СТАЛЬ И ОГОНЬ 

   
  В детстве Олиана была такой же как все. Старшая дочь в семье, где не было сыновей, она рано стала помогать матери по дому и ухаживать за сестренками, а когда подросла, то отец, оружейник, подумав, принялся обучать ее своему ремеслу. А что было делать, если боги не даровали ему наследника, чужих учить он не хотел, годы неумолимо бежали, и самому ему все труднее становилось справляться с делами.
   Их маленький городок уютно разместился у подножия Тысячи Гор, на окраинных землях страны, некогда давшей миру великих волшебников, но теперь, когда магия уходила из мира, потерявшей свое былое величие и славу.
  Время шло, Олиана из хрупкой девочки превратилась в подростка, а потом и в юную девушку, молчаливую и скромную. Все так же помогала отцу, и неженское ремесло наложило свой отпечаток. Подружки чурались ее, возившуюся с огнем и железом, от чего кожа была обветренной и сухой, а руки вечно покрыты царапинами. Но она, казалось, вовсе не тяготилась своим одиночеством. Когда выдавалось свободное время, Олиана убегала в городскую башню, построенную еще в стародавние времена, где стены были разрисованы удивительными фресками, даже со временем не утратившими своей красоты, а в прохладном подвале хранились тысячи книг о героях и магах минувших дней. Пока она не умела читать, то просто рассматривала рисунки на стенах, и подолгу мечтала, придумывая удивительные истории, а когда научилась грамоте, огромный неизведанный мир распахнулся пред ней с пожелтевших страниц старых фолиантов.
  Олиана помнила, как впервые пришла сюда с отцом, будучи еще пяти или шести лет от роду. Они ступили в наполненное бронзовым светом заката помещение, и взгляд тут же упал на картину, изображенную высоко на стене, ярко подсвеченную лучами солнца. Там, над нарисованными горами, парило в небе страшное и одновременно прекрасное существо - с огромными золотистыми крыльями, длинным, блестящим, словно кольчуга, телом, продолговатыми зелеными глазами и пастью, полной острых зубов, и изогнутой словно в коварной улыбке.
   - Что это? - спросила девочка, невольно ухватившись за штанину отца.
   - Это дракон, дочка. Не бойся его - отец погладил дочь по пушистым тоненьким волосенкам.
  - Дракон? А разве он не страшный? - она вспомнила сказки, которые рассказывала мама, но тогда слово "дракон" было просто словом, обозначавшим то, чего нужно бояться.
   - Страшный, но мудрый. Дракон не трогает тех, кто его не боится.
   - Он может прилететь и съесть нас?
  - Нет, дочка. Драконы уже очень давно не прилетали сюда из-за гор. Говорят, их почти не осталось на свете. А если он даже и прилетит, то у нас ведь есть оружие, и мы его не боимся, правда? - отец засмеялся, и снова потрепал ее по голове.
   
  С тех пор Олиана часто приходила по вечерам в эту комнату. Усаживалась на пол у противоположной стены, и смотрела на фреску, представляя, как летит в закатном небе дракон, мощные взмахи крыльев, свист воздуха, и то, какими маленькими ему, должно быть, видятся с высоты люди, дома и деревья. Порой девочке начинало казаться, что и она поднимается высоко в небо, и словно дракон купается в потоке солнечного света и ветра. Позже Олиана узнала из книг, что драконы - самый древний народ, населявший землю в незапамятные времена, когда боги не успели еще сотворить людей. А некоторые книги говорили даже о том, что сами драконы вовсе не были сотворены богами, а прилетели сюда из каких-то неизмеримых далей, черных пространств, где горят в вечной ночи раскаленные сгустки звезд, и царит страшный холод, что вместе с драконами появилось на земле и магическое искусство. И снова шло время, младшие сестры находили себе женихов, и лишь Олиана по прежнему оставалась одна. "Книжек начиталась. Принца ждет." - с ехидством говорили соседки. "Да кто ее возьмет?" - презрительно вторили другие - "Небось, и приласкать-то толком не приласкает. Холодная, что твое железо."
  Родители сначала беспокоились, что старшая дочь может остаться в девках, и даже не спешили выдавать замуж младших, чтобы не нарушать установленный обычай, но потом смирились, когда Танна, средняя, и самая красивая из сестер, понесла от сына соседа - торговца. Тут уж ничего не оставалось, как сохранив все в тайне, поскорей справить свадьбу, тем более что парень и сам не отказывался от содеянного. Потом покинула родительский дом младшая, и лишь Олиана все никак не могла найти себе милого друга, да и, казалось, не стремилась к тому. Что ж, решили мать и отец, пусть так, по крайней мере будет кому доглядеть их на старости лет.
   
  А девушка между тем становилась все искуснее в мастерстве. Ей нравился огонь и железо, и то, как оно становится податливым, мягким, а потом вовсе текучим, погруженное в стихию огня. Олиана любила смотреть на огонь, на то, как пляшут над пламенем горна озорные искры, как разлетаются они от ударов тяжелого молота. Ей казалось, что там, в самом сердце огня, и раскаленного, плавящегося металла, живут маленькие прекрасные существа, похожие на нарисованного дракона. Они словно бы помогали ей управляться с железом, подсказывали силу и частоту ударов, рисовали в мыслях нужную форму, которую обретал под ударами молота пластичный металл. Поначалу она часто прибегала к помощи отца, не в силах совладать с тяжелым молотом, но потом в тонких жилистых руках, и маленьких ладонях появилась совсем не девичья сила. И самое удивительное было то, что сила эта жила в ней лишь тогда, когда она работала в мастерской. Отец невольно радовался успехам дочери, хоть и не очень был расположен к тому, что девушка овладевает исконно мужским ремеслом. Таилось в этом что-то неправильное, и потому тревожное для родительского сердца.
   Но одиночество не проходило даром для Олианы. Душа томилась нерастраченным чувством, искала выхода, но выходом были лишь металл, огонь, старые книги, да изображение на стене. И однажды ранним утром, когда чуткий неверный сон отлетел от чела, оставив подушку влажной от слез, она поднялась и вышла в туман, опустившийся с недалеких гор, вдохнула холодный воздух, бросила взгляд на розовеющие снеговые шапки, парящие в вышине над клочьями серой облачной ваты, и отправилась в мастерскую. Ей хотелось выразить в огне и металле всю свою душу, вложить ее в нечто такое, что могло бы быть прекрасным и грозным, как дракон, парящий в небесной сини.
  Много дней трудилась она, всегда или ранним утром, вставая чуть только мглистый рассвет сменял кромешную тьму, или вечером, после захода солнца, когда работа над другими заказами была завершена. Пятнадцать длинных полос, плавно изогнутых, тонких, как лист бумаги, были перекованы десятки и сотни раз, пока не слились воедино. Отец с интересом и недоверием наблюдал за тем, что делает дочь, но не вмешивался ни замечанием ни советом. Вложив всю свою душу, Олиана ковала меч. Но странный и необычный, невиданный в здешних местах. Долго шлифовала его, доводя поверхность до немыслимого совершенства, и наточила до такой остроты, что, казалось, меч способен рассечь даже пух, что летит по весне с деревьев.
  Наконец меч был готов - длинный клинок, чуть изогнутый, с овальной маленькой гардой, и заточенный только с одной стороны. Поверхность его то струилась волнистым туманом, то блистала как зеркало. На треть клинка от рукояти бежал черненый узор - продолговатое узкое тело дракона, сложившего крылья, среди орнамента, похожего на речную волну. Закончив работу, Олиана так и заснула в мастерской, держа меч на коленях, склонив голову на грудь. Отец нашел ее поутру, подобрал с пола скатившийся во сне с колен Олианы клинок, привычным движением проверил баланс, поиграв мечом навесу. Он был безупречен, но выполнен не по правилам - слишком большой и тяжелый для женщины, и слишком легкий для воина-мужчины. Он был гибок, пожалуй даже чересчур, а маленькая гарда совершенно не защищала запястье и пальцы, да и поймать ею в схватке чужой клинок тоже было невозможно. Старый оружейник провел мечом в воздухе из стороны в сторону, прочертив несколько широких дуг, и неожиданно понял, что за оружие он держит в руках. Сражаться таким мечом можно было лишь отринув мысли о жизни, с намерением неколебимым и ясным, с готовностью умереть. С внезапной тревогой оружейник взглянул на дочь, уронившую голову на стол, и спавшую так безмятежно, словно на мягкой постели. Он осторожно положил меч, вышел вон, и долго блуждал по улочкам просыпающегося города, погруженный в смятение.
  Олиана проснулась, - душа ее лежала на шероховатой столешнице - нежная, и твердая, гибкая и стойкая одновременно, с таинственным туманом сомнений, сокровенных чувств и желаний, с ясной волей, зеркальной чистотой и незамутненностью мыслей. Девственная и не покрытая ни пылью ни грязью этого мира. И с тех пор меч - воплощение души - стал судьей всех поступков и действий. Она помнила о его чистоте каждый миг, и взвешивала людей единственно верным для нее мерилом - правом обладать, или хотя бы коснуться ее меча. И смешные притязания незадачливых женихов, все еще порой желавших покорить сердце неприступно-холодной девушки, казались еще нелепее, когда она представляла, как кто-то из них возьмет ее меч в руки, и попытается им владеть. Олиана думала, что, возможно, нет в мире мужчины, кроме отца, которому она доверила бы свой меч, хоть на время. Быть может, лишь герой древних легенд, столь же прекрасный, сколь и недосягаемый, мог бы обладать им.
   
  В тот день Олиана, как обычно, возилась в мастерской, а родители отправились на центральную площадь у ратуши, где была ярмарка. За грохотом металла она не сразу расслышала необычный свистящий звук, сопровождавшийся шумом воздуха и звоном. Но ей недосуг было выскакивать на улицу, и глазеть на небо, и потому она продолжала работу. Потом извне послышались крики, топот ног, грохот, человеческие голоса кричали что-то нечленораздельное. Наконец, кто-то пробежал совсем близко от мастерской с пронзительным воплем: "Дракон! Дракон!", - тут Олиана бросив все сорвалась с места. Выскочила на порог, и увидела огромную толпу народа, бегущую в панике от центра городка. Люди неслись сломя голову, некоторые спотыкались и падали на брусчатую мостовую. Задние запинались об упавших, тоже валились следом, образуя то там то тут свалку и неразбериху. Метнулась было вперед, навстречу толпе, но вдруг опомнилась, заскочив в мастерскую схватила свой меч, и бросилась к площади. Ей пришлось вжаться в стену, чтобы пропустить испуганную толпу, и не быть захваченной и смятой, а потом она побежала вперед по улице, минуя разбросанные в беспорядке вещи и предметы одежды. Горожане, все еще попадавшиеся навстречу, кричали вслед: "Стой! Дура! Вернись!", но она их не слушала. В голове вихрем проносились мысли о родителях, и о том, что где-то рядом должны быть стражники, призванные охранять город, и поддерживать в нем порядок. Она увидела их у самой площади - полтора десятка мужчин, вооруженных алебардами, толпились в конце улицы, опасливо выглядывали на площадь, но никто не решался выйти туда. Многие из них знали Олиану, поскольку иногда им приходилось обращаться по делу к ее отцу. Ее окликнули:
   - Эй! Стой! Дальше нельзя! И кто-то даже пытался удержать ее, хватая за руки. Но девушка вырвалась резким движением, и угрожающе замахнулась мечом.
   - Совсем обезумела девка!
   - Да ну ее, пусть пропадает!
   - Отцу потом как в глаза смотреть будем? - пытался возразить кто-то из них, но удерживать девушку больше никто не решился.
  С колотящимся от безумного бега и напряжения сердцем, Олиана прошла то короткое расстояние, что отделяло толпу стражников от угла последнего дома. Она шла словно в трансе, быстрыми нервными шагами, и с налету выскочила в широкое пространство между домами, бывшее городской площадью. Здесь царил беспорядок и хаос - по всей площади валялись какие-то тряпичные кули, перевернутые лотки и повозки, рассыпанные фрукты и овощи, разбросанные товары. Что-то красное, похожее на вино, или на кровь местами покрывало брусчатку. И вдруг Олиана поняла, - то, что она посчитала кулями, были человеческие тела. Некоторые из них слабо шевелились, вероятно задавленные обезумевшей толпой, другие лежали неподвижно. И быть может, где-то среди этих кулей были ее мать и отец. Олиана похолодела, и еще крепче сжала свой меч.
  А потом она подняла глаза, и увидела его. Там, в дальнем конце площади, у занимавшейся веселым огнем городской ратуши. Он был огромен, и совершенно не похож на свое изображение на стене. Мощные короткие лапы с длинными, даже издалека хорошо различимыми когтями, морщинистая кожа с красноватым отливом, толстый хвост с шипами на конце, горбатая спина. Дракон стоял к девушке боком, повернув голову на длинной шее в сторону от нее. Олиана занесла над головой меч, держа его обеими руками, и сделала несколько шагов вперед, не сводя глаз с дракона, боясь споткнуться о разбросанные по земле вещи. И тут дракон начал поворачивать к ней свою голову. Олиана застыла. И вот он уже смотрел на нее большими продолговатыми зелеными глазами. Пасть, полная острых как иглы зубов, была чуть приоткрыта, и казалась изогнутой, словно в улыбке. Дракон вытянул шею, и издал вместе с выдохом низкий басовый звук, переходящий в дрожащее ворчание, от которого вибрировал воздух. Олиана не отрываясь смотрела в его глаза. Ей показалось, что она чувствует горячее дыхание дракона, и от этого ледяной холод разлился по телу. Мир плавно закружился перед ее взором, и последнее, что она услышала, был звон меча, выпавшего из рук, и покатившегося по булыжникам мостовой.
   
  Олиана открыла глаза, и увидела над собой неровно беленый известью потолок, на котором плясали красноватые отблески пламени очага. Чуть наклонив голову, поняла, что лежит в кровати, укрытая шерстяным одеялом, одна в незнакомой комнате. Комната была небольшой, углы растворялись во мраке - судя по всему, близился вечер, в небольшое оконце проникало совсем мало света. Скрипнув, распахнулась обитая металлическими полосами дверь, и вошел мужчина. Одет он был просто - штаны грубой ткани и куртка, какую часто носят ремесленники. Лицо темное, так что не понять, молодой, или старый. Олиана равнодушно смотрела, как незнакомец сделал несколько шагов, и присел на край кровати, глядя на нее со странной полуулыбкой.
   - Где... я? - прошептала девушка - Где... он? - и глаза ее стали больше при воспоминании о пережитом.
  Незнакомец не ответил, лишь мягким движением приложил палец к губам, и уже почти не скрывая улыбки, провел смуглой горячей ладонью по лбу Олианы. И ей почему-то сделалось безразлично и то где она, и то, что происходит вокруг. Девушка смежила веки, и заснула. А мужчина, подоткнув одеяло, вышел из комнаты.
   
  Она проснулась утром, одна в пустом доме, и в окошко светило солнце. Ее меч стоял в углу, прислоненный к стене, и это заставило Олиану вспомнить о происшедшем. Девушка быстро вскочила с постели, распахнула дверь. Небольшой домик, где она провела ночь, расположился на пригорке. Справа в ложбине паслись несколько коз и овец, за домиком начиналась роща, а прямо перед ее взглядом лежала большая поляна, покрытая высокой колышащейся на ветру травой, и обрывающаяся в сверкающее никуда. Олиана пошла вперед, и вскоре очутилась на самом краю земли - каменистая почва неожиданно исчезала, и далеко внизу плескалась вода. Вода простиралась до самого горизонта, ветер гнал по поверхности пенные барашки, а в воздухе с криками носились белые острокрылые птицы. Олиана никогда прежде не видела моря, и застыла теперь, пораженная пустотой и простором. Весь день она провела в одиночестве, с трудом воспринимая реальность, похожую на тревожный сон. Хозяин домика появился лишь к вечеру - Олиана сидела у края обрыва, ощутив чье-то присутствие обернулась, и увидела вчерашнего незнакомца, идущего к ней по высокой траве. Девушка встала в нерешительности и смятении. Мужчина приблизился, и она снова различила на его лице давешнюю полуулыбку. Теперь, при свете солнца, стал виден цвет его бронзовой, неестественно сильно загорелой кожи, и морщинки, прочерченные от углов рта к подбородку.
   - Кто ты? - спросила она вместо приветствия, когда незнакомец подошел, и остановился в паре шагов от нее.
   - Зови меня Тиррен - вместо ответа сказал человек, и пристально посмотрел ей в глаза: "Ты и сама все знаешь."
  Взгляд Тиррена был вязким и проникающим - Олиана ощутила головокружение, почти как на площади, а глаза зеленые, с янтарным окоемом, и это еще больше сбивало с толка. Он медленно наклонился к ней, и она, подчиняясь потребности, бессознательно подалась навстречу. Огонь. Это было похоже на огонь. Губы горели от поцелуя, Олиана сама не понимала, как такое могло случиться. Опомнилась только когда он уже отстранился, и насмешливо взирал на нее. А огонь не остался лишь на губах, щекочущим теплом опускаясь вниз, в самую глубину.
   
  В ту ночь он пришел к ней. И она не помнила ничего, кроме боли и обжигающего тепла его тела. Зароненная искра тлела внутри, заставляя плавиться рассудок и волю. Наутро все повторилось - одинокое пробуждение, пустынный берег, колыхание травы на самом краю земли. Добавился лишь разгорающийся огонь, и смутное предчувствие знания, в которое было нельзя поверить. В странном оцепенении прошел день.
  На третью ночь пламя охватило ее. Ни мыслей, ни воли - только податливый пластичный металл, обернувшийся ее существом.
   - Зачем, зачем ты пришел? - спрашивала исходящая жаром сталь.
   - Потому что ты призывала меня - отвечал ей огонь, прежде чем оба стали едины.
  Потом, со вновь обретенной способностью мыслить, явилось знание. Зеленые глаза Тиррена, страшная улыбка дракона... жаркое дыхание создания, лежавшего сейчас рядом с ней, и спавшего так безмятежно. В темноте, едва подсвеченной углями угасающего очага, туманной белой полосой блестел меч. Олиана осторожно выбралась из постели, и вот уже стояла, сжимая в руках прохладную рукоять своего оружия. Как и тогда на площади, медленно занесла его над головой, только сейчас она держала меч обратным хватом, направив острие на спящего человека. Слабо мерцали угли. Олиане вдруг стало страшно - что если клинок расплавится, соприкоснувшись с сущностью Тиррена так же, как расплавились ее разум и воля? И не давая себе опомниться, она ударила мечом сверху вниз, что есть силы. Страшный жар полыхнул в лицо, а меч, не встретив ни малейшей преграды, провалился в разбухающий огненный сгусток, увлекая за собой Олиану. Миг, - и поселившееся в ней пламя выплеснулось наружу, соединилось с пришедшим извне, и осталось где-то далеко позади, а Олиана все падала и падала вниз, в распахнутую бездну, кромсая зажатым в руках клинком тонкую ткань мироздания. И вдруг кто-то подхватил ее словно огромной мягкой ладонью, и беспорядочное падение превратилось в полет - теперь уже не вниз, а вперед и вверх летела она. А там, впереди, куда несла ее могучая сила, разливалось сияние цвета расплавленного металла, и выбрасывал в темноту сполохи золотого света сверкающий шар, и бронзовые тела существ, таких же как жили в огне кузнечного горна, кружились в танце, взмахивая упругими крыльями. И тогда Олиана забыла себя, сливаясь с тем, что несло ее и хлопало за спиной в такт биению сердца.
   
  А трава все так же раскачивается на ветру, в месте где земля обрывается в море, и на пепелище среди углей и золы рассыпаны то тут то там мелкие серебристые шарики, и вонзенный в прокаленную землю, торчит гардой в небо сверкающий как зеркало меч, чуть изогнутый, и заточенный лишь с одной стороны.
   
  31/01/07