Аннотация: Сборник ноктюрнов: Летний Осенний Зимний Весенний
Летний ноктюрн.
Несмотря на то, что солнце упало за горизонт уже несколько часов назад, в воздухе продолжал стоять невыносимый гомон. Очнувшиеся цикады стали с усердием выводить свои рулады. Где-то многоголосым нестройным кваканьем отзывался пруд. Ветер, уносящий облака куда-то вдаль, тревожил пшеницу на полях, и колосья возмущенно перешептывались.
Одиноко стоящая фигура у кромки леса была совсем незаметна в этом бурлящем празднике жизни. Чужой жизни. Ей, этой странной человеческой фигурке, невозможно было слиться с окружающим ее великолепием, но она не казалась чуждой царящему здесь веселью, ибо когда-то тоже была рождена этим миром.
Лес на фоне бескрайности поля казался таинственным, обладающим каким-то особым шармом. Деревья безмолвно и нерушимо стояли на страже высокими несгибаемыми столбами. Туман медленно опускался на землю, принимая ее в свои объятия, как заботливый родитель, окутывая серебристо-серым невесомым платком. Постепенно воздух летней ночи опустел, стало тише. Все замерло в ожидании чего-то ему только ведомого.
Запах был свежим, будто бы влажным, почти осязаемым. Он наполнял собой легкие прислонившегося к березе человека. Он мрачно взирал из-под прикрытия лесного полога на пространство перед собой. В его взгляде можно было заметить отчаянную самоиронию. Каким бы прекрасным ни был мир природы, человек уже давно не являлся ее неотъемлемой частью. Более того, они стояли по разные берега. Природа продолжала жить беззаветно, без меры, не зная усталости. А человек... Да что человек, он выбрал свой путь! И теперь шел уверенно, порой дерзко по тонкой вьющейся тропинке, что пролегала через замершее в ожидании рассвета поле...
Осенний ноктюрн.
Вокруг стояла пронзительная, давящая тишина, и только шорох опавшего золота листвы под ногами не давал забыть о реальности происходящего. Тепла уже не было. Порывы ветра приносили лишь отголоски чего-то невыносимо далекого, будто издеваясь, презренно бросали в лицо умершие листья, а человек все продолжал идти. Луна не вышла ему навстречу, скрылась за тяжелыми, свинцовыми тучами, не отличимыми от самого неба. Даже звезды были бледнее этой ночью. А шаги все раздавались.
Обиженный небосклон опрокинулся на него холодным дождем. Падающие капли разбивались об асфальт нотами барабанного марша. А он мерно шел, спрятав руки в карманы, через пелену дождя, будто сквозь врата.
Ночь - это всегда грань. Но каждый решает для себя сам - между чем... Между добром и злом. Между жизнью и смертью. Между покоем и страстью. Между любовью и ненавистью. Между движеньем и бездействием.
И он шел... Он выбрал!
Луноликая не могла видеть тонких губ, изогнувшихся в улыбке. И хотя ледяные капли продолжали молотить по промокшему насквозь плащу, улыбка сама появилась на устах. Ветер, отчаянно срывавший шапку с головы, старался заглянуть в это странное лицо. Что отражалось в его глазах? Уж не глубина ли небес? Для чего были эти тонкие, резкие скулы и волевой подбородок? Неведомо... И эта безумная улыбка... Кто знает? Но этой ночью им не найти ответа.
Поэтому он спокойно, уверенно шел вперед, и его невозмутимости могли позавидовать даже звезды...
Зимний ноктюрн.
На электронике часов ровно четыре нуля. Высокие шпили домов, разрывающих небо кончиками крыш, окружили заснеженный двор. Вереница следов неглубокими провалами на белоснежном ковре прочертила дорожку. Сугробы высились по сторонам молчаливо, важно. И темнота из-за пронзительно белого снега не казалась такой плотной. Вдалеке мерцали огни фар, слышался рев моторов автомобилей.
Одиноко бредущая фигура не вызывала удивления. Некоторые дома продолжали смотреть горящими окнами на идущего.
Ночной город посреди ледяного царства казался безжалостным, готовым растоптать и растерзать теряющуюся рядом с высотными зданиями мужскую фигуру. Но город - это не дома и машины, это не мосты и дороги, это не бутики и рестораны, а люди. И что для них человеческая жизнь? Пустяк. И от этого страшно.
Ночь не просто отсутствие света, это не просто часть суток, не хранилище людских страхов, это не безудержное сонное забвение, нет. Это даже больше, чем состояние души.
Ночь - это бесконечная даль обсидианового неба, к которой ведет двойная сплошная, это сгусток тьмы, охвативший мир, ворвавшийся в жизни людей мириадами огней большого города со стремительностью урагана, это священное таинство для двоих, молчаливое искупление для одного, это бесконечный холст для ночных светил и тернистый, простирающийся на декады лет вперед путь для беспрестанно идущего по тропам этого мира человека...
Весенний ноктюрн.
Привычный глазу индиго был поразительно глубоким, задумчивым. Удивительно чистый и спокойный небесный океан. Казалось, он утомлен вечными зимними снегопадами. Млечный путь табачным дымком курился в вышине.
Снег сошел уже довольно давно, земля успела высохнуть и прорваться вверх головками цветов и коврами трав. И поэтому дождь, ласкающий ее, был странно печален. Так, в этот молчаливый час, состоялась панихида по прошедшему апрелю. Среди этого весеннего царства человек был неуместен. И он старался идти быстро, чуть не бегом, ускоряя и ускоряя шаг. Его дороги не было видно, она существовала лишь для него одного. Закрывшиеся на ночь бутоны желторотых одуванчиков скорбно кивали вслед идущему, будто оплакивали и его тоже.
Ночное время суток в угоду вешнему настроению становилось короче, его оставалось теперь так мало! Мужчина продолжал идти, не уделяя и толики внимания внезапно сгустившемуся вокруг сумраку. Что ж, ночь перед рассветом всегда темнее... А потом... утро!