Моя подруга Майка, или малиновая скатерть с кистями
Она к нам пришла в 9-м классе. А до этого жила в Перми, у бабушки. Теперь же, мать взяла её к себе, потому что её сын от второго брака, Алёша, пошёл в 1-й класс, и кому-то надо было за ним присматривать.
Нам было по пятнадцать лет. И вся моя ранняя юность была окрашена этой дружбой.
Мне и сейчас часто снится их дом. Дом, которого давно нет. Я брожу во сне вокруг него, заглядываю в окна, ищу их . . .
А тогда. . ., тогда нам было пятнадцать лет, и жизнь только начиналась.
Мы были очень разные. У Майки была, полноватая, но точёная фигурка, тонкие капризные губы и всегда короткая стрижка под мальчика. А я была неловкая и застенчивая. Единственным моим достоянием были волосы, русые с медным отливом. Они спадали каскадом волн на плечи, завиваясь на концах в трубочки. Они не были особенно густыми, но производили такое впечатление из-за того, что были лёгкие и очень пушистые.
Я была романтиком, а Майка трезво смотрела на жизнь.
Когда я пришла к ним в первый раз, мне прежде всего бросилась в глаза малиновая скатерть, бархатная, с кистями. . . Она была как бы символом благополучия в доме, их визитной карточкой.
Они жили неподалёку от нас в деревянном одноэтажном доме, в который был парадный вход с улицы, и вторая дверь, через сени выводившая прямо в сад, в котором росли старые, хорошо плодоносящие, яблони. Каждую осень в сенях стояли большие корзины и вёдра с яблоками, и на полу тоже лежали яблоки. Они пахли августом и ещё чем-то тонким и грустным.
Майкина же комната располагалась слева от входа в квартиру и была крошечной и уютной. Особенно мне нравился старинный письменный стол, он занимал бОльшую часть комнаты. На столе под стеклом лежал только календарь. Всякими там вырезанными из журналов картинками Майка не увлекалась.
Меня интриговала её семья. В ней всё было необычно, всё не так, как у нас.
Сейчас я понимаю, насколько молоды были её родители. Ведь им в ту пору было всего 33 года. Но тогда они мне казались весьма пожилыми людьми. Её отчим, дядя Веня, работал инженером в проектном институте, а мать там же чертёжницей. Но работу она брала на дом и поэтому, я думаю, что, скорее всего, матери пришлось забрать Майку у бабушки из-за того, что она уже не справлялась с подросшей и рано повзрослевшей внучкой.
Ещё меня притягивало к их дому одно тайное обстоятельство, в котором я боялась признаться даже самой себе: младший брат Майки, Алёша, дружил с Русланом, а я с 14-ти лет была в него влюблена. Они жили в соседних домах, и он любил возиться с малышнёй, причём умел дружить с ними всерьёз. Как-то это у него хорошо получалось. Он, наверное, в душе был прирождённым педагогом, вот только не догадывался об этом. К сожалению, так и не догадался и выбрал впоследствии другую профессию. И, может быть, это обстоятельство сломало его жизнь - он начал пить. А тем летом он окончил школу и, работая на железной дороге, ждал призыва а армию.
Семья у Майки была необычная - в ней постоянно кипели страсти. Может, это определялось характером её мамы, Лидии Сергеевны? Она была подвержена эмоциональным вспышкам, которые тщательно скрывала.
В ранней молодости она пережила неудачный роман, результатом которого было появление на свет Майки. Майка родилась слабой недоношенной. Её выходила бабушка. А Лидия Сергеевна через несколько лет благополучно вышла замуж. Учителям в нашей школе она объясняла, что не могла сама воспитывать Майку, потому что у неё был открытый процесс туберкулёза.
Лидия Сергеевна была худенькой невысокой женщиной с пепельными кудрявыми волосами. Она постоянно курила. Дымящаяся сигарета словно приросла к её руке. Другой я её не помню. Ещё обращал на себя внимание её негромкий голос уверенной в себе женщины. Её твёрдость. Она всегда знала, что хочет. С соседками разговаривала ласково и слегка покровительственно. А они с удовольствием принимали это покровительство и прибегали по-бабьи жаловаться на пьянство и самодурство своих мужей, которое так процветает испокон веков на Руси.
Лидия Сергеевна их внимательно выслушивала и с авторитетным видом раздавала советы. Она знала, как держать мужчин в узде.
Её же собственный муж, дядя Веня, был мягким спокойным человеком со слабым здоровьем.
Своего сына она любила называть несколько претенциозно "князь Алексейка" и очень баловала его.
Мальчик был светловолосый и милый, с живым любознательным характером.
Отношения в семье, судя по всему, были сложные. Но я тогда не понимала всего расклада вещей: отчим и падчерица, мать и рано созревшая дочь, болезненный мальчик. . .
Однажды я застала у них дома настоящий погром. Я перешагнула порог и застыла от изумления: в майкиной комнате всё было перевёрнуто верх дном, кругом валялись осколки стекла.
"Что случилось?", - спросила я.
"Мы поссорились с мамой",- нехотя и уклончиво ответила Майка. И мы, присев на корточки, принялись молча собирать стёкла.
В школе способностями Майка не блистала. По всем предметам ей ставили натянутые троечки. И в нашем классе у мальчишек она не пользовалась авторитетом.
Зато у неё было много поклонников на стороне. Учащийся речного училища Вова бродил часами под её окнами. Его легко можно было узнать по своеобразной походке враскачку, руки же он держал крендельком, как клешни, и поэтому к нему приклеилось прозвище - "краб".
Майка раза два сходила с ним в кино от скуки и больше не обращала на него внимания. Тётя Лида считала его неподходящей партией, она говорила скучным брезгливым голосом: " фи, рабочий. . .". И по интонации, с которой она произносила эту фразу было понятно, что он зря тратит время. Она считала неплохой партией Руслана. Он тоже был рабочий, но хорошо зарабатывал, и был сыном главного редактора республиканской газеты. Но когда произносилось его имя, тётя Лида слегка краснела и искоса поглядывала на меня, словно о чём - то догадываясь.
А Майка потихоньку от матери бегала по вечерам к заводской проходной встречать после вечерней смены свою тайную пассию - Лёву. И жарко шептала мне на ухо, что он женатый. По - видимому, запретный плод был для неё особенно сладок. Этот роман продолжался у неё и после того, как она познакомилась с Артуром - студентом авиационного института и уже готовилась стать его женой. А Лёва по - странному совпадению жил в одном дворе с Артуром.
Артур каким-то образом узнал об этом романе, и у них с Майкой до самой свадьбы тянулись вяло текущие ссоры на почве ревности. В свои исповедники он почему - то выбрал меня, и мы с ним часами бродили по улицам, и я терпеливо выслушивала его длинные грустные монологи.
Вообще, парни к Майке липли как мухи, и тётя Лида откровенно гордилась своей дочкой. И не упускала случая продемонстрировать её привлекательность.
Однажды, я пришла к ним в дом, и оказалось, что Майка с Артуром и его другом Артёмом собираются ехать в пригород, в недавно приобретённый его родителями садовый участок. Уговорили поехать и меня. Тётя Лида вынула из шифоньера две одинаковые красные футболки и подала нам с Майкой. А потом, не скрывая своего откровенного удовольствия, любовалась, как ладно сидит футболка на её дочери и как она беспомощно висит на моих остреньких худых плечах. Мы ведь носили разные размеры! Но это я поняла намного позже.
Иногда, Лидия Сергеевна, сложив губы трубочкой, бормотала с умилением:" У -у-у, у вас наверное губы мёдом намазаны, потому вы так с мальчиками целоваться любите". И ещё, когда Майка отказывалась надевать варежки: "На улице мороз. Вот пойдёшь гулять с мальчиком, снимешь варежку, а ручка у тебя будет тёплая мягкая приятная". И ещё много чего в таком же духе, противного и приторного.
По окончании школы отчим, дядя Веня, устроил Майку на вечернее отделение авиационного института. Деканом вечернего отделения был его старый закадычный друг. Майка не то, что точные, она и гуманитарные предметы не тянула. Но всё же сумела проболтаться год в институте, а весной вышла замуж за Артура, и они уехали по распределению в Среднюю Азию.
Я к тому времени тоже вышла замуж.
Вначале мы переписывались семьями. Письма писал, конечно, Артур. Майка не любила это занятие, да и не умела излагать свои мысли. А может, их у неё и не было?
Там в Средней Азии она родила сына Сашу и всё же окончила заочное отделение индустриального техникума. Как ей это удалось? Она со смехом рассказывала в один из своих приездов, что на каждый экзамен специально приводила своего маленького сынишку. Сын бегал по коридорам техникума, а она заходила в классную комнату, брала билет и якобы готовилась к ответу. В это мгновение в комнату начинали без конца заглядывать посторонние люди и спрашивать: "Чей это там ребёнок бегает без присмотра?" Майка с невинным видом отвечала, что это её сын. Преподаватель торопливо ставил ей тройку и отпускал домой.
Артур работал военпредом на номерном военном заводе, и жили они в материальном отношении благополучно.
Майку он пристроил в один из многочисленных заводских отделов, инженером, где она в течение всего рабочего дня перебирала бумажки, ничего в них не понимая.
Постепенно наша переписка заглохла. И долгое время я ничего не знала о них. Лишь, встречая где-нибудь на улице сестёр Артура, получала скупые обрывочные сведения.
Началась перестройка. Военные заводы закрывались один за другим. Тысячи людей оставались без работы. . .Кто-то пробовал себя в бизнесе. . .
И вот на днях я встретила в стоматологической поликлинике мать Артура.Она мне с горечью рассказала, что её внук Саша бросил институт и теперь работает директором рынка. И Майка там же. Она совсем "заелась" и обнаглела: выгнала Артура. Даже дублёнку ему не отдала.
Дяди Вени и Алёши уже нет в живых, а тётя Лида живёт в панельной девятиэтажке со снохой и двумя детьми Алёши.
И всё же. . ., те годы моей ранней юности не отпускают, и мне часто снится их дом и запах яблок, рассыпанных на полу в сенях и запах дождя, который с такой силой бился в окна в тот вечер, когда мы провожали Руслана в армию и дарили ему на память всякие милые безделушки, много и долго болтали и смеялись, а в моих глазах стояли никем незамеченные слёзы. Я знала, что мы провожаем не только Руслана, но и свою желторотую юность. . .