Я стояла у забора и ждала клиента. Продажные котики пылились у моих ног. Котик-рыбак, котики- велосипедисты, котик Отелло.
-Покупайте, недорого! - лениво зазывала я, в надежде заработать хоть что-нибудь. Редкие прохожие упрямо шли мимо. Серый будничный день навевал скуку. На душе скребли кошки. Те самые, сокровенные, не на продажу.
Подошел знакомый художник Гена.
- У тебя закурить есть?
Я протянула ему пачку сигарет.
- Как мне все надоело, - печально сказал он,- Я так устал жить.
Продажные котики стыдливо отвернулись к забору, не желая слушать его откровений. Он что-то говорил о жене, непутевом внуке, надоедливых родственниках. И всем надо деньги, деньги...
- Что-нибудь пишешь?
- Нет.
Выкурил сигарету и ушел, не помню, в какую сторону. Больше я его на нашем "вернисаже" не видела. Остался только этот кусок воспоминаний. Возможно, и ты в чьей-то памяти сидишь как заноза в заднице, и как тебя оттуда вытащить - вот в чем вопрос. Потому как сидеть на занозах не очень-то и комфортно. И стыдно...
Я стояла у забора в сапогах. Откуда у забора взялись сапоги - без понятия, но то, что они были - клянусь, честное пионерское. Семь пар солдатских сапог отбивающих на морозе чечетку. Стоп. Какую чечетку? Кажется, пахло сиренью и табачным дымом и вдруг холод. После исчезновения Гены прошло минут десять, не более. Нарисовалась стайка вульгарно одетых девиц с полосками бумаги в протянутых руках. То, что эти невзрачные бумажки являются пропуском через забор, выяснилось уже позднее, а тогда я тоже ничего не знала. Обычно девчонки собирались чуть подальше, ближе к дороге. Что их заставило сменить точку? Неизвестно. Нервно постукивая каблучками об асфальт, они топтались, как сердитые гусыни возле пустой кормушки. Как будто кто-то очертил круг, за который они не могли перешагнуть. Замерзли,- подумала я. И все, больше ни одной мысли, стояла как соляной столб, в полном недоумении, и моргала накрашенными ресницами.
Вдруг одна из девушек вытащила из сумочки помаду и подошла к другой девушке. Казалось, что она собирается поцеловать ее, но нет. Она накрасила ей губы, размазав помаду по всему лицу, а потом неожиданно вцепилась зубами в шею несчастной. Полоски бумаги тут же втоптали в лужу крови. Никаких криков, тихо, как в немом кино. И дождь. Завораживающее зрелище. Ты все видишь и понимаешь, но пошевелиться не можешь. Как под гипнозом.
Наконец кто-то из прохожих догадался вызвать полицию, и всех девушек увезли в закрытой машине. Когда им заламывали руки, "укушенная" умудрилась вывернуться и впилась зубами в руку молоденького полицейского, за что и получила привет от его напарника. Резиновой дубинкой в спину. Девушка согнулась пополам как сломанное деревце и ее втащили в машину волоком.
- Проститутки,- сказала стоявшая за моей спиной старушка, одетая в старомодный брючный костюм,- чего-то не поделили между собой.
Я помогла ей раскрыть зонтик, который никак не хотел раскрываться: и у нее, и у меня дрожали руки. А еще у старушки был рыжий парик, съехавший на бок, увесистая палка и клыки...
У меня голова закружилась от предчувствий...
- Вы не волнуйтесь, их все равно отпустят. Возьмут натурой или деньгами и отпустят.
Когда мы проходили мимо лужи крови, я нагнулась и зачем-то подобрала одну из валявшихся полосок бумаги. Старушка тоже взяла одну.
- На всякий случай, вещественное доказательство,- шепнула она.
И снова блеснули ее клыки и перстень на мизинце с большим изумрудом.
- А пойдемте милая ко мне, чайку попьем, я тут недалеко живу,- предложила она,- меня, кстати, Лариса Карловна зовут.
- Спасибо. Как-нибудь в другой раз, картины не на кого оставить.
- Собирайте свою лавочку, все равно торговли сегодня не будет - зеваки одни и дождь.
- И то правда.
Я не стала ждать второго приглашения, побросала котиков в сумки и поплелась за Ларисой Карловной на пятый этаж в ее сталинские хоромы. Дом рядом с драмтеатром, с окнами на улицу Ленина. Символично как-то. И старушка непростая, чувствовался в ней шарм, вернее шарада, которую хотелось разгадать. В подъезде мне показалось, что за нами кто-то увязался, обернулась - пара сапог. Новенькие такие, скрипят на каждой ступеньке.
Лариса Карловна их тоже услышала.
- Мы свое уже отсидели, - плюнула в них смелая старушка, но сапоги никак не отреагировали на плевок и продолжали подниматься вверх по лестнице. Тогда Лариса Карловна швырнула в них палкой, и сапоги полетели вниз. Мне пришлось бросить сумки и бежать за палкой. Вышедшие из строя сапоги валялись у входной двери.
- Мы еще встретимся, - огрызнулся левый сапог,- уже в другом месте.
Я брезгливо взяла их двумя пальцами и вынесла на улицу, поставив рядом с мусорным баком. Подобрав палку, я вернулась к Ларисе Карловне.
Ее трехногая собачка встретила нас громким лаем. Я даже немного испугалась.
- Дуся, фу, нельзя! - пригрозила ей пальцем Лариса Карловна.
Дуся с недовольным видом пропустила меня в комнату и проводила до дивана. Садись, мол, и не дергайся.
- Вы знаете, на нее набросился бультерьер соседа, когда мы выходили гулять, прокусил ногу, пришлось ампутировать.
- Я тоже не люблю бойцовских собак.
Дуся посмотрела на меня с одобрением.
-Умная собачка.
- Вся в меня,- пошутила Лариса Карловна,- с полуслова все понимает. Я ее на улице подобрала щеночком. Помню как она скулила.
Вскоре мы сидели за круглым столом и пили чай с песочным печеньем. Лариса Карловна рассказала про свою жизнь.
Оказалось, что эта маленькая старушка воевала в разведке, (не представляла, что ей столько лет) сразу же из института взяли, в сорок третьем, совсем девчонкой. Ни пороху не нюхала, ни жизни, а тут сразу в разведку. Два языка знала в совершенстве: немецкий и английский, переводила без словаря. И вот закрутила она там роман с одним женатым полковником, а у него другая была, из партийных. Она и настучала куда надо. И отправили Ларису Карловну на Колыму.
Если бы не полковник, сдохла бы в тех лагерях от голода, а он смог вытащить ее из той мясорубки. Женился. Родила ему Лариса сына, да ничего хорошего из этого союза не получилось. Пил ее любимый полковник и ходил по бабам. Развелась и уехала в Сибирь, преподавала немецкий, а сын погиб в автокатастрофе, внуков нет. Вот, собственно, и вся история.
- Сколько же вам лет, Лариса Карловна? Так хорошо выглядите.
- Женщину о возрасте обычно не спрашивают,- усмехнулась Лариса Карловна, обнажив передо мной золотые клыки. Два верхних резца и два нижних,- лет сто, не более. Для ведьмы не так уж и много.
Чашка с чаем повисла в воздухе. Из моего полуоткрытого рта вылетела сонная муха и упала в чашку. Лариса Карловна подхватила из моих рук чашку и осторожно поставила ее на стол. Муху она вытащила серебряной ложечкой.
- Трофейный фарфор из Галиции. Память о муже,- сказала она, любовно поглаживая костлявыми пальцами кружку,- целое состояние стоит.
Муху она выкинула в открытую форточку.
- Насекомых у себя не держу и вам не советую.
Из моего рта вылетела еще одна муха, и Лариса Карловна ловко поймала ее вилкой, пронзив брюшко несчастной мухи насквозь. Такого виртуозного владения столовыми приборами я никогда не видела.
- Поживешь как я и не тому научишься. Мы в лагере, между прочим, говно ели за охранниками.
Потом она показывала свои наряды. Полный гардероб, вышедших из моды крепдешиновых платьев, плиссированных юбок, шелковых кофточек, газовых косынок. И коллекция фетровых шляпок. С перьями и вуалью.
Чувствовалось, что каждая вещь дорога ей, с каждой связано воспоминание. В глазах Ларисы Карловны мелькали искорки счастья, она говорила, говорила, и, слушая ее бесконечную болтовню, я засыпала сидя на стуле.
На прощанье она подарила мне еврейскую жилетку с карманчиками и белую рубашку. Странный наряд.
- Ты приходи ко мне, когда будешь свободна, не стесняйся.
Когда я возвращалась от Ларисы Карловны, дождь уже кончился. Все художники разошлись по домам. У забора остались только сапоги, мне показалось, что их стало намного больше. Вместо привычной лужайки за забором возвышалось мрачное здание из красного кирпича, похожее на водонапорную башню. Запах пряных осенних листьев, воздух не двигался. Ни дуновения ветра, ни гула машин, ни звука - полная тишина.
Итак, времена года снова изменились. Как будто время сбилось с выбранного пути и понеслось в разные стороны, внося в реальность элемент хаоса. Впрочем, это даже становилось забавным - непредсказуемость.
Вспомнила о полоске бумаги, которую подобрала днем. При свете фонаря с любопытством развернула ее и прочитала вслух "Двадцать один ноль-ноль. Не опаздывать" Чушь какая-то. Выбросила ее в урну. Закурила.
- Ваш билет действителен, - сказал чей-то голос,- решайтесь. Сейчас ровно двадцать один ноль-ноль.
Я обернулась. Пустая аллея, вдоль которой выстроились сапоги. Подняла выброшенную бумажку и встала с протянутой рукой, как те девушки. Нет, я была одета более скромно, разве что сапоги. Да, дорогие из хорошей кожи. Про себя я их называла чеченскими, их подарил мне Абу, с которым мы частенько беседовали на этой лужайке. Абу выгуливал там свою кошку Пулю. Холеная, трехцветная красавица. Он садился на траву под дерево, и кошка спрыгивала с его плеча на землю, сразу же начиная охоту за птичками. Правда, давить и калечить птиц Абу не позволял, дергал за поводок и оттаскивал ее в сторону, впрочем, птички и сами могли за себя постоять. Мне кажется, они прекрасно понимали, что кошка на поводке, и просто дразнили животное, летая у нее перед самым носом. Абу мог говорить о ней часами, ведь кроме кошки у него в городе никого не было. Сапоги остались от дочери, когда она училась здесь, потом уехала к матери, а вещи... у богатых свои причуды, нам их не понять. Я написала ему небольшой портрет Пули с фотографии. Неудачно получилось. В движении Пуля смотрелась выигрышнее, но ему, кажется, портрет понравился. Абу предлагал оставлять котиков в съемной квартире, но я не захотела его стеснять, да и Пуле бы мои котики помешали. Еще изнасиловали бы ночью. Шучу.
Кстати, давно его не встречала, видимо, продал, свой солеваренный заводик и уехал в Чечню. После войны там рождались двухголовые овцы и телята, и детей много больных. Вроде нормальный ребенок и раз, неожиданно обнаружится рак или эпилепсия. Страшно. В его дом тоже попала бомба и ничего от того дома не осталось, ни камешка, а в подвале была спрятана шкатулка с драгоценностями. И шкатулка вдребезги. Все перекопали, ни одного бриллианта не нашли. Слава Аллаху, никто не пострадал. Правда или нет, не знаю, но рассказывал убедительно.
Тоже как заноза в заднице, эти воспоминания лезут и лезут, как тараканы...
Простояв с протянутой рукой минут пятнадцать, я перелезла через забор и направилась прямиком к водонапорной башне. Если гора не идет к Магомету, то Магомет ... или наоборот. Откуда я взяла, что мне надо идти именно к башне - без понятия. Все получилось само собой.
Когда до башни оставалось шагов пять, из тени клена вышел высокий охранник похожий на сома.
- С животными нельзя.
Продажные котики повыскакивали из картин и сбились в кучу. Котик Отелло забрался ко мне в задний карман брюк, а котик-рыбак прокрался под куртку. Надеюсь, что охранник их не заметил. На лужайке было и так достаточно разноцветных котов.
- Коты не настоящие,- сказала я.
- А мне пофиг, правила есть правила.
Его резиновая дубинка показала мне кукиш.
Носком сапога я разровняла кусочек почвы и, став на колени, начала рисовать на земле кончиком правого указательного пальца. Охранник наклонился, чтобы получше разглядеть рисунок.
Я бросила ему в лицо горсть земли.
- Сука! - зашипел он.
Пока охранник вытирал платком запачканное лицо, я успела проскочить в башню. Оказалось, что дверь вовсе не заперта.
Кто-то невидимый сразу же забрал из моих рук полоску бумаги и тихо подтолкнул вперед: "Проходите. Вас ждут" Я осторожно стала подниматься вверх, боясь оступиться в темноте. Ступеньки были очень узкие, и лестница все время поворачивала куда-то в сторону. К тому же с каждым шагом мне становилось все труднее идти - замучила одышка.
- Курить надо меньше,- прошептал мне на ухо котик Отелло. Он устроился на плече, протирая нарисованной лапкой слипшиеся глазки.
- Прости, но сидеть в твоем затхлом кармане мне неудобно.
-Да, ладно, вдвоем веселее будет.
- А я? - высунулся из-за пазухи котик- рыбак.
Я не успела ответить. Где-то под потолком загорелся свет, и мои котики тут же спрятались. Я осмотрелась по сторонам, и мне тоже захотелось нырнуть с головой под одеяло. Серость вокруг не вселяла оптимизма. Облезлые стены и облупившийся потолок. Закрыла глаза и попыталась через сон перейти в свой привычный мир. Дудки. Механический голос сверху: "Нажмите красную кнопку" Где эта красная кнопка? Прямо передо мной. Нажимаю.
Дверь автоматически раздвинулась, и я въехала на роликах (откуда они у меня?) в гигантский аквариум в форме разрезанного пополам яйца, сваренного вкрутую. На месте желтков росли роскошные светящиеся водоросли. Крошечные золотые рыбки сновали на мини-роликах, как заядлые фигуристки. Я тупо взирала на этот абсурд. Блестящая рыба размером с теленка лениво скатилась с кушетки, и выехала мне навстречу. На груди у нее болталась нитка черного жемчуга. Колесики натужно скрипели под ее огромным весом. Рыба пыхтела.
- Вы прошли сюда по чужому билетику, - забулькало удивительное создание, - вступили в конфликт с охранником, проигнорировали запреты. Десять лет строго режима и жесточайшая диета - вот вам мой вердикт. И самое главное, вы перепутали ремесло с творчеством. Тиражируете без конца своих пошлых котиков и даже заимствуете сюжеты. Еще десять лет жизни за плагиат.
Говорящая рыба неуклюже развернулась как самосвал на повороте и покатила назад к кушетке, вульгарно виляя пышным хвостом.
На ходу она стала пускать пузыри, игнорирую мое присутствие. Пузыри у нее получались крупные и лопались с большим треском. Жирное тело колыхалось от восторга. Золотые рыбки, попискивая как щенята, кружились вокруг своей мамочки.
Мне захотелось пнуть эту пророчицу.
- Правильно мыслишь,- подал голос Отелло,- разбить этот аквариум и дело с концом.
Пророчица обернулась.
- Милочка, вы меня разочаровали. Ступайте прочь. Вам и так немного времени отпущено.
Потом рыба взгромоздилась на кушетку и захрапела. Из прозрачной стены аквариума выплыла парочка мохнатых осьминогов устрашающего вида. Они плюнули в мою сторону фиолетовой жидкостью, и я тут же ослепла.
Если бы не котики, я бы сломала на этой чертовой лестнице шею, а так обошлось без травм, если не брать во внимания душевные травмы. Искала обыкновенных приключений, а получила зловещее пророчество. Слава богу, хоть зрение восстановилось, остальное вопрос времени. Ни охранника, ни сапог вдоль забора уже не было, когда я выползла из башни, да и сама башня вскоре исчезла, утонув в тумане.
" Наверное, к утру будут заморозки",- подумала я, собирая оставшихся котиков в сумки. Вызвала по телефону такси, и вернулась домой уже за полночь.
Воспоминания о том кошмарном дне стерлись из памяти довольно быстро, и я продолжала рисовать котиков до тех пор, пока мне не пришлось сесть на диету. По медицинским показаниям. Вот тут-то рыба на колесиках и всплыла. Погрозила во сне плавником и сказала на прощание: "Не балуй. Переходи на ромашки" Как я ненавижу эти цветы, но что делать, чем-то надо зарабатывать на жизнь. Творчество - это мыльные пузыри, правильно мне рыба показала. Надо пускать их в свободное от работы время. Может быть, кому-нибудь из золотых рыбок и понравится.
***
P.S. Послание в бутылке.
В данный момент я нахожусь на дне озера Байкал. Здесь много невостребованных тел, лодок, автомобилей и прочего мусора. Недавно нашли даже пару вертолетов и один батискаф. Среди утопленников есть и довольно странные личности - те, кто не захотел быть поднятым наверх, так что я не одинока и мне есть с кем поговорить по душам. Особенно зимой, когда озеро промерзает насквозь и солнечный свет застревает в толще льда. Рыбы обычно засыпают от холода, а у меня наоборот возникает потребность узнать о соседе что-нибудь новенькое, ведь летом не до разговоров - горячий сезон на выдачу пророчеств.
Каждый второй утопленник занят поиском смысла своего существования. Кто-то с упоением роет дно, в надежде найти там какой-нибудь доисторический артефакт и осчастливить своей находкой подводных жителей. Кто-то отправляется в путешествие на север озера, а кто-то постоянно торчит около тех мест, где купаются туристы, разглядывая ножки хорошеньких девушек. У обитателей озера ножек нет, у всех хвосты, поэтому человеческие ножки и вызывают такой жгучий интерес, как правило, у молодых утопленников. Зимой мы собираемся в каком-нибудь ржавом автобусе и рассказываем друг другу всякие истории.
Иногда записываем эти истории на водонепроницаемую бумагу, которую здесь делают из водорослей. Некоторые утопленники отправляют свою исповедь в стеклянной бутылке или привязывают ее к удочке какого-нибудь рыбака. Зачем? Чтобы предостеречь от ошибок. На самом деле, здесь гораздо хуже, чем на земле. Я коснулась в своих описаниях лишь вершины айсберга. Пусть читают и делают соответствующие выводы.