"СШЭР N13" - гласила потрёпанная временем и московскими кислотными осадками вывеска. Само здание напоминало пострадавший от пульпита зуб - ремонт был жизненно необходим.
Значит, ГИС-траспортёр не ошибся, доставил по адресу. Хотя, по опыту знаю, с этой дрянью и не такое бывает. Моя разработка. И как разработчик я знаю, что стоит не обновить ландшафтно-адресное пространство, и здравствуйте. Так, например, коллегу из отдела тестирования Серёгу Беспричинных пару раз вместо Посадской улицы, где он проживает, уносило в Сергиев Посад.
К слову, сам Сергей и посоветовал мне обратиться в СШЭР. Мол, Санёк, дружище, надо смотреть правде в глаза: твой жизненный цикл работа-дом-жена превращает тебя в урода. Нервы ни к чёрту, общительность на нуле, доброжелательность захлебнулась, показатели эффективности стремятся к критическим значениям. Но есть одно местечко. Сам пробовал. Рекомендую. И улыбается, сволочь.
Что делать... Нельзя не согласиться. Со стороны оно всегда виднее. Для того и нужны настоящие друзья - чтобы говорить тебе правду о тебе самом, когда ты сам её не видишь.
И вот стою я перед осколком прошлого. На выщербленных серых ступенях.
"Скажи слово, тварь, и войдёшь!" - привлекает взгляд объявление, прикрепленное раритетными кнопками к обшарпанной входной двери. Ламинированный листок формата А4 - привет из далёкой эпохи.
- Дивнюки вы эльфийские! - несмотря на дрянное настроение, я нашёл в себе силы улыбнуться.
Вспомнилась школа, уроки литературы. Эх, сейчас бы чарочку гномояда, да трубочку эльфийским листом набить, раскуриться.
Отбросив несбыточные мечты, я дёрнул ручку двери. Тщетно. Обшарпанный дубовый монолит не шелохнулся. Пришлось толкнуть плечом - ноль реакции. Кроме запротестовавшего от такого обращения плеча.
- Тварь! - с чувством ругнулся я, покопавшись в памяти и выудив ответ на эльфийскую загадку.
Дверь, всё такая же неприступная, провернула меня на посохе Гэндальфа вместе неверным паролем.
- Да твою ж maman! - я начал судорожно искать взглядом табличку с расписанием работы заведения. Неужели, попал на выходной день? Что такое "не везёт", и как с этим бороться... Подвели меня Серёгины ГИС-данные?
Табличка отсутствовала.
Я ещё раз потеребил дверную ручку - хоть бы хны.
- Скажи слово, тварь, - прокряхтел чей-то голос за дубовым препятствием, делая особое ударение на слове "тварь". Будто ко мне обратился. - И войдёшь.
- Открывайте уже! - рявкнул я, чувствуя как краснеют щёки и кончики ушей. Затаившаяся ярость рванулась наружу. - Что за шутки. Мальчика нашли!?
- Скажи слово, тварь! - настойчиво повторил голос неизвестного. Спокойно так. Как будто его вовсе не волновало эмоциональное состояние посетителя.
- Какое ещё слово? - в это мгновение я твёрдо решил, что если дверь всё-таки откроется, то я нанесу этому вахтёру травмы. И тут, скрипнув на проржавевших петлях, дубовые створки разошлись. - Сука...
- Слово, тварь. Слово! - заросший пегой бородой старик схватил меня за ворот пальто и потащил вглубь здания. Я хотел было посопротивляться, нанести вахтёру обещанные травмы, но... неожиданно для самого себя перехотел. Ушло желание. Или затаилось. Я не понял.
Не знаю, сколько мы прошли по тёмному коридору, я сбился на сотне шагов. Но тут мой нечаянный проводник открыл какую-то дверь, и свет наотмашь ударил по уже привыкшим к темноте глазам.
Бородач бросил меня в кресло у резного стола. Сам сел напротив. И я, проморгавшись, наконец-то, смог его рассмотреть.
Напротив меня восседал гриб-сморчок с зелёным свистком на шее. Человек лишь отдалённо напоминающий человека. Исходя из логики свистка - тренер. Его неопрятная борода скорее представлялась мне кособоким муравейником - кучей пепельного цвета, с торчащими в разные стороны палочками и иголками.
Брррр, мерзость. С детства не люблю муравьёв.
- Фамилия? - бородач поморщился, всем своим видом выражая неприязнь к моему присутствию.
- Кокорин! - бросаю в ответ как плевок. Хмурюсь. Уверенность в Серёгиных рекомендациях существенно падает. Раздражение растёт, как давление пара в закипающем чайнике.
- Имя?
- Александр.
- Тебе с такими данными не к нам, а в футбол надо было идти, паря, - существо в "абибосе" ухмыльнулось. - Поди, потомок?
Шутник. И ретро-форму, явно, спецом надел. Быдляк кривобородый. Зачаток амёбы. - Внучатый племянник, - отвечаю, сдерживаясь, чтобы не выругаться или не залепить кулаком вход в муравейник.
Понятное дело, гордиться нечем. Родословная с гнилыми корнями. Впрочем, и родство-то сомнительное - хоть какое-то оправдание.
- И что вам, ваше высокородие, господин Александр Кокорин, - слово "господин" сморчок произнёс с особым нажимом, - понадобилось в нашей спортивной школе эмоциональной разгрузки? Деяния предков тяжким грузом давят на плечи?
Для себя я решил называть его Муравейником, потому как он не представился. А оставлять безымянным объект для лучей ненависти - не комильфо.
- Я именно что за эмоциональной разгрузкой шёл. Но, похоже, у вас тут с этим туго, - демонстративно поворачиваюсь, собираясь уходить. Злость внутри так и клокочет. Уйма времени потеряна впустую. Завтра Серёге выскажу всё, что о нём думаю. Причина выматерить Беспричинных - самая, что ни на есть. Берите, не обожгитесь.
- У нас здесь спортивная школа, а не приёмная психотерапевта, - старик схватил меня за плечо. Крепко. Рванул, повернув лицом к себе.
Всё-таки, чайник закипел. Я занёс кулак.
И очнулся, сидя на коротко стриженой жухлой траве.
Пейзаж - что-то отдалённо напоминающее футбольное поле. Этакий вытянутый прямоугольник. И даже ворота в наличии.
Вокруг - толпа человек двадцать. Кто битой покачивает, кто семечки лузгает, сидя на кортах, кто чётки перебирает с таким выражением на лицах, что сразу видно - набожные люди, сподвижники. И тренер с муравейником на лице - мессия этой гоп-команды с задворков прошлого.
Да и на мне вместо рабочего костюма и стильного пальто -- "абибосовские" треники.
- Вставай, золотко! - мне протянул руку улыбающийся в тридцать два зуба парень - резкий контраст с окружившими меня угрюмышами.
Воспользовавшись его помощью, я поднялся.
- Ну что, Кокорин, - старый бородач швырнул мне что-то похожее на футбольный мяч. - Знаешь, что это?
- И знать не хочу! - я презрительно сплюнул. В гробу я вас видел в майке на босу грудь, любезнейшие.
- Отлично, - каркнул Муравейник. И обратился к улыбчивому, - Ромашка, дуй в ворота. Сейчас мы испытаем новичка. И тебя заодно проверим, не начал ли ты хоть немного ненавидеть этот мир.
Добродушно улыбаясь тот, кого тренер назвал Ромашкой, трусцой побежал в ближайшую штрафную. Встал в рамку.
Тренер, тряхнув муравейником, потянул меня за собой. Поставил мяч на одиннадцатиметровую точку. Пенальти меня бить заставит?
- Так вот, Кокорин. Это не мяч, это - хейт. И играем мы вовсе не в футбол. Сам понимаешь, играть в футбол для эмоциональной разгрузки -- не самое лучшее занятие. Взгляни на команду, - седобородый сделал широкий жест рукой, заставляя ещё раз взглянуть на толпу гопников в трениках. - Ну, какой им футбол, сам посуди.
Честно говоря, я не понимал ни черта. Кроме того, что будь у меня бита, как у некоторых из гоп-команды, я бы с радостью навешал дедуле горячих.
- Короче, - продолжил Муравейник. - Даю первый свисток - готовность вратаря. Второй свисток - готов ли ты. После третьего свистка - бей. Бей так, как будто меня ударить хочешь. От всей души, со всей ненавистью. А дальше поглядим. Понял?
Сигнал к атаке - три зелёных свистка. Смешно.
Я кивнул. С прищуром поглядел на "хейт". Цыкнул меж передних зубов.
От души и с ненавистью, говорите? Мне не жалко.
Дождался третьего свистка. И после короткого разбега пробил.
Удар получился дерьмовым, скажем прямо. Поневоле двоюродного деда припомнишь. Точнёхонько по центру. В грудь улыбающемуся "Ромашке".
И того вместе с хейтом со всей силы отбросило в сетку ворот.
- Гол, однако... - в растерянности протянул гриб-сморчок и задумчиво начал жевать кончик бороды.
Признаться, я и сам оторопел.
- Ты что мне, тварь, вратаря угробил? - заорал тренер спустя мгновение, поняв, что "Ромашка", лежащий в обнимку с хейтом, не шевелится.
Мы бросились упавшему. Я с испуга, что действительно сделал что-то плохое, замер над бледным голкипером. А Муравейник, опустившись на колени, делал какие-то невнятные пассы руками. То ли грудь массировал, то ли крестил. Наконец, наклонился и поцеловал в лоб.
"Ромашка", открыл глаза и захлопал пушистыми ресницами. Одуванчик, прям, а не ромашка:
- Михаил Ефстафьевич, что это было?
- Эх, Ромашин... - Муравейник устало сел рядом с пришедшим в себя вратарём. Рукавом "абибоса" вытер проступивший на лбу пот. - Понимаешь, Дима, за любовь тоже иногда бьют. Давай, приходи в себя, да разъясни новичку, что у нас тут да как. А я в контору. Надо успеть подать Кокорина в заявку. Такого пенальтиста ещё поискать надо. Первым же ударом тебя в нокаут отправил, мда...
Через два часа я с моим новым знакомым Дмитрием Ромашиным сидел в пабе.
Отошедший после выстрела хейтом в грудь голкипер сдул пенную шапку с кружки и сделал добрый глоток.
- Благодать... - протянул он, и белозубая улыбка снова заиграла на его лице.
Везёт же парню. Так мало надо для хорошего настроения.
Впрочем, после тренировки и у меня настроение было на удивление приподнятым. Давно себя так не ощущал. А всего-то делов - по заданию Муравейника попрактиковался в исполнении штрафных ударов: обстучал хейтом и искусственные стенки, и каркас ворот, и даже сетку порвал несколько раз. Ромашку в ворота после первого удара больше не ставили.
- Слушай, - я тоже сделал основательный глоток, оценив пряный вкус эля. - Я так, честно говоря, ничего и не понял. Давай рассказывай.
- А ведь на тугодума ты не похож, Кокорин, - протянул Ромашин. Со вторым глотком его улыбка стала ещё приветливей и шире. - Запустил в меня конденсатом ненависти, а теперь невиновного строит. А если бы я кони двинул?
- Послушай, я не знал! Хейт этот на вид - обычный футбольный мяч.
- Да ладно тебе, - миролюбиво протянул Дмитрий. - Сейчас всё разъясню.
- Валяй, я весь внимание! Твоё здоровье! - мы звонко столкнули кружки.
- Удивительное дело эти СШЭР. Непонятно, почему так мало людей пользуется. Наверное, реклама плохая, - Ромашин говорил не торопливо, в перерывах между предложения пригубляя пенный напиток. - Берёшь толпу людей с накопившимся грузом проблем, из которых буквально сочатся отрицательные эмоции. И выпускаешь на поле. В футбол-то все в детстве играли. Только тут вместе мяча - хейт. Так называется этот конденсатор отрицательных эмоций. Пнёшь его, и на душе легчает. Вот и играем в хейтбол.
- Не слишком ты похож на человека, измученного бытом, - заметил я. - Улыбка на пол лица.
- А вратари все такие. Излишне позитивные и доброжелательные. Поверь, это тоже проблема, потому нам поймать немного ненависти не помешает, - Дмитрий подмигнул мне и поднял руку, подзывая официантку. - Красавица, повтори нам с товарищем.
- Так чего ж тебя вырубило? - Я позволил официантке забрать пустую кружку и уставился на несчастного счастливого голкипера.
- Заряд был слишком сильный. Ты, часом, не мизантроп? Или просто накопилось?
- Накопилось... - я выдохнул. - Работа, и дома жена пилит -- хуже напильника.
Нам принесли эль. Мы молча чокнулись.
- Ты это, за неделю только не расплескайся. А то у нас в следующую субботу финал с Питером. Исполнитель с таким зарядом конденсата - бесценное усиление, - Ромашин ещё раз мне подмигнул. - Уверен, тренер тебя поставит на матч. Так что советую дополнительную накачку. Особенно рекомендую семейную ссору. Беспроигрышный вариант.
- Финал? У вас ещё и турнир есть? - моему изумлению не было предела. И слова про семейную ссору я предпочёл пропустить.
- Любительский, - Дмитрий потёр нос. - До профессионалов, к счастью, не дотягиваем. Там одни мизантропы с ксенофобами под психотропными веществами играют, да филантропы с ксенофилами на антидепрессантах в воротах стоят. Так там и деньги, что от игры, что от фармакологии текут. А мы всего лишь любители-гастролёры. Бывает, кто-то всего на пару тренировок или матчей приходит, и ему хватает. Так и живём.
- А зачем все эти "скажи слово, тварь" и треники? Вот этого я совсем не догнал.
- Метод Ефстафьевича, его и спрашивай. Может, так проще дать выход ненависти...
В понедельник я шёл на работу, как на праздник. Настроение с пятницы никто не испортил. Жены дома не было. Оставила в пятницу короткую видеозаписку: "Уехала на неделю к маме". Так что после тренировки в СШЭР и эля в пабе, я разделся и плюхнулся в постель, и от души выспался. И все выходные был предоставлен сам себе.
- Ничего! - я улыбнулся и хлопнул его по плечу. - Спасибо, Серёга, выручил. Как говорится: то, что доктор прописал.
- Ну, бывай! С тебя пузырь!
- И тебе не хворать, - я нырнул в кабинет, на прощание махнув другу рукой. Рассусоливать некогда. В голове крутилась одна идея...
- Вы понимаете, что вы предлагаете, Кокорин? - начальник департамента ИТ Невструев, смотрел на меня исподлобья.
- Конечно, Семён Семёнович, - я старался остаться спокойным. Хотя его тон мне не нравился. Как есть зарубит идею, гад. - Рацпредложение, на мой взгляд, выгодное. Вместо существующего алгоритма работы ГИС-транспортёров с необходимостью "ручного" ежемесячного обновления баз данных, делаем обновление динамическим - по мере поступления и ввода информации. Оптимизация процесса. Снижение трудозатрат. Я уже скелет скриптов набросал.
- Ты мне что, - Невструев аж привстал в кресле, - людей после этого предлагаешь сокращать?
- Не сокращать, а переориентировать. И оптимизировать численность.
- Пошёл вон!
Чего, я и ожидал. Гнида, она и есть гнида. Знаю я его, сейчас сам вприпрыжку поскачет к техдиру на ковёр, продвигать "свою идею". Зачем я, вообще, к нему пошёл, идиот, покрасоваться захотел? Но ничего, Кокорин не лыком штопан. Лети, Невструев, а мы тебе крылышки подрежем.
- Семён Семёнович, я хочу предупредить, что рацпредложение уже направлено на рассмотрение техническому.
- Ты меня что, перед фактом пришёл поставить?! - глаза Невструева, казалось, были готовы вылезти из орбит.
- Уже поставил, Семён Семёнович, - я вежливо откланялся и закрыл за собой дверь. Жаль, что нельзя хоть одним глазком взглянуть, как он сейчас беситься будет.
- Так. На сегодня от тренировки ты отстранён. Терпишь до субботы, - Муравейник был непреклонен. - Мне сейчас на твою головную боль, согласования документов и козла-начальника - покласть хер такой же длины, как от Земли до Плутона. Матч с питерскими через два дня, кубок на кону, а он конденсат расходовать вздумал. Хейт ему подавай.
- А если я там убью кого? Да, даже если как тогда Ромашку приложу, что откачивать придётся? - я сжал зубы. И кулаки. - Под монастырь подвести хотите?
- Не твоя это головная боль, понял!? Я тебя на игру ставлю, я и отвечать буду. И откачивать... Ладно, - Евстафьевич внезапно сжалился, - иди, сделай пару ударов. Но не больше! И чтоб в субботу был заряжен, как перед первой тренировкой. На стадион не пущу, не то что в раздевалку, если психологическое состояние будет не в точке экстремума.
- Даю слово!
- Слово он даёт, - Муравеник прищурился. - Смотри, как бы потом за твоё Слово не спросили с тебя...
А где играем хоть, дома или на выезде? - жонглируя хейтом, поинтересовался я, пропустив замечание мимо ушей.
- Ни там, ни тут. Финал же! Ни нашим, ни вашим - в Раменском.
- Что ж сразу не в Химках?
- Там нельзя. Арена для профессионалов.
Настроение наутро было лучше некуда. Но я надеялся, что, как и в любую пятницу, день будет трудным. Тем более, что нужно было идти на ковёр к техдиру. А я был уверен, что Невструев уже напел обо мне дифирамб, и моё рацпредложение зарубят или разобьют в пух и прах.
Даже накрутил себя до известной степени.
И каково же было удивление, когда технический, несмотря на все протесты Невструева, рацпредложение утвердил. И назначил меня ответственным за весь проект в целом.
Весь конденсат ушёл и растворился, будто и не было.
Сходил на тренировку, попинал хейт, ничего не скажешь. И как завтра играть? Подвести Муравейника я не мог. Иначе грош цена моему слову.
С такими неутешительными мыслями я ГИС-портнулся домой.
К счастью, из недельного отъезда вернулась жена. И воспользоваться одним из первых советов, полученных в СШЭР, для хорошей игры устроить семейную ссору -- было делом техники.
Тем более, что после визитов к матери, Анюта всегда возвращалась в таком настроении, что семейные ссоры были сами собой разумеющимися атрибутами возвращения в родные пенаты. Даже особых усилий прилагать не требовалось.
Сейчас начнёт петь про то, что пора заводить детей. Про отсутствие внимание к её проблемам. Про бесчувственного, бессердечного, глухого кнопкодава.
Ну вот, поехали!
Поле в Раменском было не в пример хуже нашего тренировочного. Всё в рытвинах и проплёшинах, каким и должно быть поле для игры в хейтбол. Как заметил Муравейник: условия максимально приближенные к профессиональному уровню.
Зрителей не было. Хоть и матч любителей. Но финал, и две лучшие команды. Так что от случайного хейта никто не застрахован.
Наша команда, как и на тренировках, вышла в "абибосовских" трениках. Традиции СШЭР. Выездная форма.
Противник, как и положено жителям культурной столицы, вышел при параде. Наследники Петра Великого, в расшитых камзолах и париках. Со стороны могло показаться, что кто-то всё-таки разрешил в России марш "западных ценностей".
- Цыпа-цыпа, ко-ко-ко! Петушары намалёванные! - раздались глухие восклицания в рядах нашей команды.
Я сказал проще и короче, но ёмко:
- Педерасты!
- Довольно мило, - резюмировал улыбающийся Ромашин.
- Играем в прессинг. Прессуем на всех участках поля. Защите не спать! - Муравейник давал последние установки и размахивал заявочным листком стартового состава.
Приглядевшись, я обнаружил свою фамилию в списке запасных.
- Кокорин, ты сидишь. Я сам знаю, когда тебя выпустить. Потому никаких вопросов, усёк?
Матч начался без раскачки.
Напомаженные петербуржцы игры в тотальный хейтбол. По схеме всеобщего презрения с жестким контролем хейта.
Я не понимал, что это могло значить, но кивал Ефстафьевичу, озвучивающему каждое действие на поле.
- Бровку крой! Жестче в подкате! Кто так выносит, сучий ты потрох! Да вы будете в атаку бегать, инвалиды?! Выдавливай, дави-дави-дави! - по Муравейнику можно было составлять краткий словарь идиоматических выражений.
Но в целом, первый тайм прошёл в борьбе и без опасных моментов. Преимуществом владели питерцы. Их модель игры была отточена. Они не взвинчивали скорости и не форсировали события, но методично осаждали подступы к нашей штрафной.
Впрочем, дело до прицельного удара по воротам так и не дошло. Хейт ни разу не долетел до голкипера. И Ромашка откровенно скучал.
Его долговязый коллега, вообще, время от времени посылал в поле воздушные поцелуи и приветливо махал рукой. Непонятно, своим или чужим. В общем, являл собой образ типичного заднеприводного развальцованного, у которого наступил брачный период.
Убил бы.
Второй тайм начался не в пример бойче. И Ромашке пришлось попотеть, вытаскивая хейт то из-под перекладины, то из нижних углов.
Казалось, ещё немного, и нас дожмут, сомнут и выбросят в помойное ведро.
Шла семьдесят пятая минута. И Муравейник, барражирующий у бровки, сделал замену:
- Кокорин, Жнецов - на поле! Делайте, что хотите, но мне нужен штрафной. Не до пенальти. Но так, чтобы у него, - мне в грудь воткнулся зеленый свисток, - была возможность на один удар. Один хороший удар. Хоть ёжика рожайте, хоть дикобраза. Вперёд!
Легко сказать. Питер продолжал наседать.
Основное время игры подходило к концу, когда Ромашка вытащил, казалось бы, неберущийся хейт после навеса с правого фланга. И было видно, что он дотянулся из последних сил. Улыбка погасла, и в глазах притаился недобрый огонёк. Ещё немного, пару сейвов, и его вместе с хейтом затолкают в ворота.
И Дмитрий, вложив в удар весь накопленный конденсат, запустил мяч далеко за центр поля. Прям на ногу рванувшемуся Жнецову.
Обработать - дело техники. И она не подвела.
Контратака.
Шанс.
Я бросился в широкую брешь меж опешивших защитников. Один разрезающий пас, и выход один на один. А там я вколочу хейт в сетку вместе с заднеприводным.
- Дай!
И Жнецов вырезал мне пас-конфетку. Шведой. Как доктор прописал.
Передо мной остались только хейт, ворота и вратарь. Позади - топот оставшихся не у дел питерских.
Линия штрафной. Одиннадцати метровая точка. Занесённая для удара нога.
И тут земля рванулась мне навстречу. И катящийся по ней хейт, вобравший мой конденсат.
Видимо, один из защитников успел в последний момент сделать подсечку, - подумалось напоследок. Перед тем как хейт и земля подарили мне шикарный поцелуй.
Я лежал навзничь. И ничего не видел перед собой, кроме неба над Раменским. Осколка неба, если быть точным. Всё остальное пространство занимал пегий муравейник - борода Михаила Ефставьевича.
- Кокорин? Живой, скотина?
- Живой... - взгляд сфокусировался. Я попытался встать, опершись на подставленное плечо тренера. - Как игра завершилась?
- Уфффф! - Муравейник облегчённо выдохнул. И тут же взорвался. - Какое завершилась! А кто пенальти бить будет? Жгрумбамдумбайло из деревни Хрумбумбом?! Время на последний удар есть. Снеси этому петуху яйца, Саня! - шепнул он напоследок, убегая за бровку.
Ноги не гнулись. Коленки дрожали. Под ложечкой засосало.
Учитывая, количество прилетевшего мне в голову конденсата, напомаженный вратарь из Питера минимум получит хейт-нокаут. А если максимум?
Но не успел я его пожалеть, как заднеприводный послал мне воздушный поцелуй...
- Ура! Ура! Урааа! Качай его, ребята!
Не скажу, что летать под потолком раздевалки в Раменском мне не понравилось. Благо, что потолки были достаточно высокими.
И шампанское из кубка было сладким, как и вкус победы.
Но едва схлынула эйфория, я понял, чего сейчас хочу больше всего - домой. К Анютке. Просить прощения за вчерашнюю ссору.
Не знаю, получится ли. Вчера я, пожалуй, перестарался. Отправленный в реанимацию после хейт-нокаута питерский вратарь может подтвердить.
Впрочем...
- Михаил Ефставьевич, можно просьбу? - я умудрился выдернуть тренера из кучи-малы беснующихся победителей.
Я шагнул из ГИС-транспортёра прямо на порог дома, чувствуя, что Анюта готовит мне горячую встречу.
И не просчитался.
Не успел раздеться, как почувствовал на себе сверлящий взгляд.
Ноги на ширине плеч. Руки упёрты в бока. Гимнастика? Как бы не так!
Глаза метают молнии. Поставь Аню сейчас бить пенальти, боюсь, гомосека из северной столицы пришлось бы хоронить.
- Где ты был, сволочь? Пил?
- Шампанское из кубка, - я нагнулся, чтобы расстегнуть спортивную сумку.
- Какого ещё кубка? Ты меня совсем за дуру держишь?! - люблю эти истерические нотки.
Под ноги Анютке покатился хейт.
Лишь бы в меня не попала.
- Да пошёл ты, Кокорин! - они летят почти одновременно: хейт в прихожую после хлёсткого, но неточного удара и звонкая пощёчина с правой. - И ты, и твой футбол!
И в тот момент, когда я заключил Анюту в объятия и поцеловал, до ушей донесся грохот из несчастной прихожей. Что-то рухнуло. То ли шкаф, то ли потолок...
Мы лежали на скомканных простынях. И я бездумно глядел в окно. На проплывающие перины облаков.
А они, я уверен, в ответ глядели на нас. На наши скомканные полотна простыней, изломанные горы подушек и одеял. На спящую на моей груди Аню.
От её прижавшегося ко мне тела в меня лились приятная истома и тепло.
Вот только прихожую придётся восстанавливать. И детскую обустраивать...