Кафель на стене и полу. Будто плесень. С каждым годом, медленно, незаметно для людей, плитка к плитке, тянулся вверх и в толщину. Давление. Скоро, через сто лет, он поглотит коридор, и тогда никто не сможет дойти до этой обшарпанной грязной двери. В разорванных дырах клочьями вата. Шутники дети не раз пытались её жечь. Обугленная вата. На эту дверь даже смотреть - брезгливость заставляет вздрогнуть, будто смотришь на мерзкое насекомое. Но мне она нужна, нужно до неё дойти.
Рядом с дверью, на месте вырванного с корнем звонка, торчали оголенные провода. Их вид был такой, будто они шли прямиком в ад. И несли в себе не электричество, а чистое, незапятнанное зло. И это зло щедро разливалось на стену. Какой же у стены был цвет? Если однажды археологи откопают остатки этой стены, им придется сильно потрудиться, доискиваясь первого, изначального слоя. Надпись за надписью, пакостные рисунки, наклеенные и сорванные объявления, которые никто и никогда не читал, высохшие до окаменелости харчки, не читаемые символы зла и разложения, какофония мерзости. Будто кто-то задался целью поместить на эту стену всё самое ужасное, что только можно придумать, чтобы призвать Сатану. Но Сатана, увидя такое, не пришёл. И уже не придёт.
Стена уходила ввысь. Надписи следовали за ней. У стены не было шансов уйти. Наивный, добрый потолок, когда-то белый и чистый, тянулся к стене, пытаясь помочь, спасти, вытащить, но это была большая ошибка. Глупо было надеяться, что до него не доберутся. Теперь он, оплеванный, в тысячах пропален от приклеенных спичек, как в чёрных, мёртвых, не светящих звёздах, в тысячелетнем слое пыли, в обрывках грязной паутины, нависал над головами, и ждал только одного, наконец рухнуть и размозжить хоть одну из этих мерзких, шевелящихся тварей. Откуда на нём взялась паутина? Ни одно живое существо не способно здесь выжить. Ни одно живое существо. Не способно. Здесь выжить. Это место смертельней открытого космоса. Радиация, кислота, напалм, токсины - это жгёт тело. Это место выжигало душу. Тот кто идет тут, не может быть живым.
Но мне нужно было дойти. У меня не было выбора. Идти больше некуда. Шаг. Шаг.
Сбоку, под лестницей во тьме - живой, шевелящейся, непроглядной, вонючей, мерзкой тьме, копошился бомж. Я не уверен, что это человек. В такой тьме с человеком происходят необратимые изменения. Вырастают щупальца и шипы. Тело покрывается жёсткой, клочковатой, почти металлической шерстью. Воля и всё человеческое изгоняется, и человек становится слугой и предвестником тьмы. Днем он прячется под лестницей: впитывает, поглощает, накапливает и перерабатывает тьму, а ночью они выходят из каждого дома, чтобы слиться в один огромный, мерзкий, шевелящийся шар, чтобы давить и забирать тех безумцев, которые не успели спрятаться. Нет, всё не так, но как я не знаю. И мне на это просто наплевать.
До двери было еще так долго. Шаг. Шаг.
Голоса. Непроизносимая, тёмная, злобная и бессмысленная речь. Справа окно. Которое потеряло последнее стекло тысячелетие назад. Сейчас вместо стекла бычий пузырь, мерзкая, непрозрачная плёнка, будто кожица яйца гигантского насекомого. И было ощущение, что оно вот-вот вылупится, прорвёт эту тонкую грань в наш мир - и сожрёт его, и умрёт от отравления, и не будет ничего больше, кроме разлагающейся белесой личинки. Вселенная будет разлагающейся белесой личинкой. Нет. Это было всего лишь оргстекло, жёлтое и расцарапанное, с чёрными пятнами от многовековых попыток его сжечь. Окно не отличалось от стены, но сквозь него падает отравленный, больной свет. В такое окно может проникнуть только больной свет. И в лучах этого света сидят в неестественных позах стражи этажа. Сидят на погребальном кургане из тысячи миллионов бутылок, банок и шприцов. Что погребено под этим курганом? Какой великий воитель зла был удостоен такой чести? Стражи глотали ритуальный яд из бутылок, и опустошённые бутылки падали, наполняли и расширяли курган. Стражи были чрезвычайно веселы и увлечены. Стражи меня не замечали. Оставалось лишь верить в это, потому что они сильны и могущественны. А я слаб и беспомощен. Они скажут "прыгай" - я буду прыгать. Они скажут "плачь" - я заплачу. Они скажут "выколи себе глаза" - я выколю. Стражи не знают жалости и боли. Не чувствуют ничего кроме ненависти и зла. Разрушение, подавление, агрессия и жестокость. Их радость - твоя боль и печаль. Их счастье - твой сломанный нос и выплюнутые с кровью зубы. Всё что им нужно - уничтожить то, что не вписывается в их стройную и простую систему мироощущения. Но у них нет власти за дверью. Если я сумею проскочить, прокрасться, спрятаться, сжаться в точку, пропасть с их поля зрения, попасть в их белое пятно. Ни слова, ни шороха и ни капли страха. Они чувствуют страх как акулы кровь. Я монолит. Я тень. Я никто. Шаг. Шаг.
- Эй слышь - слова приговор. Заметили.
- Сюда иди - слова казнь. Заметили.
Дверь так близко, но невероятно далеко. В другой галактике.
Иду. Стражи смотрят с презрением и полу усмешкой.
- Сиги есть? - я не курю, но достаю пачку, ожидая удара. Вырывают из рук. Снова разворачиваются друг к другу и снова начинают говорить на своём чёрном языке. Слова как блевотная масса, извергались из них безостановочно. Они даже не слушали друг друга, потому что ту мерзость, желчь, словесные плевки и речевой перегар невозможно было слушать даже им. Слова, смех, движения, звуки и символы. Всё это кружило и обволакивало их жёлтым, тошнотворным туманом. Меня замутило, и я сделал шаг от них изображая приклеенную улыбку. Не заметили. Забыли. Пронесло. Шаг. Шаг. Шаг.
До двери оставался всего один рывок.
За спиной послышались тихие шаги. Тихие маленькие шаги босых детских ног. Тихий огромный ужас парализовал меня. Шажок, прыжок, шажок, прыжок. Оно остановилось за моей спиной.
"Не оборачивайся! Не оборачивайся!!" Но тело, будто не моё, медленно, по градусу в час, стало разворачиваться.
Полная тишина. Даже стражи притихли, будто вмёрзли в свой блевотный туман.
Я открыл глаза. Я смотрел. Девочка. Без глаз. Без лица. Без будущего. Без надежды. Тонкая. Мёртвая. Тянула руки ко мне. "Обними". Чёрная кровь капала из разрезов на руках. Последние капли.
Я закрыл глаза. На ощупь, мёртвыми пальцами отпер дверь. Шагнул за порог.