, смутные тени всадников проносились перед моим взором. Поднимались и падали знамёна, развевались по ветру штандарты и паруса, кого-то кололи шпагами, корабли тонули среди бушующего океана, и обросшие грязные оборванцы дрались за сундуки с золотом. Потом всё померкло, машина встала. Я подумал, что Седловой что-то попутал в настройках, и ошибочно отправил меня не в тот мир. Но вскоре движение возобновилось.

  Я увидел лес, дорогу, доброго молодца, стоящего над раскрытым ларцом, и древнюю старуху с клюкой. Неужели это Наина? Старуха и молодец о чём-то беседовали. Прежде чем я успел как следует их разглядеть, старуха пошла дальше своей дорогой, а молодец, внимательно глядя на ветки деревьев, почему-то начал спускать штаны. Я попытался затормозить, чтобы понять, что же он там такое высматривает, но вместо этого случайно поддал газу. Машина дёрнулась, едва не выбросив меня из седла, проскочила сквозь тёмное, заполненное зелёным туманом пространство, и я очутился посреди каменистой пустоши. В отдалении, среди серых угрюмых скал, чернел вход в пещеру. Кажется, я был у цели. Оставив машину, я крадучись вошёл внутрь, стараясь не издать ни единого звука.

  По стенам плясали красные отблески, я услышал звуки человеческого голоса, и вскоре мне открылась картина - горящий очаг, старик в рубище, простёрший над огнём правую руку. В левой он держал на отлёте полуистлевший от времени свиток. Должно быть, старик страдал дальнозоркостью, потому что усиленно щурился, читая нараспев заклинание. Я едва успел притаиться за камнем, как что-то полыхнуло, грохнуло, с потолка пещеры посыпалась пыль, и рядом со старцем возникла фигура в знакомой ватной безрукавке и пуховом платке. Не хватало разве что капроновой косынки поверх с изображениями Атомиума. Старик отпрянул, а Наина произнесла твёрдым голосом:

  - Я пришла к тебе против своей воли, но мне велено исполнить твою просьбу, - тут она замолчала, принюхалась, и внезапно оборотясь в мою сторону взвыла:

  - Русским духом пахнет! Программист! А говорил, зубом цыкать не будешь!

  Не помня себя, я бросился прочь, а вслед мне неслось с каким-то кошачьим акцентом:

  - Мнэ-э-э... Будет чем полакомиться: конь -- на обед, молодец на ужин!

  Я споткнулся, упал, чувствуя, что лечу с немыслимой высоты, то и дело задевая за что-то, по лицу мне хлещут ветки и листья, зажмурился, и вдруг понял, что сижу на полу в лаборатории, а Седловой трясёт меня за плечо:

  - Александр Иванович! Александр Иванович! Очнитесь! Всё просто замечательно! Нет ни малейшего мотива чтоб усомниться...

  - Мотив, мотив... - пробормотал я, открывая глаза, - Ну конечно, коту... Мотив. Кто даст престарелому коту молока? Ну да, где кот, там и магия... И почему Полуэкт вдруг ибн мнэ-э Полуэктович? И что будет, если залезть на дуб? Ещё повыше, повыше...