Аннотация: Повесть из сборника "Рассказы и сказки о странном и страшном". Скачать его можно здесь.
Тетя за холодильником
- Зато я вижу невидимок.
Это был решающий аргумент в долгом споре. По сравнению с ним меркли описания новой машинки и туманное обещание родителей следующим летом поехать на море. Даже тот факт, что Славик старше на полгода.
Даша определенно была круче.
- Как же ты их видишь, если они невидимки? - попытался усомниться Славик. Но логика у Даши была железная, не придерешься:
- Просто для всех они невидимки, а для меня - нет. Я особенная. У меня прабабушка была колдунья.
Это Славика окончательно добило. Ни одну из своих прабабушек он никогда не видел, но бабушки у него были самые обыкновенные. Одна вязала носки и свитера, вторая бранилась с соседями - весьма громогласно, поскольку страдала от глухоты и не желала понимать, что своими криками заставляет страдать и других.
- А сейчас... сейчас рядом с нами кто-нибудь есть? Из них? - Славик невольно оглянулся по сторонам.
- Конечно, есть. Вон там, у качелей.
Разумеется, он никого не увидел. Прогретая за день площадка была пуста. Его мама болтала с Дашиной на скамеечке - вроде бы рядом, но чуть поодаль, чтобы не мешать. А больше - никого вокруг. Сонная тишина. Только змейка пыли, подхваченной слабеньким ветерком, бесшумно скользнула вдруг по сухой земле и так же неожиданно замерла - там, куда указала Даша. И стало как-то... не по себе.
- Ты с ними говоришь?
Даша покачала головой:
- Не-а. Они не хотят, наверное. Я пробовала, но они не отзываются - может, просто не слышат. Или я их не слышу. Пока.
Славик еще раз опасливо глянул в сторону качелей - точнее, неких спортивных конструкций. Назывались они качелями лишь потому, что на металлической раме из спаянных вместе узких труб, по соседству с турниками и кольцами, висела шаткая лесенка, и Даша время от времени пыталась болтаться на ней туда-сюда, встав на нижнюю перекладину и обвив руками цепи.
Собственно, площадка-то была не детская, а школьная: никаких горок, избушек и каруселей из пластика аляповатых жизнерадостных расцветок, как в соседних дворах. Только железяки с облезшей краской, теплые от жаркого августовского солнца. Вид этих физкультурных снарядов Славика несказанно угнетал, как и необходимость постоянно, изо дня в день, смотреть во время прогулок на кирпичное здание школы - в просветах между темной зеленью яблонь, за хлипким сетчатым заборчиком. В будущем году, как заранее оповестили Славу родители, ему предстояло туда пойти. Никакой радости он по этому поводу не испытывал, скорее наоборот. Не то чтобы у него были веские причины заранее не любить это учебное заведение, просто от ощущения предопределенности как-то очень тоскливо и неуютно делалось на душе.
Одновременно с ним в школу собирались отдать и Дашу. Хотя, между прочим, она могла бы еще год провести на свободе, потому что была младше. Но странное дело, несмотря на еще более серьезную причину для недовольства, Даша совсем не казалась огорченной: ну, школа - так школа. Она вообще была слишком... слишком... спокойная. "Как трехсотлетняя старушка", - подумал Славик, хотя едва ли видел пожилых дам старше девяноста лет.
Мама сказала, что Даша не-э-мо-ци-о-наль-на-я. Вот. Вспомнив подходящее слово, Славик еще раз повторил его про себя, по слогам, чтобы затвердить окончательно.
...И про этих невидимок она говорила так хладнокровно, так обыденно, что мурашки по коже. Славе стыдно было в этом признаться даже самому себе, но он бы испугался, сильно испугался, если бы ему довелось неожиданно заметить то, чего не видят - и не должны видеть! - другие.
- Даш... А ты их не боишься?
- С чего это вдруг?
Славик неопределенно пожал плечами. Может, она просто не знает - с чего. Но это ведь еще не значит, что опасности нет? Он хотел спросить, как они выглядят, не страшные ли они, но почему-то не решился. Даша, присев на корточки, старательно вырисовывала сухой веточкой на асфальте какие-то незримые круги и загогулины, ведомые ей одной. Похоже, она была вполне довольна результатами спора. А Славик стоял рядом и потерянно озирался по сторонам, всматриваясь в очертания знакомых и привычных предметов, безуспешно пытаясь разглядеть окружающий его невидимый мир.
***
За стеной, на кухне - тихие голоса.
- Представляешь, Даша сегодня заявила Славику, что у нее прабабушка была колдуньей. Моя бабушка то есть. Или твоя.
Странный, булькающий звук, потом кашель. Кажется, папа подавился чаем.
- Кхе... гм... Ну, наверное, это я когда-то ей сказал.
- В каком смысле? Зачем?
- Так просто, к слову пришлось, скорее всего.
Даша представила, как мама изумленно поднимает брови, так что у висков змеятся две маленькие морщинки.
- К какому еще слову? Что ты ей голову морочишь? Она и так выдумщица.
- Ничего я не морочу. Между прочим, бабушка у меня действительно необычная женщина была, что-то вроде знахарки, ворожеи. Я, правда, сам никогда с ней не виделся, она жила в деревне, но мне отец рассказывал.
Мама что-то спросила, но уже тише, без возмущения.
- Ну, понимаешь... у них отношения были довольно... напряженные. Отец с ней почти не общался, и, соответственно, я тоже. Он был у нее единственным ребенком, так уж получилось, и она, по его словам, жалела - вслух жалела! - что родила мальчика, а не девочку, и некому теперь передать свои знания. Каково? Сыну родному постоянно твердить, что он нежеланный - лучше бы, мол, девчонка была!
- А что передать? Заговоры? - в голосе мамы в равных пропорциях смешались любопытство и недоверие: она всегда с презрительной иронией относилась к многочисленным газетным объявлениям типа "сниму порчу, сглаз и квартиру" и любила, по-девчоночьи хихикая, зачитывать папе самые забавные из них. Но сейчас папа, кажется, предпочел не заметить некоторой насмешливости в ее тоне и небрежно, почти с гордостью подтвердил:
- Ну да, заговоры всякие. Рецепты зелий каких-нибудь. А когда внучка появилась, Надька то есть, бабушка собиралась ей все это открыть, но не успела. Отец все никак не хотел к ней ехать вместе с Надей. То ли боялся, то ли не верил, то ли обиделся на нее. Не знаю. В общем, она умерла и, так сказать, свои тайны унесла в могилу. Сестра потом, когда выросла и об этом узнала, жутко на отца обиделась, потому что он ее вроде как лишил такого подспорья в жизни, колдовской силы. А ей бы очень пригодилось. Вот после этого у нее заморочки и начались насчет оккультных наук, тайных знаний... Она этой весной даже ездила к бабушке в деревню, копалась в ее вещах. Искала, не осталось ли каких-то записей. Но, похоже, не осталось. Она, кстати, сказала, дом совсем разваливается. Надо бы как-нибудь съездить, посмотреть...
- Саш, давай не будем об этом сейчас, ладно?
- Ладно.
Помолчали.
- Ты ведь ее недолюбливаешь?
- Знаешь, Саш, я ее, наверное, слегка побаиваюсь. Не обижайся, но она... странная.
Папа засмеялся, но как-то принужденно:
- Да не бойся, не ведьма она. Я думаю, ведьмовство просто так, по наследству, не передается. Бабушка ведь должна была с Надей пообщаться с глазу на глаз, чтобы ей свои умения завещать. То есть должен быть некий процесс обучения, наверное... Я, правда, слышал, что колдуны вроде бы могут свою силу отдать другому человеку в один момент - вместе с какой-нибудь вещицей, например. Но, скорее всего, тоже лично... Хотя кто их знает...
Снова бренчание ложки, размешивающей остывший чай.
- Ее, кстати, тоже Дарьей звали, Дарьей Ильиничной. Бабушку, в смысле. Но это была твоя идея насчет имени, между прочим.
Даша почему-то подумала, что они сейчас вдвоем обернулись в одну сторону и глядят теперь на ту стену, за которой она лежит.
- Знаешь, я иногда смотрю на нее, - зашептала мама, еще больше понизив голос, - и мне чудится, что она может читать мои мысли. Как будто видит насквозь. Глупо, да?
Даша улыбнулась в темноте. Им казалось, что они говорят очень тихо. Им казалось, что она давно уснула.
Ну-ну.
Главное теперь - не выдать, что на самом деле она еще не спит. Осторожно, почти беззвучно Даша перевернулась на другой бок, устраиваясь поудобнее. Старенькая софа была с нею в заговоре, поэтому, как храбрый партизан под пыткой, не издала ни звука, хотя почтенный возраст периодически заставлял ее постанывать и поскрипывать. Что поделаешь - годы, годы...
Засыпая, Даша пообещала себе ничего больше не говорить Славику, раз он такой болтун. Интересно, он рассказал своей маме только о прабабушке-колдунье? Или про невидимок тоже? И что при этом могла вообразить себе Валерия Александровна...
Медленно погружаясь в полудрему, Даша вяло подумала напоследок: а еще любопытно, о ком была последняя фраза - о тете Наде или обо мне?..
***
"Все одно к одному, одно к одному!" - бормотала Дашина мама. Она вывалила на кровать добрую половину своих платьев и костюмов и бегала теперь в зеленом халатике по квартире в поисках купленной вчера упаковки колготок. Даша уже давно собралась, но это потому, что ей не надо было особенно наряжаться, а уж тем более - краситься. Хотя она, конечно, с удовольствием поковырялась бы в маминой косметичке. Там вроде была такая симпатичненькая коробочка с разноцветными тенями... Ими можно разрисовать щеки, если играть со Славиком в пиратов или индейцев... Но это как-нибудь потом.
Изначально планировалось, что Даша весь сегодняшний день проведет с Валерией Александровной, но утром у Славика обнаружилась неведомо где подхваченная ветрянка. Поэтому - вместо того чтобы готовиться к важной встрече, намеченной на три часа, - мама в авральном режиме придумывала, что же теперь делать. Она пыталась позвонить приходящей няне, которая сидела с Дашей в прошлом году, - даме солидной комплекции, с жесткими белыми волосками на втором подбородке. Но телефон несколько часов подряд ласковым женским голосом отвечал, что "абонент недоступен". А папа уже уехал на работу, и на него можно было не рассчитывать.
В итоге мама решила, что возьмет Дашу с собой, потребовав с нее клятвенное обещание вести себя тихо. Даша про себя возмутилась: когда это она вела себя громко? - но обещание дала. Она вообще-то не понимала, почему нельзя оставить ее дома в одиночестве. Тем не менее, спорить и уговаривать не стала: ей нравилось путешествовать, бывать в новых местах, пусть даже не особенно далеко от дома... Ну, или даже не очень новых, как сегодня - ничего, тоже сойдет.
Когда ситуация прояснилась, сразу же началась беготня с одеваниями, переодеваниями, завивкой, нанесением макияжа, смыванием его - и раскрашиванием себя заново. У Даши создавалось впечатление, что те наброски на листах ватмана, которые мама сегодня намеревалась показать какому-то заказчику, были сделаны намного быстрее и без такой вот нервотрепки. Пока мама бормотала себе под нос что-то ругательное в ванной, пытаясь соорудить на голове прическу, Даша тайком заглянула в большую папку, брошенную на стол. Эти рисунки она уже видела, все восемь штук. На них была одна и та же витрина, только в разных видах. Самый первый, по мнению Даши, казался наиболее удачным. Но мама все равно намалевала еще семь. Она стремилась к совершенству даже после того, как ей удавалось его достичь.
Ну вот, с макияжем и укладкой покончено. Наконец-то. Теперь мама крутилась перед большим зеркалом, придирчиво оглядывая себя со всех сторон. Встреча решающая, деловая, объяснила она Даше. Именно поэтому надо тщательно к ней подготовиться. Хотя, насколько Даша помнила, подготовка к встрече с подругами занимала у мамы не меньше времени, ну да ладно... В общем-то мама выглядела очень даже представительно в сером, идеально отглаженном брючном костюме. Кто бы мог подумать, что такие безупречные стрелки можно в спешке заутюжить всего за три минуты - Даша засекала по часам.
- Дарья, ты готова? Тогда пойдем... Сейчас вот только...
Мама в последний момент что-то вспомнила, принялась шарить на верхней полке в шкафу и в конце концов извлекла оттуда маленький цветастый зонтик. Ночью шел сильный дождь, и хотя к полудню небо очистилось от облаков - осталось лишь несколько безобидных тучек, похожих на пышные хлопья взбитых сливок, но мало ли...
После того, как зонт благополучно занял место в маленькой черной сумочке, можно было отправляться в дорогу. Зажав под мышкой папку-планшет с рисунками, а сумочку временно вручив Даше, мама закрыла дверь на два замка, сказала: "Ну вот, теперь можно идти", - и путешествие началось.
Несмотря на долгие сборы, у них еще оставался порядочный запас времени. Они вышли из дома намного раньше, чем нужно, - на всякий случай. Мама все продумала и предусмотрела: вдруг автобус задержится, вдруг транспортные пробки, вдруг что-нибудь еще... В принципе, можно было вообще прогуляться пешком - всего-то три остановки, довольно коротенькие, а потом напрямик через несколько дворов, чтобы срезать путь. Но маме не хотелось идти по мосту через реку, потому что там ветер, а прическа только что уложена, и Дашу продует, к тому же.
Маршрут намечался более-менее знакомый. На том же автобусе папа возил Дашу в гости к тете - обитала она недалеко. Иногда с ними ездила мама, но без особого удовольствия. Насколько Даша поняла по скудным обрывкам маминого телефонного разговора и нескольким фразам папы перед уходом на работу, выйти нужно было на знакомой остановке и, возможно, даже пройти мимо тети-надиного дома, но мама об этом почему-то не упоминала.
А ведь тетя, несмотря на то, что день - будний, наверняка у себя: папа говорил, что она живет затворницей-домоседкой и редко выходит из квартиры дальше соседнего продуктового магазина, а работа у нее такая, что можно себе это позволить. Тетя была, как выразился папа, "вольным художником". Правда, буквально накануне он говорил совсем другое: что она вроде бы пишет статьи для журналов - про гадания, магию, всякие сверхъестественные явления. Но ведь художники - они рисуют, а не сочиняют тексты?.. Кстати, очень странно, что ни одной картины Даша в тетином доме не видела. Даже карандашных набросков, как у мамы на столе. Может, тетя Надя их сразу продавала в эти самые журналы. А скорее всего - папа что-то перепутал. Тем более что "невольных художников", наверное, не бывает. Значит - и вольных тоже...
- А к тете мы не зайдем? - спросила Даша.
- Нет, солнышко, - пробормотала мама, копаясь в сумочке в поисках проездного билета и пытаясь при этом не выронить планшетку. - Как-нибудь в следующий раз, ладно? Мы пройдем мимо ее дома, но заходить не будем. А тебе хочется?
Даша пожала плечами:
- Да нет.
Вдали уже показался автобус, не оправдав маминых опасений, что ждать его придется не менее получаса. Пробок, кстати, тоже не было. Так что минут через пять-шесть водитель лихо притормозил у третьей по счету остановки. Высадив Дашу с мамой на пустынной кривой улочке, снова дал по газам - и уже на ходу захлопнул двери.
- Ну ничего, придем чуть пораньше, - сказала мама, глядя ему вслед и поудобнее пристраивая под мышкой папку с рисунками. "Чуть" получался довольно значительным, так что через солнечные дворы они шли не спеша, прогулочным шагом. Даша смутно припоминала эти места, как будто видела их во сне. Вот узкие метелки кипарисов, вот переполненные мусорные баки, а здесь что-то новенькое - удушающий запах свежей краски. Оградка вдоль газона стала ярко-зеленой, и на асфальте - неаккуратные зеленые кляксы в нескольких местах.
Тетин двор Даша тоже сразу вспомнила и вскинула голову, чтобы отыскать знакомые окна - папа их в прошлый раз показывал, целился указательным пальцем: "Вот, смотри, правее от застекленного балкона..." Сегодня все стекла отсвечивали на солнце, слепили глаза. Вот забавно, если тетя сейчас тоже глядит на нее... Интересно, с высоты седьмого этажа можно толком разглядеть, кто идет по двору? Даша, когда была у тети в гостях, никогда не выглядывала в окна, потому что на подоконниках громоздились стопки бумаг, а все подступы к балкону в большой комнате и вовсе были перекрыты картонными коробками, полными "всякого барахла", как сказал папа.
Украшением тетиного двора служила огромная лужа - от газона до поставленных впритык друг к другу машин на тротуаре вдоль дома, так что в самом широком месте обойти ее можно было только по узенькому бордюрчику, балансируя на манер канатоходца. Лужа казалась бездонной. Возможно, она была грязной, наверняка была, но в ней отражалось ясное лазурное небо, какое-то даже не летнее, а совершенно весеннее. По этим водным просторам хорошо, наверное, было бы пускать кораблики - бумажные или из каких-нибудь щепок, пока не пришел бы дворник и не стал ругаться, что намусорили, мол, тут.
Даша следом за мамой уже миновала бордюр и вступила на полоску сухого асфальта, когда сзади послушался глухой механический рокот. Она обернулась и увидела, что на них движется, постепенно разгоняясь, квадратный черный джип. Мама отступила чуть дальше на тротуар и подвинула Дашу. Но, видимо, она все-таки рассчитывала, что перед лужей джип притормозит.
Не притормозил. Вспахал лужу на полной скорости, подняв веер грязных брызг, и они в живописном беспорядке украсили отглаженные серые брюки, а несколько капель попали Даше на платье.
- Идиот! - бессильно крикнула мама вслед джипу. Ему-то что, приедет на мойку, и там заляпанные бока запросто отчистят. С брюками сложнее.
На лице у мамы была растерянность, переходящая в легкую панику. Через полчаса встреча с заказчиком - и как на нее явиться в таком виде? Даша мамино состояние прекрасно понимала: вид у них обеих и правда был неважнецкий.
- Ма-ам, - сказала она, - может, мы зайдем к тете почиститься? Ну, ненадолго. На пять минут.
***
Подъезд был похож на старый колодец, откуда тянет сыростью. После того как мама вызвала лифт, пришлось долго ждать, прислушиваясь к раздраженному ворчанию и кряхтению старого, некстати разбуженного механизма. Сначала показался хвост лифта, медленно ползущий вниз: два провода, завернутых руликом. А затем соизволил появиться и он сам.
Внутри было тесно - особенно в сравнении с высокими потолками на лестничных площадках. Даша представила, что входит в кабину крошечного звездолета, который из подземной шахты на одной из бесчисленных планет вынесет ее в черноту космического пространства. Мама ткнула указательным пальцем в истертую кнопку, двери лязгнули, и лифт, содрогаясь, потащился вверх. Наверное, пассажиры ему не понравились, и он трясся от неприкрытого отвращения, но двигаться быстрее, чтобы высадить незваных гостей хоть на несколько секунд раньше, не мог - и от этого бесился еще больше.
Кабина остановилась на седьмом этаже. Едва они с мамой вышли на серую, плохо освещенную лестничную площадку, как двери позади них захлопнулись с неприятным звуком, словно тиски, которые на сей раз упустили возможность защемить чью-нибудь руку, ногу или хотя бы край одежды, но намерены при случае повторить попытку.
Мама несколько раз нажала на пластмассовую пупочку звонка, напряженно вслушиваясь в тишину после приглушенных трелей за дверью, а лифт все не уезжал. Он со злорадным любопытством остался посмотреть, что будет дальше, хотя ему на этом этаже определенно не нравилось - так показалось Даше. Да и мама чувствовала себя здесь немного неуютно.
Наконец в недрах квартиры послышались шаги. Никаких вопросов вроде "кто там?" - обитая дерматином входная дверь просто распахнулась внутрь.
- Привет, - сказала мама каким-то нетвердым, неуверенным голосом. - А мы вот... проходили мимо...
В темном, длинном коридоре был высокий-высокий потолок. И паркет отличался повышенной скрипучестью. Несколько половиц и вовсе странно вздыбились, словно кто-то изо всех сил пнул их каблуком с одного конца. На комоде возвышалось сумрачное зеркало-трельяж, и в его глубине сразу несколько Дашиных двойников с любопытством и тревогой оглядывались по сторонам, пока тетя с мамой обменивались ритуальными поцелуями в щеку.
Тетя была едва ли старше мамы, но изможденный вид прибавлял ей лишние годы. Создавалось впечатление, что она провела без сна несколько ночей подряд: темные, точно нарисованные круги лежали под глазами. Но лицо было оживленным - пожалуй, даже слишком, как будто некая лихорадочная энергия придавала ей сил.
Тетя настойчиво подталкивала маму дальше, в сторону ванной и кухни, а Даша немножко промешкала, задержалась и успела глянуть в щелочку, за прикрытую дверь в маленькую боковую комнату. Книги, книги, кругом книги. Они гордо красовались в шкафу за стеклом и пылились на открытых полках, возвышались на журнальном столике этакой Пизанской башенкой, которая вот-вот обрушится, а на подоконнике были сложены в несколько более-менее аккуратных стопок.
С неубранной, смятой постели на пол длинным языком свешивалось одеяло. Даше вдруг показалось отчего-то, что эту комнату покинули в спешке, не успев даже убрать несвежее постельное белье, и сюда давно уже никто не заходил. Может быть... может быть, с самой весны, когда они с папой были здесь в последний раз.
Тетя точно так же провожала их по коридору, не давая задержаться возле этой комнатки - закрытой, как сегодня, но совсем плотно: не заглянешь. Даша, впрочем, и не собиралась заходить туда, просто на миг промедлила, остановилась рядом, разглядывая струпья облезшей побелки на потолке, но подоспевшая тетя Надя на всякий случай взяла ее за руку, чтобы малолетняя племянница не сбилась с правильного курса, и потянула следом за папой, в большую гостиную напротив кухни. И еще - жарко шепнула на ухо:
- Представь, что там другие гости. Не будем мешать им, ладно?
Папа эти слова услышал, и они ему почему-то не понравились...
В гостиной, как всегда, было много света и пыли, далеко внизу, на улице, слышался слабый гул машин: окна этой комнаты выходили на проспект, - а вдоль стен росли стеллажи, и корешки книг жались друг к другу плотными рядами, без единого пробела. В первом шкафу на самой нижней полке выстроились почти одинаковые тома: собрание сочинений, но не Пушкина или Толстого, как дома, а какой-то тетеньки с длинной, трудной фамилией - Бла... ва... что-то в этом роде. И в конце - "ская", Даша точно затвердила. Наверное, это тоже была знаменитая писательница, но мама с папой про нее почему-то никогда не рассказывали. Должно быть, она просто не сочиняла ничего для детей, вот и не к чему было про нее говорить. Сказок эта женщина точно не писала: слишком уж мрачными выглядели ее темные книги. И скучными, к тому же. Ни одного рисунка, даже на обложке. То ли дело увесистая книжища в бархатистом переплете. Даша однажды, тайком от мамы, папы и тети, пока они сидели на кухне, взяла ее в руки - тяжелая! - и обнаружила внутри множество картинок. Правда, все они были не цветные, черно-белые - только контуры прорисованы. Тут пришла тетя и объяснила, что это называется "гравюра". И аккуратно забрала книгу у Даши.
Даша подумала, что хорошо бы раздобыть фломастеры. Или карандаши. И сколько всего тогда можно будет разрисовать! Но такой возможности ей пока не представилось: тетя с тех пор почему-то убирала книгу на верхнюю полку. В тот раз, весной, тоже ничего не получилось. Папа с тетей расположились не на кухне, а в комнате, так что Даша была все время на виду и не решалась придвинуть к стеллажу стул. Они вместе пили чай за круглым столиком, папа затеял разговор о том, что делать со старым, полуразвалившемся деревенским домом где-то в Тверской области - Даша так поняла, что это далеко, очень далеко. Тетя ездила туда и теперь говорила, что там все в совершеннейшем запустении, серый забор покосился, а летом весь двор наверняка зарастет крапивой и прочими сорняками. И добавила, что соседи сказали: мол, все на вашей бабушке держалось, а сейчас разваливается, когда ее не стало. Даша очень четко представила себе эту картинку: деревенский домик, похожий на избушку Бабы Яги, держит на своих плечах маленькая, но крепкая старушка и кряхтит от напряжения...
Вроде бы все в тот день было как обычно. Квартира выглядела так же, как в прошлом и позапрошлом году, насколько помнила Даша: слегка неряшливой, заполненной большим количеством никак не связанных между собой разномастных вещей - от маленького, но гордого комода, украшенного затейливой резьбой, до дешевой пластмассовой мыльницы в ванной - и заваленной книгами и бумагами: они расползались по всем плоским поверхностям в доме, будь то обеденный стол или подоконник. В общем, никаких перемен и странностей. Ничего тревожного, на первый взгляд. Если не считать этой тщательно оберегаемой, запретной комнатки-спальни, откуда не доносилось ни шороха, ни звука шагов - ничего, что напоминало бы о присутствии каких-то гостей, о которых говорила тетя.
А сегодня еще и дверь в гостиную оказалась плотно закрытой, так что солнечный свет проникал в коридор только с кухни, да и то несмело, робко, а из каких-то щелей тянули незримые щупальца ледяные сквозняки. В тетиной квартире ничто не напоминало о том, что на дворе вообще-то летний день, и не самый прохладный.
Мама в ванной уже включила воду и пыталась расправиться с последствиями аварии, прислонив планшетку с рисунками к стене. Тетя стояла в дверном проеме, словно на страже.
- Даша, иди сюда, тебе платье тоже надо отряхнуть, - мамин голос из ванной звучал гулко, как из пещеры.
Даша послушно пошла на зов - отмываться.
- Ну вот, как-то так, - сказала мама через несколько минут, огладывая вполне удовлетворительные результаты своих трудов. - Сейчас только подсохнем немного...
Тетя в ответ предложила: может, на кухню?.. И Даша с мамой пошли следом за ней - гуськом по узкому тамбуру, ответвлению коридора. На кухне оказалось тесно, буквально негде повернуться: между облезлыми шкафами для посуды, зябко подрагивающим холодильником и столом с двумя табуретками стояла раскладушка на алюминиевом каркасе, очень древняя на вид. Шаткая конструкция из грязных тарелок возвышалась в такой же несвежей раковине-нержавейке, украшенной пятнами известкового налета, одинокими чаинками и не поддающимися опознанию раскисшими очистками. На полу в нескольких местах стояли оплавленные свечи. А на кухонном столе были разложены какие-то камушки.
Тетя проследила за маминым взглядом, вскользь прошедшим по наиболее живописным деталям, и махнула рукой, как будто извиняясь и одновременно убеждая себя и гостей, что это все неважно:
- Небольшой беспорядок. Ты не обращай внимания, это так, ненадолго, - И добавила уже другим тоном, с оттенком превосходства: - Я, может быть, скоро вообще в другие хоромы переберусь, получше этих. Сашка обзавидуется просто.
- Ну, здорово, - сказала мама с вежливым интересом в голосе.
Сашка - это папа, автоматически отметила про себя Даша, хотя детское, слегка пренебрежительное имечко совершенно не вязалось с его внешностью, очень даже взрослой. Он был большой и немножечко пузатый, совсем чуть-чуть.
Тетя что-то еще говорила, оправдывая царящий вокруг разгром, а Даша тем временем разглядывала россыпь камней на столе. Для них явно освободили побольше места: синяя кружка с недопитым холодным кофе примостилась на самом краю, а вездесущие книги были выселены на единственную табуретку. Камешки смотрелись красиво - разноцветные, дымчатые, в крапинку, со сгустками темноты внутри, слоистые, даже полосатые, как тигриная шкура... Мама потом пояснила, что они называются "самоцветы". С ними соседствовали кристаллы - бесцветные, как лед, и золотистые, оттенком напоминающие не очень крепкий чай. И все они были расставлены с неким смыслом, в более-менее правильный круг с хрустальной призмой посредине. А под этой призмой почему-то лежала тетина фотография.
Часть камней валялась в стороне, но они были совсем простые, явно лишние. Случайно затесавшиеся в благородную компанию: кусочки кварца, осколки гранита, мелкая речная галька - два обточенных водой голыша - и еще один гладкий камешек, чуть крупнее, с двумя дырочками - похоже, что насквозь.
- Интересно? - тетя неожиданно наклонилась поближе, так что Даша почувствовала щекотное дыхание у себя на щеке. - Эти можешь брать, если хочешь, - она указала на ненужные камешки, которые Даша рассматривала, - а эти не трогай, договорились? Тут все по определенным правилам, ничего нельзя менять местами. Вот смотри - это дымчатый кварц... он для медитации, - тетя легонько прикоснулась к одному из кристаллов. У нее были тонкие, нервные, чуть подрагивающие руки с изящными узкими запястьями. - Яшма - она пестрая такая, с зернистым рисунком - обнаруживает невидимое для глаз. Лабрадор тоже обостряет восприятие. Он синевато-черного цвета, но при определенном наклоне к лучу играет всеми цветами радуги - здорово, правда? - она присела на край раскладушки, чтобы удобнее было показывать, так что мама теперь смотрела на тетю сверху вниз, а Даша - глаза в глаза. Ну, почти. Просто тетин взгляд, немного лихорадочный, был направлен куда-то в сторону - не совсем на Дашу, не совсем на камни, а так, в пространство.
- ...А сердолик - вот этот, красный, - оберегает от опасной растраты жизненных сил... - Даше показалось, что тетя торопливо пересказывает наизусть какой-то текст, как она сама декламировала папе стишки. Наверное, из тех книг, что высились стопкой на табуретке: там в названиях было что-то про магические круги.
- Дальше нужен этот камень, темно-синий - видишь, какой гладкий? Называется соколиный глаз. Он помогает избежать астрального нападения из параллельных миров, защититься от негативных сущностей... И циркон тоже - вот он, прозрачный, темно-красного цвета... Они оба должны помогать, - тетя почему-то нахмурилась немного, потерла сонные глаза и повторила: - Должны, да. Написано, что должны.
Ее голос звучал с такой же отчаянной уверенностью, когда она убеждала маму, что некоторая неприбранность - это временное явление. Но судя по черной пыли на подоконнике и грязным разводам на полу, беспорядок уже давно обосновался в этой квартире и покидать ее не собирался, так что тетя явно ошибалась. Поэтому у Даша появились кое-какие сомнения и насчет камней-защитников.
- ...И еще четыре кристалла по сторонам света как дополнительный сдерживающий фактор...
Мама бесшумно постукивала костяшками пальцев по дверному косяку. Тетя так и не предложила ей сесть - да, по правде, и некуда было, разве что тоже на раскладушку. А тогда мама наверняка помяла бы брюки.
- ...Для контроля над астральными сущностями, для общения с ними... - продолжала тетя Надя. Она говорила монотонно, непрерывно, и от этого гудения на одной ноте немножко клонило в сон. - Главное - надо выбрать правильные камни и правильно их расположить, ничего не перепутать. Если бы хоть какая-то подсказка... Может быть, чего-то еще не хватает. Или что-то лишнее. Или надо просто подождать... Так обидно, что не осталось никаких записей, только шкатулка... Но ничего, я разберусь, уже почти все получилось. И тогда можно будет просить о чем угодно... Вот увидим, кто здесь главный... - Взор ее становился все более задумчивым, как будто устремленным в одну точку, но где-то за пределами кухни.
Даша тем временем успела потыкать пальцем кусочек гранита и столкнуть между собой две гальки, как вражеские подлодки. Потом взяла белый камешек с двумя дырочками насквозь. Он лежал так одиноко, что Даше стало его жалко, и она бережно провела по нему ладошкой, утешая и успокаивая: все тебя забыли, никто с тобой не играет... но ты можешь поиграть со мной...
Сквозняк хлопнул дверью в большую комнату. Тетя Надя на мгновение встрепенулась, дернулась, но одного взгляда в коридор хватило, чтобы она снова обмякла на раскладушке, успокоенная, и пробормотала только, что это, наверное, форточка открылась. Выражение тетиного лица снова стало рассредоточенным и мечтательным. Прищурив усталые глаза, она улыбалась каким-то своим тайным мыслям. Как будто в предвкушении сказки, которую расскажут перед сном. Даша почему-то представила себе, что тетя сейчас видит перед собой золотой город и себя на его троне, а перед ней маршируют легионы еще не исполненных желаний.
- Все это, конечно, требует времени, - твердила она, - все дается не сразу. Пока поймешь, что к чему... Но уже скоро, да, совсем скоро...
Даша продолжала автоматически перекатывать в руках гладкий камешек. И думала, что тетя Надя совсем не похожа на ведьму, тут папа прав. И лицо у нее доброе и немного мечтательное, совсем не ведьминское, просто чуть искаженное тоскливым, алчным выражением, словно у нее перед самым носом дергалась на крючке приманка, а она все никак не могла ее поймать.
- Хочешь взять?.. - полувопросительно предложила тетя. - Бери, это от меня подарок - все равно не нужно.
Она по-прежнему глядела в сторону - вроде бы на хрустальную призму в центре круга, выложенного на столе, а на самом деле - сквозь нее.
- Нет-нет, спасибо, - не успела Даша ответить, как мама вынула теплый кругляш из ее ладони и положила обратно на стол. - Нам на самом деле уже пора. А то опоздаем. Спасибо тебе, Надь. Ну, мы пойдем?
Тетя не ответила.
Мама спешила уйти и немножко нервничала - наверное, не хотела огорчить тетю? Но та, скорее всего, и не обиделась вовсе, что к ней заглянули совсем ненадолго. И даже рада была, что можно снова остаться наедине со своими грезами. Она зачарованно смотрела на мириады вселенных в хрустальной призме и странно улыбалась, но эта улыбка уже не имела никакого отношения к незваным гостям.
Мама потянула Дашу в коридор. Тетя не пошла их провожать. Пришлось самим возиться с непослушным замком - мама долго дергала и выкручивала его, а Даша сочувственно стояла рядом - и аккуратно прикрывать за собой дверь, чтобы тетя потом сама заперлась изнутри, когда захочет, и долго ждать лифта на неприветливой лестничной площадке.
Когда они вышли из темного холодного подъезда, мама явно вздохнула с облегчением - глубоко и радостно, как будто вынырнула из-под воды, мутной и непроточной, а уже не надеялась. В глубокой луже, разлившейся по искореженному асфальту, по-прежнему отражалось синее небо с облачками. На газоне бородатый дедуся выгуливал рыжего лохматого пса непонятной породы, а тот в щенячьем восторге нарезал круги по островкам чахлой, но живучей травы. И день был такой ясный, такой солнечный, такой привычный и обыденный...
Поправляя планшетку под мышкой, мама бодро провозгласила:
- Ну вот, как быстро мы с тобой управились! Правда, удачно получилось, что мы смогли зайти почиститься?
Даша послушно кивнула. Удачнее не бывает.
- А вообще... Все как нарочно, - добавила мама, уже с меньшим энтузиазмом. - Ладно, пойдем, пойдем.
"Почему - как нарочно? - подумала Даша с удивлением. - Не случайно же?.."
***
Разумеется, заказчик выбрал первый из восьми рисунков. Мама потом долго возмущалась: "И зачем надо было надрываться?!" - словно это он был виноват в том, что ей захотелось для подстраховки проделать более основательную работу, чем нужно.
Даша, как и обещала, вела себя примерно. Правда, шансов нарушить слово ей все равно не представилось, поскольку на самой встрече она не присутствовала, а сидела в приемной - в компании пожилой секретарши. Не особенно скрываясь, та красила ногти ярко-розовым лаком хищного, ядовитого оттенка.
А Даша думала. Потому что надо было многое осмыслить. "Ну вот, как быстро мы управились", - сказала мама. И правда, они совсем не опоздали, и это было странно. Даше казалось, что они пробыли в тетиной квартире довольно-таки долго. Может, время там течет как-то по-другому - тянется ме-едленно, точно патока или мед, клейкой ниточкой стекающий с большой ложки? Или вообще не идет, остановилось - случается же такое? Как в сказке про спящую красавицу и ее заколдованный замок. Не то чтобы тетя напоминала спящую красавицу - скорее, сильно не выспавшуюся. А вот ее квартира определенно была похожа волшебное царство, заросшее вековой паутиной.
Наверное, маму тоже занимали какие-то вопросы, связанные с сегодняшним, несколько неожиданным походом в гости. Потому что вечером на кухне опять состоялось тайное совещание вполголоса. Результаты его свелись к тому, что на следующий день папа отправился после работы проведать тетю Надю. Вернулся он мрачный.
Даша сидела в кровати, подоткнув под себя одеяло со всех сторон, и прислушивалась к негромким шорохам нового секретного заседания, совмещенного с поздним чаепитием. Вот целлофановое шуршание - это папа полез в пакет за печеньем. Открылась и закрылась дверца холодильника: мама посмотрела, не появилось ли там чего нового. Забулькала вода, закипая в электрическом чайнике; щелк - и он отключился.
- ...У меня такое впечатление, что она никуда не выходила уже неделю. Это как минимум, - рассказывал папа. - В холодильнике - только пакет пельменей и сосиски смерзшиеся. Я сходил в магазин, купил ей хоть какой-то запас продуктов, а она сама идти не хотела. На столе у нее разложены какие-то камешки, она говорит - из бабушкиной шкатулки. И трясется над ними - просто не знаю как над чем. И фоофче федет фефя фтранно, - с печеньем за щекой папа говорил мало того, что тихо, так еще и неразборчиво, и следующую фразу Даша пропустила почти полностью. - ...А пол у входа в обе комнаты исчерчен мелом. Надя говорит - это что-то вроде защиты, заградительной черты. В комнаты она, само собой, не заходит. И меня не пустила. Нельзя, мол. Надо подождать. Потерпеть совсем немножко. Она кого-то там видит якобы. И твердит слово "они": они то, они се. Кто - непонятно... Ерунда, в общем, какая-то.
- Ну да, - согласилась мама. Судя по звукам - разливая чай. - У меня давно были подозрения, что она немножко... того. На почве своих мистических изысканий.
Даша представила, как папа недовольно морщит губы, так что рот у него слегка перекашивается набок. Была у него такая привычка, когда он задумывался над чем-то неприятным. Молчание все тянулось и тянулось, как бесконечная жевательная резинка. Через минуту-другую папа пробормотал:
- Она меня в конце концов чуть ли не выставила. Типа всем спасибо, все свободны. Сказала, что сама со всем справится. Хотя - с чем справится?.. - Он снова помолчал и без особой надежды на ответ поинтересовался: - Как думаешь, что делать?
Мама, наверное, тоже нахмурилась. По крайней мере, ложечкой о края чашки она позвякивала как-то раздраженно.
- Это не наша проблема, Саш, это ее проблема.
Снова шуршание целлофана. Папе для принятия решений всегда требовалось подкрепление.
- Саш, а что тут можно сделать?! Она ведь никому не причиняет вреда, и себе тоже. Если не хочет заходить в какие-то комнаты - так это ее комнаты и ее право. Кроме того, она же сама сказала, что справится без тебя. Так?
Мама, горячась, слегка повысила голос, так что ее стало совсем хорошо слышно. Папа, кажется, сказал: "Шшш!" - и она продолжала уже чуть тише:
- Я вообще зря тебе рассказала, как мы к ней ходили. Она взрослый человек и может делать, что хочет.
Папа немного помолчал, потом вздохнул, дожевывая печенье:
- Ладно, иди спать. Я пока посуду помою.
Ритуал посудомойства традиционно исполнял именно он. Даша подозревала, что его, в отличие от мамы, успокаивает негромкий шум воды - домашняя мелодия с деликатным перестуком ложек и бряцанием тарелок в качестве аккомпанемента. Если в квартире кто-то моет посуду, значит, в общем-то все хорошо: после трапезы нет более срочных дел.
Вот и сейчас папа мирно и неторопливо бренчал посудой, мурлыча себе под нос какую-то неузнаваемую песенку, пока мама с досадой возилась в соседней комнате, раскладывая большой диван и расстилая постель.
Наконец бульканье в раковине стихло. В коридоре послышались тихие шаги. Осторо-ожно приоткрылась дверь.
- Дашка, ты не спишь, что ли?
Не видя смысла притворяться, Даша щелкнула кнопкой похожего на гриб ночника, и зажегся слабый свет, не столько рассеивающий тени, сколько проникающий в них.
- Я тебя разбудил?
- Не-а.
Папа присел на край кровати.
- А что это ты сумерничаешь тут, вместо того чтобы дрыхнуть давно?
- Ну, так. Думаю.
Некоторое время они сидели и думали вместе.
- Пап... А помнишь, мы читали сказку про Аладдина? Ну, про лампу и про джинна, который в этой лампе жил? Ему еще можно было желания разные загадывать.
- Помню, да.
- А если... если джиннов будет так много, что они быстренько исполнят все желания - ну вот просто все-все-все, и человек ничего больше не сможет для них придумать? Что им тогда делать?
Папа хмыкнул в полутьме:
- В смысле, будут они довольны или нет? Как себя почувствуют, когда останутся безработными?
Даша кивнула.
- Интересный вопрос. Можно сказать, философский... Я читал в одной книжке по мифологии... то есть про сказки... Ну, не важно. В общем, там было про колдунов. У них иногда в подчинении есть этакие помощники - то ли бесы, то ли духи, которые всякую работу по их поручениям делают. Так вот, там говорилось, что этих трудолюбивых товарищей будто бы нельзя оставлять без дела, надо постоянно давать им какие-то задания, иначе они замучают самого колдуна.
- Почему? - Даше нравилось, что с папой можно вести такие разговоры - глупые, как сказала бы мама. Бесцельные. Философские.
- Трудно сказать. Может, от скуки. Может, просто сила у них освобождается, вот они ее против своего хозяина и обращают. Они же его наверняка недолюбливают. Он их вроде как эксплуатирует. Ну... как бы это сказать... Заставляет работать слишком много, вот. Хлопотно, короче, с такими помощниками жить. Все время придумывать им что-то. Обратная сторона власти, так сказать. Правда, тут еще подумаешь, у кого над кем власть...
Даша поразмыслила чуть-чуть и уверенно изрекла:
- Наверное, надо просто-напросто загадать им одно желание, но серьезное какое-нибудь, которое займет их насовсем.
- Ну да, все правильно. Колдуны обычно и задают своим бесенятам невыполнимые задачи. Просеять песок со дна моря или натаскать воду в решете.
Даша произвела в уме кое-какие подсчеты:
- Не-ет, это не навсегда. Они же быстрее все делают, чем люди. А дырки в решете вообще можно заклеить - думаешь, они не догадаются?
Папа молча пожал плечами. Наконец предложил:
- Ладно, не забивай себе голову всякой ерундой на ночь. Спи лучше.
Он хотел уже встать, но Даша успела ухватиться за манжету рубашки:
- Пап, а вот скажи... Астральные сущности - это ведь все равно, что джинны?
Папа призадумался на мгновение:
- Ну... можно и так сказать. А кто тебе про них?.. Хотя, в общем, понятно, - он постоял возле ее кровати, словно не зная, говорить что-то или нет. Потом неловко повторил: - Ладно, спи лучше.
И ушел все-таки.
А Даша еще долго ворочалась в постели, стараясь не шуметь, хотя обычно засыпала почти мгновенно. В полусне ей виделся темный коридор в тетиной квартире, словно она сама все еще пребывала там, и с двух сторон были закрытые двери, а за ними... за ними...
***
- Слава, можно тебя попросить кое о чем?
- Ну... давай.
- Я сейчас тихонечко уйду, ладно? А если тебя спросят, где я, скажешь, что где-то тут, рядом. Что мы просто играем в прятки.
Слава удивленно моргнул. На лбу и на правой щеке у него еще были видны бледные, не отмытые до конца пятнышки зеленки - память о недавнем выздоровлении.
- А на самом деле? Куда это ты уйдешь?
- Мне надо кое-что сделать. Но это секрет, понимаешь?
У Даши были некоторые сомнения, не поделится ли он этим секретом со своей мамой (болтун, болтун!), но посвятить его в свои планы все-таки пришлось. Она могла тихо улизнуть из-под надзора только сейчас, когда ее выгуливали вместе со Славой во дворе. Возможно, ее исчезновение заметят не сразу. А если вполне убедительная история про игру в прятки не вызовет подозрений - благодаря невинному виду Славика, то ее не будут усиленно искать с полицией и собаками еще какое-то время. Даша в красках представила себе толпу полицейских с овчарками, возглавляемую безутешной мамой, и внутренне содрогнулась. Но отступиться... нет, нельзя.
Надо просто-напросто поспешить, чтобы вернуться пораньше: туда - и сразу обратно.
Так Даша отправилась в дальнее путешествие по городу, и приунывший Славик наверняка смотрел ей вслед, только она не оглянулась. В скверике возле дома взрослые мальчишки кидались друг в друга ягодами рябины. Даша гордо прошествовала мимо, нырнула в арку и вышла к большому серому мосту. Посмотрев сначала налево, потом направо и не увидев угрозы для жизни, пересекла проезжую часть. Пологий пандус вел ее все выше и выше - и вот она уже над рекой, заключенной в гранитные берега, и двумя набережными. По ним двигались разноцветные спичечные коробки машин - они куда-то летели, спешили, и в каждой был маленький человечек. Он наслаждался скоростью и видел себя хозяином вселенной, не подозревая, что кто-то смотрит на него сейчас.
Из-под моста неожиданно выплыл нос огромной баржи. Там тоже суетились люди, и если прищурить глаза, можно было увидеть тонкие золотые нити между ними и небом, между рекой и берегами, между домами и машинами, только никто не обращал на них внимания. У всех были свои дела и заботы - и ни одной свободной секунды, чтобы любоваться на эти лучи, этот свет, пронизывающий все вокруг.
Под ногами стелился нагретый теплый асфальт, шаг за шагом, и струящиеся ручейки пыли возникали то здесь, то там от каждого дуновения ветра. Мимо изредка мелькали машины, неторопливо проехал пустой троллейбус.
После моста - снова пробег по проезжей части, с оглядкой налево и направо. Вот бархатистые коврики цветов на прямоугольных клумбах - их было видно из окна автобуса, когда тот разворачивался у моста. А рядом - каменный склеп перехода на другую сторону широкого проспекта. Звонко топая сандалиями по ступеням, Даша сбежала вниз и очутилась в длинном подземном коридоре, тускло подсвеченном моргающими лампами. В одном месте с потолка почему-то капала вода, и пришлось осторожно обойти маленькую лужицу стороной.
Ощущение было странное - как будто она идет по гулкому безлюдному тоннелю в какой-то иной мир. Смутно знакомый. И все-таки чужой. Скорее всего, возникло это чувство потому, что Даша никогда еще не забредала так далеко одна, без родителей.
Массивные квадратные лампы на стенах были заключены в клетки из толстой проволоки - наверное, чтобы их не разбили или не отвинтили. А может, в них запрятаны джинны, как в лампе Аладдина. Как она, кстати, выглядела, эта лампа? Даше почему-то упрямо мерещился тусклый ночник с большим абажуром, хотя на картинке в книге вообще был изображен какой-то непонятный кувшинчик...
Надо рассказать Славику о джиннах - интересно, он поверит? Можно будет прийти сюда вдвоем и тайно попытаться освободить одного из них, пока никто не видит. Но это значит, придется снова сбегать из-под родительского надзора... Проблема.
Даша вздохнула: этим джиннам придется подождать с освобождением...
Понимая, что надо торопиться, она почти вприпрыжку одолела все двадцать шесть ступенек лестницы, местами усеянной окурками и фантиками, и снова окунулась в солнечное марево. У нее была хорошая зрительная память, но ей не требовалось вспоминать смутно знакомый путь, мучительно раздумывая: направо? налево? Каждый новый шаг был порождением предыдущего и подсказывал следующий. Дорога сама ложилась к ее ногам. Из перехода - по асфальтовой тропке, мимо высокого серого здания, мимо сквера, мимо оклеенных объявлениями фонарных столбов. Вот кривой переулок с автобусной остановкой... Двор... Еще один двор...
Это был долгий и солнечный путь, но привел он во тьму.
Удачно обогнув знакомую лужу и проскользнув в узкую щель между двумя машинами, припаркованными прямо на тротуаре, Даша из всех сил дернула на себя тяжелую дверь - и шагнула в пасть неосвещенного подъезда, в кромешный мрак. Лампочка на первом этаже не горела, и после ослепительного полуденного сияния Даша вдруг очутилась в антрацитово-черной космической темноте, не облагороженной присутствием какого-нибудь яркого светила или хотя бы россыпью далеких ледяных звезд.
Двигаясь наугад, она дошла до лестницы и постепенно начала различать очертания предметов - перила, ступени, двери... Нашарила кнопку лифта, нажала - и загорелся красный огонек, а по шахте разнеслось досадливое кряхтение: это разбуженная кабина двигалась вниз.
Даша почему-то не думала о том, как дотянется до звонка и что будет делать после того, как войдет или не войдет, словно этот момент был запредельно далеко. Пока лифт бережно нес ее между небом и землей, время вдруг бесконечно растянулось, так что каждая секунда стала значимой и огромной, а потом неожиданно схлопнулось, как натянутая и спущенная резинка на рогатке: пластиковые створки с грохотом разъехались в стороны, и Даша вышла на площадку, выложенную тусклыми серыми плитками.
Дверь слева - та самая, нужная дверь - была приоткрыта.
Даша неспешно приблизилась, легко потянула за ручку и скользнула в темную щель.
В конце коридора, за пределами видимости - на кухне, должно быть, - чей-то голос заунывно бубнил:
- Да отстаньте, отстаньте же от меня!
И она пошла на звук.
***
Мама только-только хватилась ее, когда она вернулась, так что удалось обойтись без полиции. Славик мужественно придерживался версии про игру в прятки. Выдумка была очень даже правдоподобной - мама в ней и не усомнилась. Просто успела испугаться, что Даша убежала слишком далеко, или залезла неведомо куда, или встретилась с какими-нибудь нехорошими личностями - мало ли. От избытка чувств она прочитала Даше довольно сумбурную лекцию о том, какие опасности подкарауливают маленьких девочек буквально на каждом шагу, и в качестве наказания тут же увела ее домой, но почти сразу успокоилась.
А через два часа позвонил папа и сказал, что задержится. Не упомянул почему, заверил только, что все в порядке. Но при этом голос у него был какой-то неправильный, напряженный, так что мама, еще не отошедшая после пережитых волнений, снова встревожилась. Даша из своей комнатки слышала, как она беспокойно ходит туда-сюда по кухне, бренчит посудой, включает чайник - лишь бы себя чем-то занять, скрасить непредвиденно долгое ожидание.
Даша, в общем-то, догадывалась, что могло произойти, но не была уверена, стоит ли говорить об этом. К тому же, ей надо было посидеть в одиночестве - вроде как в мысленном карантине - после сегодняшнего путешествия. Очень надо, она чувствовала.
Кажется, она тогда задремала, и ей снилось, что совсем рядом кружат, кружат какие-то тени и пытаются коснуться волос, запястий, краешка платья, но каждый раз ловят пустоту. На самом деле они не видели ее, но ощущали чье-то присутствие и поэтому шарили наугад, выискивая хорошо знакомый сгусток человеческой алчности, тугой клубок желаний, чтобы ухватиться за него, вцепиться, как всегда, и больше не отпускать, вырывая из новой души одно желание за другим - с мясом, с кровью... Но этого плотного, жаркого, ощутимого сгустка на сей раз почему-то не было... И они метались встревожено, и проверяли снова - нет, ничего! Ничего!
Это был совсем не страшный сон, только очень печальный.
Всем что-то нужно от них.
Слишком много желаний. Хочу, хочу! Больше, больше! Никто не спрашивал, о чем мечтают они, - каждый думал прежде всего о себе.
Во сне Даша чуть не заплакала, ощутив, как они измучены и одиноки, а потому озлоблены. "Чем я могу помочь вам?" - спросила она, но ее не поняли, не услышали. Нужно было бросить им желание, как мячик или камешек, который они сумеют поймать. Или нет - скорее, как неплотно смотанный клубок, чтобы к ним протянулась прочная ниточка.
Что им всегда поручали? Свить веревку из песка? Сосчитать листья в лесу? Искали задачи посложнее, лишь бы отделаться. Но это все не то, не то... Даша перебирала мысли, как бесконечные четки, не останавливаясь ни на одной, пока не наткнулась на самую простую.
- Я хочу, чтобы вы не исполняли больше ничьих желаний. Давайте дружить. Просто так, - предложила она.
После этого ее сон стал совсем уж мирным и спокойным, поскольку кружение как-то сразу прекратилось, словно все решили поиграть в "море волнуется" и замерли на счет "три". В недоумении, что ли... Что ж, это все-таки было лучше, чем ненависть.
***
Папа вернулся ближе к вечеру - усталый, с бледным, восковым лицом. Даша услышала скрежет ключа в замке и выглянула в коридор, протирая глаза. Через несколько минут мама уже заваривала чай на кухне. И даже поставила третью чашку, для Даши. В этот раз они уже не таились - может быть, думали, что она все равно ничего не поймет?
- Я ей вчера звонил, позавчера тоже - не брала трубку. Сегодня с работы звонил - то же самое. А она же не ходит никуда... Ну, решил заехать. Прихожу - дверь открыта, - отрывисто рассказывал папа. - Зову - не откликается. Я уж испугался. Думаю: мало ли... Но вошел. А она сидит на кухне, в закутке между старым холодильником и раковиной, на полу. Поджала под себя ноги, загородилась столом, табуретками. Соорудила что-то вроде баррикады...Не хотела выходить оттуда, сказала, что прячется. Я не совсем понял, от кого - трудно сказать, что она могла навыдумывать.... Я ей: все хорошо, вылезай. А Надька кричит, что они все исчезли, но этого не может быть, они просто затаились, а потом вернутся, и будет еще хуже.
Даша знала, куда они все ушли, с кем они ушли, но перебивать не стала.
- В общем... Не знаю. Я ее кое-как убедил войти в комнату, нашел успокоительное в аптечке. Она уснула. Что завтра - не знаю. Опять ехать к ней? Может, она успокоится, придет в себя, а может, и нет. Что тогда?
Он помолчал, задумчиво массируя пальцами лоб, потом добавил:
- А знаешь еще что? Пока я у Нади был, ей звонили несколько раз. Сначала из редакции - велели приезжать за деньгами. Сказали, что гонорар ей повысили как постоянному автору и вообще очень довольны. Потом из какого-то издательства, где всякую мистическую литературу издают: предлагали работу, контракт, обещали распрекраснейшие условия. А еще на конференцию звали по аномальным явлениям... Типа как известного специалиста, почетного гостя. Я сказал, что ее сейчас нет в городе, будет через несколько дней. Пусть перезвонят - вдруг она к этому времени опомнится. В данный момент она вообще ни с кем говорить не может, в таком-то состоянии. Обидно... Привалила ей удача, да только не вовремя. И деньги, и слава в некотором роде, причем как-то массово. Раньше ею никто особо не интересовался, а тут - почетный гость, особые условия... Как будто все сбылось, чего она хотела, в один миг, а что толку... она даже не понимает...
Папа рассеянно повертел в руках чайную ложку, очевидно, недоумевая, зачем ее взял, потом очнулся: подвинул к себе сахарницу. Сказал невпопад:
- А на столе, где лежали камни, - только пыль, цветная такая. Точно они все раскрошились. Но так ведь не бывает? Можно их расколошматить чем-нибудь тяжелым?
- Наверное, можно. Молотком.
- Тогда, скорее всего, это она сама... Мне она сказала, что камни, мол, приняли себя негативную энергию и вчера не выдержали, что-то в этом роде.
Он опять замолчал, сосредоточенно, но как-то механически размешивая сахар в желтой кружке. Глотнул, обжегся, снова стал размешивать. Даше казалось, что над правой бровью у него пульсирует красный шарик боли: папа то и дело потирал висок и морщился. Вот бы этот шарик вытащить... Надо только подойти, сесть рядом, незаметно коснуться, потянуть. Оторвать. Папа ничего не заметит: перед глазами у него цветные крошки на столе в тетиной кухне, - а мама вообще смотрит куда-то в сторону батареи.
Даша бережно тащила боль в сомкнутых ладонях, чтобы та не убежала. В ванной большим пальцем кое-как открутила кран горячей воды - и только под струей настоящего кипятка раскрыла ладошки, представляя, как боль, возмущенно пища, исчезает в пенящемся водовороте, и ее уносит в трубу.
После этого Даша хорошенько вымыла руки и пошла пить чай.
Когда она появилась в дверях кухни, папа обернулся - и только сейчас разглядел, что на груди у нее, чуть ниже солнечного сплетения, болтается плоский белый камешек на красной шерстяной нити, продетой через дырочку.
- Э... А это у тебя откуда? - он удивленно ткнул пальцем, хотя мама несколько раз говорила ей, что вот так указывать на людей невежливо. Наверное, папа забыл.
- Тетя подарила, - сказала она чистейшую правду, решив не делать ему замечание. Он просто устал. Бывает. Да и мама промолчала, не возмутилась.