О лет. В этом возрасте, сколько известно автору, никто из философов, как профессиональных, так и не очень, ничего не совершил. Но не грех поэтому вспомнить о тех, кто произвел их на смерть.

5 лет. Фому Аквинского отдают на воспитание в монастырь Монте-Кассино. Это был чисто политический расчет. Граф Аквинский долго воевал с монастырем, пока не заключил мир: монастырь признает себя во власти графа, граф сохраняет монастырю все его привилегии, а один из его сыновей становится аббатом этого монастыря. Выбор пал на Фому, отнюдь не неверующего, ибо первым вопросом, который он задал при приеме в школу был: "Что есть бог?" Правда, свидетельство идет от его средневекового описания

8 лет. Детство будущих гениев преисполнено чудесами и знамениями или анекдотами, как кто во что горазд верить. Что там Фома Аквинский? Вот и Гроциус в этом возрасте сочиняет детские стихи и удивляет преподавателей

11 лет. Беркли начинает обучение в школе в Килкенни, где ранее до того учился и Дж. Свифт. А с учетом того, что позднее Беркли учился и в одном университете с великим сатириком, хотя и много позднее, стал решающим фактом его биографии

12 лет. Абеляр был посвящен в священническое звание. Тогда это был единственный способ к гуманитарной карьере

15 лет. Беркли поступает в Тринити-колледж, Дублинский университет. У них там в Англии университет состоит из колледжей, а колледжи из факультетов. Есть престижные колледжи и не очень. Поэтому сказать, что такой-то такой кончил Дублинский университет или Оксфорд или Кембридж, не сказать ничего. Он мог там кончить какой-нибудь зачуханный колледж, в которых как правило учатся богатые иностранцы, а мог престижный. Тринити-колледж был очень престижным и привилегированным колледжем.

А поскольку семья Беркли не могла похвастаться ни знатностью ни особым богатством, надо думать, что юный Беркли уже тогда обратил внимание своими способностями

16 лет. Августин теряет девственность. Стоят ли такие вещи упоминания в биографии великих людей? В случае с Августином да, ибо он по этому поводу испытывал мерзость и отвращение к себе до конца жизни, и каялся так, как среднестатистические работники органов внутренних дел не каются за участие в массовых репрессиях

19 лет. Для ради вразумления семья скрадывает Фому из Неаполя и помещает его для перевоспитания в одном из замков. Чуть ли не с ножом к горлу от него требуют отречения от христианства, не формального, а по сути: слишком уж он всерьез отдается богу

20 лет. Поняв, что с Фомой не справиться, неверующим он ни за что не будет, ему дают вольную, и он отправляется в Париж, где слушает лекции Альберта Великого, стремясь понять Аристотеля. По дороге брат сжалился над целомудрием Фомы и ночью впихнул к нему в комнату юную обольстительницу. Та молчком легла с ним рядом, и когда Фома обнаружил провокацию, он как ужаленный подскочил, прогнал девушку (выбросил вслед за ней и ее одежду) и начертал крест над входом. Забегая вперед, и зная, как подробно, детально и достоверно Фома описывает искушения, можно понять, что никакой фригидности в нем и в помине не было

22 года. Беркли становится ассистентом (fellow), с честью выдержав экзамен-диспут. Это когда в течение нескольких часов профессора, причем совершенно разных специальностей, задают тебе массу вопросов по программе и без оной, а ты обязан на них отвечать, будь это по математике, будь по истории, а уж по классическим языкам сам бог велел.

Следствием успешно выдержанного экзамена было не только зачисление в штат преподавателей, но и право опубликовывать свои работы. Беркли публикуется по математике, в каковых публикациях камня на камне не оставляет от Ньютона. Идеи молодого ученого очень позабавили его профессоров, но всерьез не были приняты.

И опять же обратим внимание на особенности английской науки. Хотя всем показалось, что Беркли несет чушь несусветскую, но запретить ему публиковаться за казенный счет даже мысли не было. Выдержав тяжелейший экзамен-диспут, он доказал свое право нести публично любую ахинею. Так же полтора столетия спустя был опубликован Дарвин, хотя буквально все профессора кипели от возмущения его эволюционной теорией.

В этом же году Беркли входит в кружок молодых любителей философии, переписывается с Локком. А главное, начинает делать заметки по философии. Уже тогда он приходит к тем мыслям, которые отстаивает до конца жизни -- "Ощущение можно сравнить только с ощущением".

Обращает на себя внимание скрупулезность и серьезность подхода молодого Беркли к своим занятиям. Философские тетради заключают 888 заметок, помеченных автором, очевидно, для систематизации материалов при последующем их использовании, буквенными символами: S -- для заметок о духе и душе, М -- для материи, Е -- для существования, Т -- для времени и т. д.

Дочь оставила замечания о методе работы отца. Беркли медленно читал, делал выписки, подолгу думал над ними, совершал длительные прогулки. А потом однажды садился, и буквально не вставая от стола, почти без помарок писал десятки страниц кряду. Правда, ее наблюдения относятся к поздним годам жизни философа, но манера работы это то, что меняется менее всего

24 года. Беркли. хоть и не разу нигде не проповедовал, получает повышение и становится дьяконом. На радостях публикует работу "Новая теория зрения". Работа была посвящена не столько оптике, сколько психологии восприятия. В ней он делает, в частности, тот вывод, что не только цвета и др т. н. вторичные качества, но и расстояние непосредственно зрением не воспринимаются.

25 лет около. Фома уже достиг священнического сана и вдруг снова отпрашивается в Париж для учебы. Однажды ему было видение (ох уже эти святые, вечно их посещают какие-то видения), что ему нужно очистить христово учение от скверны. А скверной была вкривь и вкось понятое и очень популярное тогда среди богословов учение Аристотеля. Он долго плакал и молился, после чего сознался настоятелю, что нет у него необходимых знаний, чтобы мечом истины побороть неверных. Любопытно, но этому поверили и его снова отпустили на учебу.

Беркли получает очередное звание: солдат спит, а служба идет: priest'а, т. е. получает право читать проповеди. Выходит, но только в университетской типографии, очень ограниченным тиражом его центральная работа "Трактат о началах человеческого знания". В этом трактате со всем пылом воинствующего религиозника Беркли выступает против атеизма в защиту веры в бога. А краеугольным камнем атеизма он назвал "беспочвенное" предположение, будто есть некая материя, и все видимые и ощущаемые нами предметы -- это материальные тела. Сокрушите веру в материю, и атеизм падет как картонный домик, -- вещает Беркли.

Но атеизм не пал, Беркли не нашел для своей работы издателя, а его писания показались всем полной чепухой. "Знакомый врач, - писал Беркли его друг Джон Персиваль (впоследствии герцог Эгмонтский) по получении посвященного ему "Трактата", - характеризуя вашу личность, уверял меня, что вы, наверное, сумасшедший и нуждаетесь в лечении. А один епископ жалеет вас из-за того, что тщеславное желание придумать что-нибудь новое побудило вас предпринять такую затею".

27 лет. Беркли, не найдя понимания в Дублине, отправился за признанием в Лондон. И здесь ему подфартило: он познакомился со Свифтом. Свифт ничего не понял в философских построениях Беркли, но молодой горячий священник, к тому же земляк ему понравился

28 лет. Беркли представлен Свифтом ко двору. Удрученный неудачей своего трактата, он излагает свои мысли в популярной форме диалога. Так появляются знаменитые "Три диалога между Гиласом и Филонусом". Написанные легко, изящно, остроумно "Диалоги" понравились королю. Он с удовольствием беседовал с Беркли, много хохотал над его теорией.

Но Беркли был обаятелен, умел поддерживать остроумную светскую беседу, говорить о науке без педантизма. Современников поражала необычайная разносторонность интересов молодого провинциала. Он тебе и философ, он тебе и математик, но и физике, и медицине не чужд. Мог говорить о политике и экономике. Читал романы и стихи, быстро стал дамским забавником, которые охотно проводили с ним время, впрочем, не допуская до постели (да он к этому и не стремился). Он владел греческим, латинским, древнееврейским, французским языками и с большим литературным мастерством писал на родном английском. Благодаря этому экстравагантность его философских взглядов прощалась, скорее забавляя собеседников, чем понимаясь ими.

Благодаря такому покровительству "Три диалога" без труда нашли издателя (чему весьма поспособствовал Свифт), но публика своей благосклонностью их так и не удостоила

30 лет. Для Беркли начинаются годы странствий. Для начала в качестве капеллана лорда Петерборо, чрезвычайного посла при дворе сицилийского короля, он отправился в Италию. По дороге Беркли пробыл месяц в Париже. Там он познакомился с местным философом Николаем Мальбраншем, тщедушным маркизом, который карьере при дворе предпочел одинокие занятия философией и подобно Беркли так же не преуспевшим ни в глазах как публики, ни в глазах ученого сословия.

Философия Мальбранша во многом решала те же вопросы, что и берклианство. Чтобы нейтрализовать соперника, англичанин втянул его в полемику, в ходе которой маркиз так разволновался, что вскоре заболел и умер. Удивительно, но в наше время находятся попсовые историки, которые всерьез "исследуют" эту вздорную версию.

В Италии, пользуясь досугом, Беркли осматривает страну в весьма своеобразном режиме. Один из современников передает, что философ в Неаполе частенько поднимался в горы с прекрасным видом на Везувий. Там его и можно было найти, повернувшегося спиной к прекрасным итальянским пейзажам и читавшим карманного Платона, которого он и так знал наизусть, перечитывая его всюду жизнь до самой смерти.

Заметим, что производя впечатление эрудированного человека, Беркли читал на самом деле очень мало. Но он умел выбирать книги и подолгу размышлять над прочитанным. Словно доказывая своим примером, что можно мало читать и много знать. Кроме Платона его постоянным чтением был Ньютон. Но если Платона Беркли обожал, то у Ньютона выискивал блох и недостатки.

В которых (блохах? прим ред) недостатка не было. Беркли весьма эффективно показал, что исчисление бесконечно малых, которые философ называл "тенями усопших величин", сплошной фейк. В самом деле, разделив эти бесконечно малые первого и второго порядка, Ньютон отбрасывал последние как несущественные. Но как могут быть существенными бесконечно малые пусть и первого порядка, если они малы бесконечно?

Поколебать однако ньютоновский монумент, хотя и построенный на очевидном песке, Беркли не удалось. Но он обратил внимание, что ньютоновский труд -- отнюдь не та логически безупречная, тщательно продуманная и сбалансированная теория, каковой ее по свойственной человечеству глупости пытаются представить. Косяков у Ньютона по самое не могу. Более того. В XX веке, когда исследователи всерьез начали изучать логические основания наук, они единогласно пришли к выводу, что нет такой науки, начиная с Эвклида, которая была бы безупречна (или как формулировал первый постулат геометрии Юм "кратчайшее расстояние между двумя точками есть кратчайшее расстояние между двумя точками" = "прямая есть прямая"). И что? Наука живет и процветает. Точность и безупречность идей увы! не есть ее непременный атрибут. На Солнце пятна, конечно, есть. но оно тем не менее жарит так, что только держись. Попробуй сегодня отказаться от этих бесконечно малых, которых никто не видел и которых никто не разумеет, если с их помощью уже решено и решается бесчисленное множество задач. Вот и Гюйгенс, современник Ньютона, обозвал его дифференциальное исчисление фейком (причем только в частной переписке, дабы не ссорится с англичанином, что только удостоверяет искренность его мнения). И тем не менее сам же с применением этого исчисления решил целый ряд задач, в т. ч. и о колебании маятника.

31 год. Беркли после краткой побывки на родине вновь в Италии. На этот раз в качестве воспитанника отпрыска лорда-епископа Эша. Еще одной попыткой все же примазаться к славе была посылка философом работы о движении тел на конкурс в Парижскую академию. Безрезультатно. Его идеи не встречают ни поддержки, ни понимания.

35 лет Фома Аквинский возвращается в Италию, работая проповедником. Так сказать, пишет многочисленные проповеди, строго говоря, надиктовывает. Папы, ценя его талант, приставили к нему 4 секретарей и он без перерыва грузит их своим интеллектом, даже, как утверждают апологетические источники во сне.

36 лет. Беркли возвращается в Англию, где становится проповедником г. Графтона и доктором богословия. В предчувствии брексита анонимно публикует работу "Что нужно сделать, чтобы Англия не погибла". Эта работа характеризует Беркли как человека очень положительно. Тогда в Англии было время МММ. Создавались компании, предвещавшие немыслимые дивиденды, и собрав с доверчивых подданных денюжки, благополучно лопались. Вот против таких компаний и навострил свое перо Беркли.

Благодаря лорду Графтону Беркли возобновляет свои контакты в высшем свете, знакомится со всеми знаменитостями своего времени. становясь хорошим знакомым в том числе и великого поэта Попа. Но его популярность и светский успех никак не способствуют успеху философскому.

38 лет. Умирает мисс Vanhomrigh, знаменитая любовница Свифта, и к удивлению как самого доктора Беркли, который был знаком с нею исключительно шапочно, так и современных биографов, делает его наследником довольно большого состояния. Правда, из-за многочисленных тяжб денег Беркли получает немного, зато напускает массу туману в биографию Свифта, поскольку в его руки попадает вся переписка сатирика с этой Ванессой со всеми пикантными подробностями, которые Беркли деликатно утаил от истории.

39 лет. Беркли становится епископом Дерри с очень большим окладом, так что и наследство от Ванессы ему не очень. Живи да радуйся. Но неугомонный философ, по образу жизни домосед, а по обстоятельствам судьбы путешественник, вдруг решает совершить в жизни что-то значительное: философских трактатов ему маловато. Таким значительным было бы приобщение дикарей С. Америки к христианству.

Беркли разрабатывает план основания университета на Бермудах, тогда заброшенных островах, посещаемых частенько разве лишь пиратами, но находящимся поблизости и географически очень удобно от североамериканских штатов. Король поддерживает его план и обещает пробить через парламент выделение необходимых средств

40 лет. Фома Аквинский уже достаточно известный проповедник монастыря св. Жака и преподаватель теологии в Сорбонне, послушать лекции которого собирается масса студенческого люда, решает, что настал час для самостоятельной работы. Очень медленно созревают философы. Многие поэты в возрасте, когда Кант и Фома только начинали, уже давно закончили, и если им удалось дожить до этого возраста, влачили безрадостное существование.

43 года. Беркли все основательно взвесив, женится в августе. "Я избрал ее, -- писал он впоследствии своему другу, -- за ее умственные достоинства и за ее стихийное влечение к книгам". А уже в сентябре -- еще свадебные колокола не отыграли свадебный марш -- он отправляется на Бермуды (которые в ходе уже путешествия пришлось поменять на Род-Айленд), собрав добровольные пожертвования, которых бы ему хватило на переезд и на обустройство на новом месте, и тщательно, как ему казалось, подготовившись к основанию университета, где должны были бы готовиться миссионеры для индейцев, а заодно сынки индейских вождей приобщаться к европейской культуре вместо того чтобы тринкать "огненную воду" да снимать скальпы.

44 года. Томясь в бездействии досуга, Беркли основывает в Ньюпорте, что в Род-Айленде, Литературно-философское общество. Интеллектуальная атмосфера колонии, где жило всего 5 тысяч человек, в основном сектанты, охотники и фермеры, матершинники и пьяницы, было, надо думать, не слишком подходящим местом для таких начинаний. Но что-то делать было нужно. Обещанные королем и парламентом деньги так и не поступали, администрации колонии все было по барабану, индейцы мирно спивались и приобщаться к свету знаний не горели желанием.

Мало того, несмотря на малочисленность населения в колонии кипела острая политическая борьба, особенно в долгие зимние месяцы. Впрочем, поселяне весьма снисходительно относились к философу, считали его милым чудаком, помогали ему в его нелегком быте. Думаю, проблемы философского характера их навряд ли могли заинтересовать.

46 лет. Так и не дождавшись обещанной помощи от государства, Беркли отправляется на родину. "Его пребывание в Америке было трагичной потерей времени. Он ничего не делал, и ждал, ждал в надежде на обещанные ассигнования". Находясь в Америке, Беркли обрел, однако, своего первого ученика и последователя Сэмюеля Джонсона, впоследствии президента Королевского колледжа, занятия в котором велись по планам, намеченным Беркли в письме к Джонсону. Этот колледж послужил основой будущего Колумбийского университета

47 лет. Беркли, покинув негостеприимные берега, увез не только горечь неудачи, но и горькую работу "Антисфен", где он пытается дать обзор философских идей XVIII века. Свои книги, бумаги, планы по организации университета, он оставляет в Бостоне (50 миль от Ньюпорта), заложив основы библиотеки, вокруг которой в скором времени возник ныне знаменитый Йельский университет. Так что совсем уже даром труды Беркли не пропали

48 лет. Фома Аквинский неожиданно прекращает работу над главным трудом своей жизни "Сумма теологии" (что нужно бы правильнее перевести как "высшая теология"). Причины этого шага непонятны. По легендам, Фома вдруг понял, что вера не нуждается в логическом оправдании и защите. Истинная вера она в сердце и она молчалива. То есть в какой-то мере отрекся от своей деятельности

49 лет. Фома Аквинский умирает. Хотя и не собирался. Он готовился себя к новой жизни: молчанию и послушанию.

Беркли становится епископом в родной Ирландии в Клойне. Так он и вошел в историю философии как епископ Беркли, хотя его основные философские труд был опубликованы задолго до этого. "Я, -- писал Беркли 8 марта 1751 года Прайору, -- стал человеком, чуждым политических развлечений визитов и всего того, что в свете называют наслаждениями". "Вечер своей жизни, -- писал он за год до смерти (письмо к Джорвейсу от 6 апреля 1752 году), -- я предпочел провести в спокойном уединении. Прежде меня забавляли честолюбивые проекты, интриги и политические столкновения, теперь же они представляются мне пустым, мимолетным видением".

В этом же году он публикует работу "Аналист", где снова нападает на Ньютона и высшую математику и прямо утверждает, что высшая математика ведет к неверию.

Но никто к его голосу не прислушивается. Интегральное и дифференциальное исчисление уже показало свою полную эффективность и убедило даже самых отчаянных скептиков. Беркли же только вылавливал блох, хотя в обоснованность его замечаний сегодня признана всеми подтверждена. Странная вражда с наукой, неумная и упертая, со стороны очень умного и доброжелательного в жизни человека.

Беркли не был тщеславен, не гонялся за славой, карьерой и богатством. "Он -- абсолютный философ в том, что касается денег, титулов и властолюбия", -- писал о нем Свифт. Беркли всегда верил в свое дело. И на какой ему, спрашивается, хвост наступил Ньютон, что он никак не мог успокоиться, понять совершенно невозможно.

58 лет. Беркли в деревенской глуши предается деревенским заботам и интересам. Его увлечение -- дегтярная настойка, опытам с которой он посвящает все свое свободное время, которого у него, добросовестного деревенского священника, было не так и много. Беркли полагает, что нашел универсальное средство от всех болезней.

О чем и оповещает миру в своем минитрактате "Сейрис". Трактат принес ему популярность намного превосходящую его славу философа, которая к этому времени уже окончательно померкла в глазах современников. Странное это произведение "Сейрис". Сколько ума, остроумия, философских прозрений в вперемешку с дикими суевериями, провинциальной глупостью и ограниченностью. Все же интеллектуал должен общаться с себе подобными. Пусть и есть целый мир в душе твоей, но для полнокровного духовного развития его явно маловато.

Между тем "Сейрис" вызвал полемику не только среди интересующихся здоровьем читателей, но и в медицинских кругах. Беркли даже написал по этому поводу стихи: "Пить или не пить вот в чем вопрос"

66 лет. Беркли оставляет свою епархию и переезжает в Оксфорд, чтобы следить за образованием своего старшего сына.

67 лет. Резко и неожиданно умирает Беркли, когда дочь наливала ему чашку чаю Дополнения 1274 Фома Аквинский неожиданно прекращает работу над главным трудом своей жизни "Сумма теологии" Но и в незаконченном виде западные церковники приняли "Сумму" как образец философской мудрости, до какой только может дойти человек. Фома в этом труде, как Аристотель или Кант, не оставил без внимания ни одну философскую проблему. Хитом сезона стали, конечно, доказательства божьего бытия, которых он привел целых пять. И до сих пор философы выстраивают вокруг них кипы теорий и мнений.

Хотя ничего особенного Фома и не доказал и никого ни в чем не убедил. Но сами эти доказательства не того сорта, чтобы от них, как от мухи, можно было просто отмахнуться. Вот, к примеру, четвертое доказательство, т. н. от степени совершенства. Даже дети знают, что нет в мире ничего совершенного. А вот взрослые, хотя это тоже знают, но тем не менее сравнивают между собой вещи по степени их совершенства. И при всем при том, что о вкусах не спорят, как-то получается, что в целом достигают в этом плане согласия, то есть в том, что та вещь ближе к совершенству, а та дальше.

Вопрос на засыпку: откуда они могут знать о степенях совершенства, если бы этого совершенства не было? А абсолютным совершенством может обладать только бог. Значит, совершенство существует и существует бог. Вывод, прямо скажем, хиловастенький, но и вопрос-то остается. А именно, что такое совершенство? Вот четыре красавицы: одна из них черненькая, другая беленькая, одна с приятной округлостью форм, другая стройная как стройная береза. Любой при первом же взгляде скажет. чего каждой из них не хватает до совершенства. Черной может не хватать черноты, беленькая тоже хоть с небольшим но с изъянцем блондинистости и т. д. Но выходит, что совершенство для черной -- это одно, а для белой другое.

То есть совершенство есть вовсе не качество предмета: у черной свое совершенство, у беленькой свое. Но совершенство одно. В чем же оно? Можно сказать какую-нибудь отмазку, типа что совершенство в гармонии, во взаимном согласии вещей. А что такое гармония и взаимное согласие частей? Это то же совершенство, но по другому называемое. То есть масло масленое.

И вместе с тем идея совершенства совершенно необходима, и, повторим еще раз, со степенями совершенства в принципе согласны все. Тогда откуда эта идея в человеке? Вопрос есть, ответа нет. (Мы не рассматриваем проблему целиком, скажем, не вводим в оборот понятие цели: типа совершенно то, что наиболее соответствует своему назначению. А каково назначение вещи? Опять вопрос без ответа).

Не минул Фома Аквинский и излюбленной для богословов проблемы теодицеи: откуда зло в мире? Если бог всеблаг, значит, он не всесилен, раз допускает зло. А если он всесилен, но допускает зло, значит он не всеблаг. Фома никакого оригинального ответа измыслить как ни потел не смог. Все, что он мог сказать уже было сказано до него и говорится после него на тысячи ладов не одно тысячелетие: зло-де проистекает из свободной воли человека: бог даровал человеку свободу выбора, вот он и колбасит по этой причине.

И опять, как и в случае с липовыми доказательствами божьего бытия, постановка проблемы у Фомы ценнее самого решения проблемы. Уж проблему-то теодицеи он обсосал со всех сторон. Любопытным моментом этого сосания является разделение воли человека на свободно свободную и свободно принудительную. Что такое принудительная понятно: тебе вменили в обязанность, ты и хулиганишь: как клерки, это не я делаю гадости, это мне приказали. Кто приказал, тот пусть и отвечает.

Но есть и внутреннее принуждение, когда человек действует по собственному побуждению, но действует вынужденно, а не свободно. Половое влечение -- самый доступный и простой пример такого несвободного проявления вроде бы свободной воли. Поэтому человек должен прояснить свой ум от желаний: освободишься от желаний -- освободишься от страстей, освободишься от рабства. Прямо буддизм какой-то.

Но Фома на этом выводе не завершает своих размышлений, а только начинает их. Подлинно свободная воля, по его мнению, -- это воля, согласная с идеей бога и потому действует строго по необходимости. Насколько капитально философ проработал этот вопрос, говорит хотя бы то, что он насчитал 24 аргумента того, что свободная воля может совершаться только по необходимости.

Еще один любопытный пункт по поводу свободы воли. Философ полагал, что свободная воля -- это стремление человека ко благу. Каждый человек стремится к благу. Но почему же тогда творится столько зла? А все дело в том, что люди недотепы, ни разу не грамотные, и они, не облагородив свою душу знанием божественного, за благо принимают блага земные, суетные, как бы мы сказали.

Отсюда и порок, и софизмы, в описании которых философ достиг анализа не уступающего по тонкости и глубине анализу великих писателей. Так он пишет, что многие люди, совершая зло, оправдывают себя, что они делают это из общественной необходимости. В одном месте "Суммы" Фома, словно, начитавшись Льва Толстого, перелагает на язык богословия тот эпизод из эпопеи нашего графа, когда проваливший оборону Москвы градоначальник, чтобы спасти свою шкуру от гнева разъяренных сограждан, бросает им на расправу ни в чем неповинного человека. А потом наедине с собой рассуждает, что он де это сделал ради пресловутого bien public.

1710 а в Дублине выходит "Трактат о человеческом познании" Беркли.

В этом труде Беркли усомнился, что источником наших ощущений являются материальные объекты. Но вместе с тем он ни на йоту не сомневался, что наши ощущения вызываются независимыми от нас внешними предметами. Как же так? Какая-то нелепость, скажем мы, наши ощущения идут не от внешних предметов, но внешние предметы их вызывают.

Чтобы совместить эти два противоположных по видимости положения, философ придумал весьма экстравагантную теорию. То, что мы называем внешними предметами, есть идеи и только идеи, которые мы и ощущаем (идеи -- это образы предметов). "Не воспринимается ничего, кроме идей" Но идеи это не материальные предметы внешнего мира, а образы, которые находятся исключительно в сознании. Но не в нашем, а в сознании бога, и бог как бы вертит перед нами калейдоскоп с деревьями, домами и людьми, и вот картинки этого калейдоскопа и представляются нам внешним миром.

Теория что и говорить: более чем странная. Но нужно отдавать себе отчет, что Беркли пришел к ней не с бухты-барахты. а пытаясь ответить на целый ряд затруднений, которые неизбежно возникают, когда мы пытаемся понять, адекватно ли мы воспринимаем окружающий мир, не обманывают ли нас наши ощущения? И не нужно думать, что такие вопросы приходят в голову только философам и праздношатающейся публике.

Самый обычный человек, стоит ему оказаться в непривычной среде: на море, в горах, в тропиках -- теряет ориентиры, многое из того, что он видит и слышит, оказывается обманом чувств. Ему кажется, что его посещают галлюцинации, он не в своем уме.

Но и задумавшись об окружающем мире, мы понимаем, что не все так просто с органами чувств. Вот мы видим мир в красках и расстояниях. А почему мы его видим? А потому что на него падает свет. Если бы предметы не отражали света, мы бы ничего не видели. Но почему мы видим днем, а ночью нет. в то время как многие животные, те же кошки видят ночью как днем?

А потому что наше зрение устроено так, что мы видим предметы только в свете определенного диапазона. Ультрафиолет и инФракрас нам не по глазам. Если бы мы могли видеть во всем цветовом диапазоне, то мы вообще бы ничего не видели. Мы бы могли видеть воздух, как видим воду и твердые тела, но видимый воздух закрывал бы от нас плотной пеленой даже близлежащие предметы. Но наше зрение устроено так, что оно наилучшим образом приспособлено для ориентации во внешнем мире, освещенном лучами нашего Солнца, где центр видимого цвета смещен к зеленому спектру, и наполненного нашей атмосферой. Окажись мы в ином спектровом излучении и при иной атмосфере или даже ее отсутствии -- что учитывая космические путешествия уже отнюдь не представляется невероятным, -- и мир будет видим совсем иначе.

А почему наше зрение является наилучшим, то марксизм-дарвинизм ответил на это своей теорией эволюции. Беркли ее не знал. и потому не долго думая приписал имеющее место быть идеальное соответствие зрения внешнему миру богу. Мы видим мир таким, потому что для нашего удобства бог его устроил таким. А вернее бог его показывает таким. Как бы выглядел мир при другом освещении праздный вопрос. Мир виден лишь потому, что мы на него смотрим. Есть зрение, мир таков, нет зрения -- и говорить не о чем.

Так выдвигается еще один важный постулат философии Беркли: предметы существуют лишь постольку, поскольку они воспринимаются. Мы разули глаза: внешний мир существует, мы их закрыли -- нет мира. Правда, можно удариться с закрытыми-то глазами, но мы воспринимаем мир не только зрением, но и еще 4-мя чувствами.

"Жил да был молодой человек,
который сказал:
'Богу должно показаться чрезвычайно забавным,
Если он обнаружит, что это дерево
Продолжает существовать,
Даже когда никого нет во дворе'.

На что бог ему ответил:

'Не ссы, пацан,
Я всегда во дворе
Начеку и на месте,
Вот почему будет дерево существовать,
Наблюдаемое мною'".

(Комментарий учения Беркли англ поэтом Р. Ноксом).

И отстаивая свою философию, Беркли утверждал не только то, что мир существует только тогда, когда мы его воспринимаем, но и именно таким, каким мы его воспринимаем. Листья не кажутся, а в самом деле зеленые или желтые в зависимости от времени года. Огонь не кажется, а в самом деле горячий.

Таким образом Беркли утверждает, что именно он-то и выражает точку зрения обычного человека, точку зрения здравого смысла.

Еще одна трудность в проблеме восприятия, на которую обратил внимание Беркли, состоит в том, чтобы объяснить, каким это таким образом косная и неподвижная материя может воздействовать на столь текучую и непостоянную субстанцию, как сознание. Для нас, воспитанных на марксистской философии, даже сама постановка проблемы непонятна. Человеческое сознание это не пассивный инструмент, который как зеркало отражает предметы, попадающие в поле его зрения. Человеческое сознание само по себе активно. Оно как локатор или зонд направляется человеком на внешний мир, готовое воспринять и переработать поступающие оттуда сигналы

1713 Появляется "Три разговора Гиласа с Филонусом" Беркли

В этом эссе, написанном в форме диалога, философ пытается популяризовать свои экстравагантные идеи, изложенные тремя годами ранее в "Опыте о человеческом познании". Ничего нового он не добавляет, но дает яркие и запоминающиеся примеры в обоснование своих мыслей.

Доктрина о том, что за образами нашего сознания не стоит никаких материальных предметов, а только идеи, потребовала от Беркли коренного пересмотра многих философских положений и понятий. Наверное, впервые в мировой философии, по крайней мере в ясно сформулированном виде, он поставил понятие об объекте.

Это все та же проблема, доставшаяся нам от средних веков и нерешенная до сих пор общего и единичного. Существуют ли общие вещи вообще, или только единичные, яблоко вообще, а не конкретные яблоки, топор вообще, а не конкретные топоры. В этом вопросе Беркли выступил ярым номиналистом: только конкретное, никаких общих вещей нет.

Но он пошел еще дальше, куда и самые отъявленные номиналисты не решались заглядывать. Нет не только общих вещей, но и конкретных. Нет не только яблока вообще, но и конкретного яблока тоже нет. А что есть? Есть только единичные идеи. В случае яблока это будут твердость. округлость, сладость на вкус и т. д.

То есть то, что мы называем предметами или объектами -- это не более, чем объединение отдельных идей в некое единое целое, осуществляемое человеком потому, что эти идеи часто встречаются вместе. И Беркли даже нашел ту гниду, которая ответственна за такую путаницу. Во всем виноват, оказывается, язык.

Люди бы не смогли понять друг друга, если бы они не научились объединять в один предмет ряд постоянно встречающихся друг с другом в комплексе качеств и называть эти комплексы одним именем. Именно благодаря такому качеству языка возможна наука и высказывание общих суждений.

"Сумма углов треугольника равна 180 градусам"? Какого треугольника? Они все разные: есть прямоугольные, есть равнобедренные, есть равноугольные. Беркли утверждает, что математик всегда имеет дело только с конкретным треугольником, а формулируя его свойства, он обращает внимание только на те, которые важны для его конкретного исследования, игнорируя остальные. Так исследуя вопрос о сумме углов, геометр имеет перед глазами. например, прямоугольный треугольник. Но поскольку прямой угол не имеет в этом вопросе никакого значения, то он его игнорирует, а полученный вывод распространяет на все треугольники.

Проблема объекта очень серьезна. Откуда мы знаем, что река, дерево, дом -- это единичные объекты, а не совокупность многих независимых? Человек живет в мире сделанных им вещей, и потому понятие вещи, как естественного и неразложимого сочетания качеств, кажется ему не подлежащим сомнению, и он переносит это понятие на природу.

И потому часто сталкивается с неразрешимыми проблемами. Вот придумал он молекулы и атомы, хотя никто и никогда этих частиц не видел и не наблюдал. Предположив существование молекул, человек вывел свойства, которыми должен вроде бы обладать предмет, если он действительно состоит из молекул. И в самом деле, при тепловом расчете газов предположение о том, что теплота тела это сумма кинетической энергии составляющих его молекул, блестяще подтвердилась.

Подтвердилась. Да. Но только для газообразных тел, а вот с жидкостями дело пошло хуже, а для теплового расчета твердых тел молекулярная теория потерпела полное фиаско. Что ставит под сомнение существование такого объекта как атом или молекула или, по крайней мер, его универсальный характер

1871 Публикация неизданных работ Беркли Фрезером.

Беркли к тому времени был основательно подзабыт и известен только очень узким специалистам, к каковым относился и Фрезер. Но вместо того, чтобы затеряться среди множества ученых записок, данная публикация вызвала неожиданный ажиотаж и привлекла внимание к философу.

Тогда в философской моде гремели имена Маха и Авенариуса с их теорией эмпириокритицизма. И вот оказалось. что положения этих новомодных идей полностью повторяют мысли Беркли. Мах и Авенариус немножко поколебавшись, признали этот факт и объявили Беркли своим предтечей.

Среди прочего Фрезером были опубликованы юношеские записки Беркли, куда он тщательно заносил свои мысли еще находясь на студенческой скамье. Самая главная и революционная из них звучит так: "На что может быть похоже ощущение, кроме ощущения?"

Этот постулат поднимает целый круг очень важных и серьезных проблем.

Верно ли мы воспринимаем окружающий мир. Тридцатью годами позже Ленин выдвинул, как учили нас, теорию отражения в познании. Де все наши идеи (идеи -- это образы вещей: стол, стул, река, а не идеи коммунизма или реализма) -- есть не что иное как отражение внешних объектов. Мысль весьма хлипкая. Вот допустим, след на песке. По этому следу мы можем определить, чей это след: человека или животного, если человека, то обутого или босого. По размеру отпечатка мы узнаем примерно о росте человека, его габаритах и весе и еще многое другое.

Верны или не верны наши предположения можно проверить, найдя обладателя следа. То есть мы можем сравнить след от предмета с самим предметом и понять, правильно или нет наше суждение об этом предмете. Наши ощущения по мысли -- и не только Ленина -- это такие следы от воздействия внешних объектов. Но как мы можем судить, верно ли наше суждение, ибо мы имеем только разные следы и не имеем объектов.

Вот палка, она прямая. Как может быть прямой палка. Сунули ее в воду, она сразу искривилась, вынули -- она снова прямая. Так прямая она или кривая? Нужно сравнить видимый нам образ с самой палкой, но мы имеем только разные зрительные образы ее: один в воде, другой в воздухе. Какой из них верен?

То есть наши ощущения, делает вывод Беркли, не дают нам адекватного представления о внешних предметах. Беркли даже пришел к выводу -- не в юношеских записках, а позднее, -- что мы не можем судить не только о предметах за пределами наших чувств, но и том, существуют ли эти предметы вообще. И он даже стал рьяно отстаивать: нет не существуют. Ощущения -- это всего лишь наши идеи, которые существуют исключительно в нашем сознании.

Но против такого вывода бунтует наш возмущенный разум, и готов впасть в яростные возражения. Простой элементарный опыт свидетельствуют, что есть нечто в нас, чем в какой-то мере мы вольны распоряжаться; мы можем представить себе любой предмет, а можем и не представлять. Мы вызываем его в воображении по нашему желанию. А вот внешние предметы существуют независимо от нашего желания и воли. Мы может закрывать глаза, отворачиваться, но неприятные для нас вещи есть, и ничего с этим не поделаешь.

Более разумной и взвешенной здесь представляется мне позиция Канта. Он согласен с Беркли, что ощущения можно сравнить только с ощущениями, и о предметах внешнего мира самих по себе мы судить не можем. Однако они существуют, но попадая в наше сознание проходят санобработку нашими познавательными способностями. Это навроде питания. Без пищи человек существовать не можем. Он поглощает хлеб, морепродукты, сыры разного качества и другую снедь.

Однако организму нужен не хлеб и не вино, а тем более сыр. Ему нужны жиры, углеводы, сахароза, фруктоза. Поэтому он, то есть организм, использует пищу не в том виде, в каком он ее употребляет, а в переработанном. Так же и наши идеи -- это предметы внешнего мира в переработанном виде.