Держи ум свой во аде и не отчаивайся,
Не давай передышки сердцу, рукам своим отдыха.

Говорят, что сорок церквей расписал я,
Может так, может и меньше, не помню.

Но как же помнить в этой земле заснеженной,
Рыжую землю Афона, небес его золото,
В крае войны - Ту, в чьей молитве прибежище?
Как же писать Ее?.. Если чего и достоин, -
Лишь подносить бы кисти да штукатурить стены.
Если бы смел, об одном я просил бы, Господи,
Пусть Твой ангел ведет рукою моей,
Пусть он напишет истинно, лепо, строго,
Как подобает, так, как я не сумею.

Как птица душа моя, Господи,
Дрожит в смятении,
Крылами бьет на ветру,
В метели сбилась с дороги.
Дрожу под взглядом Твоим,
Корчусь от смертной тени.

Паду на лице свое, будто дитя во мраке,
Как отроки в печи огненной,
Как Анна пред скинией, шепотом, незаметно,
Как жены, что в саду оплакивали ушедшего, -
Ведь что остается нам - веру крепить трудами,
В предрассветный час готовить ладан и мирро, -
Но если Ты не отвалишь камень, что мы найдем кроме смерти?..
... но как не выйти из дома, когда Ты кличешь?

И грешно ждать иных чудес кроме тех, что проходят нами.
В сокрушении сердца, в немыслимом дерзновении,
Я пишу и шепчу "Богородице, дево, радуйся..."
И гляжу как Ее светлый лик проступает на плоти фрески,
И пишу, пишу, и радуюсь вместе с Нею.