Вот такое дурацкое время ей досталось. Она всегда мечтала жить в другую эпоху; где люди не прячутся за бетонными плитами и пластиковыми безликими окнами, но тогда нужно было бы вернуться во времена неандертальцев. Она всегда мечтала жить во времена, где люди не мечтают повелевать другими, дергать всех за ниточки, но такого мира никогда не существовало. Она всегда мечтала жить во времени, где бы люди жили свободно. Свободно- значит по собственным установленным правилам, но тогда мир бы превратился в хаос. Безумие, безумие, ее жизнь безумие, их жизнь безумие тоже. Для чего они все живут? Эти люди, нет, даже людишки. Ненавидела ли она их? Нет, Лахесис их не ненавидела. Хуже: она их презирала. Их мышиную возню, которую они в мелком тщедушном тщеславии называют жизнью. Еще и с пафосом так произносят "жизнь", и кажется- там вправду что-то значимое. Но лишь гипноз. Никакой жизни нет, ни с большой буквы, ни с маленькой. Шекспир назвал мир театром, а людей в нем- актерами. Шекспир был оптимистом. Все обстояло хуже на самом деле. Мир был не просто театром, а отличными декорациями, возведенными Кукловодом, а жизнь- дурным балаганом, апофеозом пошлости, глупости и разврата. И во всем этом роль, отведенная людям- быть марионетками. Вот они: спешат мимо по бульвару, мимо нее, спешат, не поднимая головы, уткнувшись в телефоны, закутавшись в шарфы, заткнув уши наушниками. Бегут, идут, прогуливаются( но это уже реже), не подозревая, что она стоит в комнате, на четвертом этаже, и смотрит на них. Видит их полусогбенные фигуры, их бессмысленные лица, похожие на муляжи, на которых ничего нет до тех пор, пока Кукловод не даст сигнал, и они не заполнят девственную чистоту лиц тем, что называют "эмоции". Они все берегут, чтут свою пустоту лиц для временного, вместо того, чтобы просто чувствовать и не думать ни о ком, то есть ни на кого не оглядываться. Да, в чувствах нужно быть эгоистом, но они, эти жалкие марионетки, и есть эгоисты, только в другом; совсем не в том, что нужно. Они эгоисты в проявлениях чувств: когда мне будет выгодно- я заплачу, не взирая на себя и других, когда не стыдно- засмеюсь, хоть мне на самом деле и не смешно вовсе. И так далее. До бесконечности.
Лахесис видела как тянутся в небеса бесцветные, невидимые нити от рук, ног, головы, от разных частей туловища многих людей. Они образовывали иллюзию дождя "стеной", так их было много. Целое множество. Множество, которое множилось, а выходить, никто не выходил из этого жуткого содружества. Только прибывало полку с каждым днем. Когда- нибудь они раздавят друг друга, они уже начали давить. Марионетки обладают типичным комплексом марионеток; они думают, что сами все решают. Но вот раз- щелкнули стальные острые лезвия ножниц, и марионетка безжизненной, бессмысленной грудой лежит на асфальте, а через нее перепрыгивают другие марионетки, спеша по своим делам.. Бывает и так, что глупая (ну слишком глупая) марионетка решает сама оборвать свои нити, но тут в дело вмешивается Кукловод. Он ради забавы скорее, чем из каких-либо других прагматичных побуждений, оставляет марионетку в балагане мира. Кукловод- это не Бог. В Бога Лахесис не верила. Кукловод это что-то другое. Что-то вроде Судьбы, но только в еще более широком и ужасном смысле, чем Тихе у греков и тем более Нортия у этруссов или Мешент у египтян.
Город Лахесис напичкан марионетками. Здесь нет ни одной, которая бы ослушалась Кукловода. И таких городов очень много. Тысячи. Все они полны марионетками. Противно.
Два.
Лахесис не строила иллюзий. Еще с семи лет, когда на Рождество ее мать лично вручила ей подарок, не ссылаясь ни на каких мифических персонажей. "Не строй иллюзий, чудес в мире нет."- сказала мать. Лахесис с тех пор искоренила в себе дурную привычку. Она понимала, что и сама тоже марионетка, марионетка в ловких руках Кукловода. Осознавать это было не обидно, но появлялось ощущение безнадежности. Безнадежность угнетает, делает невозможным любую вспышку радости или счастья, гасит свет. Пожалуй, Лахесис была одной из самых несчастных марионеток. Знание ведь никому еще не приносило счастья, даже удовольствия. Удовлетворение, может быть, но ничего кроме. Так повелось еще со времен Адама. Да, гнилые же яблоки росли в саду Эдема.
Сегодня Кукловод повел ее на работу. Без опозданий. Кукловод ее любил. Кукловод был не плох. Он позволял марионеткам общаться друг с другом, но они все чаще пренебрегали своими привилегиями. Они в собственном слепом зазнайстве все реже раскрывали рот, говоря чаще пальцами, по клавиатуре, ощущая как могут управлять беседой другой марионетки. Руководить ей. Этот крошечный осколок власти, на самом деле приравниваемый к нулю, действовал на них как героин. Каждая марионетка пусть в тайне, но мечтала стать Кукловодом. Однако, все было бессмысленным: марионетки оставались марионетками. В Царстве Кукловода была четкая, строгая иерархия. Она не менялась с годами, столетиями, тысячелетиями, она была незыблема, как пирамиды, как Космос, как Вечность.
Лахесис распахнула стеклянную дверь офиса. Вот сидит Секретарша. Красиво сделанная марионетка, почти без недостатков. В голове у нее было весьма пусто, сердца у нее не было, но для марионетки это не важно. Каркас у нее был отличным, чем она была начинена не имело значения. Секретарше Кукловод вложил ровно столько мозга, чтобы она смогла подчиняться его замыслам. Замысел Кукловода насчет этой марионетки был прост- научить ее извлекать выгоду из своего каркаса. Марионетка научилась. Кукловодом Секретарши был Босс. Лично ей Кукловод не занимался. Она была слишком примитивна. Босс- большая марионетка, просто огромная, с нелепыми глазами, которым будто не было изначально отведено место на его лице. Поэтому их так плотно прижали друг к другу, едва разделив перегородкой носа, еле-еле втиснув между лбом и губами. Сквозь каштановые волосы проглядывала уродливая лысина. У Кукловода богатая фантазия. Его балаган, который марионетки зовут "миром", разнообразен. Нет ни одной декорации, в точности похожей на другую, нет ни одной марионетки- точной копии другой. Атропос всегда было смешно и презрительно смотреть за игрой двух марионеток- Босса и Секретарши. Секретарша спала с Боссом ради выгоды. Она глупо полагает, что является его кукловодом. Он дарит ей украшения и то, что она сумеет из него "вытрясти". В прошлом месяце ей дали премию. За то, что она весь месяц отвечала на телефонные звонки, что и входило в ее обязанности. Точнее, что и составляло ее обязанности. Ей кажется это подтверждением своей власти над Боссом. Ошибка, типичная ошибка мелкой марионетки. На самом деле, ей управляет Босс. Ему нравится в их отношениях именно то, что Секретарше на самом деле противно с ним спать, но она покорно выполняет просьбы, которые ей представить противно, стоит только что-нибудь посулить.
Иногда Лахесис становится тяжело. Ей хочется, чтобы Кукловод перерезал ее нити, но он не спешит. Видимо, она еще свою роль не доиграла.
Лахесис ведет скучную жизнь. Она не пытается ее разнообразить. Главное ведь неизменно: она остается марионеткой. У Лахесис была мечта. Она мечтала стать Человеком. Она видела их собственными глазами. Их нити были перерезаны, но они не лежали бесформенной массой. Нет, они двигались, дышали, жили. ЛЮДЕЙ было не много, но они существовали. Лахесис точно знала это.
Три.
Лахесис поздно возвращалась домой с работы. Возвращалась пешком. Она не привыкла рисковать, но и не беспокоилась понапрасну: если что-то должно произойти, то произойдет. Никто не уйдет от Кукловода. Следующим шагом нужно было свернуть в темный глухой переулок. Лахесис про себя его так и называла "глухой переулок". Глухим переулок был для Лахесис не потому, что заводил в тупик, закрывал проход каменной стеной. Глухим он был потому, что там редко ходили люди. Проще говоря, он был непопулярен. Когда вы шагали, стук каблуков и плоской подошвы, соприкасающейся с твердым асфальтом, раздавался в пустоте, никем не заполненной. Пустота поглощала его, буквально сжирала. Мгновенно. И казалось, будто Вы внезапно глохли. Лахесис нужно было сделать шаг, и она сделала. Последнее, что она видела- очертание чего-то похожего на автомобиль. В ту же секунду на ее голову что-то накинули. Что-то шуршащее. "Пакет или мешок."- без всякого страха подумала Лахесис. От внезапности у нее перехватило дыхание. Она почувствовала как удушье сталью зажимает ей глотку, мешая пропускать кислород, но тут же отпустило. Лахесис никогда не любила сюрпризы, особенно такого рода. Чья- то рука грубо нагнула ее вниз, но Лахесис была так податлива, что рука, от удивления, ослабила хватку. Лахесис и не думала сопротивляться. В пакете было трудно дышать, лицо покрылось капельками пота, как запотевшее окно. Лахесис машинально подняла связанные руки, чтобы протереть лицо, но чужая рука, сильным противовесом нагнула их к коленям. Лахесис прислушалась. Тишина. В ушах гудело от недостатка воздуха, но вряд ли ее похитители что-то говорили. Они умышленно не нарушали тишину даже малейшим шорохом. Занять себя было нечем. Обездвиженная, дезориентированная во времени и пространстве, Лахесис принялась было считать, но скоро бросила. Возможно, это ее последние минуты жизни, жутко было их отсчитывать, до тех пор, пока счет не оборвется. С другой стороны, зачем кому-то ее убивать? Нет, ее похитили с другой целью. С какой? С какой целью ее можно похитить? Лахесис провела кончиком языка по губам. Они были влажные и соленые от капелек пота, стекавших с носа. У Лахесис ничего не было: никаких средств, никаких полезных и даже бесполезных связей. С 9 до 18, кроме выходных, она виделась с сотрудниками Корпорации, такими же марионетками, как и она сама. Единственно более менее значимой марионеткой , которую она видел в глаза, был Босс, но он был значим только в пределах их офиса. За его чертой, он был обычной рядовой куклой, которой тоже повелевала марионетка, только крупнее. Но сама Лахесис более крупную марионетку не знала и никогда не видела. Им друг для друга не было дела, каждый выполнял свои функции. За пределами офиса Лахесис еще встречалась с психотерапевтом. Она кончиками пальцев перебирала шифоновую ткань платья. Лахесис закрыла глаза. Вокруг нее все равно было темно; плотный пластиковый пакет не пропускал ультрафиолетовых частиц. Страх так и не пришел к ней. Чего ей пока было бояться? Она так всегда и жила, как- будто с пластиковым пакетом на голове. Почему-то захотелось плакать. Глаза защипало. Наверное, защитная функция психики. От слез Лахесис отвлекли размышления. Как она будет выбираться из машины? Она ведь ничего не видит. Скорее интуицией, чем телом, Лахесис почувствовала, что автомобиль остановился. Послышался легкий щелчок. Наверное открывали дверцы. Чья-то грубая рука, уже знакомая ее телу, схватила Лахесис за предплечье и грубо потащила по сиденью. Платье Лахесис задралось, девушка запнулась, выходя из машины, и упала бы, но рука подхватила ее. Ее Кукловод был груб. Лахесис подозревала, что он еще и жесток.
Четыре.
Грубая безымянная рука тащила Лахесис вперед. Они шли по прямой и почти не заворачивали. Так по-крайней мере представлялось Лахесис. Пакет с ее головы разумеется не сняли, но ее явно вели к чему-то. Скотч, обмотанный вокруг запястий, больно стискивал кожу. Приноровиться под быстрый шаг обладателя направляющей ее руки было невозможно, ведь Лахесис не видела куда ступает, поэтому ее ноги часто путались, и она падала, на доли секунд повиснув на удерживающей ее руке. Обладатель руки не останавливался, волоча Лахесис за собой. Временная потеря зрения далась ей труднее, чем Лахесис могла бы когда-нибудь предположить. Дальше было еще сложнее: пришлось спускаться по лестнице. Может быть, лестница не слишком крутая, но Лахесис постоянно промахивалась мимо ступеней, опираясь ступнями ног о воздух, и заваливалась телом то назад, то в сторону, но рука не позволяла упасть окончательно. От ее поддержки, у Лахесис уже вздулась кожа на предплечье. Лестница казалась бесконечной. Такая лестница вполне может вести души грешников в ад. Сейчас Лахесис как никогда ощущала себя марионеткой. Ее кукловод был так близко к ней. Слишком близко, недопустимо близко. Да и управлял он ей грубо, касаясь ее тела руками, очень примитивно. Глупо и не изощренно для Кукловода. У Лахесис закралось подозрение, что это не тот Кукловод. У Лахесис замерзли пальцы ног. Ее туфли были слишком узкие и слишком легкие, они не рассчитаны на столь длительную прогулку. Наконец, они остановились. Оба: Лахесис и Кукловод. Точнее, его заместитель. С нее сдернули пакет. Лахесис зажмурила глаза от света, который пытался добраться до их сетчатой оболочки. Свет был очень тусклым. Его исторгала внутренность электрической лампочки, висевшей на шнуре, без абажура, замызганной и мутной. Лахесис широко распахнула глаза, как настоящая кукла, и огляделась. Смотреть было не на что. Обшарпанные стены с облупившейся штукатуркой. Все. Лампочка слабым светом освещала пятачок, в котором стояла только она одна. Лахесис стала ощупывать темноту глазами. Она нащупала взглядом два мужских силуэта, стоящих в тени. Руки ей никто не освободил. Лахесис стояла в тонком шифоновом платье в мелкий цветочек, прикрытом черным плащом, в темных туфлях- лодочках, с мокрыми прядями волос, прилипших к ее лицу. Стояла и молчала. Безмолвная, бездвижная марионетка. И тем не менее, Лахесис не просто хотелось верить, она чувствовала, что в ней силы больше, чем в этих двух зловещих молчаливых силуэтах. Да, теперь Лахесис знала наверняка: никто из них не является Кукловодом, хотя возможно и мнил себя таковым. Марионетки- марионетки, чем меньше в них человеческого, тем больше в них тщеславия. Лахесис покачала головой своим мыслям. Нет, то лишь жалкие, мелочные желания куклы на нитях.
- Обернись,- приказал ей голос одного из них. Голос был неживым, деревянным. Кто именно отдавал приказание Лахесис было непонятно, потому что в тени, которая укрывала их от ее глаз, не было видно, кто именно открывает рот. Лахесис обернулась. На нее смотрела бледнеющая от слабого электрического света темнота. Лахесис прищурила глаза, стараясь получше в нее вглядеться, и через несколько минут она смогла различить чей-то недвижимый силуэт. Все ясно. Марионетка. Такая же, как и все здесь присутствующие. Комната марионеток. Комната марионеток в здании марионеток на улице марионеток в городе марионеток. Силуэт был неправильной пропорции. "Оно сидит."- догадалась Лахесис. "Оно" было подумано не с гадливой брезгливостью, не с пренебрежением, а просто потому, что Лахесис не могла разобрать в темноте, кто же перед ней- мужчина или женщина. Круглой формы голова, опущенные плечи, ровный столбик сведенных вместе ног. Внезапно лампочка закачалась с широкой амплитудой и своим светом выхватила у темноты кусок, где укрывался чей-то сидящий силуэт. Кратковременные вспышки тусклого света вполне хватило, чтобы Лахесис застыла от ужаса. Казалось, ее кровь превратилась в лед, так внутри у нее все похолодело. А лампочка продолжала свой танец амплитуды, и снова и снова картина представала перед глазами Лахесис, своими кратковременными вспышками только усиливая леденящий душу эффект. "Значит, я все же не на столько покладистая деревянная кукла",- мелькнула мысль в уме Лахесис. Бедная марионетка. Ее привязали к стулу. Когда-то. Теперь она была уже мертва и ее скованность больше ее не беспокоила. Ее руки были отрублены, а красивое, когда-то женское лицо изуродовано, но больше всего Лахесис напугал ее раскрытый рот, как будто она пыталась заглотнуть им воздух, и глаза, уже мутные, но с еще мерцающим в глубине страхом.
- Страшно?- спросил мужской голос абсолютно бесстрастно. Лахесис ничего не ответила, она не могла отвести взгляд от бедной марионетки, которую время от времени освещал искусственный свет.
Пять.
Мужской силуэт постучал по стене, и дверь бесшумно открылась. В образовавшийся узкий проход впихнули женщину и тут же закрыли, не пропуская даже воздуха извне. У женщины были связаны руки и заклеен рот. В глазах читался тот же страх, что и у бедной марионетки. Он даже не читался, а кричал из глубины еще живых пока глаз. То были глаза Человека. Не бессмысленной, бесчувственной куклы, а Человека. "Боже мой! Боже Мой!"- думала Лахесис, хотя никогда не верила в Бога. Бога не было, был Кукловод. Прежде. Прежде было так.
- Поскольку на предыдущую нашу сообщницу,- и мужской силуэт выбросил руку вперед, указывая на стоявшую перед Лахесис женщину. По лицу женщины пробегали мелкие судороги, из глаз брызгали слезы. То было нахально, изощренно- извращенно называть еще живого уже мертвым.- Такой аргумент, - на сей раз рука вскинулась в сторону уже мертвой женщины.- не возымел действия, и она также отказала нам в помощи, Вам мы решили все наглядно продемонстрировать.
И мужские силуэты наконец выступили из тени. На лицах у них были надеты маски, но это ничего не меняло; Лахесис видела перед собой обычных марионеток, которые не имели никакого значения. Наглядной демонстрацией оказалась пытка, которую силуэты марионеток совершали вполне бесстрастно, до тех пор, пока женщина не умерла. Лахесис чувствовала, как билась ее жилка у виска. Ее несколько раз стошнило, и зелено-серая слизь запачкала ей туфли и грязный пол вокруг. Во рту стало горько и противно- сладко одновременно. Так сладко, что ее еще раз затошнило. Мужские силуэты вышли, и Лахесис слышала как плотно затворилась за ними дверь. Они оставили перепуганную Лахесис одну, точнее, оставив их втроем.
Шесть.
Лахесис продолжала стоять. Прямо перед ней развалился изуродованный труп. Да, то были не марионетки, то были женщины. Настоящие женщины. Настоящие Люди. Их замучили марионетки. Они подвергли себя пыткам, отказываясь помогать марионеткам Кукловода. Лахесис стало жутко. Ее не убили, но обязательно убьют, если только она не выполнит того, что от нее потребуют. Чего же они потребуют? Не столь важно. Лахесис чувствовала, что важность заключалась в том, что она не хочет умирать, тем более вот так. Она позволит дергать себя за стальные нити. Дергать грубо. Оказывается, на каркас марионетки была налеплена живая плоть. Живая, уязвимая, способная не переносить боль и издевательства. Теперь, даже если бы они отпустили ее на волю, она все равно была бы у них в руках, как окольцованная птица в руках птицелова. Страх не позволил бы ей уйти от них. В ее подкорку мозга навсегда отложились эти картины. Лахесис понимала, что скорее всего ей тоже суждена гибель, что ее не отпустят жить. Погибнуть- да, она была уже согласна, но только не так. Она никогда не боялась смерти. Тот, кто не верит в Бога, тот смерти не боится. Чем дольше смотрела Лахесис на трупы женщин, тем сильнее в ней крепло желание умереть быстрой, мгновенной смертью.
Семь.
Кукловод. Лахесис все поняла теперь. Кукловод был сумасшедшим. Спустя несколько часов, ноги Лахесис подкосились, она буквально рухнула на грязный холодный пол. Ног она не чувствовала, они онемели от длительного стоячего положения. Шок стал таять под натиском молчаливых минут одиночества, и она отползла в угол, подальше от несчастных женщин, и накрыла озябшие икры плащом. Было странно, что думала Лахесис о скорой смерти, а тело ее мерзло и ныло. Лахесис не знала сколько времени проходило по ее жизни. В комнате ничего не менялось. Трупы никто не забирал, и Лахесис они уже не шокировали и не пугали. Они вызвали только новые приступы тошноты, так как трупы уже начали разлагаться и издавать плотную вонь. Лахесис уже не понимала. Возможно, они просто хотели убить в ней все человеческое, оставив ей только инстинкт самосохранения? Физиологические потребности стали требовать свое. Было пошло и страшно, что ей хотелось есть, спать и справлять нужду. В комнате, где не было ни одного окна стояла полная тишина, не нарушаемая даже малейшим шорохом. Лахесис постоянно тошнило, в ее желудке не осталось уже ничего, потому ее выворачивало бесцветной слизью. Еще немного и она будет изрыгать из себя кровавую массу. От нее отвратительно пахло испражнениями, потому что Лахесис было неловко справлять потребности при трупах. Ей было стыдно пред ними за то, что они умерли, а она еще жила и доказательства этому были столь примитивными и животными. Лахесис приходилось ходить "под себя". Она превратилась в жалкую куклу, источающую вонь и страх. Сколько прошло часов или, быть может, дней, Лахесис не знала. Наверное дней: такая ужасающая регенерация не могла произойти за пару часов. Лахесис стала разговаривать с трупами, которые выглядели теперь просто омерзительно и ни на что уже не были похожи, вздувшись и потемнев. Ей было их жаль, они были совсем не виноваты. Лахесис рассказывала им свою пошлую жизнь, которой уже никогда больше не будет.
Наконец, дверь раскрылась. Чья-то рука, замаскированная одеждой так, что нельзя было понять мужская она или женская, быстро закинула еду и тут же захлопнула дверь. Лахесис бросили на грязный пол 4 куска черствого хлеба и стакан мутной воды. Лахесис было поднялась, чтобы дойти до пищи, но ее зашатало, и она добралась до хлеба на четвереньках. Она накинулась на хлеб, но желудок отверг такое грубое содержимое. Измученная Лахесис забылась тяжелым, липким сном, больше похожим на бред. Ее разбудил короткий грубый толчок. Лахесис подняла тяжелые веки. Над ней навис мужской силуэт. Мужская марионетка с маской на лице принялась расспрашивать ее короткими сухими фразами о Корпорации. О входах, выходах, об охранной системе, о количестве сотрудников, об их именах. Лахесис рассказала все, но могла рассказать она не много. Кроме того, Лахесис из вопросов поняла, что Корпорация для ее мучителей неприступна. Она почувствовала новую волну страха. Лахесис боялась, что теперь, когда они выяснили, что она им не нужна, когда она уже ничего больше не знает, они убьют ее, также жестко играя с ней, как с куклой. Мужская марионетка приходила еще два раза. Лахесис поняла их умысел: они хотели подорвать Корпорацию. Так издеваться над людьми, чтобы совершить смерть- это было больше, чем преступление. Это был маразм. Абсурд. Просто нечеловечно. По-кукольному жестоко и равнодушно.
" Бездушных кукол здесь- только мы,- думала Лахесис, сжавшись на полу, в клубок.- все остальные- люди, а мы- сумасшедшие."
Восемь.
Операция называлась "Атропос". Задача Лахесис была проста: пронести бомбу в здание Корпорации, та в назначенное время сдитанирует и Здание сложится как карточный домик, в считанные секунды погребя сотни людей под своим кирпичным мясом.
-Вы- террористы.- бросила в спину уходящей марионетке Лахесис.
- Нет,- ответила марионетка, и его голос потеплел от улыбки, которую скрывала маска. Эта теплота улыбки, искренняя и как- будто живая, была самым страшным из всего, что довелось пережить Лахесис за последнее время. Даже если бы трупы вдруг заговорили с ней сейчас, когда от них уже почти ничего не осталось, это было бы менее пугающим. Зачем совершалось массовое убийство? Только ради этого короткого счастливого "нет". Они безумны.
"Так вот как становятся людьми", - подумала Лахесис, глядя на трупы женщин. Она не желала быть безумной марионеткой. Кто бы ей не управлял и ради каких целей: террористы, антиполитические группировки, наемники - неважно. Смерть остается смертью, какими бы целями ее не оправдывали. Именно тем она и страшна.
Девять.
Кукловод был сумасшедшим, и Лахесис не собиралась подчиняться его безжалостным пальцам, разыгрывая роль в его извращенных спектаклях. Что может жалкая кукла против Кукловода? Лахесис вымыли, переодели, словом, привели в порядок, чтобы она не вызвала подозрений. Они выпустили ее на переулке, позволив ей пройти несколько кварталов на свободе, прежде, чем она умрет. Лахесис знала на что они рассчитывали: после всех штучек, что они проделывали, никто бы не воспротивился их указаниям. Если она попытается сбежать, ее найдут и смерть ее будет ужасна. "Однако,"- подумала Лахесис и улыбнулась сама себе. Некоторые прохожие улыбались ей в ответ. Лахесис шагала по улице, в толпе марионеток, в городе марионеток. Да, они все еще марионетки: часто бездушные, часто бессердечные и эгоистичные, но у них есть душа. На самом деле, у них есть душа, которая скрыта под толстой, непробиваемой оболочкой, как зернышко грецкого ореха под скорлупой. Когда скорлупа разбивается, душа освобождается. Она превращает их в Людей. Настоящих живых Людей, способных на радость за другого, на бескорыстность, на честность, на преданность, на благодарность и сострадание. В людей, чье живое сердце может разбиться, может погибнуть от боли и от счастья. У них должен быть шанс стать Людьми. Должен.
Лахесис не собиралась превращаться в Атропос. "Нет, мой великолепный Монстр-Кукловод,- думала она.- Это мы: я, твои сообщники и подобные им- марионетки. И даже ты. Да, ты, Кукловод, на самом деле самая жалкая марионетка, которая позволяет своим извращенным, животным похоти и болезненным фантазиям, с порочной яростью дергать себя за нити, до тех пор, пока другая марионетка, подобная тебе, возомнившая себя чьим-то кукловодом, не превратит тебя в кучу жалкого праха, над которым никто не поплачет. А они- люди. Безумная масса, создающая безумный мир. Они жестоки, эгоистичны, циничны, но они люди. Просто люди, устроившие из своей жизни абсурдный балаган. Они люди и потому у них есть шанс стать ЛЮДЬМИ. У всех, у каждого."
Десять.
По всем телеканалам передавали, что в городе марионеток рухнуло от взрыва здание Корпорации. К счастью, всех людей успели эвакуировать, поскольку поступил звонок, что заложена бомба. По предварительным данным звонок совершила служащая Лахесис, которая не успела эвакуироваться. Ее тело пока не обнаружено под завалами...Кукловод щелкнул кнопкой, и экран с резво шевелящей губами марионеткой померк. Кукловод был зол. Глупые, глупые марионетки, которые оказываются настоящими Людьми. Они оказываются способными на самопожертвование, на сострадание. На кучу глупых вещей. Они оставляют Кукловода в дураках. Ничего, отыщется другая марионетка. Их полно. Их целый город.