Соханевич Олег Викторович : другие произведения.

Только невозможное

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


Оценка: 7.00*3  Ваша оценка:

  Дневники. Воспоминания. Документы
  
  
  Если мы когда-нибудь
  Шаг уступим, побледнеем,
  Пожалеем нашу грудь
  И в несчастьи оробеем;
  . . . . . . . . . . . .
  
  Пусть мой ус, краса природы,
  Черно-бурый в завитках,
  Иссечется в юны годы
  И исчезнет, яко прах!
  
   Денис Давыдов
  
  
  
   Три года прошло после Академии, а я все ещё здесь. Советский художник-абстракционист.
  Картина грустная. Перспектив никаких.
   Нельзя сказать, чтобы я сидел сложа руки, но результатов пока нет, всё по-прежнему,
  и с каждым годом трудней, - ведь, помимо всего прочего, природа подарила мне талант, а это совсем уж неудобно тут, если ты честолюбив и знаешь, что работаешь хорошо.
   Просто хоть бросай всё к чёрту!
  
   Надеяться не на что, - кроме как на самого себя. Я всегда верил в себя, в свою особенную судьбу, хоть часто казалось, что случай - всегда против.
   Как же сложится жизнь?
   *
  
   Я видел странный сон. Как ни удивительно, он повторялся подряд три ночи, одинаковый
  в деталях и ощущениях, чёткий в памяти, хоть много прошло лет. Иногда я его вспоминаю.
  
  ... Я лезу вверх по толстому гладкому столбу, подобному дереву без коры. Я обхватил его руками и ногами, прижался всем телом, лицом. Не вижу его высоты, но знаю - он огромен. Предельно напрягаясь, соскальзывая, медленно ползу вверх. Немеют мускулы. Знаю, что не могу спуститься - только вверх. К вершине всё тоньше ствол... Нужно добраться до вершины, там я смогу отдохнуть. Как долго длится это! Совсем нет сил. Ещё, ну ещё немного, ну ещё... Наконец, руками дотягиваюсь до конца бесконечного столба, как бы спиленного вверху, последним усилием подтягиваю тело, всползаю животом, повисаю в изнеможении.
   Всё. Это отдых. Но вдруг - начинает медленно клониться ствол! Под тяжестью тела сгибается вершина - сначала едва заметно, потом всё больше... Лицом вперед я лечу в каком-то неясном пространстве, вцепившись в дерево руками - всё быстрей, быстрей...
   Огромен ствол и огромен размах, кажется, никогда не кончится мой жуткий полёт... Но вот постепенно замедляется движение, еще тише...
   Останавливается вершина... Начинает дрожать мучительной, напряженной дрожью... Дрожь эта пронизывает, сотрясает все мое тело. Я понимаю: сейчас дерево должно выпрямиться, разогнуться - или же переломиться пополам.
   Бесконечно тянутся мгновения... и - ствол выпрямляется, - медленно, а затем всё быстрей! - снова стремительно лечу я, теперь вверх - выше, выше, взлетаю к высшей точке - и... снова падение вниз.
   И всё сначала - дрожь согнутого ствола, томительно-долгие, неопределенные секунды - и спасение.
   А потом опять... Но я чувствую - всё короче становится полёт, понимаю, что выпрямляется, успокаивается дерево... всё меньше взмахи, медленнее...
   И вот неподвижно застывает вершина. Теперь всё.
  
   *
  
   В детстве я очень любил лазить по деревьям. Увидев труднодоступный ствол, считал долгом на него взобраться.
   Бывало, не успокоюсь, пока не доберусь до вершины.
  
   Что ещё было в моём детстве?
   Сибирь, снег, черный от дыма заводов, дома из бревен, мороз, когда трудно дышать.
   Тайга.
  
   Первые годы школы, мои первые рисунки с натуры - обычно-то я рисовал средневековых воинов, замки, битвы. Потом - долгий путь домой, на Украину. Киевская Художественная школа, высокие оценки по специальности, низкие - по поведению. Хулиганом я не был, однако, отличался невероятным упрямством, что вызывало неудовольствие педагогов.
   Я решил тогда, что буду знаменитым художником - я должен им стать, раз уж занялся этим делом (гений, в тиши своего чердака творящий бессмертные шедевры - здорово!).
  
   Но меня занимало и другое. Я хотел также быть самым сильным, самым ловким, самым... в общем, таким, как герои моих книг - благородные рыцари, неустрашимые путешественники, моряки, личности с железной волей, которых, казалось, сама смерть не в силах остановить. Почему бы мне не быть на них похожим? Сказано - сделано. .
   Я отмачивал довольно рискованные штуки - для закалки характера, ну и чтобы себя показать, беспрерывно боролся с приятелями и участвовал во всех ребячьих состязаниях.
  Думаю, что мог бы стать неплохим спортсменом, если бы не лень - терпеть не мог систематических тренировок, я предпочитал им вдохновение.
   В школе меня приняли в комсомол.
   Вначале я всячески увиливал - страшила мысль, что придется тосковать на комсомольских собраниях, выслушивая бесконечные речи. Этого добра хватало и так.
   Какое-то время я был, так сказать, вне коллектива. Но в конце концов мною занялись всерьёз, проработали на школьном собрании, заклеймили позором. "Вот из таких-то людей, - сказал секретарь Фридман, - и вырастают враги народа". Что тут возразишь?
   О "врагах народа" я кое-что слышал - не так давно забрали двоих из школы. Пришлось вступить. Но это запомнилось. Не люблю, когда на меня давят.
  
   Последние годы школы не были интересны. Что-то не ладилось с живописью, я варился в собственном соку.
   Только позднее, в Ленинграде, я начал понимать, что к чему; после Киева этот город казался Парижем: какие музеи! Эрмитаж! Там я впервые увидел французов - "новое" искусство (то есть то, что висело на третьем этаже). Помню почему-то кислый, как от лимона, вкус во рту, когда глядел я на свежие холсты импрессионистов. Мое развитие пошло в хорошем темпе.
  
   Академия. Что сказать о ней? К концу первого курса я имел полный набор административных взысканий - слишком уж выпирала индивидуальность, да еще был "левым" живописцем.
   Однажды я поступил неосторожно - выставился на какой-то неофициальной выставке в одном вузе. С тех пор меня взяли на заметку, я стал ощущать заботливое отношение партийных органов - приходили в общежитие какие-то дяди и тёти, смотрели работы, советовали рисовать иначе.
   Я здорово удивился, узнав, что некоторые мои высказывания зафиксированы с протокольной точностью, слово в слово, в особых журналах. А ведь говорилось среди сокурсников, все, вроде, были свои... Хорошо поставлено дело, ничего не скажешь.
   Я как-то не придавал этому особого значения. Знай я тогда... Ну, да всего не угадаешь, и потом - если с колыбели всё рассчитывать, так и жить не стоит.
   Каждодневные занятия уже не вызывали интереса - унылая программа в тесных соцреалистических рамках, густо унавоженная марксизмом. Могу сказать - школа и институт были полезны тем, что указали, чего не нужно делать.
  
   Для себя я работал очень много. На втором курсе был сделан первый абстрактный холст. Писать приходилось подпольно - вылететь из вуза я не хотел, всё-таки Ленинград давал кое-какие условия для работы.
   Я понимал уже, что мое место не здесь. Мне нужна среда, нужна конкуренция, - мне нужна свобода.
   Поехать бы за границу, повидать мир, набраться впечатлений! Я с детства мечтал о путешествиях. В нашем старом доме меня окружали вещи многих стран мира. Экзотическое оружие, китайские вазы, диковинные украшения, рога диких животных - всё это привез дед Кохановский, немало поездивший по свету.
   Увлеченно рылся я в сундуках, перебирал старые фотографии. Воображение распалялось. Чёрт возьми, вот это жизнь! Разве можно жить, сидя безвыездно в одной стране? Нужно ездить и смотреть, смотреть! Ну ничего, вырасту - обязательно буду путешествовать. Я тоже увижу далекие страны, города и моря, все уголки удивительной Земли, меня не устрашат никакие опасности - и т. д.
   И вот я начал настойчиво добиваться цели. К этому времени моя репутация была, однако, настолько подмочена, что шансов, в общем-то, не было никаких. Несколько попыток выехать туристом, потребовавших уйму энергии и изворотливости, окончились неудачно.
   На каждую уходило по нескольку месяцев. Попытка устроиться матросом на китобойную флотилию - фантастическая история, растянувшаяся на полтора года... Даже сейчас не хочется вспоминать её - так много я отдал тогда нервов. Ещё одна, последняя - поехать в Венгрию. Тогда мне было прямо заявлено, что для заграницы я не подхожу...
  - Что ты всё стараешься, мы таких не пускаем.
  Не проявляя эмоций, я сказал: - Вы делаете ошибку.
   Я вспоминаю людей, от которых зависела моя судьба, - злорадных и равнодушных, уверенных в своей силе, в моем бессилии изменить что-либо. Ну, это мы еще поглядим!
  
   Теперь я еду на юг. Может, и повезет на этот раз...
  
   ...Поезд, потом - долгая дорога в море, такая привычная. Знакомые берега, да и ощущения знакомые. В то лето я так же плыл на юг.
   Я должен был прыгать с корабля у Батуми - километрах в четырех от берега, еще до темноты. Снова четкое ощущение этих минут - ласты за поясом, документы в целлофановом пакете, матерчатая маска в кармане.
   Вот - сейчас прыгать! - близкий берег - светло, как на ладони, видно, - помнить: не высовывать голову из воды, только лицо, - ожидание нужной секунды - нет, люди вокруг, матросы на корме. Три попытки. Поиски нужного корабля, удобного времени, удобной кормы, ночные поезда - от порта к порту, наперехват. Усатые восточные люди, милиционеры - янычары. И сон валит с ног. Надо поспать хоть немного, а спать негде, всё забито до отказа людьми и вещами, а ведь нужны силы, плыть километров двадцать пять...
   И снова я стою над бурлящей водой, с равнодушной миной, кося глазом по сторонам. Корабль идет быстро, через несколько минут будет поздно. Если б хоть секунду мне - головой нырнуть в зеленые белесые волны, скрыться на полминуты, потом ждать, пока стемнеет, или - пока не вытащат. Вот... сейчас... пора. Нет. Не удалось... Ну! - еще не поздно? Нет. Убеждаюсь, что не удастся. В это время швартовая команда на корме, публика шныряет по всему теплоходу, светло - никаких шансов.
   Эти напряженные дни здорово измотали меня тогда. Еще свежи воспоминанья.
  
   Что будет теперь? Вот снова это место - подходим к Батуми.
  А вот и порт. На причале я сговорился с какой -то теткой о ночлеге (койка - рубль в день, обычная такса). В городе все было по-старому, разве что фонарей на пляже стало больше.
   Теперь - осмотреться, потренировать ноги, - всё-таки три дня на пароходе, почти без движения. Провел километровый заплыв - так и есть, побаливают мышцы. А течение есть, но слабое, свободно плыву против - правда, у самого берега. Однажды, на пляже, я подслушал разговор двух офицеров. Интересный для меня. "Слабенькое тут течение, а вот за косяком (что это за "косяк" такой?) - там приличное"... Не так уж приятно было слышать. Ну, да ведь это дела не меняет. Мне и раньше было известно о течении. Вот насколько оно сильное - это вопрос, смогу ли я преодолеть его?
  Хуже всего эта неопределённость.
   Что ж мне, отступить, что ли, и потом страдать от мысли: а ведь могло и получиться.
  Другое дело, что может не получиться. Скорее всего. Ну, там будет видно. Я готов ко всему.
   Еще раз обследовал берег: наблюдательные вышки метрах в восьмистах друг от друга по краям пляжа, что-то там виднеется на одной, поблескивает - кажется, та самая оптика, о которой я кое-что слышал.
   Рядом с другой вышкой, сразу за свайным причалом, мощный прожектор. Выглядит устрашающе. Несколько танков, ну, эти - просто декор. Дальше идти небезопасно. Неплохо бы поглядеть на берег с воды, прогулочные катера отходят довольно далеко. Беру билет, сажусь.
   Гремит музыка. Рок-н-ролл. Железный ритм вселяет бодрость. Знакомый гнусавый голос Билла Хэйли, та же пластинка, что в Ленинграде, - прямо родным чем-то повеяло тут, среди чужой этой, галдящей публики.
  
   Выходим в море.
   Всё дальше отступает город, шире картина берега. Я неотрывно смотрю туда, вправо; из-за низкого мыса вытягивается в море неясная линия кустов или тростника - не разобрать, устье реки километрах в пяти-семи. А дальше синеет силуэт гор, угадывается изгиб берега. Вон та гора, выступающая вперед, - уже не наша. Турция! - такая близкая...
   Ну, завтра всё решится.
  Каким будет путь? Как я отойду от пляжа? Эх, хорошо бы сейчас, с низкой кормы, скрыться в воде... Нет. Невозможно. Вокруг - усатые физиономии в больших кепках, вся палуба забита народом. Ничего не поделаешь, надо с берега. Вернулся домой, лёг. Старуха тонкое совсем дает одеяльце, холодно ночью, я ведь всегда зябну. Кажется, насморк начинается. Не хватало еще этого.
   Завтра. Хозяйка уже интересуется, когда уезжаю... Утром собрал вещи. Сдал рюкзак в камеру хранения. При мне - только чехол с ластами. До вечера - долгий день... Деваться некуда. Посидишь на одной скамейке, на другой - просто сил нет. Зайти, что ли, в кино?
   Шёл пародийный "вестерн": гремели выстрелы, умирали герои, смеялись, шумели зрители. Приятный фильм... Вышел, купил газет. Выбрал скамейку в тени. Времени еще много, не стоит бродить по улицам - поберегу ноги на ночь.
   Сквозь дыры в листве ложатся на бумагу солнечные пятна.
   Спорт - прочитан весь. Можно и политику - как там происки империалистов? Привычная наглость "правдивой информации" всегда меня взбадривала, напоминала, где живу. Медленно, медленно тянется время... Часов около шести нужно поесть. Через полчаса. Пойду, пожалуй, поищу столовую... Я взял котлеты, ещё что-то мясное, поел довольно плотно; купил кусок колбасы - граммов сто пятьдесят.
   Ну, теперь можно и к морю.
  
   Вышел на пляж, побрел потихоньку к "своему" месту. Вокруг люди, купается кое-кто, а больше сидят, смотрят на воду.
   Вот и мой камень. Я сел рядом и стал ждать.
  
   Не скажу, что я был абсолютно спокоен. Разнообразные ненужные мысли лезли в голову, одна особенно неприятная - о том, что почти наверняка будешь в тюрьме.
   Летает над морем вертолёт, туда - сюда, высматривает что-то. Солнце висит совсем низко, закатный свет золотит воду. Море посвежело, идет небольшая волна, шуршит галькой прибой... Ушло солнце.
   Теперь быстро стемнеет. Синеет воздух, позади вспыхивает шеренга фонарей.
   Метрах в десяти от меня - пляжный грибок, под ним - средних лет пара. Не помешают? Прожектора пока нет. Время начинать.
  
   Снимаю носки, сую в карманы. Вынимаю из чехла безрукавку, маску, колбасу, засовываю всё в трусы. 8 ч. 10 мин. Парочка сидит по-прежнему, спокойная такая с виду, дальше - еще публика. Темнеет быстро, но пока светловато. Снимаю часы - 8. 13. Сейчас пойдут пограничники. Пора.
   Раз! - сдвигаю камень, два - сдергиваю тапочки, штаны, рубашку, три - вынимаю ласты, четыре - сую одежду в ямку, - чёрт, забыл чехол! - туда его. Камень сверху - готово.
   Пошел! Встаю, иду метров двадцать вправо к воде (лучше отойти от места), ласты в руке. Белая пена - сажусь - одна ласта - ага, правая - есть, вторая - готово, свитер из трусов - натягиваю - готово. Шипит волна - головой в нее! - мокрый холод, глухой гул в ушах, темнота - работают ноги. Маска - так, держу правильно, надеваю, дыры глаз на месте - все. Еще вперед - правой рукой грести сильнее - кажется, плыву прямо... Хватит, метров сорок есть, нужен воздух. Переворачиваюсь на спину, - вверх, всплываю. Глубоко ушел, темно. Светлеет. Торможу руками, осторожно высовываю лицо из воды. Синее небо, близкие фонари пляжа. Ласты упруго толкают меня в море.
   Дышу.
   Как будто всё спокойно. Нахожу зажим для носа, выдуваю воду, закрываю ноздри. Теперь будем работать. Дышать равномернее, медленнее - впереди ведь восемнадцать километров, и кроме того... Вот оно! Ослепительное овальное пятно вспыхивает на берегу, голубой призрачный луч дрожит в воздухе, стремительно падает на воду.
   Всё светлеет. Загораются гребни волн. Шире, ярче огненный глаз, еще... мгновенный взрыв света!
   Удивительно быстро, в стремительном повороте ныряет под воду тело - вниз! - только не болтнуть ногами - одна мысль Спина ослеплена огнем, словно там нервы глаз. Успел? поздно нырнул... Вниз в темноту - и вперёд. Теперь вверх, плещет вода над лицом - нет? - прошел? Выныриваю - выдох, вдох... Вниз! Тело быстрее мысли. Луч вверху, нужно плыть вперед, мало дышал, трудно - вверх, хватаю воздух - опять! - куда я плыву, что же это? А может, всплыть? Я ещё недалеко от берега, плаваю, мол, купаюсь...
   Дышать... Нет! Врешь, не сдамся! - ещё немного... теперь вверх - какое направление, не знаю - боль в горле - дышу, дышу... - Сволочь, снова идёт - поворачивается диск, круглеет - пора! держи ноги! - ухожу вниз. Темнота и красные брызги в глазах. Воздуха!
  
   Всё. Больше нет света. Лежу на спине, хватаю воздух (хоть бы минуту передышки!).
  Направление? - потерял, конечно. Разворачиваюсь ногами к пляжу. Работать!
   Устанавливаю дыхание - спокойнее, надо ведь плыть и опять нырять, еще близко берег... Ракета! С пляжа, где вышка, - заметили! Как же теперь? Ну, будем ждать, плыву пока вперед. Слышу только журчание воды, хрип дыханья. Нет, кажется, пронесло - ни прожектора рядом, ничего. Нагнали страху. Надо дышать спокойнее. Дышу спокойней - это нелегко после недавней встряски. Сильно гребу ластами - нужно пользоваться передышкой, долгой ли она будет? - Отплыть бы подальше, теперь, как будто, метров триста от берега.
   Далеко уйти не удалось - снова заработал прожектор, снова я ныряю в спасительную темноту. И вверх. Проходит несколько секунд - и опять идет луч! - слежу за ним, скосив глаза в прорезях маски; вибрирует голубой воздух, пронизанный светом. Миг - и рывок вниз, вверх - еще вниз...
   При каждом погружении стараюсь выиграть метров десять-пятнадцать, дальше в море. Прошел луч, выныриваю и напарываюсь на стремительно бегущую полосу огня, с другой стороны - второй прожектор! - от порта.
   Ныряю, не успев вдохнуть. Снова вверх, несколько судорожных вдохов - и опять под воду. Сейчас вверху сразу два прожектора, работают без передышки. Светлеет вода. Как хочется дышать! Спазма сжимает горло, легкие, кажется, выпрыгнут из груди - дёргаются судорожно где-то у шеи... Ну, еще немного, ещё... Наконец, темно. Всё тело рвется вверх - скорее! Но всплываю осторожно, притормаживаю - только лицо над водой.
   Выдох, вдох - и снова вниз, колонна света падает на меня, как карающий меч.
   Как мало воздуха телу, сколько я уже ныряю и поднимаюсь? Этот кошмар, наверное, никогда не кончится. Уж нет сил плыть вперед под водой... Вот я выныриваю - стоп! Свет вверху, стоит над головой. Я извиваюсь в метре от поверхности... Так близок воздух... Судороги в груди и животе, - в горле, в висках, в крови стучит, задыхается сердце... Дышать! ! ! Нельзя. Еще нельзя. И нельзя выпустить отравленный воздух, будет ещё хуже. Нет сил терпеть... Почти не вижу, какая-то багровая муть.
   Не пойму - надо мной прожектор? в стороне? - дальше нельзя, потеряю сознание. Вверх!
   Последним усилием заставляю себя не выскакивать над поверхностью.
   Луч в стороне. В выпученных глазах кружатся спокойные огни берега. Дышу... дышу... дышу... Слабость во всём теле, тошнота подступает. Отрыжка какая-то. Тяжеловат был, видно, мой земной ужин для таких упражнений. Фу-у! Чуть не доканало меня это... Ну, держись, организм, отдыхать некогда, надо плыть дальше. Дышать ещё тяжело, но плыву... Что это? где я? Снесло в сторону, что ли? Похоже, что сейчас я против вышки. Ориентируюсь на линию огней - да, похоже, что так - нужно менять направление. Плыву под острым углом к берегу, сильнее работаю ластами.
   Минут десять все спокойно. Когда включают прожектор, я уже метрах в семистах от земли и где-то на уровне своего старта - там горит неоновая вывеска ресторана. Теперь справа меня прикрывает причал - толстые сваи черной шеренгой стоят в воде, прожектор оттуда пока не достает. А вот портовый страшней. Вот он тоже загорается, начинает прочесывать море. Ныряю, сразу же выныриваю - луч шарит в стороне, издали неярко подсвечивает третий, со сторожевика, туда тоже нужно поглядывать.
   Раза три вниз - вверх, и опять всё спокойно. Огни берега начинают подрагивать - расстояние порядочное. Возьму, пожалуй, параллельнее к пляжу, пора плыть к цели,
  время-то идет.
   Устанавливаю направление. Где-то в ногах далеко на земле - слабый огонек, ориентируюсь на него. Теперь впереди долгий путь и короткая ночь. Нужно успеть.
   Вспыхивает пляжный прожектор. Сейчас я дальше в море и причал меня уже не закрывает. Слежу за лучом. Какая маленькая земля всё-таки, какой-то километр с небольшим, а уже видна её круглость: свет у берега лежит на волнах, а чем ближе ко мне, тем меньше касается воды, идет чуть выше, но я знаю - стоит высунуть палец - и он засияет как лампа, как камешки, когда кидаешь их в луч. Теперь я изменил технику погружения: когда набегает луч - вытягиваюсь в воде и руками резко, рывком загребаю вверх - лицо уходит вниз; потом медленно всплываю. Я спокоен. Я многому научился за эти минуты.
   У висков, у глаз журчит вода, пенится под ударами ног. Яркие южные звезды дрожат в темном небе. Справа, на берегу - всё те же огни - фонари, ресторан... Что-то слабо я продвигаюсь - надо нажать. Усиливаю работу ног, подгребаю руками. Теперь моя скорость должна быть не меньше двух с половиной километров в час. Знаю по домашним заплывам. Можно плыть еще быстрее, но ведь впереди 18 километров. Не хватит надолго. Выверяю направление: иногда начинает казаться, что плывешь не туда - не то правее, не то левее, цепь огней на берегу не помогает, какой свет ближе, какой дальше - не разберешь. Кручу головой, проверяю себя - как будто верно. Прожектор шарит по пляжу, потом - стремительный поворот, и он уже далеко в море; несколько раз приходится нырнуть - и снова вперед.
   Так проходит минут пятнадцать-двадцать. Смотрю вправо - в чем дело? - за это время я должен был пройти эти полкилометра до причала, даже учитывая течение. Причал четко рисуется на фоне луча, я вижу его как и раньше - сбоку. Нужно еще нажать. Нажимаю. В бедре хрустнула, заныла какая-то жилка - э-э, поосторожней...
   Чуть не вываливается колбаса, надо беречь, надолго ли хватит земных калорий?
   Наверно, километров через десять следует поесть. А когда будут эти десять километров? Я почти не продвигаюсь вперед. Плыву еще минут десять.
   Да, это течение. Не думал, что оно такое сильное. Как сказал тот офицер - за "косяком" сильнее? Быть бы мне профессиональным пловцом, километра на четыре в час, тогда продвигался бы в среднем километра на два, а теперь сколько - полкилометра?
   Что же делать? Вернуться? Земля, теплые огни... Еще не поздно... Нет. Нельзя назад.
   Снова возвращаться туда. Отступить? Нужно еще плыть. Плыву. Ещё минут двадцать. Чёртов причал, как он там - что-то плохо виден. Ага, прожектор. Смотрю. Проклятье! - я стою на месте. Обидно! как обидно! Всё против меня. Море против меня. Я боролся изо всех сил. Всё ли сделал, что мог? Может быть, плыл мало? Нет. Я привык замечать время, знаю расстояние до причала. За это время прошел метров двести. Сколько пройду до утра - два километра? пять? И когда уйдет ночь, меня возьмут пограничники.
  
   Ну, нет. Только не так. Надо вернуться. Я сделал всё, что мог. Не хочу пропадать зазря.
   Смотрю вперед, в темное море. Далеко-далеко, из-за горизонта - слабое зарево, это, наверное, второй сторожевик, где-то у границы. Огни города обрываются у прожектора, дальше берег неразличим.
   Ладно. Поворот прямо к земле. Думаю, что мне не в чем упрекнуть себя.
  
   Я плыву к земле. Кто знает, что там ждет, на берегу. Перескочить бы прожектора. Неужели снова всё начнется? Может быть, и так. Буду бороться. Обидно возвращаться, еще обиднее будет, если захватят.
   Назад я плыл на боку, греб сильно руками и ногами, оглядывался на левый прожектор - он ползал в секторе порта. Правый заработал, когда до пляжа оставалось метров пятьсот.
   Началось. Надвигается луч, ближе, ближе... Перед самой вспышкой - сильный вдох, ныряю, - теперь удобно нырять, сразу лицом вниз, вперед и вверх. Когда подхожу к поверхности, переворачиваюсь на спину. Движения стали привычными. Высовываю лицо - погас? - нет, опять идет - вниз! - вверх - еще вниз...
   Кажется, я плыл слишком быстро, не хватает дыхания. Маленькая передышка и еще несколько погружений. Я берегу каждую секунду воздуха, ныряю в самый последний момент. Да и легче так знать, где прожектор.
   Снова тяжело. Видимо, иммунитета тут не выработаешь. Хватит меня? Ну, врешь, буду бороться до последнего, выплыву, земля так близка, опять яркие огни. Плыву прямо на ресторан. Темно, передышка, успеть бы...
   Метров за двести от берега снова приходится туго. Как быстро снует прожектор - словно тот, невидимый, направляющий его, догадывается, что я здесь. Ну, море, не выдавай хоть...
   До установки теперь близко - метров четыреста, слепящий "береговой" луч. Тут земля плоская. Ну, еще немного, потерпи... еще... Темно. Глаза на лоб от таких штучек. Гнусно, когда нет воздуха.
   Как хорошо дышать. Быстрей, немного осталось. И пора думать о береге. Ныряю, стаскиваю свитер - отслужил. Что на пляже - не разглядеть пока, ярко светят фонари, но полоса песка у воды темная. Еще ближе - сколько осталось? - метров сто, меньше? Время. Сдираю маску, разрываю глазницы, рот - пусть плавает бесформенная тряпка; ласты жаль, да и вообще, пусть будут, что такого?
   Что это на песке? Я вижу две темные фигуры. Стоят рядом, смотрят на меня - или кажется? Прямо передо мной, плохо дело. Видимо, патруль. Да, заметили. Так; при мне - ничего, скажу - купаюсь, ласты вот. Вещи лежат, спрятал, чтоб не украли. Ну, пронеси. Ближе... Э, да это девушка! - платье. Парочка вглядывается в меня... бдительные советские люди, еще шум подымут.
   Громко кашляю, отплевываюсь. Где дно? - ага, стал. Поднимаюсь. Еще кашляю надрывно, отсмаркиваюсь - вот, мол, я, не скрываюсь. Пара поворачивается, идет дальше. Всё в порядке. Выскакиваю на берег. Где я? Где вещи? Кажется, слева от ресторана. Быстро иду по берегу. Вспоминаю о колбасе - липкий размякший кусок, швыряю в воду. Где же труба, мой ориентир? Тут должна быть. Ага, вот. Камень - в сторону, хватаю одежду, сажусь, натягиваю рубашку, сдергиваю, выжимаю трусы. Трусы, штаны, тапочки, ласты - в мешок, готово. Смотрю на часы - около десяти, значит, плавал я больше полутора часов. Выхожу на свет, иду не спеша к бульвару. Милиционер, с честным лицом - мимо. Вот бульвар, всё.
  
   Я шел по городу возбужденный, охваченный противоречивыми чувствами. Горько было снова ступать по земле, которую надеялся оставить. Обидно - после того, что пришлось выдержать сейчас. Все было зря - борьба, надежды. Долгие дни, месяцы, заполненные мыслями о том, что должно было произойти сегодня. Сомнения и ожидание самого худшего. Худшего не случилось. Я жив, свободен. Свободен? Немногого стоит такая свобода.
   Что делать дальше, как жить? Хоронить мечты, глушить желания, ждать, чтобы скорее ушел день, месяц, год - куски серой бесцельной жизни. И жалеть себя, жалеть всю жизнь... Да, это так. Но всё же я сделал то, чего ждал так долго. Я был "на высоте".
  Я преодолел страх и колебания, боролся, и не моя вина, что море сильнее. Меня остановили не люди - мои мышцы и воля сильнее их тупой исполнительности.
   Хорошо всё-таки на земле, тепло и много воздуха. Дыши, сколько хочешь. Воздух жжет грудь, как после долгого бега. И с горлом что-то не в порядке. Еще бы, пришлось потрудиться телу. Ну, теперь всё позади. Что делать сейчас, впереди ночь... Нужно на вокзал: возьму вещи, переночую где-нибудь. Завтра увидим, как дальше.
  
   Вокзал. Вытаскиваю глубоко упрятанную квитанцию, беру свой мешок, сажусь на скамейку. Где-то были конфеты, хочется есть. В зале появляется милиционер, пристает к каким-то туристам - предъявите паспорт. Не стоит тут задерживаться, выйду
  на улицу.
   Куда теперь? Иду на морвокзал. Надо взглянуть, когда теплоход, может, и переночую там. Тихие ночные улицы. Порт. Расписание: теплоход завтра, удачно. Где бы тут пристроиться? Зал ожидания открыт, люди на скамьях, нахожу свободную, ложусь, укрываюсь курткой. Неприятно холодят влажные трусы. Сна нет. Еще взвинчены нервы. Снова переживаю всё это. Кружатся, мелькают сцены недавней борьбы.
   Я снова в море, под мертвым светом прожекторов. Вздрагивает, напрягается тело...
   Ну, хватит. Не стоит давать волю воображению. Хватит эмоций на сегодняшний день. Надо спать. Завтра вставать рано, становиться в очередь...
  
   Когда я поднялся, у кассы уже толпился народ. Стал, взял билет до первой остановки - денег не так уж много оставалось. Что-то было неладно с носоглоткой - отсмаркивался кровью, верно, сосудики полопались. И грудь болела при вдохе, никогда такого не было. Легкие? - вчера им пришлось поработать. Ну, пройдет.
  
   Я плыл в Крым. Нужно рассеяться после этих приключений. Что делать дальше, я не представлял. Не хотел пока думать. На это лето программа выполнена, планов других нет, что придумать ещё - не знаю.
   То, что было - единственное, не принесло успеха. Всё как раньше, как годы до этого... Вокруг галдят туристы, флиртуют с девочками, вон там одна ничего себе. Все девочки ничего себе, да что толку - себя не обманешь, разве что на время.
   Плоховато чувствую я себя - совсем охрип, насморк. Сплю на палубе, продувает ветерок, прохладно ночью. Скорее бы доехать. Не думал, что снова буду плыть этим путем. Думал - уплыву или "сяду". Проклятый городок, надеюсь, что не увижу тебя больше - это в последний раз, больше там, кажется, делать нечего...
  
   Крым хорош, как всегда. Знакомые горячие камни Алупки, "рояль", веселые приятели, красивые девушки. Снова дикие игры в воде, карты, ночные прогулки, и в темном море, и на берегу - голубой свет прожекторов, бегающие по кустам, по камням лучи солдатских фонариков: бывало, гуляешь со знакомой вечерком, так и залегать приходится - как на войне.
   Никуда не денешься, хоть и заставляешь себя не думать. Ну, хоть пока не думать.
  
   *
  
   Потом была зима. А летом я снова приехал сюда - отдыхать. Отдых был в какой-то мере заслуженным. Незадолго до этого я совершил короткую туристскую поездку в Выборг, едва не окончившуюся печально. Только выдержка спасла нас с приятелем от тюрьмы.
  
   ...Нас задержали на дороге, вблизи города... И еще одного паренька.
  Уныло сидели мы на своих рюкзаках, понимая, что предстоят не совсем приятные минуты.
   Затормозил у будки финский автобус. Сверху, из окон, спокойно взирали на нас лица финнов - людей из другого мира. "И не выходят, сволочи", буркнул солдат. Какой-то малоприятный верзила в штатском буравил глазами гостей. Уехали.
   Вскоре подкатил грузовик с автоматчиками, меня пригласили в будку. Прибывший капитан взялся за дело сразу:
   - Ну, говори, куда шёл?
   Так, мол, и так - турист.
  - Ты сказки не рассказывай, мы знаем всё, мы видали таких.
   Я по-гра-ничник, понял? Говори сразу, будет лучше - за границу хотел? Ладно, расскажешь...
   Бледные глаза под белесыми бровями впились в лицо, шарят, ищут... Не очень симпатичный был человек, и дело свое знал. Трудно с таким говорить.
   Нас доставили в Выборг. Совсем недавно шли мы здесь как честные полноправные граждане, а теперь...
   Словом, пришлось сутки объяснять свое пребывание в данном районе, далеком еще от границы, любовью к природе и рыбной ловле (я, между прочим, в жизни не поймал ни одной рыбы - не мой это спорт), скучать в обществе автоматчика, не покидающего вас даже в самые интимные минуты.
   Пытал Белёсый, ему помогал другой, - этот работал иначе: говорил по душам, об искусстве даже, сочувственно так, а потом эдак сразу, неожиданно: "Ну, ладно, посидишь - всё расскажешь..." Это выглядело смешно - очень уж избитый прием, так сказать, классический. Мы книжки тоже читали. Допросы, допросы - дрогни лицо, разойдись в чем-либо наши показания - и кончено, "сядешь". Приключение не из приятных, сон под
  слепящей лампой был тогда единственным убежищем - хоть на время забудешь о действительности. Тягостней всего была мысль: ведь попался, как дурак, ни в чем не успел провиниться, так, ходил себе...
   - Чего это вы идете туда? - удивлялся солдатик-конвоир. - Каждую ночь тревога, кого-нибудь берём. И все взрослые ребята, лет по 25 - 30, спрашиваю одного - зачем шёл, чего тебе там надо? "Поживешь - поймешь", - говорит...
   Конвоир раскидывал карты, раскинул мне, сказал: Удачлив ты, парень.
   Какая ж тут удача? - говорю.
   - Ну, карты не врут!
   Ещё раз я мельком увидел того паренька - кажется, ему не повезло... - Что раньше-то не сказал, а? - живо спрашивал Белёсый, роясь в чемодане, и впервые я увидел улыбку на его лице, довольную такую.
   - Думал, отпустите...
   По окончании допросов мне было предложено подписать бумагу где вкратце излагались факты задержания в зоне и мои ответы на вопросы.
   Вспомнился совет бывалого человека: "Ни в чём не признавайся, ничего не подписывай." Признаваться я, естественно, не спешил, а насчёт подписи... Я объяснил начальнику (Я вам не "начальник" - я офицер! - оборвал меня следователь), что подписывать документ мне бы не хотелось, так как я обжёгся однажды на одной невинной с виду милицейской бумажке.
   Историю эту я рассказал с подробностями - дважды, чем сильно рассердил собеседника.
   Взяв перо в третий раз, я задумался... Как быть? Отказаться, вызывая гнев пограничника, наклонившегося над моим плечом? - неразумно; подписать? - тоже не хорошо... Ладно - будь что будет, я кладу перо - Не могу! Меняясь в лице, Белёсый бегает по комнате, а я, отрешённо, жду кары...
  
   В конце концов нас отпустили - сдали в милицию. После суровой казармы физиономии милиционеров казались удивительно симпатичными, прямо родными какими-то. Дело кончилось штрафом. Обидно, конечно, было платить, но что сделаешь. Ладно.
  
   Доглядев лондонский футбольный чемпионат, я вернулся домой. Там некоторое время тревожила местная милиция, извещенная о случившемся - дело в том, что у меня, человека свободной профессии (работал я тогда книжным иллюстратором), не было в паспорте штампа с места работы; это автоматически делало меня "тунеядцем", подлежащим высылке в места не столь отдалённые. Уладив с трудом дела, я уехал на юг...
  
   Юг как юг. Ласковое море, лениво текущее время. Близкий морской горизонт прямо-таки гипнотизирует - совсем рядом, рукой подать... Проскочить бы эти двадцать-тридцать километров! Но я знаю - невозможно. Лодке тут не пройти. Попытки были, но обычно задерживали у самого берега. Одному только удалось уйти миль на пятнадцать - очевидно, исключительное везенье. Я вернулся домой в довольно-таки унылом настроении.
   Неужели ничего нельзя сделать? Неужели мой мозг не в силах отыскать какую-нибудь
  лазейку? Я не видел выхода. Вот уж действительно, "граница на замке, не уйдешь.
  Мрачная перспектива безрадостного существования на благо коммунизма нагоняла страх.
  Не уйдешь... Миллионные армии стерегут своих сограждан - солдаты, солдаты, всё утыкано
  этими зелеными человечками. Всё против. Система.
   - Что ж мне, смириться, что ли?
   Я снова вспоминал всё - все эти годы, все бесплодные попытки, унижения, которые пришлось перенести... Что же придумать?
   Я начал всерьез обдумывать новый проплыв в Батуми - метрах в пятидесяти от берега. Надо же что-то делать. Хоть шансов-то, прямо скажем, тут меньше малого.
  
   *
  
   Гениальная идея осенила меня в октябре. Нужно прыгнуть с корабля между Ялтой и Новороссийском, километрах в пятидесяти от берега, с надувной лодкой в мешке.
   Проклятье! Почему эта мысль не пришла раньше? Может, потому, что казалась бы нереальной тогда. Другие варианты выглядели лучше. Теперь - другое дело. Теперь - это единственный план, единственная возможность. Только это. Корабль идет далеко в море - сколько раз я плыл этим путем, и всегда ночью. Яростная радость охватила меня. Я просто подскочил на месте. Черт побери, - вот это мысль! Я смогу обмануть неусыпных тюремщиков, пробить железный непроходимый барьер. Как я надую лодку в воде - этого л не знал, да и что представляет собой лодка - тоже. Но поскольку это была единственная возможность, я не слишком мучил себя сомнениями. Будет лодка - будет видно, как и что. Раз это единственный вариант, я должен буду осуществить его. Сможет ли лодка пересечь море? Смогу ли я проплыть незамеченным - сторожевые корабли, самолеты... Ну, всего не угадаешь. Там увидим. Нужно купить лодку. Потом продумать детали.
   Жизнь снова приобрела смысл, появилась кое-какая надежда. Теперь буду предпринимать практические шаги.
   Я решил ехать в Ленинград, повидать приятеля. Предложу ему эту идейку, - думаю, согласится быть моим компаньоном. Не годится оставлять его.
   Через несколько дней я был в Ленинграде. Приятель выслушал меня без особого восторга, но и без возражений: он знает, я никогда не действую наобум - всё, что можно предусмотреть, будет предусмотрено, старайся только не отставать. Я поручил Эдуарду высматривать лодку в Ленинграде, сам стану искать в Киеве - сейчас, конечно, ничего в магазинах не было. Нужно ждать. Договорились, что тот, кто купит, просигналит письмом, разумеется, иносказательно - осторожность не повредит. Поболтавшись некоторое время в Питере, вернулся в Киев. Ехал через Москву - надо было и там проверить магазины. Ясное дело - ничего.
   Ну, что ж, будем брать измором. Буду наведываться каждый день. Впереди еще полгода, куплю где-нибудь. Должен.
  
   Потянулось время. Почти каждый день я навещал магазины. Нет? - Нет, - А когда будет? - Неизвестно. Бывает несколько раз в году, сразу раскупается. - А нельзя ли заказать заранее? - Нет. Заходите.
   Захожу снова и снова - и всё без толку. Так проходит два с лишним месяца...
  
   И вот новость -- были вчера в одном магазине, уже нет! Ясное дело, разошлись "по блату". Что же делать? Завести знакомство с каким-нибудь "завом", дать взятку?
   Не очень хотелось этого, не умею я завязывать деловые связи, да и неохота обращать на себя внимание. К тому же, труженики торговой сети - народ осторожный, берут с опаской. Узнаю у продавщиц, звоню на торговую базу: кажется, будут в апреле. Ну, теперь не упустить. Времени осталось не так уж много. Кто знает, когда будет следующая партия. Нет, будь я проклят, если снова прозеваю!
   Я стал заходить в спортмагазины еще чаще. С приятной улыбкой расспрашивал продавщиц, наладил кое-какие знакомства. А лодки всё не было.
  
   Лодка! Она стала моей навязчивой идеей. Мысль о том, что кто-то может перехватить. "мою" лодку, не давала мне спать. Что будет, если я не успею достать ее к сезону? Снова пропадет столько времени, и опять - целый год ожиданий. Нет. Надо закончить всё в этом году. О-бя-зательно. Хоть сдохнуть.
  
   Так прошло еще около месяца. Кошмарное время. Из Ленинграда ничего утешительного... Сколько еще ждать?
   И вот, наконец, в начале марта - есть! ! Сто рублей.
   Зеленый тугой мешок с лодкой и пара небольших весел в чехле. Это то, что даст свободу, или погубит. Ну, камень с души!
   Конец осточертевшим поискам, беспокойным мыслям, тяготившим меня все эти дни.
  Я сообщил приятелю, что дело сделано, позднее приеду сам, договоримся, как и что.
   Однажды я вытряхнул корабль из мешка, прочел инструкцию. При лодке были меха со шлангом, тент и пара надувных кругов - сидений. Да еще - мешочек с резиновыми заплатками (будем надеяться, что ремонт в пути не понадобится!). Посмотрю, в чем же предстоит покорять море. Разворачиваю лодку. Какая она тонкая, ненадежная с виду! Прямо в дрожь бросает, как подумаешь, что ждет впереди. Привинчиваю шланг, засекаю время, начинаю качать. Помпа для ноги, но руками жать удобно. Шипит воздух, борта начинают вздуваться... четыре минуты. Хватит, как будто. Лодка лежит передо мной на полу поперек комнаты - легкая, маленькая, - как легко вминаются поплавки. Уключины из черной резины.
   Вставляю весла. Влезаю, сажусь, примериваюсь. Нужно сидеть в самом носу, борта на ширине бедер, ноги достают чуть ли не до кормы. В этой штуке я должен переплыть Черное море. Да еще со своим спутником. Ложусь, вытягиваюсь на дне - длина внутреннего пространства - точно в мой рост, ширина - полметра. Если считать толщину бортов, - лодка в длину 2 метра 30 см. - и в ширину около метра.
   Как же всё-таки мы тут уместимся? Тесновато будет. Да ничего не скажешь, попахивает мировым рекордом - если, конечно, он будет установлен. Ну, тут выбирать не приходится - других-то лодок нет. Очень уж непрочная она с виду. Если лопнет в море, смогу ли я ее заклеить? На это надеяться особенно нечего. Нужно будет ухаживать за лодочкой, как за девушкой-недотрогой. Очень беспокоят уключины - нетолстые резиновые пластины с дыркой - выдержат ли? Впереди ведь более трехсот километров пути, примерно двести тысяч взмахов весел, - огромная нагрузка на уключины, на ткань бортов рядом с ними, на клееные швы этой посудины.
   Не скрою, с большой опаской поглядывал я на свое приобретение. Дикая моя идея обретала реальность и от этого казалась еще более страшной.
   Но ведь не отступать же. Ясное дело, нужно всё проверить, всё обдумать. Тут нельзя делать ошибок. Ошибешься - будешь покойником. Не хотелось бы.
   Зато - какая задача впереди! Это дело, достойное настоящего мужчины. Пожалуй, не уступит по трудности и риску знаменитым плаваниям тех людей, которыми я восхищался. Я вспомнил всех их, гигантов человеческого духа. Да, вот это люди! Будь я проклят, если дрогну перед опасностью. Я сделаю что задумал. Я должен сделать это, чтобы получить свободу. Да и поглядеть, чего я стою. Я подумал об американце Джонстоне, первым переплывшем океан в рыбачьей лодке. "Я совершил это, - сказал он, - чтобы показать, что мы, янки, способны на всё". Не слабо сказано.
   Я знал - когда настанет время действовать, я сделаю все как надо. Нужно только всё тщательно продумать, решить множество вопросов, из которых каждый - главный. Один - что есть? - Очевидно, консервы. Что пить? - в основном морскую воду. Тут всё ясно.
   Я хорошо помнил беспримерное путешествие Алэна Бомбара, его книгу. Теперь я перечитал ее с профессиональным, так сказать, интересом, извлек много полезного. Удивительно отважный, человек, железная воля.
   Особенно сильное впечатление произвел на меня один момент: в конце путешествия, после тысяч миль одиночества, он встретил корабль, взошел на борт. Нужно ли продолжать плавание, ведь основная часть пути пройдена. Цель достигнута. Он был в море долго, без воды и пищи, и выжил, переплыл океан. Остаться? Тут он слышит слова: "Никогда не знаешь, чего ждать от этих французов..." - и все колебания забыты. Истощённый, смертельно усталый человек снова плывет навстречу всем опасностям.
   Ничего не скажешь, это - мужчина. Завидно. Черное море, конечно, не океан. Но зато наша лодка - малютка рядом с бомбаровой, рекордно мала. Идти всю дистанцию надо на веслах- такого, вроде бы, еще не бывало. А начнется это путешествиетак, как ни одному покорителю морей не снилось.
  
   *
  
   Через некоторое время я снова ехал в Ленинград. Следовало согласовать наши дальнейшие действия. И поглядеть еще раз на этот город. Всё-таки он был лучшим из городов. Из тех, что я знал.
   Я привык к его каналам, серым тусклым домам, мутному дымному небу. Привык даже к скверной сырой погоде. Город и погода как-то гармонируют. И белые ночи, к которым я никак привыкнуть не мог - плохо спал.
   Хорошо, бывало, идти по пустым прохладным набережным, мимо молчаливой шеренги дворцов, только слышны по камням неспешные твои шаги. Утренний озноб выгоняет остатки ночного веселья, и всё видится необыкновенно остро.
   Светлые улицы умершего города, слепые окна домов. Лишь одинокие роботы-дворники несколько оживляют пейзаж.
  Питер мог бы быть вполне приличным городом. Да и был когда-то.
   В газете опять статья: я - как пример не поддающегося идеологической обработке. Ребята смеются: "Не могут тебя забыть". Ну что ж, это приятно.
   Вообще-то намозолил я тут всем глаза, пора и честь знать. Поболтаюсь еще тут немного, похожу по Эрмитажу; навещу свой любимый рыцарский зал. Иногда после картин хорошо бродить в малолюдных отделах древних кочевников, среди истлевших костей, ржавого оружия...
   Быстро проходит время. Скоро мне собираться в дорогу, браться за дело. А компаньон мой уезжает в Сибирь, к матери - идея, на мой взгляд, не лучшая, но можно понять человека. Договорились списаться, выяснить время и место встречи. Недели через две двинулся и я.
   Лучше всего видишь город, когда уезжаешь.
   Прощай, Санкт-Петербург, прощайте, друзья, как ни прискорбно, но я сделаю всё, чтобы не увидеть вас больше. Думаю, вы не забудете "Гиганта", все же такой экземпляр не часто попадается. Прощайте, девушки - вы-то будете меня помнить? Честное слово, мне жаль оставлять кое-кого.
   Возможно, мои поступки объяснили бы некоторые странности моего поведения. Чего ты хочешь? - спрашивали меня. Чего я хочу? Я хочу многого...
  
   *
  
   Билет достался нелегко. Уехать всегда трудно, а летом на юг - и подавно. Жаркие озлобленные толпы у всех касс, толкотня, ругань. Привычная картина вокзала. Если бы собрать всю энергию, затраченную всеми пассажирами России на покупку билетов за последние пятьдесят лет - получилась бы фантастическая величина. Может быть, даже достаточная для построения "светлого будущего".
   Но я всё же в вагоне, на третьей полке.
  Тело обливается потом. Мы трогаемся. Страсти понемногу утихают, глядишь, - и спят уже люди, кто где.
   Киев. Многое еще нужно сделать, достать кучу разных вещей, всё окончательно подготовить, рассчитать. Времени - около полумесяца, не так уж много. А только для покупки веревки понадобилось несколько дней. Я обошел весь город; хозяйственные магазины, колхозные рынки - ничего, только тонкие какие-то веревочки... не плести же из них!
   Наконец, в одном спортмагазине нашел капроновый пятнадцатиметровый шнур - тонковат для лазания, но вдвое сойдет. Для воды купил литровых пластиковых фляг четыре штуки, больше брать некуда, да и ни к чему - всё равно пресной воды не хватит. Купил семь пятисотграммовых банок говядины, маленькую детскую лодку-поплавок, еще разную мелочь... Как я упакую всё это в рюкзак с лодкой?
  
   Лодка прошла последнюю проверку, затем я аккуратно скатал её, выдавил воздух, привинтил шланг с помпой, клапан помпы заклеил пластырем. Тент, кое-какая одежда, консервы, веревка, малая лодка, фляги - мешок раздулся так, что больше уж ничего бы не запихнуть. И вес приличный - килограмм за сорок. Пусть теперь стоит наготове.
  
   День отъезда я уже знал. Мы с приятелем обменялись серией писем и телеграмм, билет, я заказал за неделю.
  
   День отъезда. Короткое прощание с родными, обычное прощание человека, уезжающего из дому на месяц-другой. А я ведь, наверное, не вернусь никогда, - или, если не повезёт, вернусь очень нескоро.
   Вскидываю на плечи каменный свой рюкзак, вытаскиваю из угла чехол с веслами (он смахивает на подводное ружье, пусть так и думают), быстро выхожу. С трудом влезаю в троллейбус - проклятый мешок не проходит в дверь.
   Зеленые улицы Киева, вокзал. Посадка в общий вагон - рубаха на спине лопается, хорошо, что взял другую. В вагоне обычная духота, крепкий запах ног. Едем. За стеклом бегут пологие холмы, белые домики в кудрявых деревьях, степи - с детства знакомый пейзаж родины. Не первый раз я уезжаю. Всё уже прочувствовано ранее.
  Но многое жаль оставлять, жаль... Скучно тянется время, спать что-то не хочется. Красивая девушка в соседнем купе, заговорить с ней? К чему? Знакомство оборвётся быстро, у меня не будет времени.
  Всё же заговариваю. Славная девушка, жаль, что нет времени, честное слово...
   А вообще-то пора ложиться.
  Надо выспаться как следует.
  
   Просыпаюсь, когда поезд уже вблизи Симферополя. Собираю вещички. Вот и перрон. Суетятся люди, заглядывают в окна нагонов. Знакомая фигура за стеклом - мой компаньон на месте, пробирается в вагон. Привет! Подхватываю мешок - и на вокзал, - надо еще взять эдуардов рюкзак из камеры хранения и сразу к троллейбусу. До Ялты добраться не просто, - человек сто в очереди, придется постоять немного.
   Припекает. Минут через сорок мы у кассы, а там и в троллейбусе; путь долгий - часа два впереди. Подремлешь, снова глядишь в окно. Хорошо бы сразу сесть на пароход...
  
   Поворот дороги - и меж выбеленных солнцем холмов встает море, синяя стена, растворяющаяся в небе. Люблю смотреть на море. Всегда это радует меня. Тут, в Крыму, я увидел его в первый раз, вошел в ласковые зеленые волны. Незнакомый вкус на губах. Мутные солнечные блики на песчаном дне. Когда переворачиваешься на спину, над лицом колышется в воде солнце.
   Море не было для меня просто водой, оно казалось скорее огромным каким-то существом, спокойным и сонным, лениво лижущим берег, или злобным, с бессмысленной яростью бьющим тело о камни.
  
   Меня не пугал шторм. Лучше всего плавать тогда, веселое какое-то возбуждение гонит в море. Любопытно, как оно встретит меня теперь? Где-то там, за горизонтом, я прыгну в ночную воду
   Хорошо, если бы удалось с первого раза. Может и не получиться так, слишком уж было бы всё гладко, может быть, понадобится несколько рейсов - ну что ж, будем ездить, пока не выберем момента.
  Только бы удалось. Хватит уж судьбе испытывать меня.
  
   Дорога ныряет вниз, пропало море. Каменистые склоны, пыльная зелень. Вот и Ялта. Стоп. Выгружаемся, садимся перекусить за каким-то киоском на горке.
   Затем на троллейбус, в порт. Там - удача. Теплоход прибывает в 4 часа, отправление
  в 7. Нужно обязательно сесть. Это задача сложная, толпа дежурит у касс, записываются в список под номерами. Записываемся и мы - примерно 150-м номером.
  Плохо дело.
   Повезет, если много свободных мест. А если их нет? - придётся проникать без билета, с грузом не так-то просто. Сговориться бы с кем... Рядом стоят девочки - едут в Сухуми. Болтают с ребятами, у тех один втерся в очередь в районе кассы, наверное, возьмет несколько билетов. Следует столковаться парнями - могут пригодиться. Зондирую почву.
   Кассу скоро откроют. Очередь напряглась - вывешивают места.
  Ну, так я и думал ---нам не хватит. А может, прибавят мест? Будем ждать.
  
   Наконец, кассы открыты. Наблюдаю взволнованную толпу со стороны. Каждый держится соседа, глядит неприветливо, тут же и блюстители порядка. Не влезешь. Что-то на нашего восточного человека наседают - ага, он и девицу за собой втащил - крики, брань, апеллируют к милиции, как бы не выперли его. Нет, кажется, удержался. Берет? Есть!
  В результате - 5 билетов на 12 человек.
   Это не так плохо. Сядем, пожалуй, только не отрываться от коллектива. Стаскиваем вещи вниз, к выходу на причал, ждем. Корабль уже прибыл. Большая посудина - "Россия". Название очень уместно для данной ситуации. Переносим все имущество к посадочному трапу. Посадки еще нет, но по второму трапу снуют пассажиры - те, что приехали. Можно попробовать пройти без вещей, их занесут другие. Просачиваемся. Внизу остается груда рюкзаков и чемоданов и пятеро ребят с билетами - они и вносят весь этот груз.
   - Ну и мешок у тебя, сломал плечо, - жалуется восточный человек.
  Угощаем всех кедровыми орехами - у Эда внушительный запас, пусть грызут, чем меньше будет имущества, тем лучше.
  
   Оставляем вещи на палубе, возле спутников, весла прикрываю мешками - к чему лишние разговоры, ещё заинтересуется кто моим "подводным ружьем". Изучаем корму.
  С верхней палубы на швартовую ведут два трапа у кормовой надстройки. Верхняя палуба короче нижней, сверху корма не прикрыта, лишь голый каркас палубного тента. С тентом было бы удобнее - очень уж просматривается это место со всех сторон. В коридорах по бортам - скамейки, там уже располагается публика. Ночью здесь будет полно народа. Вверху устроились туристы, растянули палатки у самого края, - из палаток, правда, много не увидишь, авось не будут мешать.
  
   Скоро отчаливаем. Матросы возятся на корме, трапы подняты. Заработали машины. Зеленая вода у бортов стала мутно-желтой, глубоко внизу винты поднимают ил. Всё шире полоса моря между нами и берегом, медленно движется огромное тело корабля. Люди внизу и вверху машут руками, кричат что-то друг другу. Удары винта сильнее. Уходит причал, тугой ветер уносит звуки земли. Глухой гул машин. За кормой - широкий след вспененной воды. И чайки летят за нами, ловят что-то в волнах, тоскливо вскрикивают...
  
   Пора, однако, браться за работу - нужно переложить часть вещей из моего мешка в другой, всё на свои места, всё проверить. Работа на первый взгляд несложная, но заняла она часа полтора.
   В главном мешке я оставил только большую лодку с помпой
  и маленькую, вспомогательную, и кроме того, в карманах - консервы, фляги, клей, камеру для мяча. Я решил сунуть внутрь и одно из надувных сидений. Остальные вещи - тент лодки, одежда и часть продуктов пошли в другой рюкзак, меньший.
  Постепенно маленький тоже раздулся до предела, а мой вроде бы и не уменьшился, стал разве что помягче...
   У приятеля оказалась куча вещей - от рубах с запонками до ботинок, - один пиджак с брюками сколько занимал места! Чёрт знает, о чем человек думал, когда собирался "на дело". Много было всякой мелочи, коробки какие-то, сувениры, вдобавок обнаружился еще мешок с кедровыми орешками - хорошо, что наши спутники справились со вторым.
   Что со всем этим делать? - не выкидывать же за борт, кто знает, как пойдут дела сейчас. Я решил провести некоторую чистку, кое-что изъять. Компаньон мой, человек довольно упрямый, сопротивлялся, отстаивая каждую мелочь; всё это вызывало у меня изрядное раздражение. В конце концов решили лишние вещи сложить в "авоську" - дальше будет видно, что делать с этим добром.
   Некоторые вещички могли бы вызвать ненужный интерес соседей, поэтому я старался не слишком привлекать внимание к своей работе.
  Один из ребят, такой с виду пляжный парень, спросил не без иронии - "С этими мешками вы по горам ходите?" Подобное времяпрепровождение, видимо, не слишком ему импонировало. Да и сам я не такой уж энтузиаст туристских походов. Любопытно было бы увидеть реакцию нашего спутника, знай он, что с этими мешками мы собираемся прыгать в море.
   А времени, между прочим, оставалось не так уж много до срока. Следовало выбрать позицию поудобней.
   Мы перенесли вещи ближе к корме, к трапу - тут и вода недалеко, внизу гальюн. Уже стемнело. С освещенной палубы еще черней казались волны. Они шипели у бортов - не так уж далеко, но и не близко, примерно метрах в шести. Лучше, конечно, спускаться по веревке, это надежней. Удар о воду при прыжке с такой высоты вызовет сильный шум, и рюкзаки могут оторваться. Зато спуск потребует дополнительного времени - тоже опасно, могут заметить. Но все же будем лезть по веревке.
   Для меня, даже с тридцатикилограммовым мешком за плечами - это дело несложное; еще весла - привяжу к мешку, да не упустить веревку потом - ну, уж как-нибудь справлюсь. Эдуарду трудней, придется ему поднатужиться. Только бы выдался удобный момент, где-нибудь между часом и тремя. Будем ждать.
  
   Пока что на палубе народа хватает, ложились бы спать скорее. Туристы в основном уже устроились, влезли в свои спальные мешки, только головы торчат - народ бывалый.
   Неплохо бы самому прилечь - дневная усталость вяжет тело, туманит глаза. Нет, нельзя, проспишь время. Посижу, послушаю музыку. Сквозь пелену ветра рвется из репродуктора бодрый английский голос. Приличные вещи. На верхней палубе танцуют.
  Долго ждать...
  ...То ли дело уходить в рискованное плавание с легкой душой, когда тебя провожают друзья: в море будут с тобой их сердца и мысли; о тебе знает мир, и, если не повезет, ты не будешь забыт, смелость будет твоим памятником.
   Ты не таишьсл от всех, не несешь груз вины перед близкими, которым в любом случае причинишь горе... У меня большая коробка с домашним печеньем, мамино изделие - грех выкидывать, усердно жую.
   Эдуард ушел вниз контролировать корму, там и задремал на бухте троса. За кормовой надстройкой сидит на скамейке влюбленная парочка. Еще нет одиннадцати...
   Полежу немного, слегка отдохнуть не вредно полчаса.
  Шумит ветер, подрагивают звезды. Приятно лежать. Зябко чуть, - это неплохо - не уснешь.
   Всё же я задремал, ненадолго. Хорошо во сне, уходит тревога, нет корабля, ночной воды... Стоп! Что это я? Сейчас нельзя спать.
   Как расслабляет сон! Слабеет воля, вялым становится тело, диким представляется то, что ты должен сделать. Холодный ветер гудит над палубой, и черная вода за бортом кажется еще холодней.
   Который час? - Уже около двенадцати. Пора готовиться.
  Стало поспокойней, многие уже уснули, спят и туристы в палатках.
  За рубкой по-прежнему сидит пара, лицом к корме - интересно, надолго их хватит? Спускаюсь по трапу.
  Внизу еще бродит кое-какая публика, несколько человек спит на канатах, среди них Эд. Пока не стоит его тревожить. Возвращаюсь к рюкзакам. Прохладно тут всё-таки, как бы не продуло - совсем это ни к чему, болеть нельзя.
   Быстрее бы кончилось ожидание, скорей бы начать действовать. Трудней всего - ждать.
   Жду еще час. Иногда заглядываю за рубку - как там?
  Тесно прижавшись друг к другу, сидят влюбленные - этим не до сна. Плохо дело. У них, правда, свой интерес, но прямо перед глазами - освещенная корма, не хочешь, а увидишь. Проклятье! Как я не догадался занять сразу эту скамью - отпала бы лишняя забота. Теперь их выжить трудновато. Подхожу, становлюсь рядом - может, это подействует? нет, не берет. Да и мне как-то не по себе - я всегда уважал любовь, грешно мешать влюбленным. Отхожу в сторону. Проходит еще с полчаса - то же самое. Ну, людей тоже можно понять. На корме торчит еще кто-то, смотрит в бегущую воду. Жду.
   Ну, наконец-то!
  Парочка подымается со скамейки - уходят?!
  Нет, остановились... И смыкаются в тесном, страстном объятии. Проходит минута - и они снова садятся на скамью.
  Намертво! . . . . . . . . . !
   Неужели случай помешает нам?
  Пропадёт рейс - и опять всё. Снова обязательные очереди, ненужные волнения и усталость. Спущусь вниз, все же надо приготовиться, может, улучу момент. Поднимаю мешок, один, другой - какая все-таки тяжесть! И с этим грузом за плечами нужно лезть в воду. Прямо жутковато как-то. Понятно, что в воде они легче, да поплавки там, а все же... Теперь мы километрах в ста пятидесяти от Ялты, а ближайший берег километрах в пятидесяти-шестидесяти.
   Схожу вниз. На корме всё тихо, спят люди.
  Сваливаю груз под рубкой у канатов.
  По трапу - спотыкающиеся шаги, громкий кашель, спускается какой-то тип в белой рубашке, парень лет двадцати.
   Скрылся в гальюне. Вскоре появился вновь - ухмыляющаяся пьяненькая рожа, ежится как-то.
  - Что, не спится, а? - Разговора я не поддерживаю. Еще не хватало приятеля, чёрт принес.
  Приходит и второй. Долгая беседа.
  - Что-то спать неохота, а? Сделать бы чего-нибудь чудное, а? Охота чего-то такого...
  Тоже жаждет по пьянке приключений.
   Идет время.
  Бужу Эдуарда. Пусть подежурит, хватит с меня. Ложусь на палубу у мешков. Хороший угол. Гудит вентилятор, гонит откуда-то теплый воздух. Изрядно я продрог. Погреюсь немного.
  Хорошо... Глохнут в ушах бессвязные речи соседа, мертвый сон наваливается на меня.
   Будит внутренний толчок, таращу глаза - хмурая физиономия партнера говорит, что хорошего мало, да я и сам слышу - проснулись и другие, разбудил их этот кретин. Всегда не любил пьяных. Ладно. Сплю дальше. Просыпаюсь.
  --- Как там наверху?
  Сидят.
  Ну, ясное дело, сидят. Будут до утра сидеть теперь. Я сам, бывало...
  
   Так проходит время до четырех.
  Дальше ждать не имеет смысла, скоро будем вблизи берегов. Пропало дело.
   Ладно. Берем вещи, поднимаемся на крытую палубу. В шезлонгах и на полу густо спят пассажиры. Находим свободное место, засовываю весла под скамью, ложусь на палубу. Тут нет ветра.
  Дыхание спящих людей. Теперь можно не вставать до утра.
  До Новороссийска.
  Спим
  .
   В Новороссийск пароход приходит в 7.30, часов с шести пассажиры готовятся к высадке. Еще не совсем проснувшись, мы провели краткое совещание и решили, что лучше сойти не здесь, а в Туапсе: там места знакомые, найдется где и переночевать - кто знает, сколько ждать обратного рейса. Высадимся через пять-шесть часов после Новороссийска, это дела не меняет. А теперь поспим еще...
  
   Спали часов до девяти, потом вышли на палубу. Ярко светило солнце, голубая вода выглядела куда приветливей, чем ночью. Валялись, щелкали кедровые орешки - запас их казался неисчерпаемым, время от времени наведывались к вещам - как бы не утащили чего, это подсекло бы весь план под корень.
   Может, все-таки можно было прыгнуть? Выбрать момент? - Нет. Всю ночь бодрствовали влюбленные и не спали ребята на корме. Совесть как будто чиста.
   Тянется знакомый берег, вон и Туапсе показался, город краткой моей карьеры в Художественном фонде. Вскоре поравнялись с портом. Что такое? Корабль идет прежним курсом, к берегу не поворачивает - неужели не заходит в порт? Ясно, так и есть. Опять сюрприз. Ну что ж, высадимся в Сочи, делать нечего. Это несколько усложнит дело. А впрочем, может быть, это к лучшему - не придется беседовать со знакомыми, объяснять причины нашего появления и скорого отьезда. Скучновато, правда, плыть столько. Пожуешь сала, попьешь водички - и на боковую. Тихо-мирно. "Какие скромные ребята, прямо как девушки", - умилилась одна тетка.
  
   К вечеру прибываем в Сочи. Тут много выходит пассажиров, вся палуба у сходней забита людьми и вещами. А у выхода два контролера проверяют билеты. Опасно. Только разогнался к другому трапу - стоп! милиция. Ну, нет. Лучше иметь дело с теми, у первого. Поворот. Держа на весу внушительный свой рюкзак и авоську, лезу напролом, соответствующее моменту выражение лица. Прошел. Сзади Эд. Что-то у него не так.
  - Ваш билет? Билет!
  Быстро выхватываю у компаньона чехол с веслами, прохожу вперед.
   Ваш-ши билеты! ?
  Коля! Коля! - ору я в чьи-то спины, создаю видимость коллектива - где-то там, мол, билеты.
   Вот и Эдуард вырвался. Ещё не хватало, чтоб нас задержали тут. Поток пассажиров катится в город. Мы сразу к камере хранения - сдать вещи, затем к кассам. Корабль приходит завтра.
   Записываемся. Дело привычное. Народа пока немного, дали бы только места, теплоход небольшой, "Таджикистан". Ну, утро вечера мудренее
  Идем в город. Теплый южный вечер, дефилирует публика, - удивительно, что не попадается никто из знакомых (и слава Богу). Посидели у моря, потом отправились на вокзал искать местечко для ночлега. Зал ожидания совсем пуст, скамейки по углам. Заняли одну, легли валетом. Куртка под голову, рукавом прикрываю глаза - очень яркие лампы, и засыпаю часов до шести утра...
  
   Позднее я с удовольствием вспоминал этот ночлег, сон на твердой полированной скамье. Было тепло, и никто не будил ночью - всегда бы так.
   Уборщица подняла рановато, но выспались хорошо. Теперь можно и в очередь, народ уже появился у касс. Снова какие-то списки, выясняем свое местоположение, пристраиваемся вблизи окошечка. Часы ожидания - и вот билеты в кармане. Мы свободны, можно пойти к морю. Уходим далеко от пляжа по скользкому карнизу дамбы, тут только ребятишки - ловят рыбу, плюхаются со стенки в зеленую воду.
   Чудесно отдыхать у моря, всем телом чувствовать мощное его дыхание, нырять в прохладную глубину. Стайки мельчайшей рыбёшки снуют туда-сюда, мгно-
  венно менял направление... Часа через три ушли. Хорошего понемногу, не стоит перегреваться на солнце, тратить энергию - она нам еще пригодится.
  Сидели в парке, бродили по городу; корабль уходил поздно вечером и времени было хоть отбавляй.
  
   В спортмагазине я увидел нечто знакомое - родная сестр.а нашей лодки висела на стене; на расстоянии она выглядела еще менее надежной, "воздушной" в полном смысле. Я указал на нее Эду:
  - Вот она, ознакомься, - отошел, стал наблюдать его реакцию.
   Долго глядел он на неё. Зрелище, конечно, было не слабое. Не знаю, какие мысли бродили в его голове тогда, особого оптимизма я не заметил, услышал только:
  -Это примерно то, что я ожидал увидеть.
  
   Наконец, посадка. Забираем вещи и с билетами, как порядочные люди, поднимаемся на борт. Впереди спокойная ночь. Не нужно ничего предпринимать, так как идем мы вблизи берега. На крытой палубе отличные диваны, мягкие. Тут и расположимся. Тепло, не дует. Славная будет ночь.
  
   Снова день на корабле. Раньше я всегда плавал здесь ночью.
  Курс не совсем обычный - идем в Ялту, не заходя в Новороссийск. Вокруг яркое солнечное море без берегов. Здорово было бы прыгнуть сейчас, горячее солнце быстро высушит одежду, корма низкая, если повиснуть на руках, будет метра два до воды. И винты неглубоко, шум их заглушит всплеск. Может, удастся как-нибудь? Оглядываю палубу. Нет, и думать нечего, невозможно, как бы ни хотелось - десятки людей на корме, многие рассматривают море. Ничего тут не сделаешь.
  Буду и я любоваться пейзажем, другого не остается.
   В Ялту пришли под вечер, высадились и сразу на вокзал.
  У причала - большой корабль. Скорее! - успеть бы на него, взлетаю по знакомой лестнице к кассе:
  - Дайте билеты - два!
  Что вы, молодой человек, уже нет посадки, корабль уходит через пять минут.
  Чёрт побери, не везет.
  - Когда следующий?
  Послезавтра.
   Снова ждать... и две ночевки. Снова надоевший ялтинский зал ожидания. Поехать бы в Алупку, но там куча знакомых, не стоит мозолить глаза, лучше тут. Занимаем скамейки. Жуем хлеб с салом, усиленно пьем воду (чтоб не обезвоживаться). Лягу я - делать всё равно нечего. Мешок под голову, спортивную шапочку на нос - засыпаю.
  
  ...Что-то тревожит во сне, неприятно-знакомое, чей-то голос -
  надо проснуться.
  - Кто такие? А вот сейчас проверим документы! Ваши документы! Почему здесь? Туристы? Ишь ты, из разных городов - странно. Вещи в камере? И вещи проверим...
   Сон слетает мгновенно. Милиция. Рядом скверный разговор. Продолжаю лежать, никуда не денешься. Спокойно! я сплю. Кого это они зацепили? Какие-то девочки. Сейчас возьмутся за нас. Мы - туристы, вещи при нас - а вдруг полезут? - к этому идет. Содержимое может навести на размышления. Опять начнется, как в Выборге. А в паспорте нет штампа с места работы - придерутся... Шаги. Кто-то трогает за плечо, мычу что-то,
  "просыпаюсь", хлопаю глазами с непонимающим видом.
  - Ваши документы!
  Достаю паспорта. В штатском, невзрачный такой. Вежливый. Листает паспорт. Мой. Эдуарда. Отдает.
   Извините!
  Пожалуйста.
  Вежливый... Снова ложусь. Шаги. Толчок - ну, это уже милиция.
  - А ну, вставай!
  Приподнимаюсь с безропотно-ошалелым выражением.
  - Документы!
   Я уже проверил, - голос штатского.
  Проверил? - и отходит, неохотно так.
  
   Да, удачно обошлось. Обмениваемся с приятелем взглядом. Пробуждение не из приятных, сразу и не уснешь теперь. Не нравится мне это. Надо отсюда сматываться.
   Дотянем до утра - и в Алупку, теперь это самое разумное. Утром так и сделали: сдали багаж, записались в очередь четырнадцатыми и на морском трамвайчике поплыли в Алупку. Катер шел у самого берега. Красивые места. Скалы, заросшие лесом склоны... Правительственные дачи. Вон то прозрачное сооружение - бывшая хрущевская купальня, вода, говорят, подогревается.
   А вон и знакомые камни пошли, Воронцовский дворец. Как домой едешь. Порядочно я тут болтался, есть что вспомнить...
  
   Неплохо прошло время и теперь. Море, скалы, деревья парка... До чего красивы эти жители земли - стволы, ветви, протянутые к небу. Будь я реалистом - всё время рисовал бы деревья.
   На следующий день мы отправились назад в Ялту. Пришел "Таджикистан", но билетов не было, сесть не удалось, как я ни старался - в нужную минуту партнёра не оказалось на месте, и дело сорвалось. Ссориться я не стал, не имело смысла.
   Пришлось возвращаться ни с чем. Я бросил в воду жестянку с надписью: "Никола-угодник, помоги нам!"
  Помоги мореплавателям выйти в море! Необходимо сесть на следующий корабль - через два дня приходит "Россия".
  
   Два дня пролетели быстро. Я плавал, нырял со скал и не очень-то думал о будущем.
  Всё уж и так передумано. Неплохо, что мы здесь, невредно рассеяться после этих нервных дней. А в общем-то, кочевая жизнь пошла вроде бы и на пользу - организм как-то втянулся, вошел в форму - теперь всё нипочем.
   Как-то одна девица пошутила: "Смотри, там за морем Турция: давай плыви туда". Забавно было слышать.
  
   И вот день отъезда. Снова эта осточертевшая Ялта, видеть бы её в последний раз. Что-то история затянулась. А если не удастся и сейчас? Эд говорит, что, может быть, уедет, у него авиабилет в Ленинград, через три дня ждет работа в театре. Ну, дело хозяйское. Я не вернусь. Денег вот маловато...
   С билетами всё прошло гладко - взяли себе и еще какой-то юной парочке, почему не сделать доброе дело? Билеты в кармане, не нужно утомлять себя "телепатической" посадкой.
   Сидя на набережной, мы смотрели на теплоход - он стоял у причала, большой, белый, два матроса, вися над водой, красили борт. Высоко всё-таки. Ну, веревки должно хватить.
  Надо поесть как следует на земле. Я купил охапку мясных пирожков и в дорогу пару банок сгущенного молока. Да еще три порции пенициллина - от простуды.
  Всё. Теперь можно и отправляться. Берем вещи - и опять на "Россию", а там - сразу же на корму, занимать ту проклятую скамейку, приют влюбленных.
   Где же она? - нет ничего, убрали, а над всей кормой, вровень с верхней палубой, натянут тент, так что сверху ничего не видно. Вот удача! Это здорово упрощает дело. Располагаемся на скамье у одного из трапов.
   Дрожит палуба, отваливает от причала корабль - всё, как в первый раз. Как будет дальше? Ну, теперь хоть душа вон - я выберу момент. Буду стеречь каждую минуту, каждую секунду. Ведь и нужно-то секунд десять-пятнадцать.
   Опять, как тогда, стелется широкий след за кормой, уходит, синеет берег, летят чайки, отстают, снова догоняют нас.
  Отступают горы, теперь до них - километров десять... потом - двадцать, если судить по скорости корабля. Как далеко можно видеть берег? Вечерний воздух постепенно поглощает его, и вот не разобрать уже - земля это или закатные облака, укрывшие
  солнце.
   Мы сидим на толстых чугунных кнехтах, еще теплых от дневного жара, смотрим, как все, на струи винтов, на шумящую пену, на чаек, всё летящих за судном, для них всё море - дом, садятся, ныряют в волны, проносятся совсем рядом. Мне приходит хорошая мысль - не спускаться с рюкзаками, а опустить их вначале на веревке.
   Надо подумать. А место это удобное - по крайней мере контролируешь один из коридоров, а другой прикрыт рубкой.
  Чтобы пройти расстояние до кормы (увидеть нас), понадобится секунд пятнадцать-двадцать Трапы рядом, можно быстро проверить верхнюю палубу. У туалетов еще выход снизу - многовато всего, глаза разбегаются...
   Ну да ладно, только бы не мешал кто на корме. Сработаем. Железная стойка тента торчит над бортом, её надо использовать. Борт у кнехтов прорезан овальнрй дырой - можно и сквозь неё, снизу, если понадобится, а лучше, конечно, махнуть через борт
  - проще.
   Тумба лебедки, метрах в пятнадцати, отчасти закрывает от взглядов из коридора - слабое, конечно, прикрытие, но все-таки кое-что.
   А где винты? Как бы не угодить: от кормы метра три-четыре. Гляжу за борт, вода бурлит под нами, ближе к носу. Можно, я думаю, тем более, что винты глубоко. Скорость большая, сразу очутишься позади. Сейчас мне всё ясно. Можно уходить отсюда. Надо еще проверить вещи, переложить кое-что.
   Зажглись лампы на палубе, музыка. Как много всё-таки вещей, из малого мешка часть придется вынуть - некуда сунуть поплавок.
  Заставляю Эдуарда выкинуть еще кое-что. Однако это проблемы не решает. Придется сунуть излишки в сетку, - прицеплю к мешку.
   Порядочный тючок: костюм, ботинки, рубахи - черт бы их взял!
  Ещё в авоське кусок сала и пирожки - никак не доесть, а надо бы - в море с пищей будет слабовато.
  Пока все. Теперь времени много, часов до двенадцати не угомонятся.
  
   Эд бродит по кораблю. Скучноват он что-то. Я его понимаю. Было и у меня кое-что в тот рейс. Теперь - нет. Я спокоен н бодр. Плохие предчувствия, тягостные мысли не тревожат меня. Сейчас я верю в успех. Близость действия возбуждает, весело даже как-то.
   Мои родные... может быть, они простят меня... они должны понять - нет мне жизни в клетке! Что поделаешь, я не рожден рабом.
  
   Время близится. Пора сделать еще кое-что, последние приготовления. Я проверил надувные сиденья лодки и вложил по одному в каждый рюкзак, а трубки вытянул наружу - теперь их можно надуть за полминуты. Кроме того, в карман большого рюкзака сунул резиновую игрушку, а в малый - камеру мяча, для верности; хватило бы, конечно, и кругов, но в таком деле лишняя пловучесть, думаю, не повредит. Теперь очередь веревки. Присев за мешком, я начал сматывать шнур в клубок. Пятнадцать метров - не так уж мало, получился моток объемом в два кулака, сунул его под клапан рюкзака с лодкой, а конец привязал к кольцу и к одной из лямок накрепко, было бы невозможно оторвать. Проверил лямки второго мешка, чехол с веслами - как будто всё. Да, еще авоська, пристегнул её к одному из рюкзачных карманов. После этого оделся: под рубаху - шерстяную фуфайку, на ноги - толстые носки и спортивные тапочки, те самые, что участвовали в батумской авантюре.
   Готово.
  
   Можно взглянуть на корму. Спускаюсь. Эдуард спит на своем обычном месте, на канатах. Тут же парочка - без этого, видно, не обойтись... хорошо, хоть скамейки здесь нет!
   Парень старается вовсю, песни ноет, чуть не пляшет - девица-то ничего. Ладно, пойду наверх пока.
  Поднялся к вещам, лег. В темном небе подмигивали зябкие звезды. Прохладно будет, ясное дело. Не скоро высохнешь. Ничего не поделаешь, придется терпеть. Хорошо бы вздремнуть, но нельзя, нечего расслабляться, и времени мало - уже одиннадцать, успокаивается народ. Ходят еще вниз-вверх по трапу в гальюн. Иногда проходят дежурные с повязками, показалась пара милиционеров - носит их чёрт тут!
   Как там корма? - иду туда - ага, парочка уходит. На канатах у трапа (слева) спят двое, третий улегся на палубе рядом с Эдуардом - метрах в пяти от "нашего" места. Останавливаюсь над ним - как будто хорошо спит.
   Что в коридорах? - там всё утихло, люди лежат на скамьях.
   Время - около двенадцати. Пора. Подхожу к Эду, трогаю его, открывает глаза.
   - Пора!
   Идем к вещам, всё надо снести вниз.
   Складываю рюкзаки у тросов, за которыми спит человек, сцепляю их лямками, одну пропускаю через ручку чехла с веслами - пришита крепко, должна выдержать. Готово.
   Теперь напиться воды в последний раз. В туалете пока никого. Наполняем пустые фляги, одна уже упакована. Документы.
   Паспорта лежат в полиэтиленовом мешочке - вкладываю его в другой, туго закручиваю
  и перетягиваю резинкой, кладу в карман брюк. Компас засовываю в самое удобное для этой надобности резиновое изделие. Часы. В последний раз смотрю на циферблат: половина первого. Упаковываю и часы, они еще пригодятся для определения курса.
   Как бы не зацепился шнур, всякое бывает. Открываю нож, окручиваю бумагой лезвие, - будет в кармане под рукой, резану, если что.
   По привычке щупаю пульс -- вроде бы нормальный, хоть возбуждение уже охватывает меня, гудит в крови.
   Ну, как будто время действовать. Быстро надуваю поплавки Оглядываю коридор - в порядке. Как второй, с правого борта - нормально. Время? Стой, стой, только не ошибаться. Снизу выходит человек, поворачивается, идёт вдоль борта. Чёрт! Опасный трап, не видно, что делается внизу. Как на верхней? Поднимаюсь, прохожу по палубе -
  те же лежащие люди. Вниз.
   Пора. Каждый нерв напряжен - ну, что ты слышишь? Начинать?
   Смотри, не ошибись, - наверняка, только наверняка. Компаньон говорит, что одна фляга неполна, - отпил, надо бы долить - нет, чувствую - не время, нельзя терять ни секунды.
   Давай!
   Подтаскиваю вещи к борту - порядочный груз. Начинать? Стой, последняя проверка - вверх по трапу - никого, вниз - коридоры? - в порядке, Эд рядом - пошел!
  
   Раз - шнур в руке - зацепился, сволочь... Идут секунды - ослабляю пряжку - вытащил, швыряю клубок за борт, рядом со стойкой тента, - разматываясь, летит в темноту. Крепко захватываю шнур, переваливаем всю связку за борт, шнур натягивается, тонкий и скользкий.
   Широко перехватываю руками - раз - два - три - четыре, - как там? - пять, - шумит темнота - рвануло веревку - стоп! Груз на воде. Стискиваю в кулаке двойной теперь конец,перемахиваю через борт - крепче руки, не скользить - раз, раз, раз - темп! - свистит по ногам шнур. Внизу, в шуме, брызгах, пене - темное, прыгает - оторвёт? - что-то мелькнуло, пропало. Дернуло ноги, холод - как тащит! Гул, резкое шипенье воды - как Эд там? - вверху болтающиеся ноги, спускается - скорей! - руки
  у моих рук - всё.
   - Пускай! Всплеск, темнота - и тишина.
  Миг - и снова видят глаза, под руками упруго колышется рюкзак, плавает, как пробка.
  Где пароход?
   Огни в темноте, видна корма - уже далеко, но еще так близко - большой корабль.
  Уходит? Всё в порядке? Никто не заметил?
  - Стал!
  Не понять, неужели стал, что делать?
  Не-ет, идет, слышу гул машины. А ведь действительно не разберешь сразу, идет или стоит. Вроде бы и не уменьшается в размере.
   Уходит. Ну, прощай, "Россия". Твердая сухая палуба. Теперь всё вокруг - вода, только вода и ночь. Дикое несколько ощущение. Мы висим на мешках. Два мешка - а вёсла? !
  - тут... А вот авоськи нет, оторвало-таки. Ну и чёрт с ней, с гардеробом, меньше хлопот, сало жаль только, большой еще был кусок, плывет теперь где-то.
   Система сработала идеально, свободный конец шнура легко выдернулся; разжав руки, мы упали на мешки и не почувствовали никакого рывка.
   Руки, - говорит Эд, - руки ободрал, пролетел метратри по веревке...
  - Что ж ты?
  Да так как-то вышло. Болит.
  Плохо. Знаю, как это бывает, сразу горит кожа. Всё ведь говорил ему: перехватывай! - ну, в такой момент мог и забыть.
   Где наш кораблик? Пропал - ага, вон он, теперь уже меньше огонь. Прохладно всё-таки. Вода спокойная, чуть плещет волна, вспыхивает под рукой яркими огоньками, прямо как во сне.
  Во все стороны - небо и звезды. И мы одни в море...
  
   Давай доставай лодку!
  - Сейчас.
  Я не спешу. Лучше не торопиться. Все помнить и делать наверняка. Как там лодка, всё ли в порядке - столько дней ведь в мешке.
  Холодная вода, дрожь пробирает. Длинная ночь впереди.
   Расстегиваю мешок, достаю тугой пакет - детская лодка. Сбрасываю чехол, трубку в зубы - вдох носом - выдох, зажал зубами, вдох... быстро пухнет вспомогательная лодочка. Готово.
   Сажусь сверху, осела, но держит на поверхности - вполне можно работать.
  Теперь очередь большой.
  Вытащить её - дело нелегкое, мешок крутится в воде, не во что упереться, - плаваешь, как в космосе, в невесомости, да и сильно дергать опасно, вдруг оторвется что-нибудь, тогда скорее всего наше путешествие не состоится. Призрачно светящийся Эдуард подплыл с другой стороны, ухватился за мешок, общими усилиями мы вытряхнули лодку. Она распласталась на воде, поперек моих ног. Как будто все в порядке: шланг - на месте, заклейка на помпе - на месте, воды, значит, нет внутри, отдираю пластырь, - можно качать. Сжимаю помпу ладонями - почему-то очень туго идёт, с хрипом... странно, сильнее давить не стоит - еще лопнет клапан или другое что. В чем дело? Проверяю шланг - ну, ясно. Перегнулась трубка и воздух не проходит. Качаю дальше - как-будто никакого результата, еще качаю.
   И вот стала толчками вздуваться серая масса, выпрямляются вялые борта, корабль приобретает форму. Работаю еще с минуту. Туго пошло, кажется, хватит. Щупаю - вроде бы готова лодка, невесомо качается на волнах, гладкие тугие поплавки.
   Переворачиваем судно, выливаем воду, Эд переваливается через борт внутрь. Забрасываю мешки, весла, круг, маленькую лодку, забираюсь сам. Можно было бы и не выливать воду - сейчас ее опять полно. Минут десять работаю кружкой, посуда мала, медленно осушаемся.
   Ну, сойдет пока, всё, видимо, не вычерпать, своей тяжестью мы вгибаем тонкое днище, вода заполняет вмятины. Хорошо хоть сиденья есть, а то бы совсем сидеть в воде. Я и не предполагал, что будет так сыро на "палубе".
   Осторожно отвинчиваю шланг - клапан в порядке, где пробка? Ага, вот она, на шнурке - туго её завинчиваю (как бы не перестараться, место слабое!), окручиваю шланг вокруг помпы, сую всё в рюкзак, рюкзаки кладу на корму за сиденье - тут будем спать.
   Вытаскиваю тент, будет ли с ним теплее - увидим. Сейчас пора заняться вёслами. Вынимаю их из чехла, вставляю в уключины, насаживаю резиновые втулки - теперь можно и плыть.
   А что было бы, оторвись вёсла тогда? - наверное, пришлось бы ждать утра, вплавь прочесывать этот участок. Только случай мог бы тут помочь, это ясно.
   Берусь за вёсла. Куда плыть, где наш ориентир? Никак не увидеть Большую Медведицу... Крутится лодка, кружатся звезды - ага, вот она. А вон и Полярная звезда, путеводная. Нужно проверить компас. Вытаскиваю его из кармана, надеваю на руку, отпускаю стопор - что такое! - стрелка не движется. Этого еще не хватало. Щелкаю
  по стеклу, встряхиваю I - качнулась немного, остановилась. Не работает машинка. Неприятный сюрприз. Вода, что ли, внутри? Сейчас не разглядишь. Ладно, после разберемся. В крайнем случае, обойдемся и без компаса, труднее будет, конечно.
  
   Я разворачиваю лодку кормой к Полярной, несколько правее, - отныне это наш курс, мы должны держаться его всё время, чтобы доплыть.
   Ну, двинулись! Чтоб не мешали колени - вытягиваю ноги, они ложатся Эдуарду на живот. Мала посудина. Как будет, когда я лягу? Взмахиваю веслами. Лодка легко сходит с курса. Чёрт! Верткое судёнышко, так и крутится на воде. Наверно, слишком сильно загребаю правым - после гребка лодка становится боком. Раза три гребу левым, торможу правым - вперед, раз! раз! - опять сбился.
   Похоже, что проклятый поплавок совсем не слушается вёсел. А ведь дистанция-то километров триста с лишним. Ну, делать нечего, как-то надо плыть.
  - Правым, еще правым, левым, - помогает Эд.
  Тяжело идти. Вдобавок темень, вёсел не видно, иногда они проворачиваются в уключинах, и гребешь не лопастью, а ребром.
  В такой работе проходит минут десять. Вдруг...
  - Корабль! !
  В темноте перед нами близкие огни, они делаются всё ярче, идут на нас.
  На нас? Я не понимаю, куда движется корабль - прямо к нам? Правее, левее? Наверно, пассажирский, много огней. Что делать? Ну-ну, спокойней. Ночью ведь нас увидеть трудновато, даже с небольшого расстояния. Будем держаться курса. Если увидим, что идет-прямо на нас - успеем отойти в сторону - хватит нескольких гребков. Не утопит.
   Вскоре корабль прошел за кормой, совсем близко. Светились
  ряды иллюминаторов, огни палубы. Пассажирский, из Новороссийска.
   Нагнал страху. Вроде бы и грести я стал получше. Пройти бы до утра километров десять, убраться подальше отсюда. Опасное место. Гребу часто, лодочка хоть и петляет, но идет довольно быстро - за кормой журчит вода, темная, пронизанная странными огнями. Огоньки повисают на вёслах, умирают, зажигаются опять. Долго еще до утра. Мокрая одежда облепила тело. Судорожно застучат иногда зубы - озноб пробирает не на шутку.
   Зря я не надел вторые штаны. Ну, не буду сейчас возиться, все вещи на корме, в мешке, только тент мы расстелили по дну. Ноги лежат в воде.
  Наши тела греют воду в лодке, иногда набежавшая волна добавляет свежую порцию - эта холодней.
   Холодная спина, стынет поясница.
  Согреваюсь греблей - чаще, чаще, продержаться эти часы до утра. Как там мой партнер, жив еще? - надеюсь на его вы иосливость, он легче меня переносит холод.
   Держаться, держаться, терпеть...
  
   Что еще сказать об этой ночи? Она, наверное, была не слишком холодной, а море сравнительно спокойным; но для нас, до нитки промокших, трясущихся от озноба в резиновой посудине, она тянулась бесконечным кошмаром. Голубые огоньки за бортом, ледяные звёздочки над головой - кажется, никогда не загорится в этом сыром мире солнце. Хлюпающая в ногах вода, бесчисленные взмахи вёсел, кусок черного неба, куда я гляжу, не отрываясь, всё время - справа от Полярной звезды...
  
   Когда же утро, наконец?
  Как понимаешь северян, молившихся божеству - солнцу, прекрасному, тёплому. Ад для них - вечное царство холода и мрака...
  
   Час идёт за часом. Медленно, едва заметно бледнеет небо, мягче глядят звёзды. Рубаха на плечах почти высохла, но греет слабо, мокрые, твердые от воды брюки леденят ноги.
   Я работаю веслами, как автомат. Сколько мы прошли уже? Сколько проходим в час - километра два с половиной? три? Уйти подальше бы от трассы, не поздоровится, если встретим кого днем.
   Днем... когда настанет этот день? Когда-нибудь... Сколько дней впереди? Ночь хуже всего. Высохнуть бы. Согреться. Когда светает? часов в пять? Сколько я уже на вёслах? - вроде бы долго, а утра всё нет.
   Уключины - помнить всё время об этом, это ведь наша жизнь. Жизнь - всё в лодке, самая малая деталь. Просто смотреть не хочется на это сооружение - очень уж хлипкое. Как долго держится воздух? По инструкции через четыре-пять часов надо подкачивать. Пока еще ничего, чуть только ослабли борта. Дотянем до утра, солнце нагреет воздух, надует.
   Уже исчезают звёзды, моя еще видна. Пропадет, буду смотреть на другую, некоторое время можно, потом - компас. Спать еще не хочется, тут не до сна. Уходит ночь. Светлее стало море. Идет низкая пологая волна, мягко встряхивает лодку...
  
   Утро настало не скоро. К этому времени я несколько выдохся - греб около пяти часов. Звёзд не было, приходилось идти по компасу, с трудом определяя курс - проклятая стрелка почти не двигалась, липла к влажному стеклу. Постучишь, потрясёшь - кое-как работает. Волны помогали держать направление - плыви только под определенным углом.
   Совсем рассвело. Вокруг, во все стороны - серая вода, сливающаяся с небом, ничего не видно в море. Пора мне ложиться, впереди еще много будет работы.
   Хочется пить. Ну, попробуем морскую воду - зачерпываю кружку, пью. Передергивает, но ничего, холодно только, выпить бы сейчас чего-нибудь горячего. Взошло бы скорей солнце.
   Сейчас будем меняться местами - штука сложная, тут разойтись нелегко, видимо, каждый должен ложиться на борт. Становимся на колени, лодка так и пляшет под нами - как бы не опрокинуться... Стараюсь полегче упираться - очень уж прогибается ткань, совсем ослабли поплавки.
  - Давай! - валюсь на левый борт, на корму, Эдуард на нос.
  Лодка сильно качается, зачерпывает с полведра воды. Переворачиваюсь на спину - не слишком мягко, какие-то твердые предметы вдавливаются в тело, банки, наверное. Что делать с ногами? - согнуть не могу, будут мешать вёслам. Вытягиваю их вдоль бортов, над ногами спутника. Он полулежит на носу, спиной упираясь в поплавок - поврежденное бедро не позволяет сидеть. Втискиваю ступни между его боками и бортами, куда-то подмышки.
  - Так не мешает?
  Пробный взмах вёсел.
  - Убери колено.
  Теперь ничего?
  -Ничего.
  Передаю компас. Накрываюсь тентом, голова лежит на корме. Сдвигаю свою голубую шапочку на нос. Возле уха журчит, всплескивает вода.
  - Держи курс.
  Вверх, вни-из лодка. Проваливаюсь в сон...
  
   Когда я открыл глаза, солнце уже взошло. Стало теплей, ласково голубело вокруг море. Я лежал в том же положении, наверное, и не пошевелился ни разу.
   Сколько я отдыхал, часа два? Эд работает. Неловко ему. Ничего не поделаешь, я должен был поспать.
  А сейчас пора меняться. Мы снова проделываем эту сложную процедуру. Борта еще мягкие, но, думаю, вскоре раздуются.
   Здорово всё-таки - мы в открытом море, вопреки всем препятствиям, что бы ни случилось дальше...
  Как там ноги, совсем окоченели, надо снять носки - пусть отходят на солнце.
  Жаль глядеть на своё тело. Мертвенно-белая сморщенная кожа - не верится, что это мои, живые ступни. Хорошенькое дело!
   Берусь за вёсла. Сейчас нужно держаться солнца - звёзд-то нет. Ночью намного проще идти. Выпиваю еще воды, запоминаю сколько пью - чтобы литр в день, ни больше, ни меньше, необходимый минимум.
   Солнце поднимается всё выше, окрепли поплавки. Днем, вероятно, не стоит подкачивать. Открываю зажим, перекрывающий трубку между носовым и кормовым отсеками (по инструкции), осматриваю уключину. Уключины как будто в порядке, а вот ткань под ними - где задевают вёсла, - нехорошо выглядит: уже стерлась и края начали отклеиваться. А ведь всего одна ночь прошла! Необходимо быть осторожней. Повыше держать руки, чтобы весла не терли бортов. Это не слишком удобно - когда толкаешь рукоятки вперед, лопасти цепляются за воду.
   Надо что-нибудь подкладывать под уключины, а сами уключины поливать водой, чтоб не перегревались, и борта тоже смачивать не мешает - кто знает, как чувствует себя этот материал на солнце. А солнце греет вовсю!
  Сохнет одежда, верх почти высох, брюки вот только мокроваты, особенно сзади - сидишь низко, а в лодку частенько захлестывает волна; теперь-то не страшно, теплая такая сырость, разве сравнишь с ночью.
   Да, эта ночка запомнится! Недаром я больше всего опасался холода. Сколько можно выдержать таких ночей? И сколько их еще будет?
  Интересно, далеко ли мы ушли - этого ведь не увидишь, вокруг пустое море, только трава плывет навстречу, и ветки, много веток, часто попадаются. Откуда они? Ведь мы далеко от берегов - наверное, какое-то течение несет их в море.
   Позднее одна из этих веток чуть не сыграла с нами скверную шутку: тяжелая, с торчащим вперед загнутым острым суком, она проплыла под веслом сантиметрах в двадцати от борта. Если бы лодка напоролась на нее, наше путешествие, верно, закончилось бы ранее, чем предполагалось... В дальнейшем мы старались оглядываться почаще, чтобы не прозевать подобной встречи; это, правда, могло помочь лишь днем, ночью приходилось надеяться на счастье, всё равно ничего не увидишь. Часто еще встречались нам узкие прозрачные ленточки, очевидно, водоросли. Да иногда пролетали чайки.
   Время от времени я внимательно осматривал море, опасаясь кораблей, но их не было, горизонт оставался чистым. Несколько раз доносился какой-то рокот, скорее всего гул самолета, летящего на большой высоте; может, это был пассажирский Крым-Кавказ, а может, и военный, патрульный - ничего не видно было в небе. Однажды мы слышали другой звук, возможно, шум двигателей подводной лодки.
  Только звуки и тревожили нас - море было пустынным.
  
   После полудня, проголодавшись, я вскрыл консервную банку: мясо жирное, в соленом соусе; еще порция соли к суточному рациону - не слишком ли много? Мы съели ложки по две - довольно сытная штука и вкусная, жаль, хлеба нет. На десерт- кружечка морской воды.
  После обеда лег вздремнуть. Приятно спать под солнцем, нужно только беречь лицо - всё время лежишь навзничь, если перевернешься на живот - меняется точка опоры, корма опускается, и вода льется внутрь.
   Сон крепкий. Изредка войдет в него ощущение моря, плеск, холод брызг - и растворится в дрёме...
  
   Обычно отдых мой длился часа полтора, да полежишь ещё
  минут десять (всегда любил вставать не спеша), потом опять на
  вёсла, часа на три-четыре.
  
  Я греб, когда Эд крикнул:
  - Корабль!
  Оглядываюсь - и просто глаза на лоб полезли: корабль был тут, близко, устрашающе-огромный и - красная полоса на трубе.
  - Ложись!
  Мы лежим друг на друге, накрывшись тентом, я высунул голову, слежу за судном, шевелю вёслами, разворачивая лодку, под углом к его курсу - больше шансов остаться незамеченным.
   Кажется, очень медленно проходит соотечественник. Это танкер, курс на Кавказ, наверное, в Новороссийск, от Босфора, - расстояние между нами километра два. Не видит? Видимо, нет. Идет. Белый бурун на носу.
   Подправляю лодку. Вот понемногу показывается задняя сторона надстроек - проходит. Уменьшается внушительный корпус, высоко сидящий в воде.
   Пронесло. Для верности еще полежим, рисковать ни к чему. Как же это мы не доглядели? Нужно будет всё время осматриваться, пароходы идут с большой скоростью, наверное, и этот минут за пятнадцать до встречи был еле виден. Чуть не нарвались. Будет наука.
   Снова ложимся на курс. Стекло компаса высохло, стрелка работает исправно. Еще раз определяю курс танкера - да, скорее всего, это трасса Босфор - Новороссийск, проскочить бы её побыстрее. Надо отметить, что ночная встреча произвела большее впечатление. А сейчас я был почти спокоен, привыкаю, видно.
   Когда мы сменились, я разложил на горячих бортах носки, вторые штаны, куртку - пусть сохнут, вечер не так далек. Одежда на нас высыхает и.намокает снова, но теперь, когда зальет, - всё же остаются сухие места. Я периодически поливаю борта, уключины, смачиваю затылок - припекает здорово, Эд замотал голову майкой. Раздеваться, пожалуй, не стоит - обгорим, и пить будет хотеться больше.
  Нахожу в мешке лодочную инструкцию - вернее то, что от нее осталось, даю проштудировать Эду.
   Мы едим еще раз, часов в шесть - ложка мяса, ложка соуса, - ложки-то, впрочем, нет, я раскладываю еду в пластиковые стаканчики от фляги, - и, конечно, порция воды из-за борта. Как подумаешь, что пить её еще три дня... Как отнесутся наши желудки к такому рациону? Пока всё в порядке, самочувствие нормальное.
   Приближается вечер. Все ниже опускается солнце, - теперь оно где-то за левым виском, вечерняя дымка заволакивает горизонт.
  Мы видим еще один далекий корабль - этот нам не опасен. Солнце угасает, проваливается в фиолетовую мглу, вставшую из моря. Вот еще виден край, еще немного, полоска - всё.
   Сразу падает на воду холодная тень, серым становится море. Кончился день. Впереди долгая мокрая ночь. Нужно готовиться.
   Во-первых, надуть лодку, воздух остыл и борта здорово ослабли. С некоторой опаской приступаю я к этой процедуре. Осторожно отвинчиваю пробку - шипения не слышно - всё в порядке, привинчиваю помпу (Эд следит, чтоб не перекручивался шланг), открываю зажим, начинаю качать. Помпа работает с хрипом, внутрь попала вода. Снова напрягаются борта - хватит? Еще пару раз - теперь хватит. Семнадцать раз. Отвинчиваю шланг, закручиваю пробку, перекрываю трубку. Помпа укладывается в мешок, - теперь это наша постель, так же, как банки консервов и фляги с водой, жестковато, но ничего не поделаешь.
  
   Мы одеваемся. Я натягиваю штаны (надеть штаны в лодке - тоже проблема), Эдуард берет куртку. Есть еще одна куртка, парусиновая, но толку от нее мало - не высыхает, подлая. Одеваем носки. Приятно быть в сухих носках. Скоро они опять вымокнут. Надо бы закрепить тент, на бортах есть железные кольца для маленьких карабинов. Зацепляю один, другой, - третий не поддается: деталь такой крепости, что максимальный мой нажим не помогает.
   Узнаю родную работу! Приходится привязывать веревочкой.
  Наконец, тент растянут, он закрывает сверху почти всю лодку, только нос открыт - там сидит гребец.
   Я надеваю тонкий пластиковый плащик, отнюдь не защитного, ярко-красного цвета - может быть, он защитит меня от холода и брызг? Ну, тронулись. Теперь нет солнца и нет еще звёзд, можно пока ориентироваться на какое-нибудь облачко, лишь сверяться почаще с компасом. Море посвежело, идет небольшая волна, удачно, что с кормы. Окрепшая наша лодочка бодро переваливает через гребни.
   Далеко-далеко в вышине загорается первая звёздочка, можно смотреть на нее, пока нет других, приходится только предельно задирать голову. Немного погодя появляется еще одна, пониже - мы прозвали её "Канопус", потом звезды высыпают густо,
  среди них - наша Полярная. Теперь до рассвета она будет вести нас.
  . .
   Ночь эта проходит спокойно, если не считать волн, частенько перехлестывавших через борта. Тент в какой-то мере укрывает от брызг, но мало помогает, когда набегает высокий гребень - вода льется внутрь, тяжело плещется на дне. Время от времени бросаю весла, работаю кружкой. Нельзя сказать, чтобы было очень тепло, особенно когда лежишь в мокрой постели; но после первой ночи, когда на нас не было сухой нитки, эта кажется не такой уж плохой.
   Гребу в хорошем темпе, я никогда не работаю в полсилы. Жаль, лодочка слабовата - можно бы еще нажать.
  Теперь мы движемся почти ровно - сказывается практика. Ночью легко держать курс.
  
   Огромный темный купол вздымается над нами. От края до края пересекает его дуга Млечного пути, широкая сияющая дорога, звездная пыль бесчисленных миров. Тут,
  в море, ничто не мешает свету звезд, в черноте неба они необычайно яркие, колючие. Всегда любил смотреть на звезды. Тревожно и радостно на сердце, и одиноко...
  
  
   *
  
   Утро пришло ветреное, со свежей волной. Смутно белеют гребни, догоняют лодку - по ним я ориентируюсь. К рассвету заканчиваю свой литр. Скорей бы взошло солнце, - под утро теряешь всё тепло.
  Сейчас можно вздремнуть - бужу партнера, меняемся, ложусь на влажное ложе, размещаю ноги и сразу засыпаю.
   А когда просыпаюсь - солнце в небе. Море не успокаивается. По-прежнему гонятся за нами волны, подбрасывают лодку, плещут внутрь. Мягкий оглушительный шум заполняет всё. Пора меняться.
  Перебираюсь на корму, стаскиваю носки - та же картина, что в первый раз. Ничего, отойдут! Берусь за вёсла.
  
   Идем в основном по солнцу, по тени от головы. Теперь я знаю - в полдень тень лежит на правом борту, в час - на левой ноге, к четырем переползает на левый борт. Вот когда нет ни звезд, ни солнца - часы не помогут.
   Море пустынно. Колышутся в волнах слепящие блики. Время от времени встречаются ветки, да загадочная прозрачная травка. Иногда проплывает совсем уж истлевший кусок дерева, источенный волнами, расползающийся в пальцах.
   В море интересна каждая такая встреча: увидишь издали какой-нибудь предмет и гадаешь - что это? Изредка навещают нас чайки - что носит их тут, вдали от берегов? - знакомые белые и другие, - серые, быстрые, раньше я как будто не видал таких. Больше ничего.
  Пока всё идет нормально - тьфу, тьфу, чтоб не сглазить! Иногда разворачиваю лодку, оглядываю море за спиной. Солнце туманит горизонт, слепит глаза, тысячи сверкающих блёсток прыгают в воде - легко проглядеть корабль. Это было бы непростительно именно теперь, когда мы уже далеко в море. Для всякого нормального мореплавателя радостна встреча с судном, но для нас это угроза, возможный плен, долгие годы тюрьмы.
   Внимательно прочесываю горизонт - ничего, мерещатся только в солнечном мареве какие-то призрачные столбы, словно далеко башни - там, где море сливается с небом. Снова доносится звук невидимого самолета. Скорость у лодки как будто неплохая, это видно по струе за кормой, по веткам, быстро теряющимся вдали. Километра два с половиной - три в час я должен делать. У Эда будет километра полтора. В среднем, километра по два с лишним должно быть. Если так, дней через пять от старта можно высматривать землю - еще, значит, более трех суток, еще три ночи! Не очень-то приятная перспектива.
   До чего надоела эта сырость - не заболеть бы. Днем, под палящим солнцем, забываешь о ночи - сейчас бы напиться вволю холодной воды, без соли, пересыхает горло. Выпиваю полкружки забортной. Да, привыкнуть трудновато, а до "пресного" дня еще долго. Намачиваю голову, шею, обливаю борта, уключины. Спина затекла. Эдуард шевелится на корме.
   Пора мне на его место. Я лежу, глядя в небо, и вспоминаю один свой давний детский сон. Сколько мне было тогда - лет пять? Это из тех снов, что не забываются...
  
  ...Я лежу на спине под солнцем на дне какого-то судёнышка, вижу только небо и борта, старые и растрескавшиеся, и высокий голос поет романс:
   - Белеет па-арус одинокий...
  Невыразимо-жалостно... Я плачу и просыпаюсь в слезах...
  
   Удивительно - сон, как говорится, "в руку". Я плыву в далекие страны...
  Наверное, так предопределила судьба, что я теперь в море. Всё шло к этому. Все мои замыслы терпели неудачу, все пробы легально пересечь границу провалились. Видно, не для меня был этот путь ухищрений и притворства, попыток казаться не тем, кто я есть. Это было недостойно меня. Для чего-то ведь даны мне сильные мышцы, ловкость, вечное стремление к первенству. Неудавшиеся авантюры закалили волю, подготовили для последнего дела.
   Мой партнер, пожалуй, наиболее удачный спутник для этого путешествия. Грести ему, конечно, трудновато с его ногой - это ничего, основную работу я беру на себя, - зато он не подведет в тяжелую минуту, терпелив к холоду и голоду.
   Обедаем. На крышке банки я рисую схему моря и наш курс - для Эда, чтоб не сомневался. Проходит какое-то время, я снова на вёслах. Эдуард лежит на корме, свесив голову за борт, малоприятные звуки свидетельствуют, что с ним неладно. Совсем
  выворачивается наизнанку парень. Еще не хватало, чтобы вышел из строя, трудней мне будет, С чего это он, укачало, что ли? А может, водичка всему виной - "не пошла". Ну, ничего. Придется ему выздороветь - деваться-то некуда.
   Гребу часа четыре, хватит, пожалуй. Эду полегчало.
  - Как ты?
  Так, ничего.
  - Можешь работать?
  Давай сяду.
   Меняемся. Меня ждет скучное занятие - починка плаща, за ночь он лопнул, в общей сложности, на полметра. Хорошо, что нитки захватил. Штопаю эти дыры, наверно, с час - до чего же нудная работа! Сделал всё, но ясно, что долго швы не продержатся, слишком непрочная тонкая пленка, хоть польза от нее есть.
  
   Уходит день. Опадают борта, - скоро снова подкачивать. Пока что лодочка держится молодцом - два дня и две ночи, но еще много впереди. Еще раз проверить груз - вдруг трется что-нибудь о борт? Осматриваю мешки - всё в порядке, они лежат плотно, спрессованные нашими телами, ремни с пряжками внутри, ничего острого снаружи. Беспокоит меня трубка, соединяющая отсеки, - когда я на вёслах, нога частенько цепляет за неё. Замок зажима тоже не слишком удачно пристроен, все время давит на косточку щиколотки; очень неловко, а чтобы закрыть его, требуются поистине титанические усилия. Я начинаю опасаться, что в один прекрасный день лодка будет разрушена. Чтобы этого не случилось, решаю не перекрывать трубку на ночь. Ведь если лопнет один из отсеков, другой вряд ли нам поможет. С этого дня замок не закрывался, но продолжал мешать.
  
   Настала третья ночь. Она была похожа на предыдущую - ветер, небольшая, с кормы, волна, вода в лодке, дрожь, попытки согреться под тентом.
  Огни далекого корабля. Бесконечный сырой рассвет, долгое ожидание солнца.
  
   Утро.
  Ласковые горячие лучи отогревают тело под влажной одеждой, медленно розовеют ступни, разглаживается кожа.
   Денек выдался ветреный, даже зябко было иной раз, хоть пекло вовсю. Я решил соорудить парус, так как ветер дул по курсу, чуть западнее, - не следовало пренебрегать этой помощью.
  Малая лодка была надута, установлена поперек большой и привязана шнуром к бортовым кольцам. Я дремал на корме, придерживая парус, когда услышал:
   - Смотри!
  И в ту же минуту на грудь мне села птица, небольшая, с воробья, с яркими красивыми перьями. Бедная сухопутная пташка, видимо, совсем выдохлась - пролетела полморя,
  а отдохнуть негде больше. Я пошевелился, птичка вспорхнула, поднялась метра на два и снова опустилась - прямо мне на нос! Как бы в глаз не клюнула. Взял ее в руку, осторожно, чтобы не помять, - маленькие бусинки глаз совсем рядом с моими глазами. Пойдет ей на пользу такой отдых? Подержу немного и отпущу.
   Отпустил, птица взлетела - и покинула нас. Мы следим за полетом гостьи - куда это она направилась? Курс противоположный нашему, на север. В СССР. Куда летишь, дура? Глупая несознательная пташка. Счастье ее, что попались мы, беглець "оттуда", а то бы конец. Интересно, долетела она до земли?
  Надеюсь, передышка восстановила ее силы.
   Нас оживила эта встреча, необычная для берега, а сейчас - неизбежная в море.
  - Видал? она на парус села!
   Она мне на грудь села, а потом на нос!
  Боялась, конечно, а тонуть не хочется. А может, чувствовала, что мы не обидим. Полетела себе дальше, в Россию. Что ее туда несет?
   Поплыли дальше. Парус стоял часа четыре. Когда мы менялись, он отправлялся за борт, потом снова на место. Позднее ветер упал, и я убрал эту систему. Снова только вёсла движут нас вперед.
   Удивительно, что не очень хочется есть. То-есть, хочется, конечно, но не чувствуешь острого голода. А ведь расход энергии велик. Как-то справляется организм. Смешно сказать - одной 500-граммовой банки тушёнки хватило на два с половиной дня, сейчас доедаем остаток. Я счищаю жир со стенок - ничего не должно пропасть, острая жесть режет палец у основания, порез небольшой, но неприятный, а руки надо беречь. Пока они у меня в порядке, лишь наметилось несколько пузырей. У Эдуарда дело похуже - кожа в местах, обожженных веревкой, слезла, вёсла держать ему трудновато. Приспособился, гребет в меру сил. Воду вот только пьет слабо, после своего приступа - совсем перестал, давлю на него - не хочет, не вливать же насильно. Ну, как знает, авось не умрет.
  Я держу свою норму строго - литр. Впереди неизвестно сколько времени в море и много работы, для работы нужно горючее.
   И у меня соленая водичка иной раз идет со скрипом - так и передергивает всего. Чтобы "подсластить пилюлю", решаем открыть баночку сгущенного молока - у нас их две. Пробиваю ножом маленькую дырку, прижимаюсь губами.
  Невыразимый, сладостный вкус. Один глоточек, другой - всё. Языком размазываю этот нектар во рту.
   Райское ощущение! Прекрасная закуска. Передаю банку Эду. Два глотка. Блаженство на физиономии. Жаль, что молока так мало. Отрезаю клочок полотенца, кончиком ножа забиваю в отверстие, ставлю банку в угол кормы, за мешок. А банка из-под тушёнки отправилась за борт. На жести я выцарапал: "Никола-угодник, помоги нам, дай хорошей погоды и удачи" - и наши инициалы.
   Уплывает за корму жестянка с письмом покровителю всех мореплавателей, исчезает в волнах, снова взлетает на пенный гребень, блестя на солнце. Пропала.
  
   Я укладываюсь спать, разложив по бортам мокрые носки. Один из них вижу в последний раз: когда просыпаюсь, носка нет, не доглядел вахтенный. Это была большая неприятность. С босой ногой плохо ночевать в воде. Хорошо, что в рюкзаке нашелся еще маленький шерстяной носок, его и надел виновник. Теперь уж нельзя терять ничего, заменить будет нечем, а еще быть дня три в море - в лучшем случае. Мы где-то посредине, если верны расчёты, - почти трое суток плывём, даже не верится. За сутки проходим километров пятьдесят. Ну, еще нет полных трех суток - пусть прошли 130, еще, значит, осталось километров 180-190. Километров за сорок можно увидеть берег. Дня через два с половиной будем смотреть.
  
   Самочувствие пока ничего, бурчит слегка в животе да язык покрыт каким-то белым налётом - тоже от воды, что ли? И губы в слизи, противная, липкая такая, склеивает рот, никак не избавиться, как ни вытирай. Если бы посуше - всё бы ничего; вода теперь с "сахаром", это здорово улучшает настроение, прибавляет энергии, о еде особенно не думается, - я, правда, много сплю, почти всё время между вахтами. Может, сон заменяет пищу?
   Чайки еще навещают нас, они ведь могут летать вдали от берегов. Мы видим еще корабль: он идет на значительном расстоянии, но красная полоска на трубе различима.
  - Всё море, что ли, набито советскими кораблями? - возмущается Эд.
  Ужинаем, открыв вторую банку, ее должно хватить дня на два. Штопаю плащ. Когда солнце садится, начинаю подкачивать лодку.
   Все шло как обычно, но когда я, кончив качать, отвинтил шланг помпы, послышалось шипение воздуха - слабый свистящим звук, от которого мурашки побежали по спине. Я приник ухом к клапану - тут. В чем дело? поврежден ниппель? - что еще может быть? Я смог бы, наверное, его заменить, в мешке есть запасной, но пришлось бы спускать воздух, снова мокнуть в воде...
   Поплотней завинтил пробку. Что бы там ни произошло, пока ещё нечего особенно волноваться, - посмотрим, как будет лодка вести себя ночью.
   Ночь проходит спокойно. Ветер стих, волна слабая. В небе молодой узкий месяц.
  Попрежнему вспыхивают огни в воде, спорят с огнями звезд. Я не устаю любоваться удивительным небом. Крохотная лодка, невидимое море, ты в Космосе, охваченный сверкающей конструкцией Вселенной. Линии, сочленения созвездий - грандиозная архитектура, воздвигнутая неведомой нам силой, - картина настолько мощная, что просто переворачивает душу.
   Увидеть бы "летающую тарелочку" для полноты ощущения. А еще - слетать на ней когда-нибудь в жизни. О, тарелочники, услышьте мой призыв!
  
   Наконец-то, ночь приносит нам отдых, почти нормальный сон. Не так уж тепло, но
  по крайней мере мы не трясемся от холода.
  Потом эти часы вспоминаются не раз...
   Утреннее солнце совсем разморило нас, согрело настолько что решено было раздеться. Сдираю рубаху, фуфайку, - она влажно липнет к телу, - стаскиваю мокрые брюки.
  У кожи нездоровый вид, кое-где она покрылась сыпью, - мелкие водянистые пузырьки усеяли руки, живот. В паху образовались какие-то фиолетово-серые слизистые пятна - вид устрашающий. Трое суток в мокрой одежде не прошли даром. Нужно будет обязательно раздеваться, сушить вещи, прогреваться на солнце - в меру конечно, - а теперь надо помыться, очистить кожу.
   Около полудня прыгаем в море, купаемся по очереди - один в лодке, другой за бортом, - плаваем, скоблим тело. Процедура недолгая - некогда, нужно идти вперед, поменьше останавливаться, наверняка в море есть какие-то течения, и кто знает, куда влекут они лодку.
  Вокруг не видно ничего - ни травы, ни веток, ни птиц. Горизонт чист. Мертвое какое-то море. Ну что ж, значит, мы движемся, ушли далеко. Совсем одни теперь.
   Через некоторое время обнаружилось, однако, что мы не одиноки - в лодке оказались "жильцы", какие-то жучки ползали по бортам, откуда они взялись, неясно, возможно, перебрались к нам со встречных кусков дерева. Одного такого гостя покрупней я спровадил за борт: кто его знает, вдруг прогрызет дыру в корабле?
   Сменившись, решил заняться рыбной ловлей. Не очень-то верилось в успех, но отчего не попробовать, всё-таки маленькое развлечение. Свесив голову, я смотрел в бутылочно-зеленую глубину, видел узкие тела рыб, следующих за нами, - вдруг какая и ухватится за крючок, неплохо бы слегка разнообразить меню. Раздергав на нитки кусок шнура, связал длинную леску, прицепил пару крючков, можно еще сделать блесну, если вырезать полоску жести из консервной банки.
   Режу. Неосторожное движение - и маленький зазубренный кусочек железа куда-то отскакивает. Я обыскал всё - нету. Значит, за бортом, волноваться нечего. Всё же позднее решаю еще раз проверить лодку, на всякий случай, - и оказывается, что проклятая железка здесь, завалилась между днищем и поплавком. Что могло произойти - легко себе представить! Со вздохом облегчения швырнул я находку за борт. Больше никаких таких изделий не будет!
   В качестве грузила были использованы пряжки от рюкзака, ничего другого не нашлось. В то время, когда я соображал, чем бы наживить снасть, навстречу попался истлевший кусочек дерева, приютивший семейство каких-то черных рачков - им и пришлось сесть на крючки. Леска косо ушла в воду, вытянулась за кормой, помогая держать направление. Это была единственная польза от эксперимента, - рыбка не ловилась. Я еще раз подтвердил свой класс "рыболова".
   Когда мы останавливались, леску сразу заносило под корму, к левому борту - отчего, я так и не понял: то ли нас тащило верхним течением назад, то ли снасть - вперед.
  Ветра тогда не было.
  
   Надо нажимать. Чувствую я себя недурно. Руки пока ничего, но почему-то начали болеть кончики пальцев. Мышцы в порядке.
  Поспать бы еще в нормальном положении, и чтоб была сухая постель. Я засыпаю сразу - мертво.
   Короткий сон - и снова напряженная работа в одном и том же положении, после двух-трех часов совсем затекает поясница. Откинешься спиной на нос, полегчает на время, потом снова ломит.
   Спина болит и от банок. Когда спишь, жестянки и помпа врезаются в плечи, а иначе никак не расположиться. Не будь этой прослойки, пришлось бы всему телу лежать в воде, так хоть верхняя часть сравнительно сухая. Не слишком освежает такой сон. Иногда мы представляем кого-нибудь из знакомых в этой ситуации, выходит очень смешно.
   Чтобы войти в ритм работы, запеваю какую-нибудь бодрую песню. Странно звучит она в этом мире воды и неба, голос глохнет в шуме волн. Этот шум стал привычным фоном нашей жизни, так же, как качка. Лодка так мала, так низко сидят в воде мягкие борта, что чувствуешь себя как бы частью волны - тем более, что влаги в нашей посудине всегда хватает. Вычерпывание - такая же постоянная работа, как гребля.
   Сегодня я отличился: опоражнивая лодку, выронил кружку за борт, - как это она выскользнула из пальцев, сам не знаю. Я рванулся и ухватил было ее - но нет, вывернулась, ушла в глубину. Теперь лежит где-то посреди Черного моря. Жаль было кружку, хорошо служила, много воды вылито за борт и выпито немало - в основном, правда, мной, что-то спутник мой совсем не пьет, ждет, видимо, пресного дня. Пытаюсь повлиять - мол, сгущенное молоко только на закуску, - ругается.
   Я по-прежнему выдерживаю норму. После потери кружки пью из фляжного стаканчика, на литр идет семь.
   Вычерпывать воду трудно, раза в три дольше работаешь Ночью у меня, вероятно, будет много практики - море неспокойное.
  
   Вечером, когда подошло время качать, я с большой опаской отвинчивал пробку клапана - вчерашнее шипенье очень мне не понравилось. Но сегодня всё было в порядке, видно, тогда попала в ниппель вода из помпы - в рюкзаке постоянная сырость Теперь, перед тем, как привинтить шланг, хорошенько его продуваю. С красным плащом опять возня - лопнул по всем швам - ремонт становится моим привычным занятием, отнимает один сон.
   Тент я укладываю по особой системе: длинными складками вдоль борта, одна на другой, и когда волна захлёстывает лодку, часть воды удерживается, потом приподнимаешь тент, сливаешь воду за борт, снова раскладываешь. Часто приходится вычерпывать, и лодка стоит. Завтра сделаю черпак из жестянки - вторая банка кончается.
   Ночь скверная. Не балуют нас ночи. Одна только была теплой и тихой. Но мы привыкли ко многому, притерпелись. То, что раньше казалось из ряда вон выходящим, -теперь обычное дело.
  
   Наконец, настал этот день - день пресной воды! Целый литр ее ждет каждого из нас. Если пить по одному стаканчику, выйдет семь раз, - до следующего утра. Достаю из мешка флягу. На ней "серп-и-молот" и цифра 50. Пятьдесят лет советской власти. Полвека гегемонии ничтожеств, стремящихся подавить Дух. Ну что ж, я посвящаю свое "спортивное мероприятие" этой прискорбной годовщине. Разливаю воду в стаканчики. Медленно, маленькими глотками выпиваю свой. Долгожданная влага льётся в просоленное горло.
   Не знаю, пил ли я в жизни что-либо вкуснее этой тепловатой, с запахом пластика, воды... Я так увлекся поглощением чудесного напитка, что наклонил флягу, и несколько капель пролилось в лодку. Надо же мне было оставлять фляжку открытой, нехорошо. Завинчиваю, укладываю в мешок.
   Сегодня мы сразу снимаем одежду, пусть дышит кожа. Вахты идут, как обычно.
  
  Море по-прежнему пусто. Птиц нет. Солнечные блики слепят глаза, ровными рядами набегают волны. В плещущем гуле звучат странные голоса...
   То двое мужчин ведут долгую, неспешную беседу, низкий тембр...
  А теперь о чем-то говорит женщина - так ясно слышно, вот-вот, кажется, разберу, о чем.
   Целый хор детских голосов - тонкие такие, звонкие голосочки, лопочут что-то, смеются вокруг... Удивительно похоже, жутковато даже, так и тянет оглянуться. А иногда прилетит среди молчания одно какое-то слово, может быть, твое имя...
   Недаром в рассказах о море так много таинственного. Иной раз мерещится, что загадочные морские жители где-то тут, между волнами, под сверкающей рябью их спин.
  
   И еще...
  - Слушай, тебе не кажется, что в лодке кто-то третий?
  спрашиваю я.
  - Мне давно кажется то же самое.
  С некоторых пор ощущение, что кто-то здесь, рядом с тобой, не оставляет меня. Когда я сижу на вёслах, он стоит за моим левым плечом. То словно советует что-то, говорит со мной, когда я вхожу в сон. А сны по-прежнему, как по заказу, земные и спокойные, без страстей и тревог.
   Днем мы доели вторую банку консервов, этой ночью в нее залилась вода, не помогла и клеёнка; мясо плавает в какой-то сомнительной жиже, но вкус его не очень изменился - такое же соленое, как было, можно есть.
   Аккуратно вырезаю крышку банки, загибаю острые края внутрь - и черпак готов. Нет худа без добра - теперь вычерпываешь вдвое быстрей, чем кружкой, вместительная посудина.
  
   После обеда лежу на корме, щелкаю кедровые орешки - на корабле их съесть не удалось, остался изрядный запас; как и всё в лодке, они пропитались водой, стали солеными. Всё же это вносит некоторое разнообразие в наше скромное меню, да и лишние калории не повредят. Грызу, плюю шелухой...
   Позднее, уже после ужина, сидя на вёслах, я почувствовал ноющую боль в животе, сначала слабую, едва заметную, затем резко усилившуюся. С час еще грёб, надеясь, что пройдет, - не тут тут-то было, вскоре меня скрутило так, что я попросил смены. Полежу немого, может, полегчает...
   Однако облегчение не приходило, боль становилась сильнее. Что со мной, отравился, что ли? Что-нибудь в консервах? А может, это солёные орешки виноваты - я сегодня много их перещелкал. Наверное, они; помнится, раньше, дня два назад, побаливал живот, и тоже после орехов.
  
   Тем временем стемнело. Море стало неспокойным, вода обильно вливалась в лодку. Мне становилось все хуже.
   Что делать? Очистить желудок, вызвать рвоту? Надеюсь, вода уже усвоилась - угораздило же заболеть в "пресный" день...
   Теперь пришла моя очередь "страдать" на корме. Боль такая, словно кишки из тебя вытягивают, вдобавок всё время окатывает водой, начинается шторм.
   Темные волны с белыми гребнями идут на лодку с носа. Я очень ослабел, пытаюсь заснуть - хоть ненадолго. Может быть сон поможет. Короткое забытье, на какое-то время стало легче. Снова приступ, совсем уж зверская боль, так скверно мне никогда не было. Лодка полна воды, всё мокрое насквозь, как в первую ночь, нужно вычерпывать, но нет сил. Проклятье! когда кончатся эти муки... Что это я, совсем расклеился (отравился, ясно!). Умереть не умру, желудок крепкий, однако, приходится туго, и обстановочка как раз, чтобы хворать животом - просто смешно.
  
   Опять прилег на мокрые мешки, натянул тент на голову.
   Я так измучен болью, что такие мелочи, как фонтанами льющаяся вода и холод, как-то не очень меня трогают. Снова короткий сон, сколько - полчаса, час? Сколько Эд на вёслах? Пора его сменять, он не жалуется, но, верно, уже выдохся. Надо встать, не валяться же вечно. Встаю, перебираюсь на нос, теперь это сделать непросто, лодка так и пляшет на волнах, черпает добрую порцию воды.
   Сейчас это не имеет значения - ведром больше, ведром меньше... Отяжелели вот только, воды почти по пояс, нужно все же вычерпать, хорошо, что банка большая. Вычерпываю, затем берусь за вёсла.
   Каждое движение причиняет боль, но работать надо, не умирать же здесь. Звёзды качаются в глазах, качается лодка, хлещут в спину волны... не думать, не чувствовать, только грести в нужном направлении, грести, грести, грести...
  
   Эта ночь тянулась бесконечно, страшным каким-то сном - яростью воды, свистом ветра, болью. Не было мыслей, только одно в сознании: выдержать, дотянуть до утра.
   В небе сияла полная луна, бесстрастно так глядела с высоты на двух человечков, скорчившихся от холода в крохотной, залитой водой лодке - одних среди взбесившегося моря.
   Море словно задалось целью вышибить из нас дух. Дальше уж, кажется, некуда... Когда нет сил грести, забираешься на корму, ложишься прямо в воду - удивительно, что можно еще спать в таких условиях и даже видеть сны, самые обыкновенные...
  
   Просыпаюсь оттого, что лежать дольше - значит заболеть. Все тело трясется, стучат зубы... Встать, не поддаваться холоду! И снова долгая работа, бессчетные взмахи вёсел, волны разбиваются о спину...
  
   Никогда не ждали мы солнца так, как в эту ночь. Когда, наконец, небо начало светлеть, шторм несколько стих. Утихла и моя боль. А может, холод заглушил ее.
   Сил осталось мало. Перед утром мы допили оставшуюся пресную воду, впереди снова четыре дня соленой, если раньше не доплывем до земли... Когда день, наконец? Рассвет длится вечно... Солнце, видно, никогда не выглянет из вставших над горизонтом туч.
   У коллеги физиономия совсем серая, у меня она должна быть зеленой. Потрепала ночка. Зуб на зуб не попадает, в теле, кажется, нет ни градуса тепла.
   Удивительно всё же, как много может вынести чоловек. И лодка на высоте, я и не ожидал такого качества от советской продукции.
  
   Кончаются наши мученья. Вот выглянул багровый туманный диск, узкая полоска, снова пропавшая в туче...
   Ещё немного - и первые лучи упали на хмурое море. Не дай мне Бог еще раз вытерпеть такое! Первая ночь в сравнении с этой - просто удовольствие. Ну, теперь все позади, чувствую я себя не так уж плохо, отогреюсь, и все будет в порядке. Море почти утихло, ветер изменил направление, дует теперь в правый борт. Волна какая-то неопределенная, еще не установилась. Солнце всё жарче. Стаскиваем облепившую тело одежду, раскладываем по бортам. Теперь можно и вздремнуть...
  
   Теплый сон здорово взбодрил меня. Не без некоторого опасения проглатываю стаканчик забортной воды. Перебираюсь на нос. После отдыха нелегко браться за вёсла - сильная боль в пальцах, их не разогнуть, кожа кое-где лопнула, у ногтей образовались маленькие вспухшие язвочки, очень болезненные. Опускаю кисти в воду, шевелю пальцами - порядок. Выверяю курс. Поехали.
  
   Дует сильный ровный ветер, волны теперь идут за нами, с северо-востока, иногда только правильные их ряды пересекает одинокая боковая, остаток шторма. По-прежнему ничего вокруг. А пора бы уж чему-нибудь появиться, более пяти суток позади. Километров двести пятьдесят... Где-то недалеко должен быть берег, однако, на это не похоже. Третий день мы ничего не видим в море, может, к вечеру что-нибудь покажется - птицы хотя бы... Стоит поставить парус - хороший ветер, больше, правда, к западу...
   Часов около десяти волнение резко усилилось. Волны росли на глазах! Мощные крутые валы шли на нас слева с кормы, холодно взблескивая на солнце. Тяжелые их спины, покрытые рябью ветра, казались выкованными из стали. Счастье, что эти махины не движутся навстречу. Я чуть изменил курс, поставил лодку круче к западу - так меньше заливало водой и парус был полезней; его, правда, вскоре пришлось убрать - когда мы проваливались вниз, в ложбину между валами, ветер не доставал, и лодка-парус только мешал видеть волну.
   Лодочка наша держалась отлично, легко взлетала по крутым склонам. Когда зеленая гора нависала над нами, не верилось, что отделаешься так легко. Я сторожил волну, в нужный момент всей тяжестью откидываясь на нос, корма приподымалась, пропуская воду под собой. Конечно, это удавалось не всегда - иногда накатывал такой гребень, что все уловки были тщетны, тогда приходилось работать черпаком, одной рукой выравнивая лодку
   Днем, при солнце, шторм не страшен, но что будет ночью? Об этом не хотелось думать. Волны увеличивались. Наш отважный кораблик выглядел совсем несолидно.
   Какая реклама могла бы быть для этой речной посудины! Что бы там ни было дальше (постучу три раза по веслу), она уже продержалась пять с половиной суток. Сколько еще держаться? Где мы, наконец?
   Сейчас некогда высматривать землю, но, кажется, нет ничего. Следует поесть - я совсем пустой после ночи
   Подталкиваю спутника. Принимаем стартовое положение, равняю лодку. Пора? Нет, лучше пропустить эту волну. И эту.
  - Давай! Падаем вдоль бортов, лодка качается, взлетает вверх, поворачивается, быстро переворачиваюсь на спину, толкаю весло - совсем было развернуло, не хотелось бы опрокинуться сейчас, утопить что-нибудь из вещей - помпу, например. Или консервы.
   Достаю банку. Это третья. Обедаем. Пью воду, "закусываю". Какой вкусной была вода вчера. Теперь пустые фляжки лежат в постели, на сиденьи. Осталось еще две, два литра. Нет, меньше, минус примерно четверть фляги.
   Ложусь, холодная пена вливается за шиворот, течет по спине. Опять вся рубаха мокрая. Ну, делать нечего, вздремнем. Глаза слипаются, козырек на нос. В ушах шипит вода. Хорошо, если с тобой надежный спутник. Вни-из, вни-из - запрокидывается голова, - вверх... вниз... укачивает... засыпаю.
   Сны самые приятные, безоблачные такие. Сейчас могло бы сниться что-нибудь и пострашнее. Иногда только море напомнит о себе - плеснет в лицо, гулом наполнит сознание. И снова спишь...
  
   После очередного душа я проснулся. Валы стали выше и круче, набегали с какой-то свирепой живостью. Когда мы проваливались вниз, тяжелые вершины вздымались над нами метров на шесть.
   Ветер швыряет в лицо клочья пены, соленую пыль. Если такая погода продержится до утра, нам не поздоровится. Хуже всего будет, если волны изменят направление. Какова скорость теперь? Бросаю в воду банку из-под сгущенки, высосанную абсолютно, - по традиции я кое-что написал на ней...
   Смена прошла гладко, вычерпываю воду, берусь за вёсла. Лодка в порядке, борта тугие, гребу и разглядываю волны - таких я еще не видел. Приходит мысль, что этак можно и не доплыть... Лопни поплавки - им сейчас достается - и всё...
   Конец наступит не скоро, я ведь буду плыть, пока не умру, не подарю ни минуты жизни, хоть разумнее было бы тонуть сразу.
  
   Проходит часа два. Всё без изменений. Когда лодку вскидывает вверх, оглядываю горизонт за спиной.
   Пусто. Ничто не попадается на пути. Волнение не уменьшается. Похоже, что предстоит неуютная ночь, до нее не так и долго - уже пять...Проходит еще с полчаса - и происходит удивительное: шторм стихает, как по волшебству! Даже не верится. А еще минут через двадцать моря не узнать, оно успокоилось так же быстро, как разбушевалось. Сейчас обычное среднее волненье, не выше двух метров, и чем дальше - тем меньше. Очень странный шторм, и начался и кончился он необыкновенно.
  
  Мы ужинаем. Пью воду, пробиваю новую банку молока, первой хватило на три дня.
   Надо было еще взять, - сожалеет Эдуард. Вообще-то надо бы - пару баночек.
  Но мало ли чего надо еще. Вспоминаются плотно набитые мешки, груз на конце шнура - всего не возьмешь. Я захватил только пружинный нож, старинную монетку из коллекции и фотографии некоторых своих композиций.
  
   Когда ж мы увидим землю? Скоро ведь кончаются шестые сутки. Мы должны быть у берега, километров двести пятьдесят прошли как минимум. А земли нет...
   Неужели расчеты неправильны? и мы движемся медленнее? Птиц не видно. А ведь тогда они летали далеко от берегов. Может, относит нас? Всё может быть. В одном я уверен твердо - лодка идет по курсу, на юг. К Турции. Как бы мы ни плыли, рано или поздно должны упереться в турецкий берег.
   Когда это будет - что гадать? Увидим. Не стоит делать чрезмерно оптимистических прогнозов. Нужно быть готовым к худшему.
   Знаешь, - говорю, - будем настраиваться на десять суток.
   Десять суток... Еще четверо суток мокнуть в воде, трястись от холода, коченеть в неудобном сне на консервных банках. Стертыми ладонями тысячи и тысячи раз тянуть вёсла.
   Палящее солнце, жажда, скудные порции соленой воды - придется выдержать и это. Деваться некуда. Наши жизни в наших руках.
  
   Вечер. Солнце садитсл в красную мглу. Очень красивыми бывают закаты, всегда разные... Один раз я даже разбудил Эда, чтоб и он полюбовался: необычной формы облака висели в бирюзовом небе, как розовые спруты, протянув вверх длинные фиолетовые щупальцы.
   Какая будет сегодня ночь, будет ли спокойным море? Передохнуть бы. Сейчас надо штопать плащ. Штопаю. Достаю помпу, выливаю мутную воду, качаю. Перебираюсь на вёсла. Пристегиваю, привязываю к бортам края тента, поднимаю капюшон плаща, натягиваем друг другу штаны на щиколотки. Поехали. Я сижу на свернутой и слегка поддутой лодке-парусе - так мягче и суше, но высоковато, хуже грести. Все же даю хороший ход. Волна совсем слабая, ветра почти нет, до утра бы так.
   Зажглась первая звезда. А вон и "Канопус". Яснеют звезды Медведицы...
  Проходит час, другой. Что-то в сон клонит, все расплывается. Мгновенные картины снов врываются в сознание... Таращу глаза, стряхиваю дремоту. В черном небе горят непонятные созвездия.
   Где я? - ничего не соображаю... Ага, стал боком к курсу. Не спать. Р-раз-два, раз-два... Какие яркие звёзды, как дома, когда спишь в саду... Лай собак...
   Что за чёрт, опять засыпаю, клонится голова. Руки машут вёслами. Что это я? Трясу головой.
   Сияющий туман Млечного пути. Медведица правее... Ничего не понять, где же она?
  Разворачиваю лодку, Медведица оказывается за спиной. Что со мной? Минут десять иду правильно. Опять наплывает что-то. Слабеет шея, резко падает голова, будит. Нет, видно, дело не пойдет. Расталкиваю Эдуарда:
  - Смени, засыпаю совсем.
  Снимаю плащик, перебираюсь на корму. Сразу сплю...
  
   Потом я снова сидел на веслах. С час все шло нормально, море совсем успокоилось, легкая низкая волна баюкала лодку. Было тепло. Давно не было так тепло. Вскоре небо начало покрываться тучами, густые темные тени быстро надвигались с запада, гася звезды. Ориентироваться стало трудно, картина неба все время менялась, и приходилось то и дело сверяться с компасом - только установишь направление, как снова ничего не понять, звезды появляются, исчезают...
   Далеко-далеко беззвучно вспыхивают молнии. Наверное, будет гроза, очень неплохо было бы. То-есть, неплохо, если будет дождь, - запасти бы пресной воды, наполнить две фляги, напиться вволю. Если пойдет дождь, будем собирать воду в тент - он сейчас соленый, но вымоется.
   Пока дождя нет, ни капли. А тучи такие, что почти невозможно плыть - всё небо в движении, не на что смотреть, не знаешь, куда поворачивает лодка. Тревожу компаньона.
   - Да ложись, спи, - говорит Эд,
  Спать? Поспать бы хорошо сейчас, все равно мало толку от гребли - больше смотришь на компас... Да, пожалуй, лягу - не часок, не больше. Сползаю с сиденья, удобно вжимаюсь плечом в носовой поплавок, укрываюсь тентом - сейчас можно лечь посвободнее, ноги не мешают веслам. Как приятно лежать в другой позе... Будет дождь - я проснусь.
  Засыпаю... Крепкий, теплый, сладкий сон среди спокойного моря...
   Впервые мы спали одновременно. Пропало часа три. Я был зол на себя за эту слабость, но, поразмыслив, решил, что так уж, видно, было нужно - наверно, силы были на пределе, организм хотел передышки. А ведь еще плыть и плыть. Я наверстаю упущенное!
  
   В покаянном настроении я взялся за вёсла и "наверстывал" часа четыре, пока не настал новый день. Седьмой.
   *
   Утренний туман растаял, мы начали оглядывать горизонт. Никаких признаков земли. Ничего. Мы всё еще в мертвой зоне. Хоть я и настроился на десять дней, всё же хотелось бы доплыть быстрее. Однако непохоже, что берег близко.
   В чем же дело, может, течение держит нас? - в море много течений. Ветер-то скорее помогает, чем мешает, да и слишком низко сидит лодка, чтобы ветер ощутимо влиял на скорость. А вот течение... Так и видишь эту картину - как бы с птичьего полёта: где-то посреди моря крохотная лодочка, беспрерывные взмахи весел - и ни с места!
   Может быть и такое... Мысль эта настолько страшна, что я предпочитаю на ней не задерживаться. Это ни к чему. Нужно грести и держать курс, сушить одежду, пить скверную морскую воду - жить. Не думать попусту о том, чего нет. Сейчас мы - частица моря, ничто не связывает нас с землей, разве что сны. Мы одни, мы живем жизнью моря, пьем его, страдаем от его капризов, наши дела, желания, отдых обусловлены железными законами лодки, нарушать их нельзя.
   Мы и лодка - кажется, ничего больше нет в мире. Наш мир- круг зеленой воды, накрытый куполом неба, солнце, звёзды, неумолчный шум волн...
   Я скоро совсем язычником стану, буду молиться этим богам. Как там мой соратник?
  Что-то он заскучал последнее время, очень молчалив, невесел как-то. Часто не спит,
  о чем-то думает. Подумать, конечно, есть о чем. Позади осталось многое - вся жизнь.
  Что впереди? - неизвестно. Не зря ли втянул я его в эту авантюру?
  
   Все идет обычным порядком; оглянешь море - ничего, только призрачные столбы на горизонте. Ладони болят всё сильнее, совсем скрючило, размачиваю за бортом, и спина ноет постоянно - и во сне и наяву. Трудно высиживать три часа. Саднит лицо,
  обожгло-таки. И слизь эта жирная. Губы здорово потрескались,особенно нижняя, засмеёшься - лопается поперек. Достаю маленькое зеркальце, по частям рассматриваю физиономию. Коричнево-красная обветренная кожа, заросшая выгоревшей щетиной,
  остро, воспаленно глядят глаза в трещинках морщинок. Брови выгорели. Здорово я изменился. Вид вообще-то ничего, кинематографический, интересно бы сфотографироваться таким.
  
   Нет, морю не сломить меня, буду бороться, пока жив. Времени еще много. У нас около двух литров воды, через два дня выпьем по литру - это избавит от накопившейся соли, потом снова можно пить морскую - дней пять, и еще не умрешь несколько дней...
  
  Идут часы.
   После полудня событие - среди волн показался стебелек травы, знакомая прозрачная ленточка. Значит ли это, что берег близко? Вряд ли, если вспомнить, где мы их видели. Всё же приятна эта встреча. И кто знает, может быть...
   Через какое-то время еще трава. Позже - толстый стебель, что-то вроде тростника - это уже с берега...
   Снова встреча, нечто новое. Подгребаю, вылавливаю пористый камень, очень легкий, как пемза. Что это? Кусок берега? А может, груз корабля? Хотя какой смысл возить такие камни. Видимо, с берега. А сколько до него - это вопрос.
   Еще камни. Я уже не подплываю к ним, но каждая встреча радует.
  
   Проходит час-два, и в воде появляется странный предмет, не понять, что-белёсое и гладкое, как брюхо большой рыбы. Быстро подходим - ага, пластиковый прозрачный мешок, вымазан чем-то жирным, ну, это уж явно с корабля. Неужели мы на трассе?
   Ну, дай Бог. Отрываю кусок пленки на всякий случай. Потом встречается загадочный круглый комок, смахивающий на гнилое яблоко, хватаю его и тут же раскаиваюсь в этом, - возможно, это и яблоко, но насквозь пропитанное мазутом. Теперь проблема - чем вытереть руку, в лодке ненужных тряпок нет.
   Плывем дальше. Вылавливаем толстый черный кусок коры, снова пластиковый пакет, небольшой, что-то написано на нем - не разобрать, внутри маленький уголек. Тоже с корабля?
  Пока что кораблей не видно, и берега нет. Однако веселей как-то стало.
   - Сегодня, наверно, увидим землю, в ночь с понедельника на вторник, говорит Эдуард. У нас всё происходит в понедельник.
   Действительно, первый рейс - в понедельник, второй, 7-го - тоже. Посмотрим.
  
   Уходит день. С надеждой поглядываем вокруг, но ничего. Тихий вечер, всё пронизано золотистым маревом уходящего солнца. Снова интересное ощущение: мне всё время мерещится справа, за плечом, какое-то строение, вроде досчатой будки; кажется, вижу его краем глаза, только голову повернуть... А слева - низкий берег, поросший кустарником, уходит в воду - вот-вот лодка ткнется в него. Так, пожалуй, и чёрта скоро увидишь. Ровно гребу, ориентируясь на вечерние тучки... Вдруг что-то заставляет меня оглянуться. Я так и подпрыгиваю! - прямо на нас идёт корабль, лёгкий силуэт чётко голубеет на горизонте. Да, на нас, виден точно с носа. Ещё далекий, но будет здесь минут через пятнадцать. Успеть отойти в сторону!
   Яростно налегаю на весла - тут не до уключин, выбирать не приходится. Лодочка так и прыгает - еще быстрей, еще! Силуэт растет, темнеет на глазах. Эх, мала скорость... Успею? Еще несколько минут... Нельзя грести дольше, пора ложиться.
  - Ложись!
  Эд бормочет что-то, о международных водах - бред, и - не хочет ложиться!
  - Ложись! - ору я. Лёг. Близко, слишком близко.
   Раскидываю тент, осторожно выглядываю - одни глаза. Всматриваюсь в корабль - так и есть, красная полоса на трубе, как чувствовал. Ну, пронеси! Подгребаю, держусь кормой к судну. Медленно, как медленно идет оно мимо... Хорошо виден корпус, палуба. Не пойму, что за корабль. Цвет штатский... Близко, чёрт. Только бы не поглядел кто в нашу сторону. Долгие минуты...
   Теперь видна корма. Странная корма, с какими-то воротами сзади, сверху два столба с перекладиной, очевидно, кран. Грузовая посудина. Ну, давай проходи...
   Долго проходит. Сюда вроде бы быстрей двигался. Корма. Уменьшается понемногу.
  Фу-у, кажется, пронесло! Засекаю курс: идет от Босфора куда-то на северо-восток. Это не батумская линия? Новороссийск? Нет, пожалуй, южнее. Наверно, арабам что-то возил. Значит, мы недалеко от берега. Вот угораздило встретиться. Обидно было бы погореть сейчас. Да, не оглянись я вовремя...
  - Ты что ж это? - спрашиваю. Молчит. Что это с ним, временное помешательство? Только это могло бы его извинить. Видел корабль и молчал, и не ложился... Не хотелось бы думать худого. Ну ладно, оставим пока как есть.
   Теперь корабль далеко, светлый корпус всё меньше. И не разглядеть нас против солнца, можно вставать. Прощай, земляк... Однако, нужно мне почаще оглядываться - мы в зоне, не хочется повторения. Оглядываюсь до темноты.
  
   Часов около девяти Эд замечает далекий огонек. Это не звезда, очень уж низко. Еще корабль? Каким курсом идет?
   Определить несложно - берёшь звезду по вертикали от огня, минут через десять он сдвинется в сторону или будет ярче, если идет на нас. Через десять минут всё без изменений. В чем дело? Стоит на месте? Стоять может только военное судно, сторожевик, или потерпевшее бедствие. Если военное - значит, турок, это неплохо. Поглядим еще. Пока не меняю курса. Ждем еще минут двадцать - всё по-ирежиему... Нет, что-то еще: слышен далекий низкий гул, гудок как будто, с паузами. Что это? сигнал корабля? Вряд ли. А если маяк? Наверное, маяк! Неподвижный огонь и ревун. Нужно менять курс. Огонек на юге, немного к востоку, не очень-то большая разница для нас - всё равно к берегу. Точно замечаю направление, проверяю по компасу и звездам. Полярная теперь справа.
  
   Всю ночь мы вели лодку на огонь. Всю ночь был слышен далекий мощный гул, только к утру он затих. Погас и огонек.
   А ночь опять была грозовая, погромыхивало, сверкали молнии - вот-вот, кажется, разразится ливень; я растянул было тент, по тщетно - упало несколько капель, и всё. Жаль, пресная водичка не повредила бы даже теперь, хоть теперь (тьфу, тьфу!) это не имеет особого значения - если берег близко, можно попить и морскую. Вообще-то у меня была одна идея - выпаривать пресную воду в маленькой шлюпке, накрыв её пластиковой пленкой, но пока был какой-то запас, с этим не стоило возиться, а теперь и подавно.
  
   Море, как по заказу, гладкое, почти зеркальное, только бурунчики за кормой.
  Я всё быстрей и быстрей взмахиваю веслами. Работа увлекает, забывается усталость этих дней, я снова полон сил и свеж.
   Быстрей, быстрей! Интересно все же, с кем я соревнуюсь, с самим собой? - никто ведь не видит... Так проходят часы ночи. Но понемногу знакомая тупая боль поднимается вдоль спины, затекают бедра, ломит таз... Я стараюсь не замечать этого, меняю позу, подкладываю под себя согнутую ногу, - легче, но ненадолго, так долго не высидишь - нога "засыпает". И я начинаю клевать носом. Пора в постель.
  
   Проснулся от тепла, солнце светило вовсю. Эд устало сидел на вёслах.
  - Земля, - сказал он.
  Я начал вглядываться, но ничего не видел.
  - Да вон там, не туда смотришь!
  Ага, вижу как будто. Едва заметная серая полоска, словно туман над водой. Не знай я, что земля близка, не обратил бы на нее внимания. А выше - справа и слева совсем уж призрачный контур далеких гор. Земля!
   Сколько до нее - тридцать километров, пятьдесят? Не понять! Это и неважно, главное - вот она. В это уже можно поверить. Совсем другое дело, не то, что те неопределенные дни, когда мы плыли в пустом море.
   Сейчас цель близка, с каждым часом четче линия берега, хоть и не так скоро он приближается, как хотелось бы. Нас навещают чайки, белые и серые. Пролетела стайка птиц, похожих на нашу гостью.
   Кораблей нет. Эд говорит, что неплохо бы встретиться с кем-нибудь, попросить воды, - странные слова, даже в виду турецких берегов. Меня перспектива возвращения не привлекает. И еще - я не хочу никакой помощи, даже попадись нам друг. Я не хотел её и раньше, когда мы не видели земли. Конечно, случись нам встретить западный корабль, я поднялся бы на борт - важна ведь конечная цель; но я не хотел этого - надо проплыть самому, от начала до конца. Кто знает меня, тот не усомнится в этих словах.
   Сегодня третий "солёный" день, но можно, пожалуй, откупорить одну флягу - Эд подкрепится, и мне приятно. Снова прекрасные минуты. На радостях балуем себя и сгущенным молоком - сверх нормы.
  
   Берег виден хорошо. Маяка не разглядишь, но виднеется силуэт какой-то башни с круглым куполом - что бы это могло быть? В обед начинаем четвертую банку тушенки.
   Накладываю порции больше обычного - теперь можно не экономить. И снова стаканчик воды. Жизнь всем хороша, но очень уж ломит спину и пониже, невмоготу сидеть.
  У Эда разболелась шея, ему трудно держать голову - и понятно, он гребет, сильно запрокинувшись назад. Я здорово отощал - одни мышцы, думаю, килограмм семь слетело как минимум. Крепко обожгло нос - не прикоснуться, и пальцы болят. Но это мелочи. Дотянем, недолго уже.
  
   Интересно, как примут нас турки? Поверят ли? Случай, скажем прямо, феноменальный, мировой рекорд. Ну, там будет видно.
   Во второй половине дня стал различим маяк, светлая башенка у самого моря.
  Час за часом она росла, и казалось, что к вечеру мы должны доплыть, ну, самое позднее, к ночи. Эти расчеты и наблюдения несколько притупили бдительность, и мы прозевали корабль. Громадный черный корпус высился совсем близко!
   Тут уж ничего другого не оставалось, как пасть на дно и укрыться. Этот был самым близким из всех нам встретившихся - пустой танкер, иностранец (уже легче), в Туапсе я видел подобную расцветку, идет к Батуми. Хоть мы и рядом с берегом, встреча все же неприятная, - вдруг "демократ", кто их разберет!
   Пропустили, поплыли дальше. Вечерело. Вскоре между нами и берегом прошло еще судно, белое, курсом на Босфор.
   Скорей бы стемнело. Мы надеялись, что часам к 11-12-ти доберемся - сейчас башенка, освещенная закатным солнцем, была видна совсем четко. Солнце садилось, тускнело, дымка легла на море, и - недавно близкий, такой реальный берег стал туманиться, растворяться, растаял и исчез на глазах, как мираж, пугающе быстро.
   Еще совсем светло, а берега, маяка уже нет. Неприятно как то стало... Позже, когда стемнело, маяк вспыхнул и замигал ободряюще-ярко, указывая нам путь. Гудок не гудел.
  
   Ночь была повторением предыдущей - спокойное море и грозовое, в тучах, небо. Приходилось оглядываться на огонь и лодка слегка рыскала.
  
  Земля оказалась не так уж близка...
  
   Трудно даются эти последние километры до цели, много отдано сил, и так хочется отдохнуть...
   *
  
   На рассвете девятого дня перед нами встал берег: пустынные каменистые склоны, лес, совсем близкая башня маяка. Маяк стоит на скале примерно такой же высоты, как он сам. А вчера башня словно вырастала из воды. Ну, вот ты и добился своего.
  
   Серая неприветливая погода, растет встречная волна, плещет через борт. Теперь это не имеет значения. Теперь уж ничто не может помешать мне - хоть тони лодка.
   До земли километров пять-шесть. Вот она, моя цель, Турция, рукой подать, всё ясней берег под бледным солнцем. Выпиваем по стаканчику воды, еще остается полфляги, пусть будет на всякий случай. Значит, за всё время (теперь более восьми суток) мы выпили три с половиной литра, нет, даже меньше - на стакан, который некогда было доливать тогда...
  
   Всё ближе земля, но людей не видно. Я жму на весла. Всего лишь несколько сот метров осталось... теперь метров двести... Ага, вот человек у маяка. Вглядывается. Ещё двое. Смотрят на нас. Машем им. Они сбегают вниз, из-за камня выплывает моторный бот - к нам. Трое мужчин рассматривают нас метров с тридцати. "Парле ву франсе? Ду ю спик инглиш?" - Нет. Показываю жестами: Телефон? - Нет. Один, помоложе, спрашивает (тоже жестами): Плыли? - Да, да. Где пристать? - Турки поворачивают к берегу - идите за нами. Плыву за ними. Черно-серые скалы круто уходят в море, торчат острыми зубьями. А вот, за камнем, небольшой пологий откос. Хватаюсь за борт баркаса, подтягиваю лодку. Ступаю в воду - тут мелко, по колено, выносим лодку на берег.
   Что это со мной - совсем не держат ноги, берег качается, как море, валит меня. Держусь за камни, сажусь. Удивительное ощущение. Я слышал об этом, такое бывает, когда долго не стоишь на земле. Но тут дело не только в этом. Я не стоял вообще ни на чем все эти дни, только сидел и лежал, и почти не сгибал ноги. А всё же такая слабость - просто смешно! Поднимаюсь, приседаю несколько раз. Да, здорово ослабел...
   Парень лезет вверх по скале, я за ним, меня удерживают, показывают путь полегче. Когда это я выбирал путь полегче? А теперь, пожалуй, стоит. Цепляясь за выступы, взбираемся наверх, к маяку.
   Изгороди из жердей, нехитрая хозяйственная утварь. Один из турок - смотритель маяка, тут и семья его - жена, детишки, глазеют на нас: люди с моря, обгоревшие лица в светлой щетине, растрескавшиеся губы и - неутолимая жажда...
  
   И вот я лежу на земле, твердой, теплой, она пахнет сухим навозом и всеми земными запахами. Я прижимаюсь к ней всем телом... И пью, пью, глотаю горячий крепкий чай. Вокруг сидят наши турки, славные такие люди, глядят сочувственно... улыбки, незнакомые слова...
   Позади, за башней маяка, за краем берега - море. Ветер гонит волны. Начинается шторм.
   *
  
   Что сказать еще? Турция - приятная страна, но, на мой взгляд, слишком уж гостеприимная, мы в ней несколько засиделись.
   Конечно, я не жалею, что побывал там. Есть что вспомнить. Дикие прекрасные пейзажи, бесчисленные минареты мечетей, симпатичный народ, крепкий в своих обычаях. Своеобразная музыка, к которой трудно привыкнуть. Экзотическая турецкая баня, где мы парились, как истые мусульмане, прикрыв срам каким-то подобием юбок. Любопытные картинки восточной жизни, вот одна:
   Старая высохшая женщина в темных одеждах, с закрытым лицом, толкает зад ишака, стоящего за стеной. Ишак небольшой, но какой-то каменный, - он вроде бы не упирается даже, стоит себе... Вот переступил немного, теперь вровень с углом - полное впечатление, что старуха пытается опрокинуть дом, бьётся об него, конечно, напрасно...
  
   Стамбул. Каменный холм Айя-София, окруженный трофеями боевой славы, колоссальная султанская мечеть, чувство, испытанное мной под её голубыми сводами...
   Наши физиономии в стамбульских газетах. Босфор, вереница судов. Несколько раз проходили корабли с красной полосой на трубе, совсем рядом. Теперь это только забавно, уже не страшно.
  
   Но еще долго я буду видеть сны, обычные сны беглеца-эмигранта: видишь себя на родине, в знакомых местах, среди знакемых людей, и мучительно удивляешься, что ты опять тут, после всего, что было, знаешь, помнишь, что был "там" - как же так, почему, зачем вернулся, придётся теперь снова, скорей, пока не арестовали... Сны, полные тревоги, когда просыпаешься с облегчением - нет, я здесь...
  
   *
  
   Самолет несется над Европой - в ослепительной голубизне облаков снежные кристаллы гор, расчерченные дорогами поля. Только тут по-настоящему понимаешь, какая огромная страна Россия. И несчастий навалено на нее по размеру. Видно, такой ей жребий в мире - не жить самой и мешать жить другим.
  
   Позади Италия, удивительный Рим, грандиозные руины в иероглифах туристов - память былого величья. Прекрасный Неаполь. Жаль, что не смог я увидеть всю страну - как-нибудь позже.
  .
   Зеленые равнины Ирландии - вот замок мелькнул под крылом... Короткая остановка и - Океан, безбрежная масса воды с плавающими островками туч. Всё время мы летим за солнцем, за уходящим днем.
  
   Понемногу темнеет. Темно-голубое небо и лиловый слой облаков разделяет пурпурная полоса заката. Потом она гаснет. В ночной синеве, среди звезд стоит молодой месяц рожками вверх. Внизу тоже появляются звездочки, одинокие и сплетенные в причудливые созвездия, как светящиеся паучки. Что это? - огни островов? материка? Непонятно. Их становится всё больше, вдали возникает дымное розовое зарево, свет гигантского города. Всё ярче, ближе. Бессчетные разноцветные искорки, яркие огни.
  Теперь не видно звезд. Самолет ложится на крыло, идет вниз.
  
   Картина становится просто сказочной. Тысячи и тысячи огней, все мыслимые краски, фантастический узор из драгоценных камней. Бессмысленно рассказывать, нужно видеть. Все мы прильнули к иллюминаторам. Включаю транзистор, подбираю подходящую музыку. Летят навстречу синие огни аэропорта.
   Толчок, долгий бег машины. Всё. Схожу по трапу, ступаю на землю новой своей страны. Как она встретит меня? Увидим.
  
  Ну - хэлло, Америка!
   Между прочим, сегодня тоже понедельник.
  
   *
  
   Со времени этих событий прошло немало лет. Я живу в самом необычном из городов - Нью-Йорке, где неожиданно для себя, я стал скульптором. Ещё одна нелёгкая вершина покорена.
   Живопись, естественно, тоже требует своего, жизнь идёт...
  
   Всё это я часто бросаю и еду туда, где меня ещё не было - "открывать" новую страну или какую-нибудь забытую эпоху, спать под звёздами, бродить по горам и долам...
   Лучше нет как идти по дороге под горячим солнцем, ты силён и лёгок, и ноша не в тягость, а там, впереди, всегда ждёт новое, может быть - приключение.
   Их немало набралось за эти годы, забавных и рискованных, полузабытых и тех, что не забыть; будем надеяться - кое-что осталось и на будущее.
  
   Приятно, однако, навестить и места, где уже побывал, где что-то оставил, вернуться, узнать знакомое - вновь увидеть развалины Рима, пройтись вдоль реки (а то и картину написать) в Париже, ощутить прошлое, - как вот тут, где я сейчас...
  
   С высоты крепостной башни далеко видна панорама знакомого города, купола, иглы минаретов. Солнце садится. По голубому Босфору идёт большой корабль, судя по расцветке, оттуда же откуда и я приплыл когда-то, - словно бы вчера; куда, похоже, вернуться мне не суждено, хотя, опять же, как знать...
   Летят чайки. Ветер над стеной свежеет, знобит.
   Я стою, гляжу на воду, и думаю о своём самом лучшем приключении.
  
  
Оценка: 7.00*3  Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"